29

— Не понял… — пожимает плечами Подполковник. — Ну, и чем нас-то с вами может нынче заинтересовать утопший «Белгород»? Не он ли протаранил Башни-Близнецы, в отместку за ту Останкинскую телевышку? — так точно не он…

— Нет, ну как же… — Чип уже, похоже, ощутил вдохновение инспектора Гастингса, улучившего, наконец, случай тактично указать Пуаро на некую просмотренную тем версию. — Ракета та с «Белгорода», так? Подлодка перед учениями загрузила 15 «Гранитов» вместо штатных 16-ти, хотя по всем документам боезапас значился как полный. По ходу учений лодку топят — и концы в воду, в самом точном значении, а недогруженную ракету толкают налево. По-моему, все четко и логично; понятно теперь и почему власти про гибель «Белгорода» всё время темнят и врут напропалую… А вам — с вашими связями в оружейном бизнесе — отыскать следы той ракеты совсем несложно…

— «Четко и логи-ично!» — передразнивает Подполковник; видно, что непрошеные Чиповы подсказки отчего-то задели его всерьез. — Не лез бы ты, брат, в дела, в которых ни черта не смыслишь!.. Версия эта, чтоб ты знал, просто-напросто загодя припасенная эпитафия на нашу братскую могилку, написанная таким языком, чтоб был понятен обывателю, воспитанному на голливудских триллерах. Потому как додуматься до такой форсайтовщины мог только человек, вообще ни уха ни рыла не смыслящий в делах нынешней Российской армии! Это армия, где офицеры продают в рабство собственных солдат, а оружейные склады Тихоокеанского флота взрываются каждые два месяца, с регулярностью отбиваемых склянок — поскольку «спасти нас от ревизии может только кража». Да за каким дьяволом затевать хитроумнейшую и рискованнейшую комбинацию с утоплением лодки, если «Гранит» тот — уж поверь специалисту! — можно раздобыть тихо, «без шума и пыли», минимум тремя способами?.. Я тебе больше скажу: бардак в войсках сейчас таков, что, если бы «Белгород» на тех учениях и вправду захотели утопить, так он плавал бы по сию пору целым и невредимым — ставлю мерс против зажигалки… А что российские власти про «Белгород» «темнят и врут напропалую» — так они врут всегда, по любому поводу. Это у них уже чисто рефлекторное: первым делом — наврать, а уж потом думать: да была ли в том вранье нужда?

— А впрочем, спасибо, Чип, — внезапно усмехается Подполковник. — Одно содержательное умозаключение ты мне сейчас действительно подарил.

— Какую мысль? — расстроено откликается наш «Гастингс».

— Что автор плана «Ассасин» слабо петрит в нынешней российской жизни — при том, что он вообще-то Россию знает весьма и весьма неплохо… А поскольку людей, способных додуматься до столь блестящего оперативного плана, легко перечесть по пальцам, начну-ка я, пожалуй, с Марка Вульфсона: что он там нынче поделывает, в своей отставке без мундира?

— А кто это — Марк Вульфсон?

Подполковник на миг замирает, потеряв дар речи — вроде как Чип остолбенел бы при вопросе: «А кто это — Линус Торвальдс?»

— М-да… сик вот она и трАнзит, глориа мунди… Ну, хоть Ле Карре-то ты читал — «Шпион, вернувшийся с холода»?

— Читал. Отличная вещь! А при чем тут…

— Помнишь тамошних ГДР-овских разведчиков? Так вот, Фидлер — печальный еврейский интеллектуал, которого британцы исхитрились подвести под его собственный внутренний трибунал руками мерзкого гитлрюгендовца Мундта — это и есть Марк Вульфсон, бессменный шеф внешней разведки ГДР; изображен с натуры, один в один. С одной только поправочкой. Бывшему британскому разведчику Дэвиду Корнуэллу — «Джону Ле Карре» — только и оставалось, что сумблимировать посредством таких вот литературных инвольтаций, как «Шпион с холода». На самом-то деле всё обстояло ровно наоборот: это как раз Вульфсон имел все западные службы , включая родную корнуэлловскую СИС — как хотел и сколько хотел…

Это был великий разведчик, Чип, по-настоящему великий; умница и идеалист, коминтерновец той еще выделки, вроде незабвенного Макса. И еще — он никогда не сдавал своих людей. То, что он их неукоснительно вытаскивал из западных тюрем в случае провала, выменивая хоть бы даже и одного на дюжину — это еще не диво; но вот то, что он никогда не позволял партийным инквизиторам устраивать охоту на ведьм в своей Конторе — это и вправду было невероятно… Ну, вроде как партайгеноссе Геринг с его бессмертным: «В моем Ведомстве я решаю — кто еврей, а кто нет! Ясно?!» И когда всё рухнуло, Вульфсон опять-таки не сдал никого — ни сотрудников, ни агентов, хотя давили на него весьма и весьма… Хотел бы я работать под таким шефом.

— А что с ним сталось?

— В 89-ом Горбачев «за спасибо» сдал Восточную Германию, даже не выговорив взамен судебного иммунитета для ее лидеров — чем привел в несказанное изумление руководство ФРГ. Тут можно было бы много чего сказать, остерегая от такого обращения с союзниками — от по-американски циничного "Мерзавцы, конечно, но ведь наши мерзавцы" до чисто детского «Если ты кого-то приручил, ты за него в ответе», — но наш любитель консенсусов слишком спешил получить свою Нобелевскую премию мира… Вульфсон, разумеется, при желании мог без проблем исчезнуть из Германии, но — остался: не стал срывать абажур и невозмутимоожидал, пока за ним придут . Похоже, западники простили бы ему всё, что угодно, но только не такое вот демонстративное «Идите вы все на…» — так что пришли за ним очень быстро…

Вульфсона, отставного шефа внешней разведки , судили трижды, и это было что-то с чем-то даже на фоне всей тогдашней вакханалии с «правосудием победителей» — особенно учитывая, что тех в Штази, кто гнобил диссидентов, никто и пальцем не тронул. Сперва ему пытались пришить «государственную измену в форме шпионажа»; адвокаты попросили разъяснений — "А какому же именно государству изменил обвиняемый?" и, в свою очередь, вежливо объяснили, что квалифицировать служебную деятельность главы разведслужбы суверенной державы как «шпионаж» — это юридический нонсенс. Потом последовательно возникли и отпали обвинения в имевших место по ходу разведопераций убийствах, пытках и связях с террористами (это, как выяснилось, шло по линии других департаментов Штази) — впору освобождать вчистую… Тут западное «общественное мнение» (формируемое как раз теми, кого Вульфсон четверть века выставлял на всеобщее посмешище) впало в совершеннейшее неистовство и, топая ножками, наехало на суд в лучших обкомовских традициях — «А я хочу, чтоб он сидел, и точка! Иначе — ПАРТБИЛЕТ ПОЛОЖИШЬ !» Короче, с третьего захода, перешерстив все досье БНД за 40 лет, присудили: по ходу тех закордонных операций Вульфсона убийств, пыток и терактов — таки да, не было, но случался киднепинг; странно, что не довесили еще и «подделку документов» — тут тоже дело было бы верное… Итог — два года условно, плюс — на закуску — лишение государственной пенсии.

Вульфсон плюнул и съехал на ПМЖ в Италию. Пишет там книжки — идут нарасхват, шутка ли: бывший шеф пятой по мощности разведслужбы мира… Вот я и думаю, Чип — а не сочиняет ли он там, помимо книжек, и еще что-нибудь эдакое?

30

Благодатный полуподвальный сумрак маленького патриархального кафе; до чего ж славно юркнуть в такую норку после отчаянного крысиного прошмыга по раскаленной средиземноморским солнцем сковороде рыночной площади!.. У задней стены, сплошь завешенной фотографиями кинозвезд и футболистов — допотопный музыкальный автомат; парень и девушка в серо-голубых футболках Йельского университета только что до отвала накормили его монетками, и теперь он благодарно мурлычет им свои каприччио. Помимо неизбежных «туристо американо» наличествует и столь же неизбежная для европейских кафе парочка пенсионеров-шахматистов: один — седовласый, с артистически взлохмаченной шевелюрой, второй — бритоголовый, с породистым лицом римского патриция.

— Синьор Марко! — окликает из-за стойки хозяин. — Вам кофе по-турецки, как обычно?

Бритоголовый неспешно оборачивается на зов.

— Да. Свари-ка из тех зеленых зерен, что ты показывал в прошлый раз.

Хотя его итальянский здорово хромает, хозяину кафе явно импонирует стремление гостя общаться на местном, так сказать, диалекте — уж каком ни на есть. Шахматный же партнер бритоголового, напротив, предпочитает нынешний язык межнационального общения :

— Шах!.. Да, кстати: я тут купил твою книгу, английский перевод…

— Которую из?..

— «Секреты русской кухни». Я-то сдуру решил, что это про политику, а там — вполне натуральная кулинария!

— Да, многие сочли это форменным надувательством, эдаким «Королевским жирафом», — хмыкает бритоголовый; пару минут он обдумывает позицию, после чего конь его внезапным прыжком преодолевает пешечный частокол противника. — Боюсь, Чезаре, твоя затея с шахом была не слишком удачна: теперь размен ферзей неизбежен, и в эндшпиле я сохраняю лишнего слона. Это будет довольно скучно, но ходов через пять я тебя дожму. Возражения будут?

— Гм… пожалуй что нет… Кстати, Марко, ты никогда не рассказывал, что жил в России.

— Так ты не спрашивал, — пожимает плечами бритоголовый; он на миг отворачивается, принимая («Граци, Витторе!») из рук хозяина свой кофе. — Это ведь было очень давно — до войны и в войну. В ту войну…

— А чем ты там занимался, если не секрет?

— Учился на шпиона. Какие уж тут нынче секреты…

— Шутишь?!

— Какие там шутки!.. С началом войны всех немецких эмигрантов-антифашистов… или вернее так: всех, кого НКВД не успело расстрелять по ходу разнообразных чисток и сдать с рук на руки коллегам из Гестапо по Пакту 39-го года… короче, всех нас по мобилизации сгребли в разведшколы.