Арбайт. Широкое полотно

ОЗНАКОМИВШИСЬ С ГЛАВОЙ VII, ПОПЫТАЕМСЯ ВЫЯСНИТЬ

1. Имеет ли под собой реальное основание мечта Гдова о том, что никакого СССР не возникло бы на руинах разоренной России, если бы 6 июля 1918 года Дзержинский остался под замком, а Свердлов с Лениным к нему присоединились?

2. Ответственны ли ВСЕ народы бывшей Российской империи за гибель этой империи?

3. Известны ли вам другие анекдоты, характеризующие дружбу народов бывшей страны СССР?

4. Чем эвенк отличается от якута? Чукчи? Русского? Еврея?

5. Нет ли латентного фрейдизма в воспоминаниях Гдова о молодости, кострах, палатках, станции Борзя?

Глава VIII

ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК, НАСТОЯЩИЙ ПИСАТЕЛЬ

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему религиозных исканий современного человека, обогащенного опытом жизни при тоталитаризме коммунистического типа с присущей такому типу тоталитаризма «бесконечной цепью унижений» (А.Битов). Блаженного сего гражданина СССР думал изобразить, посетившего вещный мир в момент начала конца перестройки, когда Горбачев, надев шляпу, сначала ездил по стране и говорил всем: «Больше социализма, товарищи!», а потом Ельцин его уволил.

Интеллигентного обывателя независимой России, такого вот, понимаете ли, духовного, которому нечего было жрать в первые постперестроечные годы, зато потом всё волшебным образом у него появилось на столе за исключением денег в кармане. А вот и постпостпе рестройка пришла на нашу изумленную столь резкими переменами многострадальную русскую землю! С нами Бог или с кем? Твари мы дрожащие или снова право имеем?.. И как нынче обстоят дела по линии гения и злодейства?

Вертя в руках синюю толстую авторучку с четко выпечатанной на ней надписью «Международный университет в Москве [phone] www.internet.ru», писатель мучительно вспоминал забытую им фразу. Которую он где-то вычитал или услышал еще вчера, а может, и позавчера, позапозавчера…

Да, память уже явно не та! Ведь все эти дни он вроде бы никуда из дому не выходил, кушал овсяную кашу на молоке, сидел за письменным столом, пытался работать, хотел создать широкое полотно. Но книжки какие-то непременно читал, там, наверное, эту забытую фразу неизвестно о чем и вычитал – без книжек это, братцы, никак нам, понимаешь, нельзя и даже очень спокойно можно вскорости совсем одичать. Если круглые сутки нон-стоп пялиться в телевизор, не говоря уже о компьютере с его Всемирной паутиной, в которой уже многие запутались, как мухи, да все и запутались.

Никак тебе нельзя без книжек, товарищ! Особенно если ты на самом деле являешься настоящим писателем или даже просто выдаешь себя за такового с неизвестными целями. Сейчас ведь писателей развелось, как комаров в сырых городских подвалах. В телевизоре, если ненароком его включить, обязательно сияет какая-нибудь красивая рожа, про которую бегущая строка сообщает: «депутат, писатель», или «шоумен, писатель», или «психолог, писатель(ница)». Тьфу! Плюнуть на улице нельзя – в писателя попадешь!..

А-а-а, вот она, эта фраза, взятая неизвестно откуда и забытая Гдовым:

«ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК ВРЯД ЛИ МОЖЕТ БЫТЬ НАСТОЯЩИМ ПИСАТЕЛЕМ».

Горькая, но вообще-то справедливая фраза, взятая неизвестно откуда, может, и самим Гдовым сочиненная. Ведь кого только ни знал писатель Гдов из настоящих писателей, все они были, как на подбор, монстры и бетизы (по Н.С.Лескову). Все без исключения.

«А хороший ли я сам человек? – вдруг задумался Гдов. – Ведь я уже три раза был женат и два раза разведен, хотя всегда пытался не бить жен по голове, как наших братьев меньших. В возрасте десяти лет украл на базаре города К., стоящего на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, пучок сибирской черемши, в 1968 году на углу московской улицы Дунаевского, угол Кутузовского проспекта, напротив того дома, где жили в дальнейшем покойные лидеры КПСС Брежнев и Андропов, случайно оттолкнул на троллейбусной остановке слепого. Ворвался, как зверь, в переполненный троллейбус № 2 и лишь там обнаружил, что человек, которого я только что оттолкнул, – незрячий, с алюминиевой тросточкой. Эх, что там говорить! В возрасте тридцати лет занимался петтингом на ночной скамейке Филевского парка с ближайшей подругой своей ближайшей подруги. И так далее… Ну, а какой уж я сам там писатель, настоящий или наоборот, это знает только Бог, другой никто этого знать не может», – мелькнуло в голове у Гдова.

И он так разволновался, что работать и в этот день уже больше не мог.

А НЕ ЗАДУМАТЬСЯ ЛИ НАМ ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ ГЛАВЫ VIII

1. Что такое в понимании Гдова настоящий писатель? Укажите, если знаете, имена и фамилии этих настоящих писателей.

2. Отчего первый и последний Президент СССР М.С.Горбачев предпочитает носить шляпу, а многолетний мэр Москвы Ю.М.Лужков – кепку?

3. Предосудительно ли мужчине тридцати лет заниматься петтингом с ближайшей подругой своей ближайшей подруги?

4. Действительно ли все так называемые настоящие писатели – монстры и бетизы? Есть ли хоть один по-настоящему нравственный и хороший настоящий писатель? Что такое «бетиз» по Н.С.Лескову?

5. На что мы имеем право, если всё же не являемся тварями дрожащими?

Глава IX

ОСТОРОЖНО: МЕЩАНСТВО

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно из жизни простых людей начала третьего тысячелетия от Рождества Христова, которые, эти люди, конечно же, изменились с той поры, когда были неандертальцами, кроманьонцами и людоедами, но мало чем отличаются от персонажей Гомера, Петрония, Свифта, Гоголя, Горького, например.

Хотя, если взять все того же Горького Алексея Максимовича, то растущие в российском обществе XIX – начала ХХ веков недовольство и ожидание решительных перемен, как в песне Виктора Цоя из фильма Сергея Соловьева «Асса», вызвали усиление романтических тенденций в его сочинениях, подобное приливу крови в кавернозные тела мужских гениталий. Особенно ярко эти тенденции отразились, если кто хорошо знает и любит советскую литературу, в таких его ранних рассказах, как «Челкаш», «Старуха Изергиль», «Макар Чудра», в революционных песнях, которые он пел и сочинял перед тем, как тоже стать классиком. Герои этих рассказов и песен – люди с солнцем в крови, сильные, гордые, красивые. Эти герои – мечта молодого писателя Горького, мечта всех молодых литераторов и части старых, но еще не утративших связи с реальной действительностью. Такой герой должен усиливать волю человека к жизни, возбуждать в нем мятеж против несправедливой реальности, против всякого гнета ее, под которым простой человек корчится, как огурец в кадушке. И это по-хорошему здорово – что центральным образом романтических произведений Горького, которого в конце его легендарной жизни Сталин отравил шоколадными конфетами, является образ героя, готового на любой подвиг во имя блага народа. И огромное значение в раскрытии этого образа имеет рассказ «Старуха Изергиль», написанный более ста четырнадцати лет назад, в 1895 году. Ведь в образ Данко основатель социалистического реализма советской литературы постарался вложить подлинно гуманистическое представление о человеке, который все силы отдает служению народу, а не тратит их зря – на стяжательство, пьянство, случайные половые связи. Данко – молодой красавец, смелый и решительный. Чтобы вывести простой народ к свету и счастью, он приносит себя в жертву. Данко любит простых людей не меньше, чем автор. И вот его молодое и горячее сердце вспыхнуло огнем желания спасти этих убогих, сирых, вывести их из мрака. «Что сделаю я для людей?!» – сильнее грома крикнул Данко. И вдруг разорвал себе руками грудь, вырвал из нее свое сердце, высоко поднял его над головой. Освещая путь людям ярким светом своего горящего сердца, Данко смело повел их вперед. И тьма была побеждена, хотя бы временно.

– Данко, Данко, ты кинул взор вперед себя на ширь степи, гордый смельчак Данко, ты кинул радостный взор на свободную землю и засмеялся гордо! – прошептал Гдов.

А потом Данко все же упал и умер. Или сначала умер, а потом упал. Умирает Данко, гаснет его смелое сердце, но образ юного героя живет как образ героя-освободителя простого народа. Правильно выразилась по этому случаю старуха Изергиль: «В жизни всегда есть место подвигу»…

И Гдов так разволновался, таким почувствовал себя хуже всякого простого человека мещанином и обывателем, подлецом, не участвующим в общественно-политической жизни преображенной страны, в ее неравной борьбе с самой собой за демократию, что работать и в этот день больше уже не мог.

ПОЗНАКОМИВШИСЬ С ГЛАВОЙ IX, НЕПЛОХО БЫ ОБСУДИТЬ

1. Изменились ли люди с той поры, когда были неандертальцами, кроманьонцами и людоедами? Чем наши современники отличаются от персонажей Гомера, Петрония, Свифта, Гоголя, Горького?

2. Нравится ли вам советская литература? Хорошо ли вы ее знаете? Кто, по вашему мнению, был самым крутым советским литератором? Сталин отравил Горького или Горький помер сам, без посторонней помощи?

3. Справедливы ли слова старухи Изергиль о том, что в жизни всегда есть место подвигу? Ее ли это слова?

4. Следует ли нормальному человеку участвовать в политической жизни страны или следует послать политику куда подальше? Например, «к Бабаю на шестой километр мухоморы собирать», как выражаются сибирские бичи.

5. Зависит ли что-нибудь от нас в этой жизни или «всё будет как будет, ведь как-нибудь, да будет»? Пойдете ли вы еще когда-нибудь на выборы?

Глава X

БЕДНЫЙ БЛАГОРОДНЫЙ ПОЖИЛОЙ РАБОЧИЙ

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему, что если кто чем увлечется в ранней юности, даже, например, женщиной, то он все силы должен отдать выполнению поставленной ему неизвестно кем задачи. И так человеку следует действовать всегда, до самой земной смерти, если не хочет он раствориться в небытии, как органическое вещество в соляной кислоте или поваренная соль в воде из-под крана.

Гдов вспомнил, что раньше, при советской власти, перманентно имелась характерная напряженка. Не с водой из-под крана, но с водкой. Не всегда ее можно было купить, а качество сорокаградусного продукта вообще не обсуждалось. Тоталитаризм! Что же вы еще от него хотите? Это сейчас есть водка дорогая, дешевая, мягкая, жесткая, натуральная, паленая. А тогда что в магазине «выбросили» (был и такой народный глагол, породивший соответствующий антисоветский анекдот: на Западе, дескать, такой «товар» тоже выбрасывают, но уже без кавычек), что в магазин завезли, то и покупай – другого до перестройки не будет.

…Это случилось примерно в 1968 году, весной. Гдов стоял в очереди за водкой на тогдашних Ленинских горах столицы, которые теперь снова именуют Воробьевыми, как при царе. В том самом знаменитом тогда на всю округу «Красном гастрономе», на улице Строителей. Этих улиц в те времена было там, около метро «Университет», штук пять: Первая улица Строителей, Вторая и так далее. Теперь улица Строителей осталась одна, остальные переименовали, и здесь, на этом месте помещается (помещался?) незначительный банк, который недавно оказался нечестным банкротом, отчего всех его банкиров, всех этих новых «эффективных менеджеров» временно посадили в тюрьму. Кроме главного, разумеется. Главный банкир, конечно же, оказался при разборке где? Правильно, в Англии, ее еще зовут Великобританией, там теперь многие ошиваются, кого на родине замели бы за милую душу, но не получается. Руки, получается, коротки.

Перед Гдовым в очереди стоял бедный благородный пожилой рабочий, одетый, как одевались все бедные благородные пожилые советские пролетарии тех безвозвратно канувших лет. Черная суконная кепка, тусклый вигоневый шарф, серое драповое пальто, темные шерстяные брюки, коричневые полуботинки производства московской ордена Трудового Красного знамени фабрики «Парижская коммуна». Он пересчитывал свои скромные деньги, состоящие из советской мелочи. Водка тогда временно стоила 2 руб. 87 коп. (пол-литровая бутылка зеленого стекла). Рабочий, шевеля сосредоточенными губами, несколько раз пересчитал свою мелочь – все равно больше в очереди делать нечего, копеечка к копеечке, ровно 2-87, просчитано четыре раза.

Вот он уж и выбил в кассе чек на эту сумму, вот он уж и получил эту бутылку «Московской», бережно упрятал ее в карман, степенно направился к выходу.

А в это время сука кассирша, у которой, не исключено, именно в тот момент что-то стряслось с головой, вдруг завопила на весь магазин, свесившись из кассы куда-то вбок, вся обмотанная оренбургским пуховым платком, не скрывавшим, а лишь подчеркивающим мощность всхолмий ее грудных желез. На фоне нестерпимого зияния женских ее золотых зубов.

– Гражданин! Гражданин! Остановитесь!

Рабочий степенно смотрел на нее.

– Вы не додали мне одиннадцать копеек! – визжала баба.

Замер магазин, оглушенный таким громогласным, несправедливым обвинением. Торжественным было это скорбное молчание.

– А иди ты U PIZDU! – вдруг громко, отчетливо и достойно сказал этот простой гражданин СССР после томительной паузы.

И вышел вон из магазина.

…Наяву как бы услышав заново его слегка глуховатый, уверенный в своей правоте голос честного, живущего на свои деньги пролетария, Гдов так разволновался, что работать и в этот больше день уже не мог.

ОБМЕНИВАЕМСЯ МНЕНИЯМИ ПО ИТОГАМ ГЛАВЫ X

1. Как вы думаете, чем был знаменит так называемый «Красный гастроном» в районе метро «Университет»?

2. Почему многие, кого на родине замели бы за милую душу, ошиваются именно в Англии? Действительно ли Иван IV (Грозный) на всякий случай договаривался о политическом убежище с английской королевой? Как звали эту королеву?

3. Что такое «вигоневый шарф»? Какие еще сорта водок продавали в 1968 году в СССР?

4. Уместен ли записанный здесь латиницей мат или он все равно производит отвратительное впечатление?

5. Отчего большевики полюбили именно Парижскую коммуну? Мало ли было других «коммун», например Венгерская коммуна (1919). Или Баварская Советская Республика (тоже 1919). Действительно ли зло гораздо привлекательнее добра?

Глава XI

ЦИФРЫ – УПРЯМАЯ ВЕЩЬ

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему преемственности поколений в период резкой смены идеологических установок в стране. Хотел, как это практикуют нынешние оппозиционеры, наследники прежних диссидентов, выразить спорную мысль о том, что по случаю упомянутой преемственности нашей страной теперь правят гэбэшники, коммунисты, комсомольцы и бандиты, которых почему-то именуют иногда олигархами.

Задумался. Снова вспомнил заполярный город Н. Там, где раньше мучились советские зэки, нынче вовсю цветет культура, проводятся различные фестивали, смотры, показы. Туда однажды даже привезли именитого современного художника-авангардиста Q., который лаял собакой, хрюкал свиньей и публично испражнялся на мерзлой улице, продуваемой арктическим ветром при температуре -45 °C. Авангардист Q. очень старался, но вольные шахтеры и металлурги остались им недовольны, потому что они все это делать и сами умели. Денег ему, конечно же, выдали, государство правовое, финансы в порядке, – но больше его никогда туда не звали: в стране художников много, есть из кого выбрать, коли приспичит.

Гдову этот город тоже не был чужим. Гдов когда-то работал инспектором по народному творчеству в Художественном фонде РСФСР и должен был закупить там у жителей тундры образцы нарядных оленьих унтаек, расшитых бисером. Изготовленных руками местных мастериц, представительниц малых народов Севера, еще не забывших тогда секреты древней старины, еще ощущавших тогда зов предков. Гдов производственное задание выполнил с блеском. Гдов всегда работал хорошо, где бы он ни работал, и его за это никогда ниоткуда не увольняли.

Вот почему, когда у страны закончилась ее советская власть, а Гдов вышел на пенсию, его непрерывный рабочий стаж составил сорок четыре года: в шестнадцать лет он начал вариться в трудовом котле и к шестидесяти годам был уже готов. Пенсию ему назначили 5134 рубля с какими-то копейками, а ведь, по данным на середину 2008 года, прожиточный минимум пенсионера составлял в то время 3191 рубль в месяц при средней зарплате по стране около 17 тыс. рублей. «Жигулевское» пиво стоило тоже 17, но не тысяч, а рублей. То есть Гдов, случись что, мог бы купить на свою пенсию минимум 300 бутылок пива, и пенсия эта составляла примерно 32 % от средней зарплаты по стране.

Поразительно, что матушке его, тоже всю жизнь варившейся в трудовом котле, коммунисты назначили в начале шестидесятых пенсию в 36 рублей 24 копейки при средней зарплате по стране рублей эдак 120. То есть выделили ей всё те же 32 % от того, что получали тогда все простые советские люди, вечно стрелявшие трешку до получки.

А ведь «Жигулевское» пиво, хотя за ним перманентно змеились очереди, стоило тогда 37 копеек. То есть матушка Гдова могла бы при желании купить на свою пенсию только 100 бутылок пива, а не 300, как ее успешный сын. Но матушка Гдова спиртное не пила, потому что и так всё больше болела.

«Нет, все-таки демократия куда лучше тоталитаризма», – окончательно решил Гдов, скрупулезно проанализировав приведенные цифры.

И от этого парадоксального открытия так разволновался, что работать и больше в этот день уже не мог.

ПРИ ЧТЕНИИ ГЛАВЫ XI ВОЗНИКАЮТ СЛЕДУЮЩИЕ ПРОСТЫЕ ВОПРОСЫ

1. Есть ли хоть какой-либо смысл в словосочетании «преемственность поколений»? Или это идиотский термин, придуманный большевиками с неопределенной целью? Имеет ли ваше поколение какое-либо отношение к этому термину?

2. Кто такие нынешние оппозиционеры? Являются ли они наследниками прежних диссидентов? Существуют ли они вообще?

3. В чем спорность мысли Гдова о том, что нашей страной теперь правят гэбэшники, коммунисты, комсомольцы и бандиты, которых иногда именуют олигархами? Кто на самом деле правит теперь нашей страной?

4. Имеется ли хоть какая-то польза от современного авангардного искусства? Или всё оно большей частью фуфло, фанера и «платье голого короля»? Являются ли оленьи унтайки, расшитые бисером, тоже авангардом?

5. Правильны ли арифметические расчеты Гдова? Действительно ли демократия лучше тоталитаризма?

Глава XII

ПРО КОРОВУ И КОТА

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно о трудностях освоения русских пространств и специфике этих трудностей в различные эпохи. Начиная с того времени, когда суровый Ермак со товарищи завоевывал Сибирь, а его утопили в Иртыше, и заканчивая проблемами нынешних олигархов, которые тоже, как Ермак, «дают стране угля», но в свободное от напряженной работы время катаются, где удастся, на яхтах и горных лыжах, покровительствуют искусствам, привезли за свои деньги в заполярный город Н. широко известного художника-авангардиста Q., чтобы обрадовать трудящихся, о которых они обязаны заботиться и заботятся согласно негласному договору с государством, чтобы в стране воцарился классовый мир.

– Ах, этот заполярный город Н.! И что я в него такой влюбленный? – вдруг ни с того ни с сего растрогался Гдов. – Не оттого ль, что там жили различные чудесные люди, как, например, дикий северный поэт Эдик Н., главный российский обэриут по ту сторону Уральского хребта, если глядеть из Москвы, а не из Владивостока? Строили город, как известно, заключенные, освоили комсомольцы, про них советские писали в своих газетах, что наша молодежь всегда верна заветам отцов, продолжает их дело. Пожалуй, и это правда. Ведь что такое тот давний олигархический скандал в Куршевеле (Франция), куда русские богатеи понавезли в январе 2007 года родных поблядушек, отчего французы на них почему-то обиделись? Типичный комсомольский сор, его лучше бы не выносить из избы. Раньше и не выносили, а теперь – свобода и конкуренция. Конкуренция и свобода. Сор и сюр.

Гдов и Эдик Н. когда-то хотели заработать много денег, отчего написали для кукольного театра города К., стоящего на великой сибирской реке Е., веселую советскую пьесу. Пьеса была про корову и кота, который гулял сам по себе, но денег им не дали, сказав, что текст «слишком взрослый» и «какой-то странный». Непосредственно в период этого сочинительства Эдик Н. уже ушел от очередной жены, временно проживая у одной изящной, культурной дамы, которой Гдов дал невнятное прозвище Маранда. Маранда привела к вечеру подругу, вдову местного ответственного легендарного коммуниста, пожилую представительницу малых народов Севера, скорей всего нганасанку, хотя не исключено, что и долганку. Было много выпито, и у Гдова случилась любовь с этой знатной вдовой на ее квартире, расположенной в самом центре города Н., в сталинском красивом доме.

Ночь была бессонная. А утром Гдов продрал глаза и застыл от изумления. Его нежная любовь вдруг оказалась уже не голая, а наоборот – в черном строгом официальном жакете, украшенном множеством орденов, медалей, в суконной же юбке, покрывавшей расшитые бисером унтайки. «Тебе здесь нельзя больше находиться, ты должен незаметно выйти на улицу, так как я депутат Верховного Совета СССР, меня полгорода знает», – сказала она.

Гдов и вышел. А через год Эдик Н. сказал, испытующе глядя на Гдова, что «твоя тунгуска-депутат» разбилась в тундре на машине и теперь уже лежит в гробу на кладбище. «Это первая твоя женщина, которой уже нет на земле?» – спросил он.

Гдов ему ничего не ответил, но еще через год получил по почте длинную поэму, присланную ему Эдиком Н. из северной тюрьмы Каларгон, куда тот загремел на восемь месяцев за злостную неуплату алиментов разным женщинам. Поэма начинались так:

По стране с названьем США

Путешествовала вша.

И раздаривала гниды

Обитателям Флориды.

Увы, Эдик Н. тоже умер и тоже лежит на кладбище, а все его вдовы и дети, включая Маранду, живут в Израиле. Гдов зажмурился, пытаясь вспомнить лицо Эдика H., и так разволновался, что работать больше и в этот день уже не мог.

КАК ВЫ ДУМАЕТЕ, ПРОЧИТАВ ГЛАВУ ХП

I. Существует ли негласный договор олигархов с нынешним государством, чтобы в стране воцарился классовый мир? Или всем теперь на всё начихать?

2. Зачем Гдов и Эдик Н. когда-то хотели заработать много денег? Зачем людям вообще требуется много денег, если не в них счастье, как утверждает пословица?

3. Что бы могло означать прозвище Маранда?

4. Отчего все вдовы и дети Эдика Н., включая Маранду, живут в Израиле? Все ли уехавшие в Израиль являются евреями? Что там делать русскому человеку?

5. Почему любовь чаще всего бывает несчастная? Известны ль вам примеры счастливой любви?

Глава XIII

«ВСЁ МОЕ», – СКАЗАЛА ЗЛАТА

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно о том, что многие женщины нашей страны последнее время совершенно обнаглели и ведут себя вызывающе даже тогда, когда беззастенчиво торгуют своим телом, разрушая тем самым и без того хрупкую российскую нравственность, доставшуюся нам от дворянской литературы XIX века вместе с «тайной свободой». «Ну что это такое? Включишь телевизор, а там одни исключительно прошмандовки да кобели! – возмущался он, как патентованный мещанин и обыватель. – Просто зла и ЗЛАТЫ не хватает», – невольно, но глупо скаламбурил он и вдруг улыбнулся.

Ведь именно так звали тогда – сорок, нет, даже сорок пять лет назад – ту самую черноволосую и волоокую сибирскую молдаванку, что служила машинисткой в редакции газеты «К-ский комсомолец». Восемнадцатилетний Гдов, проинформированный своими старшими товарищами о ее веселом нраве и непритязательности, тоже мечтал сблизиться с ней, но был робок, нелеп, всегда первым опускал глаза. Он все гадал, читала ль она или нет его первый, опубликованный в этой газете рассказ под названием «Спасибо», сюжетом которого являлся убедительный урок нравственности, полученный юным студентом у старого букиниста. Стиляга Эдик по случаю безденежья пытается сдать в книжный магазин любимый томик писателя К.Паустовского, а букинист, догадавшись, что парень поступает безнравственно, изменяя самому себе, отказывается принять книгу. Такие сюжеты были модными тогда в рамках борьбы Коммунистической партии Советского Союза за возвращение к «ленинским нормам». Что, дескать, революция вообще-то была хорошая, пока ее не опозорил Сталин. Фигура Троцкого тогда в расчет не бралась. С ним тогда всё было понятно – вражина на все времена.

То есть то, что машинистка Злата рассказ молодого писателя Гдова перепечатывала, – это непременно, другой штатной единицы машинистки в газете не было. Но читала ль она, поняла ли, кого он действительно имел в виду, описывая в рассказе дерзкую, высокую, симпатичную девчонку, бригадира бетонщиков К-ской ГЭС, влюбившись в которую стиляга Эдик исправился с помощью букиниста? Ее он описывал! Ее! Злату, кого же еще!

И вот их обоих, Злату и Гдова, послали за дополнительной порцией алкоголя во время скромного редакционного междусобойчика, посвященного неизвестно чему, и вот уже они идут, нагруженные тяжелыми бутылками «Вермута крепкого» и портвейна «Кавказ», по заснеженным темным аллеям Центрального парка культуры и отдыха им. Горького, потому что редакция помещалась с одной стороны парка, а винный магазин – с другой, нужно было только пролезть в узкую дыру забора для экономии времени.

– Фу, совсем я упарилась, – сказала Злата (так, еще раз напоминаю, звали машинистку) и, расстегнув свою беличью шубку (зима в тот год была на диво теплая), вдруг озорно подмигнула Гдову: – Хочешь?

– Да ладно, уже скоро придем, у меня штопора нет и перед ребятами неудобно, ждут, – забормотал Гдов, в очередной раз опуская глаза.

– Вот же дурачок! – Она вдруг резко опрокинулась спиной в сугроб, как в детской сибирской игре под названием «Фигура», когда игроки по очереди падают в снег, а потом спорят, чей отпечаток самый четкий.

– Иди сюда, – позвала она робкого влюбленного из сугроба и тихо-тихо добавила грубым прокуренным голосом: – Только чур в меня не кончать.

Поднялся ветер, заскрипели кедры Центрального парка культуры и отдыха им. Горького, ясный месяц показался в разрывах ночных туч.

Теперь и профессии-то такой нет, машинистка, когда кругом одни компьютеры.

Гдов, осмыслив всё это, так разволновался, что больше работать и в этот день уже не мог.

ПОДЫТОЖИМ СКАЗАННОЕ В ГЛАВЕ XIII

1. Вызывающе ли ведут себя современные женщины?

2. Правда ли, что Злата была молдаванкой, а не сербиянкой, цыганкой, египтянкой, болгаркой, венгеркой или еврейкой? Не хочется ль отдельному читателю воскликнуть, прочитав главу XIII: «Осторожно! Пошлость!»?

3. Почему Гдов именует тяжелыми бутылки «Вермута крепкого» и портвейна «Кавказ»?

4. Исчезла ль окончательно старинная и почтенная женская профессия машинистки? Или, может быть, трансформировалась в нечто другое? Мог ли при советской власти мужик работать машинисткой?

5. Что есть истина? Существует ли она? Или нынче все относительно в этом грешном мире?

Глава XIV

ВМЕСТЕ СО ВСЕМИ

Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему Добра и Зла. Что Зло, конечно же, всегда побеждает Добро, но победа эта – временная, а Гармония, которая существует в мире вопреки Хаосу, – вечна. Нелегкая задача для литератора, даже такого опытного, как Гдов, который в первый (и последний) раз участвовал во Всесоюзном совещании молодых советских писателей еще аж в 1974, что ли, году! Бесконечно, безумно давно, в другой (без преувеличения) жизни. Все вспомнилось ветерану авторучки, пишущей машинки, компьютера…

Их тогда поселили в гостинице «Юность», которая и теперь существует рядом со станцией метро «Спортивная», недалеко от Лужников (187 номеров, от 2700 до 6400 руб. за ночку. Капитализм, товарищи! Капиталистов мы по ценам уже, считай, обогнали!).

На всех пяти этажах этой модерновой комсомольской гостиницы кучковались тогда, в 1974, что ли, году, молодые советские писатели. Вот как коммунистическая партия и правительство заботились о литературе, культурном имидже собственной страны, чтоб коммунякам не дали раньше времени под задницу коленом! «В этом смысле нынешние начальники страны должны у прежних учиться, повторенье – мать ученья», – вывел Гдов.

Творческие девчата и парни прибыли сюда, в столицу Красной Империи, со всех концов нашей необъятной родины СССР, которая, напомню, состояла тогда из пятнадцати дружных республик, а в каждой из этих республик, включая нынешние самые гордые и независимые страны ближнего зарубежья, делами заправляли, снова напомню, извините, заправляли коммунисты и гэбэшники. И что? А ничего. Что-то не особенно бунтовали тогда нынешние свободолюбивые граждане против тех властей, которые их угнетали. Жили спокойно, как цыплята из блатной песни. Танцы танцевали на декадах народного искусства, песни пели, вступали в КПСС, сажали своих же диссидентов. Странно-то как!

Да и сам писатель Гдов тоже хорош. Пусть не состоял он ни в комсомольцах, ни в коммунистах, ни, упаси Бог, в гэбэшниках, крыл их при любом подходящем случае нехорошими словами, но, поди ж ты, тоже, получается, шестерил у большевиков тогда, в 1974, что ли, году! Тоже слушал вместе со всеми ученого лектора, «товарища из ЦК», который уверял молодых людей, что им доверено красное знамя отцов. Дескать, под этим знаменем отцы выиграли все революции, войны, а теперь настала очередь детей. Потому что враг не дремлет и западные заправилы опять бряцают оружием, как Гитлер. А также заполняют эфир пропагандистским ядом радиостанций «Свобода», «Голос Америки», «Биби-си», «Немецкая волна» и других, которые помельче, вроде клеветнического радио Албании. Отчего советская власть просто вынуждена ставить по всей стране так называемые глушилки, оберегая души своих подданных от идеологического насилия и прямого вранья таких мерзавцев, как печально знаменитые Солженицын с Сахаровым.