1

Карибский пляж: ослепительно-белый коралловый песок, рифленые стволы пальм, обленившийся от жары прибой; одним словом – антураж из рекламных роликов. Под тентом маленького кафе – пара: потрясающая девушка (кареглазая блондинка) и парень в очках – худенький, отнюдь не Аполлон, но крайне обаятелен. Девушка хулиганит – посылает недвусмысленный приветственный жест обрюзглому американу, заставляя того немедленно пуститься в униженные объяснения с женой – самоуверенной раскормленной бабищей гренадерских пропорций. Парень укоризненно качает головой:

– Слушай, Ёлка, это бесчеловечно!

– Че-пу-ха! Ревность – лучший цемент для семейного дома, это я тебе как дипломированный психолог говорю! Ладно, ну их всех… Знаешь, у меня странное чувство: будто я смотрю кино – со мною в главной роли. Свадебное путешествие на Антилы – кто бы мог подумать…

– Ничего, Билл Гейтс не обеднеет… Просто у каждого поколения свои символы жизненного успеха: у деда был – орден Ленина с двузначным номером, у отчима – титул “атомного академика” в тридцать шесть и директорская черная “Волга” к подъезду… ну, и лейкемия в сорок четыре – уж как положено. А мы – попроще будем, с нас вполне хватит свадебного путешествия на Антилы за деньги Microsoft, точно?

– Ты там не скучаешь по Москве, в своем Сиэтле? По ребятам?..

– В НАШЕМ Сиэтле, ты хочешь сказать?.. И потом, я ведь, в некотором смысле, живу внутри компьютера… Мне, по большому счету, без разницы – что Сиэтл, что какой-нибудь Хабаровск, лишь бы кофейная чашка на краешке стола не пустела.

Девушка порывисто обнимает парня; на лице – выражение полнейшего счастья:

– Ну, может я и не бог весть какая хозяйка-рукодельница, но уж кофием-то я тебя точно обеспечу. На первое обзаведение…

Девушка водворяется в свое пластиковое кресло, и в возникшем между их головами просвете возникают трое приближающихся негров. Одинаковые светлые костюмы, каменные рожи, черные очки; короче – тонтон-макуты.

2

Тонтон-макуты – у столика. Предъявляют значок – летучая мышь, несущая в коготках череп:

– Секретная полиция! Вы арестованы по подозрению в причастности к международному терроризму и контрабанде наркотиков.

Наручники на запястьях девушки; ее грубо вытаскивают из-за столика. На лицах пары – то специфическое, непередаваемо СОВЕТСКОЕ выражение, что возникает у всех нас при подобном общении с ВЛАСТЬЮ. Не американы – однозначно…

У парня (как-никак – Сиэтл!) хватает еще мозгов на то, чтобы вякнуть:

– А как же – звонок адвокату?

Старший из тонтон-макутов – худощавый, подвижный, скорее даже не негр, а мулат, успокоительно кивает:

– Обязательно. У нее там будет самый лучший адвокат, поверьте!

Правый, толстопузый, тонтон-макут при этих словах начинает неудержимо ржать, но осекается под взглядом старшего. Тот продолжает, обращаясь к парню:

– Вы, кажется, из России? У вас там есть замечательная идиома: “ORGANY RAZBERUTSA”. Это как раз ваш случай.

Девушку, пребывающую в полном ступоре, заталкивают в подрулившую машину – огромный черный лимузин с тонированными стеклами. Парень наконец спохватывается:

– А ордер? И вы же должны представиться!

Старший лениво бросает через плечо:

– Простите, запамятовал. Я – капитан Конкассёр.

– Вы что, шутите?

– Ничуть.

Машина отъезжает. Парень оцепенело глядит ей вслед и тут только обнаруживает зажатый в собственном кулаке пластиковый стаканчик. Вслух читает надпись на нем: “Баунти. Райское наслаждение” – и его начинает корчить от смеха. Истерика.

3

Тихая улочка. Обшарпанное здание полицейского управления осенено государственным флагом, выцветшим под тропическим солнцем до полной неразличимости рисунка; у крыльца – армейский джип-развалюха. В комнате, за столом – милейший старый негр (чистый дядя Том) в мятом мундире с линялыми нашивками инспектора:

– …Этого не может быть, сэр! У нас на весь остров – десяток полисменов, четверо из них – мои родственники. А последний арест у нас тут был… я уж и не упомню когда – болельщики подрались после футбола…

Тут он вдруг осекается и, меняясь в лице, тихо просит:

– А ну-ка, парень, опиши мне еще разок этого твоего… Конкассёра. Ты кроме черных очков хоть чего-нибудь запомнил?

По мере рассказа потерпевшего инспектор как-то весь съеживается и убирает голову в плечи. Потом, крякнув, достает из тумбы стола початую бутылку рома, наливает в стакан где-то на три пальца и подает парню:

– Ну-ка, глотни. Считай, как лекарство!

Тот механически выпивает. Инспектор приступает, отводя взгляд и бесцельно водя ладонью по поверхности стола:

– Прям и не знаю, как начать… Короче – девушки своей ты больше не увидишь. Нету ее больше. Считай это за факт. А что ты сам пока еще жив – это, по сути, чистое недоразумение. Недогляд.

Парень безмолвно слушает, чуть приоткрыв рот – тут приоткроешь…

– Такое дело… Остров наш принадлежит мистеру Бишопу – во-он его вилла на горе. От господина президента до последнего муниципального мусорщика – все у него на жаловании… ну и я в том числе. Откуда денежки – сам понимаешь, чай, не маленький…

– Кокаин?

– Я этого не говорил… Но тут не в одних деньгах дело. Охрана его – ну, ты их видел – держит весь остров во как, – и “дядя Том” демонстрирует свой мосластый кулак. – Парни оторви и брось, и все как один пришлые, неведомо откуда; ни родственников, ни друзей… А самое-то, самое главное… – тут инспектор невольно оглядывается и понижает голос. – Он – Барон Суббота, так что ни один черный против него никогда не пойдет.

– Барон Суббота, – морщится парень, – это вроде повелителя зомби?

– Не надо б вам, сэр, такие вещи вслух произносить, хоть даже и днем!.. Ну, а белые его называют – Драконом. Поскольку каждый год на острове исчезает девушка – самая красивая. С концами… Такие дела. Только вот с тобой у них вышла промашка: по моему разумению, нельзя им было тебя отпускать, никак нельзя. Так что линяй-ка ты отсюда, парень – может, еще выскочишь. Аэропорт-то наверняка уже перекрыт, так что попробуй к рыбакам: тут на лодке можно хоть до Багам, хоть до Гаити – там и то лучше. Давай, в темпе: вообще-то я б должен тебя задержать…

Парень неверными шагами направляется к выходу, и тут на столе у инспектора звонит телефон. Тот несколько секунд обреченно глядит на аппарат – старый-престарый, еще эбонитовый – и потом осторожно снимает трубку:

– Полицейское управление! Инспектор Джордан.

Вслушивается в бурчание трубки, и не сводя глаз с удаляющейся спины парня, тихо отвечает:

– Так точно, сэр, был. Уже ушел. Минут… минут эдак двадцать назад. Вроде, в аэропорт.

Наливает себе рому – полный стакан, выпивает единым духом. Некоторое время сидит, спрятав лицо в ладонях. Потом медленно поднимает голову; видно, что в глазах у старого негра – неподдельное горе:

– Двадцать минут я тебе подарил, парень. Всё, что смог. Прости, если можешь…

…Парень бредет по городской улице – сам не зная куда. Вдали мелькает карибский карнавал, навстречу прется небольшое стадо галдящих туристов, увешанных фотоаппаратами… И вдруг парень застывает как вкопанный: из небольшого ресторанчика до него долетает тирада на великом и могучем:

– Боря, ну объясни ты, блин, этому козлу, чтоб по-человечески их сварили, в воде! Что за изврат – раки в гриле! И пива пускай подадут нормального, чешского, а не этой мочи штатовской!

4

За столиком пустого в этот час ресторанчика – трое: сухощавый брюнет с мужественным медальным профилем, охрененных размеров “пельмешек” кил эдак на сто с гаком (но не жирный а именно здоровенный), и пожилой, совершенно седой мужик с несколько асимметричным, явно “собранным из кусков” лицом, рассеяно изучающий местную газету. “Пельмешек” тычет сосискообразным пальцем в блюдо с креветками-гриль, адресуясь к совершенно обалделому мулату-ресторатору:

– Берешь… Ну, тэйк! Уотер, солт, энд… как же, блин, лаврушка-то будет?

– “Bay leaf”, – роняет со своего места медальнопрофильный, которого явно забавляет лингвистический квест “пельмешка”. – Помнишь, Ванюша, бейлифа Ноттингемского?

Седоголовый же со вздохом опускает газету и принимается лично инструктировать чуть воспрянувшего духом мулата на каком-то явно не-английском наречии. Наконец ресторатор исчезает с глаз долой вместе со своим злосчастным грилем, а седоголовый укоризненно оборачивается к “пельмешку”:

– Знаешь, Ванюша, чего он сейчас думает? “Воистину, причуды этих НОВЫХ РУССКИХ не знают границ! Раки – в кипятке, придет же в голову такая дурь!” И не лень тебе скандалить – в такую жару…

– Нич-чё!.. Знай наших! – и “пельмешек” воинственно водружает на стол пару своих гиреобразных кулачищ. – А вы по каковски это с ним, товарищ подполковник?

– По-креольски.

– Ну, блин, круто!.. Не, а есть – для примера – хоть чего-то, чему б вас в Аквариуме не обучали?

– Креольскому – как раз не в Аквариуме…

И тут в разговоре возникает пауза, поскольку к столику их подходит без приглашения давешний парень. Он уже более или менее взял себя в руки, а в глазах его явственно разгораются огоньки безумной надежды:

– Извините, вы – не из России?

Троица некоторое время разглядывает надоеду, однако кончается тем, что медальнопрофильный роняет-таки, хоть и с вполне зимними интонациями:

– Допустим. В чем проблема?

– Не посоветуете, часом – где тут можно оружие достать? Пистолет, а лучше автомат. Плачу любые деньги, – и с этими словами парень выкладывает на стол извлеченную из нагрудного кармана кредитную карточку – наверно, так и выглядела золотая пайцза Чингисхановых нойонов…

Немая сцена.

“Пельмешек”-Ванюша возводит очи горе:

– Не, блин, ты только глянь… и сюда за нами увязались!.. Слышь, Борь – следующий раз в Антарктиду поедем оттягиваться, может хоть там не достанут…

Седоголовый подполковник непроницаемо молчит, разглядывая свои ногти. А вот медальнопрофильный берет карточку, и, повертев ее в пальцах, внезапно интересуется:

– Любые деньги – это сколько?

– Ну… Тысяч тридцать-то снять можно…

– Тридцать тонн – это, извини, пыль, а не деньги, – с этими словами он щелчком отправляет карточку по скатерти обратно в сторону парня. – Да и потом – на хрена тебе оружие? Застрелиться? Ты ж, небось, и в руках-то его не держал – кроме как на институтских сборах? Да ты присаживайся, в ногах правды нет…

– Благодарю вас… А держал-не держал – это уже без разницы. Мне жену спасать надо…

– От кого спасать-то? – хмыкает Ванюша. – От хахаля, что ль, какого здешнего, черножопого?

– Нет, – парень сидит чуть прикрыв глаза и стиснув кулаки, бледный аж в зелень: он вдруг с нездешней ясностью уразумел, что этот его шанс – первый, и он же последний. – Ее увезли люди здешнего наркобарона. Местные зовут его Драконом: он иногда убивает девушек, просто для удовольствия… Думаете – я псих?

– Думаю, нет: психов с золотыми карточками мне как-то встречать не доводилось… – раздумчиво отвечает медальнопрофильный (он в группе, похоже, за главного), и, прищурясь, вглядывается в даль, туда, где на горе расположилось логово Дракона. – И потом – я ведь как Дон Корлеоне: не одобряю наркотиков; надо блюсти имидж…

– Да ты чё, Боря? – физиономия “пельмешка” начинает отчетливо вытягиваться. – Ты в натуре, что ль, собрался лезть в эту кашу?

При этих словах седоголовый подполковник складывает газету и сухо сообщает:

– Мы, собственно, в нее уже влезли – по самое “не балуйся”. Товьсь! – а затем добавляет, обратясь уже персонально к парню – небрежно, будто речь идет о видах на завтрашний футбольный счет: – Если, неровен час, начнется стрельба – сразу падай на пол, ясно?

Перед ресторанчиком останавливается, скрипнув тормозами, джип-чероки и из него вываливаются тонтон-макуты, в количестве четырех штук. Конкассёра, однако, среди них не видать.

5

Повтор первой сцены: тонтон-макуты у столика, значок с летучей мышью:

– Секретная полиция! Вы арестованы по подозрению в причастности к международному терроризму и контрабанде наркотиков.

Седоголовый ухмыляется – одним лишь уголком рта:

– Не гони, парень! На вашем идиллическом островке сроду не бывало ни секретной полиции, ни эскадронов смерти…

– Сопротивление закону! – тонтон-макуты картинным жестом откидывают полы пиджаков… В тот же миг Ванюша восстает из-за столика, и двое негров разлетаются по сторонам, опрокидывая стулья; один из них въезжает башкой в стойку, да так и остается лежать.

Третий – весьма приличного уровня каратэист – обрушивает на нашего “пельмешка” каскад ударов, работая в основном ногами в высоких прыжках. Строго говоря, это никакое не каратэ, а капоэйра – боевое искусство, которое некогда втайне выковали и отшлифовали на бразильских плантациях чернокожие невольники, маскируя его для глупых надсмотрщиков под акробатический танец. Не по-человечески пластичный и стремительный, тонтон-макут вьется вокруг неуклюже-громоздкого, явно никогда прежде не сталкивавшегося с этой удивительной техникой “пельмешка”: из наклонной “четвероногой” стойки – в сальто, из сальто – на шпагат, отбив от пола – и вновь сокрушительный дуговой удар ногой с совершенно немыслимого угла… А потом весь этот балет вдруг разом кончается, будто кто ткнул в клавишу “Stop”: Ванюша, чей удар никто и разглядеть-то толком не сумел, остается на татами в одиночестве:

– Ну чисто кузнечик, блин!..

Медальнопрофильный Боря тем временем длинным мягким кувырком через всю комнату добирается до вырубленного негра у стойки и выдергивает у того из-под полы пистолет с длинным глушителем. Оба оставшихся в строю тонтон-макута (и стоящий, и лежащий) тоже обнажают стволы, но получают от Бори по упреждающей пуле – один в запястье держащей оружие руки, другой в колено, и с этого момента тоже временно теряют интерес к жизни.

Ванюша, чеша в затылке, озирает картину побоища:

– Вот и попили, блин, пивка на Антилах… Говорил ведь тебе – (это – Боре) – на Канарах лучше!

За столиком остались – пребывающий в полном ступоре парень и седоголовый, так и не сменивший на протяжении всей мочиловки своей небрежно-расслабленной позы; он в холодной ярости:

– Тебе чего было велено?!

– А, что? – парень, похоже, напрочь утерял сцепление с реальностью.

– На пол надо падать, салага!.. Не можешь помочь – так хоть не мешайся! Нам тут – только с подстреленными возиться!..

– А как же вы?..

Подошедший тем временем медальнопрофильный успокоительным жестом кладет парню руку на плечо:

– Все в порядке, товарищ подполковник! Первый огневой контакт, тут у кого хошь может мозги заклинить; еще не худший вариант… – и с этими словами небрежно кладет на стол перед парнем один из тонтон-макутовских пистолетов: – Ты вроде оружие искал – так держи! Спуск-то от предохранителя отличаешь?

Седоголовый безнадежно качает головой:

– Ты рехнулся, Боря!..

Медальнопрофильный чуть виновато разводит руками:

– Теперь уж поздно. Нас отсюда живыми все равно не выпустят – рыбка задом не плывет… так что либо мы, либо этот самый Дракон. Кстати, – (это уже поворотясь к парню) – раз уж нам предстоит какое-то время действовать вместе, не худо бы обозначиться. Ты кто будешь?

– Да-да, конечно… Алексей Крашенинников, компания “Microsoft”.

– Больно длинно. Кликуха-то есть?.. А то ведь пока выговоришь: “Крашенинников, сзади!” – в тебе уже пара дырок…

– Тогда – Чип.

– Чип – потому что не Дэйл?

– Чип – потому что не микрочип.

– Ясно. Ну, а я – Боря-Робингуд, компания “Русская мафия”.

– Робин Гуд – потому что грабите только богатых?

– Робин Гуд – потому что в свое время считался лучшим стрелком спецназа. А вон тот шкафчик – Ванюша-Маленький…

– Малютка-Джон? Тогда Он, надо думать, лучший рукопашник спецназа?

– Лучшим был Ванюша-Большой. Увы… А это – Товарищ Подполковник: настоящий подполковник; не скажу – “наше всё”, но “наши мозги” – точно. В прошлом – краса и гордость ГРУ…

– А почему – “в прошлом”?

– Потому, – усмехается сам седоголовый, – что Аквариуму калеки нужны не больше, чем всей остальной России…

Ванюша тем временем успел уже запереть вход и опустуть жалюзи, кивнув напуганному до икоты ресторатору на табурет у стойки – посиди, мол; при этом небрежно всунул ему в нагрудный карман пачку купюр – что, надо заметить, немедленно вернуло мулата к жизни. Сцепил поверженных тонтон-макутов их собственными наручниками, не забыв при этом в первом приближении перевязать раненых. Подходит к столику, вываливая на него трофеи – пистолеты, рацию, кучу разнообразных жетонов и удостоверений:

– На улице как раз шел карнавал с петардами, так что пальбы из-под глухача наверняка никто не разобрал. Гляньте, товарищ подполковник – вон у того, что с простреленным коленом, забавный медальончик…

Седоголовый некоторое время вертит вещицу в руках, а потом медленно проводит ладонью по будто бы еще сильнее осунувшемуся лицу:

– Ну, ребята… Нам тут для полного счастья только одного не хватало: замоченного цеэрушника…

6

Безлюдный и грязный проулок за ресторанчиком. Из задних его дверей выбредают под дулами пистолетов Робингуда и Чипа тонтон-макуты – в наручниках и со ртами, залепленными упаковочной лентой; двое из них несут на “сиденье” из перекрещенных рук мычащего от боли раненного в ногу. Вся компания загружается в почти закупоривший проулок обшарпанный микроавтобус. Следом из дверей появляются Подполковник (он, как теперь видно, передвигается на протезах, опираясь на трость с ручкой в виде львиной головы) и хозяин ресторации; мулат что-то испуганно возражает, однако, получив в нагрудный карман очередную купюру, а в поясницу – вежливый тычок пистолетным дулом, смиряется и покорно лезет в кузов. Через приоткрытую дверцу микроавтобуса видно, как внутри Робингуд с Чипом прикрывают рваной мешковиной уложенных на пол пленников. Последним в микроавтобус, на водительское место, втискивается Ванюша и передает назад, Робингуду, американскую автоматическую винтовку:

– Глянь-ка, чего я в ихнем джипе надыбал! Барахло, конечно – М-16…

– Лучше, чем ничего. Как говорится, для сельской местности – сойдет.

Микроавтобус, с чиханием и судорогами, заводится. Ванюша, терзая стартер, чуть поворачивается к сидящему на переднем сиденье Подполковнику:

– И сколько ж с нас этот креветочник сшакалил за аренду своего корыта?

– Полтонны. Пожалуй, это просто был предел его мечтаний…

– А по мне – так полный беспредел!

Робингуд, проверяющий тем временем подствольный гранатомет М-16, только хмыкает:

– Да уж! Это, пожалуй, будет самая дорогая кружкечка пивка, какую я выпил в своей жизни…

7

“Джип-широкий” – тот, что привез к ресторанчику незадачливую группу захвата, очень медленно и осторожно пробирается по горбатой улочке: ясно, что водитель панически боится побить дорогую машину. И когда дорогу ему с визгом тормозов перегораживает джип-тойота, “широкий” немедля встает как вкопанный. Высыпавшиеся из тойоты тонтон-макуты сноровисто выволакивают наружу водителя “широкого” – насмерть перепуганного парнишку-креола.

– Откуда тачка, отморозок? Яйца оборву – на раз!

– Я-то тут при чем? – лепечет тот. – Мне ее велели отогнать к вилле мистера Бишопа, и все дела…

– Откуда? Быстро отвечать!

– С того конца улицы Жевре, от ресторана дядюшки Авеланжа.

Тонтон-макуты переглядываются – направление движения “широкого” вполне соответствует рассказу паренька.

– Так. А кто велел?

– Как – кто? Сам дядюшка Авеланж и велел. Ребята, говорит, нажрались в хлам, вызвали такси и поехали к девкам. Они, говорит, из охраны мистера Бишопа – вот и отгони ихнюю тачку к ихним друганам. И письмецо им передай…

– Давай его сюда, живо!

– А вы?..

– Мы, мы!! Давай письмо и проваливай!

Старший наискось разрывает конверт и, не успев даже дочесть до конца, испуганно хватается за рацию:

– Алло! Сеньор Капитан! Бенджи на связи!.. Нет. Нету русского, и Арлекиновых парней нету. Тачка ихняя есть, и письмо – для “Людей Бишопа”… да, так прям и написано. Читаю: “Капитану Конкассёру. Вы найдете все интересующие вас предметы в помещении ресторана Авеланжа. Поспешите – некоторые из них могут протухнуть. Только не заходите внутрь без специалиста по взрывным устройствам”… Нет, нету подписи.

…Да, сеньор Капитан, я тоже так думаю: там они, не иначе как все четверо там, а то отзвонили бы… А раненых, небось, обвешали минами-сюрпризами – слыхал я про такие штучки… Но ведь тогда выходит, что парень-то с девкой – наживка!.. Так точно, не моего ума дело… Авеланжа тоже искать? Есть!

8

Конкассёр – в своем кабинете на вилле Бишопа. За окном – обрывистый склон, прорезанный крутым серпантином единственной подъездной дороги; приморский город раскинулся далеко внизу.

Капитан в некоторой растерянности отключает связь и вопрошает в пространство:

– Ну, и откуда я им в этой дыре эксперта-минёра найду – вот прям щас? Из Windows?

Тянется было к рации, но та принимается бибикать сама.

9

На переднем сидении катящего по городским улочкам микроавтобуса (чудеса дивно-эклектичной карибской архитектуры – добавить по вкусу) – Подполковник с рацией-трофеем; он говорит по-французски, имитируя тягучий креольский акцент:

– Здравствуй, капитан Конкассёр. Не узнаешь? Я – Анри Филипо. Это я всадил тебе пулю между глаз в 66-ом, у той кладбищенской ограды на окраине Порт-о-Пренса. А потом раздавил каблуком твои черные очки – ты же знаешь этот наш гаитянский обычай?

…Ну, откуда тебе это помнить – ты в те минуты был обычным трупом, с дыркой в черепе и вытекшими мозгами. Но, оказывается, из тебя после сделали зомби… И как тебе служится, капитан? Как там твой новый Барон Суббота – круче прежнего?

…Как это – “какого прежнего”? Ты успел забыть Папу Дока?.. Но зато я ничего не забыл. Я пришел отправить тебя обратно в ад – считай, что твоя увольнительная кончилась. Четверых твоих людей я уже прибрал – очередь за тобой. Старый добрый армейский кольт сорок пятого калибра, заряженный пулями из самородного серебра… Жди меня, капитан. Я уже здесь. Обернись-ка!

Отключает рацию и назидательно обращается к спутникам:

– Прям хоть вставляй в научно-популярную лекцию “О вреде суеверий”! Он ведь, дурашка, и вправду там, у себя, обернулся… А напуган до пересоха горлышка – по модуляциям слыхать. Ненадолго, я полагаю, но нам и это хлеб.

Крутящий баранку Ванюша с интересом поворачивает голову:

– А кто он был в натуре – этот Конкассёр? Ну, от которого кликуха вышла?

– Это, Ванюша, старая книжка одного англичанина… моего коллеги, между прочим. Был там такой негритянский чекист-беспредельщик, плохой парень. А хорошие парни его в предпоследней главе погасили.

– По понятиям погасили-то?

– А то! У англичанина этого, собственно, все книжки про одно: что иной раз надо отодвинуть закон как пустой стакан и делать по понятиям… Если, конечно, собираешься дальше человеком жить, а не козлом опущенным.

– Надо будет почитать. Это ж типа как детектив?

– Типа как.

– И круто написано? Ну, круче, к примеру, чем у Бушкова?

– По мне – так круче…

В разговор, с заднего сидения, включается Робингуд:

– Я книгу-то не читал, но кино хорошо помню. Это в детстве еще, когда видаков не было… Классный был фильм, сейчас так не умеют. Нынче ведь либо мочиловка на час сорок пять – чтоб кровь с мозгами в потолок брызгали, – либо такая заумь, что нормальному человеку и десяти минут не высидеть… Только я вот чего думаю, парни: зря этот Конкассёр себе такую невезучую кликуху нарисовал. Ох, зря!

Подполковник согласно кивает, роняя с Суховской интонацией:

– Эт точно!

10

Конкассёр идет по коридору Драконовой виллы: в руке – рация, в глазах – уже не растерянность, а легкая паника. У дверей роскошных апартаментов натыкается на громилу-охранника:

– У себя?..

– Не. В подвале, с барышней.

– Как, уже начал? – Конкассёр неприятно изумлен. – До полуночи-то еще…

– Да не, пока еще только охмуряет, – и охранник ржет так, что кажется звякают хрустальные подвески музейной люстры.

11

В микроавтобусе – военный совет. Чип:

– Время, время же теряем!

Робингуд только морщится:

– Вольноопределяющийся Крашенинников, усвойте Второй полевой принцип: “Короче – не значит быстрее”; и не надо нас понукать, лады?.. Значит, так. Если они не полные лохи, то колымагу нашу уже ищут. В любом случае, нужна тихая неприметная норка – база операции… Может, снимем бордель – целиком?

Подполковник отрицательно качает головой:

– Стандартная для такой ситуации ошибка – прятаться. Нет, мы должны быть на самом виду. Или даже… Оп-па! Придумал!! Ванюша, крути направо…

12

Подвал виллы Дракона представляет собою средневековую камеру пыток. Точнее сказать – то, что выдают за таковое в исторических фильмах и идиотских клипах: свешивающиеся цепи, крюки, факелы в стенных скобах. Антураж страдает безвкусной аляповатостью, однако тут, к сожалению, всё вполне всерьез: одну из стен украшает дюжина девичьих головок – и белые, и негритянки, – выделанных на манер голов кабанов и лосей из каминной залы английского замка…

Обнаженная девушка прикована – в позе распятия – к стене; рядом, на длинном верстаке, разложены кошмарного вида инструменты. Дракон расхаживает вокруг, судорожно потирая лапки и периодически подбирая рукавом капающую из уголка рта слюну. Он, как ни странно, белый: лысый хрыч годков пятидесяти, абсолютно ничем не примечательный (ну, вроде как Чикатило).

– Наша брачная ночь начнется ровно в полночь, любимая… у нас еще много времени… Знаешь, я когда-то любил совсем маленьких девочек, но вовремя понял: это не то, совсем не то… То ли дело девушка – юная, но уже познавшая всю прелесть телесной любви… Почему ты не слушаешь меня? – и огорченный маньяк с непритворной нежностью перебирает волосы девушки: та в глубоком обмороке уронила голову на грудь.

Осторожный стук в дверь камеры разрушает эту идиллию. Бормоча ругательства, мистер Бишоп семенит к двери и распахивает ее. На пороге – Конкассёр:

– Прошу простить, Ваша Мудрость, но у нас проблемы! Серьезные проблемы, иначе я бы не осмелился…

– Ну еще бы, мой мальчик! Еще бы ты осмелился тревожить меня по пустякам в Праздник осеннего равнодействия, в час, когда я готовлюсь совершить Большое жертвоприношение! – Бишоп взирает на капитана с ласковой, чуть укоризненной улыбкой, и от этой ласковости на лице головореза проступает неподдельный ужас. – Ты не можешь справиться с проблемой, мой мальчик… ну что ж, бывает. Ты ведь у меня начальник дневной стражи, верно? Хочешь, я переведу тебя в ночную стражу – там будет полегче: думать не надо вовсе… – (При этих словах лицо темнокожего приобретает пепельный цвет.) – Ступай, мой мальчик: у тебя есть время до полуночи; я не буду тебя больше отвлекать…

13

Дверь камеры закрывается. Оставшийся снаружи Конкассёр отирает рукавом обильно выступивший пот. Поднявшись по лестнице в свой кабинет, он на миг замирает в нерешительности, и с губ его слетает вполне отчетливое: “К-козлина драный…” Потом, явно приняв некое серьезное решение, откладывает рацию и извлекает телефон-мобильник:

– Мистер Марлоу? Мне говорили, ваша фирма обеспечивает клиентов рыболовным снаряжением; а вот как насчет наживки?..

14

Дощатый причал, у которого покачиваются на мелкой волне несколько моторных яхт. На палубе одной из них загорелый дочерна основательный мужик в шортах (вылитый сержант Бэкет из “Снайпера”) прячет в карман мобильник, пару секунд пристально глядит в сторону возвышающейся на горе виллы Дракона и валкой походкой моряка направляется ко входу в каюту. Там он извлекает из несгораемого шкафчика крутейше навороченный телефон спутниковой связи:

– Генерал Атторней? Марлоу на связи. Сожалею, но у нас, похоже, проблемы… У нашего друга период осеннего обострения: опять – девушка…

На том конце, похоже, принимаются верещать так, что “Бэкет” невольно отодвигает трубку от уха; некоторое время слушает, все более наливаясь яростью, и, прикрыв микрофон ладонью, бормочет: “Отчего б тебе тогда не подать в отставку и не пойти в Армию Спасения, а?” Наконец терпение его иссякает, и он решительно прерывает начальство:

– Да, сэр, я полностью разделяю ваши чувства. Когда Управление сумеет найти еще одного Барона Субботу… или, как там выражаются ваши яйцеголовые, “индуктора наведенной некромоторики”… да не просто найти – а взять его под контроль так, как мы контролируем этого… Тогда дайте мне знать, и не пройдет и часа, как я вышибу дверь его вонючего логова, перестреляю всех этих очкастых отморозков, а самого мистера Бишопа порву на клочки величиною с носовой платок – руками…Да, сэр – в одиночку…А вы загляните, из интереса, в моё досье – чем я занимался во Вьетнаме.