Взгромоздив на нос перевязанные веревочкой очки, отец долго и внимательно читал мое свидетельство об окончании школы, затем он снял очки и, протирая их подолом рубахи, произнес: "Молодец, однако, - и, обращаясь к матери, продолжил, - ты послушай, мать, что пишут про нашего-то мальца... При отличном поведении обнаружил следующие знания..." Преждевременно потускневшие от нелегкой крестьянской жизни глаза мамы покрылись влагой. "А дальше-то как?" - спрашивает меня отец.
      - Хотелось бы учиться дальше, тять (так в деревне называли своих отцов).
      - И на кого же ты выучишься?
      - На учителя.
      - Ну, валяй, может, и вправду "человеком" станешь.
      В понятие "человек" отец вкладывал образование. До этого никто в нашей деревне еще "человеком" не стал. Сельские ребята и девчата обычно заканчивали 3-4 класса и оставались помогать родителям в их нелегком труде.
      В середине июля 1935 года, когда поспела малина и стала наливаться чернотой ягода черемухи, родители собрали меня в "дальнюю" дорогу. Наутро мне предстояло отправиться в город. Отец подробно рассказал, через какие села и деревни я должен проходить. И вот я впервые в городе. На мне были новые лапти, сплетенные отцом по такому случаю накануне; изрядно поношенный, но еще не дырявый костюм старшего брата Семена; черная с косым воротом рубаха; видавший виды картуз. За спиной - объемистая с картошкой и хлебом холщовая сумка - запасов в ней на неделю. В очередную субботу я отмерю 35 километров до родной деревни Ожги, чтобы в воскресенье вернуться тем же путем и с таким же запасом провианта.
      И вот я - студент Можгинского педагогического училища. Те, кому довелось проезжать по железной дороге через станцию Можга, не могли не заметить в 300 метрах от вокзала большое красивое здание. Это и есть основной учебный корпус первого в Удмуртии педагогического училища. Учеба у меня подвигалась успешно, и в начале июня 1938 года уже перед самым окончанием училища, меня вызвали в комитет комсомола, где состоялся такой разговор:
      - Товарищ Евдокимов, решение съезда комсомола ты читал?
      - Читал.
      - Что там сказано насчет Военно-Воздушных Сил?
      - Комсомол должен взять над ними шефство.
      - Правильно. А как ты лично к этому относишься?
      - Если нужно, то я готов.
      - Тогда возьми вот это направление и на днях сходи в военкомат. Там тебе расскажут, когда и что требуется.
      Так я попал в Челябинское авиационное училище...
      Наконец, мы в Москве. До этого никто из нас здесь не бывал, и мы с любопытством смотрели на дома, улицы, площади, про которые раньше слышали или читали. Суровый быт войны наложил свой отпечаток и на столицу: на улицах было больше военных, чем гражданских, на окнах домов - бумажные крестики, в небе парили пузатые аэростаты-заграждения. В главном штабе ВВС нам выписали предписание в г. Тамбов. Выдали сапоги и денег на дорогу. К этому времени наш полк был разделен на два самостоятельных полка. Один полк под номером 55 в составе 3-х эскадрилий под командованием Юкалова убыл под Ленинград, а второй под командованием майора Дубинкина, пополнившись молодым летным составом, проходил доучивание в Тамбове. Именовался он 55А.
      Перед отъездом мы побывали на Красной площади и площади Свердлова, на которой лежал, распластавшись, сбитый фашистский стервятник Ю-88. У самолета полно народа. Но близко подойти нельзя: вокруг него веревочное ограждение, возле самолета - солдат.
      - Всех бы их так, - кто-то произносит в толпе, и мы мысленно соглашаемся с ним. На нас летная форма и многие уступают нам дорогу - слава наших братьев по оружию, сбивших в небе столицы этого пирата, косвенно коснулась и нас. Через день мы были в Тамбове. Наше прибытие было полной неожиданностью для командования и наших товарищей - нас считали погибшими при аварии. Скоро нам выдали новый самолет, и мы были готовы к отлету на фронт.
      Первое боевое задание
      5 августа полк в составе 3-х эскадрилий произвел посадку на Полтавском аэродроме, где он вошел в состав 18-й дивизии дальнего действия, дивизия входила в состав резерва Главного командования. В оперативном отношении она подчинялась Главнокомандующему Юго-Западного направления Маршалу Советского Союза С. М. Буденному и командующему ВВС Юго-Западного направления маршалу авиации Ф. Я. Фалалееву.
      На аэродроме, кроме нас, базировался 93-й дальнебомбардировочный полк на самолетах ДБ-3 и истребительный полк на самолетах И-16. Разрулив самолеты по стоянкам, отправляемся к новому месту жительства - в одну из школ, которая располагалась неподалеку от аэродрома.
      В августе 1941 года на Юго-Западном фронте развернулись ожесточенные сражения. Немецко-фашистские войска захватили Фастов, Белую Церковь и рвались к Киеву, но с ходу город взять не смогли. Немецкое командование отдало приказ о переходе своих войск к обороне на Западном (Центральном) фронте с тем, чтобы основные усилия направить на ликвидацию Киевского узла обороны, сковавшего продвижение главных сил группы армии "Юг". В последующем оно рассчитывало наступлением вдоль Днепра захватить Кременчуг. И, повернув на север, соединиться с войсками Центрального фронта, а затем окружить и уничтожить советские войска Юго-Западного фронта. Но об этом мы узнаем намного позднее, уже после окончания войны.
      Утром, 7 августа, получен первый боевой приказ - нанести бомбовый удар по моторизованной колонне противника в районе Корсунь-Шевченковский, Богуслав. Запуск - по сигналу зеленой ракеты. Прокладываем маршрут полета. По расчетам, время полета до цели - 45 минут. Прибыв на стоянку, проверяем готовность самолета к полету. Впервые в фюзеляже не учебные, а боевые бомбы. Ждем сигнала на вылет. Каждый из нас волнуется по-своему: я - уточняю расчет полета, хотя помню на память все данные расчета; стрелок-радист И. Рябов подгоняет давно уже подогнанные лямки парашюта; летчик И. Ромахин о чем-то разговаривает с техником В. Зверевым.
      Вот в воздухе с шипением взрывается ракета и ярко-зеленые брызги ее, опускаясь, гаснут одна за другой, оставляя в синем небе дымный след. Быстро надеваем парашюты и занимаем свои рабочие места. Сразу принимаюсь за работу: привожу к нулю стрелки высотомера. Электросбрасыватель - на серийное сбрасывание бомб, рычаг бомболюков - на "закрыто", закрываю входной люк, пристегиваюсь ремнями к сиденью, после чего докладываю И. Ромахину о готовности к полету. Летчик запускает моторы, и через минуту-две лопасти винтов сливаются в сплошные золотистые круги. Вслед за командиром звена выруливаем на взлетную полосу. Флажок стартера - и самолет, груженный смертоносным грузом, нехотя набирает скорость. Стрелка указателя скорости медленно ползет вправо: 50, 100, 150, 180 км в час. Земля проваливается вниз. Самолеты выстраиваются по кругу на высоте 1000 метров. Группу ведет командир полка майор К. С. Дубинкин. В полк он прибыл в январе 1941 года с должности командира эскадрильи 36-го бомбардировочного полка этой же дивизии. Освоив сам полеты в сложных метеоусловиях и ночью, за короткий период сумел обучить этому искусству большую часть летного состава полка. На все ответственные боевые задания в качестве ведущего группы вылетал сам.
      Был он невысокого роста, худощав, всегда подтянутый и собранный, пользовался большим уважением среди всего личного состава. Авторитет его был высок и непререкаем.
      Константин Дубинкин родился в 1911 году в селе Шершово Перевозского района Горьковской области в семье крестьянина-бедняка. В 1925 году семья Дубинкиных переезжает в город Арзамас. Здесь он приобретает специальность электромонтера и затем поступает работать на завод "Красное Сормово" (г. Горький).
      Как отличного производственника и комсомольского активиста, его избирают секретарем комитета комсомола. В 1931 году Дубинкин был принят в члены ВКП(б) и по рекомендации партийной организации направлен в Оренбургскую военную школу летчиков. По окончании школы Дубинкин проходил службу в отдельной разведывательной эскадрильи ВВС Ленинградского военного округа, где он прошел путь от младшего летчика до командира эскадрильи.
      Опережая события, скажу, что уже после войны, в 1948 году, мне посчастливилось летать с ним в одном экипаже в качестве старшего штурмана полка. И каждый полет с ним доставлял экипажу истинное удовольствие. Уже одно то, что ведущим шел сам командир полка, вселяло в нас уверенность в успешном выполнении поставленной задачи.
      Летний погожий августовский день был полон очарования: над головой клочья пушистых, как вата, облаков, внизу золотая скатерть неубранных хлебов вперемежку с зелеными луговыми травами и фруктовыми садами. И на этом золотисто-зеленом фоне белобокие (словно нарисованные рукой искусного художника) милые украинские хатки-мазанки. Разум не хочет мириться с тем, что все это может быть растоптано вражьим сапогом. Еще трудней примириться с тем, что кто-то из нас, может быть, видит это в последний раз. Самолеты идут плотным строем. Сквозь остекление кабины отчетливо вижу сосредоточенные лица своих товарищей. Это успокаивает - рядом надежные друзья.
      Идем без сопровождения своих истребителей, и это нас тревожит. Змейкой проплыла внизу река Псёл, а несколько минут спустя и река Хорол, затем нитка железной дороги Кременчуг - Дубны, а еще 10 минут спустя слева стали различаться контуры реки Днепр. Вот и Днепр остался позади. Ведущий начинает разворот на цель. Наступают самые ответственные минуты полета, ради которых нас учили в школах, военных училищах, строили для нас самолеты, изготовляли дорогостоящее оборудование, боеприпасы. За это короткое время (2-3 минуты) нужно отыскать цель, выбрать точку прицеливания, провести группу так, чтобы бомбовый удар был наиболее эффективным. На боевом пути группа не может изменить ни высоту, ни скорость, ни курс полета, а должна следовать строго по прямой, иначе цель будет не поражена. И все это под огнем противника.
      В поле зрения прицела медленно вползают окраинные домики пункта Богуслав, и в ту же минуту в небе появляются десятки разрывов. Но маневрировать уже нельзя - впереди цель - вереница танков, автомашин. Нам, ведомым, нужно не прозевать и сбросить бомбы по сигналу ведущего (по отрыву бомб из люков). Вот из люков ведущего посыпались вниз каплевидные стокилограммовые бомбы. С силой (хотя сила здесь и не требуется) нажимаю кнопку электросбрасывателя, тут же дублируя рычагом аварийного сброса. Освободившись от бомб, самолет взмывает на несколько метров вверх. На душе полегчало - самолет перестал быть пороховой бочкой. С высоты нам не видно, как взрывная волна опрокидывает в кюветы вражескую технику, как от осколочного дождя на шоссе остаются десятки вражеских трупов, как стонут и корчатся в предсмертной судороге фашистские завоеватели, но мы знаем, что это так. Лишь спустя некоторое время, специалисты из фотолаборатории по результатам дешифрирования снимков вынесут заключение: уничтожено или повреждено столько-то вражеских танков, автомашин и другой техники, но даже они не скажут, сколько мертвых врагов осталось там, где нанесен удар.
      Дело сделано. Мы закрываем люки и ложимся на обратный курс, оставляя в районе цели облако дыма и пыли. Группа уходит со снижением. Скорость все больше нарастает, приближаясь к цифре 400. Надрывно воют работающие на полных оборотах моторы. Бегло осматриваюсь - как будто все на месте.
      Голубая лента Днепра, промелькнувшая под нами, казалась нам краше и милее всех рек мира - за нею была территория, еще не занятая врагом. Идем на малой высоте. С высоты птичьего полета хорошо видно, как на северном берегу Днепра наши бойцы готовятся к обороне: углубляют траншеи, готовят позиции для артиллерии, связисты тянут провода. Некоторые солдаты, увидев на крыльях красные звезды, приветственно машут руками.
      Самолеты, израсходовав часть горючего и освободившись от бомб, стали легкими и послущными. Обратный путь поэтому показался нам намного короче, чем при полете на цель. Зарулив на стоянку, мы горячо и долго обсуждали все эпизоды первого боевого вылета. И хотя мы в этом полете потерь не имели, некоторые самолеты получили серьезные повреждения. Дежурный по стоянке передал, чтобы летный состав прибыл на КП.
      - А как ты думаешь, штурман, почему над целью не было истребителей противника? - спрашивает меня И. Рябов, когда мы направились к КП.
      - А ты жалеешь об этом?
      - Лучше, если бы их вообще не было.
      - А не было их скорей всего потому, что наше появление для них явилось неожиданным. А встретиться с ними нам еще придется не раз и не два.
      Когда летный состав собрался, командир полка сказал: "Поздравляю вас, товарищи, с успешным выполнением первой боевой задачи! А замечание у меня к вам, товарищи летчики, одно - не жмитесь вы так близко к своим ведущим в зоне зенитного огня. Вы этим затрудняете маневр группы и подвергаете себя большой опасности - быть сбитым".
      Здесь же была поставлена новая боевая задача. Во второй половине дня полк совершил второй боевой вылет, который, как и первый, обошелся без потерь. Так началась наша боевая деятельность на фронте.
      Не успел приземлиться последний пришедший с задания экипаж, как над аэродромом появился немецкий самолет, по-видимому, разведчик. "Не иначе, как за нами увязался, гад, - замечает только что покинувший кабину И. Ромахин. Теперь жди "гостей". Мы молча соглашаемся с ним. Шел он на высоте 2000-2500 метров. Самолет уже удалялся от аэродрома, когда наши зенитчики, догадались открыть огонь. Разрывы снарядов ложились далеко за хвостом самолета.
      "Мазилы", - выругался кто-то в сердцах.
      "Лафа, а не жизнь была бы нам, если бы немецкие зенитчики стреляли, как наши", - замечает И. Рябов.
      Истребители и не пытались взлететь, понимая бесполезность этой затеи, так как скорость И-16 была примерно одинаковой со скоростью немецкого самолета. Обидно, что проворонили. А вскоре вибрирующий звук двигателей вражеского самолета стих совсем. День уже был на исходе, когда за нами пришли две полуторки, чтобы отвезти на ужин. Кормили нас гостеприимные украинцы очень хорошо, помимо обильных мясных блюд, к столу всегда подавались и свежие овощи, и фрукты.
      В самый разгар ужина до нашего слуха донеслась уже знакомая вибрирующая звуковая волна работающих на больших оборотах авиационных двигателей. "Кажется, накаркал я тогда на аэродроме на свою голову, - скорее про себя, чем вслух произносит Ромахин. - Надо спуститься вниз, там есть полуподвал".
      Большинство покидает столовую, только несколько человек как ни в чем не бывало остаются на своих местах и продолжают трапезу. Я так же остаюсь в столовой. Столик, за которым мы ужинали, стоял у окна, и мне хорошо видно, как один наш товарищ без пилотки с противогазом на левом боку и вилкой в правой руке мечется в поисках более надежного, чем полуподвал, убежища. Наконец, его взгляд уперся в проем открытого люка, но, опасаясь, что люк глубокий, он взял подвернувшийся под руку обломок кирпича и бросил в люк. Из люка (как потом выяснилось) он услышал несколько непечатных слов - там находился уже другой наш товарищ. И, обрадовавшись, тут же прыгнул ему на плечи. Можно только догадываться о содержании их дальнейшего разговора. Так он и просидел на плечах другого до конца бомбежки.
      Истошно выла сирена - сигнал воздушного нападения, а лавина звука приближающихся самолетов все нарастала. Где-то в стороне заухали зенитки. Вдруг сильные взрывы заглушили все остальные звуки - это немецкие бомбовозы Ю-88 сбросили свой бомбовый груз. К счастью, этот налет не причинил нам большого вреда.
      Командование на это отреагировало так: вторую эскадрилью капитана В. Ф. Тюшевского решено было посадить на полевой аэродром Парасковея, что находился в 15 километрах от Полтавы, на окраине свиноводческого совхоза.
      Мы теряем боевых друзей
      День 9 августа 1941 года выдался в Полтаве на редкость погожим. Солнце еще не взошло, а ртутный столбик термометра показывал уже 20 градусов тепла.
      Полку была поставлена боевая задача - нанести бомбовый удар по автоколонне противника западнее Киева. Это был наш третий боевой вылет. Полковую колонну в составе двух эскадрилий вел командир полка майор К. С. Дубинкин. Для прикрытия в воздух поднялось 6 истребителей И-16. Первым оторвался от земли командир полка. Набрав высоту 400 метров, он встал в круг, ожидая, когда взлетят и пристроятся остальные экипажи. Когда бомбардировщики были в сборе, взлетели истребители прикрытия. Одно звено прикрывало левый фланг замыкающий эскадрильи, другое - правый.
      Нам было известно, что в районе предстоящих боевых действий противник держит в воздухе большие группы своих истребителей и на каждого нашего приходится 3-4 самолета врага. Но мы надеялись на опыт, высокое мастерство, мужество и отвагу наших летчиков. Маршрут наш проходил южнее железной дороги Полтава - Дубны - Киев. Внизу - желтизна созревших, но неубранных хлебов, а по шоссейным, грунтовым и проселочным дорогам с запада на восток и на север повсюду тянулись беженцы со своим немудреным скарбом - кто на повозках, а кто пешком. От этой безрадостной картины к сердцу подступала жгучая ненависть к врагам. Хотелось немедленно появиться над их головами и нанести смертельный удар. Мы над территорией, занятой врагом. Поля здесь почернели от пожарищ. Вместо деревень - одни печные трубы.
      Внизу блеснули десятки желтых язычков, и вокруг самолетов появились темно-бурые клубы дыма. Наиболее плотный огонь пришелся по звену, которое вел П. Компаниец. Младший лейтенант Компаниец в 1939 году окончил 1-ю Качинскую школу летчиков-истребителей и был направлен на Дальний Восток. События на озере Хасан потребовали увеличения бомбардировочной авиации, и Павел Компаниец вместе с другими 13 летчиками прибыл в наш полк.
      Забегая вперед, скажу, что экипаж Компанийца первый в полку сделал 100 боевых вылетов, на борту его самолета было написано: "Лучший экипаж полка". Его родным была выслана похвальная грамота за подписью командира и комиссара полка.
      ... Звено усиленно маневрировало, но от попадания уйти не удалось. Загорелся самолет П. Компанийца. Получили различные повреждения и его ведомые. Звено сразу отстало от общего строя, но продолжало полет к цели. Впереди, на горящем самолете, командир, а по бокам на поврежденных машинах его ведомые.
      До цели оставалось 1-2 минуты полета, когда зенитки прекратили огонь, и тут же в наушниках раздался голос радиста: "Впереди справа истребители противника. Очень много, не сосчитать...
      Одно звено И-16 отвалило от строя бомбардировщиков и бросилось навстречу противнику. Завертелась воздушная карусель. Застучали пушки и пулеметы. Но силы были неравны. Сковать всех истребителей противника нашим "ястребкам" не удалось. И армада фашистских стервятников набросилась на идущих по боевому курсу бомбардировщиков. Летчики сумели довести поврежденные машины до цели и сбросить бомбы на механизированную колонну. Заметались, заклубились огненные вихри на земле. Опрокидывались подброшенные взрывной волной автомашины, бронетранспортеры, многие из которых загорелись и вскоре были скрыты черным покрывалом дыма и пыли.
      Освободившись от бомб и закрыв бомболюки, майор Дубинкин резко увеличил скорость и со снижением повел свою группу обратным маршрутом. Немецкие истребители ожесточились - они продолжали наносить удары со всех направлений. Штурманы и радисты отбивались до последнего патрона. Уже не один самолет, прочертив дымный след по синему небу, устремился к земле, чтобы через несколько секунд взметнуться к небу последней огненной вспышкой.
      Тоскливым взглядом проводил Павел Компаниец удаляющуюся группу. Машина продолжала гореть. Огонь охватил всю левую плоскость. Едкий дым от горевшего дюраля и резины проникал в кабину штурмана и летчика. Стало трудно дышать. Ведомые летчики не покидали своего командира. Но вот кончились патроны у стрелков-радистов и беззащитные машины были поражены огнем истребителей с коротких дистанций. Три огненных факела устремились к земле. Павел предложил экипажу покинуть самолет на парашютах н тут же услышал:
      - А Вы покинете самолет?
      - Нет, я буду тянуть за Днепр и попытаюсь посадить на "живот".
      - Тогда и мы остаемся с вами.
      А "мессеры" не отставали. В одну из очередных атак был ранен штурман. Днепр Павел перелетел на честном слове и на одном крыле (как поется в песне) и тут же "притер" машину к земле. Вытащив раненого штурмана через астролюк (астрономический люк), они побежали от самолета, отбежав 50-60 метров, услышали взрыв: взорвались бензобаки. Горячая волна опрокинула их на землю.
      Четверо суток добирался экипаж до своего аэродрома. Похудевшие, изнуренные, с почерневшими лицами, они не могли сдержать слез радости от встречи с боевыми товарищами. В штабе полка, как и на многих других, не вернувшихся из этого полета, уже готовили на них "похоронки" для отправки родным. Очень многих боевых летчиков не досчитался тогда полк, в том числе не вернулся никто из ведомых экипажей звена Компанийца.
      В этом полете наш экипаж летел в звене младшего лейтенанта Кубко (слева летчик И. Ромахин, справа летчик Л. Линьков). На боевом курсе в самолет Л. Линькова угодил снаряд, самолет загорелся, словно был сделан не из дюраля, а из сухого дерева. Пламя объяло всю левую плоскость, но самолет продолжал идти к цели, оставляя за собой густой черный шлейф дыма. Ф. Кубко дает отмашку правой рукой - "отваливай скорей", но летчик Л. Линьков не реагирует на этот сигнал. И мы понимаем: экипаж решил отомстить за гибель самолета и свою (теперь уже очевидную) смерть, так как каждый из них понимал, что при таком сильном пламени машина должна взорваться с минуты на минуту. После сбрасывания бомб самолет Линькова вываливается из строя. Отбиваясь от наседавших со всех сторон истребителей, мы не заметили, что стало с его самолетом и экипажем - никто из них на аэродром не вернулся ни в тот, ни в последующие дни. В одной из атак огненная струя одного фашистского стервятника попала и в наш самолет, но, к нашему счастью, она не была роковой.
      Зарулив на стоянку, летчик выключил моторы. Мы долго не покидали своих кабин, чтобы немного прийти в себя после такого тяжелого боя и я подумал тогда про себя: "насколько же может хватить нас, если и последующие бои будут такими же трудными".
      А надеяться на то, что они будут легкими, не приходилось - противник имел на нашем участке фронта тройное превосходство в авиации. Настал черед показать свое искусство техническому составу, так как все без исключения самолеты, участвовавшие в этом полете, имели пулевые или осколочные пробоины - одни больше, другие - меньше. У каждого самолета имеется свой экипаж, который подразделяется на летный и технический состав. Летный состав летает, а технический готовит самолет и его оборудование к полету. За подготовку самолета в целом отвечает техник самолета. Под его руководством работают: моторист, отвечающий за работу моторов, вооружейник, готовящий к полету стрелковое и бомбардировочное вооружение, приборист и электрик специалисты по приборам и электрооборудованию. За техническую подготовку самолетов звена отвечает техник звена, в эскадрильи - ст. инженер эскадрильи, в полку - ст. инженер полка.
      Не могу не отметить самоотверженную работу наших техников и специалистов: В. И. Лебедева, М. Т. Ердякова, В. И. Зверева, С. С. Бугрова, М. Н. Борзенкова, В. П. Котова. А. С. Мошкина, Ф. Г. Клепач, А. И. Сахарова, Н. И. Люберец, Б. И. Луговкина, Ф. Д. Двойнишникова и многих других, которые не уходили от самолетов ни днем, ни ночью, пока не поставили самолеты в строй. Посильную помощь техническому составу оказывали все: и летчики, и штурманы, и стрелки. Парторги и комсорги выпускали тут же на стоянке "боевые листки", показывая в них лучших техников, механиков, специалистов.
      На боевом курсе
      Эскадрилья В. Ф. Тюшевского, посадив свои самолеты на площадку Парасковея, рассредоточила и замаскировала их. Для организации боевой работы сюда при-, были начальник штаба полка майор А. Н. Угольников и старший инженер полка Н. А. Кузьмин. Приземистый, бледнолицый Угольников был прирожденным штабистом. Несмотря на кажущуюся медлительность в движениях, он успевал всюду: его можно было видеть и в штабе, и на старте, и на стоянке самолетов. Доброжелательность к личному составу, мягкая подкупающая улыбка, а иногда и заразительный смех - все это делало встречу с ним и желанной, и, приятной. Многие удивлялись, когда он успевал делать, свои многочисленные штабные дела. Вот и сейчас, прибыв на полевой аэродром, он успел организовать КП эскадрильи, установить связь с КП полка, и на его рабочей карте имелись самые последние данные о наземной и воздушной обстановке противника. А данные эти были не утешительными для нас: враг, наращивая силу удара, вплотную подошел к Киеву. Его мощные танковые клинья, вгрызаясь в боевые порядки наших войск, устремились на юг в направлении Белая Церковь Первомайск.
      День клонился к вечеру, а боевая задача эскадрилье не ставилась. Личный состав, поужинав в совхозной столовой, расположился на отдых в копнах сена, здесь же вблизи стоянок своих самолетов. Пахло разнотравьем и вызревшими хлебами. Трудно было представить, что где-то в 200 километрах шли кровопролитные бои и каждая минута уносила сотни и тысячи молодых жизней.
      Проверив охрану самолетов, Тюшевский вместе с комиссаром эскадрильи Вахлаковым также ушли на отдых. Вскоре в небе показались крупные и яркие звезды, а на краю аэродрома повис узкий серп луны. Было уже за полночь, а командир с комиссаром не могли заснуть: сначала поговорили о делах эскадрильи, а потом вспомнили казавшуюся такой далекой мирную жизнь. Виктор Фролович Тюшевский родился в г. Куйбышеве (бывшая Самара) в семье рабочего железнодорожника. Босоногое его детство прошло в нужде и лишениях. Семья была большая - 7 детей (5 девочек и 2 мальчика).
      В 1929 году, окончив 8 классов, поступил в железнодорожный техникум. Став комсомольцем, он активно включился в кипучую комсомольскую жизнь. В 1932 году комсомольская организация рекомендовала его в военную школу летчиков - так Виктор Тюшевский стал курсантом Сталинградской школы военных летчиков, которую успешно закончил в 1934 году и был направлен для прохождения службы в 55-й бомбардировочный полк в г. Спасск. Вскоре, как перспективного летчика, его назначают командиром звена, затем заместителем командира аэ, командиром аэ. В этой должности В. Ф. Тюшевскому довелось принимать участие в боевых действиях в районе оз. Хасан. И вот Юго-Западный фронт. Только под утро командир с комиссаром забылись в коротком сне.
      На рассвете 11 августа его, комиссара аэ Вахлакова и штурмана аэ И. Н. Смирнова вызвали на КП, где Угольников поставил эскадрилье боевую задачу нанести бомбовый удар по скоплению живой силы и боевой техники противника в районе населенного пункта Боярки. Сборы были недолгими, и в 4 часа 30 минут колеса самолета ведущего группы оторвались от росистой зелени травы. Остальные восемь летчиков пристроились к ведущему на маршруте. День выдался ясный. На небе ни облачка.
      Когда группа на высоте 1200 метров подходила к Киеву, стало видно, как чуть в стороне от маршрута полета группы, над городом кипит воздушный бой. Клубок наших и фашистских юрких, вертящихся истребителей, изрыгающих из своих пушек и пулеметов смертоносные струи огня, то поднимался высоко в поднебесье, то опускался как пчелиный рой до самой земли. До заданного времени нанесения удара остаются считанные минуты - ни отвернуть, ни подождать, пока стихнет воздушный бой. Была слабая надежда, что, увлекшись воздушным боем, фашистские летчики не заметят группы, и ей удастся отбомбиться с ходу. Так и случилось.
      Когда широкая лента Днепра уплыла под плоскость самолета, Тюшевский услышал в наушниках взволнованный голос штурмана: "Командир, цель вижу. На развилке трех дорог скопилось много танков. Держите курс... высоту... скорость..."
      - Понял. Бомбить будем с ходу. Радисты, внимательно следите за воздухом.
      А небо по-прежнему оставалось чистым - ни одного облачка, ни одного разрыва вражеского снаряда.
      По взмыванию самолета командир понял, что бомбы сброшены, и через несколько секунд голос штурмана: "Цель накрыта, командир, разворот". И в тот же миг в наушниках прозвучал взволнованный голос стрелка-радиста Ф. Михеева: "Командир, нас атакуют 7 истребителей МЕ-109".
      Сквозь ровный гул моторов послышался дробный стук скорострельных пулеметов ШКАС. Первая пара немецких истребителей нацелила свою атаку на ведущего, но на пути их огненных трасс встал самолет младшего лейтенанта Токарева, и смертоносная струя огня хлестнула по нему. По-видимому, сразу же был убит летчик. Самолет, вспыхнув ярким пламенем, почти отвесно устремился к земле.
      При выходе из атаки оба немецких летчика попали под перекрестный огонь наших пулеметов и за это поплатились: один истребитель, загоревшись тут же, устремился к земле, а второй, оставляя за хвостом дымный след, покинул поле боя. Остальные пять фашистских летчиков с остервенением набросились на строй наших самолетов.
      Вот окутался дымом самолет командира звена старшого лейтенанта Г. И. Боровкова. Когда языки красно-оранжевого пламени стали лизать прозрачные колпаки кабин, экипаж покинул самолет на парашютах. Первым выбросился стрелок-радист Селиверстов, минуту спустя выпрыгнул штурман, а за ним и летчик Боровков. Как потом стало известно, летчик и штурман приземлились на окраине села Подгорцы в расположении немецких войск. На какое-то время летчикам удалось укрыться в прибрежных камышах, но кто-то предал их, и немцы стали окружать то место, где они укрылись. Вскоре завязалась перестрелка, но фашистов было много и у них были автоматы, а у наших летчиков только пистолеты "ТТ". На предложение немцев сдаться кто-то из летчиков ответил: "Советские летчики в плен не сдаются", и перестрелка вспыхнула с новой силой. Первым был убит штурман. Г. Боровков отстреливался до последнего патрона. Чтобы не попасть в плен живым, последнюю пулю он оставил для себя. Много лет спустя следопытам школы села Подгорцы удалось восстановить имена погибших и подробности их последнего боя. Останки героев были перезахоронены вблизи школы.
      Ветераны нашего полка, приехавшие в Полтаву на первую послевоенную встречу в августе 1967 года, посетили места захоронения боевых друзей, в том числе и могилу экипажа лейтенанта Г. Боровкова. Мы увидели, как заботливо ухаживают за ней ученики школы, директором которой работает многие годы Ткачев Петр Терентьевич - неутомимый труженик и организатор всей военно-патриотической работы в школе.