Таким образом, можно допустить, что у полуводного животного имеются в арсенале когти, которым позавидовали бы зем-лероющие животные. Впрочем, разве мало парадоксов в животном мире?

Следом за полемикой, разразившейся между сторонниками версии о современном существовании неомилодона и их оппонентами, в пещеру Эберхардта были снаряжены научные экспедиции с целью собрать как можно больше данных о загадочном существе.

Первыми отправились шведские ученые во главе с Эрландом Норденшельдом, двоюродным братом знаменитого исследователя, который вел раскопки в той же пещере и вывез оттуда множество различных костей, образцы навоза и искрошенной соломы, которые составляли пол пещеры, где и была найдена кожа неомилодона.

В результате тщательного сравнительного анализа Норденшельд пришел к выводу, что кости и окаменелая кожа принадлежали уже известному Glossotherium darwini, ископаемые останки которого была найдены в пампасах и который был описан Ричардом Оуэном. Не имея точных доказательств того, что кости, на которых строил свою теорию профессор Амегино, были найдены также в пешере Эберхардта, шведский ученый предложил отказаться от названия Neomilodon listae, которое, как он считал, дублирует название Glossoterium darwiny.

Это был жестокий удар по самолюбию профессора Амегино, который, казалось, был одержим желанием присвоить свое имя как можно большему числу животных. Впрочем, число описанных им существ, особенно ископаемых, было поистине огромно. Но мысль о том, что кто-то собирается оспаривать его заслуги в открытии всемирно известного милодона, была ему просто невыносима. Я не удивлюсь, если подтвердится, что именно заявление господина Эрланда Норденшельда (к которому вскоре присоединился Рудольф Хаутхаль) заставило Флорентино Амегино поторопиться с ответной публикацией, в которой он уточнял необычное происхождение «своих» косточек. Замечу попутно: в статье он утверждал, что получил их от человека, обратившегося к нему за разъяснениями насчет.их происхождения, тогда как на самом деле косточки прислал его брат, который и сообщил ему об их принадлежности загадочному зверю.

После шведов к поискам приступили аргентинские ученые во главе с геологом Рудольфом Хаутхалем, который в апреле 1899 году буквально прочесал фиорд Последняя надежда. На этот раз были сделаны потрясающие открытия.

Пещера, где Эберхардт нашел кожу, а также скелет человека, была отгорожена от внешнего мира завалом из крупных камней, и пробраться в нее можно было лишь через узкий лаз сбоку. Пещера представляла собой вытянутую залу, метров 50 длиной, но в конце ее еще один завал отгораживал глухую комнату. Попасть в нее можно было только с помощью лестницы.

В зале грунт представлял собой слой пыли и щебня толщиной от 2,3 метра до мбтра, а посередине находилась насыпь, в которой легко было обнаружить остатки от приготовления пищи: раковины моллюсков, обломки костей гуанако и оленя. Под щебнем, ближе к внутреннему завалу, были обнаружены хорошо сохранившиеся экскременты травоядного животного. Ближе к центральной насыпи вскрыто значительное скопление измельченной соломы.

Под слоем же сухого навоза и остатками «фуража» исследователи нашли многочисленные дробленые кости предполагаемого неомилодона, иначе говоря, глоссотерия, вперемежку с костями животного семейства лошадиных и крупного неизвестного хищника.

И наконец, недалеко от места, где был найден первый кусок кожи, исследователи обнаружили еще один, размеры которого составляли 1,12 метра на 91 сантиметр.

Особенности местоположения и строение жилища, остатки скелета, идентичного тому, что нашли Эберхардт с компаньонами, следы приготовления пищи, искусственные заграждения, залежи навоза и соломы свидетельствовали о том, что гигантский ленивец содержался живьем в этой обжитой людьми пещере.

«Люди, живущие в этой пещере, — заключил доктор Хаутхаль, — использовали заднюю ее часть в качестве стойла для своих домашних животных».

Можно ли поверить в истинное одомашнивание этих лесных животных? Более правомерно было бы предположить, что милодонов отлавливали на воле, а затем помещали в заточение, чтобы таким способом заготавливать впрок свежее мясо. Ибо толщина навозного слоя свидетельствовала о том, что подобная практика повторялась неоднократно (величина навозных масс говорила об огромных размерах животного, сравнимых с размерами слона). Скорее всего, индейцам было несложно загонять безобидного нрава ленивцев в пещеры, как это делают со слонами с помощью сплошной изгороди африканцы.

Как известно, ничто так не препятствует вымиранию вида, как его одомашнивание. Но если неполнозубые гиганты были приручены индейцами, то есть научились размножаться в неволе, то почему же они не дожили до наших дней? Что заставило их исчезнуть? Пожалуй, еще не было такого случая, чтобы одомашненное животное вдруг вымерло; тем более что его сохранение было так важно для людей, живущих в жарком климате с постоянной угрозой голода.

Как бы то ни было, одомашненные или нет, гигантские ленивцы жили бок о бок с людьми, которые кормили их травой, листьями и кореньями. И все эти новые сведения расходились с описанием жизни ужасного йемиша техуэльче.

Коллега доктора Рудольфа Хаутхаля доктор Сантьяго Рот рассмотрел с палеонтологической точки зрения находки в пещере Эберхардта.

Он установил, что «бронированная» кожа и кости гигантского травоядного идентичны тем останкам милодона, которые были найдены в пампе и описаны в 1879 году Рейнхардтом под именем Grypotherium darwini. Но, понимая, что констатировать полное тождество нет оснований, он предложил назвать новое животное Grypotherium domesticum.

Это новое крещение вызвало осуждение у ряда ученых, особенно у Смита Вудворда. Он сделал замечание, что имя Grypotherium обозначает то же животное, что и Glossotherium, описанное Р. Оуэном в 1840 году, и что это последнее название, уже предложенное однажды Эрландом Норденшельдом, и есть верное имя травоядного из пещеры Эберхардта. На что профессор Рот ответил, что имена Grypotherium и Glossotherium не синонимичны и принадлежат двум различным милодонам.

В действительности же профессор Рот был одержим той же идеей, что и егр соперник Амегино: присвоить знаменитому зверю свое имя.

Но если сенсационного «домашнего» ленивца следовало называть Grypotherium, а не Glossotherium, то почему он не соглашался оставить за ним специфическое имя listae, данное зверю Амегино?

Чтобы избежать этого имени, профессор Рот воспользовался двусмысленным толкованием версии Амегино. Из двух вариантов возможен один, утверждал он: Амегино основывает описание животного либо на коже и костях, найденных в пещере Эберхардта, либо на косточках, присланных его братом Карлосом. В первом случае следует отказаться от имени Neomylodon, потому что оно является синонимом Gripotherium. Во втором случае название Neomylodon незаконно, так как речь идет о йемише — крупном хищнике. Поскольку в версии Амегино до сих пор нет точности, самое лучшее — отказаться от названия Neomylodon listae.

Одно было бесспорно: животное, останки которого нашли в фиорде, не отличается анатомически от Grypotherium из пампасов, как показало глубокое изучение. Поэтому Рудольф Хаут-халь предложил в конце концов название Grypotherium darwini, разновидность domesticum.

Профессор Амегино не мог согласиться с таким решением. В новой статье он написал, что необходимо вычеркнуть из зоологической классификации название Grypotherium. Впрочем, Лукас Краглевиш, детально рассмотрев этот спор в 1934 году, пришел к выводу, что, согласно принятым правилам установления имени, единственно название Mylodon darwini будет справедливо для гигантского ленивца из фиорда. По этому вопросу он поддержал профессора Амегино.

Чтобы сохранить какой-то порядок в этой запутанной истории, профессор Сантьяго Рот решил поместить название йемиш в ранг научных обозначений и отнести его к тому крупному хищнику, обломок бедренной кости которого выкопали из грунта в пещере Эберхардта. «Это животное, — писал он, — во многом напоминает описание, данное Амегино своему неоми-лодону, и, даже если оно ему не соответствует, я предлагаю оставить за ним имя listae вместе Neomylodon, которое не является адекватным названию йемиш».

По поводу упомянутого обломка бедренной кости осторожно напомним, что доктор Смит Вудворд чуть было не отнес ее к ископаемому медведю (Arctotherium), но в конце концов Эрланд Норденшельд определил, что кость принадлежала крупному ягуару, разнообразные останки которого также были найдены в гроте Эберхардта. Как бы то ни было, профессор Рот был твердо убежден, что это «его» йемиш лежит в основе легенды техуэльче. «Вполне возможно, — пояснял он, — что в недалекие времена он обитал по берегам озер и рек в предгорьях Анд и был „науэльчским тигром“, от которого пошло название озера Науэль-Хуапи.

Хорошо известно, что некоторые кошки хорошо плавают. Например, ягуар предпочитает держаться побережья и лагун. Поэтому вполне вероятно, что в семействе кошачьих нашелся представитель, ведущий полуводный образ жизни.

Профессор аргументировал еще и тем, что у индейцев, без сомнения, легендарный образ сложился из нескольких грозных животных. Не менее вероятно, по его мнению, что таинственная амфибия — не что иное, как огромный грызун, обломок бедра которого и имеется в его распоряжении.

Стоит ли говорить о том, что профессор Флорентине Амегино из Буэнос-Айресского музея пропустил мимо ушей доводы лаплатских коллег? Возмутясь утверждением, что йемиш отнесен к кошачьим, он немедленно опубликовал третью статью, в которой изобретательно объединил описания легендарного животного и милодона из пещеры Эберхардта: «Что касается неполнозубых, то Карлосом Амегино недавно сделано открытие существования одного из представителей семейства милодоно-вых, которого до сих пор считали вымершим: мы называем его Neomyjodon listae, Амегино. Размерами он напоминает крупного быка, но лапы его короче, от этого он ниже ростом приблизительно на одну треть по сравнению с Mylodon robustus. Тело его покрывает густой волосяной покров, жесткий, как у ленивцев, коричневого цвета. Шерсть вдоль позвоночника, на шее и на передней части тела длиннее и формирует нечто наподобие гривы, тогда как на лапах она постепенно исчезает.

Слой кожи довольно толст и несет в самых плотных участках маленькие дермические косточки, как у найденного захороненного милодона, которые располагаются на внутренней поверхности кожи друг возле друга, что создает впечатление уличного мощения. Голова животного немного длиннее, чем у милодона, и заканчивается удлиненным рылом; ушные раковины очень слабо выражены… Передние зубы чем-то напоминают клыки, они чуть длиннее и более загнуты, чем остальные. Лапы немного сплюснуты, пальцы разделены плавательной перепонкой и вооружены длинными серпообразными когтями, как у милодона».

Немного позже доктор Рудольф Хаутхаль внес несколько новых замечаний относительно проблемы милодона из пещеры Эберхардта.

«Это животное, — уточняет он, — не имеет ничего общего с неомилодоном профессора Амегино, описанного на основании косточек, добытых его братом Карлосом у индейцев, которые предоставили их ему в качестве доказательства существования крупного животного — йемиша. После описания, сделанного индейцами, — заключил ученый, — это животное, обитавшее до последнего времени в Патагонии, ни в коем случае не может быть отнесено к неполнозубым травоядным». Удивляет, что перо доктора Хаутхаля нисколько не клеймит при этом своего коллегу профессора Рота, который приписал «воображаемому» хищнику обломок бедренной кости из пещеры и присвоил ему «ненаучное» название, донесенное из уст индейцев. Напротив, в его рассуждениях сквозит похвала идеям коллеги, и это говорит о том, что, нападая на аргентинского геолога, профессор стремится отделаться от соперника в борьбе за название находки.

Заметим, что в первой статье профессора Амегино его животное видится ему размерами с яшера, во второй — рост его снижается до роста пумы, а в третьей — увеличивается до размеров крупного быка на коротких ногах. В крайнем случае можно представить себе, что речь идет об экземплярах различного возраста, но каким образом могла вдруг «короткая голова» сделаться «головой немного длиннее, чем у милодона»? Без сомнения, «удлинение» головы вызвано желанием профессора подогнать внешний вид йемиша под описание, сделанное сэром Смитом Вудвордом: «Это милодон с очень длинной мордой, по бокам которой располагаются ноздри». Что касается зубов животного, то профессор Амегино наконец понял, что у неполнозубого, каким бы крупным оно ни было, не может быть ротового аппарата хищника семейства кошачьих.

В следующей статье, опубликованной в марте 1900 года на немецком языке, знаменитый ученый вынужден был признать, что слово iemisch на языке техуэльче означает «мелкие камешки» или «тот-кто-несет-на-себе-мелкие-камешки». Что, впрочем, так и не было подтверждено специалистами по патагонским диалектам.

Не соглашаясь с мнением профессора Амегино, который хотел натянуть на йемиша кожу милодона, а также с доктором Хаутхалем, считавшим патагонского хищника вымышленным зверем, некоторые натуралисты продолжали гадать над его истинной природой.

Вопрос встал снова, когда французский путешественник Андре Турнуае написал своему другу, профессору Ачьберу Годри, что собственными глазами видел животное, обозначенное ими как химче. Трудно было не поверить свидетельству человека, живущего долгие годы в Аргентине, сделавшего много открытий в Патагонии, где он разыскивал окаменелых млекопитающих по заданию Музея естественной истории. По этой причине профессор Годри, опираясь на полученный текст, сделал доклад в Парижской академии наук на заседании 14 января 1901 года.

Вот что писал его ученик: «Во время своих путешествий мне приходилось слышать от индейцев рассказы о легендарном химче (неомилодоне профессора Флорентине Амегино). Но ужас, внушаемый индейцам этим именем, сотворил, по-видимому, много лишних деталей вокруг его образа. Я остановлюсь только на двух фактах, которые позволили мне убедиться в существовании неведомого животного на исследуемом побережье.

Сидя как-то вечером в засаде у реки неподалеку, я увидел появившуюся посередине течения голову животного размерами с крупную пуму. Я выстрелил, голова скрылась под водой и больше не появлялась.

Насколько я смог различить в темноте, голова была покрыта густой коричневой шерстью, глаза окружала светло-желтая шерсть, идущая узкой полоской к ушам, которые, впрочем, я не разглядел из-за небольшого их размера.

Я рассказал об этой встрече проводнику-индейцу, который был сильно напуган и уверял меня, что я столкнулся с таинственным химче. Я был вынужден продолжать путь, но на песчаной косе реки в нескольких километрах от лагеря обнаружил крупные отпечатки лап кошки. Индеец уверял меня, что это были следы химче».

С истинно немецкой дотошностью доктор Роберт Леманн-Ницше, антрополог из Лаплатского музея естественной истории, попытался, с целью идентифицирования загадочного существа, систематизировать груду естественнонаучной литературы, касающейся Патагонии, а также углубиться в диалекты техуэльче и арауканов.

Он заметил в результате, что различные слова, схожие по произношению со словом «йемиш», так или иначе связаны с выдрой.

Например, в зоологическом разделе «Физической и политической истории Чили» Клаудио Гея, изданной в 1847 году, упоминается обиходное название кошачьей выдры (Lutra felina), описанной Молина: gato de mar (что означает по-испански «морская кошка»), nutria (по-испански «выдра»), chirnchimen и chungungo.

Наиболее интересное для нас имя chirnchimen уже было использовано в хронике Луиса де ла Круса в 1806 году. В описании природных богатств Анд он упоминает guiilin-a, или chimchimen-а, животное, которое, по его словам, относится к разновидности морских кошек.

Обращаясь к более давним источникам, мы снова встречаем нечто похожее в «Словаре арауканов» Андре Фебра, изданного в 1765 году;

«Chirnchimen — морское животное, напоминающее кошку.

Gato de mar (морская кошка): соури, chirnchimen.

Соури: водное животное, похожее на кошку.

Nutria (выдра): ghuyllin.

В «Патагонском словаре», выпущенном в 1879 году на основе материала, собранного Франсиско П. Морено, попадается слово, еще более близкое к «йемиш», которое, кстати, идет из языка техуэльче. Простая выдра называется у них tigre de agua, что означает «водяной тигр».

Доктор Морено рассказывал в той же книге, что ему приходилось встречать на побережье реки Сайта-Крус небольшую выдру, которую индейцы называли «водяной тигр», и что она довольно редка в тех краях, где ее называли также lobito de agua, то есть «водяной волчок».

Таким образом, мы убедились, что различные понятия, такие как chirnchimen, jemechin и iemisch, по-своему указывают на ту или иную выдру. Самой причастной к запутанной истории выглядит, бесспорно, кошачья выдра доктора Леманна-Ницше.

Как бы ни были убедительны этимологические сравнения доктора Леманна-Нйцше, неясным остается одно: как мог безобидный нрав выдры породить страшные предания индейцев?

Дотошный ученый замечает также, что прозвище «водяной тигр», данное выдре, ввело в заблуждение английского путешественника капитана Джорджа Мастерса, который неверно определил природу названия одного из островов. Заинтригованный названием патагонского острова Тигровый, он предположил, что виной этому являются многочисленные выдры, живущие вдоль его берегов.

Однако Андре Фебр дает другую расшифровку названия. Тигровый, по его словам, означает «остров, населенный ягуарами». Испанцы называли тиграми всех крупных кошек, встречаемых в Южной Америке. Недоразумение, следовательно, возникло из-за того, что на Тигровом острове ягуары давно не встречаются. Капитан не ведал того, что некогда зона распространения ягуаров доходила до самого Магелланова пролива. Именно ягуар, как мы увидим далее, более чем кто бы то ни было заслужил имя «водяной тигр».

Чтобы убедиться в этом, достаточно перечитать некоторые старинные издания.

Так, в «Истории абипонов» (народа крайнего севера Аргентины), вышедшей в 1783 году, ее автор, немецкий иезуит Мартин Добрицхоффер, связывает понятие «водяной тигр» исключительно с ягуаром: «В потаенных заводях прячется животное крупных размеров. Испанцы называют его водяным тигром, а гуараны — yaguaro. У него хорошо опушенная шкура, длинный хвост и мощные когти. Лошади и мулы, переплывающие реку, утаскиваются им на дно. После чего захлебнувшееся животное всплывает и плывет по течению».

Похожее описание мы встречаем у другого иезуита, Р.П. Томаса Валькнера, в его «Описании Магеллановых земель и прилежащих краев», опубликованном в 1787 году. «Я должен упомянуть о примечательном животном, амфибии, которое живет на реке Парана. В Европе оно неизвестно, по крайней мере, нигде не описано. О нем не упоминается в трудах о тех местах, какими мы интересуемся. Сведения, которыми я располагаю, сообщены мне индейцами и многими испанцами, которые работают по берегам этой реки. Однажды я своими глазами видел этого зверя.

Это было в 1752 году, когда я отправился на Парану на лесозаготовки. Идя вдоль берега, я услышал, как индейцы хором закричали: «Ягуару, ягуару». Я обернулся и увидел, как в воду бросилось крупное животное, которое, однако, я не успел хорошо рассмотреть.

Его называют yaguaru или yaguaruigh, что на местном языке означает «водяной тигр». По словам индейцев, это зверь размерами с осла. У него острые когти, короткие лапы и длинный хвост.

Добычей водяного тигра становятся различные животные, которым приходится переплывать с одного берега на другой. Схватив жертву, он исчезает с ней под водой, где раздирает ее, и вскоре на поверхность всплывают ее внутренности.

Зверь старается держаться укромных и глубоких мест с быстрым течением, спит он в пещерах, вымытых рекой».

Не стоит удивляться, что хищник назван священником амфибией. Ведь ягуары — отличные ныряльщики. Они готовы броситься в воду в любую минуту, преследуя ли добычу (ту же выдру), или спасаясь от опасности. Я вспоминаю случай, описанный знаменитым натуралистом Феликсом де Азара в его книге «Естественная история четвероногих Парагвая» (1801): переплыв широкую реку, ягуар схватил лошадь, тащил ее в зубах шестьдесят метров вдоль берега, а затем переплыл с ней снова реку и скрылся в лесу. Действительно, кошки не боятся воды!

Теперь нам стало очевидно, что название «водяной тигр» следует применять прежде всего к ягуару, и не менее очевидно, что этой же кошке принадлежат описания йемиша, сделанные техуэльче. Внешность крупной кошки, размеры крупной пумы, отличные когти, околоводный образ жизни, привычка тащить в реку любую добычу — все это свойственно в первую очередь ягуару.

То, что Патагонию в недалекие времена повсеместно населяли эти хищники, или «тигры», доказывает, по словам Леман-на-Ницше, тот факт, что во многих географических названиях присутствует слово nahuel (тигр по-араукански). Есть «тигровые» реки, озера, острова и даже фермы. Только в округе Буэнос-Айрес наш антрополог насчитал 43 подобных названия. Из них 23 принадлежат объектам, расположенным у воды.

С другой стороны, тот же nahuel часто встречается в арау-канском фольклоре.

У Магелланова пролива ягуары встречались вплоть до конца XVIII века. С тех пор они мало-помалу откочевали к северу.

Былое присутствие ягуаров на крайней точке континента доказано также несколькими палеонтологическими открытиями, среди которых — находки в пещере Эберхардта, где были обнаружены, как нам известно, останки крупного ягуара.

Наделяя эту грозную кошку именем йемиш, профессор Сантьяго Рот повторил ошибку индейцев, которые присвоили выдре нравы ягуара. Маститый палеонтолог простодушно присвоил ягуару имя выдры.

Легенды о гигантских речных выдрах — не редкость в Аргентине. Напомню, что рассказывает о них Бюффон.

«Господин Обле, ботаник, сведениями которого мы часто пользуемся, и господин Оливье, королевский врач, рассказывали, что поблизости от Кайенны (Французская Гвиана. — Ред.) водятся такие крупные выдры, что отдельные их экземпляры весят до 100 фунтов. Они живут по берегам крупных рек, где редко появляется человек, и их головы можно иногда увидеть над водой. Крики их далеко разносятся вдоль реки, мех теплый, но короче, чем у бобра, цвет его светло-коричневый. Эти выдры питаются рыбой и плодами деревьев, упавших в воду».

Добавим к этому, что обыкновенная выдра (Lutra lutra) может достигать пятнадцати килограммов веса и до 1 метра 30 сантиметров от морды до кончика хвоста. Гигантская морская выдра (Enhydra lutris) весит до сорока килограммов, а полная длина ее порой достигает 1 метра 80 сантиметров.

Выдра, между прочим, одно из немногих млекопитающих, которое может совершенно незаметно существовать на заселенных территориях. Так, во Франции не найдется, пожалуй, речки или озера, не населенных выдрами, но попадались ли они в природе вашим знакомым?

Именно из-за скрытного нрава этих зверьков, очевидно, вокруг них и рождается немало таинственных легенд.

Лишение грозного йемиша ореола таинственности не решило спор о существовали наземного ленивца. В конце концов, надо было хотя бы выяснить, кем был тот «лохматый ящер», на которого зря истратил свои пули дон Рамон Листа. Кроме того, не надо забывать, что несколько исследователей слышали из уст техуэльче легенды не только о злом хищнике, но и о безобидном звере, считающемся, по преданиям, неуязвимым, несмотря на медлительность. Эти предания больше подходят для доказательства существования крупного ленивца, который, в отличие от унау, ведет наземный образ жизни.

Послушаем мнения некоторых исследователей.

Доктор Франсиско Морено не может быть заподозрен в предвзятости, так как он твердо отрицай недавнее существование гигантских ленивцев. Он утверждал, что многие техуэльче и ген-наки рассказывали ему о страшном лохматом звере, воспоминания о котором сохранили их предки. В 1875 году старый вождь одного из племен показал ему пещеру, вырытую, как считалось, зверем, называемым Ellengassen. Правда, индейцы не могли сказать, существует ли он до сих пор.

Второй свидетель — дон Рамон Листа, труды которого по этнографии и географии Патагонии до настоящего времени оставались актуальными. Он писал, что индейцы верят в злого духа, живущего в Сьерра-Кархуэрне (территория бассейна реки Санта-Крус), а также в чудовищных четвероногих, которые, по легенде, похитили одного из индейцев и его семью, когда они пешком возвращались из Шарры.

Профессор Сантьяго Рот свидетельствует, что один из вождей техуэльче Канкель несколько раз повторял ему слова своего деда об очень опасном звере, который живет в окрестностях озера Буэнос-Айрес. Когда раздавался его рев, все другие звери спасались бегством. Во время такого бегства лошадиного стада и погиб его дед, охотившийся у озера на страусов. С тех пор бедный Канкель так боялся чудовища, что ни за какие посулы профессора Рота не согласился подойти с ним к озеру и на километр!

Четвертым свидетелем выступал Рудольф Ленз, который привлек в качестве иллюстрации к своей версии арауканский фольклор. Он упоминал о каком-то диком животном, которого арауканы называли на испанский манер lofo toro (то есть lobo toro), что означает «волкобык». Ленз считал, что речь шла прежде всего о быкообразном существе, а слово «волк» добавлялось для придания его образу зловещего оттенка. Заметим здесь, что Ленз опирался на немецкий способ словообразования, где определяющее слово стоит первым. В романских языках, к которым относятся испанский и французский, на первом месте в сложных словах стоит главное слово. А вот другой пример: арауканы называют выдру по-испански zorro-vibora (лиса-гадюка) и подразумевают лису, плывущую по-змеиному, а не змею, бегающую по-лисьи.

Мне кажется, что если бы кто-то захотел сравнить милодоноподобное животное с каким-либо представителем патагонской фауны, то им в первую очередь оказался бы волк бычьих размеров. Действительно, волк здесь — единственное животное с жесткой всклокоченной шерстью на относительно коротких лапах, а бык — самое крупное животное, которое знают аборигены.

Но вернемся к предыдущим свидетельствам. Вполне вероятно, что индейцы испытывают священный трепет перед легендарным мохнатым чудовищем, ибо из той фауны, которую здесь можно встретить, или из недавно существовавшей ни один зверь не похож на него, за исключением, как мы предполагаем, крупного наземного ленивца.

Странным кажется факт, что страх вселяет животное, которое, как мы убедились, было одомашнено. Но не надо забывать, что одомашнили его не техуэльче и не арауканы, а их предшественники в Патагонии. Точно так же, как в Индии слоны являются источником страха для многих племен, тогда как другие племена их давно одомашнили.

Доктор Леманн-Ницше счел, что изложенные выше легенды вызваны существованием либо того же ягуара, либо одичавшего домашнего быка. По его мнению, в культуре патагонских индейцев, никаким образом не запечатлено воспоминание о гигантском неполнозубом; этого и быть не могло, так как со времени его существования, как и исчезнувших людей, приручивших его, прошли тысячелетия.

Мне же такая версия кажется несправедливой. В слишком уж хорошем состоянии были обнаружены останки исчезнувшего животного, чтобы отодвигать дату его исчезновения так далеко в прошлое. И чтобы подтвердить это, я приберег напоследок сильный козырь.

В то время как воспламененные его пророчеством о существовании лесного иемиша исследователи прочесывали патагонские дебри, профессор Флорентино Амегино, более склонный к кабинетной работе, принялся изучать древние рукописи времен открытия Нового Света. Если его милодон жил в Южной Америке совсем недавно, то его должны были хоть раз встретить европейские пришельцы!

В конце концов наш страстный палеонтолог нашел тот убедительный манускрипт, который почти доказал его точку зрения. Это была «История завоевания Парагвая» иезуита-португальца Педро Лозано.

В этом произведении, опубликованном между 1740 и 1746 годами, говорилось, что на границе Патагонии и провинции Рио-де-ла-Плата встречается крупный зверь, которого называют su или succarath и который обычно перевозит на себе своих детенышей. В нем отмечалось также, что местные жители охотятся на него и шьют из его кожи пальто и плащи. Все это очень напоминает сведения о милодоне из пещеры Эберхардта. Особенно свойственно ему перевозить на себе малышей. Впрочем, описание су годится для муравьеда.

Не хватало совсем немногих сведений, которые позволили бы узнать в упоминаемом португальцем звере ленивца.

Кто бы мог подумать, что животное с тем же именем еще раньше было известно в Европе! Между 1551 и 1558 годами был опубликован внушительных размеров труд швейцарского натуралиста Конрада Геснера «История животного мира». Несмотря на то, что в этом произведении множество неточностей и даже вымысла, оно было настолько фундаментальным, что на протяжении более чем двух веков служило отличным справочным изданием для зоологов. Поэтому неудивительно, как в него попало упоминание о диковинном звере из «Описания Америки», данного Андреасом Тоэтюсом (Андре Теве).

Для пущей уверенности я разыскал книгу Андре Теве, полное название которой звучит так: «Особенности обширных земель и островов, открытых за последнее время и называемых Америкой».

Эта малоизвестная книга была первым научным трудом об Америке, написанным на французском языке. Теве, который опубликовал также в 1575 году «Универсальную космографию», был, бесспорно, одним из самых блистательных умов французского Возрождения. Его инициативе принадлежало создание Кабинета естественной истории.