Стрелком-радистом в экипаже Мясникова был Федя Гурьев - высокого роста, худощавый и немногословный. Его руки, с детских лет привыкшие к нелегкому крестьянскому труду, всегда находили какую-нибудь работу: то поможет заправить горючим самолет, оружейникам - заправить лентами пулемет, подвесить бомбы. В бою он был расторопным радистом и метким стрелком. Самолет противника он, как правило, замечал раньше других, и не один вражеский летчик напоролся на его прицельный огонь. Ребята по этому поводу шутили: "Федя, это тебе твой рост позволяет так далеко увидеть врага, - и тут же добавляли: - Но учти, что и твою голову противник замечает прежде, чем увидит самолет. Было бы лучше, если бы ты ее покрасил под цвет неба". Федя не обижался: он знал, что любая шутка лучше, чем что-либо другое, снимает нервное напряжение боя. Таких балагуров в полку знали все, и летчики, возвратившись с задания в возбужденном, а иногда подавленном настроении, всегда собирались вокруг них. Смотришь, через минуту-другую в таком кружке уже слышится хохот.
      Стрелком летал Сеня Семыкин, среднего роста, блондин с сержантскими погонами на плечах. Его обязанность - защитить от огня истребителей нижнюю заднюю полусферу - излюбленное направление атаки немецких летчиков. Делал он это мастерски.
      Группа взлетела, когда солнце закатилось, оставив на краю земли малиновую заплату. Наши летчики любили выполнять задания в сумерках, когда земля при полете с востока на запад еще просматривалась, а самолет с земли было трудно увидеть. Зенитчики в таких случаях ведут огонь, ориентируясь только по звуку моторов. Маловероятной была и атака истребителей противника, так как без нацеленных зенитных прожекторов обнаружить самолет в воздухе в такое время очень трудно.
      Когда группа подходила к цели, на небе кое-где уже вспыхивали мерцающие огоньки далеких звезд. В воздухе стояла тишина, и это настораживало: обычно на большом удалении от цели зенитчики ставят заградительный огонь, чтобы сбить самолет или группу с расчетного курса. Группа ложится на боевой курс. С этого момента и до сбрасывания бомб нельзя выполнять никакой маневр: ни по скорости, ни по высоте, ни по курсу, иначе бомбы упадут в стороне от цели. Боевой путь бомбардировщика длится 2-3 минуты, но это самый ответственный и напряженный отрезок времени, здесь, как в фокусе, концентрируется искусство и воля всех членов экипажа.
      Особенно точная, я бы сказал ювелирная, работа требуется от штурмана. Только он один (если атака выполняется с горизонтального полета) видит в прицел вражескую цель, выбирает рациональную точку прицеливания, уточняет расчетные данные в зависимости от ветра, сбрасывает бомбы. Он же с помощью фотоаппарата фиксирует результат удара. И все это время самолет идет с открытыми люками, а в них - 1-2 тонны взрывчатки.
      Немецкие и американские летчики делали так: если на боевом пути они подвергались сильному зенитному огню или атакам истребителей - они, не задумываясь, освобождались от смертоносного груза независимо от того, чьи войска были внизу, уходили на свою территорию. Советские же летчики никогда и ни при каких обстоятельствах не сворачивали с боевого курса, хотя и несли нередко значительные потери. "Поразить цель!" - об этом они думали прежде всего. Так было и на этот раз. Вот в районе станции почти одновременно вспыхнуло несколько прожекторов, и небо запятналось разрывами зенитных снарядов. Как бы наверстывая упущенное время, немцы все наращивали плотность огня. А группа продолжала полет к цели... Вот в перекрестие прицела вползает один, другой, третий эшелон. Бомбы сброшены...
      Задание выполнено. И вдруг машину ведущего со страшной силой тряхнуло. В кабину ворвался удушливый запах серы. Темно и трудно дышать... Вспыхнул левый мотор. За стеклами фонаря перекосилось небо, самолет стал падать, не повинуясь больше летчику. Тяжело ранен штурман. С большим трудом летчику удалось сбить пламя с двигателя и вывести самолет в горизонтальный полет.
      Отдав команду ведомым следовать обратно самостоятельно, Е. Мясников повел свой поврежденный самолет на одном работающем двигателе. Николай Визир, временами теряя сознание от потери крови, все же сумел вывести самолет на свой аэродром. Доблесть, помноженная на мастерство и бесстрашие, позволила экипажу Е. Мясникова успешно выполнить и это задание. Ровно 200 раз поднимал свой бомбардировщик в дымное небо войны летчик Мясников. Десятки автомашин, танков, орудий было уничтожено, сотни вражеских солдат нашли смерть от метких ударов его.
      Командир полка подполковник Иван Иванович Малов и секретарь партийного бюро полка сразу же после посадки поздравили его с двухсотым боевым вылетом и вручили ему два письма. Одно было от колхозницы Орловской области и адресовано "Самому храброму воину", другое - от счетовода из Пензы, на конверте которого было написано "Лучшему бойцу". Таких писем мы получали немало, и они нас поддерживали в трудную минуту. Теплые встречи, поздравления экипажей, выполнивших боевое задание, были хорошей фронтовой традицией.
      ...Старший инженер полка Н. А. Кузьмин, с группой специалистов, осмотрев поврежденный бомбардировщик, произнес:
      - Молодец летчик, что своевременно выключил поврежденный двигатель.
      Всю ночь не отходили от самолета механики Сахаров и Максимов. За ночь они заменили пробитое хвостовое оперение и тросы триммеров. Ремонтная бригада за ночь отремонтировала двигатель, заменила пробитые баки. К утру самолет был готов к полету. Не отдохнув после дневных вылетов, летный состав включался в ночную работу. В перерывах между полетами летчики в коротком сне забывались тут же, на стоянках самолетов.
      Вспоминается такой случай. Перед рассветом мы вылетели с Егоркиным на разведку района Хущи, Васлуй, Бакэу. Прошли линию фронта - все тихо и спокойно. Никто не шарит по небу прожекторами и не стреляет. Мирно рокочут моторы. Вдруг замечаю, что самолет плавно уводит в сторону с потерей высоты. Говорю летчику: "Держи курс". Летчик молчит, а самолет продолжает уклоняться от курса. "Курс, говорю, держи! - уже громко кричу я, - уснул, что ли?" - "А и вправду, задремал я, штурман", - слышу спокойный голос летчика. Самолет становится на спой курс. "Ты уж постарайся не засыпать больше. А то земля-то не так уж далеко от нас", - говорю ему. "Ладно. Не буду больше".
      А 22 августа наша 3-я эскадрилья впервые нанесла бомбовый удар по цели, расположенной за пределами нашей государственной границы - это был небольшой румынский город Хуши, расположенный в узле дорог и переправ через Прут, который к этому времени стал центром притяжения огромной массы войск, как наших, так и противника. Страх и растерянность, охватившие немецкие войска, вынудили немецкое командование предпринять организованный отход на западный берег р. Прут. Разбитая нами в тот день переправа в районе Хуши позволила нашему командованию уничтожить и пленить здесь большую группировку фашистских войск.
      Развивая стремительное наступление, войска фронта при содействии авиации 24 августа штурмом овладели столицей Молдавской ССР г. Кишиневом, а к исходу 27 августа вышли на государственную границу. Одержана еще одна победа! Завершена в течение 9 суток одна из самых крупных и выдающихся по своему стратегическому и военно-политическому значению Ясско-Кишиневская операция. Советские войска разгромили одну из крупнейших немецко-фашистских группировок, прикрывавшую подступы к Балканам. Создавались благоприятные условия для освобождения народов стран юго-западной Европы: Румынии, Болгарии, Югославии. Родина высоко оцепила подвиги своих сынов и дочерей, наградив их боевыми орденами и медалями. Ряду частей были присвоены почетные наименования. Нашему полку приказом Верховного Главнокомандующего за активное участие в Ясско-Кишиневской операции было присвоено наименование "Нижнеднестровский". Многие наши летчики, штурманы, стрелки-радисты, стрелки, техники, механики и др. специалисты получили за эту операцию боевые награды.
      Вслед за продвижением наземных войск продвигался на запад и наш полк. 25 августа он перелетел на аэродром Зельцы, а 28 - на аэродром Тарутино последнее место нашего базирования на советской земле.
      Граница остется за бортом
      Шел сентябрь 1944 года, точнее 2 сентября. В этот день мне исполнилось 25 лет. Командование и фронтовые друзья горячо поздравили меня. Было сказано много теплых слов и пожеланий. Этот день был знаменателен для меня и моих товарищей еще и тем, что мы впервые пересекли государственную границу и приземлились на аэродроме Урляска (Румыния). Подлетая к аэродрому, обнаружили, что на нем стоят немецкие самолеты. Стали тревожиться: а что если рядом или в кабинах находятся их хозяева? Но тревога оказалась напрасной. При поспешном бегстве фашисты не успели подвезти бензин, и самолеты остались без горючего.
      В это время войска 3-го Украинского фронта, в состав которого входил и наш Нижнеднестровский ордена Суворова III степени бомбардировочный авиационный полк, вышли на реку Дунай. А по другую сторону Дуная полыхало пламя национально-освободительного движения болгарского народа, возглавляемого партией болгарских коммунистов. 5 сентября Советское правительство направило реакционному правительству Болгарии ноту и предложило разорвать свои отношения с фашистской Германией.
      7 сентября в полку состоялся митинг, на котором было зачитано обращение Военного Совета фронта. В нем говорилось: "Советские воины! Перед вами Болгария, правительство которой предало свою страну и ввергло болгарский народ в чуждую для него войну. Наступил час расплаты с гитлеровскими разбойниками и их подлыми прислужниками".
      В этот же день многие наши экипажи получили задание разведать территорию Болгарии. Подобная же задача была поставлена и перед нашим экипажем. Насколько помнится, маршрут полета проходил через Добрич, Варну, Бургас, Старую Забору, Тырново. Помимо наличия в этих районах немецких войск, нужно было установить и пригодность аэродромов для боевой работы с них. Вместо бомб люки самолета были загружены листовками с обращением Военного Совета фронта к болгарскому народу. Радостно и тревожно было на душе каждого из нас. Радостно оттого, что мы знали: полет будет проходить над территорией дружественного нам народа, а тревожно, потому что нам неизвестна система обороны немцев в этих районах.
      Взлет - и под крылом самолета мелькает не совсем привычная глазу местность. Вместо обширных равнин, полей, нив, к которым привык глаз при полетах над своей территорией, здесь всюду пестрили заплаты земли различных размеров и конфигураций, от которых при полете на малой высоте рябит в глазах. Все это затрудняло визуальную ориентировку. Позади остается Дунай. Тихо и спокойно на земле. Видно, как труженики полей занимаются своим обычным крестьянским делом. Некоторые из них, услышав гул самолета, прячутся за что придется, а другие, задрав голову, всматриваются ввысь и, увидев на самолете красные звезды, радостно начинают размахивать руками.
      Подлетая к одному из аэродромов, наблюдаем не совсем обычную картину: в нескольких местах толпы народа, а в руках у них красные флаги. Принимаем решение произвести посадку. Не выключая двигатели, выбираемся из своих кабин и сразу оказываемся в объятиях мужчин и женщин, среди которых были солдаты и офицеры. К аэродрому стали стекаться местные жители с флагами, цветами и даже с вином, стараясь перекричать друг друга, они взволнованно рассказывали, что с нетерпением ждут Красную Армию. Встреча эта была впечатляющей и радостной, но нам нужно возвращаться на свой аэродром. Оставив часть листовок, взлетаем и ложимся на обратный курс. Долго еще было видно, как наши новые друзья приветственно махали нам вслед. 15 сентября полк получил приказ перебазироваться на аэродром Софии. Древняя столица болгар выглядела в эти дни молодо, повсюду царил праздничный подъем. Наша армейская газета писала тогда: "Близка победа наша, друзья, но успокаиваться нельзя. На чужой земле, продолжая свой путь, вдвойне, товарищ, бдительней будь!"
      Под крылом Болгария
      В начале сентября стояла необычайно жаркая, безоблачная погода. Настроение у всех нас было приподнятое. Бойцов радовали победы нашей армии на всех фронтах, и то, что мы воюем в небе над чужой территорией. Каждый мысленно рисовал себе день окончательного разгрома врага. Особенно радостным был день 9 сентября, когда мы узнали о победе вооруженного восстания болгарского народа против монархо-фашистской клики. "Покинули Гитлера румыны, - писала 10 сентября армейская газета "Защитник Отечества", отказались от него и финны, отвернулись теперь и болгары - уж больно сильны наши удары..."
      Утром 11 сентября по просьбе делегации ЦК БРП(К), прибывшей накануне в Румынию, на двух боевых самолетах вылетела в Софию группа представителей штаба фронта с целью организации взаимодействия с болгарской армией и оказания помощи братскому народу. Самолеты пилотировали: заместитель командира 449-го полка майор Н. В. Козлов (ныне генерал-лейтенант авиации) и Герой Советского Союза старший лейтенант Е. А. Мясников (ныне полковник запаса). Вел группу один из лучших штурманов полка О. А. Бердник, в кабине которого вместе со штурманским снаряжением находились костыли: Олег после недавнего ранения не расставался с ними.
      Подлетая к Софии, летчики обнаружили на аэродроме несколько десятков немецких самолетов. Подкралась тревога: а что если аэродром захватили фашисты? Не лучше ли вернуться обратно, пока не поздно: ведь на борту не бомбовый груз? Но тревога оказалась напрасной. На центральном здании аэродрома развевалось Красное знамя - символ победы и независимости народа. Тепло и радостно встретили представителей Советской Армии болгары: цветы, объятия, поцелуи, горячие слова благодарности за помощь.
      Спустя несколько дней на этот аэродром перебазировался и весь личный состав полка. Вел его прославленный летчик - командир полка, подполковник Иван Иванович Малов. Уроженец деревни Измайлово Гаврилов-Ямского района Ярославской области Малов Иван Иванович летчиком стал не сразу. В годы первой пятилетки он по призыву Ленинского комсомола возводил заводы на Урале. Затем работал слесарем-арматурщиком на Невьянском цементном заводе. Был одним из лучших ударников. Редакция газеты "Комсомольская правда" премировала его радиоприемником. Комсомольцы завода избрали Малова секретарем комитета ВЛКСМ. Работа на земле не мешала ему мечтать о небе. В детстве он запоем прочитывал книги о летчиках - этих мужественных покорителях воздушного океана, и мысленно не раз держал штурвал боевого самолета в своих руках. Этой страстной мечте его суждено было сбыться в 1932 году.
      По путевке комсомола его направляют в Оренбургскую авиашколу, которую он с отличием окончил. Как отличного летчика, вдумчивого и исполнительного командира, его оставляют при школе инструктором.
      С упоением отдается Малов своей новой работе. Целыми днями он не покидает кабину самолета, терпеливо обучая атому сложному искусству своих учлетов. Курсанты его группы, как правило, первыми уходили ь самостоятельный полет. Затем, как опытного инструктора, его направляют в Тбилиси. Здесь и застала его война. На неоднократные рапорты с просьбой послать его на фронт командование не давало положительного ответа. Но рапорты с такой просьбой Малов писал вновь и вновь. Наконец, после очередного учебного полета, когда мотор был выключен для дозаправки самолета бензином, к кабине подбежал техник и доложил: "Товарищ командир, Вас вызывает начальник школы".
      - А зачем, не знаешь?
      - Не знаю, товарищ командир.
      Сердце Малова учащенно забилось:
      - Неужели разрешили на фронт?
      Когда Малов в летном комбинезоне со шлемофоном в руках вошел в кабинет к начальнику школы и по-уставному доложил, генерал поднялся, подошел к Малову и, поздоровавшись за руку, сказал: "Хвалю за настойчивость. В виде исключения Вам разрешено отправиться на фронт. Желаю Вам успеха. Надеюсь услышать Ваше имя в сводках Совинформбюро".
      Его боевой путь начался на Дону, а закончился на Балканах. За один год он вырос от рядового летчика до командира полка.
      В июльское утро 1942 года у станицы Клетской над полем боя появилась большая группа немецких истребителей. Завязался воздушный бой - вражеский снаряд зажег бомбардировщик Малова. Языки пламени проникли в кабину пилота и начали лизать унты и реглан. Огонь подбирался к лицу. "Могут взорваться бензиновые баки!" - мелькнуло в голове.
      - Экипажу оставить самолет. Действовать самостоятельно, - приказал Малов.
      Штурман и радист покинули самолет на парашютах. Задыхаясь от дыма, летчик последним усилием воли отстегнул ремни, сбросил фонарь и отжал штурвал. Воздушный поток оторвал его от сиденья и выбросил из самолета. Приземлился Малов на вражеской территории на заросшее бурьяном и кустарником поле.
      Дело было к вечеру. Малов зарыл парашют и схоронился. Дождавшись темноты, двинулся к линии фронта. Несколько ночей пробирался он к своим, питаясь листьями да ягодами. Не раз нарывался на фашистов, но удачно отрывался от них. Вышел к Дону. Под покровом ночи переплыл его. Наконец радостное: "Стой, кто идет!" - У Малова не хватило сил, чтобы ответить. Он упал в траву. Бойцы стрелковой роты, оборонявшей этот участок, подобрали исхудавшего, обессилевшего, обросшего летчика и доставили командиру. Вскоре он встретился со своими боевыми друзьями и, немного оправившись, вновь сел за штурвал боевого самолета.
      Славный боевой путь прошел полк под командованием Малова. Наши самолеты появлялись в небе Донбасса, Украины, Молдавии, Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии, Австрии. Около 200 боевых вылетов Малов совершил лично. Много живой силы и боевой техники потерял противник от его метких и сокрушительных ударов.
      Орден Ленина, два ордена Красного Знамени, орден Александра Невского и Британского золотого креста украшали его грудь. Среднего роста, открытое волевое лицо, упрямый подбородок, чуть припорошенные "инеем" темно-русые волосы.
      Речь его была четкой и отрывистой, распоряжения краткими и ясными. Неприступный на вид, он был душевным и отзывчивым командиром.
      Не имея своей семьи, он заботился о нас, как о своих любимых сыновьях и дочерях. И вот его не стало. Только что мы проводили его из полка - он ушел заместителем командира 244-й бомбардировочной авиадивизии, передав командование полком майору В. Ф. Тюшевскому. 22 сентября во время руководства полетами он был убит прямым попаданием бомбы, сброшенной с вражеского бомбардировщика. Его похороны вылились в грандиозное траурное шествие всего личного состава полка и тысяч жителей Софии, отдавших последние почести советскому летчику, чья кровь пролилась на болгарской земле.
      В тот час нам были особенно близки и понятны замечательные и трогательные слова, написанные на мраморной доске у памятника героям Шипки:
      Вдали от русской матери-земли,
      Здесь пали Вы за честь Отчизны милой.
      Вы клятву верности России принесли,
      И сохранили верность до могилы.
      Вас не сдержали грозные валы.
      Без страха шли на бой святой и правый,
      Спокойно спите, русские орлы,
      Потомки чтят и множат Вашу славу.
      Отчизна нам безмерно дорога,
      И мы прошли по дедовскому следу,
      Чтоб уничтожить лютого врага
      И утвердить достойную победу.
      ...В то самое время, когда население столицы ликовало по поводу своего освобождения от ненавистной паутины фашистского режима, бывшие должностные лица немецкой дипломатической миссии вместе с некоторыми также бывшими министрами свергнутого правительства Болгарии, прихватив с собой копрометирующие их преступную деятельность документы, а также ценности болгарского народа, под покровом ночи сбежали на специально сформированном для этой цели поезде. Нашему командованию стало известно, что поезд отправился к турецкой границе. Ввиду ограниченного времени, командование решило захватить поезд, используя для этой цели базирующуюся на аэродроме Софии авиацию.
      Возглавил выполнение этого необычного для авиации задания майор Н. В. Козлов. В состав его группы были назначены лучшие экипажи нашего полка: Герой Советского Союза Е. А. Мясников, Герой Советского Союза А. К. Шевкунов и другие. Прикрывали группу бомбардировщиков истребители полковника Смирнова. Вместо бомбового груза на бомбардировщиках разместились автоматчики под командой инженера полка по вооружению капитана технической службы Гурьева.
      Чтобы остановить поезд, разрешалось разбить паровоз, разрушить железнодорожное полотно, на ближайшей станции загнать эшелон в тупик. Основной же вариант был рассчитан на посадку самолетного десанта и захват поезда с помощью автоматчиков. Солнце уже клонилось к закату, когда бомбардировщики, а вслед за ними и истребители прикрытия поднялись в воздух. Погода стояла хорошая, лишь легкая дымка ограничивала горизонтальную видимость. Полет выполнялся на малой высоте (200-300 м). Ведущий штурман группы майор В. Г. Чернявский, славившийся не только как искусный бомбардир, но и как первоклассный разведчик, внимательно следил за петляющей внизу лентой железной дороги, но она была пустынной. Еще несколько томительных минут полета и вдруг он замечает, что в стороне от основной магистрали стоят два железнодорожных эшелона. Они, не они? Почему в стороне, и не один, а два? Раздумывать некогда. Поправка в курс, и группа стала стремительно приближаться к цели. Подлетая, различили, что у одного из эшелонов локомотив был под парами, другой стоял без паровоза.
      Сориентировав карту, штурман определил, что это станция Малево. Невдалеке от станции была, на первый взгляд, пригодная для посадки площадка. Внимательный просмотр ее подтвердил возможность посадки. На площадке уже сидел самолет ЛИ-2, который был выслан Штабом фронта с той же задачей. Десант его состоял из 25 человек под командованием подполковника И. З. Котелкова. Заканчивается пробег, каждый летчик ставит свой самолет хвостом в направлении эшелонов с таким расчетом, чтобы оба состава оказались в секторе обстрела крупнокалиберных пулеметов стрелков-радистов. Из самолетов высыпали автоматчики, а в воздухе барражировали истребители прикрытия, готовые в любую минуту прийти на помощь наземной группе.
      Когда автоматчики стали приближаться к эшелонам, навстречу им, жестикулируя, вышли двое в гражданской одежде. Оказалось, что это машинист и его помощник. Не скрывая радости от встречи с советскими солдатами, они рассказали, что их под угрозой расстрела заставили вести этот поезд, ехали ночью. С рассветом, боясь быть обнаруженными, приказали свернуть на эту станцию, для маскировки разорвали состав на 2 эшелона. С приближением ночи им было приказано быть готовыми к дальнейшему следованию, для чего они и раздули пары. Они также рассказали, что, увидев в воздухе самолеты и сообразив, что их преследуют, вся эта нечисть, погрузив особо ценные грузы на две автомашины (для этой цели на платформах было четыре грузовые машины) удрали в сторону границы. Оставшиеся два грузовика (без какого-либо сопротивления охраны поезда) были захвачены нашими автоматчиками.
      Группе истребителей было приказано разыскать удравшие машины и задержать любыми средствами до подхода наземной группы. Через 15 минут истребители доложили, что машины обнаружены и задержаны. Некоторое время спустя они были захвачены нашими автоматчиками. Задание командования было выполнено. Впоследствии участники всей этой операции были удостоены благодарности народного правительства Болгарии и награждены советскими орденами и медалями.
      Описываемые события легли в основу сценарий, по которому был поставлен художественный фильм "Украденный поезд". Военным консультантом на съемках фильма был генерал-лейтенант авиации Н. В. Козлов, руководивший этой операцией в далеком 1944 году.
      Курс на порт Салоники
      В середине сентября 1944 года после погожих, по-летнему жарких наступили пасмурные дни. Наша воздушная армия, раньше наземных войск вступившая на территорию Болгарии, провела частью сил самостоятельную воздушную операцию с целью нарушить железнодорожное движение на участке Салоники - Белград. Воздушной разведкой было установлено, что на железнодорожной станции Салоники (Греция) скопилось несколько эшелонов с живой силой и техникой, готовых к отправке на помощь фашистской группе войск, действующей в районе Белграда. В порту шла разгрузка с военно-транспортных кораблей. Полк получил задание - нанести удар по железнодорожному узлу Салоники с целью воспрепятствовать выходу эшелонов и вывести из строя сам узел. Удар наносился тремя группами: первую группу вел командир полка майор В. Ф. Тюшевский, ведущим второй группы шел капитан Е. А. Мясников, третью группу предложено вести нашему экипажу.
      Покинув КП, мы с майором Егоркиным, как по команде, посмотрели вверх. Небо было затянуто сплошным, набухшим от влаги облачным покрывалом. Влажный ветер дул с Адриатики, и мы знали, что такая погода не скоро изменится. Истребителей прикрытия нам не выделили, да они и не могли бы нас сопровождать - из-за большой дальности полета. Было продумано много вариантов выполнения этой сложной задачи. Сверху облаков мы идти не могли, так как самолеты того времени не имели на борту радиолокационных приборов, позволяющих обозревать местность при отсутствии ее визуальной видимости. Идти ниже облаков было опасно из-за возможного столкновения с вершинами Родопских гор, прикрытых сплошной пеленой облачности. Посоветовавшись с командирами групп, решаем идти под облачностью вдоль долины реки Струма. Это намного удлиняло маршрут, но в какой-то мере делало менее опасным. Но, вопреки нашим ожиданиям, перед самым вылетом небо очистилось от облаков.
      Весь полет по маршруту проходил при полном радиомолчании. Когда впереди блеснуло зеркало залива, группа легла на новый курс. До цели 70 километров 11 минут полета. Напряжение возрастает. Мы знаем, что над целью плотный зенитный огонь. Нам было известно, что ранее американские летчики пытались нанести удар по этой станции, но из-за плотного огня к цели прорваться не смогли. Крупный железнодорожный узел и порт Салоники со средней высоты и при хорошей видимости не представляет труда обнаружить за 20-30 километров. Сейчас до цели 10 километров, а ее не видно: горизонт затянут белесой дымкой.
      Открываю бомболюки - самолет из-за сильного сопротивления воздуха как бы натыкается на стенку, сбавляя скорость, но опытная рука летчика тут же выравнивает его. Молчит и противник: то ли не видит, то ли не ожидал нашего появления. Наконец, с левого борта впереди появляется синева Салоникского залива, забитая кораблями, и в тот же миг впереди по курсу в окружении пристанционных построек и жилых домов темным пятном виднеется железнодорожный узел. Характерным ориентиром служит водонапорная башня. По мере приближения самолета пятно дробится на отдельные, вытянутые по курсу куски - это эшелоны. Небольшой поворот, и цель в прицеле. Но что это?
      Цель пропадает, затем появляется и вновь пропадает, словно кто-то накрывает ее черным дырявым одеялом: догадываюсь - это немцы дали плотный заградительный огонь, и, как бы в подтверждение, тут же последовал сильный удар и хлынула упругая волна встречного потока. Как мощным пылесосом потянуло меня вниз в образовавшуюся дыру. Как бы опережая сознание, левая нога упирается в передний обрез проема. Огромным напряжением физических сил стараюсь удержаться в таком положении, наблюдая за целью. В расчетной точке нажимаю кнопку сбрасывания и по встряхиванию самолета понимаю, что самолет освободился от бомб.
      "Здорово накрыли", - кричит радист. А мне и самому видно, как несколько мощных взрывов подняли в воздух клубы огня и дыма. Закрепившись поудобнее, осмотрелся: взрывной волной выбило нижний и верхний люки, начисто смело приборную доску. Я сижу как в аэродинамической трубе. Бешеная струя воздуха больно хлещет по лицу. В кабине ни карты, ни штурманских инструментов - все вытянуло наружу. Пришлось вести самолет по памяти. Когда самолет зарулил на стоянку и летчик выключил двигатель, в проеме люка появляется голова инженера эскадрильи Петрова.
      - Жив ли, штурман?
      - Жив-то жив, только вот самолет тебе попортили.
      - Да! Считай, что в сорочке ты родился, а самолет что - к утру отремонтируем.
      И я знал - золотые руки техников и механиков могут делать чудеса. По данным фотоконтроля, этот наш удар был признан отличным, а 19 сентября полк всем составом вторично появился на станции Салоники. Ведущим полковой группы на этот раз шел Н. В. Козлов. Второй полет, как и первый, прошел успешно. Группа вернулась без потерь.
      Цель по курсу
      Во второй половине сентября 1944 года войска 3-го Украинского фронта вышли на болгаро-югославскую границу. Появилось новое направление боевых действий - Белградское. Важное политическое и стратегическое значение Белграда предопределило крайне ожесточенный характер сражений в ходе этой операции. Для защиты Белграда противник начал отводить свои части с юга Балканского полуострова и из Греции на северозападное направление. Непрерывным потоком шли на север эшелоны гитлеровцев.
      17-я Воздушная армия получила задачу - постоянными атаками с воздуха сорвать переброску войск на север. Пока была хорошая погода, бомбардировщики, штурмовики и истребители в буквальном смысле слова висели над дорогами. Но вот погода резко испортилась. Влажный воздух с Адриатики принес с собой плотные массы облаков, которые наглухо закрыли все горные вершины. Противник, воспользовавшись этим, максимально усилил свои перевозки личного состава и боевой техники.
      28 сентября перед строем личного состава политработники зачитали памятку-воззвание, в которой говорилось: "Товарищ боец, сержант и офицер! Ты вступил на территорию родной по духу и крови нам Югославии, вступил для того, чтобы настичь и добить раненого фашистского зверя, уползающего под твоими ударами в свою берлогу... Твоя задача, товарищ, состоит в том, чтобы перехватить отступающие по дорогам Югославии немецко-фашистские войска, разбитые тобой в Румынии и Болгарии, а также и те, которые пытаются прорваться в Германию из Греции, Албании и самой Югославии. Воин Красной Армии! Высоко и почетно в Югославии твое имя. Ты окружен любовью и уважением всего югославского народа как воин-победитель, воин -освободитель. Оказывай содействие и помощь югославскому населению, солдатам и офицерам народно-освободительной армии во всем, что поможет нашей борьбе против общего врага - немецко-фашистских захватчиков".