Поэтому мы решили, что если немцы перейдут в мощное наступление, то мы постараемся избежать ввода в бой резервов по частям. В подобных обстоятельствах всегда существует соблазн как можно скорее бросить в бой любое, самое мелкое, подразделение по мере прибытия войск в район боевых действий. Такую привычку имел Роммель, и это было его слабостью. В условиях крупного наступления подобное использование подкреплений приводит к тому, что они быстро перемалываются под ударами продвигающегося противника. Мы понимали, что, если бы нам в конце концов удалось таким способом остановить продвижение наступающего противника, у нас не осталось бы никаких сил для решительного контрудара. Если же это действительно крупная немецкая операция, то потребуется немедленно оказать помощь 8-у корпусу достаточными силами, чтобы он мог организованно отойти с занимаемых рубежей и сохранить основные силы.
Мы еще раз рассмотрели предельный рубеж, до которого при необходимости мы могли позволить противнику продвинуться, не причиняя себе невосполнимого ущерба. Он проходил перед городами Люксембург и Седан на юге, затем шел вдоль реки Маас на западе и заканчивался перед Льежем на севере. Дальше этого рубежа мы отступать не намеревались и, разумеется, при возможности стремились остановить противника раньше. Погода доставляла нам много беспокойства. В течение нескольких дней наша огромная авиационная мощь не использовалась, поскольку самолеты были прикованы к земле из-за сильной облачности и густых туманов. Мы лишались важнейшего преимущества. Погода благоприятствовала нашему противнику, и это было равносильно тому, что он получал в качестве подкрепления много дополнительных дивизий.
После совещания Брэдли вернулся в свои штаб в город Люксембург, откуда он почти каждый час связывался со мной по телефону в течение последующих нескольких критических дней.
Первоочередная задача Брэдли состояла в том, чтобы доставить подкрепления 8-у корпусу и помочь ему осуществить организованный отход. Одновременно наши штабы должны были приступить к созданию и сосредоточению резервов для действий, которые подскажет нам дальнейшая более точная информация о развитии событий в Арденнах.
В корпус Миддлтона, развернутый по фронту с севера на юг, входили 106-я дивизия генерал-майора Алана Джуонса, 28-я дивизия генерал-майора Нормана Кота и 4-я дивизия генерал-майора Реймонда Бартона. 9-я бронетанковая дивизия под командованием генерал-майора Джона Леонарда также входила в состав этого корпуса.
Утром 17 декабря 1944 года стало ясно, что немцы начали крупное наступление. Они прорвали нашу оборону на фронте 106-й и 28-й дивизий. В штаб стали поступать противоречивые донесения, но было очевидно, что противник, используя значительное число танковых соединений, быстро продвигается в западном направлении. Все наши разведывательные службы продолжали работать без устали, и вскоре у нас сложилась довольно полная картина относительно силы немецкого удара.
Для наступления фон Рундштедт сосредоточил три армии - 5-ю и 6-ю танковые и 7-ю общевойсковую, -они включали в себя десять танковых и мотопехотных дивизий, а в целом вражеская группировка состояла из двадцати четырех дивизий со средствами поддержки. Некоторые из этих сведений мы получили несколько позднее в ходе сражения, однако к вечеру 17 декабря наша разведка обнаружила семнадцать дивизий. Таким образом, вполне вероятно, что в операции участвовало по меньшей мере двадцать дивизий.
В двух важных аспектах противник добился определенной внезапности. Первым из них был выбор времени наступления. Принимая во внимание тяжелые поражения, которые мы нанесли противнику в конце лета и осенью 1944 года, и те чрезвычайные меры, которые он должен был предпринять, чтобы сформировать новые соединения, мы считали, что он не сможет подготовиться к крупному наступлению в столь короткие сроки. Второй неожиданностью для нас явилась та сила, с какой он начал наступление. Мобильным резервом была 6-я танковая армия - свежее и мощное недавно прибывшее на фронт из Германии объединение, след которого мы потеряли некоторое время назад; однако 7-ю и 5-ю танковую армии мы уже изрядно потрепали в предыдущих боях.
Кроме того, противнику благоприятствовала погода. В течение нескольких дней из-за скверных метеоусловий невозможно было провести воздушную разведку, а без нее мы не могли выявить местоположение и передвижение крупных резервов во вражеском тылу. Мощные оборонительные сооружения на "линии Зигфрида" облегчали противнику сосредоточение сил для наступления. Искусственные препятствия, долговременные огневые точки и стационарные артиллерийские установки на этом оборонительном рубеже настолько усиливали оборону противника, что его командование могло позволить себе выделить большие силы для нанесения контрудара.
Хотя при сравнении сил, вовлеченных с обеих сторон в Арденнское или Кассеринское сражение, представляется просто стычкой, тем не менее между ними существует и некоторое сходство. И тут и там это было наступление отчаявшихся; и тут и там противник воспользовался сильно укрепленными оборонительными позициями, чтобы сосредоточить силы для нанесения удара по коммуникациям союзников в надежде вынудить их отказаться от планов непрерывных наступательных операций.
Сколь ни внезапными были для нас время и сила этого удара, мы не ошибались ни относительно места его нанесения, ни относительно неизбежности такого шага со стороны противника. Более того, что касается общего реагирования на эти действия противника, то в данном случае у Брэдли и у меня имелся давно согласованный план ответных действий.
Для успешного осуществления нашего общего замысла было крайне важно, чтобы при прорыве вражеских войск мы надежно удерживались на флангах своей обороны. На севере критический район был возле Моншау, где американский 5-й корпус генерала Джероу, входивший в состав 1-й армии, наступал на рурские дамбы в момент, когда началось немецкое наступление. В этом корпусе ветераны 2-й дивизии под командованием генерала Робертсона и новая 99-я дивизия под командованием генерал-майора Уолтера Лейера приняли на себя первоначальный удар немцев. 99-я дивизия была вынуждена беспорядочно отойти, 2-я дивизия действовала с большим мастерством и решимостью, сумев вписать в течение последующих трех дней одну из лучших страниц в историю боевых действии на Европейском ТВД. Эта дивизия продвигалась к рурским дамбам, когда началось наступление немцев. Командующий 1-й армией генерал Ходжес сначала не осознал размера возникшей угрозы и дал указание продолжать наступление. Однако генерал Робертсон на месте вскоре разобрался в сложившейся обстановке и принял соответствующие меры.
Робертсону предстояло выбрать выгодный рубеж, на котором его дивизия могла бы занять прочную оборону и подготовиться к отражению сильных атак. Он успел сделать все это и даже организовал бой беспорядочно отходивших подразделений 99-й дивизии, которая частично влилась в состав его соединения.
Против дивизии Робертсона немцы предпринимали ожесточенные атаки, но ее личный состав упорно оборонялся. Однако ей одной едва ли удалось бы выдержать натиск противника на протяжении полутора суток, если бы не подошли подкрепления.
Особого внимания заслуживают мужественные действия 7-й бронетанковой дивизии возле Сен-Вита. Когда эта дивизия двинулась в южном направлении, обстановка все еще оставалась далеко не ясной. Она шла с целью поддержать левый фланг 8-го корпуса и в конечном счете оказалась в полукольце окружения в Сен-Вите, примерно в пятнадцати милях южнее Моншау. Сен-Вит был важным узловым пунктом в этом районе, и вражеские передовые части, пытавшиеся вырваться на запад, стремились овладеть им любой ценой. Здесь к 7-й бронетанковой дивизии присоединились остатки 106-й и 28-й дивизий, и они вместе упорно отбивали непрекращавшиеся атаки противника. Действия этой дивизии не только расстроили усилия немцев на севере, но и предотвратили быстрое окружение наших позиций у Моншау.
В итоге непрерывное и сильное давление немцев на 7-ю дивизию стало угрожать ей полным окружением. Немецкое наступление силами нескольких дивизий вынудило ее 20 декабря отойти на запад, в район севернее Сен-Вита. На следующий день 7-й бронетанковой дивизии было приказано отойти еще на некоторое расстояние, чтобы совместно с другими частями занять оборонительные позиции, которые теперь воздвигались на северной стороне образовавшегося выступа. Однако упорная оборона этой дивизии в предыдущие дни не только серьезно нарушила план продвижения передовых частей противника, но и оказала исключительную помощь 2-й дивизии на важном участке у Моншау, пока ей на помощь не подошли 1-я дивизия под командованием бригадного генерала Клифта Аддруса и 9-я дивизия генерал-майора Луиса Крейга. Когда эти три испытанные в боях дивизии заняли там оборону, безопасность наших войск на северной стороне выступа практически была обеспечена.
Еще 17 декабря 82-я и 101-я воздушно-десантные дивизии были выведены из резерва верховного командования и переданы генералу Брэдли. Были также отданы необходимые указания о немедленном использовании 11-й бронетанковой дивизии, только что прибывшей в Европу, и начата переброска во Францию 17-й воздушно-десантной дивизии.
Генерал Ли, начальник огромной службы тыла наших войск, получил приказ силами имевшихся у него инженерно-саперных подразделений подготовить оборону переправ через Маас, в том числе заложить взрывные заряды для уничтожения в случае необходимости мостов. Я не хотел отвлекать для этой работы боевые части. Служба тыла отреагировала на мое указание немедленно, и в районе американских войск начались оборонительные работы на рубеже вдоль реки Маас. Фельдмаршал Монтгомери также принял необходимые меры по прикрытию складов и баз в тылу английских войск.
Несмотря на неудачу в районе Моншау, немцы быстро продвигались на центральном участке прорыва. По мере продвижения вперед немецкие войска стали постепенно разворачиваться на север и северо-запад, что со всей очевидностью указывало на то, что объекты вражеского наступления находятся на этом направлении.
Мы считали, что первой целью противника является захват Льежа. Такое предположение основывалось на том, что, даже если бы немцы поставили перед собой более честолюбивую цель, как, например, овладение Антверпеном, их наступление частично зависело бы от тех материальных ресурсов, которые они, возможно, надеялись захватить в Льеже. С самого начала мы рассчитывали на затруднения немцев в снабжении войск, особенно в доставке боеприпасов, горючего и продовольствия. Даже если бы у противника была такая же эффективная система снабжения, как наша, он все равно столкнулся бы с огромными трудностями в снабжении передовых частей по тем отвратительным в этом районе дорогам, которые к тому же были забиты следовавшими на фронт подкреплениями.
Поэтому мы принимали особые меры предосторожности относительно Льежа, где имелись огромные запасы материальных средств, в том числе топлива и продовольствия. Тем не менее мы были уверены, что противник будет остановлен до того, как подойдет к Льежу. В итоге он действительно так и не приблизился к этому городу. Впоследствии мы узнали, что немцы ставили перед собой в качестве главной задачи захват Брюсселя и Антверпена. Что же касается наших рассуждений относительно трудностей в снабжении наступавших войск Рундштедта, то они оказались правильными.
Генерал Брэдли 17 декабря приказал 15-у воздушно-десантному корпусу, выделенному ему из резерва верховного командования, выдвинуться к Бастони, где уже находился генерал Миддлтон, который считал этот пункт исключительно важным и настаивал на усилении его обороны. Он каждый день связывался по телефону с генералом Брэдли и заявлял, что, хотя Бастонь вскоре может быть окружена противником, этот пункт все-таки следует удержать за собой. Возникла необходимость перебросить 82-ю воздушно-десантную дивизию на север в сторону Ставло, а оборону Бастони организовать силами 101-й дивизии и 8-го корпуса.
В течение 17 и 18 декабря тщательно изучались и анализировались развертывавшиеся события. К вечеру 18 декабря я пришел к заключению, что мы уже имеем достаточную информацию о силах и намерениях противника, общей обстановке и наших собственных возможностях, чтобы составить конкретный план ответных действий. Рано утром 19 декабря в сопровождении главного маршала авиации Теддера и небольшой группы офицеров штаба я выехал в Верден, куда были вызваны генералы Брэдли, Паттон и Деверс. Когда все уселись за длинным столом, я открыл совещание словами о том, что "настоящая обстановка не грозит катастрофой, а дает благоприятную возможность нанести противнику поражение. За этим столом лица должны быть только бодрые". Импульсивный генерал Паттон выпалил: "Черт возьми, давайте наберемся выдержки и пустим этих... до самого Парижа, а уж затем действительно окружим их и перемелем". Все, в том числе и сам Паттон, заулыбались, а я заметил, что противнику не будет позволено даже пересечь Маас.
Мы внимательно рассматривали сложившуюся обстановку, и я с удовлетворением отмечал, что все присутствующие, будь то командующий или офицер штаба, спокойны и уверены в себе. Я не услышал ни одного высказывания, в котором прозвучали бы нотки тревоги или излишних опасений.
В ситуациях подобного рода обычно имеется два реальных варианта действий для обороняющихся, если, конечно, высшее командование не прикажет со страху начать общий отход по всему фронту. Первый заключается в том, что просто создается надежный оборонительный рубеж вокруг района, подвергшегося вражескому удару. При этом выбирается подходящее естественное препятствие, например, река, и организуется перед ним решительный отпор наступающей стороне. Второй вариант для обороняющихся состоит в том, чтобы самим перейти в контрнаступление, как только будут собраны необходимые для этого силы. Я остановился на втором варианте не только потому, что в стратегическом плане мы были наступающей стороной, а в силу моего твердого убеждения, что, выйдя из укрытия "линии Зигфрида", противник для нанесения по нему удара предоставил нам исключительную возможность, и мы должны были ухватиться за нее как можно скорее. Именно это я имел в виду, когда радировал генералу Монтгомери 19 декабря следующее: "Наше самое слабое место - направление к Намюру. Идея плана заключается в том, чтобы заткнуть бреши на севере и предпринять скоординированное наступление с юга". На следующий день в другой радиограмме я выразился более конкретно: "Пожалуйста, сообщите мне вашу личную оценку обстановки на левом фланге с учетом возможности кое-где отойти, чтобы сократить линию фронта и создать мощный резерв для разгрома противника в Бельгии".
Я уже принял решение, что нам не обязательно начинать контрнаступление одновременно на обоих флангах. На севере, где сила немецкого удара уже ослаблена, мы будем находиться в обороне в течение нескольких дней. Однако на юге мы существенно улучшили бы обстановку, начав как можно скорее наступление в северном направлении. На совещании в Вердене 19 декабря моей непосредственной задачей было договориться о подготовке этого наступления с юга.
Что касается точного определения исходного района наступления войск и других деталей по организации боя, то это должен был решить генерал Брэдли. Но поскольку армии Деверса нужно было при этом растянуть боевой порядок своих войск на левом фланге, чтобы прикрыть часть полосы 12-й группы армий и тем самым создать для Брэдли дополнительные возможности для сосредоточения сил, я должен был дать соответствующие распоряжения, в том числе относительно общей численности войск, привлекаемых к наступлению, и времени начала боевых действий.
Сначала мы определили, до какого места, по нашему мнению, Деверс мог рассредоточить свои войска на левом фланге, чтобы неоправданно не ослабить правый фланг. Затем нужно было установить размеры сил, которые Паттон мог выделить для контрнаступления, и приблизительное время его начала. Я хотел, чтобы он не предпринимал наступления до тех пор, пока не соберет достаточные силы; наступая, Паттон должен был постепенно и непрерывно углубляться в образовавшийся выступ с юга. Это привело бы к остановке немецких войск к западу от места нашего контрнаступления, поскольку линии коммуникаций этого района в западном направлении были относительно слабыми. Мы установили, что Паттон может начать наступление силами трех дивизий утром 23 декабря, а возможно, и 22 декабря.
Я отдал устные распоряжения на этот счет. Далее мы решили, что, когда войска Паттона достигнут района Бастони, они продолжат наступление, возможно, в общем направлении на Уффализ. Предусматривалась мощная авиационная поддержка этого наступления, как только установится летная погода. Кроме того, я информировал участников совещания, что буду принимать меры по подготовке наступления и на севере, когда там сила вражеского удара выдохнется.
Мы договорились, что Паттон сосредоточит свой корпус в составе по меньшей мере трех дивизий в районе Арлона и оттуда начнет наступление на Бастонь. Я лично предостерег Паттона против несогласованности в действиях наступающих и потребовал, чтобы контрнаступление развивалось планомерно. Вначале Паттон, казалось, недооценивал силу немецкого наступления и с легкостью говорил о порученной ему задаче. Поэтому я счел нужным еще раз подчеркнуть перед ним необходимость выделить достаточные силы и обеспечить тесное взаимодействие между ними.
Мы обсудили вопрос о целесообразности предпринять одновременное наступление против южного фаса выступа несколько восточнее района наступления войск Паттона. В итоге мы пришли к заключению, что будущие события, возможно, покажут необходимость такого наступления, однако в данный момент нам следует просто обеспечить свою безопасность на этом участке и ограничиться наступлением, предпринимаемым Паттоном.
Директива, изданная в Вердене 19 декабря, определяла в общих чертах план действий на нашем правом фланге. Однако когда Паттон издал свой приказ о наступлении, он со свойственным ему размахом поставил перед войсками задачу, выходящую далеко за рамки той, о которой говорилось на совещании. Но это не имело никакого значения для существа дела, поскольку Брэдли и меня беспокоило обеспечение успешного наступления на район Бастони, а после выхода туда войск Паттона дальнейшие их действия будет определять Брэдли.
"Кольмарский котел" оказывал определенное сдерживающее воздействие, когда принимались наши планы в Вердене. Если бы не существовало этой окруженной группировки, то французская армия могла бы легко удерживать за собой рубежи вдоль Рейна от швейцарской границы и до Саарской области, а это высвободило бы всю американскую 7-ю армию для ее использования севернее этого участка и одновременно позволило бы выделить более существенные силы для поддержки наступления Паттона. Однако "кольмарский котел" создавал явную угрозу нашим войскам в Рейнской долине восточнее Вогезов, и, следовательно, было бы неразумно и опасно снимать с этого района войска.
Деверс получил указание выровнять линию обороны, если это позволит высвободить часть войск, а в случае немецкого удара по левому флангу его войск постепенно отойти, если придется, даже к Вогезам. Северное Эльзасское плато не имело для нас в данном случае никакой ценности. В то время я был готов отдать приказ Деверсу, если возникнет необходимость, отступить до самой восточной оконечности Вогезов. Но я не позволил бы немцам вновь занять Вогезские горы, и этот рубеж был установлен как предельный, который Деверс должен был удержать любой ценой.
Эти указания, разумеется, были доведены и до руководства французской армии, поскольку в них предусматривалась возможность отступления, а при определенных обстоятельствах - даже сдача города Страсбург. Французский командующий сообщил об этом решении в Париж, где оно вызвало большую обеспокоенность в военных и правительственных кругах. Генерал Жюэн, начальник штаба французской армии, прибыл ко мне и стал настаивать на обороне Страсбурга, Я ответил ему, что в настоящий момент не могу гарантировать безопасность этого города и без необходимости не сдам его. Однако вопрос о Страсбурге беспокоил меня в продолжение всего Арденнского сражения.
К вечеру 19 декабря из полученных в штаб-квартире в Версале донесений было видно, что немецкое наступление быстро развивается через центральный участок выступа и передовые части вражеских войск продолжают разворачиваться в северо-западном направлении. Наступление противника все более отчетливо указывало на то, что он собирался форсировать Маас где-то западнее Льежа и оттуда, как мы считали, после окружения Льежа продолжать движение на северо-запад, чтобы выйти на основные линии коммуникаций наших войск к северу от места прорыва обороны. Нашим войскам на левом фланге явно угрожала более серьезная опасность, и там продолжала нарастать напряженность боев. Более того, не исключалась возможность попытки немцев предпринять наступательные действия и на второстепенных направлениях еще дальше на севере, чтобы вынудить нас к распылению сил и осуществить двойное окружение войск на всем нашем северном крыле. Разведка союзников располагала некоторыми сведениями о том, что противник замышляет подобную операцию в поддержку своих войск, наступающих на основном направлении.
Бои по отражению этого вражеского наступления вскоре стали известны как сражение в Арденнах. Противник быстро прорвал нашу слабую оборону и углубился в нее до пятидесяти миль.
Сражение такого рода вызывает в действующей армии большое напряжение. Его пагубное влияние на моральное состояние личного состава сказывается наиболее остро в войсках, подвергшихся вражескому удару. Перед лицом подавляющей мощи противника, не имея представления о принимаемых командованием мерах для поддержки ведущих тяжелые бои частей, солдаты неизбежно испытывают замешательство и упадок боевого духа.
Столь же велико воздействие, хотя и несколько иного порядка, на высшее руководство армии. Как бы ни были военачальники уверены в своей способности расстроить планы противника и изменить ход событий в благоприятную для себя сторону, они всегда испытывают беспокойство, когда инициатива находится в руках противника, и опасаются, что где-то что-то может произойти вопреки их расчетам. История войн полна примеров, когда неожиданная паника, внезапное изменение погоды или какое-либо другое непредвиденное обстоятельство приводили к срыву самых тщательно продуманных планов и дело заканчивалось поражением. Было бы необоснованно и неправильно утверждать, что войска союзников не испытывали напряжения и беспокойства в течение первой недели вражеского наступления в Арденнах. Но было бы столь же неправильно преувеличивать степень этого беспокойства и его воздействия на настроение в высших инстанциях союзного командования.
На войне ни один человек никогда не избавлен от напряжения; в сражениях, подобных тому, какое было развернуто немцами в Арденнах, это напряжение достигает максимальных пределов. Однако в хорошо обученных боевых частях каждый умеет трезво воспринимать обстановку. Истерия, порождаемая излишним страхом, встречается только в исключительных случаях. В сражениях такого рода особенно важно, чтобы ответственные командиры проявляли твердость, спокойствие и оптимизм. Они должны разобраться в потоке противоречивых донесений и сделать правильные выводы, а затем, воспользовавшись любой обнаруженной у противника слабостью, завершить дело своей победой. Американские командиры реагировали на немецкое наступление именно таким образом.
Еще на начальном этапе сражения 22 декабря я издал боевой приказ, в котором говорилось следующее:
"...Выйдя из своих стационарных оборонительных сооружений, противник предоставляет нам возможность нанести ему самое тяжелое поражение. Я призываю каждого воина союзных армий проявить теперь образец мужества, решимости и твердости. Пусть каждый руководствуется только одной мыслью - громить врага на земле, в воздухе, громить его везде! Объединенные этой решимостью, с непоколебимой верой в дело, за которое сражаемся, мы пойдем, с Божьей помощью, вперед, к нашей победе!"
К северу от места прорыва нашей обороны находились три союзные армии и часть еще одной армии, располагавшиеся в виде полукруга длиной свыше 250 миль. На левом фланге оборонялась 21-я группа армий фронтом к северу и востоку вдоль нижнего течения Рейна и реки Маас. Южнее от нее стояла американская 9-я армия, развернутая на восток. Затем располагалась часть соединений американской 1-й армии, теперь обращенных лицом к югу, в сторону немецкого вклинения.
Все части, которые можно было взять у 1-й и 9-й армий, теперь сосредоточивались для создания оборонительного рубежа против наступавших с юга немцев. Эти две армии в данный момент не могли выделить никакого подвижного резерва.
Однако резерв имелся в 21-й группе армий Монтгомери. Это был английский 30-й корпус, размещавшийся тогда во фронтовом тылу и готовый для немедленного использования на любом участке нашей обороны для поддержки либо английской и канадской армий, либо американских 9-й и 1-й армий. В результате немецкого вклинения 18 и 19 декабря была прервана нормальная связь между штабом Брэдли в Люксембурге и штабами 9-й и 1-й армий. По этой причине генералу Брэдли стало совершенно невозможно заниматься подготовкой наступления на юге образовавшегося выступа и одновременно поддерживать необходимую связь с войсками на севере, на которые возлагалась задача отражения самых мощных ударов противника.
В таких условиях приемлемым оказалось только одно решение. Оно заключалось в том, чтобы все войска к северу от вражеского вклинения временно подчинить Монтгомери, а Брэдли дать указание, чтобы он все внимание сосредоточил на действиях войск на южном фасе образовавшегося выступа. Так как я верил в прочность союзнического сотрудничества, у меня не было никаких колебаний в принятии этого решения.
В тот же день поздно вечером мне позвонил Черчилль и спросил, как идет сражение. Я сообщил ему о принятых мерах и проинформировал о временной перестройке командной структуры. Он заметил, что мое решение позволит немедленно использовать английский резерв в любом месте, где в этом появится необходимость, независимо от ранее установленных разграничительных линий между союзными войсками, и добавил: "Я заверяю вас, что английские войска всегда сочтут за честь вступить в то же самое сражение, которое ведут их американские друзья".
Изменение в структуре командования было проведено, и все согласились с его необходимостью в тот момент.
К сожалению, после того как сражение закончилось, высказывания Монтгомери на пресс-конференции, а также публикации в английских газетах сообщений репортеров, находившихся при 21-й группе армий, создали у американцев неблагоприятное впечатление, будто Монтгомери претендовал на роль спасителя американских войск в Арденнах. Я не думаю, чтобы Монтгомери имел в виду именно это, но данный инцидент нанес определенный вред. Он причинил мне больше горечи и беспокойства, чем любой другой за всю войну. Я сомневаюсь, чтобы Монтгомери когда-либо осознал, как глубоко были возмущены этим некоторые американские командующие. Они считали, что Монтгомери преднамеренно умалял роль американцев в Арденнском сражении. Однако взаимные обвинения и упреки, распространявшиеся в течение некоторого времени, были направлены не против разумности первоначально принятого решения о временном переподчинении некоторых американских войск фельдмаршалу Монтгомери, а против той интерпретации, какую американцы давали утверждениям Монтгомери на пресс-конференции и тем газетным сообщениям, которые исходили из штаба 21-й группы армий. Достойно глубокого сожаления, что такой инцидент омрачил всеобщее удовлетворение конечным успехом союзников в Арденнах.
В это же время часть английской прессы вновь подняла старый вопрос о едином командующем сухопутными силами. Фельдмаршал Монтгомери верил в это как в принципиально необходимое дело и даже предлагал быть в подчинении у Брэдли, если я соглашусь. Я был в принципе против введения такой должности и продолжал отклонять подобного рода предложения. Даже генерал Маршалл в телеграмме от 30 декабря по этому вопросу сообщал мне:
"Я не знаю, обратили ли вы свое внимание или нет на появлявшиеся в определенных лондонских газетах статьи с предложением ввести должность английского заместителя верховного командующего по всем сухопутным силам и с намеком, что вы взяли на себя слишком большую задачу. Мое мнение таково: ни при каких обстоятельствах не идите ни на какие уступки в этом вопросе. Я не исхожу из предположения, что вы собираетесь сделать такую уступку. Я просто хочу, чтобы вы знали наше мнение. Вы делаете великое дело и продолжайте его, а всех их пошлите к черту".
В день Нового года я ответил генералу Маршаллу: "Вам нечего опасаться относительно моих намерений ввести должность заместителя по сухопутным силам. После получения вашей телеграммы я просмотрел статьи в английских газетах, на которые вы ссылались. Наши нынешние трудности используются определенной группой газет и их корреспондентами, чтобы отстаивать нечто такое, что фактически не имеет под собой разумной основы. В данном случае немецкое наступление не было связано с разграничительной линией между группами армий, ибо оно пришлось как раз по центру одной из групп. Срочное изменение в системе командования, а именно подчинение одному человеку всех войск на том или другом фланге, было вызвано сложившейся боевой обстановкой. Вклинение противника оказалось настолько глубоким, что Брэдли больше не мог руководить действиями войск на обоих флангах, в то время как единственный резерв, который можно было создать на левом фланге, состоял в основном из англичан. Следовательно, в результате немецкого вклинения необходимо было организовать самостоятельное временное командование как на севере, так и на юге".
Оборона Бастони явилась не только замечательным боевым подвигом, но и оказала огромное влияние на исход сражения. Этот город находился на общем направлении наступления немецкой 5-й танковой армии. В приказах по этой армии, как мы узнали позднее, указывалось, что в случае обороны Бастони необходимо обойти этот город, а передовые части должны были стремительно идти да запад и затем повернуть на север, чтобы присоединиться к главным силам.
Когда 17 декабря 18-й воздушно-десантный корпус со своими двумя дивизиями был выведен из резерва верховного командования, передан генералу Брэдли и направлен в сторону Бастони, это было сделано не в предвидении того сражения, которое развернулось в этом районе, а просто потому, что город находился на пересечении узловых дорог.