Поскольку генерал Андерсон, командующий английской 1-й армией, первоначально действовал со своими войсками исключительно на севере, то его связь и командный пункт были размещены так, что ему было крайне трудно осуществлять эффективное руководство войсками на центральном и южном участках растянутой обороны. Плохое состояние системы связи с запада на восток через Северную Африку не позволяло мне постоянно держать под своим контролем все то, что, по существу, составляло единый фронт. Прибытие Александера автоматически исправило бы это положение.
      Я все еще был обеспокоен тем, поймут ли Андерсон и Фридендолл, что мои планы в Южном Тунисе временно носят оборонительный характер и что такое построение боевого порядка наших войск было предпринято для обеспечения безопасности и сохранения за собой передовых аэродромов. 18 января я вылетел в Константину, где провел совещание с генералами Андерсоном, Фридендоллом, Жюэном и группой штабных офицеров. Я еще раз указал Андерсону, чтобы он держал в подвижном резерве как можно больше сил из 2-го корпуса, в частности 1-ю бронетанковую дивизию, и подтвердил данное ранее указание о совершенствовании обороны на южном участке. Я сообщил участникам совещания, что все, о чем я узнал в Касабланке относительно наступления войск Александера через пустыню в западном направлении, лишь подчеркивает необходимость надежного прикрытия района предстоящего соединения наших армий. Теперь следовало осуществлять небольшие вылазки, разведывательные поиски, но не делать никаких шагов, которые вывели бы нас из равновесия. В ходе одной из моих последующих поездок на фронт 1 февраля я вновь встретился с Андерсоном и повторил ему мои указания о том, что на южном участке должен быть сильный подвижный резерв. Однако неспособность плохо вооруженных французских войск выдержать повторявшиеся, хотя и несильные, атаки противника в горах мешала Андерсону выполнять эти указания. Он был вынужден постоянно затыкать бреши на центральном участке, привлекая туда английские и американские части для предотвращения возможного прорыва немцев.
      В начале февраля мы получили сведения, что противник готовит более серьезные наступательные действия, чем он предпринимал раньше. Чтобы придать дополнительную мощь этому наступлению, некоторые части из войск Роммеля срочно перебрасывались из района Триполи в Тунис и присоединялись к войскам Арнима и Мессе. Первые данные указывали на то, что удара следует ожидать через проход возле Фондака. Разумеется, бдительность была повышена повсюду, а наличие сосредоточенных мобильных резервов, в частности наших бронетанковых сил, приобретало особо важное значение, чтобы иметь возможность встретить наступающего противника независимо от того, через какой из горных проходов противник предпримет наступление.
      Наиболее важный район удерживался соединениями американского 2-го корпуса, его полоса обороны протянулась от Гафса и до Фондака. Я спешил как можно скорее выехать на этот участок фронта, чтобы в течение недели лично убедиться, что там сделано все для отражения ожидаемого удара противника.
      Я прибыл к Фридендоллу во второй половине дня 13 февраля. Штаб 2-го корпуса разместился в глубоком, почти неприступном ущелье, в нескольких милях восточнее Тебессы, очень далеко от переднего края. Если принять во внимание растянутость фронта обороны и малое число дорог, можно сказать, что это место было удачно выбрано для столь большого штаба. Добравшись до него, я услышал грохот буров и отбойных молотков и поинтересовался, что тут делают. Мне ответили, что корпусные саперы врезаются в скалы по обе стороны ущелья, чтобы создать безопасные помещения для штабных работников. Я спокойно спросил, не помогали ли эти саперы сначала оборудовать оборону на переднем крае, однако молодой штабной офицер, явно удивленный моей неосведомленностью, ответил: "О, в дивизиях есть свои саперы для этого!" Это был единственный случай за всю войну, когда мне пришлось увидеть, что штаб был так сильно обеспокоен своей безопасностью и строил такое мощное подземное укрытие.
      В сопровождении подполковника Расселла Акерса, одного из штабных офицеров Фридендолла, я немедленно отправился осматривать оборонительные позиции на переднем крае. В это время 2-й корпус состоял из американской 1-й бронетанковой дивизии, 1-й пехотной дивизии. В его состав должны были войти также 34-я и 9-я дивизии. Я обнаружил целый ряд недостатков, которые вызывали тревогу. Прежде всего меня настораживали беспечность и непонятная медлительность при подготовке оборонительных позиций у проходов. В этом сказывалось отсутствие боевого опыта и навыков у наших командиров. В одном месте, где еще не были установлены минные поля, в оправдание мне привели довод, что оборонявшаяся пехота находилась здесь всего только два дня. Командир с гордостью пояснял, что уже подготовил схему минирования и на следующий день начнет установку мин. По своему опыту в Северном Тунисе мы уже знали, что противник мог создать сильные оборонительные позиции за два часа после занятия указанных ему рубежей и подготовиться к отражению атаки. После захвата высоты или другого какого-либо объекта немцы сразу минировали подступы, создавали систему огня и размещали резервы на угрожаемых направлениях. Эти тактические уроки игнорировались многими нашими командирами, даже теми, кто уже три месяца находился на этом театре военных действий. Я приказал немедленно устранить отмеченные недостатки.
      Однако более серьезная слабость нашей обороны состояла в том, что 1-я бронетанковая дивизия все еще не сосредоточилась должным образом, чтобы ее можно было использовать в полном составе. В этот момент у генерала Андерсона были настолько скудные резервы, что он был вынужден разместить половину дивизии возле Фондака, где ожидался главный удар противника, и держать ее в личном резерве. Остальная часть дивизии была небольшими группами разбросана к югу по всему фронту 2-го корпуса. В результате у командира 1-й бронетанковой дивизии генерал-майора Орландо Уорда не осталось ничего, кроме небольших подразделений легких танков.
      В течение ночи я обошел фронт от Макнаси до прохода Фаид, где наградил одного американского офицера за проявленную храбрость при отражении атаки немцев на позиции у Сиди-Бу-Зид, которая произошла .всего за два или три часа до моего прихода туда.
      Бригадный генерал Паул Робинетт, мой старый приятель, командовал бронетанковой частью, находившейся в долине возле Фондака. Он был уверен, что в этом месте немцы не предпримут никакого наступления, и показал мне на карте, на какую глубину проникали его разведывательные дозоры. Робинетт сказал, что он несколько раз докладывал об этом вышестоящим начальникам. Я был убежден в точности его доклада и обещал рассмотреть этот вопрос на следующий день с командованием корпуса и армии.
      Перед рассветом наша маленькая инспекционная группа отправилась обратно, однако у Сбейтлы нас задержала спорадическая стрельба. Через некоторое время она затихла, и мы проследовали через город без каких-либо инцидентов. Однако вскоре мой шофер заснул за рулем, и мы оказались в неглубокой канаве. Но все обошлось благополучно. По прибытии в штаб корпуса я узнал, что наступление немцев началось. Было уже слишком поздно производить теперь какие-либо изменения в расположении войск.
      В течение утра к генералу Андерсону поступило много донесений от американских войск относительно силы и направления немецкого удара. И хотя эти донесения, как оказалось позднее, в большинстве своем были очень точными, в разведорганах штаба армии и штаба союзных войск их игнорировали и считали преувеличением, свойственным зеленым, не обстрелянным в бою войскам. Мнение, что главный удар последует через Фондак, продолжало господствовать как в штабе армии, так и, как я потом узнал, в разведывательном отделе штаба союзных войск. Это была серьезная ошибка нашей разведки, и сразу после сражения я заменил начальника разведывательного отдела. Результатом этой неправильной оценки явилось то, что противник быстро добился крупного успеха, прежде чем генерал Андерсон смог разобраться в происходящей обстановке.
      К вечеру стало ясно, что оборонявшимся войскам необходимо срочно послать подкрепления в живой, силе и боевой технике. Я срочно выехал к себе в штаб, чтобы ускорить их посылку. Мы наскребли что могли, и затем я снова выехал в район боевых действий.
      Во время отхода к Кассеринскому проходу американцы провели серию неэффективных, хотя и смелых боев по сдерживанию противника; все поняли, что Кассеринский проход был тем районом, который следовало упорно оборонять. Однако на месте не было ясного представления о сложившейся обстановке, а войска, выделенные для обороны этого района, были малочисленны и не обладали достаточным боевым опытом, чтобы удержать эти позиции. Танки противника прорвались через поспешно созданную оборону около Кассеринского прохода. Однако, несмотря на внезапность вражеского удара и наши сравнительно большие потери, союзные войска сумели в целом организованно отойти назад, чтобы прикрыть важный центр Тебесса и пути, ведущие на север от Кассерина к Эль-Кефу.
      Наши передовые аэродромы в Телепте пришлось временно оставить, однако летчики сумели уйти оттуда без потерь в личном составе и самолетах, хотя они и бросили часть топлива и некоторое имущество. Как раз за Тебессой находился аэродром Йокс-лес-Бейнс, который приобретал особую важность для 2-го корпуса как узел коммуникаций. На севере 2-й корпус должен был воспрепятствовать продвижению немцев в направлении Талы и Эль-Кефу. 34-я дивизия занимала оборону на левом фланге, и, несмотря на длительный период бездействия и разбросанность своих частей, она хорошо показала себя в боях. В помощь оборонявшимся войскам англичане срочно перебрасывали артиллерийские и танковые подразделения с севера, где противник несколько ослабил свои усилия, чтобы развить наступление в районе Кассерина. В этих боях удачно действовала и артиллерия американской 9-й дивизии. К вечеру 21 февраля уже было ясно, что противник слишком далеко оторвался от своих тылов и снабжение наступавших войск стало трудным делом. Более того, теперь его коммуникации проходили через уязвимый Кассеринский проход, а войска к западу от этого пункта оказывались под угрозой удара наших сил, которые мы могли подбросить туда.
      К 22 февраля наступление противника было полностью приостановлено.
      Мой штаб, который всегда обвиняли в том, что он рисует только мрачную картину, разработал план обеспечения наших действий на случай, если противнику удастся выйти на основную линию коммуникаций 1-й армии. Я сказал штабистам, что бесполезно продолжать работу над этим планом, поскольку противник в основном уже был остановлен, но в конце концов не стал возражать и дал подчиненным возможность самим убедиться, что произошло бы, если бы сложилась подобная обстановка. Александер, Спаатс и другие сходились во мнении, что непосредственная угроза миновала, и все мы теперь направили внимание на то, чтобы нанести ответный удар по противнику.
      В этот момент погода, которая до сих пор очень мешала в полной мере использовать нашу возраставшую авиационную мощь, улучшилась, и все имевшиеся у нас боевые самолеты были введены в действие. В ходе воздушных операций произошел неприятный инцидент, который хотя и явился, по общему признанию, результатом отсутствия опыта у боевых экипажей, тем не менее свидетельствовал и о технических трудностях, о которых, как правило, ничего не известно критикам, ведущим сражения в мягких креслах кабинетов.
      Группе "летающих крепостей" было приказано нанести бомбовый удар по Кассеринскому проходу. Они поднялись с аэродрома в условиях сплошной облачности. Полностью зависящие в полете от показаний приборов, они не смогли выйти на объект бомбардировки. Когда в конце концов экипажи решили, что находятся над целью, и сбросили бомбы, то оказалось, что удар пришелся по Сук-эль-Арба, важному городу в нашей прифронтовой полосе, расположенному более чем в ста милях от Кассеринского прохода.
      Среди арабов убитые и раненые, городу причинены большие разрушения. Нам надо было действовать быстро, чтобы избежать серьезных последствий. Мы уже знали, что с местным населением можно урегулировать почти любые затруднения мирным путем, с помощью денег, а в данном случае наша вина была столь очевидна, что я тут же утвердил расходы в несколько тысяч долларов в подкрепление наших извинений перед арабами.
      Вечером 22 февраля я обсудил сложившуюся обстановку лично с генералом Фридендоллом и сказал ему, что противник более не в состоянии продолжать наступление. Я сказал ему, что теперь он сам вполне может предпринять в разумных пределах наступательные действия при соответствующей поддержке артиллерии. Я был настолько уверен в правильности оценки общего положения, что заявил командиру корпуса о своей готовности взять на себя всю ответственность за любые неблагоприятные последствия, которые могут возникнуть в ходе этих решительных боев. Фридендолл считал, что противник еще не выдохся, и полагал, что ему следует использовать эти двадцать четыре часа скорее на совершенствование и усиление своей обороны, чем на попытку сосредоточить достаточные силы для контрудара в направлении на Кассерин.
      На следующее утро все поняли, что немцы начали отходить. Уже ночью, а потом и днем, воспользовавшись густым туманом, противник успешно отвел основную часть своих наступавших сил. Но и союзники теперь по всему фронту оказывали на врага непрерывное давление, и вскоре он был отброшен на исходные позиции, откуда уже не пытался предпринимать серьезного контрнаступления.
      За несколько дней до конца этого сражения генерал Александер прибыл на фронт и сразу принял командование войсками. Я проникся большим уважением к этому человеку и восхищался его боевыми качествами. Это мнение о нем укреплялось у меня на протяжении всего времени до конца войны. Ответственность за определенные слабости наших войск, содействовавшие первоначальному успеху немцев в сражении, ложилась на меня. Если бы я сразу, как только французские войска вошли в состав сил союзников в ноябре 1942 года, настоял на их безоговорочном подчинении генералу Андерсону, то тогда не было бы такой путаницы в управлении войсками. В течение какого-то времени ощущались бы некоторые затруднения, но в конечном счете общие результаты оказались бы благоприятными. Более того, в предвидении подхода сюда со стороны пустыни армии Монтгомери мне следовало ограничить полосу обороны на нашем правом фланге, где 2-й корпус получил бы возможность действовать более сосредоточенными силами. Бесспорно то, что мы пытались сделать слишком много при слишком малых средствах, растянув по фронту в южном направлении оборону 2-го корпуса включительно до Гафсы.
      Сам по себе этот район не имел бы для нас важного значения до тех пор, пока армия Монтгомери не подошла бы к южным границам Туниса и пока не стало бы возможным тесное взаимодействие двух армий. Однако этот район хорошо обеспечивал с юга прикрытие аэродрома в Телепте от возможных атак противника. У нас ощущалась острая необходимость в передовых аэродромах, и самый лучший из них был именно в Телепте. Он находился на песчаной равнине, и его работа никогда не прерывалась дождями; правда, авиаторам мешали иногда песчаные бури. В силу этих преимуществ мы разместили на аэродроме крупное авиационное соединение с довольно большими материальными запасами и ремонтными мастерскими. Было бы лучше, если бы к Гафсе мы выдвинули только разведывательную группу, а основные силы разместили в более глубоком тылу. Стремление удержать Гафсу приводило к ослаблению других участков растянутой обороны 2-го корпуса, а поскольку американскую 1-ю бронетанковую дивизию не держали компактно для нанесения мощной контратаки, то возникала явно рискованная ситуация.
      Фактически в основе нашего затруднительного положения лежали четыре главные причины. Первая, и наиболее важная из них, заключалась в том, что мы не смогли с самого начала быстро овладеть городом и портом Тунис. Позднее уже было невозможно сразу собрать рассредоточенные части, чтобы подготовиться к отражению удара противника. Если бы я был готов в конце ноября примириться с временной неудачей относительно захвата Туниса и отдал приказ о переходе к обороне, противник не добился бы в ходе своего контрнаступления никакого успеха.
      Вторая причина объяснялась ошибками разведывательных служб. Работники штаба проявили опасную склонность строить свои расчеты на одном изолированном факте разведывательной информации, безоговорочно принимая его и закрывая глаза на все другие данные. Они решили, что немцы предпримут наступление через Фондак, и хотя наши разведывательные подразделения, находившиеся в долине Оусселтия, возле Фондака, настойчиво сообщали, что там не происходит никакого сосредоточения немецких войск, разведывательный отдел штаба армии слепо настаивал на своем мнении. Это вынудило командующего 1-й армией неправильно расположить свои войска.
      Третья причина состояла в том, что мы не смогли правильно оценить возможности противника и принять соответствующие меры. Условия обороны 2-го корпуса позволяли удерживать горные проходы с помощью легких разведывательных подразделений и специально выделенных для этой цели частей, а созданные максимально мощные подвижные резервы следовало разместить в самом ближайшем тылу, чтобы быстро и со всей силой ударить по противнику, который попытается прорваться в каком-либо месте через горный хребет. В этом отношении указания по организации общей обороны были правильными, однако опасения на местах и опять-таки ошибочные выводы разведки привели к распылению подвижных резервов, что, в свою очередь, помешало эффективно использовать их против перешедшего в наступление противника.
      Четвертая причина заключалась в слабой обученности войск, особенно командного состава. Американские дивизии, участвовавшие в этих боях, не прошли ту интенсивную программу обучения, какая была введена в армии США после начала войны. Это были в основном поспешно переброшенные в Англию войска, а поскольку в то время еще имелись серьезные трудности с транспортировкой через океан, то их личный состав получал вооружение и боевую технику с большим опозданием. Обучение этих войск в 1942 году практически невозможно было организовать в течение значительного времени, и это сказалось на командирах и их подчиненных, когда начались боевые действия, хотя эти люди отличались мужеством и стойкостью. Однако их первоначальная подготовка не шла ни в какое сравнение с боевой выучкой тех американских дивизий, которые были доставлены в Северную Африку после завершения в США интенсивного годичного курса обучения.
      Эти уроки нам дорого обошлись, но были ценными. Однако не следует преувеличивать значение этих уроков, поскольку основные потери в живой силе составляли пленные, большинство которых в конце войны мы освободили. Потери противника в живой силе и боевой технике к тому времени, когда ему удалось отойти на свои первоначальные исходные позиции, оказались равными потерям союзников. Американские же потери с 14 по 23 февраля 1943 года составили 192 убитых, 2624 раненых, 2459 попавших в плен или пропавших без вести.
      Эта неделя наступательных действий противника была изнурительной и тревожной для нас. Когда инициатива перехватывается противником, у людей появляется напряженность. Несмотря на уверенность в общем благоприятном исходе, беспокойство все-таки испытывает каждый, ибо в любой момент может возникнуть критическое положение на каком-нибудь участке фронта.
      Поражение немцев в Кассеринском сражении означало завершение одной фазы кампании в Северной Африке. Стало ясно, что противник лишился последних шансов на крупный успех. Однако вскоре он снова начал серию ожесточенных атак против английской 1-й армии на севере. Весь март там продолжались ожесточенные бои; немцы пытались углубить и расширить район для прикрытия портов Тунис и Бизерта, а англичане стремились не только удержать занимаемые позиции, но и вновь овладеть наиболее удобными рубежами для начала заключительного сокрушительного наступления. Непрерывные бои и растянутый фронт, который нужно было прикрывать потрепанными частями, в конце концов вынудили Александера использовать часть американской 1-й дивизии в помощь 1-й армии. Однако атаки немцев в основном носили фронтальный характер и не таили в себе угрозы, что противник сможет достигнуть каких-либо важных преимуществ. Используя такую обстановку, мы возобновили работу по перестройке наших боевых порядков, стали улучшать управление войсками, готовясь провести крупное наступление, как только установится благоприятная погода.
      С прекращением Кассеринского сражения наше положение постепенно улучшалось. Во-первых, весь американский 2-й корпус в составе четырех дивизий наконец сосредоточился в районе Тебессы. Здесь он мог стать прочным связующим звеном между союзными войсками в Северном Тунисе и наступавшей из пустыни 8-й армией. Во-вторых, войска, командиры и штабы получили огромный боевой опыт.
      Кроме того, благодаря исключительной оперативности военного министерства в Вашингтоне мы получили еще 5400 грузовых автомашин, что резко улучшило наши транспортные возможности для обеспечения последующих операций. Этот факт должен был вызвать смущение у людей, представлявших себе военное и военно-морское министерства как скопление запутавшихся в бумагах волокитчиков. Доставка морем такого количества автомашин требовала специального конвоя в тот момент, когда в транспортных судах и конвойных кораблях ощущался исключительно острый дефицит. Случилось так, что генерал Сомервелл оказался в моем штабе, и я объяснил ему нашу острую нужду в транспорте. Он сказал, что в пределах трех дней он мог бы погрузить этот груз на суда в американских портах при условии, что министерство военно-морских сил обеспечит эскортное сопровождение. Я послал запрос адмиралу Кингу, находившемуся тогда в Касабланке, и через несколько часов получил от него лаконичный ответ: "Да". Грузовики начали прибывать в Африку менее чем через три недели после того, как я запросил их. Генерал Сомервелл все еще находился в нашем штабе, когда из военного министерства поступило уведомление об отправке последней партии грузовиков. В телеграмме от помощника Сомервелла, генерал-майора Вильгельма Стайера, выразительно излагалась история бесконечных часов напряженной работы по организации этой срочной доставки автомашин морем. Телеграмма заканчивалась предложением: "Уж если так случится, что вам потребуется отправить туда Пентагон, то, пожалуйста, постарайтесь поставить нас об этом в известность хотя бы за неделю".
      Полученный транспорт позволил усилить снабжение наших войск, а самое главное - быстро перебрасывать их с одного участка фронта на другой. Последняя переброска всего американского 2-го корпуса из района Тебессы в Северный Тунис была бы совершенно невозможной без этого дополнительного автотранспорта. В это же время наши железнодорожные войска под руководством бригадного генерала Карла Грея делали чудеса с ветхой французской железнодорожной линией, подходившей к фронту. Когда мы пришли в Северную Африку, эта железная дорога могла в сутки пропускать максимум 900 тонн грузов. Энергия янки и современные американские методы эксплуатации позволили Грею довести ежесуточную пропускную способность дороги до 3 тыс. тонн, и это до того, как он еще не получил из США ни одного локомотива, ни одного вагона.
      Другим особо радовавшим обстоятельством было постоянное наращивание сил нашей авиации и усиление ее эффективности, строительство аэродромов и баз. Быстро был восстановлен и пущен в эксплуатацию порт Триполи, который только недавно захватили действовавшие в пустыне английские войска. Теперь у нас появилась определенная уверенность, что наступление 8-й армии не будет остановлено, как это часто случалось раньше из-за нехватки материальных ресурсов.
      И последнее преимущество этого периода заключалось в том, что стало возможным создать всю структуру командования на разумной и стабильной основе в соответствии с договоренностью, достигнутой на конференции в Касабланке. Все военно-воздушные силы объединились под командованием главного маршала авиации Теддера, заместителем которого назначался генерал Спаатс; командование сухопутными войсками на тунисском фронте возлагалось на генерала Александера, который, освободившись от необходимости командовать тоже одной-единственной армией, что мешало генералу Андерсону выполнять свои непосредственные функции, теперь мог посвятить все свое внимание повседневной координации усилий союзных войск.
      Вскоре после 1 марта я заменил командира 2-го корпуса Фридендолла генералом Паттоном. У меня не было никаких намерений понизить Фридендолла в должности или возложить на него вину за первоначальные поражения в боях под Кассерином, и я проинформировал его об этом. Не только он, но и другие, в том числе я сам, несли ответственность за ту неделю поражений. Но моральное состояние людей во 2-м корпусе было поколеблено, и войскам нужно было быстро вернуть уверенность в собственных силах. Для такого дела в армии не было более подходящей фигуры, чем генерал Паттон, в то время как в отношении Фридендолла у меня сложилось убеждение, что он больше подходил для работы по обучению войск в США, чем для руководства войсками в бою. Я порекомендовал генералу Маршаллу дать Фридендоллу пост командующего армией в США; позднее он получил там звание генерал-лейтенанта.
      Энергичность генерала Паттона и его строгая требовательность помогли ему быстро восстановить боевой дух и боеспособность 2-го корпуса. К тому же войска теперь имели опыт и стали ценить боевую выучку, дисциплину и решительность действий в боевых условиях. Были быстро восполнены наши потери в живой силе, танках и другой боевой технике, все восточные аэродромы вновь перешли в наши руки, и там уже находилась истребительная авиация.
      Условия зимней погоды и местности в пустыне были значительно лучше, чем на севере, и 8-я армия под командованием генерала Монтгомери могла продолжать свое наступление на запад с целью соединения с нашими войсками на правом фланге в Тунисе. Мы предвидели, что для осуществления этой задачи основное сражение войск генерала Монтгомери состоится на "линии Марет" - оборонительных позициях, в свое время построенных французами вдоль тунисской границы. Чтобы помочь генералу Монтгомери в этом сражении, генерал Александер приказал американскому 2-у корпусу сосредоточить свои основные усилия в районе Гафсы и оттуда наступать в восточном направлении, с тем чтобы максимально отвлечь силы Роммеля, действовавшие против 8-й армии. Этот маневр дал ожидаемые результаты, поскольку Роммель не мог допустить оголения своих линий коммуникаций и был вынужден использовать значительную часть войск, чтобы обезопасить себя от подобной угрозы.
      В ночь на 20 марта генерал Монтгомери был готов начать наступление на "линию Марет". Последовало ожесточенное сражение, но благодаря блестящей и быстрой переброске войск в ходе разыгравшихся боев он внезапно обошел противника с фланга и стремительно погнал его на север. Вскоре части 8-й армии встретились на левом фланге с войсками 2-го корпуса генерала Паттона, которые тоже решительно наступали в восточном направлении. Наконец все наши войска были связаны единой линией фронта.
      После сражения на "линии Марет" я посетил генерала Монтгомери. Его 8-я армия представляла собой, вероятно, самую космополитическую армию, когда-либо сражавшуюся в Северной Африке со времен Ганнибала. Помимо англичан в ее рядах воевали шотландцы, новозеландцы, индийцы (в том числе гурки со своими длинными изогнутыми ножами, которыми они отрезали головы врагов), поляки, чехи, французы, австралийцы и южноафриканцы. Не все из них дошли до Туниса. В состав 8-й армии входили американские авиаэскадрильи, летчики которых были первыми американцами, принявшими участие в боевых действиях в Африке. Они участвовали в этой кампании от самого Эль-Аламейна. Во время визита к Монтгомери мне удалось поговорить с экипажами этих эскадрилий и позднее послать им кое-что из солдатской "роскоши", которой они были лишены во время длительного похода через пустыню.
      Стремясь отрезать пути отхода немцев перед фронтом 8-й армии, генерал Александер предпринял наступление через проход у Фондака на восток, в сторону моря. В этом наступлении участвовала расположенная на левом фланге американская дивизия 2-го корпуса. Всей операцией руководил командир английского корпуса. Эта американская дивизия не получила в свое время основательной боевой подготовки, а в боях ей не пришлось непосредственно участвовать, поскольку в течение многих недель ее части и подразделения выполняли задачи по прикрытию наших линий коммуникаций. Таким образом, ей впервые представилась возможность действовать в полном составе. Она получила трудную задачу и не справилась с ней. В конце концов прорыв вражеской обороны был осуществлен английскими соединениями, но оказался не особенно эффективным, поскольку немцы к этому времени сумели отойти в северном направлении. Командир английского корпуса генерал Джон Крокер перед представителями прессы подверг резкой критике неудачные действия американской дивизии. Это был почти единственный случай взаимных англо-американских обвинений в ходе Африканской кампании, но он очень насторожил нас, тем более что такая критика являлась совершенно ненужной. С помощью Александера мы приняли срочные меры, чтобы прекратить это. Ничто так часто и так легко не вызывает трений между союзниками, как бесполезные разговоры, особенно когда в них умаляется роль одного из союзников.
      Хотя это наступление и не оправдало наших надежд, но быстрый отход немцев на север привел к резкому сокращению линии фронта, и тем самым американский 2-й корпус оказался готовым для использования где-либо на другом участке.
      Возникли некоторые споры относительно пригодности 2-го корпуса для активного участия в заключительном сражении. В штабе Александера считали, что значительную часть корпуса следует направить обратно в район Константины для переподготовки. Действительно, некоторые части корпуса были еще относительно слабо подготовлены. Однако Паттон и я были уверены, что теперь корпусу можно поставить ответственную задачу. Американцы пришли в раздражение не столько из-за грубого обращения союзников с ними, сколько из-за оскорбительных и пренебрежительных замечаний по поводу боевых качеств американских солдат и офицеров; эти замечания исходили от немецких военнопленных и получили некоторое распространение на театре военных действий.
      У меня состоялась личная беседа с Александером, в ходе которой я настаивал на использовании 2-го корпуса как единого соединения.