Она вдруг засобиралась. Встала, пошла к двери.
      — Уходишь?
      — Надо ехать.
      Никуда тебе не надо. А ведь ты боишься. Не играешь, не кокетничаешь, действительно боишься.
      И вроде большая девочка. Ну, же! Брось ты эту дверь. Не нужна она тебе. Отпусти. Пальчики побелели, так ухватилась за косяк.
      Его самого уже закрутило. Внутри стало тепло.
      — Не уходи. Мы еще и не поговорили толком.
      Она услышала, отцепилась от спасительной железки, нерешительно потопталась и качнулась обратно.
      — Пиво будешь?
      — Наливай.
      — Садись рядом, тянуться к тебе через стол неудобно.
      Она пересела. Вадим уловил пряный сладковатый аромат ее духов. Нечто необычное, редкое. Он втянул воздух. Еще запах чистого тела и… возбуждения.
      Тонкая черная майка полетела в угол, за ней лифчик. У нее была прекрасная тяжелая грудь. Она вся была тяжелая, настоящая. Джинсы, трусики… Когда сам успел раздеться? Или она его раздела, да не заметил? Старый стал, не контролирую ситуацию. А ведь действительно не контролировал, потому что рванулся в нее как мальчишка, не умеющий вовремя остановиться. И двигался, гнал вверх до звона в ушах, до стона, до полета в пустоту. И только ее руки… У нее были совершенно невозможные, волшебные руки. Ее руки высекали искры из его кожи. Он не хотел останавливаться.
      Он не мог, чтобы это когда-нибудь кончилось.
      И это не кончалось.
      До утра.
      Дракон взмахнул перепончатыми крыльями, разгоняя темноту.
      Она ушла рано утором чуть позже шести… А он остался рано утром, где-то чуть позже шести и…
      Выпил все, что нашел в квартире. Достал даже захоронку, что стояла на крайний случай.
      Встречаться с Марго на трезвую голову было просто опасно. Алкоголь создавал таки какой-никакой буфер между ним и ее интуицией. Может, проскочим?
      И вроде проскочил. Наслушался, конечно, втрое против обычных выговоров; все принял как должное и, изображая пьяный трудовой энтузиазм, уселся за комп в непосредственной близости от телефона. Ольга должна была позвонить около одиннадцати. С приближением времени звонка,
      Вадим начал если не дергаться, то подергиваться. Хватал трубку, но в ней каждый раз обнаруживался кто-то другой. Марго злилась, но молчала. Около двух, Вадим понял, Ольга не позвонит. Не понял, почувствовал. Не позвонит. Нечего хвататься за трубку, нечего волновать близкую, уже не на шутку насторожившуюся, женщину. Да пошло оно все! Жил как-то раньше и дальше проживет без чужой бабы. Своей хватит.
      Хотя, за пять лет с Маргаритой другие женщины так или иначе проникали в его жизнь. Но ни одна не оставила следа. Как лампочка: смеркается - включил, пропала надобность - выключил до следующего раза. Дракон даже головы не поднимал. Они неощутимо скользили мимо.
      А эта не хотела выключаться. Заело что-то в реле. Сбился ход времени.
      Вадим вышел на кухню, нащупал в шкафчике последнее, что осталось - глоток на дне бутылки - и выпил, не очень даже таясь от Марго. Та как раз приехала - отлучалась по делам фирмы не на долго. В коридоре что-то упало, Марго ругнулась, своротила ящик в дверях и пролетела в кухню.
      — Почему ты мне не сказал, что вчера приезжала Ольга?
      — Ты не спрашивала.
      Вадима качнуло. Марго уже не просто подозревала, она была почти уверенна:
      — Ты ее трахнул?
      Ангарский прямо, холодно и непроницаемо глянул ей в лицо. Она же буквально вцепилась в него глазами. А на него накатило нешуточное раздражение. Такого пожалуй между ними еще не случалось. Обычно он, щадя ее нервы, врал с опережением. До серьезных объяснений дело не доходило. Верила Марго или нет, его, вообще-то не очень и волновало. Делает вид, что верит, значите, ее такое положение устраивает. Если верит в действительности - еще лучше. Ей - меньше головной боли, ему - легкий укол совести, похожий на комариный укус: почесал - прошло.
      Неприятный тет-а-тет продлился еще несколько мгновений. Потом женщина сдалась.
      — Нет, - вдогон пожалел ее Вадим.
      — Она обратилась к тебе за проектом специально, чтобы не платить?
      — Она предлагала. Я сам отказался?
      — Почему?! - зло вскинулась Марго.
      — Когда она меня полумертвого подбирала на дороге, а потом по городу возила, чтобы на ночлег пристроить, она с меня денег не спрашивала.
      — Пристроила, называется! Бросила в трущебе больного и забыла.
      — Возможно, она и приходила, - невольно начал выгораживать Ольгу Вадим. - Я тогда двое суток провалялся почти без памяти. Ты же помнишь.
      — Я-то все помню, а вот ты, кажется, забыл.
      — Не забыл, - процедил Вадим сквозь зубы и решительно пошел из кухни.
      Алкоголь как-то нечувствительно выветрился. Съеден адреналином, решил Ангарский. И пока
      Марго не уедет, продолжения не получится. Если она вообще сегодня уедет.
      Он не рвался на части, не жаждал непременного повторения прошедшей ночи. Помутнение рассудка, что оставила по себе Ольга, то ли под влиянием упреков подруги, то ли просто от времени и состояния относительной трезвости начало проходить. Скоро и совсем успокоится. И будут они дальше жить. Долго и счастливо. Пока не умрут. Интересно, жизнь человека дракона более продолжительна, нежели жизнь простого человека? Каких-либо разъяснений он не получил ни дома ни здесь. Если ему предстоит драконий век в человеческом теле, смерти в один день с Марго не получится. Если только она его и себя не отравит в приступе очередной истерики. Придется проявить осторожность. Собаку, что ли завести? Буду на ней еду пробовать.
      Тьфу! Лезет в голову всякая дребедень. А Ольга так и не позвонила. Собственно, что для нее прошедшая ночь? Да - ничего. Эпизод. Мужиков у нее, похоже, перебывало достаточно, по повадке видно. А с другой стороны, не она ли ему в горячке, почти в отключке простонала, что сто лет ей так хорошо не было.
      Стоп! Не надо вообще о ней думать. Мало ли чего баба ни наговорит, после того как ее только что качественно разложили.
      Не думать!
      Она не позвонила и на следующий день и через неделю. В проект Ангарский не заглядывал, задвинул его на дальнюю полку и почти забыл. К пятнице, Марго выбилась из сил уговаривать его, ругать и стращать. Она просто забрала все деньги и укатила на дачу. Добавляться оказалось не на что, а за одолжением Вадим не побежал бы, даже помирай он от жажды. Пришлось трезветь в принудительном порядке. Две следующие недели прошли под воркотню подруги и стрекот компьютера. Только в конце месяца Маргарита обмолвилась, что Ольга звонила и справлялась насчет проекта.
      — На следующей неделе, - безразлично буркнул Вадим.
      — Она сказала - не к спеху. У тебя месяц времени. Я думаю, а зачем тебе вообще эта головная боль? Проектами ты уже не занимаешься.
      — Я обещал.
      — Тогда делай. Быстрее отвяжется.
      — Ага.
      Маргарита улетела в понедельник. Накануне они долго и пламенно прощались. Шутка ли, неделю она не увидит любимого мужчины. Ему ее тоже будет нехватать. Зато работы она ему оставила как мачеха Золушке. Только успевай поворачиваться.
      Он и поворачивался дня три. На четвертый появилось твердое убеждение, что с него хватит. Пора устроить организму роздых.
      Вадим был благодарен близкой женщине, за то, что она его держит наплаву, не дает ухнуть совсем уже вниз, тормошит, заставляет преодолевать лень, паралич воли, скуку. А то он даже общение в последнее время забросил. Никого не хотелось видеть. Раньше забегал к Волковым, радовался - иначе не скажешь - их семейному очагу, у которого было тепло не только своим, но и чужим, даже совсем чужим. Например, увечному дракону. У них ели вкусную еду, разговаривали вкусные разговоры.
      Год их не видел. Позвонить, что ли? Он уже потянулся к аппарату, когда тот разразился сам.
      Если кто из клиентов, он их пошлет открытым текстом - не готово. Марго, конечно, потом разворчится. Переживем.
      — Слушаю.
      — Здравствуйте уважаемый Вадим Константинович, - пропел ласковый мужской голос на том конце дальней связи. Вадима бросило в дрожь. Но… И отпустило так же быстро. Тьфу! Холера!
      Венька! Кошкин!
      — Вы почему молчите, Вадим Константинович? Не рады, так и скажите.
      — Венька! Предупреждать надо. Я тебя за другого принял. Голосок у тебя, сам знаешь, девичий.
      Ты откуда звонишь?
      — Из гостиницы Парма.
      — В Италии?
      — Лучше бы конечно оттуда. Нет, мил дружок, с улицы Нефтедолбытчиков вашего города.
      — Не может быть!
      — Еще как может. Хочешь убедиться вживую, говори адрес, приеду.
      Вадим действительно обрадовался. С Венькой они не виделись лет десять, изредка перезваниваясь. Вообще-то он только для Вадика Ангарского и еще пары тройки друзей был
      Венькой. Для остальных - доктором наук, профессором Вениамином Цадиковичем Кацом.
      Прозвание Кошкин к нему прилепилось после одного смешного эпизода. Веньку как-то остановил гаишник. В машине с ним сидела жена. Разумеется, не пристегнутая, как того требовал дорожный кодекс. Гаишник несколько раз обошел машину, пнул зачем-то скат и только после этого спросил:
      — У вас свидетельство о браке есть?
      — Нет, - ошарашено, отозвался Венька.
      — А паспорт с городской пропиской?
      — С собой не вожу.
      — А вообще какие-то документы в наличии имеются?
      — Да. Права и техпаспорт. Показать?
      — А чего я тут брожу перед вами? Показывайте, конечно.
      Гаишник методично прочитал все написанное в листочках. Глянул на Каца, на его жену и, не торопясь отдавать документы, опять пристал:
      — Что это за фамилия такая - Кац?
      — Обычная еврейская фамилия. Кац в переводе - кошка.
      — Странно. Кац по-еврейски значит кошка… и по-мордовски - кошка. Так вы еврей?
      — Еврей. А вы мордвин?
      — Мордвин.
      — Очень приятно, - улыбнулся Венька, наконец-то въехавший в ситуацию: ну, заскучал человек на боевом посту, ну надо ему хоть с кем-нибудь неформально пообщаться. Пообщался, отмяк душой и с широченной улыбкой протянул документы владельцу.
      — Можно ехать? - спросил Вениамин Цадикович.
      — Минутку.
      Страж автодорог обошел машину, наклонился к раскрытому окну со стороны Венькиной жены и сказал:
      — А вам советую пристегнуться, не то я товарища Кошкина оштрафую.
      Венька любил показывать эту историю в лицах. Вообще - лицедей. Маленький, подвижный.
      Голосок почти что женский и ласковый, ласковый. Кто ж такого будет опасаться! И только потом по прошествии значительного времени и значительных событий, малознакомые с Вениамином
      Цадиковичем обнаруживали его просто таки бульдожью хватку, невероятно быстрый ум и смелость. Еще у Веньки была совесть. Качество, по нынешним временам обременительное. Не будь ее, размышлял Вадим, сидеть бы тому на высоких финансовых столах, одесную с каким-нибудь
      Абрамовичем. А то и с Березовским.
      Вениамин Цадикович за прошедшие годы внешне почти не изменился, да и с внутренним содержанием все оставалось в норме. Не постарел, не растерял чувства юмора, даже некоторых иллюзий не утратил. Чего не скажешь об Ангарском. Они вместе когда-то защищали кандидатские.
      Веня быстро продолжил - написал докторскую, успел до эпохи всеобщего развала. Вадим - нет.
      — Ты сюда как попал? - спросил Ангарский после первой, - Институт открываешь?
      — Если бы. Научная и преподавательская деятельность давным-давно накрылась. Приехал устанавливать контакты с местными торговыми организациями. Буду свою продукцию вам поставлять.
      — Какую?
      — Полиграфическую.
      — Ну вы, блин, даете! Круто тебя развернуло.
      — Это еще очень приличный бизнес. Не представляешь, чем я только не торговал. От постельного белья до пищевых добавок. Где меня только холера не носила за эти годы. От международной экологической комиссии до переговоров с таджикскими сепаратистами.
      — И как они к тебе, еврею, отнеслись?
      — Не поверишь, прекрасно. Я единственный кто на переговорах мог изъясняться на английском и арабском. Без меня они бы там по сей день сидели, молча плов кушали.
      Вадим хохотал. Веньке пожалуй можно было бы поведать свою собственную историю. Нет. Не станет. Лучше повспоминать о прошлом, Гасана помянуть. Они были знакомы.
      Потом они пошли прогуляться. Белые ночи, к сожалению, закончились. На улицах вовсю светили фонари - чисто северная эстетика - на большой земле такое, редко где встретишь. Венька затащил Вадима в ресторан, где они и гуляли почти до утра.
      И что самое прекрасное, на завтра Кошкин еще оставался в городе, значит, сделает свои дела, вернется в Вадимову берлогу, и никто им не помешает, дальше справлять встречу. Он и вещи перетащил из гостиницы. Гуляем!
      Часов наверное в десять, когда город накрыла тьма, и граждане помоложе потоком пошли из подъездов, а те что постарше опасливо затрусили домой; когда литра три пива уже упокоилось в желудках, зазвонил телефон. У Вадима появилась мысль, переждать звонок, а потом вообще отключить эту тарахтелку. Так хорошо сидели, хорошо говорили… Марго вчера не позвонила.
      Обязательно нагрянет с беспроволочным визитом сегодня. Он тянул время, раздумывая, как поступить, но наткнулся на вопросительный Венькин взгляд. Пасуешь? Получается, пасую.
      — Жена? - спросил Веня.
      — Кому еще в такое время?
      И снял трубку.
      — Слушаю.
      — Это я.
      — Слушаю, - автоматически брякнул Ангарский. Он просто не ожидал, просто застопорился.
      Самое смешное, спроси она его с ходу о чем-нибудь, он бы опять повторил свое "слушаю". Слова вылетели из головы.
      — Я хочу тебя увидеть, - донесся из трубки чуть дрожащий голос Ольги.
      — Приезжай, - прорвался Вадим сквозь вербальный барьер. - Адрес не забыла?
      — Нет.
      — Только… тут у меня товарищ.
      — Тогда я не приеду.
      — Он из другого города, завтра отбывает. Приезжай.
      — Хорошо.
      Трубка с первого раза не попала в гнездо. Точно, старым становлюсь. Какого бы черта волноваться. А ведь волнуюсь. Такого я за собой, пожалуй, и не припомню. Разве в юности так потряхивало, когда за первыми девушками еще вполне невинно ухаживал.
      — Не жена, - удовлетворенно констатировал Кошкин.
      — Ага.
      — Мне смыться? Все равно в пять утра надо быть в аэропорту. Приеду с вечера, посижу, книжку почитаю.
      — Ни в коем случае. Я тебя не отпущу.
      И опять смешно. Ангарскому вдруг стало интересно, как Венька отреагирует на Ольгу.
      Она появилась на пороге такая красивая, что у Вадима в первый момент захватило дух. Прошла, поздоровалась, устроилась в уголке дивана и без напряжения, без рисовки, без бабских ужимок легко влилась в разговор. Смеялась, слушала, сама что-то рассказывала; на Вадима почти не смотрела. Но… Она вся была наполнена внутренним напряжением, которое перехлестывало: в дрожании пальчиков, в напряженном изгибе губ, даже в запахе.
      А Венька разливался:
      — В начале года в мое издательство поступил заказ из министерства обороны. Надо было сотворить поздравительные открытки к Двадцать Третьему февраля. Так мы же с полным нашим удовольствием. Дизайнер быстренько сработал все в цвете, надпись, полиграфия… Осталось найти какой-нибудь военный символ. Нас, кстати, предупредили, что картинка должна отображать морскую тематику. Морскую, так морскую. Я пошел к фотографу, тот порылся в своих слайдах, у него их целая коллекция. Нашел. Соединили. Получилось великолепно: синее море, серебряный шрифт, красные гвозьдики. В середине присобачили авианосец, с которого взлетает МИГ. Открытка
      — класс. Отпечатали, прошла предоплата, мы отправили груз по назначению.
      — И, что? - засмеялся Вадим, уже предполагая дальнейший поворот событий.
      — Страшное случилось примерно через неделю после праздника. Тот же чин из министерства позвонил мне и на чистейшем русском устном, без употребления каких-либо других оборотов, предложил явиться к нему в кабинет.
      Вадим согнулся от хохота. Ольга смотрела недоуменно.
      — Я являюсь. Рожа у чина совершенно свекольная, плюс послепраздничная отечность, сам понимаешь, один вид может напугать до икоты. Я, признаться, струхнул, но пока в обморок не падаю. Чин швыряет мне в рожу открытку и кричит - перевожу, как понял:
      — Это что?
      — Открытка, - говорю.
      — Что на ней изображено?
      — Море, - говорю. - Облака, цветы, кораблик.
      — Какой, на хер, кораблик! - орет чин. - Ты мне что тут нарисовал?
      — Авианосец, - говорю.
      — Чей?
      Теперь в захлеб расхохоталась уже Ольга. Венька и сам хихикал.
      — Так чьим же кораблем вы министерство поздравили? - едва выговорил Вадим.
      — Не поверишь, американским.
      — А МИГ наш?
      — Наш.
      — И как ты выкрутился?
      — С ходу и на полной громкости понес какую-то околесицу, мол, в прошедшей войне мы и американцы вместе сражались против фашистов. Что пришло время вспомнить братство по оружию…
      — Неужели прокатило?
      — Представь себе. После того как я напомнил генералу, что именно ему привозил открытку визировать. Он ее и подписал. Иначе я сегодня не водку бы под полярным кругом трескал, а в
      Хайфе на ПМЖ устраивался.
      Вадиму сто лет не было так хорошо. Рядом был друг и была женщина, которую он хотел, как никого до нее. И она - тоже. В первый раз, в прошлое свидание, для нее все случилось спонтанно, она была ошарашена, хоть и старалась держаться непринужденно. Сегодня она пришла к нему и только за ним.
      Деликатный Венька засобирался спать. Вадим постелил ему в маленькой комнатке. А они еще некоторое время сидели и разговаривали. Пока он ни сорвался. Тянул бы еще, чтобы сама к нему качнулась, не смог. И опять все слилось в сплошной горячий поток, когда каждое прикосновение, движение, слово заставляют все внутри плавиться сладкой лавой, и эта лава, наконец, выплескивается сумасшедшим взрывом.
      Утром они отвезли Веньку в аэропорт, почти не перекусили и все началось сначала.
      Жизнь Вадима Ангарского разделилась на повседневность с ее заботами и проблемами и редкие вспышки-праздники, когда все окружающее отступало. Он попадал в другой мир и жил там на полную катушку. Тут не надо было себя уговаривать, не оставалось места для лени, для раздражения и скуки. Ему было трудно, хорошо и одновременно интересно, до того, что он забывал, кто он на самом деле. С ней его не тяготило человеческое существование. Случись оказия, он бы просто, как анекдот, рассказал ей свою историю. Но им хватало других тем.
 

***

 
      Марго кричала. Она так еще никогда не кричала. Лицо заливали слезы. На этот раз она их не наигрывала, она действительно рыдала, выматывая ему душу:
      — Ты все забыл! Ты забыл, как умирал, когда я тебя нашла. Ты никому не был нужен. Твоя
      Ольга бросила тебя загибаться в подвале. Ты никогда не будешь ей нужен. Она - избалованная барыня. Она никогда не уйдет от мужа к тебе. Решай! Слышишь, решай: или она или я!
      Вокруг стояла чернота. Внутри стояла чернота. В мире наступила чернота.
 

***

 
      В конце лета Ольга уехала. Без нее легкая, яркая, как никогда теплая осень подернулась сеткой дождей. Их сменила снежная крупа. Задул северный ветер, загоняя под кров все живое, вымораживая лужи, стены, окна, свет, тепло, душу. И выморозил, так что зима пришла на готовенькое, накрыла помертвевший город снегом и чугунным холодом.
      Зато Марго повеселела. Вадим не пропадал теперь на рыбалки, не задерживался у каких-то там друзей, - откуда они только взялись, - смотрел спокойно и отрешенно. Он почти перестал ей врать.
      И раньше случалось, он западал на какую-нибудь юбку. Но она знала, что остается для него главной женщиной в жизни. Разумеется, она не молчала, ожидая кончины очередного романа. Упреки и напоминания быстро приводили любимого мужчину в норму. Он просил прощение, каялся, доказывал ей свою любовь. В такие моменты Марго была просто счастлива. Она с одной стороны боготворила этого мужчину, с другой - не было ничего прекраснее, чем ощущать свою власть над ним. Он был в ее власти.
      До последнего лета.
      Она же сразу почувствовала неладное, но дела отвлекали. Решались серьезные вопросы. Она не могла бросить дело на произвол судьбы из-за неверного мужика. Да и куда он денется!
      Вчера, вернувшись с дачи, она не застала Вадима в офисе. Злилась, ругалась последними словами, звонила… Сутки!
      Он вернулся через сутки черный, злой, чужой. На вопрос, где был, честно ответил - у Ольги.
 

***

 
      Ольга позвонила внезапно, как снег на голову. Через полчаса они встретились. Она была вся такая солнечная, веселая, загорелая, еще полная морем и теплом. Она смеялась и ласкала. Они говорили, пили вино, что-то ели падали в постель, не в силах оторваться друг от друга. Потом коротко засыпали, просыпались, и все повторялось. Он давно пропустил все сроки. Его ждали. Он решил, что это не важно.
      Сутки!
      Давно пора было устать и пресытится, а они не устали и не пресытились.
      Они любили.
      Вадим смотрел на нее. Она смежила веки и тихо улыбалась.
      — Расскажи все мужу, - попросил он.
      Ольга вздрогнула, свела брови. В лице промелькнула боль.
      — Не хочешь?
      Она только мотнула головой. Понимай, как знаешь.
      — Ты его любишь?
      — Он очень добрый человек. Самый близкий мне человек. Ближе матери. Мне даже не надо ничего говорить, ни о чем его просить, он все понимает без слов.
      — Он должен видеть, что с тобой происходит. И как он на это реагирует?
      — Он молчит.
      — Что будем делать?
      — Не знаю.
 

***

 
      Марго, собравшись в мокрый комочек, рыдала в углу дивана. В Вадиме проклюнулась жалость.
      Он опустился перед ней на колени, взял в руки холодные ладошки.
      — Прости меня. И попробуй понять…
      — Что понять!? - вскрикнула она, вырывая руки.
      — Ты для меня сделала столько…
      Она отодвинулась подальше, засверкала на него мокрыми глазами:
      — Ты хоть знаешь, кто такой Радзивилл?
      — Нет. - Вадим как-то спросил. Ольга ответила - чиновник. На том тему закрыли.
      Зато Марго длинно с расшифровкой аббревиатуры назвала ведомство, в котором начальствовал
      Ольгин муж.
      — Ты знаешь, что с тобой сделают, если он дознается?
      — Убьют, что ли?
      — Да тебя живого закопают на центральной площади. И заметь, никто не спросит, кого закапывают. Кого надо, того и закапывают. А ты знаешь, что он с ней может сделать?
      Хитра, все же, Марго. С ума сходит от ревности, но не упустит возможности, заронить в его душу зерно сомнения. Прекрасно знает, Вадим никогда не подставит женщину.
      Ангарский поднялся. Его неприятно зацепило. Она его действительно прекрасно знает, успела изучить за долгие годы, и он теперь не сомневался, использует это свое знание на полную катушку.
      Не родился еще человек, которому Марго отдала бы просто так хоть что-то ей принадлежащее. А его, которого любит, в которого столько вложила - тем более. Тем более - Ольге.
      Но ее слова, тем не менее, подействовали. Вадим встал, отошел к затянутому шторой окошку, выглянул в ночь. Черно. Ольга не уйдет от мужа. Теперь понятны некоторые особенности ее поведения. Она боится. Она просто боится. Или я успокаиваю сам себя? Она очень сильная. Такие ничего не боятся. Значит, не любит. Смогла же Марго решить все одним духом. Ольга - нет.
      Внутри все почернело. Стало тихо пусто и прохладно, как в гробу.

Глава 4