Синица в руках – святое дело.
Максиму я тоже сказал, что подумаю. Это тоже не обязывало ни к чему.
В эту неделю я опять выиграл. Опять немного – превышение над расходами на тираж тысяч на сто. Общий баланс был уже почти нулевой.
– Дружище, – сказал Иван Иванович, – мне пора документы подавать. Перемена фамилии – это у нас дело мешкотное, даже теперь. Не сомневаюсь в твоей конечной победе.
Сам-то я знал, что по строгому счету уже победил. Судите сами.
Если лотерейная компания оставляет на свои нужды около сорока процентов собранных сумм, а остальное пускает на выплату выигрышей, потеря этих сорока процентов запланирована, предопределена. И если потери игрока меньше этой величины, значит, теоретически он в плюсе. А если деньги практически не теряются – значит, эти сорок процентов я уже сделал. А уж если больше, значит, имел полное право обсуждать со стариком, будет он Петровым, Сидоровым или Гольдбергом для экзотики.
Заседание выдалось тихим. У Кости с Димой босс взял листочек, посмотрел недовольно и сказал:
– Не особо… Но как вы есть экзаменуемые, принимаем без обсуждения. Играть это, упаси боже, не станем, играйте сами. Я только гляну завтра, что у вас попало.
И, как уже повелось, отпустив всех, взялся за меня. Долго молча перебирал карточки, отвлекался и думал о чем-то, сняв очки. Потом снова надевал их и изучал листочки. Я ждал.
– Знаешь, что я тебе скажу, Ваня? – изрек он, наконец. – Я тебе скажу, что на этом листочке пахнет выигрышем. Прямо тебе скажу – пахнет! Но ты его понюхаешь и не получишь, потому что у тебя здесь кое-что лишнее, а кое-чего не хватает. И у меня в связи с этим сомнение: нарушить чистоту эксперимента или оставить все как есть?
– А что бы вы хотели?
– Хм… ладно, эту карточку оставь, как есть. Дай чистую. Вот смотри: это оставляем, это долой, а вот здесь я добавлю одну-единственную цифру. Сыграй, и посмотрим, какая разница между тобой и мной.
В варианте из десяти чисел он убрал три, одну поставил – совершенно неожиданно для меня, ибо эти 17 у меня в раскладе даже не фигурировали. Я сыграл и положил в карман к остальным.
На другой день вечером в магазине сводили еженедельный "дебет с кредитом", когда ворвался вихрем Колька и, вопя "Ура!", стал изображать в подсобке что-то вроде гопака вприсядку. Потом схватил меня за руку и, бешено вскидывая на ходу ногами, поволок наверх, в мою комнату.
Там на столе были разложены карточки текущего тиража. Его только что показали по телевизору. У стола стояли Мария, с озадаченным лицом, и Максим, непривычно бледный.
На карточках карандашом были подчеркнуты выпавшие номера.
Отдельно лежала карточка, заполненная Иван Иванычем.
Из восьми сыгранных чисел пять были подчеркнуты. И в том числе стариковы семнадцать. Было, отчего Кольке ходить вприсядку.
Но это Колька. Я почувствовал себя щенком, которого ткнули носом в собственную лужу.
Максим тоже знал, что это за карточка.
– Ну что? – спросил он. – Результаты уже объявляли. На четырнадцать тысяч баксов в этой бумажке. Как будешь делить? Твоих цифр четыре, одна его, ему двадцать процентов, а твое остальное. Так?
– Ты посчитал, сколько там было бы без этой его цифры? – поинтересовался я. Не знаю, так ли зловеще звучал у меня голос, как он впоследствии мне приписывал.
Тот прикинул:
– Баксов восемьсот будет.
Тогда я заорал:
– Какие, к черту, двадцать процентов? Ты что, не понял? Я же пересказывал тебе разговор! Меня как мальчишку утерли! Как последнего сопляка!
Колька "не въехал" и спросил деловито:
– А раз был уговор, значит, все отдавать?
На мальчишку орать было стыдно, и я постарался ответить как можно спокойнее:
– В деньгах тут, что ли, дело! Я бы сам ему еще столько же заплатил, чтоб только узнать, откуда он взял это семнадцать!
И объяснил ученику пятого класса, что по теории консеквенции цифра семнадцать на этот тираж нигде, никаким образом не "давала", как говорили игроки.
Некоторое время в комнате стояла угрюмая тишина, и все смотрели на меня. Тоже, нашли надежду и опору! Но если и мог кто сказать что-нибудь существенное, так это только я. И я сказал:
– Половину выигрыша я ему отдам. Может, и больше, если запросит. Но я должен все узнать про это семнадцать и откуда оно взялось. Можете считать, что я бык и мне показали красную тряпку. Для меня это дело чести. Неделя у меня на то, чтобы попытаться это сделать. Максим, что скажешь, если на неделю я брошу магазин?
– Переживем, – сказал тот, и глаза заблестели кровожадным блеском. – Неделю или сколько там тебе надо. Попросим помочь Абрама Моисеевича. Переживем, потому что чует мое сердце, Абак: если ты это прояснишь, ключ к сетке у тебя в руках!
И с похоронно-торжественным видом пошел вниз, к недоделанному "дебету с кредитом".
Таким образом, я засел за изучение числа семнадцать и всего, что с ним было связано. Колька сидел около меня дни напролет (эта неделя совпала с осенними каникулами) и ожесточенно грохотал "пивотроном". Погода на улице стояла дрянная, тоскливая, и это действовало угнетающе.
Дело, однако, надо было делать независимо от погоды и настроения.
Для начала я выбрал из статистики все варианты с нужной цифрой и обнаружил, что их совсем немного. Номер этот был не из самых ходовых, статистики для обработки не хватало. Потому я обратился к услугам шурина и ворчал на него нетерпеливо:
– Скоро ты мне достанешь то, что надо?
– Да нету твоего кола с кочережкой, – оправдывался мальчишка, – а все лезут дуськи да гуси-лебеди!
– Это что? – я не освоился с терминологией лотошников, и все эти дуськи, горбыли, табуретки и топорики меня путали.
– Два и двадцать два, – пояснил Колька. – Они лезут часто и часто парой. Если два достал – двадцать два сам выйдет.
Я решил оставить семнадцать – за эти дни ни в чем не повинное число успел возненавидеть – и проверить Колькино утверждение по поводу "Мы с Тамарой ходим парой".
Колька подождал, погромыхивая баклажкой, когда я дам команду продолжать. Потом ему надоело, он взял книжку и устроился у меня на лежанке читать. Потом заклевал носом и пошел спать.
Он проснулся в семь утра и босиком, в трусах и майке, пришлепал в мою комнату.
Лежанку он застал неразобранной, а меня – с красными глазами за компьютером. На тумбочке стоял пустой кофейник. Я еще разбирался с гусями-лебедями и всем, что они за собой потянули. Разбирательство предстояло долгое, но принцип был заложен.
Выключив экран, я повернулся к шурину:
– Колька, а скажи, чего бы ты сейчас твоя душенька желала?
– По-настоящему или понарошку?
– Конечно, по-настоящему.
– Ну-ну… он устремил в потолок глазенки. – В середине учебного года каникулы на месяц. Чтоб в Москве дрянь-погода, а мы на месяц в тропики.
– Сделаю, – сказал я.
– Врешь небось, – сморщил нос недоверчивый родственничек.
– Сделаю, – повторил я. – Помнишь, что говорил всегда Абрам Моисеевич? "Обещал оторвать ребенку голову – таки оторви! Или не порть авторитет взрослого.
– А когда? – поинтересовался плут.
– А когда хочешь?
– В марте месяце, у нас тут все расквасит, а мы на Варадеро – попы греть!
– Прохвост! Ты бы хоть спросил, за что тебе такое счастье.
– А за что?
– Не скажу.
– Значит, не сделаешь.
– Сделаю!
– Что, сплел сетку?
– Еще чего! Это, старик, работа на несколько месяцев. Но методику работы подсказал ты. Нечаянно.
Разумеется, он это сделал нечаянно. Многие сотни раз он вытряхивал фишки из горлышка баклаги и свежим детским взглядом подметил ту закономерность, что два и двадцать два часто выпадают вместе. Скажем, процентах в пятнадцати случаев.
Подозреваю, что то же самое, но на большем количестве случаев наблюдений за тиражами подметил Иван Иваныч.
Господа профессионалы и любители! Альфа и омега успеха в игре – наблюдение за статистикой. Оттуда идут все премудрости и вся интуиция. Не верьте в сон, чох, приметы и подсказки судьбы. Будьте просто внимательны. Особенно к тому, что лежит на поверхности.
Больше я на эту тему не скажу ничего. Потому что суть явления, которое я назвал консиденцией (от латинского concidencia – совпадение, и не ищите в словарях, это мой личный термин) до того проста, что еще пару слов – и любому олуху станет ясно. Я уверен, что этот велосипед в массовом порядке изобретали все мало-мальски квалифицированные игроки.
Само по себе это явление еще не в состоянии преподнести вам Джек-пот. Но умение им пользоваться повысит шансы еще процентов на пятнадцать. А кто соображает, тот поймет, что сто процентов случайности – это одно, восемьдесят пять – другое, а семьдесят, с учетом классической консеквенции – вовсе третье. И предстояло еще делать подробные таблицы на оба явления.
Но это я отложил на потом. Сначала надо было выспаться. А до того, как выспаться, зайти к Марии. Потому что вчера вечером в горячке я забыл это сделать.
Обычно часов в одиннадцать я стучал ей в дверь и заходил, не дожидаясь, пока ответят. Она читала, лежа на кровати – такой же лежанке, изделия Мишани. Они очень были удобны, эти рундуки, и для хранения вещей, и для сна, и для любви.
Короб, на совесть сбитый, не скрипел ни при каких обстоятельствах. При моем появлении Мария откладывала книгу и отодвигалась к стенке, давая мне место. Это повторялось неизменно каждый день, кроме тех – четырех или пяти в месяц – когда она разводила руками и говорила лукаво: "Йок, джана!" Это означало по-таджикски "нет, дорогой". Поболтав немного, я отправлялся восвояси. Когда "йок" заканчивалось, она сама заходила ко мне, приветствуя: "Хоп, джана!". И все повторялось сначала.
И вот эта традиция оказалась нарушена, ай-ай-ай, какая с моей стороны беспардонность! Мужчинам свойственно иногда увлекаться работой и забывать обо всем, даже о женщине, даже о самой любимой. А женщинам свойственно на это обижаться. И, несмотря на небритость и предрассветный час, я отправился к Марии, велев Кольке кофе намолоть, раз все равно проснулся.
Дверь не была заперта – такого у нас не водилось. В комнате стоял сумрак. Мария лежала, закутавшись в одеяло, как в кокон, глаза сладко склеены сном, и пахло от нее немножко медом. Может, это крем у нее был такой. Неважно! Важно, что это от Марии пахло медом.
Я потихоньку потянул за одеяло и чуть не рассмеялся – во сне она все равно придерживала край руками. Дернул еще раз. Мария, не просыпаясь, высвободила из-под одеяла руку, нащупала меня, сидящего на краю… и то ли вздохнула, то ли пробормотала: -…эль…
Сомнений не было: трехсложное испанское имя, с окончанием на "эль". Таких много.
Мануэль? Самюэль? Даниэль? Какая разница, как его звали? Внутри собрался жесткий комок. Что делать? Уходить?
Ну, нет. Если был такой придурок по имени Микаэль, или как его там, которому не был нужен запах меда от смуглых рук и брови, похожие на узкие стрижиные крылышки, и много что еще, что скрывалось в женщине со вселенским именем Мария, – провалился он к чертям, туда ему и дорога. А я умнее. Я никуда не уйду.
И я начал целовать персиковые щеки, и вздернутые к вискам уголки глаз, и лоб, полускрытый черными непослушными волосами, стараясь не поцарапать кожу теркой позавчерашней щетины. -??? Ты совсем сумасшедший? Спросила она изумленно.
– Угу, – отвечал я, зарываясь ей куда-то в ухо и делая вид, что задремываю.
– Ты феноменальный мужчина и феноменальный сумасшедший, – продолжала она убежденно. – Вообще ты, Иван…
Не знаю, что за комплимент она хотела мне отвесить. Я уснул, как провалился, и не помню ровнехоньким счетом ничего. Обидно даже.
В этот день я проспал до обеда прямо в комнате Марии. Остаток времени потратил на то, чтобы постараться привести в математическое состояние все экспериментальные данные. (Кто забыл школьный курс алгебры, дальше может пропустить.) Что классическое определение вероятности неприменимо к лотерее, меня не удивило.
Любой второкурсник знает, насколько ограничено его использование из-за того, что случайность в стерильном виде, вопреки утверждению Димы, явление исключительное.
Случайность же есть закономерность иного, неочевидного порядка. Неисследованное и потому неуправляемое.
А поскольку, согласно тем же Кузнецову и Демидову, случайное событие зачастую есть результат неполной информации о данном явлении, я постарался использовать всю полученную информацию с наибольшей полнотой.
Итак, выпадение четырех и более шаров с заданными номерами можно рассматривать как произведение n событий, где n больше/равно 4 и меньше/равно 6. Формула полной вероятности такого выпадения
4 2
C* C
43 6
____________________
6_
C 49
Если не учитывать дополнительные факторы, равные полной ерунде.
Но поскольку по теории умножения вероятностей вероятность совмещения событий А и В есть произведение вероятности одной из них на условную вероятность другой, поскольку некоторые условия появления на свет божий из лототрона того или иного номера известны и поскольку определение 2 этой теоремы не исключает зависимости событий – это другой вопрос.
Итак, по формуле полной вероятности вычислить, какие цифры появятся после тех, что выпали в предыдущем тираже, – это довольно индивидуальная вероятность. А потом проверить на предмет умножения вероятности их совмещение, используя свежеразработанные, полукустарные таблицы консиденции.
Я принялся за работу. Колька таскал с кухни термоядерной крепости кофе и горький "Гвардейский" шоколад. К вечеру, часам к девяти, была готова формула, дававшая приличную вероятность четырех чисел в ряду из двенадцати. При этом не использовалось ничего сложнее биноминального коэффициента Ньютона. До схем Бернулли или теоремы Лапласа, или прочей тяжелой артиллерии, приготовленной для взлома закономерностей лототрона, дело не дошло. Зависимость случайностей свела на нет целесообразность использования формул "случайности в стерильном виде", и снова я "чесал репу": система оберегала себя от проникновения устойчиво и надежно. Пощипывать по краям – это пожалуйста; а добраться до сладкой серединки – шалишь. Тут должна уже иметься счастливая случайность. То есть закономерность такого порядка, что добраться до нее – вопрос чистой удачи.
Но я ведь не жадный. Меня боле чем устраивал выигрыш полтора к одному, если он стабилен. Так и сообщил Максиму, который извелся весь в эти дни. Еще бы, работал за двоих и болел за меня, как за лошадь на скачках. И он одобрил скромность:
– Курочка по зернышку клюет и сыта бывает. Только проверить на стабильность – и с песнями вперед.
Сам он дотошно повторил мои расчеты исходя из тех же данных. Но цифры в конечном итоге у него получились почему-то другие. И я посоветовал другу попусту не рисковать. Раз мы партнеры и тянем этот невод сообща, что ему рисковать деньгами, излишков которых еще не образовалось?
Назавтра была уже среда – "присутственный день", как посмеивалась Мария.
Побритый и наутюженный, явился я на "профсоюзное собрание", приготовив на ожидаемые насмешки Ивана Иваныча тираду о том, что лес боится не того, кто много берет, а того, кто часто ходит.
Но насмешек не последовало. Франтом придя в павильон и напустив независимый вид, я вдруг обнаружил на лицах старика и прочих выражение совершенно похоронное.
– В чем дело, народ?
Ни слова не говоря, Иван Иваныч протянул мне основной бланк, сыгранный профсоюзом на прошлой неделе. Я взглянул и все понял.
В этой карточке и в той, что Иван Иваныч переделал из моей, совпадали только три цифры: пресловутые 17 и еще две какие-то, не помню уже. В профсоюзной игре использовалась цифра, не попавшая ко мне – 33, "жиды" по лотошной терминологии, в итоге из выигрышной комбинации угадали всего четыре номера. А мои 4 и 18, давшие в итоге куш, не фигурировали вообще.
– Убил, – сказал мрачно Иван Иваныч. – Без ножа зарезал! Как это ты, а? Старый я дурак! Ах, дурак! На пенсию пора, Ваня. Ты подумай! Была у меня в голове четверка эта, – но не взял в вариант. Ах, осел я, осел!
– Не убивайся, – утешил я его. – Издержки профессии. Я вот тоже думал насчет тридцати трех. Но у меня к этой цифре предубеждение. (Старик слабо усмехнулся: лотошные термины тоже знал.) Иван Иваныч, делимся по справедливости: Одна пятерка ваша. Идет?
– Идет, – вздохнул он. – Сынок, справедливо, но не утешает. Если бы я внимательнее изучил твои номера, – ты же не жался! – если бы не форсил перед тобой, я бы эту же пятерку сам взял. Только не говори, что деньги те же. Деньги те же, да только форс не тот. Ты понимаешь, о чем я.
– И я о том же! Если бы не жался и дал "жидов", делили бы сейчас Джек-пот.
Только вздохнул с присвистом сзади Юрий Палыч.
– Знать бы, где упасть, – махнул рукой Скобелев. – Что упустили, то упустили.
Отнесем на издержки производства и на то, что сами виноваты. Ну, давайте жить дальше. Что принес?
И в наглую переписал мою карточку, хотя сам такого никогда не одобрял. Даже обсуждения не было – так расстроились. Просто сдублировали мой вариант.
Старик снова предложил меня подвезти.
– Что с деньгами-то делать будешь?
– Сделай заначку на будущее. Полоса везения может закончиться.
Я не был согласен.
– Пятерку поймать – это везение. А четверку можно рассчитать. Вы же не тычетесь наугад?
"Москвичок" нырнул на обочину и встал.
– Не поделишься, сынок? Не волнуйся, не прошу халявы. У меня тоже кое-что за душой имеется. Без моей циферки не было бы твоей пимпочки?
– Верно. Но, между прочим, в пролете я бы не остался все равно. Надежнее и безопаснее брать понемногу, но постоянно.
– А еще говорят, французы любят шампанское?
– Нечего меня подковыривать! – рассердился я. Нашел листок и написал на нем формулу стандартного интеграла вероятности.
Старик посмотрел квадратными глазами из-под квадратных очков.
– Что за дребедень?
– Основа любой лотереи.
– Сынок, Дима меня чем-то похожим уже пугал. Ну и вышел пшик, как всегда.
– Мелко плавал Дима. Основа не есть конечное решение. Лотерея есть сочетание закономерностей и случайностей различных порядков. Единой формулой их не возьмешь. Нужен комбинационный подход. Есть формула наибольшей вероятности – по ней можно играть, не теряя деньги. Но что касается рецепта джек-пота – его таки нет в природе. Точнее, есть, но это закономерность уже иного порядка, который рассчитывать не научились. И пятерка где-то посередине.
– Сынок, – вдохновенно сказал Иван Иваныч, – что ты там говорил про комбинационный подход? Разные ведь есть способы. Я не проигрываю столько лет – значит, мой подход твоего стоит. А если мы их скомбинируем – все у нас держитесь!
Минуты две я размышлял. Методы старика явно кое-чего стоили, поскольку я подозревал, что он давно имел на вооружении что-то вроде моей консиденции.
– Хорошо, – сказал я. – Секретов держать не буду. В следующую среду принесу книги и устрою ликбез исходя из семи классов образования. Адаптирую как-нибудь.
И напоследок, у платформы, утешил старика:
– Иван Иваныч, работали вместе и за выигрышем вместе поедем.
В следующую среду, когда мы встречались на привычном месте, весь профсоюз пребывал в состоянии приподнятом. Несколько десятков мелких выигрышей дали больше двухсот процентов, и гнусил один жадный Юрий Палыч:
– Я-то настроился, думал, по науке каждую неделю по пятерке будем снимать…
– А кто это – мы? – осведомился Толя.
– Ну, мы… профсоюз.
– Иван тебе что – крепостной или нанятый мозгами шевелить?
Балабола терпели только из-за отсутствия замены. Обо мне разговор даже не шел.
Все понимали, что если у самого получается настолько недурно, смысла с кем-то объединяться у меня никакого. Я не любитель выяснять отношения, чего почти невозможно избежать в любой команде. И если я разок прокатил всех на горбу за просто так, то впредь благодетелем оставаться не собирался.
Костю и Диму "заслушали и обсудили" еще до моего прихода. У "быка" было "глухо, как в танке", потому что работал он, по словам татарина, методом слепого тыка.
Дима за две недели дважды приносил по искомой цифре – но этому никто не радовался.
– Как же не хочется дела иметь с этим голубчиком от слова "голубой", – сокрушался Иван Иваныч. – Дрянь болотная! Кстати, Ваня, он уже знает, что на нашем терминале взяли пятерку и что взял ее ты. Он визитную карточку оставил, вот – старик протянул перламутровую картоночку Я смотреть не стал. Пока профсоюз заканчивал дела, сыграл свой вариант и просто ждал, когда босс освободится. Мою папку распирало от. "Краткого курса высшей математики".
Однако ликбез не удался.
Расположившись за дальним столиком, я уже объяснял старику общие принципы вероятности, и это он схватывал лихо: сколько лет он с этим явлением работал, не задумываясь об основаниях и положениях, и ко многому пришел эмпирическим путем.
Но как только дело дошло до простейших символов и формул, старик стал тормозить и наконец совсем застопорил.
– Тезка, брось свой талмуд. Ничего я в нем не пойму, хоть ты им меня по башке тресни.
– Значит, учитель из меня неважный.
– Брось! Это ученик у тебя с усохшими мозгами. Восьмой десяток разменял, а школу закончил, когда твоих мамы с папой на свете не было. За парту мне поздно, а нахрапом взять тут думать нечего. Владей своей премудростью сам. А моя – вот она.
Она у меня, брат, попроще.
И старик извлек из своего портфельчика стопку тетрадей и книгу в пластиковой обертке.
Я раскрыл книгу и чуть не упал со стула. Многолетней давности издание именовалось "Как играть в Спортлото".
Нет, коллектив авторов вовсе не был кучкой шарлатанов. Они советовали играть систематически. Но это были системы… ну как бы это назвать…
Вот, например, советовали правое поле перекрывать вариантами по типу: 123456, 234567, 345678 и так до конца. Чтобы выиграть по такой схеме, надо ждать миллион лет.
Другая система советовала отмечать один вариант и играть его длительное время: мол, когда-нибудь попадет. Лет эдак через двести пятьдесят.
Подобным хитростям, основанным на классическом определении вероятности, числа не было.
– Сколько ж вы, Иван Иваныч, на этом денег угробили?
– Заплачено, брат, за науку! Все я тут перепробовал досконально и пришел к выводу: нарочно путают, чтоб деньги с народа слупить по заданию партии и правительства. Но кое-какое рациональное зерно я ухватил: я стал искать закономерности.
"Вот оно, – подумал я, – закономерности в случайном." Меж тем мой собеседник положил на середину две объемистые амбарные книги. На обложке одной из них было написано: "Первый исход", другой – "Второй исход". Я открыл первую.
В ней были расписаны таблицы, определяющие порядок выпадения номеров. Сорок девять разделов, в которых после выпадения номера такого-то следует скорее всего ожидать выпадение номера этакого с вероятностью в столько-то процентов, по убывающей. Это не был расчет. Это были наблюдения за много лет, за сотни и сотни тиражей, за тысячами падений нумерованных шариков. Объяснения феномену не давались, обобщения не делались. Словно вышивальщица бисером, терпеливо, год за годом, старик набирал это панно острой иглой наблюдательности, и скрупулезно уточнял результаты каждый год. Это было нечто вроде таблицы Лапласа для данной серии вероятностей. Кое-где я замечал расхождения его результатов со своей таблицей консеквенции, и обозначения шли не в дробях, а в процентах, но в целом картина сходилась. Я только охнул:
– Старина, это же каторжная работа! Я это рассчитал по формуле в сутки.
– Не понимаю я этих кудрей,- махнул рукой Иван Иваныч. – По-моему, оно надежнее.
А с той заумью на моей памяти один ты толка добился.
– С одним этим и я б не добился ничего.
– Так и у меня это не все!
И я открыл тетрадь с надписью "Второй исход".
Там была… моя таблица консиденции. По-другому оформленная, но я об эти числовые ряды уже глаза намозолил.
– Такое и у меня есть.
Старик посмеивался.
– Это слишком просто, чтоб я один оказался такой умный. Одно невдомек: почему-то мало народа догадывается. Но только и это еще не все.
И выложил третью тетрадь, тоненькую, с надписью на обложке: "Подвохи".
Оригинальный термин… Я развернул тетрадь, посмотрел на цифры, поставленные парами и тройками… и ничего не понял.
Иван Иваныч от моего замешательства пришел в восторг, хихикал и потирал руки.
– Не все вам, грамотным, нас, стариков, учить! Догадайся!
Но я "чесал репу" и не понимал, в чем подвох.
– Даю подсказку: "семнадцать" взял отсюда.
Но и это ничего не прояснило. Я взмолился:
– Ладно, уели таки вы меня, уели! Что это?
– Это, Ваня, когда по всем приметам должен идти один номер, он не выходит, а вместо него выходит заменитель. Я частенько дублирую верные номера подвохами. Но тут уж никаких расчетов, никаких кудрявых формул. Голое чутье. Можешь списать, я добрый.
– Иван Иваныч, вы что? И таки даром? Оно же стоит бешеных денег. Ваша математически неграмотная работа по объему и уровню исследований тянет на хорошую диссертацию.
– Наплюй, – сказал старик сумрачно. – Ты малый правильный. Сколько у меня было случав, как с твоей пятеркой? И редкий-редкий раз находится среди сукиных детей порядочный человек, чтоб поделиться. Не то чтоб я жадный такой – плевать, я себя и старуху обеспечил. Из принципа вредно становится! Видел, как у нас над номерами дрожат? А ты на той неделе вариант отдал не глядя. Не заикнулся даже ни о чем. И знаешь, этим ты меня, тезка, убил. Наповал и окончательно. Ты, сынок, только и будешь игроком, потому что игра не терпит жадных. Костя жадный, Дима еще хуже, и никогда к ним масть не пойдет. А к нам пойдет. Потому что мы за мастью гонимся, а не за деньгами, ну ты понял, о чем я, не знаю, как там оно по-научному.
А может, ты такой, потому что не русский прохвост. И кстати, прости за иерусалимского казака, не от ума я это ляпнул. В общем, бери подвохи. Остальное, вижу, у тебя есть. Остальное – это основа. Но это – изюминка в хлебе. Сам ты видел, как это работает.
Но я тетрадь не взял.
– Мне так неинтересно.
– Какого тебе еще рожна горячего? – фыркнул Скобелев.
– Понимаете, я не жадный, но таки я еще и не игрок совсем. Я математик. Строго математик. Я занялся игрой из спортивного интереса, не из-за денег. Мне интересно, чтобы я думал сам. Вы, по сути, делали ту же работу, что и я. Но вы не знаете, почему выпадают друг за другом цифры, а я знаю. Вы нашли подвох, то есть взаимозаменяемость цифр, но не знаете, почему они друг друга заменяют. Это уже совсем другой уровень закономерности. И я хочу его просчитать.
Иван Иваныч хмыкнул.
– Сделаешь докторскую и будешь доволен, спортсмен. А нас без хлеба оставишь на старости лет.
– Таки вы зря. Даже ежику понятно, что подобные вещи не идут в открытую публикацию. Уверен, что все это было открыто много раз разными людьми независимо друг от друга. Но все держали открытие при себе, и в результате мы изобретаем велосипед.
Скобелев помолчал немного, поскреб обложку тетради ногтем, вздохнул.
– Ваня, не два ли мы с тобой дурака? Люди рвутся к этим вещам заработать денег, возьми хоть того же Диму, или Юрий-Палыча, да они бы зубами ухватились за бумаги эти, и хапать стали бы ртом и задницей, прости господи! Жрать бы им в три горла.
А мы? В цифирки играем, старый да малый.
– Иван Иваныч, да пусть все говорят, что дуракам счастье! Иван – он дурак и есть, два Ивана – дурдом ходячий. Это как в сказе: пусть они умные, все равно мы всех обставим, потому – Ивану это по должности положено.
– Обставим, говоришь? – Глаза старика заблестели. – Тогда, Иван мой умный, один тебе совет, или может, просьба. Да я об этом уже говорил… Сетка! Мне она оказалась не по зубам. Ты, конечно, голова, но и я еще из ума не выжил. Вот когда поедем за выигрышем, я захвачу свои наброски. Не халява, Ваня, совместная работа у нас будет. Не забудь записать тогда меня в соавторы диссертации.
Через день мы поехали получать наличные деньги. Мелкие выигрыши выплачивала Любашка – на это хватало того, что играли прочие посетители. "Я вас тут всех за Костиков счет содержу!" – язвила она, когда мордоворота не было поблизости. Но случалось, что не хватало на выигрыш и дурных Костиковых денег. Мы встретились в Новогиреево и на невзрачном зеленом "Москвичонке" поплелись через всю Москву, забитую пробками по случаю первого снегопада, в главную контору на Пятницкой.
Просто, почти бедно одетого старика в европейски обставленном офисе встретили как старого знакомого: не первый раз он пощипывал из этого стога. Но меня, как оказалось, в этом месте тоже знали. За дверью узорного стекла с табличкой "Старший бухгалтер", у стола с шикарным компьютером и другими признаками респектабельности нас встретил не кто иной, как томный мальчик Дима.
– Давно, давно вас ждем, Иван,- нежная ладошка попыталась изобразить рукопожатие.
– От души поздравляю. Вам, Иван Иваныч, появился опасный соперник.
Глаза старика, увеличенные сильными линзами, щурились, как у кота.
– Пустое, Дима! Нас Костя один прокормит. А мало ли таких Костиков?
– Достаточно. Значит, вы считаете, что на всех хватит? Вы, как бы сказать, показываете ему сюда дорожку?
Как-то странно он спрашивал, и я поспешил поставить все на свои места, сообщив, что у Ивана Иваныча свой бубновый интерес и третья доля в выигрыше. У Димы от такой новости съехали набок очки и порозовели уши, но спрашивать он ничего не стал. Начал оформлять документы на выплату и с особенным вниманием изучал мой паспорт: имя, отчество, фамилия, год рождения, прописка. Фиктивная, естественно, прописка, в месте, где я ни разу не бывал, за три года вперед уплатив старушке – божьему одуванчику. Даже сунул нос в штамп загса. Хотя зачем ему?