Короче говоря, «живые ископаемые» — это древнейшие организмы, сохранившиеся до наших дней и не подвергшиеся серьезным анатомическим изменениям. Кроме того, так могут называться некоторые существа, сохранившие ряд важных архаических признаков. Поскольку в итоге невозможно доказать, что существо как было воспроизведено с древних времен, так и осталось без малейших изменений, следовательно, оно может быть отнесено к «живым ископаемым» только по нескольким характерным признакам.

В этом отношении самой интересной из птиц, конечно, является амазонский гоацин (Opisthocomus hoatzin). Внешне он напоминает самого обыкновенного фазана, с желтоватым хохолком, с оливковым оперением на спине и блекло-красным на животе. Однако молодой гоацин просто великолепен: на передних пальцах его крыльев имеются хорошо развитые когти, свидетельствующие о древнем происхождении. Когда птенцы гоацина, ловко орудуя своими когтистыми крыльями, продираются сквозь ветки, ползают по земле или ныряют за головастиками, они становятся похожими на настоящих маленьких рептилий. При взгляде на них невольно вспоминается образ величественного археоптерикса, птицы-рептилии времен юрского периода, «когда и у кур имелись зубы». Впрочем, у гоацина сохранились и другие важные архаические признаки: он не кричит, как птица, а квакает, точно лягушка, и издает сильный мускусный запах, подобно крокодилам и некоторым видам черепах. И отрицать его принадлежность к «живым ископаемым» было бы нелепо.

Разумеется, среди «живых ископаемых» есть представители всех возрастов, если можно так выразиться. Самые древние из них — радиолярии, одноклеточные организмы, покрытые панциревидным наростом с примесью кремнезема, останки которых были обнаружены в докембрийских отложениях, чей возраст насчитывает от одного до двух миллиардов лет. Самые молодые из них кажутся не менее диковинными: опоссумы, чей мех украшает современных модниц, редкий антильский щелезуб (Solenodon), броненосцы, страшный долгопят и тапир, появившиеся на Земле в эоценовый период, то есть около 70 миллионов лет назад. Бурозубки, панголины и многие обезьяны Старого Света — все они реликты времен олигоцена. Ежи, окапи и трубкозубы — ровесники миоцена, и т.д. и т.п…

Для полной ясности необходимо добавить, что существуют не только роды «живых ископаемых», например наутилусов, мечехвостов или туатар, но и семейства — киви или опоссумов, отряды — панциревидных филлоподов, скорпионов, однопроходных, классы — голотурий, морских лилий, панцирных моллюсков, или хитонов, земноводных рыб, целакантов и двоякодышащих, и даже типы, например плеченогих. [18]

Итак, напомним еще раз, что «живые ископаемые» — понятие относительное. Вывод, вытекающий из этого парадоксального явления, заключается в следующем. Нет таких существ, даже среди самых «примитивных», которые не могли бы сохраниться до наших дней: в самом деле, поздние представители многих некогда процветавших групп встречаются и сегодня. Все они своего рода посланники из далекого прошлого, как бы призванные засвидетельствовать нам былое великолепие своих далеких предков.

Почему же все-таки многие ученые так упорно отрицают возможность существования в наши дни динозавров, летающих рептилий или обезьянолюдей? Да потому, заявляют они, что все эти группы давным-давно вымерли. И в качестве доказательства приводят тот факт, что еще никому не удалось обнаружить их окаменелые останки в сравнительно поздних геологических пластах.

Однако отсутствие окаменелых останков существ того или иного типа в том или ином геологическом пласте может означать, что численность этого типа в данную эпоху была невелика или его представители благодаря чутью либо ловкости сумели избежать несчастных случаев: падения в соляное озеро, увязания в ледниковом либо торфяном болоте, в битумной породе или смоле, попадания под обвал, в лавовый поток, в песчаную бурю и т.д., в результате которых они превратились бы в окаменелости.

Давайте остановимся на первом предположении, поскольку оно представляет для нас наибольший интерес. Само собой разумеется, если мы недостаточно хорошо знаем современную фауну нашей планеты (о чем свидетельствуют ежегодные открытия новых ее видов — главным образом в труднодоступных местах), то о редких животных древних эпох нам вообще судить трудно, тем более по результатам изучения единичных экземпляров уже известных ископаемых форм.

Чтобы читатель мог себе представить, что я подразумеваю под распространенными и редкими видами, должен уточнить, что распространенными видами среди земных существ можно считать человека и его домашних животных, большинство грызунов и летучих мышей, значительную часть птиц, а также несчетное количество насекомых и мелких моллюсков. А всех других животных — в основном большую часть млекопитающих — можно назвать редкими или находящимися на грани вымирания.

Кроме того, следует иметь в виду — и об этом писал профессор Кольри, — что «до наших дней сохранились далеко не все организмы, даже окаменелые. Большинство их погибло в результате постоянных разрушительных процессов; разломов земной коры и т.д.» «Наконец, — продолжает этот выдающийся биолог, — если рассматривать ископаемые, которые действительно сохранились до наших дней, то здесь нельзя упускать из виду, что мы располагаем ими лишь в самых ничтожных количествах. В настоящее время большая часть осадочных образований, по сути, покоится под толщей морей, так что для нас они совершенно недоступны. Что же касается континентальных отложений, то мы можем исследовать главным образом те из них, что выступают на поверхности земли, то есть самую малую часть».

Профессор Парижского музея естественной история Леон Бертен, высокообразованный человек, хорошо знающий древнюю и современную фауну и обладающий способностью к обобщительному анализу, высказывается на сей счет четко и определенно: «В палеонтологии отрицательный результат еще ничего не значит».

В самом деле, существует много групп животных, которые населяли Землю в разные доисторические времена, хотя в геологических отложениях соответствующих эпох от них не осталось ни малейшего следа. Если в наши дни человеку и случается встретить «живое ископаемое», то такое происходит крайне редко, поскольку эти существа стараются избегать подобных встреч.

Яркое тому доказательство — Latimeria chalumnae, угодившая 22 декабря 1938 года у берегов Южной Африки в трал некоего Гузена. Группа кистеперых, к которой относится эта огромная рыба с похожими на лопасти плавниками, появившаяся в одно время с наземными позвоночными, вымерла в начале палеозоя, примерно 200 миллионов лет назад. По правде говоря, останки некоторых представителей отряда целакантообразных находили и в отложениях юрского периода, а позднее в пластах палеозоя были обнаружены следы еще одного представителя этого семейства — «макропомы». Однако в отложениях более поздних эпох, образованных около 65 миллионов лет назад, следы целакантообразных отсутствовали вообще. [19]

Вот вам прекрасный пример того, когда палеонтология бессильна доказать очевидное.

Большинство зоологов продолжают отрицать способность некоторых представителей ископаемой фауны к выживанию, видимо потому, что они находятся в зависимости от традиционной теории, а вовсе не оттого, что они в это не верят. Такое отношение кажется тем более неслыханным, что оно основано на устаревших, наивных воззрениях, уже давным-давно отвергнутых.

В былые времена, когда ученые убедились, что ископаемые формы не просто какие-то «диковины», а действительно останки вымерших животных, они попытались увязать это открытие с откровениями книги Бытие. Так родилась теория исчезновения древних фаун вследствие глобальных катастроф, последней из которых был библейский потоп.

Что бы там ни говорили, а страдавший предрассудками и догматизмом Кювье изобрел свою знаменитую теорию о тектонических революциях Земли по той причине, что он не мог допустить, чтобы теория изменяемости видов шла вразрез с буквой Святого писания. По его мнению, повторяющиеся время от времени катастрофы всякий раз должны были непременно сопровождаться появлением каких-то новых форм. К такому же выводу, впрочем, пришел и его ученик Альсид д'Орбиньи, который даже сумел с точностью установить, что все известные ископаемые фауны произошли от 27 последовательно сменявших друг друга исходных форм.

Святая наивность видного бретонского натуралиста всегда была предметом насмешек. Тем не менее он единственный из всех последователей теории катастроф, который никогда не противоречил самому себе.

Что же касается Кювье, то он с присущим ему лицемерием говорил: «Я не утверждаю, что для воспроизводства ныне существующих видов нужна была некая новая исходная форма: я просто имею в виду, что прежде их не было там, где они есть теперь, и что они, должно быть, пришли туда извне».

Для меня навсегда останется загадкой, почему столько здравомыслящих людей позволили ввести себя в заблуждение этим нелепым толкованием. Ведь оно предполагает, что изначально земная фауна была богата и весьма разнообразна и что она включала в себя все виды, какие только возможно. После каждой, скажем так, глобальной катастрофы Землю должны были населять лишь уцелевшие виды, и, таким образом, земная фауна должна была постепенно оскудевать.

Такое предположение, с одной стороны, полностью расходится с данными палеонтологии, которые «отцу» этой науки следовало бы знать. Чем глубже ученые проникали в геологические отложения, тем менее разнообразны были формы, которые они там находили: в отложениях доюрского периода уже не было птиц; дотриасового — млекопитающих; доугольного — рептилий; додевонского — земноводных; доордовикского — рыб; а в отложениях докембрийского периода не было ничего, кроме следов самых примитивных организмов — одноклеточных и губок. Выходит, что со временем земная фауна не только не оскудевала, а напротив, становилась все богаче и разнообразнее.

С другой стороны, толкование Кювье, безусловно, противоречит… его собственным теориям. Не он ли утверждал, что «человек не мог быть современником так называемых допотопных животных»?

Да, но если человеческий род не пустил корни на Земле уже в начале всех времен и если он ведет свое происхождение не от первобытных форм, в таком случае откуда он вообще взялся?

«Извне», — отвечает Кювье, ничуть не скрывая своих религиозных и философских воззрений. И тут так и хочется произнести: «Аминь!»

Пагубное влияние этого незыблемого и непримиримого учения, долгое время тяготевшего над исследователями, приводило к тому, что они становились жертвами нелепейших заблуждений. В 1854 году одно общество естественной истории сочло невозможным опубликовать сообщение о палеонтологических открытиях, удостоверенных тремя заслуживающими доверия экспертами, потому что оно расценило его как «не соответствующее действительности».

В этом сообщении говорилось не более и не менее как об обработанных каменных орудиях, найденных подле останков ископаемых животных.

В 1860 году Парижская академия наук отказалась по той же причине выпустить работу замечательного зоолога Эдуарда Лартэ «О геологическом возрасте человека в Западной Европе». И он был вынужден опубликовать ее в Швейцарии и Англии, где она была встречена с радостью…

Спустя некоторое время после смерти Лартэ родственники ученого, придя в ужас от его еретических воззрений — он тоже верил в то, что человек был современником ископаемых фаун, — сняли все его труды с продажи и пустили их под нож.

Но пусть эти забавные случаи не вызывают у нас улыбки. Даже сегодня — по тем же самым причинам, теперь уже малопонятным, — многие научные журналы отказались бы печатать сообщение, в котором на полном серьезе рассматривалась бы вероятность того, что некоторые ископаемые виды сохранились до наших дней.

К сожалению, не так-то просто избавиться от «оков» учения, навязанного силой. Когда наконец восторжествовала теория эволюции, сначала ее толковали несколько упрощенно, дабы не вызвать резкого разрушения устаревших догм.

Идею «скачкообразной» сменяемости фаун просто заменили теорией их «непрерывного» развития, из чего был сделан вывод: любую древнюю форму следует рассматривать как прямого предка более поздних, родственных ей форм. В соответствии с этим принципом получалось, что современных ящериц надо считать потомками динозавров палеозоя!

И, само собой разумеется, любое животное, типичное для той или иной геологической эпохи, уже не могло попасть в следующую эпоху, поскольку оно должно было постоянно видоизменяться.

Таким образом, появилось новое основание, чтобы можно было отрицать априори вероятность сохранения архаичных форм до наших дней.

Со временем мы мало-помалу свыклись с понятием «живые ископаемые», и отныне нам уже ясно, что эволюция происходит не скачкообразно, а по «кустообразному» принципу.

Образно говоря, зоологический тип с индивидуальной приспособляемостью не может появиться сам по себе на конце одной из веток куста, которая представляет собой возникшую ранее и уже распустившуюся группу. На самом деле он происходит от синтетического типа-производителя, расположенного в основании куста. Пройдя беспрепятственно и незаметно определенный отрезок эволюционного пути, он становится молодым побегом и в конце концов находит себе среду, наиболее благоприятную для роста; в это же самое время он вдруг резко распускается и начинает плодоносить, производя разнообразные формы. Покуда эти формы развиваются и обретают самостоятельность, основание куста может пустить новый неприметный росток, которому в дальнейшем будет суждено дать жизнь другой самостоятельной группе. И так далее.

Вот почему их следует искать главным образом в самых недоступных местах земного шара — на островах, на высокогорьях, в подземных пещерах, девственных лесах, болотах, пустынях, а также в наименее посещаемых судами морях, скорее всего в их глубинах.

Таким образом, в двух предыдущих главах мы установили априори, что на Земле, возможно, есть еще много неизвестных крупных животных. Кроме того, мы убедились апостериори, что наши фаунистические каталоги из года в год пополняются новыми видами. Теперь мы знаем, что в будущем список зоологических открытий может обогатиться и известными видами, которые, однако, принято считать ископаемыми. Сейчас нам остается только подготовиться к путешествию «по следам невиданных зверей», предварительно изучив предстоящий маршрут. Поскольку речь здесь идет о животных, возьмем с собой в дорогу особенную, зоологическую карту; с ее помощью мы побываем поочередно во всех крупных зоогеографических областях Земли. А начнем мы наше кругосветное путешествие с восточной, или индийской, области — то есть с Юго-Восточной Азии; далее двинемся на восток и пересечем австралийскую область, куда, кроме Австралии, входят Новая Гвинея, Новая Зеландия и прилегающие к ним острова. Вслед за тем, одолев бесконечные просторы Тихого океана, мы войдем в неотропические области — Южную и Центральную Америку; потом поднимемся к северным широтам Старого Света и ненадолго, по причине свирепой стужи — остановимся в голарктической области; затем на короткое время заглянем в эфиопскую область, то есть в Африку; а закончим наше путешествие остановкой на Мадагаскаре. Итак, пожелаем самим себе доброго пути и хорошей «охоты»!