-- Так ты ответила, что ты Нелли?
      -- Да...
      Ричард усмехнулся, но вновь приняв серьезный вид, продолжал:
      -- Ну что ж, это вовсе не меняет дела. Если даже девочка Нелли, подруга Дэвида, и существует, не обязательно же она должна быть его невестой. Пойми г-на Стэйтона правильно: он, огорченный, в надежде тебя удержать готов состряпать твоему Дэвиду недоступность из любого подручного материала. Здесь в ход может пойти соседка, бывшая школьная подруга, однокурсница в колледже, коллега по работе... В конце концов, даже если молодой человек поверяет девушке свои тайны, еще не обязательно, что он в нее влюблен и еще менее того -- что он должен на ней жениться...
      Слова Ричарда волшебной музыкой звучали для Оливии и она теперь сама не понимала, как вдруг могла столь сильно поддаться столь зыбким наветам.
      -- И во-вторых,-- продолжал Ричард,-- не понимаю, как вообще можно впадать в такую панику из-за такого пустяка, толком ничего не разузнав?
      -- Но он ведь ушел; но он ведь наговорил мне таких жестокостей потом...
      Ричард, затянувшись, стряхнул пепел элегантным показным жестом и произнес, вкрадчиво посмотрев в ее глаза:
      -- Ты даже не представляешь, какие номера порой выкидывают молодые люди, первый раз переспав с любимой женщиной (да и вообще первый раз переспав), чтобы, как они считают, не казаться ей сопливыми подростками...
      -- Ну уж...
      -- Правда, правда,-- он, аппетитно затянувшись, откинулся на спинку дивана,-- Вот я например после своей первой ночи любви, расхрабрившись, снял двух девочек, мы отправились ко мне, накурились травки... Короче, когда моя любезная вернулась, она полностью смогла насладиться картиной моего триумфа. Она была на пять лет меня старше и я хотел показаться ей эдаким акселератом-донжуаном, шикарным и циничным, чтобы она поняла, что я совсем не то, что она обо мне, как мне казалось, думает... Но я жестоко просчитался. Для нее, видимо, это оказалось шоком, и стремление утопить разочарование в вине привело ее, как это не прозаично, лишь под колеса автомобиля. Но, как говорится, deus jura hominum fecit. Фатум предопределяет, поэтому я не чувствовал тогда вины, даже более того, подумал, что возможно, для нее это было лучше, нежели дальнейшее общение со мной, роковым и непредсказуемым,-- Ричард сделал паузу,-- Так что твой Дэвид -- милый, заботливый мальчик. Когда он вырастет, превратится в честного, благородного и добропорядочного джентльмена.
      -- Но ведь он ушел! -- крик отчаяния без отчаяния, просто чтобы закруглить диалог.
      -- Детка, неужели ты всерьез думаешь, что он способен уйти навсегда от красивой женщины с завидным положением в обществе, умной, оригинальной, сводящей с ума в любви, умеющей, как никто больше, искушенность преподать под упоительной приправой непорочности и духовной чистоты? Неужели ты думаешь, что мальчик, видя явное неравнодушие к себе, способен навсегда уйти от такой женщины, переспав с ней всего один раз?
      Оливия улыбнулась почти мечтательно.
      -- Так что не надо слез, не надо драм, дорогая,-- заключил Ричард, вставая и наливая себе вина,-- не надо ничего предпринимать. Вот увидишь, через дня два-три он сам объявится на твоем горизонте и все будет так, как ты ему продиктуешь.
      6.
      А дальше -- дни ожидания, словно воплощение невероятно растянутой мысли о том, как могут сложиться обстоятельства. Рассуждения о том, что логические выводы могут оказаться неверными.
      Или, может быть, все же обстоятельства подчинены рассудку и понятны разуму, и в мире возможно все, что неистово желается, но лишь только, потом уже ничего нельзя исправить?
      Но так редко герои мечтаний и грез задумываются над сутью и последствиями происходящего вокруг, что предугадать последние аккорды становится невозможно. Уже нет сил развеять тучи, собравшиеся над головой, и остается лишь, закрыв глаза, любить сильнее друг друга, забываясь. А потом поток разверзшихся событий несет вперед к неизгладимому финалу, ломая времена и рубежи, затмевая взгляд тщетной пеленой нелепого уже отчаяния.
      Оливия чувствовала этот неимоверный водоворот времени, в который ее затягивает, и понимала, что его не остановить, не поймать однажды разбуженные необузданные эмоции, умчавшиеся вдаль. Отыскивая в глубинах памяти задержавшиеся ассоциации, оставалось только вспоминать и молча, словно карты перетасовывая суждения и раскладывая в безымянном пасьянсе, предсказывать неизбежное будущее, едва видимое сквозь пелену опиума.
      Она убегала в наркотик от мира, когда он становился слишком сложен или слишком фатально предрешен. Как и сейчас. Когда она вдыхала запах грядущих событий и, улавливая легкий оттенок надежды, но боясь в нее верить.
      Все случилось почти так, как говорил Ричард.
      Почти так. Пока мелькание событий в предшествии финала было похожим на сценарий: вновь приглашение на ужин к лорду Стэйтону, на которое она, словно предчувствуя, ответила согласием.
      -- Вот и замечательно,-- заключил лорд Стэйтон после ее благодарных заверений непременно быть.-- Николь так же пригласила миссис Уорнер с сыном (помнишь того милого молодого человека, который проводил тебя до дома после прошлого нашего банкета?), которая, очень заинтригованная рассказом Дэвида о моей внезапно появившейся в свете очаровательной племяннице, то есть о тебе, изъявила сожаление, что не имела возможности в свое время познакомиться с твоей семьей и быть в курсе всех событий... Ты ведь знаешь, что они всего полтора года, как вернулись из Индии?..
      -- Нет...-- ответила Оливия, чуть не выронив телефонную трубку из задрожавших пальцев, пытаясь подавить взорвавшееся вдруг бешеное сердцебиение.
      -- Это прекрасное семейство,-- с упоением гида продолжал лорд Стэйтон,-- Отец миссис Уорнер, генерал, был в свое время вместе с послом в Индии, позже она, когда вышла замуж, вместе с мужем, тоже офицером, последовала туда же. Через два года появился Дэвид (а тебе, между прочим, тогда уже исполнился год). А после того, как мистер Уорнер полтора года назад трагически погиб -- миссис Уорнер с Дэвидом вернулись в Англию... Я уверен, что ты будешь очень довольна знакомством с ними...
      Блуждая по запутанной галерее своих образов, Оливия не знала и не могла решить, который же ей выбрать, чтобы предвкушение вдруг не превратилось в предопределенность.
      Ей хотелось верить, что это именно Дэвиду принадлежала инициатива этой предстоящей встречи, что это именно он посодействовал заинтересованности своей матери к юной племяннице лорда Стэйтона, что он рассказал о любви к ней и этот ужин -- лишь повод для миссис Уорнер познакомиться с будущей невесткой. Нет, Оливия только мечтала, уговаривая себя, что лишь только мечтает, боясь открыть глаза на то, что мечты, сплетенные из этой воздушной логики, давно уже стали уверенностью, боясь, что мечты могут не осуществиться.
      И мысли, словно зачарованные, хороводом ходили вокруг единой лишь темы, след в след ступая друг за другом, нерушимые ничем.
      Неужели это Дэвид?.. Неужели -- все-таки Дэвид?..
      Только не думать об этом, чтобы не разрушить образовывающиеся радужные предвкушения, только не вспоминать. Она знала: все будет именно так, как она захочет...
      x x x
      -- Оливия,-- произнес лорд Стэйтон, вставая,-- Уже поздно. Такой прекрасный повод, чтобы не ехать домой и остаться погостить здесь на несколько дней...
      -- Да, дорогая,-- радушно подхватила миссис Стэйтон,-- действительно, оставайтесь сегодня у нас.
      -- Спасибо,-- улыбнулась Оливия,-- но я, и правда, не могу. Я должна быть дома.
      Этот вечер был почти полным провалом, почти полным разочарованием и теперь Оливия с содроганием ждала и торопила последний эпизод, который еще мог все изменить, доказав, что она не ошибалась в своих предположениях. А все начиналось так хорошо: лорд Стэйтон прислал за ней свою машину, избавляя от необходимости искать ее шофера или самой садиться за руль (а машину она водила из рук вон плохо). А потом -- знакомство с миссис Уорнер, которая была так искренне рада всему этому, шикарный ужин, приятная беседа. Оливию даже не насторожило поведение Альберта, который в начале вечера отказался выйти к гостям, сославшись на неприязнь к Оливии, а когда лорд Стэйтон все же настоял -- демонстративно не принимая участия в разговоре, уселся в кресло и принялся изучать "Таймс". Она не думала об этом, уверенная, что с блеском выйдет из любого затруднения, которое Альберт способен для нее создать. Она думала только о Дэвиде и сначала ее не взволновала даже его подчеркнутая сдержанность и чисто формальные правила поведения.
      Но вечер шел и ничего не менялось, и настроение Оливии все больше сменялось отчаянием несбывающихся надежд. Теперь она уже, хотя и хотела, не могла верить в то, что все еще исправится, теперь она ждала только возвращения домой, когда она останется одна и прекратит наконец эту вновь разгорающуюся боль души.
      Мистер Стэйтон сделал сожалеющий жест.
      -- Ну что ж,-- сказал он,-- тогда мы надеемся увидеть всех на следующий week-end на нашем юбилее.
      -- Непременно, непременно,-- ответила миссис Уорнер, вставая.
      Они обменялись с миссис Стэйтон прощальными поцелуями и обычными любезностями.
      -- Оливия, детка, уже поздно,-- заметил мистер Стэйтон,-- Альберт отвезет тебя домой.
      Тот, побелев, медленно поднял взгляд от газеты, которую он демонстративно читал с начала вечера.
      -- Что?! -- поморщившись произнес он.
      -- Альберт, ты слышал.
      Альберт вскочил, отшвырнув газету.
      -- Мало того, что я весь вечер был вынужден выносить ее общество,-- в ярости процедил он,-- Теперь вы хотите еще чтобы я провожал эту наглую плебейку домой?! Увольте!
      Он схватил с кресла свой пиджак и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Воцарилось, больше недоуменное молчание. Миссис Стэйтон, расширив глаза, казалось потеряла дар речи.
      -- Но...-- жалобно произнесла Оливия и закрыла дрожащими руками глаза, наполнившиеся слезами.
      -- Проклятье! -- выругался мистер Стэйтон,-- Это безобразие переполнило чашу терпения! Альберт!..
      -- Оливия, дорогая, простите, ради бога...-- сказала миссис Стэйтон, подходя и беря ее за руки.
      -- Ничего, ничего,-- Оливия сыграла улыбку, подавив рыдание и смахнув слезы,-- Я могу позвонить Джонсу, моему шоферу, он заедет... Спасибо за прекрасный ужин и...
      -- Мисс Арнгейм, зачем же будить несчастного старика? -- голос Дэвида, до сих пор хранившего молчание,-- Я надеюсь, может быть вы разрешите вас проводить?..
      Акт милосердия? Простая любезность? Оливия бросила на него взволнованно-отчаянный взгляд -- он был хладнокровно спокоен, на губах дежурная успокоительная улыбка.
      -- Но Альберт -- это...-- произнесла наконец миссис Уорнер,-- это возмутительно, возмутительно!
      -- Ничего, ничего,-- попыталась улыбнуться Оливия, и стараясь обратить все в шутку, смахивая слезы, добавила,-- Я, право, сама не знаю, согласилась бы, чтобы он меня провожал, или нет...
      -- Да-да,-- подхватила миссис Стэйтон,-- Эрик, было весьма опрометчиво с твоей стороны это предложить.
      Лорд Стэйтон, меняя гнев на милость (хотя, скорее, отдаляя гнев до ухода гостей) вновь приветливо улыбнулся.
      -- Похоже, что господин Альберт Стэйтон, человек вне общества, вне репутаций, становится так же человеком вне совести,-- проконстатировал Дэвид, садясь в машину и заводя мотор.
      -- Похоже...-- Оливия робко взглянула на него. Он чопорно улыбнулся напускной холодной улыбкой, в один момент заставившей ее забыть все то ласково-вопрошающее и опьяняюще-доверительное, что она собиралась ему сказать. Настало молчание. Дэвид, не глядя в сторону спутницы, хладнокровно нажал газ.
      Сердце Оливии бешено билось, кончики пальцев нервно дрожали, а в голове путались обрывки полуотчаявшихся мыслей.
      Ей казалось, что она слышит, о чем сейчас думает Дэвид, чувствует его к ней отношение: как тогда, в том телефонном разговоре. "То, что мы были какое-то время вместе, вовсе не означает, что теперь я буду говорить только то, что тебе приятно"... А что будет потом? Как и тогда: "Так что пока, до встречи"?.. Он так же холодно улыбнется, повернется и уйдет и она никогда больше его не увидит?.. Или увидит, но...
      Дорога до дома была очень коротка, минут десять.
      ...И, может быть, это последний шанс поговорить с ним о любви, восстановить полуразорваные отношения, напомнив, как хорошо им было тогда, в первый раз?..
      И эта Нелли...
      ...И, может быть, больше никогда он не будет рядом, вот так близко, только он один... Еще какие-то несколько минут... Почему она так боялась, она сама не понимала, но ничего не могла с собой поделать.
      Машина остановилась у ворот ее дома.
      -- Вот мы и приехали,-- проконстатировал Дэвид холодно, повернувшись к ней, сохраняя непроницаемое выражение лица.
      Сердце Оливии бешено стукнуло в груди, едва не разорвавшись.
      -- Дэвид,-- произнесла она, совершив насилие над своей боязнью отчаяния, покрываясь краской,-- ты не зайдешь ко мне?
      Его глаза на мгновение вспыхнули, но он сразу же подавил свои эмоции, так, что Оливия даже не заметила эту мимолетную метаморфозу.
      -- Уже слишком поздно,-- ответил он бесчувственно,-- Мне кажется, это будет не совсем удобно.
      -- Мне надо просто поговорить,-- ее глаза умоляли, предвосхищая слова,-- Пожалуйста, Дэвид, всего на несколько минут...
      7.
      За окном был туманный вечер.
      Сквозь полузадернутые шторы светились уличные фонари. На столе тлела свеча.
      Дэвид был в мрачном расположении духа. Казалось, ему было скучно. Казалось, что все надоело.
      Нервы Оливии были на пределе. Она чувствовала, что не может уже объяснить, зачем она все это затеяла, зачем позвала его и что теперь она будет ему говорить. Она не знала, как успокоиться, как взять себя в руки. Она боялась вымолвить слово, боялась одной неправильной фразой испортить все, порвать ту тонкую нить, которая, как она думала, пока еще их связывает. Дэвид своим настроением только усугублял это ее состояние. Казалось, что ее терзания доставляют ему удовольствие, доказывая его безграничную власть над ней.
      Оливия была погружена на дно депрессии, изводящей нервы и бередящей душу. Она знала, что надо с ним поговорить, но боялась начать, сказать хоть что-то важное, глядя в его холодные глаза.
      Они смотрели друг на друга. Свеча горела. Оливия чувствовала, как дрожат ее руки, как сердце сбивается, как дыхания не хватает.
      -- Ну, так что ты хотела сказать? -- произнес Дэвид безучастно тоскливым тоном,-- почему ты так смотришь, как будто я в чем-то перед тобой виноват?
      -- Я боюсь тебя.
      -- Почему?
      -- Ты ведешь себя так, как если бы тебе все это слишком надоело: абсолютно безучастно.
      -- Я жду, что ты еще мне расскажешь.
      -- Ах, это я должна что-то говорить?! А тебе неужели нечего мне сказать?!
      -- Ну, знаешь! Это разговор без темы. Зачем нам попусту тратить время!..
      Он положил руки на стол. Ей показалось, что он собирается встать и уйти. Этого не могло случиться.
      -- Дэйв! -- воскликнула она, отчаянно взглянув в его глаза.
      -- Что? Что-то еще? -- он посмотрел на нее.
      -- Зачем ты мучаешь меня?! Почему ты не скажешь мне, что ты не хочешь меня больше видеть, если я ничего для тебя не значу?! Зачем ты вынуждаешь меня бегать за тобой и умолять меня об этом?!..
      -- Я тебя не вынуждаю.
      -- Но я не могу этого не делать! Не могу, пока ты сам меня не прогонишь! Неужели ты не понимаешь, что я люблю тебя, что я не могу отказаться сама даже от последнего шанса, даже если он один из миллиона... Я прошу, не мучай меня, скажи мне, что шансов нет, если между нами все кончено...
      -- Я этого не имею в виду. Я не хочу выглядеть палачом.
      -- Дэйв, я так больше не могу. Я умоляю...-- она внезапно запнулась, почувствовав, какую жалкую картину сейчас из себя представляет. Графиня Арнгейм, умоляющая о пощаде мальчишку, который вьет из нее веревки. Ей захотелось убить его за это, но она ничего не могла с собой поделать: надежда еще теплилась в ее сердце и она не могла через нее перешагнуть, чтобы отказаться от своей любви.
      Она взглянула ему в лицо.
      -- Дэйв, скажи, я нужна тебе? Ты любишь меня? Скажи, ты хочешь быть со мной, или все это был только мой лихорадочный сон?
      Он улыбнулся. Спокойно и прохладно.
      -- Я думаю, тебе надо успокоиться и побыть одной.
      Она почувствовала, как ее сердце, словно от электрического разряда сжалось в комок, а глаза заволокла пелена слез.
      -- Ты хочешь уйти? -- почти прошептала она, превозмогая горечь и боль,-- я тебя не удерживаю. Иди.
      -- Ты проводишь меня до дверей? -- спросил он, вставая.
      -- Нет.-- быстро ответила она.
      Он, обернувшись, резко посмотрел ей в глаза и поймал взгляд, в который она вложила всю боль своей израненной души. Она не сдерживала слез, душивших ее.
      -- Что с тобой? -- спросил он, стараясь придать твердость голосу. Оливия молчала, не глядя на него, стараясь подавить водопад чувств.
      Он подошел к ней и нежно взял ее руку в свои руки, гладя, лаская.
      Она уже не думала. Она не знала, как может все еще сдерживаться.
      И реально ли все это?..
      -- Ну в чем дело? -- произнес он тихо,-- что случилось? Успокойся, ведь все в порядке...
      Она не могла больше этого выносить.
      Она не контролировала уже свои действия. Дэвид гладил ее руку, шепча всякий вздор. Она, не соображая даже, что делает, исступленно обняв его, прижалась к нему всем телом.
      Истерика душила ее. Она не могла больше ей сопротивляться, теряя рассудок от безумства всего происходящего. Ей казалось, что он сейчас отшвырнет ее прочь, давая почувствовать себя полным ничтожеством, растопчет, смешает с грязью.
      Нет. Не сейчас. Еще хоть секунду до того, как он этим ее убьет...
      Ей надо только было сейчас чувствовать тепло его тела. Только это. Еще мгновение. И уснуть.
      Он обнял ее. Она, почувствовав биение его сердца рядом со своим, прильнула к нему.
      -- Дэйв, я не могу без тебя,-- прошептала она сквозь слезы,-- ты -единственный, кто еще дорог мне. Ты для меня дороже всего на свете. Банально? Пусть. Все равно. Ты хочешь уйти? Уходи... Но сначала убей меня. Отпусти мою душу, я не могу больше испытывать эту боль.
      Он, как в полузабытье, нежно целовал ее лицо, ее шею, гладя ее волосы.
      Она чувствовала падение в бездну. У нее кружилась голова от безумного возбуждения. "И опять только одна ночь?..-- проносилось у нее в голове,-- а потом опять его безразличие?.." Она гнала эти мысли. Она не верила этому. Она хотела только одного -- принадлежать ему, только ему, чувствовать прикосновения его рук, его губ, его тела. Что будет потом -- ее не интересовало.
      x x x
      Вода струями лилась с обрыва ущелья, разбиваясь о камни радужной пылью, тлетворной дымкой, вызывающей удушье сердца.
      Вдыхая белое небо, Оливии хотелось разорвать себя на части, чтобы освободиться от змей, съедающих ее душу заживо, проколоть себя осиновым колом, чтобы выпустить едкую черную жидкую любовь изнутри себя.
      Но это было райское место без права на спасение.
      Ей виделся Дэвид, стоящий неподалеку, словно картина, изображающая идиллию двух влюбленных. Рядом была девушка в белом платье.
      "Классическая, как и все вкусы Дэвида."
      -- Ты не похожа на идеал женщины, Оливия.
      -- Почему? Неужели я глупа, некрасива или хоть в чем-то уступаю ей?
      -- Ты слишком стандартна. У нас нет ничего общего, а все, что есть, ты не в состоянии понять. Все те штампованные фразы, которые ты говоришь, я уже слышал по сотне раз.
      Она не могла понять, кто из них существо из другого мира -- она, или он.
      -- Но почему?!!
      -- Для тебя весь мир сведен к одному: подчинить себе кого-то, кто тебе нужен. Ты слишком неинтересная личность, чтобы строить с тобой глубокие отношения. А я не хочу быть твоим приложением...
      -- Но ты же меня совсем не знаешь!
      -- Того, что я вижу, вполне достаточно, чтобы изучить тебя вдоль и поперек.
      -- И это ты говоришь мне, женщине, за любовь которой многие отдали бы что угодно!
      Он усмехнулся. Она почувствовала, что задыхается ядовитой водяной пылью.
      -- Пустые разговоры. Это только дешевый способ ударом головы доказать, что ты не то, чем являешься на самом деле. Кому нужна любовь женщины, которая умоляет на коленях смеющихся над ней, унижается перед плюющими ей в лицо, которая совсем не знает самоуважения. Кому нужна любовь женщины, не способной любить, способной только лизать пятки!
      -- Нет, клянусь, нет...-- она запнулась, не в силах вымолвить слово.
      Удушье сжало ее горло, в глазах все помутнело и настала тьма.
      x x x
      Оливия в ужасе открыла глаза.
      В окно заглядывали звезды.
      В жарко натопленной комнате царил удушливый запах орхидей, жасмина и крепких духов.
      Она с отвращением отбросила от себя конец покрывала, обвившийся вокруг ее шеи.
      Жуткий сон еще не отпускал ее сознание, камнем давя на сердце. Оливия обернулась -- Дэвид был рядом. Он спал, и на его лице отражалось холодное безразличие сна без сновидений.
      Внезапно осознание всего произошедшего и происходящего свалилось на нее.
      Что же будет теперь? Потом, когда он проснется. А что было тогда, после первого раза? Он исчез, не сказав ни слова, а потом просто отшвырнул ее прочь, как какую-то надоевшую потаскушку.
      После того, как перед этим сказал, что любит ее...
      "Нет, он ведь даже и не говорил, что он влюблен в меня,-- подумала вдруг Оливия,-- Это только ведь я постоянно твердила ему, что не могу жить без него..." Умоляла, умоляла, господи, как же она его умоляла в ответ на его наглые холодные лживые ответы!
      Она посмотрела на него. Его безупречно красивое лицо, точеную фигуру, которую он демонстрировал с бесстыдством девственника, играющего искушенного сердцееда.
      Тогда, в первый раз, он вел себя, как будто был влюблен без памяти. Но это все любовью не являлось. Боль сжала ее сердце -- неужели ей уже нельзя даже надеяться, что сейчас он полюбил ее... "женщину, которая способна только лизать пятки"... Как же все это было унизительно!
      Графиня Арнгейм.
      Ее охватила вспышка бешеной ярости -- любить и получить за это пощечину. Любить так, как она любила, безумно, безмерно, и быть втоптанной в грязь мальчишкой, использовавшим ее для поднятия собственной самооценки.
      Не удивительно, что он не хотел ее терять. Не хотел терять такое поле для тренировок своего донжуанства.
      Она смотрела на него, сходя с ума от красоты его тела и обида душила ее: она так и не смогла понять его, он не принадлежал ей, он лишь только играл ей в его игру.
      И что же будет теперь?
      Часы в гостиной пробили три часа ночи.
      "Боже мой, и откуда только эта трезвость мышления,"-- подумала Оливия болезненным сердцем.
      Здравость рассудка была плохим лекарством от сердечной боли, потому, что говорила о сознательном самообмане. Оливия почувствовала, что ее мышление слишком реалистично.
      "Почему я еще надеялась!?.."
      Вновь его безразличие она не в состоянии будет перенести. Что сможет еще она сказать ему оригинального, кроме того, что она его любит? Ведь это был ее единственный аргумент, с помощью которого она заманила его сюда в этот раз.
      Оливия тихо встала с постели, чтобы не разбудить Дэвида, и вышла из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь.
      "Нелли, деточка, это вы? Дэвида нет дома. Он перезвонит, когда вернется..."
      Она смахнула слезы с ресниц.
      Он опять уйдет и опять его мир разделится с ее миром, опять он будет ее заставлять решить самостоятельно, что они не созданы друг для друга.
      Он не мог понять структуру ее мыслей, уровень ее мировосприятия.
      "...А был ли вообще какой-то уровень?.."
      Стараясь унять дрожь в руках и вытирая слезы со щек она старалась найти мысль, которая была ей нужна.
      Кто она? "Извращенная принцесса"? Глазами Дэвида это выглядело нелепо. Слишком по-детски смешно. Теперь, после всего, что было, она не вынесла бы еще одного объяснения с ним.
      Оливия приготовила наркотик, судорожно сделала несколько затяжек и, пытаясь успокоиться, откинулась на подушки дивана.
      Эйфория не отнимала разума, а только усугубляла чувства, придавая им какую-то ненормальную патологическую оптимистичность, граничащую с самоубийственным упоением -- в конце концов, что такое виселица, если впереди райские врата?..
      "Ангел мой, зачем ты опустил меня на землю, зачем перед этим явил иллюзию воплощенной небесной любви в моем мире грязи и грязной похоти..."
      "Ты не похожа на идеал женщины, Оливия"
      Слезы текли по ее лицу, затмевая его холодный образ, стоящий перед ее глазами, и изливая тупую сердечную боль.
      Так обмануть свои чувства, причинять себе такие страдания, заставлять себя так унижаться ради того, чтобы он снова ушел, вновь обрекая ее лишать себя саму остатков своего самоуважения!
      "Нет, ты не уйдешь,-- подумала Оливия,-- я не отдам тебя никому. Они не получат тебя. Я сохраню свою любовь и мечты первозданными, я не позволю перемешать мое мироздание и люди меня за это не осудят." Это была почти уверенность, почти настолько, чтобы придать суждениям правдоподобность.
      Оливия вспоминала только что прошедшую ночь и не могла найти ничего такого, что доказывало бы то, что Дэвид не уйдет от нее как в прошлый раз. Его любовь была по-прежнему его любовью, он так и не стал безумцем ради нее...
      "Нелли, деточка, это вы? Дэвида нет дома..." Оливия сжала в руке лезвие ножа, так что выступила кровь -- перебить сердечную боль болью физической...
      ...Какая разница, кто она была -- та, которой он звонит сам, как только приходит домой!..
      Отпустить его она не могла, это было немыслимо -- жить и знать, что он здесь, но с другой -- это было выше ее сил. "Нет, ты не уйдешь отсюда к ней -- я не позволю тебе этого" Оливия закрыла глаза, стараясь восстановить отчетливую картину своих ощущений, сбивающуюся неровным сердцебиением.
      Боже мой, неужели она действительно на столько глупа, что не могла даже сделать правильные выводы о происходящем, неужели ее реальная жизнь -- всего лишь не соответствующая действительности игра ее воображения? Неужели все те чувства, что она питала, те эмоции, что она испытывала, те мысли, что были ее идеалами и мечтами -- все дешевая иллюзия, все смешно и несерьезно?..
      Неужели ее мир был лишь наркотическим бредом?!.
      Когда она слушала рассуждения Дэвида, ей казалось, что все это действительно так. Он заставлял ее верить в то, что видит он своим узким лучом восприятия, и воспринимать это как истинную картину вещей. Даже потом, когда ее подсознание кричало, что это абсурд, мозг заставлял верить в то, что все -- истина.
      "Неужели я действительно лишь жила иллюзиями, в которых видела себя личностью,-- думала Оливия,-- сон смешался, а опий заменил реальность... Нет, я не могу позволить так сломать мой мир..."
      Она слишком любила Дэвида, чтобы согласиться отпустить его из ее реальности.
      Он слишком реален, думала она, он хочет разрушить мою мечту о нем, выдуманном, он хочет разбить мой иллюзорный мир и уйти от меня в образовавшуюся пустоту, уйти из моей несуществующей жизни. Нет, я не могу позволить ему лишить меня моего мира, мое существование кончится без этих сновидений.
      Дэвид не должен уйти, он навсегда останется лишь мечтой и всегда будет здесь...
      Удары ее сердца невозвратимо отсчитывали секунды и вдруг она ясно поняла, что время не вечно, время смертно. Секунды -- песчинки, а существование -- как песочные часы -- кончается со смертью времени, когда упадет последняя песчинка.
      Реальность -- объективный мир. Жизнь -- ощущение объективной реальности среди сонма секунд, отсчет событий, которые суть -- лишь отражение мысленного мира сновидений.
      Какой смысл жить реальной жизнью, выставляя на грубый суд свой хрупкий духовный мир? Зачем отсчитывать события, приближая себя к смерти, как к концу, зачем рвать свою душу сетями времени?
      "Кто вне реальности, вне времени, тот жив смертью, жив вечно."
      "Мой иллюзорный мир -- смерть,-- подумала Оливия,-- жизнь и смерть не могут соединиться и ты никогда не будешь со мной в моей жизни грез. Никогда, пока ты кружишься в своем хороводе секунд, отсчитывая фрагменты происходящего..."
      Она, уже плохо соображая, что делает, как в бреду, поднялась в свой кабинет, достала из ящика стола ампулу с ядом. Ее, словно в лихорадке била дрожь. Она не думала, она знала что-то, что надо было сделать.
      Стараясь не нарушать тишину, она вернулась в спальню.
      Дэвид спал безмятежным сном человека, знающего объективность своей реальности.
      Оливия подошла к туалетному столику и, осторожно надломив дрожащими руками горлышко ампулы, вылила ее содержимое в остатки воды в графине. Ее бил озноб и обрывки бессвязных мыслей вертелись в голове, затмевая пеленой зрительные картины.
      "Я погружу тебя в мой сон,-- подумала она,-- навсегда. Ты увидишь то, что вижу я, поймешь все так, как понимаю я и больше никуда никогда не уйдешь... Никогда больше... Будешь, как и я, жить смертью в ожидании бессмертия..."
      Пальцы, дрожа, разогнулись. Пустая ампула выскользнула из руки и, ударившись о край мраморного столика, разбилась. Звон стекла словно кольнул Оливию в сердце. Она судорожно обернулась. Дэвид открыл глаза и, взглянув на нее, нежно улыбнулся. "Боже мой,-- промелькнуло у нее в голове,-- он сейчас заметит мое состояние, он все поймет и тогда..."
      -- Дэвид, ты не спишь? -- произнесла она, стараясь уцепиться хоть за что-нибудь внутри бешено кружащегося водоворота своих мыслей и восприятий. Это было нужно сказать в подобном случае и она не думала растянутыми суждениями.
      -- Наверное, кто-то меня разбудил, бодрствуя среди ночи...-- его взгляд скользнул по ее фигуре, едва прикрытой тонкой шелковой рубашкой, и встретился на мгновение с ее взволнованным блуждающим взором; он томно добавил,-- Зачем ты это сделала? Мне снился волшебный сон... Почти, как вчерашний вечер...