И я помню, что вы сами пережили такое чудо, когда были лейтенантом в Кернтене. Вы ехали верхом по большой дороге, между одним крестьянским домом и сараем стояло большое сливовое дерево. Вы очень любите сливы и сказали: "Ах, если бы они были зрелые!" вы стали искать в ветвях зрелые сливы, но все были зеленые и твердые - через месяц, быть может, они созрели бы! Но когда вы на следующее утро проезжали по той же дороге, то оказалось, что сливы уже созрели.
      Разве это не чудо? Конечно. Вы сейчас же нашли подходящее объяснение. Как дом, так и сарай, между которыми росло сливовое дерево, сгорели; пламя не коснулось дерева, но вследствие страшной жары сливы созрели№ в одну ночь. Так это и было, но разве не остается все-таки чудо чудом, если даже его можно так или иначе объяснить?
      И если мне - или вам - завтра утром придет в голову задуматься над тем, как все это случилось, - как вы превратились в меня, то скажите, господин барон, разве не останется это превращение во всяком случае чудом?
      ***
      Стр. 1002. Почерк барона.
      Той№
      Той№ той№ даме!
      Вы назойливы№ вы№ нет, я останусь вежливым. Итак№ итак№
      Ну, теперь вы берете все, что у меня есть и все, что я есть. Вы прекрасно знаете, как я от этого страдаю. Вы видите, как я схожу с ума, прежде чем№ я№ ухожу. Нет больше такого места, куда бы я мог бежать от вас. Я прошу - будь я поклят - я прошу - слушайте, я прошу вас оставить мне что-нибудь, куда бы вы не проникали. Должны же вы питать хоть маленькую благодарность к тому существу, которому - ну да - вы всем обязаны. Так оставьте же меня - ведь этак книга - такие пустяки. Не записывайте больше в нее ничего. Дайте мне хоть здесь быть самим собой.
      Барон фон Фридель
      ***
      Стр. 1003. Женский почерк.
      Господин барон!
      Я отнюдь вам не обязана ничем, ибо я существую вопреки вам, а не блгодаря вам. Итак, не из чувства сострадания к моему несчастному простите - жестокосердному отцу я обещаю вам предоставить в будущем нашу - а не вашу - книгу в ваше полное распоряжение. Само собой разумеется, обещание это действительно только до тех пор, пока вы сами, своим поведением не заставите меня нарушить его и снова высказать вам мое личное мнение.
      С искренним уважением преданная вам баронесса фон Фридель.
      ***
      Стр. 1008. Почерк барона.
      Я прошел через все комнаты замка. Свои комнаты я хорошо знаю, но ее ее помещение мне неизвестно. Можно сказать с уверенностью, что она имеет кое-какие преимущества передо мной, потому что она хорошо помнит все то. Что случилось, когда она была мною, но я ничего не знаю или почти ничего о том, что происходило, когда я был ею.
      Итак, я был в ее помещении. Ее комнаты находятся во флигеле, обращенном к лесу. Это три комнаты: гостиная, спальня и маленькая уборная. В спальне я открыл шкафы и комоды, они полны женских платьев и женского белья. Вдруг отворилась дверь, вошла молодая горничная, которую я никогда раньше не видал.
      Целую ручку, баронесса, - сказала она, - прикажете мне помочь вам переодеться?
      Я знаком приказал ей выйти.
      Итак, у меня есть субретка, когда я становлюсь ею! И моя прислуга называет меня "баронессой", когда я появляюсь в этих комнатах.
      Я открыл ящик ее письменного стола. По-виимому, она очень любит порядок: все счета были сложены в пакетики. На бюваре лежала записочка: "заказать кедрового мыла. Велеть привезти Crиme Simon! Eau d'Бlsace!" пож этим было приписано: "На всякий случай заказать черное платье, если наконец№"
      Если наконец?№ ну конечно: когда наконец я окончательно исчезну! Тогда она наденет траурное платье. Как это трогательно с ее стороны, как она преданна, эта№
      Я выбежал из ее комнаты. У меня все время было такое чувство, словно я вот-вот испытаю превращение. Я захлопнул за собой дверь и глубоко вздохнул словно я себя почувствовал более сильным, чтобы бороться с ней!
      Я пошел в комнату тети Кристины. Она была старшая из моих всех трех других. В ее комнате я не был ни разу с тех пор, как снова поселился в замке Айблинг. Ставни были закрыты, сквозь щели проникали лучи солнца и слабо освещали комнату. Повсюду лежал густой слой пыли. Запах лаванды распространялся от всех вязаных салфеточек, которыми были покрыты спинки кресел и диванов. На столе стояло под стеклянным колпаком большое чучело мопса.
      Это был Тутти, я узнал его, хотя чучело его было сделано очень скверно. Туттхен, любимец тети, это отвратительное, злое животное, которое я ненавидел и которое отравило мне детство. Этот мопс всегда ворчал на меня и смотрел на меня злыми глазами, - ах, я не осмеливался войти в комнату, если он там был. Я боялся его, боялся до смерти.
      Теперь ему одному принадлежит эта комната, этому набитому туттхен под стеклянным колпаком. Он смотрел на меня своими большими желтыми глазами с выражением той же затаенной ненависти, как и в былые времена. Я никогда даже не дотронулся до него, до этого противного толстого мопса, - и все-таки его стеклянные глаза говорили мне: "Я не прощу тебе!"
      Я испугался этого толстого, скверно набитого Тутти под стеклянным колпаком. Этого мертвого безобразного мопса со стеклянными глазами, который смотрел на меня, продолжал ненавидеть меня все еще№
      Я испугался, мне снова стало страшно.
      Я не мог переносить его взгляда, отвернулся к окну. Но тут стояла она у окна: она широко распахнула окно и раздвинула ставни.
      Фанни! - крикнула она на двор, - Фанни! Сейчас же идите сюда и приведите здесь все в порядок. Здесь все покрыто толстым слоем пыли.
      Она ушла, а я продолжал стоять у стола. Окно было раскрыто. И вскоре в дверь вошла Фанни с пыльной тряпкой. Я быстро пробежал мимо нее.
      ***
      Стр. 1012. Почерк барона.
      Я сижу за письменным столом - газета лежит передо мною, сегодня 16 сентября. Однако мой отрывной календарь показывает пятое авгутса. Итак, это длилось очень долго - шесь недель, - меня не было! Я теперь только изредка навещаю этот свет, этот замок, который принадлежит ей.
      Но я не хочу уходить, не хочу, не хочу добровольно уступать ей место. Тогда я во всяком случае погибну, только в борьбе для меня существует хоть какой-нибудь шанс на победу. Итак!
      ***
      Та же страница. Почерк барона.
      Я был в ее комнатах. Я велел вынести все платья и все белье. Кохфиш должен был сложить большой костер на дворе. Я вынул все из ее ящиков и комодов, я вынул все, что ей принадлежит. Все было сложено на дворе - я сам поджег костер.
      Кохфиш стоял рядом, по его щеке скатилась слеза: не знаю, может быть, причиной был дым. Но я видел, что у него что-то было на сердце, я спросил его, в чем дело. "Вы хорошо сделали, господин барон, - сказал он, - очень хорошо! А то все так перепуталось, что и разобраться было трудно.! Он протянул мне руку и пожал ее; это было как бы обещанием.
      Ах, Боже, если бы я только мог сдержать его!
      Камеристку я отпустил; через Кохфиша я заплатил ей за полгода и сейчас же отпустил ее.
      Завтра я уеду. Проклятый мягкий воздух вреден для меня.
      ***
      Стр. 1013. Женский почерк.
      Вы не уедете, господин барон! Но уеду я, хотя бы и в вашем мужском костюме. Я уеду в Вену и закажу там себе новое приданое - камеристка поедет вместе со мной. Берегитесь, милостивый государь, - теперь я не позволю больше шутить с собой.
      ***
      Стр. 1014. Почерк барона.
      Я проснулся в своей постели. Я позвонил, явился Кохфиш. Он ничего не сказал, но я достаточно прочел на его лице. Радостное удивление по поводу того, что я снова здесь. И безнадежная покорность, - ах, долго ли это будет продолжаться!
      Я позавтракал. Я прошел по всем комнатам - в них произошла перемена. Все вычищено, мебель и картины переставлены и перевешены. Я хотел поехать верхом и пошел в конюшню. Моих лошадей там больше нет - они проданы. Но там стояли три прекрасные кобылы с длинными хвостами - под дамское седло.
      Итак, я оставлен. Всем заправляет она. Она оставила мне только две комнаты: мою спальню и библиотеку, где я работаю. Я еще раз прочел то, что она написала на последней странице: "Берегитесь, милостивый государь, теперь я не позволю больше шутить с собой!"
      Я кое-что заметил. Это хороший знак, и я воспользуюсь им. Мои браунинги торчат у мнея из кармана. Я видел ее два раза - тогда, у очага, и в комнате тети Кристины. Наверное, я увижу ее еще в третий раз - и, наверное, в последний.
      ***
      Та же страница, на ней приписка. Женский почерк.
      Вот как, милостивый государь! Ваши браунинги торчат у вас из кармана? Нет, я снова положила их на ваш письменный стол, пусть там лежат! Впрочем, если вам это приятно будет узнать, то и у меня есть хорошенькие дамские револьверы, только вдвое меньше ваших, но они прекрасно сделают свое дело. Я ничего не боюсь, господин барон, храбрый господин барон, который боится чучела Туттхен тети Кристины! Ай, ай, мертвый мопс выскочит из-под своего стеклянного колпака! Лезьте же под кровать, господин барон!
      ***
      Стр. 1015. Поперек всей страницы - почерк барона.
      Потаскуха! Подлая, мерзкая потаскуха!
      ***
      Стр. 1016. Женский почерк.
      Дурак, дурак, непротолченный дурак!
      ***
      Это была последняя заметка в большой черной книге№ Вечером 4 октября Кохфиш услышал выстрел, раздавшийся в ванне. Он бросился туда - на диване лежало, покрытое только простыней, голое тело барона.
      О каком-нибудь самоубийстве здесь не может быть и речи. Скорее всего, дело обстоит так, что барон фон Фридель застрелил баронессу фон Фридель или, наоборот, что она его убила, - я этого не знаю. Кто-то кого-то хотел убить она или он, - но отнюдь не самого себя, один хотел убить другого.
      И так это и было.