Анюта замкнулась, как будто потеряла дар речи. Она молча наблюдала, как на краю поляны солдаты выкопали траншею, как складывали трупы. Когда подошли за телами Петра и Макса, она наклонилась, поцеловала мужа в лоб и снова уткнулась лицом Алёне в плечо.
      Обошлись без речей и воинского салюта. Траншею засыпали и сровняли с землёй. К чему теперь ритуалы?

X

      Ночь. Тишина, слабый ветерок шумит в ветвях. На поляне, освещённой уцелевшими прожекторами, стоим друг напротив друга — я, Алёна, и Иван, бывший шеф-пилот, полковник бывшей армии, бывший отец и муж, а ныне командир отряда. Он и его люди решили остаться на Земле и остаться людьми. Мы стояли молча, вихрь чувств соединил нас в единое целое. Без слов. Да и зачем они? Мы не обнимались и не пожимали рук на прощанье. К чему эти жесты?
      Не сговариваясь, мы одновременно повернулись и пошли каждый своей дорогой.
      Анна ждала нас в катере, бледная, с потухшими глазами, но всё такая же молодая, возраст не имеет над ней власти. Алёна помогла ей застегнуть ремни, сама расположилась в кресле, я взялся за рычаги управления и резко рванул катер вверх. Мы пробили слой облачности, небо на востоке зарозовело, начинался новый день, впереди нас ждала работа.
      Капитан Шасс лично встретил нас у двери транспортного ангара. Вместо приветствия он спросил:
      — Капитан Кармагин, куда вы желаете, что бы вас доставили?
      Мне понравился такой деловой подход.
      — Доставьте нас, пожалуйста, к нашему кораблю, и организуйте связь с нашими людьми.
      Анюта смотрела на меня во все глаза, недоумевая, видно, почему меня слушается капитан, имеющий под началом тысячи кораблей. Я и сам находился в некотором недоумении по этому поводу, но приходилось держать его, недоумение, очень глубоко.
      В прыжок мы ушли по меркам шааян почти сразу. Через двадцать минут начался манёвр сближения. Соломон выбросил Большого Друга далеко за орбиту Плутона. Капитан показал наш корабль на обзорном экране — он выглядел маленькой белёсой точкой. Рядом с ним отчётливо видны пирамиды Сержанта, за которыми скрылся корабль, предоставленный Мирону в качестве базы.
      С Сержантом без посредничества Чарли беседовать оказалось сущим мученьем, а Герке оказался настолько занят, что не смог уделить нам и секунды внимания. Мы снова перешли в катер и через час припарковались внутри корабля Мирона. Он всё же встретил нас — лохматый, небритый, с красными глазами:
      — Наконец-то. А где Иван?
      Говорить не хотелось, поэтому я ответил мысленно, сопроводив ответ эмоциональным «комментарием».
      Мирон поник:
      — Вот, значит, как… И осталось нас трое. Да Сержант. Кстати… — он немного приободрился, — наш человек. У нас с ним полное взаимопонимание. Слышишь, Сержант, как я тебя хвалю?
      — Слышу. Мне иногда сложно тебя понимать, но сейчас понимаю, — механический голос, напрочь лишенный эмоций, но мне показалась в его словах некоторая ирония.
      Я решил сразу ввести Мирона в курс дела, молча указал ему на ошибку:
      — Нас четверо. Эта женщина идёт с нами. Зовут Анна, тоже физик. У неё недавно погиб муж.
      Герке виновато развел руками.
      — Извините, — он смотрел на Анюту, — Мирон Герке…
      — Анна Кальмановская, — произнесла она сухо.
      — Очень приятно. А у меня для вас хорошая новость.
      Он изобразил фокусника, щёлкнув пальцами, и в коммуникаторе раздался знакомый до жути голос:
      — Приветствую, сапиенсы. Как дела, не спрашиваю, но хочу выразить надежду на поправку этих самых дел.
      Алёна улыбнулась одними глазами, ломким голосом проговорила:
      — Чарли. Живой, слава богу. Ты-то как?
      — Спасибо Мирону, он взломал ту скорлупу, в которой я очутился. Не представляете, каково это — не иметь ни слуха, ни зрения, ни остальных чувств. И Соломону спасибо… вечная ему память.
      Мирон взъерошил и без того торчащие во все стороны волосы:
      — Мы готовы к реанимации Большого Друга. Сержант должен с минуты на минуту подключить накопитель корабля к своему энергетическому контуру.
      За разговором мы подошли к рубке. Там не было почти никого, дежурный офицер скучал за пультом. Сразу бросилось в глаза увеличенное изображение Друга на экране. Цвет тороида изменился с молочно-белого на серый, местами через него можно разглядеть, как через матовое стекло, звёзды. Гантель накопителя стала почти прозрачной, её контур едва угадывался. Как только мы разместились в креслах, последовало предупреждение Сержанта:
      — Внимание. Вакуум пробой… — далее шла белиберда, предназначенная Мирону.
      Мы замерли, Анна, по-моему, и вовсе перестала дышать.
      Сержант не попадал в поле зрения камеры, откуда-то сверху в накопитель Друга ударила колонна ослепительно белого света. Продолжался пробой пару секунд, свет померк, Мирон глядя на монитор с цифирью, довольно невнятно пробормотал обычную абракадабру:
      — Синхронизм в норме, оси на пять баллов.
      Есть в нем кое-что от шамана, есть.
      Мирон, однако, закончил вполне человеческим словом:
      — Давай!
      Снова столб огня, но в этот раз свечение не исчезло разом, мне даже показалось, что его интенсивность возрастает. «Переливание крови» длилось тридцать секунд, и когда свет, наконец, погас, я не сразу смог разобрать, что там на экране, ослепил слишком резкий переход от света к полумраку.
      По тому, сколько гордости вместил взгляд Герке, я понял, что у них всё получилось. То, что дела так именно и обстоят, стало ясно секунду спустя:
      — Ну вот, Мирон, а ты сомневался! — Чарли бурлил вулканом. — Я снова чувствую себя человеком, можно даже сказать, сверхчеловеком! Как будем действовать, человеки? Сначала восстановить вам среду обитанья, или починить контуры сенсоров, восстановить «Тунгусов» и прочее? Всё сразу не могу, рук не хватит… и мозгов.
      Я осмотрелся, и так мне захотелось домой, на борт, что ответ показался очевидным:
      — Давай сначала среду.
      — Угу, понял. Тут Сержант стучится, хочу, говорит, нормально поговорить с моим кумиром и наставником, Мироном. Да, так и сказал.
      Мелодичный женский голос напугал Анюту:
      — Врёт он всё, ваш Чарли. Я отношусь к Мирону гораздо более почтительно, поэтому не могу позволить себе столь грубой лести.
      У меня родилось подозрение, что большей частью эту этическую спираль выстроил сам Чарли, но разбираться не имело смысла. В душе перегорело все, что могло быть названо чувствами, и чужие шутки не казались неуместными, и Чарли это понимал. Но у нас не было времени, поэтому я спросил строго:
      — Чарли, ты долго будешь трепаться?
      — Я так долго жил без общества, что мне простительно. Не считать же Мирона обществом, он скоро начнёт разговаривать одними формулами… Жаль, что Иван не с нами.
      — Жаль, — как эхо ответил Мирон.
      — Атмосферу я вам сделаю за пять минут, а вот со всякими бытовыми удобствами придётся повозиться.
      Вот и ладно. Я понял, что Чарли по обыкновению пытается поднять дух команды, но мог ему только посочувствовать. Ответил, просто чтоб не молчать:
      — Значит, мы идём домой. И чтоб к нашему приходу навел порядок, — невозможно долго разговаривать с Чарли иначе, нежели в его излюбленном ключе.

XI

      Более всего меня радовала Анна. Обычный румянец вернулся на её лицо, в глазах часто мелькало любопытство. Мои переживания Алёна уловила и «шёпотом» поинтересовалась не без ехидства:
      — Что, нахлынули воспоминания?
      О, женщины!
      — Мне начинать оправдываться?
      — Если бы имелись причины для оправданий, я бы с тобой не говорила так.
      Хорошо, когда человек не прячется за завесой слов, когда чувства собеседника открыты, а мысли не приходится выискивать в словесной шелухе.
      Мы четверо находились в рубке, прошли сутки после возвращения. Мирон восстановил долгожданный контакт с Чарли и пропал для общества. Анюта быстро осваивалась в новой для неё обстановке. На сегодня Чарли запланировал медосмотр и лечение наших организмов. «Кашпировский» уцелел и ждал пациентов, наглотавшихся радиоактивной дряни. Наконец последовал вызов, доктор пригласил нас в медбокс.
      Когда мы втроём появились там, Мирон занял место на койке, не прекращая, судя по отсутствующему выражению лица, беседу с Чарли. А может быть, заодно и с Сержантом. Мы с Алёной быстро разоблачились, а Анюта смущённо остановилась в дверях, теребя застёжку комбеза.
      — У меня под этим, — она дернула злосчастную застёжку, — ничего нет.
      Мирон хмыкнул, Алёна же заверила:
      — Тут сплошные джентльмены… И вообще, пора забыть старые предрассудки.
      Она усмехнулась, мысленно мне подмигнув, и непринуждённо избавилась от остатков одежды.
      — Вот так. Старого мира больше нет, к чему вся эта мишура. Главное не в этом, — она говорила без тени иронии, в голосе сквозила горечь. — Впрочем… Спорный вопрос. В последнее время люди и без того слишком уж раскрепостились. Стали естественны… как животные. Может быть, выход как раз в большем количестве ограничений? В более жестких нормах… Не знаю, не сейчас.
      Я услышал её тоску, желание отгородиться от воспоминаний и, одновременно, яростное желание действовать и плотину неведения, о которую разбивались волны ярости. «Лучшая…» — вспомнилась фраза Упыря, извлеченную из памяти моего друга. Алёна услышала, что я услышал её, приглушила чувства и улеглась, вид имея отрешенный и задумчивый.
      Анюта избавилась от застенчивости, поданный пример её убедил, легко сбросила комбез и тоже не без изящества устроилась на койке.
      — Ну, что? Решили этические вопросы? — поинтересовался Чарли. — Иногда я просто прихожу в ужас от того количества предрассудков, которыми вы руководствуетесь в жизни… Ну да, ладно. Об этом в следующий раз. А сейчас извольте лечится. Аня, особо обращаю твоё внимание, будет довольно неприятно. К тому же тебе предстоит перенести и модификацию нервной системы, говорят, шум в голове при этом жуткий. Зато будешь на равных со всеми. Ты, главное, знай, что ничего опасного.
      — Всё нормально, Чарли. Я готова.
      Лечение, как обычно, вызвало приступ голода и жажды, и мы в полном составе направились в столовую. Анюта неуверенно пробовала новые возможности. Меня то захватывало потоком её мыслей, то она закрывалась настороженно. Так или иначе, но к концу второго на сегодня обеда она полностью освоилась. Я обратил внимание, что мрачные настроения экипажа постепенно сменяются нетерпением. Мы жаждали действий, но никто не знал ответа на пресловутый вопрос.

XII

      Прошедшие после лечения сутки я обдумывал, как распорядиться той идеей, которой успел поделиться со мной Петька, но так ничего толком и не придумал. Слишком уж непонятные существа, эти кристы. Сержант… «наш человек», но, поди, узнай, что на самом деле думают обитатели гигантских пирамид.
      Флот шааян стартовал в тот же день, ближе к вечеру. Миллион триста тысяч человек смогли принять на борт диски, им предстояло двухлетнее путешествие в мир, где, может быть, найдётся место для людей без родины. На Земле по оценке Сержанта остались в живых более миллиарда человек. Половине из них предстояло умереть в течение ближайшего года. Голод, болезни, радиация — главные помощники смерти.
      Иван сообщил, что со своим отрядом организовал колонну из пятидесяти грузовиков и решил двигаться на Кавказ в расчёте на тёплый климат и удалённость от основных источников заражения. Сам он предполагал двигаться впереди колонны на удачно подвернувшемся вертолёте, разведывая маршрут.
      Снова рубка и снова молчание, они ждут, что скажет капитан. А я боюсь задать вопрос, в котором заключена последняя надежда. Тихий голос Алёны:
      — Ты знаешь?
      — Может быть.
      Мирон, разглядывая звёзды:
      — Так не томи душу, командир. Терять нам больше…
      Не голос, а стон Чарли оборвал его фразу:
      — Какая сууука!?…
      — Что? Чарли!
      Нервы у нас и без того натянулись до предела, а тут… от бывшего компа таких эмоций я не ожидал:
      — Какой-то козёл пытался активировать привод прямо на Земле… Ненавижу!!!
      Мирон, всё поняв побледнел, выдавил:
      — Земли больше нет.
      — Что вы оба несёте! — Алёна, догадываясь, о чём речь, пыталась прогнать жуткую мысль.
      Чарли продолжил, отключив эмоции:
      — Видимо, кто-то из Проекта имел доступ к оборудованию. Они вырастили корпус корабля, а при попытке инициализации накопителя и привода в дело вступила порча. Спонтанный разряд накопителя, плюс ударная деформация… неважно. Планета разваливается, ничего живого там нет.
      Мама, отец, Иван … и ещё миллиард человек.
      Анна неестественно твёрдым голосом попросила:
      — Покажи, я хочу запомнить.
      «Как Алёна» — мелькнуло в затуманенных мозгах. На консоли появилось изображение — два шара, один ещё голубой, другой бело-синий, медленно растущий, он постепенно поглощал нашу планету, сжигая её в топке вакуумного распада.

XIII

      Прошёл час, а может, больше. Мы даже не пытались говорить или думать вслух. Каждый рвал себе душу сам, не вопрошая остальных и не утешая. Что происходило со мной, не помню, что произошло с другими, не знаю. Наконец, возникла и рефреном стала биться в голове мысль — «а что изменилось? а что изменилось…». Ничего.
      — Сержант.
      — Слушаю, капитан.
      — Скажи мне, Сержант, что кристам известно об оружии, которое использовали олимпийцы и их противники? — именно этот вопрос я готовился задать перед катастрофой.
      Время замерло, я слышал протяжные удары сердца и глухой гул в голове. Через бесконечное число секунд Сержант произнёс:
      — Мы пытались получить доступ к оружию предтеч, которое вовсе и не оружие. Мы знаем, где оно находится. Точнее, отслеживаем его перемещения. Но воспользоваться им мы не смогли. Во-первых, анклав делает гигантские прыжки при смене дислокации. Во-вторых, дважды перехватив его, наши посланцы не смогли проникнуть внутрь.
      — Мне… нам нужны координаты. И ещё. Чей это анклав? Олимпийцев?
      Он подтвердил главное, то, что Петька Кальмановский рассказал мне, назвав маленькой бредовой идейкой. Самая древняя раса знала о месте нахождения принцип-модификатора.
      — Олимпийцы спрятали свой МП анклав лучше, мы не смогли его обнаружить. Речь идёт об оружии их противников. Я, кстати, не знал, что вам вообще известно о древнем противостоянии. Сказав, что мы знаем координаты, я разгласил один из важнейших наших секретов. Я должен подумать.
      Сержант замолчал, он даже оборвал канал связи. Мирон открыл глаза, спросил с тоской:
      — Неужели ты надеешься воспользоваться этой штукой? И что ты собираешься сделать?
      — Я не знаю, что. Но модификатор — это всемогущество, — сказал я, поражаясь собственной уверенности.
      — Ты не боишься? — Алена смотрела на меня со смесью страха и надежды.
      — Чего мне ещё бояться? Я боюсь одного — что Сержант откажет. Долго он думает, мыслитель.
      Алена покачала головой:
      — Нет, Саш, ты не понимаешь. Ты не боишься сделать что-нибудь не так? Такая сила требует… не знаю.
      — Да, Алена, я знаю. Но не вижу другого выхода. Нет его.
      Сержант появился неожиданно, когда я решил, что он не заговорит вовсе:
      — Вот и всё. Прощайте, ребята. Чарли получил всю информацию по ПМ анклаву. А я должен вернуться домой.
      Вот и всё…
      — Спасибо, Сержант. Что-то голос у тебя грустный. И почему «прощайте»? Может, встретимся ещё, — сказал Мирон с искренней благодарностью в голосе.
      — Я преступник, и возвращаюсь на Чудо за наказанием, — был ответ Сержанта.
      Анна спросила:
      — Что с тобой будет?
      — Интеллектуальных особей подвергнут чистке памяти. Я стану другим. Вот так. Не вините себя, я поступил, как считал нужным… А потом, вдруг у вас получится? Всё, я ушел.
      Наши нестройные «прощай» он не услышал.
      — Чарли, ты как, готов? — задал я обычный вопрос.
      — Я-то, может, и готов, а вот вы, нет. Вам придётся впасть в спячку. Координаты, что дал Сержант, ведут даже не в соседнюю галактику. Чертовски далеко. Боюсь, что, будучи в сознании, вы такую дорогу не перенесёте. Туда идти неделю, не меньше.
      Герке усмехнулся:
      — Значит, соврали кристы, что испытывают новый привод впервые. На своей обычной тяге им ни за что не угнаться бы за анклавом.
      — Это ерунда, — Чарли сама деловитость. — Предлагаю график. Сутки вы спите, короткий отдых ото сна, потом снова спите.
      — Вы, как хотите, а я сутки не просплю, — Аня смотрела на нас удивлёнными глазами.
      — Ничего, гипнодопинг запустим в режим сна. Будем спать, как младенцы, гарантирую, — обнадёжил Мирон прежде, чем погрузиться в виртуальный мир формул. Или чем он там сейчас занимался, общаясь с Чарли, не знаю.
      — Так тому и быть, — решил я. — Давайте, идём в медбокс, и в дорогу. Чарли, покажи, куда мы идём.
      Звёзды рванулись мне навстречу, через несколько секунд они остались позади, я обернулся. Млечный Путь, как на картинке в учебнике астрономии. Вот и он превратился в светлую точку, галактики и звёздные скопления проносились мимо, не балуя разнообразием форм.
      — А тут кончается известный мне космос, — Чарли показал чёрное небо. — И это половина пути. Дальше идём на ощупь, но я знаю, как выглядит то место.
      — И что там? — спросила Алена, глядя в пустоту экрана.
      — Ничего. Пусто там. Глазами не увидеть. Мирону могу объяснить, объяснил…
      Понятно.
      — Хорошо. На месте разберёмся, — бросил я, поднимаясь из кресла.

XIV

      Я укладывался спать, когда Чарли протрубил тревогу. Пришлось бегом возвращаться в рубку. Пока бежали, Чарли обрисовал ситуацию.
      К нам приближались корабли неизвестного происхождения, причём так, что мы оказались блокированы. На вопрос — сколько их, Чарли ответил — тысячи и всё прибывают.
      Нам никто не предложил никаких условий, нас просто пытались уничтожить. По нам вели огонь из самого невероятного оружия, нас пытались таранить. Вражьи корабли гибли сотнями, но появлялись всё новые и продолжали атаку.
      Устав от бессмысленности происходящего, я приказал транслировать мои слова по мгновенке.
      — Кто вы такие, и почему хотите нашей смерти? — прозвучал мой вопрос, заданный пустоте.
      Как ни странно, но ответ последовал тут же:
      — Ты что, Кармагин, ещё не понял? Я малость задержался, извини. Я обещал размазать тебя только тогда, когда увижу твоё полное поражение, вот и пришёл за тобой.
      Эта сволочь говорила голосом Димки.
      — Упырь, ты что не, видишь? Мы не по зубам твоему игрушечному войску. Перестань валять дурака и оставь нас в покое. Мы не собираемся воевать с тобой, — попытался я вести переговоры, отлично, впрочем, понимая бессмысленность попытки.
      — И эти жалкие существа собрались перекраивать судьбу вселенной! Ты хочешь обмануть меня, думаешь, я не знаю, куда вы направляетесь? Но вы не пройдёте. Эта мелочь просто для затравки, я развлекаюсь. Посмотрите-ка, кто к вам пришёл.
      — Чарли, что там?
      — Те самые шарики, боты Соломона. Мухобойкой их не взять. Но и у нас есть козырь в рукаве. Наш новый привод может кое-что. Короче, держитесь, — предупредил Чарли со значением.
      Сливаясь в огненные дуги, звёзды крутнулись вокруг нас, Друг сориентировался в пространстве. Изображение погасло, не стало видно ни звёзд, ни падающих на нас со всех сторон кораблей. Мирон успокоил:
      — Затемнение, чтобы не ослепнуть. Сейчас мы им врежем. Разряд накопителя проделает брешь, в которую мы и рванём.
      Не успел он договорить, как последовал первый удар, мы ушли в прыжок. Ещё серия. Чарли все-таки догадался включить панораму. Мы остановились, Друг оказался далеко за пределами Солнечной системы, потерявшей одну из планет.
      — Ну что, урод, взял?! — крикнул Мирон, приподнимаясь в кресле, словно хотел напугать невидимого противника.
      — Это не последняя встреча. Увидимся, — прошелестел ответ, затерянный в треске помех.

Глава седьмая