Лариса ЕВГЕНЬЕВА
      (Лариса Евгеньевна Прус)
      Спиридоша
      Ну скажите на милость, и кому бы пришло в голову называть ее Аленой?..
      Хотя фантазия у учеников этой школы отчего-то оказалась столь небогатой, что, за исключением круглой, как шар, толстячки учительницы биологии по кличке Пушинка, всех остальных учителей называли по именам. Анечка, Валентина, Лидия, Петя, Наталья, Вовчик... И лишь Спиридошу - по отчеству. Милешкина Алена Спиридоновна.
      Славик, глядя на Спиридошу, вдруг рассмеялся: Алена - вот потеха! А Спиридоша застучала ладонью по столу, призывая к порядку.
      У Спиридоши не было возраста, у Спиридоши не было внешности, у Спиридоши не было характера, у Спиридоши не было голоса, у Спиридоши не было слуха... Помилуйте, да существовала ли сама Спиридоша?! Увы, придется признать, что она все-таки существовала. Спиридоша ставила двойки еще Славиковой маме (папа учился совсем в другой школе и даже в другом городе), Славиковой соседке тете Люсе, которая была еще старше Славиковой мамы, и тети Люсиному сыну Андрюше... Однако стоп: Андрюша получал исключительно пятерки и с первого захода поступил в вуз. Двойки у Спиридоши получал и Славик.
      На семейном совете было решено, что он положительно туп к математике и поэтому ему надо жать на гуманитарные предметы. Это было похоже на отпущение грехов - прошлых, настоящих и будущих, - поэтому Славик, даже получая домашние нахлобучки за Спиридошины пары, прекрасно понимал, что делаются они, так сказать, для приличия, ничуть по этому поводу не расстраивался и уроки математики использовал как время приятной расслабленности и глубокомысленных размышлений. Например, почему Спиридошу не называют Аленой.
      Больше всего она любила серый цвет. Пальто у нее было серого цвета, с серым каракулевым воротником, серые фетровые боты, которые носили, наверное, тысячу лет назад, серые кофты и серые юбки... Или это было случайное совпадение?.. Да к тому же редкие сероватые волосы, закрученные в пучочек, подслеповатые, мутно-серые глаза, с которых Спиридоша часто вытирала набегавшую слезу посеревшим от возраста носовым платком, и не слишком даже морщинистое, однако какое-то ужасно старое, бесцветное лицо... Сколько ей было лет? А вот этого не знал никто. Ни мама Славика, ни тетя Люся, ни вездесущий Андрюша. "Старая карга" - именно так называла Спиридошу мама. "Бог ты мой, когда же, наконец, прогонят на пенсию эту старую каргу? - подслушал однажды Славик. - Разве она учит детей? Разве она на что-нибудь способна? Не представляю, как Славка будет сдавать экзамены". - "Люсин Андрюша ведь тоже учился у нее". - "Андрюша!.. - Мамин голос сделался таким, словно она разговаривала с несмышленышем, а не с папой. - Андрюша научился читать в четыре года по "Занимательной математике". А в шесть лет решал задачки третьеклассникам. Не всем повезло родиться Андрюшей! Спиридоша просто не смогла его испортить".
      "Старая карга", - хихикая, повторил Славик и благоразумно убрался в другую комнату. Если бы увидели, что он подслушивает, ему бы попало.
      "Как там ваша Спиридоша? - весело кричала тетя Люся. - Чапает в своих ботах?" - "Чапает!" - хохоча подтверждал Славик. "А кофта у нее была, ой, умора!" - "Ага, серая! - веселился Славик, - до колен почти!" - "Да не в том смех, что до колен, а в том, что из собачатины! Из пуха собачьего!" "Ну да?" - не верил Славик. - "Провалиться мне на этом месте. Псина у нее был. Додик. Вылитая овца! Шерсть длиннющая, серая. Она его вычесывала, а из шерсти вязала варежки, носки и кофтищу эту, клянусь, не вру!" Славик в восторге валился на диван, дрыгая ногами. "А зануда она была - ну, это поискать! Один раз мы в чернильницу мух напустили..." - "Как это?" - не понимал Славик. "Как? Проще простого. Это у вас сейчас шарики-ролики, а тогда перышко да непроливайка - и вся механизация. А у Спиридоши на столе чернильница с крышкой, мы чернила вылили, а мух напустили. Только она крышку подняла - мухи фырк! И ты думаешь?! Спиридоша смотрит, смотрит, а потом как брякнет: "Интересно, как они туда влезли?" Как влезли! Влезли!! А-ха-ха-ха! Ой, держите меня!" До чего отличный парень тетя Люся! Свой в доску!
      Для поколений сменяющихся учеников Спиридоша была чем-то вроде клоуна, скучного серого клоуна. Над ней посмеивались, но слишком ее не обижали. Она была настолько бесхарактерна и безобидна, что потешаться над ней не возникало особого желания. Как-то все спускалось на тормозах. Ну, принесли на урок котенка. Ну, котенок замяукал. И что же? Спиридоша все так же тускло смотрела перед собой, наконец, слегка очнувшись, без интереса спросила: "Кошка?" - "Котенок!" - радостно заорал класс. "Котенок, - подтвердила сама себе Спиридоша. - Только это... прошу тихо..." Котенка несколько раз дергали за хвост, он мяукал, а Спиридоша своим обычным, без выражения, голосом повторяла: "Прошу тихо..." На перемене она снова вернулась в класс. В руках у нее была чисто вымытая мыльница и стакан молока, который она осторожно, стараясь не расплескать, несла из буфета. "Где этот... котенок... - Спиридоша тяжело наклонилась, поставила мыльницу на пол и налила туда молока, а потом позвала: Кссс..." Но котенок уже надоел, и его выбросили через окно на улицу сразу после урока...
      Спиридоша была, и в то же время ее как будто бы и не было. Это было говорящее, шаркающее подошвами и тяжело дышащее пустое место. И лишь однажды Спиридоша взбунтовалась, да так, что класс поднял глаза от промокашек с чертиками, от тетрадок по английскому (следующий урок) и от самых разных книжек, которые не прятались на коленях, а лежали прямо на партах, и с любопытством воззрился на Спиридошу. Вернее, и не на Спиридошу даже, а на Славика: чем это он так ее допек?! Никто не слушал ни Славика, бубнящего, спотыкаясь, теорему, ни Спиридошу, подсказывающую ему так же монотонно; сонливость и безразличие настолько овладели всеми, что никто даже не пытался выручить Славика, да и он не ждал подсказки - так или иначе, но его трояк никуда от него не денется; никто не слушал, как Спиридоша стала скучно бубнить намертво застрявшему Славику сто раз уже говоренные слова, а он откликался с привычной сонной ленью:
      - Да учил я... учил...
      Спиридоша, поставив точку вместо отметки и пообещав спросить Славика в следующий раз, медленно повела ручку вдоль фамилий, выбирая следующую жертву; Славик брел к своей парте, помахивая дневником. Все застыло в сонной одури. И тут неожиданно для себя Славик по-бабьи вздохнул и с интонациями тети Люси в голосе сказал:
      - Господи! Когда уж вы на пенсию-то уйдете!
      Этих слов, как выяснилось впоследствии, не слышал никто, но зато их услышала Спиридоша, а Спиридошу уже услышали все. Хрястнув кулаком по столу, Спиридоша вскочила и крикнула неожиданно сильным и звучным голосом:
      - Не-ет! Не дождетесь! Меня вынесут отсюда вперед ногами!
      Класс дернулся, словно под током, и все глаза уставились на Спиридошу, но она внезапно обмякла, словно большая резиновая кукла, из которой выпустили воздух, и, опустившись на стул, прежним шелестящим голосом сказала Славику:
      - Ленивец... останешься после уроков...
      - Ленивец на дереве живет, ленивец животное, а я человек, - привычно парировал Славик.
      - На дереве... - то ли удивилась, то ли подтвердила Спиридоша.
      Она упорно называла лентяев ленивцами, и это тоже знали поколения ее учеников.
      - И вообще, - добавил Славик под смешок класса, - у меня подозрение на язву. Я не могу оставаться после уроков. Мне надо питаться регулярно.
      После шестого урока Спиридоша пришла в класс, уже одетая в пальто, и забрала Славика к себе домой, пригрозив, что иначе четвертной тройки ему не видать, как своих ушей. Проще, конечно, было пойти на попятный и заявить Спиридоше, что подозрение на язву всего лишь хохма, а не тащиться к ней домой, пить там чай с вареньем и, сваливаясь от скуки с кресла, слушать нудные объяснения, но Славику отчего-то сделалось совестно. Была в Спиридоше какая-то детская наивность, так не вязавшаяся с ее серым, пергаментным лицом и угасшим взглядом.
      Идти пришлось недолго. Славик забрал у Спиридоши тяжелый портфель, наверное с тетрадками, и подумал: может, надо взять ее под руку? Все-таки было очень скользко, Спиридоша тяжело шлепала своими ботами и натужно дышала. Но потом Славик снял с плеча тощую, потрепанную сумку и понес в свободной руке, обмотав длинную ручку вокруг запястья. Теперь обе руки у него были заняты. Спиридоша пыхтела чуть сзади, и в тот самый миг, когда Славик все же решил повесить сумку обратно и предложить Спиридоше руку, Спиридоша сказала:
      - Вот... мой дом...
      Поверх вышитой крестиком скатерти, очень красивой (такая скатерть, подумал Славик, стоит кучу денег), Спиридоша положила прозрачную клеенку и поставила тарелки. Потом принесла закрытую крышкой кастрюльку.
      - Суп... утром варила. Кушай, кушай.
      На вид варево было довольно неаппетитным, но на вкус ничего.
      - Протертый... Я ведь тоже язвенница... А ты берегись. Кушай...
      Славик поперхнулся. Спиридоша сидела напротив. Она чуть порозовела, впрочем, это мог быть отсвет низко висящего малинового абажура.
      В комнате было так жарко, словно тут топилась печка, полная пылающих поленьев. Во всяком случае, от квелых батарей у Славика в квартире никогда не было такой особенной, приятной теплоты. Славик исподтишка оглядывал комнату. Вся она была в разнообразных салфеточках, вышитых дорожках, ковриках и покрывальцах. Славику понравилось. Было уютно. Конечно, он-то понимал, что нравиться не должно: мещанство. Но все равно нравилось.
      Возле кровати лежала лохматая серая шкурка. Славик поймал взгляд Спиридоши и глупо брякнул:
      - Додик?
      - Козлик, - не удивившись, ответила Спиридоша. - А Додик - вот.
      Она достала из тумбочки альбом - Славик такого тоже никогда не видел: большой, обтянутый плюшем, - раскрыла и подала Славику.
      Большой симпатичный пес, вывалив язык, сидел рядом со Спиридошей. Она выпрямилась на стуле - почти такая же, хотя, безусловно, моложе.
      - Двадцать лет... Был Гриша, была Олюня... Додик был...
      - А правда, что вы из Додика, ну... варежки вязали?
      Спиридоша улыбнулась слабой улыбкой.
      - Из Додика? Нет... У Гриши сестра в деревне жила, держала двух коз... Козий пух теплый-теплый. А дети на Додика подумали.
      Она засмеялась прерывистым, клокочущим смехом.
      - Это тетя Люся мне сказала! Люся Темкина. Помните?
      - Ну как же. Такой был ужасный ленивец... А Андрюша ее молодчина. Студент... Додик к нам щенком приблудился. Мокрый, грязный... А потом вымахал. Долго у нас жил... Гришу пережил. А Олюню - нет... Вот Олюня.
      Славик увидел на фото юную красавицу с длинными тонюсенькими бровями и четко обрисованным помадой ртом. Кончики губ красавицы были приподняты кверху, словно в улыбке, но глаза глядели спокойно и грустно.
      - Красивая!.. И молодая какая.
      Спиридоша посмотрела на Славика, пожевала морщинистыми губами сквозь губы у нее была как будто продернута резинка, - и сказала:
      - Ей пятьдесят пять. - Славик молчал, и она добавила, закрывая альбом: - Я рано вышла замуж... в семнадцать. Хочешь еще супу?
      Славик качнул головой. Тогда Спиридоша поднялась и начала убирать со стола. Она унесла посуду, а затем тряпкой досуха вытерла клеенку.
      - Эта скатерть, наверное, ужас до чего дорогая? - Славик приподнял клеенку, любуясь богатым узором. - Я маме на Восьмое марта хотел салфетки купить, шесть штук. С вышивкой. Гляжу, написано: "Семь пятьдесят". Все в порядке. А оказалось - это одна штука! Всего одна! Представляете? На уголке три закорючки вышиты - и семь пятьдесят.
      - Это Олюня. И скатерть, и дорожки... Все. С мужем ей повезло. Он военный. Отслужил, и в Виннице стали жить... Хороший город. И Олюня так хорошо вышивает... А детей у них нет. Я прошлый год на могилку ездила, этим летом тоже собираюсь. Только сил нет...
      Славик с недоумением глядел на Спиридошу. Он ничего не понимал. Вдруг возникла какая-то могилка... Наверное, Спиридоша просто заговаривалась от старости.
      Спиридоша смотрела куда-то вдаль тусклыми, слезящимися глазами. Казалось, эти глаза не могут уже ни смеяться, ни плакать.
      - Пережила Олюню... А поверить все никак не могу.
      Спиридоша долго молчала, а потом сказала, облизнув стянутые в резинку губы:
      - Я уйду на пенсию. Скоро... Ко мне Владимир Павлович подходил. "Алена Спиридоновна, - говорит, - войдите в наше положение..." У него жена математик. Хочет в нашу школу. Я понимаю... Владимир Павлович, учитель физической культуры...
      Славик торопливо рылся в замызганных тетрадках, стараясь не глядеть на Спиридошу. Он положил тетрадь по геометрии на стол, но ручка все не находилась. Наконец нашлась и ручка.
      Спиридоша вдруг протянула руку и погладила Славика по голове.
      - В Виннице они жили... Сад большой... Черешня... Видел черешню?
      - Ага. По шесть рублей кило у грузин на базаре.
      - У меня и компот черешневый. Много... Зять привозит. Я тебе с собой банку дам...
      Спиридоша ушла на кухню; Славик тоже встал и подошел к открытой двери. Спиридоша стояла на коленях у кухонного стола, обе полки которого были заставлены банками, и вынимала банки по одной, внимательно их разглядывая. Тапка свалилась с левой ноги Спиридоши, и Славик увидел не в тон заштопанную пятку.
      Что-то защипало у него в носу, он бросился в комнату, сгреб тетради, схватил в охапку пальто и выскочил из квартиры. Он не стал вызывать лифт, а побежал вниз по лестнице, хотя, конечно, знал, что Спиридоша не станет его догонять, да и не сможет этого сделать.
      Славик не ходил в школу целую неделю. Тетя Люся - а она была терапевтом в районной поликлинике, - погрозив Славику пальцем, все же написала ему справку по поводу ОРЗ, то есть острого респираторного заболевания.
      Впрочем, Славик вовсе не бездельничал. Все это время он добросовестно отдал математике, просиживая вечера с тети Люсиным Андрюшей, временами просто отчаиваясь своей неспособностью, но иногда все же чувствуя, как словно бы раздирается пелена и начинает чуть брезжить слабый намек понимания. Был ли он вправду тупицей или же просто невероятно запустил математику?.. Однако этот вопрос был пока второстепенным. Главное, он отчего-то совершенно не мог представить себя прежнего, что-то мямлящего, перед Спиридошей.
      Он осунулся и похудел, он шел в школу со страшной кашей в голове, а еще, как это ни смешно, с дрожью в коленках, хотя давным-давно уже был закаленным троечником, равнодушно принимающим все неожиданные выверты фортуны.
      Но Спиридошу он уже не увидел. Им объявили, что Спиридоша заболела и вместо математики будет биология. Назавтра математику заменили черчением, а еще через день в класс пришла Анечка, Анна Владимировна, молодая, симпатичная и смешливая математичка. И, как оказалось, насовсем. Славика она вызвала лишь через две недели, когда та каша у него в голове, что образовалась после занятий с Андрюшей, непонятным образом разредилась и взамен получилась вполне привычная пустота.
      - Ну, что ж тебе поставить?..
      Анечка, вздохнув, долго держала ручку рядом со Славиковой фамилией.
      - Трояк, - независимо хмыкнул Славик, - чего же еще?
      Спиридошу действительно вынесли из школы вперед ногами. В актовом зале стоял убранный хризантемами гроб, а с увеличенной фотографии глядела совсем молодая Спиридоша - какую не видели ни Славик, ни Славикова мама, ни даже тетя Люся. С густой волной темных волос, в пиджаке с огромными квадратными плечами. В вестибюле висел некролог с такой же фотографией, только поменьше. Славик прочел, что через полгода сравнялось бы ровно пятьдесят лет, как Спиридоша работала в их школе. И он впервые почувствовал, какая она была старая. До ужаса старая.
      Оркестр заиграл траурный марш; Спиридошу понесли к выходу. Славик видел лишь Спиридошины неподвижные прямые ноги, и так странно было видеть их в тонких чулках и старомодных лаковых лодочках вместо толстых серых рейтуз и фетровых бот. Снова защипало в носу.
      "Наверное, она все же была плохая учительница. Она была так себе училка, - подумал Славик, - но она... она была человек. Да, она была человек! Я тоже человек, и мама, и папа, и Андрюша, и тетя Люся... И все, все вокруг! Все люди. Все".
      Славик зажмурился. И в темноте она виделась ему еще ярче и четче, эта первая открывшаяся ему истина. Такая огромная. Такая простая.