– Чудак ты, Иван, – покачал головой Толя. – Первый раз такого вижу. Чего тебе не сидится?
      – Не видишь, что ли, как жареным запахло? Дима стакнулся с Мариком, Иван Иваныч от них тягу дал и я удираю. И не высовывайся особенно с этими таблицами. Это, по правде, далеко не все. Но больше нельзя: если вам слишком повалит, будут такие же кранты, как и нам со стариком. А на бедность хватит.
      В воскресенье пили пиво с погрустневшим Мишей и паковали чемоданы. Много вещей брать с собой не стали,- что тащить барахло через море! Но полосатое платье я уложил.
      В понедельник заглянули попрощаться к деду Федору и Зюльме-ханум. Максим с минимальным багажом отправился прямо в Шереметьево, а я, захватив с собой несколько листов с "обманкой", поехал к Диме.
      Перед конторой я ожидал увидеть пару лоботрясов с банками пива. К некоторому даже разочарованию, их там не оказалось.
      Дима ждал как на иголках.
      – Иван, я в курсе насчет Джек-пота на "пятерку".
      – Запишите на профсоюзный счет. Толя придет на той неделе.
      – Пусть Толя придет получать, а меня не проведете. Я знаю, что это ваша работа, как все, что делал последнее время профсоюз. Второй Джек-пот подряд на "пятерку"!
      Лопнуть мне, провалиться мне, если это не система! Та же самая, которую применял Скобелев. И не пытайтесь втереть мне очки насчет чистого случая. Таких случаев не бывает.
      Я выдержал эффектную паузу.
      – Дима, что вы имели в виду под системой?
      – Универсальную Систему. Сетку.
      – Что вы на ней помешались? Мура ваша сетка. Я на эту тему, кажется, высказывался. Скажу даже больше. Я пытался сделать такую сетку. Я много сильнее вас в математике и в особенности в расчетах, и я старался. Признаюсь, я даже сыграл ее пару раз зимой. Дима, я едва вернул свое! Это крохоборство от лени, сетка. Методика текущего расчета бьет куда верней, чему вы, кажется, свидетель.
      Тут мой собеседник слегка оживился:
      – А что вы сделали с расчетами? Бросили?
      Я снова сделал вид, что замялся.
      – Перед отъездом я отдавал это Иван Иванычу.
      В ответ раздался горестный стон:
      – Наверняка старый черт это сыграл! Иван, тогда получается, старый каналья обокрал не только меня, но и вас!
      – У меня претензий нет. Я же говорил, что два раза зимой прокатывал сетку, и никто не заметил этого. Если он ее переделал, то тоже ничего не могу предъявить.
      Хотел бы я знать, что он с ней сделал! Это ноу-хау разорило бы любую контору. Но, Дима, при чем получаетесь тут вы?
      Дима, однако, вместо ответа куда-то полез и развернул на столе большую "холстину".
      – Узнаете руку? Это то, что вы писали?
      – Нет, конечно. Почерк не мой.
      – Это достали Мариковы придурки из банковского сейфа старика. Не знаю, какими путями, но достали, уже недели две спустя после пропажи старого хрыча.
      Я сделал вид, что изучаю холстину.
      – Да, почерк его. У него четверка очень характерная. Говорите, добыто из банка?
      Не верится. Они что, ограбили тот банк, ячейку вскрыли? Чушь! Скорее, пошарили дома, нашли какую-то разработку. Очевидно, это не сетка, иначе ее вам бы не отдали. Попытались сыграть, потеряли деньги и отдали вам. Будь на месте этого листа хотя бы моя бездарная слабенькая поделка, шиш вы ее получили бы. И вообще, Дима, использовать банду Марика в ваших целях – все равно, что прочищать дымовую трубу ураганом. Сто к одному, что кинут.
      – Но я и не собирался брать деньги!
      – Вы не получили бы ничего. Старик обвел их вокруг пальца, но вам это не получится. Вы что, не знали, как Марик собственной персоной пожаловал оценить, какие дивиденды может дать контроль над игрой?
      – Когда это было? У них мозги куриные, что было больше месяца назад, не вспомнят.
      – Только если дело не касается денег. Выгоду свою они и через сто лет припомнят.
      И, кстати, сами опасайтесь выиграть слишком много. Вы-то от них не удерете. И, кстати, вопрос, на который вы не ответили: каким образом Скобелев оказался вашим должником?
      – Не ваше дело, – огрызнулся он.
      – Мое, коль скоро есть подозрение, что он использовал мою работу.
      Я добивался того, чтоб он проговорился "подвешенных" шарах. Не тут-то было.
      – Если окажется, что вы каким-то образом причастны к делу, могу и с вас ответа потребовать.
      – Господи помилуй, за что?
      – За то, что перехватили мою добычу.
      – Протрите глазки Дима. Меня и в Москве-то на ту пору не было. Все это знают.
      – Все, кому вы это сказали! Никто ничего не знает про вас. После того фокуса с рыжим глухонемым я не удивлюсь, если окажется, что все было разыграно как по нотам. Вас, уважаемый, не видно, не слышно, старый хрыч играет вашу сетку, уводит из-под носа два миллиона баксов, втихомолку вы их делите, и делаете вид, что я тут ни при чем! А что? Черт меня побери, меня эта версия привлекает! А иначе с чего бы вы были так спокойны?
      Я не ответил, – что волноваться, даже если он и копал где-то рядом, смысла в этом все равно никакого уже не было. Но Дима перевел дух и пустился дальше вскачь:
      – Я не требую даже денег – знаю я вашу породу, не расстанетесь (ага, намек на паспортные данные…). Но я имею полное право предложить сделку. Оставьте деньги себе, отдайте мне сетку. Я хочу вернуть свое.
      – Дима, у вас галлюцинации. Бред на почве жадности. Ваше оно никогда не было – Джек-пот, который старик увел, надо было снимать раньше, если у вас к тому были технические возможности. Сетки у меня нет. Если бы и была, вам ее не видать, как своих ушей. Отдать потому что – с какой стати? А натравили бы костоломов Марика – эти все заберут, получите кукиш с маслом. Чао, Дима, лечитесь от нервов.
      Даже обманка не понадобилась. Около подъезда по-прежнему никого не было. Стало быть, братва не в курсе моих саамы последних дел, после покушения на Мишаню Дима перестал их информировать. Да, в товарищах согласья нет. А я-то раскошелился, заплатил шоферу не скупясь, чтоб ждал меня с открытой дверцей напротив дверей.
      Ну, береженого бог бережет, как говорил Абрам Моисеевич.
      В Шереметьево шофер, следуя указаниям, затесался в гущу машин на стоянке.
      Аэропорт был последним местом, где меня могли перехватить, и сто процентов гарантии, что встречу подготовили. Где ждут? У входа, во-первых, и у стойки, где регистрировался рейс на Израиль. Рейс этот тоже был заячьим огородом.
      Естественно, я не собирался ни в какой Иерусалим. Отправление этого рейса было назначено минут на сорок позже того рейса на Майами, которым мы действительно собирались лететь.
      Если благополучно миновать засаду у входа, – а в ее наличии и сомневаться было глупо – изловить человека в зале, где туда-сюда снуют сотрудники охраны и видеокамеры на каждом шагу, куда сложнее. Однако же не вовсе невозможно. В момент объявления начала регистрации в зале, полном народа, поднимается этакое завихрение, сутолока. В толпе беспечной отпускной публики можно сцапать кого угодно. Сунуть под нос тампон с хлороформом или ткнуть в мягкое место иглу с транквилизатором. После этого выведут под ручки и увезут. То, что все будет запечатлено на камерах охраны, пост фактум мне не поможет.
      Поэтому Максим с двумя небольшими баульчиками ждал меня в хвосте той очереди, что жаждала флоридского солнца и моря. А я ждал подходящего момента, чтобы проскочить в зал ожидания.
      Подходящий момент возник в виде кортежа, возглавляемого машиной со звездно-полосатым флажком. Судя по всему, это была делегация денежных тузов такого ранга, что их сопровождал сам посол и изрядное количество свиты. Самое то, что надо. В свите всегда туча охраны, и дорогу перед проходом чистой публики выметают как метлой.
      Конечно, эти летят чартерным рейсом и в общем зале болтаться не будут. Но это меня уже не интересовало.
      Я втерся в толпу сбоку, на той периферии, где с рациями в руках сгустилась русская охрана. При таких делегациях охрану ставят очень квалифицированную. Одет я был так, что меня могли принять за слегка отставшего потомка Ротшильда. Но это был трюк на публику, а не на охрану.
      Я уже видел знакомые лица у дверей – непрошеные эскорт-услуги под командованием Костика, и постарался плотнее вдвинуться в облако, окружающее денежных тузов.
      Тут же меня ухватили за локоть с нежностью кузнечных клещей и на неплохом английском поинтересовались, принадлежу ли я к делегации. Судя по ухватке, в принадлежности к делегации меня не подозревали.
      Я уже приготовился к следующему этапу – блиц-беседе, за время которой мог бы миновать Сциллу с Харибдой под ручку с охранником. Или вызову наряда милиции.
      Это меня тоже устроило бы. Документы в порядке, билет при себе, дефицит времени оправдывает спешку, придраться не к чему. А то, что не уступил дорогу Рокфеллеру и К – это еще не криминал.
      Но случай решил другое. Откуда-то из средних кругов облака, кучковавшегося вокруг богатеев вдруг меня окликнули:
      – Хеллоу, мистер Гусман! Собираетесь в нашу компанию?
      Это был тот самый посольский янки, что оформлял документы для всей нашей компании и проникся такой симпатией ко мне лично. Охранник, разумеется, его знал и тотчас выпустил мой локоть, а я шмыгнул поглубже в облако и забалаболил:
      – О да, мистер Локлир! Ведь я же еду в Америку! Я человек молодой и энергичный, ваша страна на таких стоит. Кто знает, может быть, через некоторое количество лет я действительно буду идти в гуще этой компании и вы будете меня сопровождать, как этих почтенных господ?
      Янки улыбался, показывая великолепно начищенные зубы:
      – Увы, сэр, я в таком возрасте, когда о карьере заботиться поздно. Но будь я помоложе, я бы непременно попросил вас припомнить давнее знакомство и подыскать местечко потеплее где-нибудь на солнечном берегу! – Он рассмеялся и фамильярно взял меня за локоть, как раз за место, изрядно помятое охранником. Благо, под тонким альпаковым пиджаком зреющего синяка, способного испортить впечатление от безупречного прикида, видно не было. Так что я и не поморщился и продолжал нести так любимую американцами ничего не значащую светскую белиберду. Наверно, приятно было со мной пройтись так под ручку: я выглядел, как сказали бы те же самые американцы, гораздо дороже, чем стоил, куда дороже, чем сам мистер Локлир.
      Вход в аэропорт приближался. С правой стороны, где я шел, дежурил сам Костя и с ним еще двое. Один из них попытался подвинулся было ко мне, но куда там! Охрана отсекла его, не то что играючи, но даже почти не заметив. Меня лишь взглядом проводили и двинулись в сторону регистрационной стойки. Я освободился от липучего захвата.
      – Благодарю, мистер Локлир. Прогуляться хотя бы сто пятьдесят шагов в столь блистательной компании было незабываемо. Но пока, увы, большего я недостоин.
      Всего наилучшего!
      В продолжение всей церемонии прощания с меня глаз не сводил Максим, нетерпеливо топтавшийся позади какого-то новорусского выводка, отправлявшегося на курорт.
      Очередь у стойки не прошла и наполовину: я слишком рано появился.
      Делать нечего, я достал свой билет в Тель-Авив и пошел туда, где регистрировали пассажиров на этот рейс. Там еще никого не было, и справившись для вида у девицы в форменной микроюбке, с озабоченным видом пошел болтаться по огромному залу, поминутно поглядывая на часы и делая вид, что кого-то жду. Болтался с таким расчетом, чтобы близко ко мне никто незаметно не подобрался. Двое, а может, и больше, выпасали, следуя на параллельных курсах, сам Костя облокотился о стойку, разглядывая ножки девицы в форме. Девушки с тонкими и кривыми ногами решают эту проблему двумя способами: или скрывают их, нося брюки и длинные юбки, или отвлекают внимание, насколько возможно, укорачивая подол, а иногда еще делая сзади разрез, так что о кривых коленках уже не думают, а думают, сверкнут ли в разрезе трусики и какого цвета они будут. Излишне говорить, что девица у стойки относилась ко второму типу. Костя, поигрывая блямбами на пальцах, что-то ей говорил и косил глазом в мою сторону нагло: мол, врешь, не уйдешь, раньше или позже сода подойдешь, потому что деваться тебе больше некуда!
      Очередь рейса на Майами мало-помалу втягивалась в накопитель. Пока пухлая матрона проталкивала в проход трех пухлых деток, я не спеша – в который раз за бесконечные четверть часа – пересек зал. Бочком прошмыгнул к стойке впереди нарочно замешкавшегося Максима, подал документы и одну из сумок багажа.
      Два опекуна, так бездарно прохлопавшие мой маневр, дернулись было следом. Дорогу им преградили девяносто килограммов накачанного тела и улыбка а-ля Монна Лиза.
      Попытка оттолкнуть Максима с дороги закончилась неудачей: проход он закрыл не хуже пробки. За его широкой спиной я прошел всю процедуру со скоростью, уместной скорее при ловле блох. Проходя через ворота, я заметил, что уже спешил от израильской стойки Костя, у которого габаритов вполне хватило бы на Максима. В другом месте поединок мог бы выйти на славу. Но регистраторша нажимала уже кнопочку, и в проходе мгновенно материализовались четверо бравых ребят из охраны.
      Охрана в Шереметьево вышколенная, надо признать. Максим же в рукопашную не рвался и с невинным видом вслед за мной Проше в накопитель.
      – Мы их сделали, Абак!
      Признаться, я тоже тогда так подумал.
      Мария с Колькой прилетели в Майами из Петербурга на сутки раньше, чем мы с Максимом из Москвы. Это-то нас и спасло, что мы путешествовали вразнобой и за моими женой и шурином не было слежки. Без проблем они прошли контроль, сели в такси и добрались до гостиницы, которую я им указал: недорогое и приличное заведение. В Майами столько гостиниц, что даже в разгар сезона найти место нет проблем, и у "Дона Рафаэля" встретили приветливо. Я сам стоял за стойкой портье и помню все ухватки – номер для миссис и ее брата – будьте любезны, ах, большой номер, ах, приедут муж и еще один брат, великолепно, апартамент с тремя спальнями на четвертом этаже, оплата карточкой вперед – просто замечательно.
      Колькой с самого начала владела одна идея, еще с самого Архангельска владела.
      Подремав пару часов и подкрепившись, он, вооруженный этой идеей, стал атаковать сестру:
      – Давай прямо сегодня, не дожидаясь ребят, прокатим сетку. Абак с Максом приедут, а у нас золотая рыбка на крючке! Все равно они тут собрались ее играть, днем раньше, днем позже! Даже без поправок, ту, которую в Лиме играли, а?
      Иван Иваныч, провожая из Архангельска, дал им свой вариант системы, немного расширенной и подправленной. Делать поправки на текущий момент, как практиковал старик – что, собственно, и обеспечивало убойную точность – наш вундеркинд не мог. И статистики не было, и умения не хватало, и это он знал при всей своей самонадеянности. Но ужасно хотелось покрасоваться большим и умным. Колька всегда был чрезвычайно деловым поросенком.
      Мария довольно долго колебалась. Но чертенок, ее братец, не унимался и буквально выволок сестру на улицу. Им еще пришлось побродить в поисках подходящей лавочки.
      Этих лотерейных контор было, жаловалась Мария, – "как собак нерезаных"! Они обошли пять или шесть терминалов, и мальчишка в каждом рвался с хода в бой, но старшая сестра выясняла предварительно, куда попали.
      Они искали предприятие покрупней. В маленькой лотерейной конторе не было смысла играть по-крупному. Нашли наконец заведение, совсем не напоминавшее московские павильончики: никаких там пивнушек или остановок по соседству, скорее похоже на отделение банка средней руки: жалюзи, кондиционер, столики, стойки, поставленные так, чтоб никто к соседу не подглядывал.
      Николай развернул ноутбук. Забыл сказать, что он ко дню рождения получил ноутбук, довольно дорогую игрушку. Мой четырехкилограммовый "Макинтош" ему оказался, конечно, тяжел, и он купил маленький "Палм", с гораздо меньшими возможностями, но мальчишке хватало. Он скатал туда уйму статистики, таблицы и сетки, хоть мне это и не особо нравилось. Но парень возразил вполне резонно, что в большом массиве цифровых данных и цифровых рядов разной длины вычленить сетки и догадаться, что это такое, не под силу постороннему. Колька сидел, кум королю и сват министру, раскрыв элегантный маленький чемоданчик, и заполнял карточки, свесив ноги с круглого табурета.
      Мария, знавшая по опыту, что работа предстоит длительная, запаслась журналами и уселась в кресло подальше. Попалось что-то про моду, она увлеклась и отвлеклась.
      – Мэм?
      Перед ней стоял служащий конторы – трехметрового роста негр с карточкой-бэйджем у кармана.
      – Что случилось? – спросила она, не увидев никакого явного повода для беспокойства.
      – Собственно, ничего, мэм, – замялся негр. – Только вот этот мальчик, с позволения спросить, это ваш ребенок?
      – Это мой брат, если вам интересно, – ответила она. – А в чем дело?
      – В общем, ничего, кроме того, что наши правила запрещают принимать от несовершеннолетних ставки больше десяти долларов. А ваш брат хочет сыграть на сумму пятнадцать тысяч или около того. Вот мы и решили поинтересоваться, как вы к этому относитесь.
      – Спокойно, – ответила Мария. – Пусть он делает то, что делает. Вот моя карточка для оплаты. Надеюсь, меня вы не заподозрите в том, что я несовершеннолетняя? И была бы очень благодарна, если бы вы сообщили, где и когда можно узнать результаты тиража и как выплачиваются выигрыши.
      Негр повеселел и стал ухмыляться.
      – Мэм, вы так уверены в выигрыше? – спросил он, принимая карточку.
      – Два к одному, – отрезал подошедший Колька. – Хотите пари? Два моих бакса против вашего одного, что наши деньги вернутся с прибылью.
      Негр еще шире ухмыльнулся с высоты своей колокольни.
      – Да я не против, сэр. Слушайте радио сегодня в девять вечера, а наш терминал с десяти утра уже открыт. Как там у вас насчет двух баксов? Я свой с сегодняшнего вечера пристрою на видное место.
      Остаток дня бродили по городу, как сонные мухи, потому что сказывалась разница во времени в восемь часов. Рано легли в постель и тираж, естественно, проспали.
      Утром вскоре после десяти они вошли в дверь вчерашнего лотерейного заведения.
      При виде нашей парочки там поднялся переполох. Все служащие, сколько их было, во главе с трехметровым, выскочили из-за стоек и в почетном карауле выстроились перед Колькой и Марией. Трехметровый держал в руке новенькую долларовую купюру.
      – Сэр, – высокопарно начал он, перегнувшись к Кольке чуть не вдвое, – позвольте это вам вручить. Я проспорил и отдаю вам этот доллар так же честно, как наша компания отдает вам ваш выигрыш. Признаюсь честно, я не поверил, что такой юный джентльмен может так крепко держать в руках поводья удачи. Я судил по внешности и ошибся.
      – Внешность обманчива, как сказал ежик, слезая с сапожной щетки. (Самое вредное, эту пошлость он произносил без запинки и тени стеснения). Не будете ли вы любезны оформить выигрыш на имя моей сестры, миссис Гусман? Ведь я, как вам известно, несовершеннолетий.
      Мария, наблюдавшая за сценой со стороны, говорила: "Столько в нем было спеси, что по макушке дать хотелось". Но несолидно как-то давать по макушке такому вундеркинду, и Мария по макушке только погладила, отдавая свой паспорт для заполнения документа на выплату трехметровому.
      Улов составил, по странной прихоти случая, как раз вдвое больше того, что Колька сыграл. Копейка в копейку, то есть цент в цент вдвое. И это обстоятельство больше, чем размер выигрыша, повергло в изумление сотрудников терминала.
      – Не могли бы вы, сэр, дат автограф? – спросил трехметровый. Юный прохвост, глазом не моргнув, взял только что полученную хрустящую бумажку, вывел на ней маркером Nik Konkin и вручил верзиле.
      Потом я этот доллар с автографом видел в этом терминале под стеклом в рамочке.
      Но это потом. Потом я ему и сказал, что я думаю про такой наглый выпендреж. А тогда Колька с форсом пожал трехметровому руку и распрощался под возгласы: "Играйте и выигрывайте"!
      Шоу было хоть куда.
      Отпраздновав вдвоем в какой-то кафешке удачное начало и перепробовав там с дюжину разных пирожных в попытке найти что-то похожее на московские заварные, поехали нас встречать. Поехали намного раньше времени. Болтаться вдвоем по городу им уже надоело.
      – Макса и Абака в компании не хватает, – авторитетно заявил Колька. – Ты как хочешь, а я по ним соскучился.
      – В аэропорту торчать тебе веселее? – спросила Мария. Ей не хотелось признаваться брату, что она тоже соскучилась.
      – Читать газеты на лавочке ты и там можешь, – отрезал парень. – Поехали, давай.
      И сестра подчинилась, хоть и ворчала по дороге на капризы и мальчишеское нетерпение.
      Эти капризы нас и спасли.
      Пока Мария с кипой чтива, уютно устроившись на диванчике в зале для встречающих, коротала время, Кольке не сиделось. Он без особой цели слонялся туда-сюда, таращился на разноцветные киоски и торговые автоматы, разглядывал публику и слушал, о чем говорят. Говорили по преимуществу на испанском и английском. И когда в эту привычную для Майами чресполосицу вклинилась русская речь со множеством типично московских междометий, мальчишка насторожил локаторы и придвинулся поближе.
      То, что он разглядел, ему не особенно понравилось. Трое переговаривающихся парней напомнили Кольке компанию, пытавшуюся подловить их с отцом у новогиреевского сортира. Цепи и блямбы для русского громилы такая же униформа, как для перуанского серьга в ухе. И, конечно, междометная форма речи. Смысл разговора приходилось вылущивать, как орех из скорлупы. Он оказался прост, братки кого-то ждали, и один объяснял остальным, откуда выйдут пассажиры московского рейса и во сколько примерно этот рейс надо ожидать.
      – А зачем мы так рано? – поинтересовался один из инструктируемых.
      – Лучше на два часа раньше, чем на три секунды позже, – оборвал старший. – Хочешь заработать? Жди.
      – Как их в Шереметьево прохлопали? – поинтересовался другой. – Там все куда проще.
      – Марик за это уже всем фикстулу вставил. Эти двое дали ложную отмашку. Брали билеты в Израиль, а сами шмыгнули на другой терминал. Кто знал, что они скинут на Майами? Так что они подлетают сюда, и наша задача не зевать.
      Колька заинтересовался и забеспокоился. Он не знал о хитрости, на которую я пустился, но имя Марика ничего доброго не сулило. Боком-боком, делая вид, что жутко заинтересован часами и калькуляторами, разложенными в витрине, парень подобрался к самой компании. Он заговорил по-испански с продавщицей, безошибочно определив в ней кубинку, и купил какую-то совершенно ненужную ерунду, а ушки тем временем держал на макушке.
      – Значит, мы должны этих двоих встретить и изолировать до приезда Марика или кого-то из его помощников?
      – Верно рассуждаешь.
      – Что они, его на деньги кинули?
      – Толком не знаю. При них должны быть какие-то бумаги, зашифрованные цифровым кодом. Как я понял, эти бумаги и нужны. Но те, кто их везет, тоже нужны. Если упустим, пеняйте на себя: огребем по полной вместо заработка.
      Информация о цифровом коде Кольку насторожила еще больше. Догадки замелькали в вихрастой маленькой головенке. И догадки эти были подтверждены немедленно.
      – Какого хрена Марик даже фото нам не сбросил? Если склеим не тех, расхлебывать долго придется.
      – Фото у него самого нет. Версия возникла неожиданно, детальной разработки не было. Это не прокуратура, протокол с фотографией заводить. Для бестолковых еще раз повторяю. Один – лет тридцати, в очках, с усами, типичная еврейская физиономия, волосы черные, длинный нос. Рост вот так (жест на уровне своего плеча). Прикид дорогой, на пар штук баксов костюмчик светло-песочного цвета, из альпаки. С ним здоровенная орясина моих примерно габаритов, тех же примерно лет, блондин, джинсы и клетчатая рубаха, по-видимому, он охранник. Высматривайте эту парочку, не думаю, что в самолете они переодевались. Фамилии на всякий случай скажу, хоть к контролю паспортов мы тут не подберемся: еврей – Гусман, бык при нем хохол Канталупа.
      Тут у мальчишки зачесалось в макушке. Догадываться, собственно, стало уже не о чем. Он посмотрел на часы: до рейса минут сорок, плюс еще время на формальности.
      Непрошеный эскорт замолк, потом заговорил обо всяких пустяках. Колька решил дальше около них не маячить. Он вернулся к сестре, углубившейся было в чтение, и поделился с ней наблюдениями.
      Мария испугалась. Кто угодно испугался бы. Естественно, она понимала, что нас надо предупредить. А как?
      – Встану прямо у стойки и скажу, что слежка ждет.
      Однако Колька по части нестандартных выходов оказался сильнее. Незамутненная предрассудками детская фантазия, как говорят многие ученые, есть предпосылка гениальности. И мальчишка дал волю фантазии.
      В аэропорту, при американской системе безопасности, похитить человека, а тем более двух, проблематично. Даже около аэропорта очень трудно, потому что секьюрити полно и на автостоянке, и на парковке такси, и на остановке автобусов.
      Скорее всего, рассуждал Колька, как всякий мальчишка, знаток боевиков и детективов, нас с Максом собрались заловить в городе, проследив за такси, и если не предупредить, то влипнем все, как мухи. И влипли бы, потому что бдительность оба утратили, оторвавшись от преследователей в Москве и решив, что все позади.
      Как-то вовсе я не подумал о том, что русские "братки" везде проторили дорожку, не хуже китайцев, армян или досточтимого еврейского племени, к которому я самозвано примкнул. А телефон изобрели давно… Но вернемся к делу.
      Итак, Колька пришел к неоспоримому выводу, что надо нас предупредить прямо в аэропорту. Но идея пролезть к самому терминалу внаглую ему не понравилась.
      Соваться на глаза и показывать, что еще кто-то ждет тех же самых пассажиров? Нет.
      – Марики эти про нас не знают и хорошо, если б и не узнали. Абак жил тут столько лет и наверняка знает хорошие укромные места. Где нас искать, тоже знает. Одним ребятам испариться проще. А если, не дай бог, чего, тогда мы подключаемся и зовем полицию. Дурачье дело нехитрое – на рожон переть. Если все влопаемся, кто выручит?
      – Умник мой, – сказала Мария, – как же ребят предупредить и на глаза-то этим козлам не попасться?
      – Думай, голова, картуз куплю, – проворчал Колька, почесывая макушку "для стимуляции мозговых извилин".
      И извилины зашевелились. Не берусь сказать, какой ассоциативный процесс происходил под рыжими вихрами, но неожиданно мальчишка собрал все газеты, закупленные сестрой, расправил и сложил аккуратно и сказал:
      – Да, без картуза не обойтись. Подожди, я сей момент. Дай денег, бумажек пять по сто.
      Мария беспрекословно подчинилась, не успев даже спросить, что затеял братец – с такой стремительностью он исчез. А побежал Колька в ту сторону, где у газетного стенда стояла молоденькая девчонка в форменном кепи и комбинезоне.
      – Мисс, не продадите ли мне вашу кепку?
      Мисс, лет пятнадцати от силы, посмотрела скептически:
      – Может, тебе еще и комбинезон?
      – Не мой размер, – отмахнулся мальчишка. – Ну, если не продать, то хоть одолжите на часок. Вот, сто долларов в залог. Нет, вот двести. Очень надо, мисс!
      Девица, подумав самую малость, сняла кепку. Она оказалась великовата, козырек наезжал на лоб, и мисс собственноручно подтянула ремешок. Потом он попросил несколько газет пообъемистее и, экипированный таким образом, вернулся к сестре.
      Сидя как на иголках, дождались они объявления о прибытии рейса из Москвы.
      С замирающим сердцем Колька натянул кепочку, взял кипу прессы и пошел к коридору, откуда выходили пассажиры московского рейса. Он успел посмотреть на повадки мальчишек-газетчиков, которых по летнему времени в Майами пруд пруди, засновал среди пассажиров, стараясь не попасть на глаза аэропортовским секьюрити. Свой товар он расхваливал на чистейшем испанском и успел, войдя в роль, продать кому-то номер "Коррео де Майами", и вертелся на пупе, не сводя глаз с прохода, и добился того, что мы его заметили, еще не войдя в зал, из "зеленого коридора". Первый его заметил Макс.
      – Смотри, Абак – Колька дурью мается.
      Колька дурью маяться, конечно, был горазд, но не на такой манер, и я насторожился. Мой шурин всегда старался изображать человека солидного, значительного, хозяина жизни, любил важничать и выпендриваться. И вдруг – продавать газеты? Что-то тут не так. И я скомандовал:
      – Макс, неси чемоданы и даже не гляди в его сторону.
      И, глядя поверх голов, сделал парнишке жест:
      – Дай газету!
      Колька также, почти не глядя на меня, достал газету:
      – Суперновости, сеньор! Мафия бессмертна! Смотрите вторую страницу!
      И ушмыгнул куда-то в сторону, секунды лишней не задержался.
      Я осторожно развернул газету. На второй странице было написано от руки: "Cuidate Maricones!" Слово Maricones было подчеркнуто на две трети. Марик. Вот так. Оставалось только посмотреть по сторонам и, конечно, обнаружить пару личностей не вполне американской внешности.
      На самом деле их было не двое, как я заметил, и даже не трое, как видел Колька.
      Ежу понятно, что по такому раскладу их должно выходить на охоту хотя бы вдвое больше. Но я не хуже их знал, что в аэропорту не возьмут. Это даже не Шереметьево.
      Краем глаза я наблюдал, как Колька втерся в толпу, сдернул кепочку и выбросил в урну ненужные уже газеты. Потом разглядел Марию, побледневшую под загаром, с широко раскрытыми глазами, в "тропическом" зеленом платье. Очень хотелось улыбнуться ей, помахать рукой. А еще лучше – расцеловать. Но это удовольствие приходилось откладывать на потом.
      Макс уже все понял.
      – Что делаем?
      – Пойдем, возьмем машину напрокат. Держись за мной, я помню, где тут что.
      Действительно, расположение служб в аэропорту не изменилось за годы моего отсутствия. И дежурные улыбки те же, ровная линейка машин, охрана, видеокамеры.
      Зеленый "Мерседес-280", ключи прикреплены к миниатюрному кожаному башмачку.
      Униформированный служащий ставит сумки в багажник. Максим, войдя в роль заправского камердинера, распахивает передо мной дверцу и садится за руль.
      Поехали.
      – Думаешь, оторвемся? – спросил Максим. – Эта коробчонка даст двести пятьдесят, а дороги тут, говорят, недурные.