В соответствии с планом высадки союзных войск на французском побережье американцы должны были действовать на правом фланге боевого порядка, а англичане и канадцы - на левом. Правый фланг войск при десантировании заканчивался участком побережья под кодовым названием "Юта" на полуострове Котантен, а левый фланг - примерно устьем реки Орн. Ширина всей полосы наступления составляла свыше шестидесяти миль.
      Поскольку мы хотели выдвинуться в районы, где можно было наиболее эффективно использовать наши крупные танковые силы, а также разместить поближе к линии фронта огромное число истребителей-бомбардировщиков, планом предусматривался быстрый захват английской 2-й армией равнинной местности к югу от Кана. Правее этого города американцы должны были наступать в южном направлении от плацдарма "Омаха" и двигаться на одной линии с английскими войсками, в то время как корпус генерал-майора Лоутона Коллинса после высадки на плацдарме "Юта" имел своей основной задачей быстрое овладение Шербуром. Поскольку немцы держали крупные силы в районе Кале, казалось вполне вероятным, что для сохранения связи между этим районом и Нормандией противник сосредоточит свои основные усилия у Кана. Он наверняка предпримет также отчаянные попытки удержать за собой Шербур и тем самым лишить нас возможности воспользоваться этим портом. Тем не менее мы надеялись, что быстрота и внезапность наших действий позволят нам легко овладеть равнинной местностью за Каном, а американцы, по оценке Брэдли, в пределах от десяти до тридцати дней захватят Шербур.
      В плане, разработанном Монтгомери, указывались также районы, где, по его мнению, могут произойти задержки в продвижении наших войск после десантирования. Эти районы были нанесены на карту "Прогноз операции "Оверлорд".
      Ожидаемое развитие хода событий на всех фазах операций, разумеется, не являлось существенной частью плана боевых действий, поскольку первой и основной задачей был захват такого плацдарма, который позволил бы максимально быстро сосредоточить на нем достаточные силы для последующего решающего сражения за Францию. Однако планируемый ход операции всегда полезен для штабов и служб тыла, ибо только на этой основе они могут составлять свои расчеты в соответствии с общим замыслом боя. Предсказанный рубеж, на который войска должны были выйти на девяностые сутки боевых действий, был достигнут с некоторым опережением графика, однако прогнозы на первые дни операции не оправдались. Отсюда возникли некоторые трудности.
      15 мая под руководством штаба верховного командования союзными экспедиционными силами было проведено в помещении школы Святого Павла заключительное совещание. На нем присутствовали король Великобритании, Черчилль со старым другом - фельдмаршалом Смэтсом, а также почти все члены военного кабинета и английского комитета начальников штабов. За всю войну я не присутствовал на совещании, где было столько высокопоставленных лиц. На нем ставилась задача рассмотреть оставшиеся нерешенными вопросы и устранить ранее отмеченные недостатки, а также обратить внимание всех командующих на широкие цели, выдвигаемые высшим штабом, напомнить каждому из них о той поддержке, на которую он может рассчитывать. Были окончательно уточнены и утверждены распоряжения войскам о соблюдении мер предосторожности в период следования в порты погрузки. Главные усилия направлялись на обеспечение скрытности действий войск.
      На этом совещании нам представилась возможность услышать выступление короля и премьер-министра Великобритании. Последний произнес типичную для него боевую речь, в которой он использовал настолько сильные выражения, что поразил многих из нас, особенно американцев. Черчилль заявил: "Господа, у меня укрепляется уверенность в отношении этого предприятия". Мы знали, что он долгое время сомневался в его осуществимости и ранее выступал за дальнейшую отсрочку в пользу проведения операций в других местах, но теперь, на последней стадии приготовлений, наконец стал верить вместе со всеми нами, что это единственно правильный курс действий для достижения победы.
      Перед фактическим началом боевых действий основная часть штаба верховного командования союзных экспедиционных сил и штаб 21-й группы армий разместились в Портсмуте, на южном побережье Англии. Это был наш главный район посадки и погрузки на суда, здесь военно-морские силы развернули средства связи, которые в первые часы дня "Д" должны были обеспечивать нас информацией о продвижении каждой части огромной армады.
      К тому времени, когда основной состав нашего штаба переместился в Портсмут, я считал, что оставалось принять только одно важное решение до дня "Д", а именно назначить конкретный день и час начала нашего наступления. Однако главный маршал авиации Ли-Меллори еще полностью не решил старый вопрос относительно целесообразности выброски воздушного десанта на полуостров Котантен. 30 мая он прибыл ко мне, чтобы еще раз высказаться против, как он выразился, бесполезной гибели двух прекрасных дивизий. Он считал, что трудная для приземления местность и ожидаемое сопротивление противника создавали слишком большой риск для воздушного десанта. Такого опасного положения не предвиделось на левом фланге, где выбрасывали английскую воздушно-десантную дивизию. По подсчетам Ли-Меллори, потери среди американских частей будут до семидесяти процентов в планерах и по меньшей мере около пятидесяти процентов в самолетах, до того как они сумеют приземлиться. Следовательно, у дивизий не останется сил для решения даже поставленных боевых задач, и поэтому вся операция окажется бесполезной для исхода общего наступления.
      Конечно, Ли-Меллори, отличавшийся большой личной отвагой, был искренен в своих убеждениях на этот счет и считал долгом откровенно высказать мне свое мнение.
      Трудно себе представить более мучительную проблему. Если он, мой эксперт, прав, тогда запланированная операция была настоящей глупостью, потому что даже ценой огромных потерь, которые он предсказывал, мы не достигли бы основной цели, которая преследовалась выброской этого десанта. Более того, если он прав, то получалось, что высадка десанта с моря на участок побережья "Юта", очевидно, была безнадежной, а это означало, что вся операция вдруг становилась настолько рискованной и даже безрассудной, что возникала угроза колоссальной неудачи и даже поражения союзников в Европе.
      Чтобы обезопасить Ли-Меллори на тот случай, если его рекомендациям не придадут значения, я предложил ему изложить свое мнение в письменной форме и сообщил, что мой ответ он получит через несколько часов. Я не стал ни к кому обращаться с этой проблемой. Профессиональные рекомендации больше тут не помогли бы.
      Я направился в свою палатку и стал снова размышлять над этой проблемой. Я понимал, конечно, что если преднамеренно пренебрегу советами моего технического эксперта по этому вопросу и его предостережения окажутся правильными, то до самой могилы нести мне тяжкое бремя угрызений совести за неоправданные жертвы тысяч людей, цвета нашей молодежи. Однако еще страшнее было то, что последствия этой катастрофы могли -оказаться далеко не местного значения: если он прав, они скажутся на всех войсках, участвующих в операции.
      Если я должен отменить выброску воздушного десанта, тогда мне придется отказаться от высадки морского десанта на участок побережья "Юта", поскольку я подвергну атакующие там войска еще большей опасности, чем та, какую предсказывали для воздушного десанта. Если я отменю высадку войск на участок побережья "Юта", тем самым я настолько серьезно расстрою тщательно разработанные планы, что уменьшатся шансы на успехи в других местах, а позднее станет, вероятно, невозможно организовать снабжение действующих там войск. В ходе длительного и трезвого рассмотрения всего плана операции мы пришли к мнению, что высадка десанта на участок "Юта" играет существенную роль в обеспечении нашего общего успеха. Отказаться от нее фактически означало отказаться от плана, в который я безоговорочно верил более двух лет.
      Наконец, предварительные расчеты Ли-Меллори были просто расчетами, и не более, а наш опыт в Сицилии и Италии никоим образом не оправдывал его пессимизма. Брэдли, Риджуэй и другие офицеры всегда поддерживали меня и штаб в этом вопросе, и это меня воодушевляло настаивать на ошибочности взглядов Ли-Меллори.
      Я позвонил ему по телефону и сказал, что высадка воздушного десанта будет произведена в соответствии с планом и что я сейчас же дам письменное подтверждение этому. Позднее, когда десантирование с воздуха оказалось успешным, он первым позвонил мне, чтобы высказать удовлетворение и выразить сожаление по поводу того, что он добавил к моим личным заботам и этот груз в те последние напряженные дни перед днем "Д".
      Перед началом операции нам наносили визиты многие важные официальные представители. Одним из наших последних посетителей был генерал де Голль. С ним у нас возникли некоторые разногласия относительно времени и характера тех заявлений, с которыми нужно было обратиться к французскому населению сразу же после высадки союзных войск. Генерал де Голль хотел, чтобы оба союзных правительства ясно и определенно признали его как правителя Франции. Он настаивал, что только он один имеет право отдавать приказ французскому населению о необходимости сотрудничать с союзными войсками. Президент Рузвельт категорически возражал против такого признания генерала де Голля и, как всегда, упорно отстаивал идею, что суверенитет Франции находится в руках народа и что союзники вступают на ее территорию не для того, чтобы навязывать населению какое-либо конкретное правительство или конкретного правителя. Поэтому, продолжал он, из наших заявлений должно явствовать, что мы готовы сотрудничать с любыми французскими силами, которые будут участвовать в разгроме немецкой армии. Он соглашался с тем, что, если какая-либо группировка этих сил или все они решат следовать за де Голлем, мы будем действовать через де Голля, но президент не соглашался поставить генерала правителем над кем бы то ни было.
      Задача разработать план, удовлетворявший де Голля и в то же время удерживающий нас в рамках установленных нашими правительствами пределов, выпала в основном на долю моего штаба и причинила немало беспокойств, так как мы зависели от существенной помощи со I стороны повстанцев во Франции. По имевшимся сведениям, они были особенно многочисленны в районе Бретани и в городах Юго-Восточной Франции. Открытое столкновение с де Голлем по этому вопросу нанесло бы нам неизмеримый ущерб и привело бы к горьким взаимным обвинениям и ненужным жертвам.
      По мнению штаба, это возражение Рузвельта являлось в некотором смысле академическим. Как здесь полагали, по крайней мере на начальных стадиях операции, де Голль будет представлять единственную власть, которая может обеспечить хоть какую-нибудь координацию и единство действий французов, и не будет никакого ущерба от того признания его роли, которого он добивается. Его нужно просто поставить в известность, что, как только страна будет освобождена, французский народ сам определит свое собственное правительство и лидера. С согласия наших правительств мы уже приняли представителя де Голля генерала Кенига, командующего французскими внутренними вооруженными силами, который в системе союзного командования являлся моим прямым подчиненным.
      Мы особенно хотели, чтобы де Голль вместе со мной в день "Д" обратился по радио к французскому населению с тем, чтобы оно, избегая восстаний и бесполезных жертв на второстепенных участках, было всегда готово оказать нам помощь там, где она понадобится. Мы упорно стремились, в рамках полученных инструкций, склонить де Голля согласиться с нашей точкой зрения, и хотя после начала кампании он эффективно сотрудничал с нами, но в тот момент он удовлетворял не все наши просьбы.
      В оставшиеся до начала операции дни предстояло отрегулировать еще ряд некоторых деталей. Но главное, что больше всего беспокоило нас, - это какая погода будет в период с 5 по 7 июня.
      Вся Южная Англия была забита войсками, ожидавшими последней команды. Вокруг стояли груды военных материалов и масса боевой техники, приготовленные для переброски через Ла-Манш. Весь этот район был отрезан от остальной части Англии. Правительство установило полосу, которую никто не имел права пересекать ни в том, ни в другом направлении без специального пропуска. График движения каждой части был составлен так, чтобы она точно прибывала к месту погрузки на суда. Самые южные лагеря, где были сосредоточены войска первого эшелона десанта, находились уже за плотной оградой из колючей проволоки, чтобы предотвратить самовольный уход какого-либо солдата из своего подразделения после того, как он получит боевую задачу для высадки на французское побережье. Вся эта мощная сила была напряжена, подобно сжатой пружине, готовая в нужный момент устремиться через Ла-Манш для осуществления величайшей в истории десантной операции.
      Дважды в день - в 9.30 вечера и в 4.00 утра - мы собирались с представителями метеорологического комитета, состоявшего из американских и английских специалистов. Возглавлял этот комитет суровый и осторожный шотландец полковник авиации Стэг. На этих совещаниях эксперты детально докладывали о метеорологических прогнозах на ближайшее время. С приближением критического периода нарастала напряженность. По мере того как перспективы на приличную погоду становились все хуже и хуже, напряженность среди командного состава нарастала.
      Последнее такое совещание было запланировано на 4 часа утра 4 июня, чтобы в пробном порядке назначить дату вторжения на 5 июня. Однако некоторые контингента войск, размещавшиеся в северных частях Великобритании, уже получили приказ выйти в море, так как они не могли ждать окончательного решения до утра 4 июня.
      Когда командующие войсками собрались на это совещание, поступивший прогноз погоды был обескураживающим: низкая облачность, сильный ветер и большое волнение на море обещали превратить высадку десанта в самое рискованное дело. Метеорологи заявили, что в таких условиях станет невозможной авиационная поддержка, огонь корабельной артиллерии будет неэффективным, а управление мелкими судами - затруднено. Адмирал Рамсей считал, что с управлением судов можно справиться, но вести точный огонь из корабельной артиллерии действительно трудно. В основном он занимал нейтральную позицию. Генерал Монтгомери, обеспокоенный неблагоприятными последствиями при задержке десантирования, предлагал начать операцию. Теддер не соглашался с ним.
      Оценив все факторы, я решил, что вторжение следует отложить. Это заставило нас немедленно вернуть в порты уже находившиеся в пути суда и породило некоторые сомнения относительно того, будут ли они готовы вновь выйти в море через 24 часа, если погода на следующий день окажется благоприятной. Маневр кораблей и судов в Ирландском море оказался крайне трудным в условиях шторма, но их команды, проявив высокую выучку и мастерство, сумели справиться со своей задачей.
      Совещание вечером 4 июня добавило мало чего утешительного к общей картине утреннего доклада, и напряженность еще больше усилилась.
      В 3.40 на следующее утро наш небольшой лагерь сотрясался под порывами ветра, достигавшего почти ураганной силы, а дождь, казалось, шел сплошной стеной. Путь в одну милю через раскисшие дороги в военно-морской штаб был далеко не ободряющим, и казалось, что нет никакого смысла проводить какое-либо совещание. Когда же оно началось, полковник Стэг в своем докладе отметил, что плохие погодные условия, предсказанные за день до этого для северного побережья Франции, фактически подтвердились и что если бы мы настояли на десантировании 5 июня, то почти наверняка произошла бы крупная катастрофа. Это метеорологи, вероятно, сообщили для того, чтобы приободрить нас, потому что их последующее заявление поразило всех: к следующему утру наступит до сих пор совершенно непредвиденный период относительно хорошей погоды продолжительностью около тридцати шести часов. Правда, долгосрочный прогноз погоды был неважным, и после короткого периода относительного спокойствия ожидалось опять ухудшение погоды.
      Перспектива была неясной, поскольку после успешной высадки первых волн десанта нам пришлось бы из-за ухудшения погоды прекратить наращивание сил на плацдарме и тем самым оставить изолированные друг от друга высадившиеся войска в качестве легкой добычи для противника. Однако возможные последствия дальнейшей задержки оправдывали большой риск, и я быстро объявил решение приступить к десантированию 6 июня. Было 4.15 утра 5 июня. Никто из присутствовавших не выразил своего несогласия, наоборот, на их лицах появилось определенное просветление, и каждый без лишних слов направился на командный пункт, чтобы немедленно радировать своим войскам решение, которое приведет их в движение.
      Многие офицеры моего штаба обращались ко мне просьбой разрешить им следовать на борту поддерживающих кораблей, чтобы быть свидетелями высадки десанта. Каждый работник штаба всегда мог привести десятки доводов, чтобы доказать, почему ему необходимо сопровождать десантируемые войска, а не оставаться на месте и выполнять порученное дело. Всем было отказано, за исключением тех, кто занимался обеспечением конкретных боевых задач, и, конечно, установленного числа представителей прессы и радио.
      И опять я должен был выдержать мучительное ожидание, которое всегда наступает в период между принятием окончательного решения и появлением первых признаков успеха или неудачи в таких предприятиях. Я провел это время в поездках по войскам, которым предстояло высаживаться на побережье Франции. Поздно вечером 5 июня я заехал в лагерь американской 101-й воздушно-десантной дивизии, одной из тех дивизий, целесообразность участия которых в воздушном десанте подвергалась столь серьезному сомнению со стороны главного маршала авиации Ли-Меллори. Я застал солдат в хорошем настроении; многие из них шутливо говорили мне, что нет никаких причин для беспокойства, поскольку за дело берется 101-я дивизия. Все будет сделано в лучшем виде. Я оставался с ними, пока последние группы не поднялись в воздух примерно около полуночи. После двухчасовой езды обратно в свой лагерь оставалось уже очень немного времени, когда должно было начаться поступление первых донесений от высадившихся на берег войск. Глава 14. День "Д" и высадка десанта
      Первое донесение поступило от воздушно-десантных частей, которые я посетил за несколько часов до начала операции, и по тону оно было весьма обнадеживающим. Утром стало ясно, что десантирование проходило довольно успешно. Монтгомери вышел на эсминце, чтобы осмотреть плацдармы и подобрать место для первого эшелона своего штаба. Я обещал посетить его на следующий день.
      Боевые действия на участке "Юта", где десантирование с моря увязывалось с выброской американского воздушного десанта, проходили удовлетворительно, как и бои на левом фланге района десантирования войск. Дневные донесения, однако, показывали, что на участке "Омаха" развернулось исключительно ожесточенное сражение. Я решил, что следующим утром мне надо побывать именно на этом участке.
      Мы вышли на эсминце и по прибытии на участок "Омаха" узнали, что 1-я и 29-я дивизии наконец выбили немцев с прибрежных оборонительных позиций и быстро продвигаются вперед. Отдельные очаги сопротивления все еще продолжали сдерживать натиск наших войск; кое-где противник вел беспокоящий артиллерийский огонь по высаживающимся на берег войскам и десантным судам. Мне представилась возможность переговорить с генералом Брэдли, и я нашел его, как всегда, стойким и уверенным в успехе боя. В сущности, то сопротивление, с которым мы встретились на участке "Омаха", не явилось для нас неожиданностью, ибо мы предполагали, что оно будет именно таким по всему побережью. Убеждение немцев, что мы не предпримем высадку десанта в такую погоду, сыграло роль в достижении нами определенной внезапности и в некоторой степени явилось причиной невысокой активности сопротивления на большинстве участков десантирования. Напряженность боев на участке "Омаха" объяснялась тем, что немецкая 352-я дивизия находилась в состоянии боевой готовности и проводила в этом районе, как показали пленные, учения по обороне побережья.
      За день я объехал все участки захваченного побережья и побеседовал с основными командующими, в том числе с Монтгомери. К вечеру, следуя на большой скорости вдоль берега, наш эсминец наскочил на мель и получил такие повреждения, что нам пришлось пересесть на другой корабль, чтобы вернуться в Портсмут.
      Последующие несколько дней подвергли серьезному испытанию наш план наращивания сил на плацдарме, который с такой терпеливостью разрабатывался в течение многих месяцев. В целом он выполнялся хорошо, хотя то здесь, то там неожиданно возникавшие обстоятельства требовали внесения в него небольших изменений. Размещение моего штаба в Портсмуте позволяло делать это быстро и без осложнений.
      При претворении в жизнь такого рода планов всегда появляются непредвиденные затруднения, которые можно довольно легко устранить, если высшее командование внимательно следит за обстановкой и принимает соответствующие меры. Во избежание различных осложнений и неразберихи при нарушении графика перевозки людей и грузов нами был создан специальный орган из представителей всех служб. Через него вполне удовлетворительно решались все транспортные вопросы.
      В Вашингтоне также нарастало напряжение в связи с осуществлением вторжения в Европу. Едва мы успели закрепиться на берегу Нормандии, как в Англию прибыли генерал Маршалл, адмирал Кинг, генерал Арнольд в сопровождении офицеров из соответствующих штабов. Я организовал им поездку на плацдарм днем 12 июня. Их присутствие на захваченном берегу, где они испытывали явное удовлетворение достигнутыми результатами, ободряюще действовало на войска. Важность таких визитов, совершаемых военачальниками, в том числе иногда самыми высокопоставленными представителями правительства, едва ли можно переоценить в смысле их значения для поддержания морального духа частей и подразделений. У солдата всегда появляется чувство удовлетворения, когда он видит поблизости от себя очень большого начальника, вероятно, полагая, что район безопасен, иначе такой начальник не находился бы здесь.
      Период от дня "Д" до нашего решительного прорыва вражеской обороны 25 июля составил определенную фазу в операциях союзных войск и получил название "Сражение за плацдарм". Эта фаза включала в себя ряд непрерывных и тяжелых боев, в ходе которых, если не считать захвата Шербура, нам не удалось далеко продвинуться. Однако именно в это время были подготовлены условия для последующих действий по освобождению Франции и Бельгии. В ходе боев на плацдарме мы проверили на практике многие положения нашей доктрины и организацию материального обеспечения войск, которые оказались полезными для нас на последующих этапах войны.
      Монтгомери, зная, что Роммель, его старый противник по боям в пустынях Африки, будет руководить обороной немцев, предсказывал, что действия противника будут характеризоваться постоянными контратаками, осуществляемыми любыми силами, какие окажутся у него под рукой, - от дивизии до батальона.и даже роты. Монтгомери исключал возможность того, что противник под руководством Роммеля будет выбирать естественные оборонительные рубежи и спокойно и терпеливо наращивать максимально возможные силы, чтобы затем предпринять решительное контрнаступление на наши войска в прибрежной зоне. Его предсказания полностью подтвердились.
      Со дня, как мы высадились на берег, боевые действия нигде не приобретали позиционного характера времен Первой мировой войны, за исключением боев у отдельных изолированных пунктов. Однако такая возможность существовала, и все мы, а особенно наши английские друзья, это всегда помнили.
      Брэдли предсказывал, что захват Шербура будет довольно трудным делом, и рассчитывал на быстроту и решительность действий, а также на силу своих войск, чтобы скорее добиться полного успеха в этом районе. По его мнению, на выполнение этой задачи потребуется десять дней, если нам повезет, и тридцать, если не повезет. В числе всего прочего исход подобных прогнозов зависел, разумеется, от успешного наращивания наших сил на плацдарме. В планах высадки детально предусматривалась почасовая и ежедневная доставка на берег войск и различного рода боевой техники, которые требовались не только для текущих операций, но и для создания резервов, чтобы можно было перейти к решающим фазам сражения.
      На начальном этапе боев вопреки нашим надеждам нам не удалось захватить город Кан и прилегающую к нему с юга и юго-востока территорию, где мы собирались побыстрее ввести в действие наши танковые силы и в широких масштабах применить авиацию. Бои в этом районе приобрели непрерывный и напряженный характер. Роммель упорно оборонялся, и по мере развития событий нам стало ясно, почему он так настойчиво цеплялся здесь за каждый клочок земли.
      Чтобы усилить оборону, противник сначала стянул в зону боев все войска, какие можно было снять с других районов полуострова Бретань. Затем он доставил сюда дивизии из Южной Франции и Нидерландов. Его единственные оставшиеся крупные резервы в Северо-Западной Европе, которые не были введены в бой, находились около Кале в составе 15-й армии. Чтобы сохранить связь с этой армией, он должен был удержать за собой Кан. В случае потери этого города его основные две группировки оказались бы отрезанными одна от другой, и после этого их совместные действия были бы возможны только после осуществления длительного отхода. Поэтому противник срочно бросил в район города Кан свои лучшие дивизии и принял все необходимые меры для обороны этого района до конца.
      Срыв наших усилий по выполнению ближайшей задачи в восточном секторе не повлек за собой изменений основных целей оперативного плана. Тем не менее это еще раз подтвердило ту старую истину, что в каждый план боя, в котором на основании решения командира определяется боевой порядок войск и выделяются необходимые средства для достижения поставленных целей, всегда приходится вносить поправки в зависимости от складывающейся обстановки. Как только стало ясно, что противник намеревается любой ценой удержать за собой Кан, как ключевой пункт в его обороне, мы сразу же воспользовались этим в своих интересах, чтобы приковать немцев к этому району и тем самым облегчить наши действия на других участках.
      Первоначально 7-й корпус генерала Коллинса наступал непосредственно в западном направлении, чтобы перерезать полуостров Котантен. Затем он быстро повернул в сторону Шербура, предварительно обеспечив себе прочное прикрытие с юга, чтобы заблокировать любые попытки противника направить подкрепления на этот полуостров.
      Первая "летающая бомба", известная как Фау-1, 12 июня 1944 года достигла Лондона. Она представляла собой небольшой беспилотный самолет, летевший на большой скорости по заранее установленному курсу. Самолет-снаряд Фау-1 нес в себе крупный взрывной заряд, детонировавший при падении и вызывавший большие разрушения. Первые Фау-2 были использованы только в начале августа. Это была ракета, запускаемая на большую высоту и падавшая оттуда с такой скоростью, что ее обнаруживали только тогда, когда уже раздавался взрыв. Во время полета ее нельзя было услышать или увидеть, а также невозможно было перехватить, и по этой причине она не наводила столько страха, сколько Фау-1.
      Баллистическая ракета Фау-2 причиняла особенно большие разрушения, если попадала прямо на какой-либо объект. Благодаря большой скорости она проникала глубоко в землю, и ее огромное разрывное действие направлялось вверх. Поэтому, когда она взрывалась на открытой местности, ее действие было относительно малоэффективным, но в случае падения на здание она почти полностью разрушала его.
      Разработка и использование самолета-снаряда Фау-1 и баллистической ракеты Фау-2 были, несомненно, в значительной мере задержаны нашими весенними бомбардировками тех мест, где, как мы подозревали, их изготовляли. Было известно, что Пенемюнде являлся одним из крупнейших экспериментальных центров в Германии, и мы периодически направляли туда крупные соединения бомбардировщиков для нанесения ударов по подозреваемым объектам в этом районе. Нам сообщали и о других подозрительных местах. Одним из таких был Тронхейм в Норвегии, где, как мы считали, немцы работали над созданием атомного оружия. Мы также подвергали воздушным бомбардировкам северо-западное побережье Европы, где, по данным нашей аэрофоторазведки, имелись многочисленные сооружения, которые могли быть связаны с использованием нового немецкого оружия. Мы непрерывно бомбили их с воздуха.
      Новое вражеское оружие оказывало заметное воздействие на моральное состояние англичан, но они выдержали эти ужасные бомбардировки. Однако после успешной высадки союзников в июне 1944 года на побережье Нормандии англичане, несомненно, испытывали огромное чувство облегчения не только в связи с появившейся перспективой на победу, но и в связи с надеждой избавиться от вражеских бомбардировок. Однако когда эти "летающие бомбы" стали появляться над Лондоном в значительном количестве, надежды англичан исчезли. Угнетающее воздействие этого оружия распространялось и на солдат, которые на фронте вновь стали проявлять беспокойство за судьбу своих родственников и друзей. Многие американцы спрашивали меня с тревогой о том, что стало с теми городами Южной Англии, в которых они размещались перед началом операции "Оверлорд".
      Вероятно, если бы немцам удалось усовершенствовать это оружие месяцев шесть назад и пустить его в ход, то наше вторжение в Европу было бы крайне затруднено, а возможно, и исключено. Я убежден, что если бы противник сумел использовать такое оружие в течение этого времени против основных объектов в районе Портсмута, Саутгемптона, то вся операция "Оверлорд" могла бы оказаться перечеркнутой.
      Принятые вскоре меры против Фау-1 дали положительные результаты, однако и при этом угроза использования их существовала круглые сутки и в любую погоду. На фронте мы стремились поскорее захватить районы стартовых позиций, откуда запускалось это оружие против Англии. Однако следует отдать должное английским руководителям: ни один из них никогда не ставил передо мной вопроса об изменении наших планов операций с целью поскорее избавить Англию от этого бедствия.
      Монтгомери 18 июня все еще считал, что условия позволяют осуществить быстрый захват Кана.