— Повинуюсь! — шутовски поклонился Забалуев. — Корфы отныне — и мои враги.
— Так-то лучше, — Долгорукая благосклонно улыбнулась. — Будете меня слушаться…
— Буду, буду, буду! — поспешно вставил Забалуев и затряс головой, как китайский болванчик.
— Многое заполучить сможете, Андрей Платонович, — Долгорукая со значением погрозила ему пальчиком. — А пока давайте назначим дату свадьбы.
— Через три недели от пятницы подходит? — услужливо предложил Забалуев.
— Через… — Долгорукая что-то быстро подсчитала в уме. — Через четыре.
— Как скажете, матушка! — Забалуев снова вскочил и подбежал к приложиться к, княжьей ручке.
— Да уж, Андрей Платонович, — мечтательно сказала Долгорукая, позволяя ему обмочить себе запястье, — с моим-то вкусом да с вашими деньгами мы такую свадебку сыграем!
Здесь слишком не вовремя скрипнула дверь. Долгорукая жестом велела Забалуеву отойти и внимательно посмотрела в сторону двери в гостиную.
Потом она метнулась к двери и распахнула ее. Рывок Долгорукой был так стремителен, что Соня, стоявшая согнувшись у замочной скважины, отбежать не успела, и мать застигла ее на месте преступления. Княгиня ласково, но цепко ухватила дочь за мочку уха и вывела в коридор.
— Я вот и тебя под замок посажу, — зашипела Мария Алексеевна, — будешь знать, как за матерью шпионить!..
— Матушка! — Соня изогнулась, пытаясь высвободиться. — Не буду я, больше не буду! Так хотелось за Лизу порадоваться — повезло ей, замуж выходит!
— Порадоваться — это хорошо! — Долгорукая разжала пальцы, и Соня прытко побежала от нее прочь по коридору. — Беги-беги, подрастешь скоро — и тебя порадую! А что, Андрей Платонович, найдем и Соне жениха солидного да богатого?
— Было бы желание, — кивнул подошедший проститься Забалуев, — а жених подходящий всегда отыщется.
— Вот и славно, — улыбнулась Долгорукая, провожая его.
На обратном пути к ней опять подластилась Соня. Она ждала, пока мать и Забалуев распрощаются, чтобы сделать еще одну попытку заступиться за сестру.
— Маменька, прошу вас, выпустите Лизу. Я обещаю следить за ней!
— Следить, положим, ты могла бы, а вот ручаться — вряд ли, — с показательной суровостью сказала Долгорукая. — Пусть этот урок пойдет ей на пользу.
— Маменька, Лиза любит Владимира! Ей нужно время привыкнуть к мысли, что они никогда не поженятся.
— Вот посидит взаперти и привыкнет, — Долгорукая заботливо поправила ленточки на косах дочери, аккуратно уложенных вокруг головы.
— Маменька, а можно, я с ней сидеть буду, чтобы успокоить ее? — Соня просительно и преданно заглянула матери в глаза.
— Хорошо, иди, — смилостивилась та. — Но учти, вздумаешь потакать сестре и ее глупостям разным, пеняй на себя!
Соня от радости подпрыгнула, быстро поцеловала мать в щечку и бегом устремилась по коридору к сестре. Она буквально влетела в комнату к Лизе и остолбенела. Посередине комнаты стоял небольшой сундук для вещей, на постели и на стульях — кругом были разложены Лизины наряды. А сама она перед зеркалом, прикладывая очередное платье к себе, решала, что брать с собою в дорогу, а без чего она вполне сумеет обойтись. И по тому, как сосредоточенно она это делала, Соня поняла, что Лиза настроена решительно и серьезно.
— И как ты побежишь с таким сундуком? Ты его даже по лестнице спустить не сможешь, — попыталась пошутить Соня.
— Хорошо, оставлю это платье — оно мое самое любимое, — сказала Лиза, словно не слыша сестру.
— Лиза! Ну, подумай, где ты остановишься? На что будешь жить? А ведь мама уже и день свадьбы назначила.
— Не знаю… — Лиза горестно всплеснула руками и присела на край кровати, — я ничего не знаю! Но в этом доме я больше ни минуты не останусь!
— Но куда же ты пойдешь? — Соня подошла к сестре и приласкалась. — Бежать одной страшно!
— Сонечка, для меня куда страшнее выйти за ненавистного мне человека, — обнимая сестру, проговорила Лиза. — Тебя еще на свете не было, когда барон и отец договорились о нашей свадьбе с Владимиром.
— Мама думает о твоей пользе, Забалуев богат…
— Будь прокляты его деньги!
Я выйду замуж только за того, кого люблю!
— Лиза, а может, все не так уж страшно? Татьяна говорила — стерпится, слюбится.
— Слюбится? — Лиза возмущенно отстранила от себя сестру. — Скажи, ты сама могла бы поцеловать Забалуева? Обнять его, прижаться к нему?
— Не-ет, — Соню даже затошнило.
— А если бы тебе матушка приказала? — настаивала Лиза.
— Н-не знаю… — совсем растерялась девочка.
— Да я бы первая не допустила, чтобы тебя положили в постель с гадким стариком! — Лиза порывисто поднялась и отошла к окну.
Пока Лиза молчала. Соня тоже не знала, что говорить — она ничего не понимала в любви. И что, в самом деле, такого в этом Владимире, который и думать про сестру забыл, а она убивается, против воли материнской идет? А ведь может выйти замуж — это так красиво! Платье с кружевом, фата длинная-предлинная, все кругом поют, коронуют, священник в золотых одеждах и подарков полный дом. А еще — стол юрой да фейерверки! И станет Лиза сама себе хозяйка, наряжайся, сколько хочешь, за границу езжай — в Париж, в Италию! И никто уже не погонит спать вечером пораньше и не поставит в угол. И чего она плачет, странная? А старик… Ну, что старик?
Он и не страшный совсем, в сказках чудища поуродливей…
— Я знаю, что надо сделать! — вдруг радостно воскликнула Лиза и бросилась к столу. — Я напишу письмо барону Корфу, чтобы он срочно вернулся в имение.
— А если матушка узнает… — испугалась осторожная Соня.
— Ничего она не узнает! Я письмо не подпишу и попрошу барона никому о нем не рассказывать.
— А как ты передашь письмо? Барон в Петербурге.
— Ты ко мне сейчас Татьяну позови. Она, я знаю, с Никитой, что у Корфов кучером, знакома. Он и передаст письмо хозяину в Петербург. Никита честный человек, все сделает, как надо. Беги за Татьяной, да незаметно, чтобы никто ничего не заподозрил.
Сонечка, милая, скорее!
И пока сестра звала Татьяну, Лиза быстро начеркала несколько строчек.
Ее переполняла гордость — как это она сообразила! Конечно, кто же еще может помочь ей, как не добрейший Иван Иванович!
Старого Корфа, особенно после смерти папеньки, Лиза считала своим отцом. Барон был всегда к ней искренне расположен. Он казался ей сказочным волшебником — никогда не оставлял без подарков, находил время, чтобы выслушать, и разговаривал ласково. Иван Иванович частенько приглашал сестер на представление в свой театр, и там, на сцене, Лиза видела воочию воплощение своих грез о прекрасной любви. Особенно тронул ее англичанин Шекспир. Его «Сон в летнюю ночь» завладел ее воображением, и барон даже подарил ей две тоненькие книжки — текст пьесы на английском и русском языках…
— Никак спрашивали, барышня? — в комнату неслышно вошла Татьяна.
— Танечка! — Лиза бросилась к ней, обняла. — Вот возьми, послужи, милая, отнеси Никите! Пусть мчится быстрее в Петербург, к хозяину, скажи, что от этого письма и жизнь, и смерть зависят!
— Хорошо, — кивнула Татьяна. — Сделаю.
— Только пусть все в тайне будет, и Никите накажи — никому ни слова, а, если поймают, не признаваться ни в чем! Да и сама осторожнее, матушка, видишь, сегодня грозна больно!
— Не переживайте, Елизавета Петровна, — Татьяна быстро спрятала письмо в потайной карман. — Все получится, как задумали…
Перекрестив Татьяну на дорогу, Лиза бросилась на кровать — силы почти оставили ее. Никак она не ожидала, что этот день принесет ей такие беды. И боли, подобной нынешней, она не испытывала со смерти папеньки. А тогда казалось — сердце разорвется, так оно стучало и рвалось!
Через час Соня зашла к ней и шепотом сообщила, что Татьяна виделась с Никитой, и тот обещал, как вечером с поля управляющий всех отпустит, тайно гнать лошадей в Петербург. Лиза облегченно вздохнула и, пожелав сестре спокойной ночи, легла спать. Она даже к ужину не вышла — решила, так ночь быстрее пройдет. Мария Алексеевна звать ее лишний раз не стала — чудит дочка, ну и пусть чудит. Поблажит и успокоится, а все равно по-моему будет, по-материнскому велению.
А Лизе снился сон. Она видела себя на балу рука об руку с Владимиром.
Он — такой стройный, при эполетах, танцует легко и изящно. А она — украшение бала, в роскошном платье, сияющая и счастливая.
— Я люблю вас, Лиза, — нежно говорит он, и его глаза светятся изумительным светом. — Хотите шампанского после танцев?
— Я никогда не была прежде на балу, не пила шампанского и так скучала по тебе!
— Я тоже! — страстно отвечал Владимир и кружил ее в вальсе, кружил…
Лиза проснулась от зова раннего соловья. Серогрудый певец вздумал разводить коленца прямо под ее окном.
Лиза встала и, раскрыв створки, села на широкий подоконник, подобрав ноги под себя. А соловей свистел — трели его были переливистыми и рассыпчатыми. От сложнейших фиоритур заходилось сердце. Лиза всегда поражалась умению этих внешне неприметных птах так трогать и смягчать душу.
Она слушала, как самозабвенно и с упоением соловей взбирался все выше и выше на вокальные высоты, не теряя силы и нежности звука.
Лиза не сомневалась, что любила Владимира Корфа. Она знала его с детства. Они вместе росли, играли в лапту и серсо, когда отцы их., закадычные приятели, обменивались визитами, чтобы поговорить о новостях и сыграть пару-другую партий в шахматы. Поначалу Володя казался Лизе братом.
С ним было весело и просто, и хотя он по-мальчишески любил командовать, Лиза с удовольствием подчинялась ему — Владимир становился так мил, когда сердился и капризничал.
Любовь озарила ее спустя много лет, когда Корф-младший приехал домой на летние каникулы. Он уже учился в Пажеском корпусе и стал так серьезен, так вырос… Владимир привез с собой несколько книжек — все больше стихи. И Лиза впервые взглянула на него по-другому. Ее девичье сердце учащенно и сильно забилось.
Лиза начала в присутствии Владимира настолько заметно смущаться и краснеть, что барон Корф сказал ее отцу — пора уже нам подумать и о будущем наших детей.
Владимир-офицер покорил ее еще больше, и другой судьбы Лиза для себя уже не представляла. И то, что он тоже относился к ней с трепетным вниманием и нежным чувством, укрепило ее в мысли, что это — судьба, что он ей предначертан, и однажды воля небес будет ими исполнена — они станут мужем и женой…
Наступивший день, однако, не принес ей перемен. От Корфов новостей не было. Татьяна только разводила руками, Соня смотрела на нее жалостливо, а маменька, милостиво разрешившая выйти к завтраку, снова завела разговор о Забалуеве, как решенный.
И Лиза расплакалась за столом и убежала к себе.
Наконец, она решила, что загадает, и, если примета не сбудется, то ждать она больше не станет — убежит, куда глаза глядят. И будь что будет!
— Что там? — спросила вошедшая Соня, пытаясь понять, что с таким интересом сестра рассматривает за окном.
— Подожди, — отмахнулась Лиза. — Сбудется!
— Что сбудется?
— Я загадала, если птица сядет на ветку, значит, Владимир приедет вместе с бароном.
— Глупости, — пробурчала серьезная Соня.
— Если сейчас кот прыгнет на забор, тогда…
— Лиза! Ты ведешь себя, как маленькая! Неужели нету других дел?!
— У меня сейчас одно занятие — ждать барона…
— А сколько придется ждать? — Соня тоже пристроилась рядом с ней у окна и принялась выглядывать в сад.
— Утром он получит.., нет, уже получил письмо. Теперь он знает, что мать собирается отобрать у него поместье, и тут же вернется.
— Но у него могут оказаться и дела поважнее, — Соня страсть как любила все подвергать сомнению и проверять любые тезисы на прочность.
— Что может быть важнее?! — обиделась Лиза. — Он пришлет ко мне Владимира. Я увижу, что он так же тосковал обо мне, как я о нем! Я расплачусь у него на плече, скажу: «Ты знаешь, сколько я пережила, пока тебя не было!» А он улыбнется: «Теперь я с тобой, и ничего не бойся».
— А если барон подумает, что письмо — это чья-то глупая шутка, и опоздает?..
— Тогда… — Лиза оглядела комнату. — Тогда я буду готова к решительным действиям. Я ведь, Сонечка, уже почти собралась.
— Лиза, — Соня с жаром схватила сестру за руку. — Давай попробуем все решить по-хорошему. Давай поговорим с маменькой. Она поймет!
— Она ничего не поймет! Она помешалась на деньгах, а моя судьба ее не слишком занимает, — с отчаянием в голосе проговорила Лиза.
— Это я виновата, — Соня затеяла плакать. — Я сказала тебе, что день свадьбы назначен!..
— Милая, не вини себя, — Лиза ласково погладила сестру по голове. — Ты поступила правильно. А не то сидела бы я, смотрела в окно, а потом опомниться бы не успела, как оказалась бы замужем за дряхлым стариком! Брось эти слезы, лучше помоги мне собраться, немного осталось…
— А далеко ли ты собралась без материнского благословения? — Долгорукая, как всегда, вошла в комнату дочери без стука и предупреждения.
Она тут же увидела вчерашние Лизины приготовления к побегу и нахмурилась. — И куда же решила отправиться?
— Куда глаза глядят! — вскричала Лиза.
— Уж не к Корфам ли побежишь? — Долгорукая прошла вперед, оттесняя Лизу к постели.
— А хоть бы и к Корфам! Они меня замуж за старика не выдают!
— Ах ты, Господи! — завелась Долгорукая. — С тобой забыли посоветоваться! А не прикажешь ли испрашивать твоего мнения об управлении хозяйством? Что да как сеять, да когда собирать? Или за кого выдать Соню?
— Соня тоже должна выйти замуж по любви!
— Да откуда ты набралась такой ерунды? Из тех книжек, что тебе Корфы надарили?
— Вы не смеете уничтожать мою жизнь! Не смеете заставлять жить с ненавистным мне человеком! Если бы отец был жив, он бы не допустил такого позора! — Лиза стояла напротив матери, словно хотела сразиться с нею.
— Твой отец был наивным и малодушным!..
— Не смейте так говорить о папеньке! — оборвала Лиза княгиню со слезами в голосе. — Он благословил наш союз с Владимиром! Он верил в нашу любовь и желал нам счастья.
— Счастья?! Да что он понимал в счастье! — надменно рассмеялась Долгорукая.
— Вы просто не любили его!
— Ах, вот оно что! — иронически всплеснула руками княгиня. — Ты, друг мой, оказывается, лучше меня знаешь, как я жизнь прожила! Но это уже слишком! Хватит! Больше никаких послаблений! Ты выходишь замуж за Забалуева, и разговор на эту тему последний! А пока я свой запрет не снимаю — будешь сидеть в комнате до того, как Андрей Платонович приедет для объявления помолвки. И тебя я, пожалуй, закрою на ключ. Ты, Соня, ступай сейчас же со мной — пусть эта негодница одна посидит. А к обеду я за ней Татьяну пришлю.
— Не буду я обедать! — крикнула вдогонку уходящей матери Лиза. — Лучше с голода умру!
— Это уж как сама пожелаешь, — пожала плечами Долгорукая. — А завтра все равно отец Павел приедет — договор наш с Забалуевым освящать.
Идем, Соня!
Мария Алексеевна взяла Соню за руку и насильно вытолкала ее из комнаты впереди себя, потом заперла дверь на ключ.
Лиза зарыдала в голос. Разум ее, казалось, помутился — мир искривился и поблек. Все было безрадостным и угнетающим. Жизнь бесславно закончилась, успев лишь поманить замечательной сказкой о счастье. И любимый так и не приехал, не ворвался в ее казематы на белом коне — блестящий гвардейский офицер с золотыми аксельбантами…
Лиза уже исплакала пару-другую платочков, когда в окне появилась русая голова Татьяны. Верная девушка подставила к окну лестницу.
— Барышня, а барышня! — тихонько позвала она. — Вы бы плакать перестали и меня послушали.
— Татьяна! Ты! — Лиза бросилась к окну. — Милая, помоги мне выбраться из этой тюрьмы! Я должна бежать!
Сейчас же, немедленно!
— Вы бы, Лизавета Петровна, не спешили, — успокаивающий тон девушки подействовал на Лизу благотворно, и она прислушалась к ее словам. — У меня для вас новость хорошая…
Татьяна ненадолго замолчала, прислушиваясь к голосам, доносящимся от дома. Лиза тоже замерла, опасаясь неловким словом или движением нарушить эту тишину, как будто от нее зависела и жизнь, и судьба. — — Я узнала от Никиты, конюха Корфов, — наконец, быстро проговорила Татьяна, — что барон прибыл в свое поместье!
— Свершилось! — воскликнула Лиза и в благодарном молении Небесам сложила ладони. — Татьяна! Мне нужно срочно увидеться с бароном!
— Но это невозможно, — с сомнением покачала головой девушка. — Барыня вас заперла, а ключ носит с собою.
— Нет ничего невозможного! — храбро сказала Лиза. — Надо только придумать, как мне выбраться отсюда…
Глава 7
Беда не приходит одна
Карл Модестович Шуллер спозаранку разыскивал барского конюха Никиту. Управляющий по обыкновению заглянул для порядка в манеж и, к великому своему удивлению, не обнаружил в стойле одного из лучших жеребцов.
Он берег его для себя, потому что страсть как любил покрасоваться и вообще уже не раз думал о том, как рысака у барона увести — то ли хворым объявить, то ли свалить пропажу на здешних цыган, что табором стояли неподалеку, А пока велел Никите беречь его пуще глаза и холить, что есть силы. И вот тебе — ни Никиты, ни —Бурого!
Шуллер послал на луга и на водопой — проверить, не там ли оба, но посыльные вернулись ни с чем. Раздраженный управляющий уже велел объявить конюха в розыск, когда ему сообщили, что Никита, как ни в чем ни бывало, обмывает в стойле Бурого с прогулки.
Управляющий подозвал к себе дворового Григория. Он был у Шуллера на посылках. Двухметровый увалень, он отличался покладистым нравом и недалеким умом, хотя был разговорчив и порой излишне любопытен. Шуллер прикармливал этого вполне добродушного великана на тот случай, если требовалось кого-нибудь проучить или силой к ногтю привести. Григорий запросто поднимал двух мужиков и в свалке мог раскидать полдюжины человек. Но если и бил кого — сам с пьяных глаз или по указу управляющего — то всегда смотрел несчастному в глаза с состраданием и заботой, словно спрашивая — не сильно примял-то?
Ты уж потерпи, браток…
— Значит так, Григорий, — Шуллер постучал плеткой по сапогу. — Ступай сейчас к воротам конюшни, а как Никитка из стойла выходить станет — хватай его да скрути покрепче. — — Никак, парня угробить собрались? — нахмурился Григорий. — За что хоть суд-то?
— Я еще перед тобой отчет не держал!.. Гулял он всю ночь где-то да еще лучшего рысака загнал!
— Я к вам, Карл Модестович, со всем уважением. Но и Никиту я хорошо знаю — просто так не исчез бы.
А вы поговорили бы по душам, узнали, может, стряслось чего. И тогда решили, пороть или нет.
— Может и тебя заодно выпороть, раз уж ты такой сочувственный? — взъелся управляющий. — И вообще — что такого может стрястись у крепостного конюха? Какая такая у него может быть тайная жизнь? Ну? А если у него что и стряслось, о чем я не знаю, то значит, Никитка скрывает это от меня. Скрывает от своего управляющего. Или ты со мной не согласен?
— Да вроде правы вы, барин, — Григорий в задумчивости почесал горстью в затылке. — Значит — вязать и пороть?
— Вязать и пороть! Да побыстрее, чтобы опять куда не пропал!
Глядя, как Григорий по-медвежьи косолапит к конюшне, Карл Модестович выругался на родном наречии и в порыве гнева стегнул плеткой по горшку на скамье близ ворот. И чего, спрашивается, утварь поперек дороги оставили, разбазаривают добро! Горшок отозвался звонкой пустотой и разбился.
— Карл Модестович, — окликнул его Григорий, — готово все!
— Чудесно, — самодовольно улыбнулся управляющий.
Он любил покуражиться над крепостными, особенно когда старый барон уезжал. Жаловаться на него боялись.
Барон бывал в имении наездами, а управляющий здесь — каждый божий день и час.
— Итак, — тихо сказал Шуллер, подходя к связанному Никите.
Конюх стоял на коленях в сенном углу и с вызовом смотрел на управляющего. Управляющий никогда не решился бы встретиться с ним один на одни — Никита парень был видный, высокий, сильный. Барон всегда брал его в театре на главные роли — героев-любовников играть.
— Отпустили бы вы меня, — попросил Никита, — мне еще репетировать надо.
— Отпущу, — кивнул Шуллер, — если немедленно скажешь, по какому такому поводу и куда ты ночью гонял Бурого!
— Не было ничего. В поле я его выводил, потом через лес — и вниз, к реке.
— Значит, правды говорить не хочешь? Будь по-твоему — выпори-ка, Гриша, его хорошенько. Лупи, до тех пор, пока не скажет, где его носило.
Григорий с извинением занес свой кулачище над Никитой, как вдруг в конюшню зашла Полина — тоже актриса из крепостного корфовского театра.
— За что парня мучаете, изверги? — всплеснула она руками. — Может, и не виноватый он? Может, ему и правда скрывать нечего? Мне сердце подсказывает.
— Сердце, говоришь? Ладно, — ухмыльнулся управляющий и, подойдя к Полине, схватил ее за руку, потом взятой с гвоздя веревкой несильно перевязал ей запястья и велел:
— Тогда вы вместе здесь и посидите по-сердечному. А мы пока подумаем, как с вами дальше быть.
Модестович кивнул недоумевающему Григорию — мол, давай, выйдем пока. Григорий ничего не понял и попытался что-то спросить, да управляющий ему так на ногу наступил, что даже этот неповоротливый и малочувствительный гигант вздрогнул и заковылял к выходу. Выйдя за дверь, Шуллер дал знак Григорию, чтобы стоял тут же и молча слушал, что там в конюшне происходит.
— Как же ты, Никитушка, попался? — доносился до них сладкий голос Полины. — Дай-ка я к тебе поближе сяду, рану твою поцелую — такое лицо красивое разукрасили! Где же ты был, соколик мой, всю ночь пропадал?" Какие у тебя мягкие волосы… И руки сильные… Хочешь, я буду, весь день целовать тебя и всю ночь? Ты только скажи мне… Скажи, где ты был?
— А ты поцелуй меня еще раз да покрепче. И я тебе скажу, — голос Никиты звучал глухо и даже, показалось, грозно.
— Так? Хорошо?
— Да. А ехал я через поле и думал о тебе… Какая же ты подлая дрянь!
— Ах ты, лошадник несчастный! — взвизгнула Полина. — Надеюсь, Карл Модестович своей плеткой живого места на тебе не оставит!
Управляющий рванулся в конюшню и на пороге столкнулся с Полиной, со злостью стаскивающей веревки с рук.
— За содействие благодарен, да только результат — никакой.
— Для тебя никакой, а я знаю: к Аньке он в Петербург ездил, к любимой потаскухе старого барона! С ума он сходит по этой гадине! Влюблен он в нее!
— Уверена? — с подозрением спросил Шуллер. — Он же ничего не сказал.
— А мне и говорить не надо! — кипятилась Полина. — Если бы кого другого дело касалось — мигом язык развязался бы, лишь бы его актерское личико не попортили. А за эту он на эшафот пойдет — выгораживать будет!
— На эшафот, говоришь? — недобро усмехнулся управляющий. — Это мы ему быстро устроим. Григорий! Бей его, пока не разговорится или язык не вывалится!
Григорий укоризненно покачал головой и пошел ломать Никиту. Удары так и посыпались на конюха.
— Ну, так где ты был?! В Петербурге?! Встречался с бароном? О чем ты с ним говорил? Отвечай! — кричал Никите в лицо стоявший над ним Шуллер.
Полина караулила у двери — ее вмешательство было предусмотрено хитроумным управляющим. Прослышав, что Никиту все утро искали, она сама бросилась помогать Шуллеру, и тот велел ей вмешаться и разговорить Никиту, когда допрос с конюха снимать будут.
Полине Никита нравился, да только вот незадача — тот все глаза проглядел ради другой, один для него был и есть свет в окошке, милая Аннушка!
Всех околдовала эта стерва — от кухарки до конюха. А старый барон еще раньше пал жертвой ее хитрости — все для нее делает, наряжает, как куклу, возит за собой в Петербург. И словно ее, Полины, нет на белом свете. Никто не замечает, как она красива, как талантлива. Модестович — не в счет, с ним Полина крутила, чтобы дворовой работы избежать. Не все же Анне в кисеях ходить да на шелках почивать!
— Тпру! Приехали! — раздалось от ворот.
Во дворе остановилась карета барона.
— Модестович, — позвала Полина. — Никак барин возвернулся. И она с ним!
— Что? Не собирался он приезжать, — управляющий не поверил ей и выглянул из конюшни. — Только этого мне не хватало!.. Так, Григорий, брось его здесь, развязать не забудь!
Пусть думают — под копыта попал.
А ты у меня, Никитка, смотри! Узнаю, что ночью сделал что-либо против меня, сгною, запорю!
Карл Модестович бросил плетку в конюшне и пошел навстречу барону и Анне.
— Иван Иванович! Какой приятный сюрприз!.. Здравствуйте, Анна Платоновна… Почему не сообщили? Я бы велел накрыть стол, прибрать комнаты, баньку растопить…
— Некогда мне в бане париться, — прервал его барон. — У меня важное дело к княгине Долгорукой. Сейчас сразу и поеду к ней. До меня дошли слухи, что она хочет завладеть моими землями.
— Откуда подобные подозрения? — вздрогнул Шуллер.
— Известие вчера получил. Найди Никиту, пусть запряжет свежих лошадей.
— Да приболел Никитами потом, Долгорукая — женщина непростая.
Скажете ей все прямо — она тут же примется все отрицать. Слезы прольет, и вы окажетесь во всем виноватым.
И припишут вам оскорбление и навет.
— Но я должен выяснить, что происходит!
— Я вам другое предложу. У меня в имении Марии Алексеевны есть приятель. Время от времени он мне рассказывает кое-что о Долгоруких. Позвольте, я сначала с ним поговорю, все и разведаю.
— Так сделай это поскорее! Я не могу позволить Долгорукой украсть мое поместье!
— Сделаю, — кивнул управляющий. — А вы в дом проходите — может, отдохнете? Сейчас распоряжусь, чтобы под суетились все.
— Некогда мне отдыхать, — остановил его барон. — Лучше покажи, что для спектакля готово. Какую пьесу взял, с кем репетируешь. Я собираюсь звать в гости директора Императорских театров — не хочу перед ним показаться дилетантом.
— Как прикажете, — Шуллер поклонился барону и сделал знак Полине следовать за ним.
— Идем, дорогая, — барон велел Анне взять его под руку, и все вместе они отправились в театр.
Репетиция оказалась в полном разгаре, когда они вошли в зал'. Декорациями барон остался доволен. Улочки Вероны, перенесенные на сцену со старинных гравюр, были как настоящие — и башенки, и балкон, на котором стояла Джульетта.
— Неплохо, совсем неплохо, — похвалил управляющего барон. — А как артисты, готовы?
— Работают, Иван Иванович, стараются. А вот, — Шуллер кивнул Полине, все это время державшейся на отдалении, — наша новая Джульетта.
Полина Пенькова — позвольте рекомендовать, достойна всяческих поощрений.
— Сложнейшая роль, однако, — барон с сомнением посмотрел на Полину, девушку высокую, видную, ей бы Психею иди нимфу какую-нибудь играть, а Джульетта — тонкое, хрупкое создание…
— У нее талант, Иван Иванович, большой драматический талант. Уверен, он безо всякого труда позволит ей перевоплотиться в юную итальянку! — с пафосом сказал управляющий. — Вы увидите: Полина станет звездою нашего театра!
— Ваша милость, — Полина склонилась в глубоком поклоне перед бароном. — Не обижайте, барин. Мы ваше доверие оправдаем. Мы так старались!..
— А я тем временем съезжу в поместье Долгорукой, — негромко сказал Шуллер барону.
Корф согласно кивнул и сел в кресло на первый ряд. Он позвал Анну с собой, но она скромно предпочла остаться у стены. Ей не хотелось казаться барыней среди товарищей по цеху, таких же крепостных, как и она сама.
Барон покачал головой, но, скорее, с растерянностью, чем с укоризной. Он уже давно считал Анну звездой и нигде не погнушался бы ее обществом.
— Начнем, пожалуй, — барон махнул рукой, разрешая начать показ.
— Сцена на балконе! — объявил Шуллер и бочком удалился из зала.
Он не мог оставаться здесь дольше — ему надо было немедленно предупредить Долгорукую. Ох, не случайно Никита гонял коня — в Петербург, точно в Петербург! Вот только кто навел? Кто мог проболтаться? Разве что Полина — ей он доверял все свои планы. Хотя вряд ли — от успеха этого дела зависело и ее будущее. Карл Модестович обещал ей, что после свержения барона он выговорит для нее у Долгорукой вольную и сделает своей женой. Он в красках расписывал ей волшебную картину будущего — как они уедут в милую его сердцу Курляндию и в прелестном особняке на два этажа будут жить припеваючи и растить кучу хорошеньких русоволосых детишек.
Полина была тщеславна и завистлива. Она видела, как высоко поднялась Анна, которую во всем считала соперницей. «Что ж, у нее — барон, а у меня будет управляющий», — решила Полина, даже не подозревая, что это не она, а Шуллер выбрал ее. Он давно держал на примете эту бойкую девчонку, для которой предлагать себя было так же естественно, как для Анны играть или петь. Управляющий жил с Полиной, не скрываясь, и в затеянной Долгорукой афере девушка играла не последнюю роль. Полина отвлекала слуг, пока Шуллер подбирал ключи к барской конторке в кабинете и выносил долговую расписку Корфа. Полина стала его верным и постоянным агентом — она слушала все разговоры дворовых, шпионила за Анной, и последнее делала с особенным рвением и удовольствием. Полина все время жила мечтами унизить Анну, раздавить ее, как змеюку, и самой воцариться королевой — на сцене и среди себе подобных. Шуллер всячески поддерживал ее настроение и извлекал из пособничества Полины немалую для себя выгоду. Нет, кто угодно, только не Полина! Разве что затеяла двойную игру, мечтая занять место Анны подле барона?
Управляющий быстро спешился и подбежал к крыльцу особняка Долгоруких, но путь ему неожиданно преградил, казалось, лениво и сонно сидевший на ступеньках кучер княгини Дмитрий.
— Доложи барыне, что я пришел за деньгами, — по дороге Карл Модестович решил убить двух зайцев сразу: предупредить княгиню и затребовать оставшуюся часть суммы, обещанной ему Долгорукой за украденный документ.
— Не доложу, — без страха сказал Дмитрий, грудью защищая проход в дом.
— Да как ты смеешь?! — закричал Шуллер, занося руку над Дмитрием. — Ты что себе позволяешь, рвань? Ты с кем это так разговариваешь?!
— Занята барыня, — тихо, но твердо повторил Дмитрий. — Ведено никого не пущать. У нее гость важный, дело серьезное.