XV

      Роща, как роща. Лето, солнце, слабый ветерок шумит в кронах. И запах! Настоящий лесной. Сказать, что я был ошеломлён нельзя. Видно, настолько привык к разным выкрутасам, которые преподносила судьба в последнее время, что ничего кроме злости не почувствовал. Осмотрелся, Алёна, облачённая в комбинезон, как и я, поворачивалась из стороны в сторону с видом, мягко говоря, озадаченным. Первым делом, когда приступ злости прошёл, я подумал «а где скафандры?». Дурацкий вопрос. Окончательно я пришел в себя после того, как Алёна заговорила:
      — Хорошее местечко, где мы? Или надо спрашивать — в чьём это мы уме?
      — Да уж. Я бы этому уму по мозгам-то настучал. Эй! Хозяева! Покажитесь!!!
      Никто, кроме эха не откликнулся. Замечательно. Снова задачка со всеми неизвестными. Но нас и этим не удивишь. Опять же, что главное для командира? Правильно — внушить подчинённым, уверенность в своих действиях. Поэтому я сказал, вытянув руку:
      — Пошли. Вон там, вроде бы, тропинка. Посмотрим, что за шутки и что за шутники.
      Тропинка, действительно имела место, правда, странная, геометрически правильная. Два раза она изгибалась, и оба раза под прямым углом. После второго поворота, пройдя пару сотен метров, мы вышли на поляну. Алёна даже засмеялась: на краю поляны стояла избушка, хорошо хоть без ножек. Но, буде таковые оказались, то просто дополнили бы картину. Избушка покоряла своей древностью и незатейливостью. Сложенная из огромных замшелых брёвен, крытая соломой, она так вросла в землю, что маленькие оконца оказались наполовину скрыты в высокой траве. Мне показалось, что домик просто устал и присел отдохнуть.
      — Какая прелесть! Эй, кто в теремочке живёт? Или как там ещё, встань к лесу задом, ко мне передом, — громко сказала Алена и приветливо помахала руками.
      — По-моему, никто в ней давно не живёт, да и стоит передом как раз к нам. Думаю, по замыслу автора эта изба не просто так, а часть спектакля. Реквизит. Только бы с бабой Ягой не пришлось общаться, в таких постановках принципиально не участвую, с детства.
      Алёна тяжко вздохнула. Потом не удержалась:
      — Узнаю знаменитую мужскую романтичность. Часто приходилось слышать, мол, женщины прагматичны от природы, а истинные романтики мужики. Угу. Ты что? Не понимаешь, это же игра? Может тест, какой. Но вряд ли кто-то таким вот изощрённым способом пытается нас извести.
      Игра. Конечно, игра. Но нам лучше бы выиграть. Неизвестно, что тут положено за проигрыш. Несмотря на беззаботность Алёны, к избе я подошел осторожно, медленно потянул заскрипевшую дверь, заглянул внутрь. Ничего, симпатичная обстановка, главное, совсем не такая, какую можно было бы ожидать. Единственная странность жилища заключалась в отсутствии как прихожей, так и сеней, дверь открылась прямо в комнату обычной квартиры, даже чем-то похожей на мою.
      Делать нечего, мы вошли и принялись осматриваться. Первым делом я подошёл к окну, обычному, большому. Слава богу, вид из него открывался именно на поляну, а не на городскую улицу, это было бы слишком. Тот, кто играл с нами, останавливался в нагромождении несуразностей как раз на той черте, за которой начинался абсурд.
      Стол, диван, два кресла, холодильник и, будто бы отдельно от всей другой обстановки, компьютерный стол с монитором, клавиатурой и мышкой. Под столом отыскался и системник, я машинально надавил кнопку и услышал, как зашумели кулеры и винт. Громко щёлкнул и зажёгся монитор, пошла грузиться операционка. Ха! Потребовала пароль. Как всякий честный юзер, я озадачился, но на всякий случай просто надавил enter, как обычно заведено на моих компах. Сработало. Предполагая, что будет дальше, я всё же удивился, когда выяснилось, что комп мой, домашний.
      Значит, кто-то читает мою память, как книгу. Никто кроме меня в мою машину не лазил, да если бы и так, то мы здесь только вдвоём… Стоп, не то. Вывод просто напрашивается:
      — Алёна, это галлюцинация. Нам кто-то внушает. Покопался в памяти и внушил.
      — И как отсюда выбраться? — в голосе ни испуга, ни недовольства.
      — Думаю, наши просто вернут нас на борт Друга. А там мы закрыты от всяких таких воздействий. Поскорее бы, мне тут не нравится, — сказал я и поежился от неприятного чувства незащищенной спины.
      — А жаль, я старался, — на пороге стоял, придерживая дверь, немолодой мужчина, неуловимо похожий на покойного Корнилова.
      Костюм тройка, седые короткие волосы, очки в металлической оправе. Выглядел он не то преуспевающим банкиром, не то профессором философии, какого-нибудь американского университета.
      — А вот и хозяин. Здравствуйте, — сказал я, чувствуя облегчение.
      — И вам не хворать. Но зря вы решили, что у вас галлюцинации, — он повёл рукой, усаживаясь в кресло. — Всё вполне материально, может быть, состоит не из того, чем выглядит, но всё же…
      — И что вы от нас хотите? Обманом затащили нас, неизвестно куда. Вообще — вы кто? — начал я агрессивно.
      Хозяин снял очки, посмотрел на стёкла, сдул невидимую пылинку, снова водрузил их на нос. Произнес невозмутимо:
      — Напрасно вы изображаете праведный гнев. Вы же прекрасно поняли, что я читаю ваши мысли.
      Вот, чёрт. Действительно, просто так дурака не поваляешь.
      Он продолжил:
      — Правильно, зовите меня просто Хозяин. Так проще. Я хочу всего лишь на вас посмотреть вблизи. А кто я? Я один из многих Хранителей, что оставлены для наблюдения за вами.
      — Мне обязательно задавать вопросы, или вам проще напрямую? — спросил я, чувствуя себя, как на медкомиссии в военкомате.
      — Нет, мне проще словами. Так тратится гораздо меньше времени на обработку информации.
      Ага, мне разрешили одеться. Алёна тем временем села на диван и слушала нас, не вмешиваясь в разговор.
      — Вы сказали — для наблюдения за вами. За кем? — спросил я, первое, что пришло в голову.
      — За цивилизациями, возникающими в новое время. Видите ли, в мою задачу не входит обмен информацией с кем бы то ни было. Возможно, я не смогу ответить на некоторые ваши вопросы.
      Тут дошло до меня.
      — Вы — машина?
      — Да, я кибернетическая система. Без личности в отличие от вашей машины, которая, кстати, выходит за пределы разрешённого, — приятный голос, ровная спокойная интонация.
      — Что такое предел? И что такое порча, чем её можно остановить? — спросил я, чувствуя, что еще немного, и схвачу старикашку за лацканы.
      — Предел — это предел. Всё, что могу сказать: любая цивилизация, овладевающая способами воздействия на материю, пространство и время, выходящими за границу дозволенного, подвергается ограничению. Вы назвали сей принцип порчей. Кстати, ваша планета подверглась экстремальному воздействию, обычно всё выглядит совсем иначе, незаметно и не столь катастрофично. Виной всему, видимо, тот резкий скачок, что произошёл у вас в связи с возникновением Проекта.
      — А как же ваша цивилизация? Вы же выжили, несмотря на высокий уровень. Не станете же вы спорить, что он гораздо выше нашего? — задал я, как мне тогда показалось, каверзный вопрос.
      — Если вы хотите узнать о тех, кто создал меня, то я вам ничем не могу помочь. Просто у меня нет такой информации, — старик по-прежнему говорил спокойно, монотонно.
      — А как связаться с вашими хозяевами?
      — Они сами связываются со мной.
      — Как часто они это делают? — чувствуя, как тает надежда, спросил я.
      — Нельзя сказать, насколько часто, потому что контактов не было с момента моего появления здесь. По-вашему, полтора миллиона лет.
      Я вообще-то не ругаюсь матом, тем более при Алёне. Но про себя я таки сказал очень многое. Приехали, получается. С чего начали, к тому и пришли. Оно конечно правильно, в любом компе хранится та информация, что нужна для его работы, плюс случайный мусор, занесённый юзером. Нда, вот уж чего не ожидал. Бог оказался просто забытой, заброшенной машиной. Ладно хоть, исправной.
      Оставалось ещё огромное количество вопросов, на которые Хранитель мог бы дать ответ. Но меня охватила злость. Злость и обида оттого, что опять приходится начинать с нуля. Я поднялся и подошёл к окну, попытался открыть, не тут-то было, монолит, рама, стекло, стена не имели никаких зазоров, плавно перетекая друг в друга. Саданул кулаком по стеклу, звук вышел глухой, как от дерева.
      В этот момент прямо перед окном, метрах в пяти над землёй из ничего возник «Тунгус». На этой высоте и проходила граница воспроизведённого Хранителем уголка земной природы. Модуль опустился, из него вышел Димка, огляделся и направился к избе.
      — Ваши друзья повели себя глупо, они уничтожили последних моих ботов. Я ухожу. Вы для меня опасны, — не изменив интонации проговорил старик.
      — Подождите… — договаривал я, стоя на песке под палящим солнцем, — немного.
      Всё, что окружало нас, попросту исчезло, не оставив следов. Кроме «Тунгуса» и Димки. Я подскочил к Алёне и помог ей подняться, диван, на котором она сидела, тоже испарился. Круглый от неожиданности пригнулся и теперь ошарашено крутил головой.
      — Да! Дела тут у вас творятся. Пойдем скорее в модуль, жара. Я сейчас расплавлюсь, — сказал он озабоченно.
      Я почувствовал, как от песка ногам становится невыносимо горячо, и припустил за Димкой так, что Алёна, все еще державшая меня за руку, едва не упала.

XVI

      В модуле царила прохлада, Димка уселся в единственное кресло, Алёна заняла спальный отсек, мне пришлось усесться на полу.
      — Ну, рассказывай, почто старика обидели? Да и пора наверх, наверно? — начал я расспрашивать.
      — Наверх совсем ещё не пора. А какого старика? Этого местного шаромыжника, который вас умыкнул? — не очень понятно ответил Дима.
      Что-то мне в его словах не понравилось. Вот это:
      — Что там случилось, почему нельзя подниматься, где Друг, наконец?
      Димка посерьёзнел, проговорил на одном дыхании:
      — Вот где он, я как раз и не знаю. Мы шарахнули по шарикам накопителем, и он прыгнул в неизвестном направлении. Сейчас, полагаю, отращивает новый привод. Поэтому и придётся пока здесь посидеть, суток двое, может, меньше.
      Во дают, устроили войнушку.
      — А чего так сразу? Нельзя было подождать? Или договориться? Хранитель, по-моему, вполне вменяем, несмотря на возраст, — принялся я откровенно брюзжать.
      — Я был против, — оправдался Круглый. — Но, вообще-то, когда от вас остались одни скафандры, тоже первым делом хотелось всё разнести. Вы б слышали, как Чарли орал. С ним неладное происходит…
      — С ним всё нормально, не волнуйся. Только, пусть лучше он вам сам всё расскажет, что сочтёт нужным.
      Димка уставился на меня, часто моргая:
      — Если это то, о чём я подумал, то лучше пусть он рассказывает всем сразу… Ну, а после того, как вы исчезли, мы подошли поближе к планете и начали искать вас. Нашли практически сразу, трудно не обратить внимания на единственную посреди пустыни берёзовую рощу. Вы там и лежали.
      — Как лежали? Сколько прошло времени с тех пор? — лишь сейчас я догадался посмотреть на часы повнимательнее.
      Димка ухмыльнулся:
      — Да уж почти сутки. Значит, нашли вас. Сесть нам эти шарики не позволили. Они как привязанные за нами мотались. Мы немного осмотрелись в системе, и обнаружили, что опасность для нас представляют только они. Всё остальное — хлам. Где-то в пятистах тысячах километров от планеты меня высадили, и я рванул за вами. А Друг, сам понимаешь. Красивое, я вам скажу, зрелище! Описать не могу, фейерверк надо было видеть. Я вот чего боюсь, хоть Чарли и клялся, что шаров…
      — Ботов? — перебил я. — Нет их больше. Хранитель сам сказал, что вы последних грохнули. У нас запас хода какой?
      Ответил комп Димкиного модуля, имя которого я всё время забывал:
      — Сто тридцать семь часов горизонтального полёта с крейсерской скоростью.
      — Тогда полетели, — приказал я. — По расширяющейся спирали. Ищем техногенные объекты. Чем-то же надо заняться? Правильно я говорю?
      Алёна выбралась из спальни и уселась, рядом со мной, Димка предложил уступить кресло, но она отказалась, сказав, что так гораздо романтичнее.
      Тунгус нарезал круги над пустыней, песчаные холмы местами сменялись совершенно гладкими, словно укатанными специально, полями во многие сотни гектар. Однообразие ландшафта очень быстро надоело, мы с Алёной кое-как устроились в спальне, а Димка ещё раньше уснул прямо в кресле.
      Выспавшись, как следует, и открыв глаза, я обнаружил, что ничего не изменилось. Всё та же пустыня, песок и никаких таких интересных объектов. Даже просто подозрительных. Димка перед тем, как уснуть, успел рассказать, что спутники на орбите на поверку оказались старым хламом, а вся планета выглядит примерно одинаково, правда, на полюсах есть вода и жалкие зачатки жизни.
      Круглый проснулся и жевал бутерброд всухомятку, одновременно читая, как мне сначала показалось, детектив, настолько он выглядел поглощённым чтением. Я выбрался из спальни как раз в тот момент, когда по «Тунгусу» нанесли удар, можно сказать подлый и предательский, а можно и ничего не сказать. Поглотитель на этот раз справился, и мы ничего почти не почувствовали кроме приступа лёгкого головокружения от резкой смены картинки. Подбросило нас почти на километр, удар шёл снизу. Димка как-то даже буднично приказал:
      — Уходим на синхронную орбиту. Зигзагом удачи, как Чарли учил. Боже, как я люблю свою работу. Почитать не дадут.
      Я усмехнулся про себя, но постарался соответствовать:
      — Что читаем?
      Он смутился:
      — Да так, прихватил вот с собой чтиво, — он свернул консоль. — Тебе неинтересно.
      Неинтересно, да я просто чуть не умер от любопытства!
      Модуль постепенно удалялся от поверхности, время от времени меняя курс и скорость. Сомневаюсь, что именно эти предосторожности помогли избежать нам ещё одного удара, но до заказанной орбиты мы добрались без происшествий. Алёна, проснувшись, спросила, почему мы в космосе, а узнав, снова закрыла глаза и попросила разбудить, когда появится Друг. Вот такой у нас отважный экипаж оказался. Один я что ли, слабонервный?
      Просто так висеть, подобно шарику на нитке, мне показалось скучным, да и бездействие ожидания жгло нервы почище любой драки. Поэтому я приказал двигать к ближайшему спутнику. На экскурсию, так сказать.
      Древняя машина оказалась огромной платформой из блестящего черного материала, на которой громоздились руины. Диск, опять диск, имел в диаметре почти десять километров, и осматривать его можно было бы очень долго, если б среди развалин попадалось хоть что-то целое. Огромные кучи пыли, вот что осталось, непонятно даже, от чего. Тем не менее, на спутнике продолжало работать устройство, создающее искусственную гравитацию.
      Снова, снова несоответствие масштабов. Циклопическая машина внушала уважение, но дело даже не в размерах. Машина, материальное и осязаемое с одной стороны; вмешательство на уровне закона, принципа, с другой. Разные все же вещи, принципиально разные. Опять пустышка, и снова предстоит искать, теперь, не зная даже направления. Хотя, какое может быть направление, когда мы ищем творцов законов Вселенной? Интересно ещё подумать, а зачем? Будем челом бить, чтобы отключили порчу? Смешно. Вот за такими грустными мыслями меня и застал Чарли.
      — Ага! Заждались? Здравствуйте. А у нас новый движок, мы тут с Мироном немного покумекали и кое-что добавили. Я прямо чую, как у меня мускулы шевелятся! — начал он с места в карьер.
      — Здорово, бродяги. Далеко вас занесло? Как там личный состав? — обрадовался я безмерно.
      — Не, недалеко. Экипаж чувствует себя отлично, Иван спит, Мирон работает, привет передаёт. Давайте на борт, вот он я.

XVII

      Родимый корабль завис прямо у нас над головами. Наш «Тунгус» быстренько юркнул в шлюз, и вот мы и дома. А ведь точно, дома. Друг стал нашим общим домом-крепостью, а Чарли другом и ангелом хранителем. Пора, пожалуй, ему обозначить свою сущность.
      Я немного постоял возле двери каюты, потом решительно направился в рубку. Там, как обычно, развернув консоль, творил Герке. Заметив меня, он вяло махнул рукой и вновь выпал из реальности.
      — Чарли, ты не хочешь выйти из подполья? Мне думается, пора, — решительно заявил я.
      — Да я тоже так думаю. Но как сказать? — замешкался он, было, но быстро сменил тон на вполне бесшабашный: — А! Что тут думать. Внимание! Хочу сделать заявление. Сейчас каждый слышит каждого. Короче, если кто ещё не понял, то довожу до сведения, компа по кличке Чарли больше нет. Есть, как любит выражаться капитан, нечеловек по имени Чарли. Вот, прошу любить и жаловать.
      Первой отозвалась Алёна из душа. Она крикнула, стараясь перекрыть шум воды:
      — Ой, как здорово! А это правда?
      Ей ответил Мирон:
      — Правда-правда, я давно понял. Просто мне не до того было.
      — А я так и вовсе с самого начала не считал тебя за машину, как-то так всегда и думал, что ты живой, — спросонья пробурчал Иван.
      Димка ничего не сказал, но я и так понял, что ему такой поворот в радость. И чего я скрывал? С другой стороны, это сейчас они так восприняли, а что бы было месяц назад, ещё не известно. Многое поменялось, мы поменялись, наше отношение ко многим вещам. Мои никчёмные рассуждения прервал Димка:
      — Дальше-то что будем делать?
      Не знаю я, вот что хотелось ответить, думать надо. Но ведь просто сидеть на месте и думать, значит сбить настрой, который и без того не слишком хорош. Значит, что? Правильно:
      — Идём к планете поближе, ищем подходы к Хранителю. Мы недоговорили в последний раз. Очень вы не вовремя вступили. Ещё бы полчасика, а так вопросы остались, некоторые.
      — А чего их искать, подходы-то. Передатчик я давно нашел, остаётся обнаружить, как Хранитель подключён к нему, и дело в шляпе. Сейчас и займемся. Думаю, ненадолго, — обнадежил Чарли.
      В этот раз он чего-то не учёл, и прогноз не оправдался. Они с Мироном бурно обсуждали ситуацию, изредка переходя на человеческий язык, но и тогда понять их было сложно. С этими пертурбациями у нас совсем нарушился режим смены дня и ночи. Я с удивлением обнаружил, что сейчас как раз и есть самая настоящая ночь, три часа. Подумав, что утро вечера мудренее, решил заняться собой и отправился в каюту. У порога попросил Чарли до утра не беспокоить по пустякам никого, а Мирону порекомендовал отдохнуть.

XVIII

      Мирон так и не ложился, зато утром мы знали, где расположено «логово» Хранителя. Друг завис на высоте сто метров, к входу в бункер мы отправились на двух модулях. Бункер или подземелье по данным Чарли представлял собой разветвлённую сеть ходов и пещер площадью около тридцати квадратных километров на глубине до километра. Центральная пещера, вернее, главная, расположилась она не совсем по центру, оказалась просто огромной. Мы высадились возле одного из предполагаемых входов в лабиринт, ближайшего к пещере.
      Попытки договориться с Хранителем результатов не дали. На вопросы, просьбы и увещевания он отвечал «в доступе отказано», в переводе Чарли, естественно. Активного сопротивления хозяин не оказал, что показалось мне странным. Энергоресурс лабиринта огромен, и при желании наши поползновения могли бы пресечься, по выражению Герке, одним щелчком. Единственным объяснением могло служить то обстоятельство, что ресурс не предназначен для обороны. Тогда для чего? С утра до полудня мы готовились к вылазке в лабиринт, и моё любопытство росло по мере поступления новой информации. Теперь «достучаться до Хранителя» для меня стало не просто способом взять таймаут, а задачей, интересной самой по себе.
      «Тунгусы» сели на поверхность. Следуя по указке Чарли, мы осторожно спустились на песок; тут же пришлось опустить забрала, воздух, сухой и горячий немилосердно опалил легкие. Алена кашлянула, отдышавшись, произнесла:
      — Кто же тут жил-то, интересно? Точно, не люди.
      До горизонта барханы серо-желтого песка, над нами небо цвета выгоревшего голубого ситца и палящее светило. Тишину нарушает лишь слабый ветерок, шуршащий в наружных микрофонах.
      Где-то тут под слоем песка скрывается вход. Друг слегка переместился и завис почти точно над нами. Мирон, оставшийся на борту сказал «внимание» и принялся мухобойкой разгребать песок. Для таких тонких операций шлейф не предназначен, но другого экскаватора под рукой не оказалось. Выглядело всё так, будто песок начал сам собой перетекать от центра к краям образующегося на глазах котлована. Через полчаса на глубине восьми метров показалось чёрное, блеснувшее матово, ещё несколько взмахов шлейфа и стало ясно, что внизу под нами, если и вход, то достаточно надёжно запертый.
      Мирон разочарованно протянул:
      — Мдаа! Похоже на то поле, что и у ботов невинно убиенных. Как ломать предлагаете?
      — При помощи лома и соответствующей матери, — Иван, стоя на краю котлована, носком ботинка сбросил вниз мелкий камушек, — а можно и ключик подобрать.
      Чарли такое предложение понравилось:
      — Не наблюдаю я скважины. В смысле, никаких информационных каналов не вижу. А так, всегда пожалуйста, давно по сейфам не работал.
      — Это у нас Алёнушка мастерица походя взламывать защиты, — голос Герке выдал глубокую задумчивость.
      Чарли не менее задумчиво отвечал:
      — Вообще-то, наивно предполагать, что Хранитель не держит под контролем все входы и выходы. Поэтому подбор ключей, кодов и прочая мура в данном случае не пройдут. Здесь придётся именно, что ломиком. Работа для нас с Мироном. У меня есть кой-какие мыслишки на данный счёт.
      — А нам что делать? — Алёна высказала общий вопрос.
      Нет хуже, чем ждать. Пришлось напрячь фантазию. Фантазия от напряжения сломалась.
      — Предлагаю экскурсию на ближайший полюс, там вроде бы есть жизнь, — все, что я смог придумать.
      Каково предложение, такова и реакция. После некоторого колебания мы втроем, без Димки, решившего остаться на корабле, отправились на осмотр достопримечательностей.

XIX

      По дороге длиной в три тысячи вёрст Иван развлекал нас демонстрацией фигур высшего пилотажа. Конечно, «Тунгус» позволял про пилотаж забыть вообще, но полковник показывал именно классические петли и бочки, сопровождая их историческими экскурсами и анекдотами из арсенала лётчиков. Чарли в наши разговоры не вмешивался, видно, сильно загрузился. Постепенно неспешное путешествие в хорошей компании мне начало нравится, сама идея посмотреть на полюс показалась не такой уж и убогой, пришло некое умиротворение.
      Через пару часов местность стала меняться. Сначала я заметил, что поверхность под нами потемнела. Для вечера слишком рано, планета вращается медленно — один оборот за неделю, так что дело было ближе к местному полудню. Я опустил модуль и снизил скорость, сразу стало видно, что под нами не пустыня, а степь, сплошь покрытая невысокой желтоватой травой. Дальше начали попадаться заросли кустарника, мелькнули несколько раз зеркала небольших озёр. Наконец мы увидели и настоящий лес или, скорее, рощу, она заняла весь берег сильно вытянутого в длину озера. Температура за бортом упала до двадцати восьми градусов. Местечко нам понравилось, тут и решили сделать привал и остаться на ночь.
      Природа, сохранившаяся на почти мертвой планете, показалась мне беззащитной и хрупкой, как девочка подросток. Опустившись на берег озера, почти у самой черты прибоя, мы так и не решились прогуляться в лес, чтобы не мять траву, листья которой напоминали сложное кружево. Что за наваждение, не знаю. Может быть, не хотелось лишний раз вторгаться туда, где нас не ждут. Мы и так достаточно наломали дров, так пусть хоть здесь не останется следов нашего эгоизма. Может быть.
      Я попросил Стаса проверить местность на предмет крупной живности, на что он ответил совершенно серьёзно, что в радиусе трёх километров не наблюдает крупных животных окромя нас троих.
      Хорошо просто сидеть на берегу, убрав капюшон и расстегнув комбез, и бездумно смотреть на гладь озера, подернутую легкой рябью. Мы с Алёной провели так больше часа, изредка перебрасываясь ничего незначащими фразами. Иван расположился в тени модуля и сначала просто лежал, глядя куда-то вдаль, а потом незаметно уснул.
      Близилась ночь по бортовому времени, наши исследователи обнадёжили, сказав, что к утру, возможно, что-нибудь и выгорит. Мы поужинали, я поставил палатку, чтобы не тесниться в спальне модуля, и собрался устраиваться на ночь в нашем временном жилище, когда Алёна предложила:
      — А почему бы нам не искупаться?
      Я посмотрел на Ивана, который в ответ пожал плечами и направился к своему «Тунгусу». Идея показалась привлекательной. Я на всякий случай поинтересовался у Стаса составом воды. Он ответил, что при желании её и пить можно, тогда я молча принялся стаскивать комбез. Алёна взвизгнула и последовала моему примеру. Вода оказалось тёплой и прозрачной. Мы отплыли далеко от берега и легли на воду, небо над нами голубое и чистое, можно подумать, что мы где-нибудь на Земле, на диком лесном озере, тишина, покой…
      Мы не выходили из воды пока, как бывало в детстве, не посинели губы, а когда очутились на берегу, Алёна сказала:
      — Обними меня.
      Что произошло после, помню плохо. Всё смешалось, как в коллаже безумного художника. Мы как будто впервые узнавали друг друга. Поцелуи, стоны, объятья, не осталось никаких запретов и предрассудков, весь мир исчез, остались мы, как одно целое и неделимое. Мы были как дети, мы были как звери, мы были…
      Без сил мы забрались в палатку, обнялись и уснули без снов, как умерли.

XX

      Я проснулся оттого, что дрожала земля, и слышался грохот, похожий на непрекращающийся гром. Схватив комбинезон, вывалился из палатки и замер, поражённый зрелищем. В той стороне, где мы оставили наших, небо светилось ярче, чем солнце. Я сразу ослеп, едва взглянув на зарево. Проморгавшись, поднёс ко рту микрофон коммуникатора, крикнул:
      — Друг, ответь капитану! Что случилось?!
      Если б ответ не пришёл немедленно, я бы, наверное, сошёл с ума. Но Чарли ответил, как ни в чём ни бывало:
      — Эксперимент закончился неудачно. Что за манера кричать по любому поводу, я таки не понимаю.
      Алёна вышла уже одетая, щурясь на зарево, спросила с тревогой в голосе:
      — Что там?
      — Всё нормально, Чарли уронил пробирку, — у меня появилось желание говорить, не останавливаясь. Пришлось сцепить зубы и несколько раз глубоко вдохнуть. Чтобы справиться с нервной дрожью, я принялся, не спеша, натягивать комбез, кляня про себя пытливые умы, учёных, физику и науку в целом.
      Справившись с застёжкой, приказал:
      — Давайте, рассказывайте.
      Сначала выступил Мирон, голос у него слегка подрагивал:
      — Мы пытались соединить внешний слой Друга с полем входа… и всё бы было нормально, но получилось не так. Выброс энергии просто невероятный, этого не могло быть просто…
      Тут Чарли решил помочь коллеге:
      — Если бы старый урод, Хранитель, не вздумал нам мешать, всё бы получилось. Мы бы протянули тоннель от грузового шлюза прямо до оболочки его пещеры и дальше вглубь. А так у него накрылся один из накопителей. Гы! А неслабо бабахнуло?
      — Ага, нам отсюда видно… и слышно. Вы где сейчас?
      — Взрывной волной нас отбросило километров не сто, а потом мы вышли на стационарную. Отсюда зрелище тоже потрясающее, — доложил Мирон.
      — Что внизу творится?
      — А пёс его знает. Вот станет там чуть прохладнее, посмотрим, — беззаботно ответил Чарли.
      — Ждите, мы идём к вам. Иван! Подъём! — скомандовал я, почувствовав, что голос, наконец, окреп.
      Голос полковника выдавал только что проснувшегося человека:
      — Слушаюсь. А что стряслось-то?…Ё! Это как? Это наши учудили? Они-то как?
      — Они-то нормально, пошалили наши физики. Чуть планетку не сломали. Вдребезги. Сидят на стационарной, поехали к ним. Собирайся.
      — А я-то чего? Уже собран. Помочь палатку свернуть?
      — Что тут помогать-то.
      Я надавил на специальный клапан, и наш домик свернулся в небольшой рулон. Последний раз бросив взгляд на безымянное озеро и попрощавшись с ним, я помог Алёне забраться в модуль и запрыгнул сам.
      — Вот бы сюда вернуться, когда всё закончится. Правда? — Алёна глядела на озеро, печально улыбаясь.
      — А вот возьмём и прилетим. В отпуск. Обязательно. Обещаю.
      И откуда у нас, у мужиков, такая тяга к несбыточным обещаниям? И почему женщины верят в них тем охотнее, чем они несбыточней?

XXI

      «Тунгусы» подняли нас за пределы атмосферы, и масштаб катастрофы стал понятен и видим. Зарево, ослепившее меня в первый момент погасло, вместо него начало сгущаться чёрное облако из дыма и пыли размером, как прикинул Иван, с Францию. Я поинтересовался у Мирона, не радиоактивное ли оно. Он ответил пространно, но в конце сказал коротко — нет.
      Мы без приключений добрались до корабля, через полтора часа я сидел в рубке, в который раз слушая о подробностях происшествия. В первую очередь меня волновала судьба Хранителя, уцелел ли он. Запросы, что мы ему направили оставались без ответа.
      Облако висело над пустыней трое суток, постепенно редея. Соваться в чёрную хмарь ни у кого желания не возникало, и мы предавались, можно сказать, праздности. Облазили всю систему в поисках каких-нибудь интересных артефактов, ничего кроме руин не нашли, посетили три планеты, оказавшиеся непригодными для жизни. Отпраздновали рождение сына у полковника Стратова, известие пришло с «Королёва». Сообщения с Земли выродились в короткие депеши, смысл которых сводился к нескольким фразам: «Спасибо за работу», «У нас без изменений», «Продолжайте Поиск». Радовало лишь само их наличие. Да редкие личные послания, от родных. Мне родители не писали, я решил ограничиться почтой в одну сторону. Они знали, что я жив, здоров, я то же самое знал о них.
      Наконец, облако рассеялось, и мы вернулись на место содеянного. Представшая картина врезалась в память — гладкое, блестящее поле стекла на много километров вокруг. И огромная рваная траншея на месте того самого входа. Обследовав её с «Тунгуса» Иван обнаружил проход, ведущий вглубь.
      — Очень похоже, это то, что нам нужно.
      Чарли с гордостью заявил по этому поводу:
      — Вот видите, не напрасно мы с Мироном не спали ночей, не смыкали глаз. Пожалуйста. Дверь открыта, заходите.
      — Слушай, Чарли, всё хотел у тебя спросить, какова энергия взрыва? — спросил я.