Кирилл ЕСЬКОВ

БАЛЛАДЫ О БОРЕ-РОБИНГУДЕ

Публикуется в авторской редакции

«– М-да… Бред сивой кобылы в лунную ночь. Это что, пародия?

– А ты что, сам не можешь различить?

– Нет.

– Тогда какая тебе разница? Отчасти и пародия. Главное – чтоб было интересно, захватывало. Ну скажи – ты что, не пошел бы на такое кино?

– Пошел. Отдохнуть, мозги проветрить. Но ведь, понимаешь, здесь искусством и не пахнет. Детская игра какая-то, несерьезная забава. Все это было, все старо, вторично, безумно банально.

– В жизни все банально. На такое кино валом повалят!»

Михаил Веллер. «О Дикий Запад!»

От автора

«Грязь» – это вещество не на своем месте.

Клод-Луи Бертолле, великий химик

Дорогой читатель!

Ежели какой лох станет базарить, будто благородные разбойники давно перевелись, – смело назови его козлом. Да ты просто оглядись вокруг себя – и сразу поймешь: если где и сохранилось еще это самое благородство, так именно что среди разбойников; сицилийскую братву, кстати, так прям и называют: «Общество чести». Чисто конкретно.

Может, в историях про Борю-Робингуда чуток и приврано (за что купил, за то и продаю) – но уж небось не больше, чем про его Шервудского предтечу… Не, а вы чё, вправду думаете, будто пресловутые «зеленые плащи линкольнского сукна» вызывали у современников меньшую изжогу, нежели нынешние малиновые пиджаки и кашемировые пальто с белым кашне? А вот поди ж ты: по прошествии веков все отстоялось и устаканилось; и теперь «славный парень Робин Гуд» (в исполнении Шона Коннори или Бориса Хмельницкого) незамедлительно придет на помощь и йомену, ограбленному до нитки сборщиками податей, и рыцарю, которого «поставили на счетчик» ростовщики в сутанах, и девушке, не желающей становиться наложницей лендлорда…

Так что книжка, которую вы держите в руках, – это просто-напросто сценарий фильма, который будет снят в Голливуде будущего: зуб даю – именно такой вот и предстанет, по прошествии пары-тройки веков, наша с вами романтическая эпоха! Ну а что сценарий этот весь, подчистую, скомпонован из отполированных от употребления штампов (эдакий, знаете ли, «пазл архетипов») – ну не умеют они там, в Голливуде, иначе! И никогда не научатся. Да они, собственно, и не собираются учиться – с какой стати?.. Я вот человек простой, и так скажу: вы для начала сами снимите что-нибудь, хотя б издаля сопоставимое по классу с тем же незатейливым «Снайпером» – а тогда уж гундосьте про «голливудскую попсу». Эстеты, блин!.. – «Даун-Хаус», жаренный на «Голубом сале»…

Гершензон, автор самого лучшего, на мой вкус, переложения Робин Гуда, сам отлично понимал, что в тех балладах «стрелы летят слишком метко, чтоб это было правдой», да и мотивы героев слишком уж возвышенны… Воистину так! Так что ежели кому непременно необходимо ПРАВДОПОДО БИЕ – отложите эту книжку сразу, не читая; купите лучше национальный супербестселлер «Корявый против Припадочного – 2» и штудируйте себе на здоровье – про паяльники в заднице, про посаженных на иглу малолетних проституток, про торговлю органами христианских младенцев под «крышей» Кремлевской администрации, про злых чеченов и продажных ментов…

А у нас будет – романтическая баллада с привкусом фантасмагории. И нам все это «правдоподобие» – на хрен бы упало.

Или – так. Забыл, кто из англичан это выдумал: дескать, регби – хулиганская игра джентльменов, а футбол – джентльменская игра хулиганов. Так вот, у нас будет – именно что регби.

Как честный человек, должен предупредить и вот о чем: никаких особых литературных высот и философских глубин не ждите. Вот насчет занимательности – это да, фирма гарантирует; как выражается нежно любимый мною Веллер: «Начнешь – забудешь, что в туалет хотел».

…Так, все, что ль?.. – это я сказала, это я упредила…

Баллада первая. Карибское танго

– Здесь записано, что во Вьетнаме вы служили в специальных частях «поиска и уничтожения». Как это понимать? – Так и понимать. Поиск. И уничтожение.

Фильм «Принцип домино»

1

Карибский пляж: ослепительно-белый коралловый песок, рифленые стволы пальм, обленившийся от жары прибой; одним словом – антураж из рекламных роликов. Под тентом маленького кафе – пара: потрясающая девушка (кареглазая блондинка) и парень в очках – худенький, отнюдь не Аполлон, но крайне обаятелен. Девушка хулиганит – посылает недвусмысленный приветственный жест обрюзглому американу, заставляя того немедленно пуститься в униженные объяснения с женой – самоуверенной раскормленной бабищей гренадерских пропорций. Парень укоризненно качает головой:

– Слушай, Ёлка, это бесчеловечно!

– Че-пу-ха! Ревность – лучший цемент для семейного дома, это я тебе как дипломированный психолог говорю! Ладно, ну их всех… Знаешь, у меня странное чувство: будто я смотрю кино – со мною в главной роли. Свадебное путешествие на Антилы – кто бы мог подумать…

– Ничего, Билл Гейтс не обеднеет… Просто у каждого поколения свои символы жизненного успеха: у деда был – орден Ленина с двузначным номером, у отчима – титул «атомного академика» в тридцать шесть и директорская черная «Волга» к подъезду… ну, и лейкемия в сорок четыре – уж как положено. А мы – попроще будем, с нас вполне хватит свадебного путешествия на Антилы за деньги Microsoft, точно?

– Ты там не скучаешь по Москве, в своем Сиэтле? По ребятам?..

– В НАШЕМ Сиэтле, ты хочешь сказать?.. И потом, я ведь, в некотором смысле, живу внутри компьютера… Мне, по большому счету, без разницы – что Сиэтл, что какой-нибудь Хабаровск, лишь бы кофейная чашка на краешке стола не пустела.

Девушка порывисто обнимает парня; на лице – выражение полнейшего счастья:

– Ну, может, я и не бог весть какая хозяйка-рукодельница, но уж кофием-то я тебя точно обеспечу. На первое обзаведение…

Девушка водворяется в свое пластиковое кресло, и в возникшем между их головами просвете возникают трое приближающихся негров. Одинаковые светлые костюмы, каменные рожи, черные очки; короче – тонтон-макуты.

2

Тонтон-макуты – у столика. Предъявляют значок – летучая мышь, несущая в коготках череп:

– Секретная полиция! Вы арестованы по подозрению в причастности к международному терроризму и контрабанде наркотиков.

Наручники на запястьях девушки; ее грубо вытаскивают из-за столика. На лицах пары – то специфическое, непередаваемо СОВЕТСКОЕ выражение, что возникает у всех нас при подобном общении с ВЛАСТЬЮ. Не американы – однозначно…

У парня (как-никак – Сиэтл!) хватает еще мозгов на то, чтобы вякнуть:

– А как же – звонок адвокату?

Старший из тонтон-макутов – худощавый, подвижный, скорее даже не негр, а мулат, успокоительно кивает:

– Обязательно. У нее там будет самый лучший адвокат, поверьте!

Правый, толстопузый, тонтон-макут при этих словах начинает неудержимо ржать, но осекается под взглядом старшего. Тот продолжает, обращаясь к парню:

– Вы, кажется, из России? У вас там есть замечательная идиома: «ORGANY RAZBERUTSA». Это как раз ваш случай.

Девушку, пребывающую в полном ступоре, заталкивают в подрулившую машину – огромный черный лимузин с тонированными стеклами. Парень наконец спохватывается:

– А ордер? И вы же должны представиться!

Старший лениво бросает через плечо:

– Простите, запамятовал. Я – капитан Конкассёр.

– Вы что, шутите?

– Ничуть.

Машина отъезжает. Парень оцепенело глядит ей вслед и тут только обнаруживает зажатый в собственном кулаке пластиковый стаканчик. Вслух читает надпись на нем: «Баунти. Райское наслаждение» – и его начинает корчить от смеха. Истерика.

3

Тихая улочка. Обшарпанное здание полицейского управления осенено государственным флагом, выцветшим под тропическим солнцем до полной неразличимости рисунка; у крыльца – армейский джип-развалюха. В комнате, за столом – милейший старый негр (чистый дядя Том) в мятом мундире с линялыми нашивками инспектора:

– …Этого не может быть, сэр! У нас на весь остров – десяток полисменов, четверо из них – мои родственники. Апоследний арест у нас тут был… я уж и не упомню когда – болельщики подрались после футбола…

Тут он вдруг осекается и, меняясь в лице, тихо просит:

– А ну-ка, парень, опиши мне еще разок этого твоего… Конкассёра. Ты кроме черных очков хоть чего-нибудь запомнил?

По мере рассказа потерпевшего инспектор как-то весь съеживается и убирает голову в плечи. Потом, крякнув, достает из тумбы стола початую бутылку рома, наливает в стакан где-то на три пальца и подает парню:

– Ну-ка, глотни. Считай, как лекарство!

Тот механически выпивает. Инспектор приступает, отводя взгляд и бесцельно водя ладонью по поверхности стола:

– Прям и не знаю, как начать… Короче – девушки своей ты больше не увидишь. Нету ее больше. Считай это за факт. А что ты сам пока еще жив – это, по сути, чистое недоразумение. Недогляд.

Парень безмолвно слушает, чуть приоткрыв рот – тут приоткроешь…

– Такое дело… Остров наш принадлежит мистеру Бишопу – во-он его вилла на горе. От господина президента до последнего муниципального мусорщика – все у него на жаловании… ну и я в том числе. Откуда денежки – сам понимаешь, чай, не маленький…

– Кокаин?

– Я этого не говорил… Но тут не в одних деньгах дело. Охрана его – ну, ты их видел – держит весь остров во как, – и«дядя Том» демонстрирует свой мосластый кулак. – Парни оторви и брось, и все как один пришлые, неведомо откуда; ни родственников, ни друзей… А самое-то, самое главное… – тут инспектор невольно оглядывается и понижает голос. – Он – Барон Суббота, так что ни один черный против него никогда не пойдет.

– Барон Суббота, – морщится парень, – это вроде повелителя зомби?

– Не надо б вам, сэр, такие вещи вслух произносить, хоть даже и днем!.. Ну а белые его называют – Драконом. Поскольку каждый год на острове исчезает девушка – самая красивая. С концами… Такие дела. Только вот с тобой у них вышла промашка: по моему разумению, нельзя им было тебя отпускать, никак нельзя. Так что линяй-ка ты отсюда, парень, – может, еще выскочишь. Аэропорт-то наверняка уже перекрыт, так что попробуй к рыбакам: тут на лодке можно хоть до Багам, хоть до Гаити – там и то лучше. Давай, в темпе: вообще-то я б должен тебя задержать…

Парень неверными шагами направляется к выходу, и тут на столе у инспектора звонит телефон. Тот несколько секунд обреченно глядит на аппарат – старый-престарый, еще эбонитовый – и потом осторожно снимает трубку:

– Полицейское управление! Инспектор Джордан.

Вслушивается в бурчание трубки и, не сводя глаз с удаляющейся спины парня, тихо отвечает:

– Так точно, сэр, был. Уже ушел. Минут… минут эдак двадцать назад. Вроде, в аэропорт.

Наливает себе рому – полный стакан, выпивает единым духом. Некоторое время сидит, спрятав лицо в ладонях. Потом медленно поднимает голову; видно, что в глазах у старого негра – неподдельное горе:

– Двадцать минут я тебе подарил, парень. Все, что смог. Прости, если можешь…

…Парень бредет по городской улице – сам не зная куда. Вдали мелькает карибский карнавал, навстречу прется небольшое стадо галдящих туристов, увешанных фотоаппаратами… И вдруг парень застывает как вкопанный: из небольшого ресторанчика до него долетает тирада на великом и могучем:

– Боря, ну объясни ты, блин, этому козлу, чтоб по-человечески их сварили, в воде! Что за изврат – раки в гриле! Ипива пускай подадут нормального, чешского, а не этой мочи штатовской!

4

За столиком пустого в этот час ресторанчика – трое: сухощавый брюнет с мужественным медальным профилем, охрененных размеров «пельмешек» кил эдак на сто с гаком (но не жирный, а именно здоровенный) и пожилой, совершенно седой мужик с несколько асимметричным, явно «собранным из кусков» лицом, рассеяно изучающий местную газету. «Пельмешек» тычет сосискообразным пальцем в блюдо с креветками-гриль, адресуясь к совершенно обалделому мулату-ресторатору:

– Берешь… Ну, тэйк! Уотер, солт, энд… как же, блин, лаврушка-то будет?

– «Bay leaf», – роняет со своего места медальнопрофильный, которого явно забавляет лингвистический квест «пельмешка». – Помнишь, Ванюша, бейлифа Ноттингемского?

Седоголовый же со вздохом опускает газету и принимается лично инструктировать чуть воспрянувшего духом мулата на каком-то явно неанглийском наречии. Наконец ресторатор исчезает с глаз долой вместе со своим злосчастным грилем, а седоголовый укоризненно оборачивается к «пельмешку»:

– Знаешь, Ванюша, чего он сейчас думает? «Воистину, причуды этих НОВЫХ РУССКИХ не знают границ! Раки – в кипятке, придет же в голову такая дурь!» И не лень тебе скандалить – в такую жару…

– Нич-чё!.. Знай наших! – и «пельмешек» воинственно водружает на стол пару своих гиреобразных кулачищ. – А вы по-каковски это с ним, товарищ подполковник?

– По-креольски.

– Ну, блин, круто!.. Не, а есть – для примера – хоть чего-то, чему б вас в Аквариуме не обучали?

– Креольскому – как раз не в Аквариуме…

И тут в разговоре возникает пауза, поскольку к столику их подходит без приглашения давешний парень. Он уже более или менее взял себя в руки, а в глазах его явственно разгораются огоньки безумной надежды:

– Извините, вы – не из России?

Троица некоторое время разглядывает надоеду, однако кончается тем, что медальнопрофильный роняет-таки, хоть и с вполне зимними интонациями:

– Допустим. В чем проблема?

– Не посоветуете часом – где тут можно оружие достать? Пистолет, а лучше автомат. Плачу любые деньги, – и с этими словами парень выкладывает на стол извлеченную из нагрудного кармана кредитную карточку – так, наверно, и смотрелась золотая пайцза Чингисхановых нойонов…

Немая сцена.

«Пельмешек»-Ванюша возводит очи горе:

– Не, блин, ты только глянь… и сюда за нами увязались!.. Слышь, Борь – следующий раз в Антарктиду поедем оттягиваться, может, хоть там не достанут…

Седоголовый подполковник непроницаемо молчит, разглядывая свои ногти. А вот медальнопрофильный берет карточку и, повертев ее в пальцах, внезапно интересуется:

– Любые деньги – это, по твоим представлениям, сколько?

– Ну… Тысяч тридцать-то снять можно…

– Тридцать тонн – это, извини, пыль, а не деньги, – с этими словами он щелчком отправляет карточку по скатерти обратно в сторону парня. – Да и потом – на хрена тебе оружие? Застрелиться? Ты ж, небось, и в руках-то его не держал – кроме как на институтских сборах? Да ты присаживайся, в ногах правды нет…

– Благодарю вас… А держал-не держал – это уже без разницы. Мне жену спасать надо…

– От кого спасать-то? – хмыкает Ванюша. – От хахаля, что ль, какого здешнего, сливочно-шоколадного?

– Нет, – парень сидит, стиснув кулаки, бледный аж в зелень: он вдруг с нездешней ясностью уразумел, что этот его шанс – первый, и он же последний. – Ее увезли люди здешнего наркобарона. Местные зовут его Драконом: он иногда убивает девушек, просто для удовольствия… Думаете – я псих?

– Думаю, нет: психов с золотыми карточками мне как-то встречать не доводилось… – раздумчиво отвечает медальнопрофильный (он в группе, похоже, за главного) и, прищурясь, вглядывается в даль, туда, где на горе расположилось логово Дракона. – И потом – я ведь как Дон Корлеоне: не одобряю наркотиков; надо блюсти имидж…

– Да ты чё, Боря? – физиономия «пельмешка» начинает отчетливо вытягиваться. – Ты в натуре, что ль, собрался лезть в эту кашу?

При этих словах седоголовый подполковник складывает газету и сухо сообщает:

– Мы, собственно, в нее уже влезли – по самое «не балуйся». Товьсь! – а затем добавляет, обратясь уже персонально к парню – небрежно, будто речь идет о видах на завтрашний футбольный счет: – Если, неровен час, начнется стрельба – сразу падай на пол, ясно?

Перед ресторанчиком останавливается, скрипнув тормозами, джип-чероки и из него вываливаются тонтон-макуты, в количестве четырех штук. Конкассёра, однако, среди них не видать.

5

Повтор первой сцены: тонтон-макуты у столика, значок с летучей мышью:

– Секретная полиция! Вы арестованы по подозрению в причастности к международному терроризму и контрабанде наркотиков.

Седоголовый ухмыляется – одним лишь уголком рта:

– Не гони, парень! На вашем идиллическом островке сроду не бывало ни секретной полиции, ни эскадронов смерти…

– Сопротивление закону! – тонтон-макуты картинным жестом откидывают полы пиджаков… В тот же миг Ванюша восстает из-за столика, и двое негров разлетаются по сторонам, опрокидывая стулья; один из них въезжает башкой в стойку, да так и остается лежать.

Третий – весьма приличного уровня каратист – обрушивает на нашего «пельмешка» каскад ударов, работая в основном ногами в высоких прыжках. Строго говоря, это никакое не каратэ, а капоэйра – боевое искусство, которое некогда втайне выковали и отшлифовали на бразильских плантациях чернокожие невольники, маскируя его для глупых надсмотрщиков под акробатический танец. Не по-человечески пластичный и стремительный, тонтон-макут вьется вокруг неуклюже-громоздкого, явно никогда прежде не сталкивавшегося с этой удивительной техникой «пельмешка»: из наклонной «четвероногой» стойки – в сальто, из сальто – на шпагат, отбив от пола – и вновь сокрушительный дуговой удар ногой с совершенно немыслимого угла… А потом весь этот балет вдруг разом кончается, будто кто ткнул в клавишу «Stop»: Ванюша, чей удар никто и разглядеть-то толком не сумел, остается на татами в одиночестве:

– Ну чисто кузнечик, блин!..

Медальнопрофильный Боря тем временем длинным мягким кувырком через всю комнату добирается до вырубленного негра у стойки и выдергивает у того из-под полы пистолет с длинным глушителем. Оба оставшихся в строю тонтон-макута (и стоящий, и лежащий) тоже обнажают стволы, но получают от Бори по упреждающей пуле – один в запястье держащей оружие руки, другой в колено, и с этого момента тоже временно теряют интерес к жизни.

Ванюша, почесывая в затылке, озирает картину побоища:

– Вот и попили, блин, пивка на Антилах… Говорил ведь тебе – (Это – Боре.) – на Канарах лучше!

За столиком остались – пребывающий в полном ступоре парень и седоголовый, так и не сменивший на протяжении всей мочиловки своей небрежно-расслабленной позы; седоголовый в холодной ярости:

– Тебе чего было велено?!

– А, что? – парень, похоже, напрочь утерял сцепление с реальностью.

– На пол надо падать, салага!.. Не можешь помочь – так хоть не мешайся! Нам тут – только с подстреленными возиться!..

– А как же вы?..

Подошедший тем временем медальнопрофильный успокоительным жестом кладет парню руку на плечо:

– Все в порядке, товарищ подполковник! Первый огневой контакт, тут у кого хошь может мозги заклинить; еще не худший вариант… – и с этими словами небрежно кладет на стол перед парнем один из тонтон-макутовских пистолетов: – Ты вроде оружие искал – так держи! Спуск-то от предохранителя отличаешь?

Седоголовый безнадежно качает головой:

– Ты рехнулся, Боря!..

Медальнопрофильный чуть виновато разводит руками:

– Теперь уж поздно. Нас отсюда живыми все равно не выпустят – рыбка задом не плывет… так что либо мы, либо этот самый Дракон. Кстати, – (Это уже поворотясь к парню.) – раз уж нам предстоит какое-то время действовать вместе, не худо бы обозначиться. Ты кто будешь?

– Да-да, конечно… Алексей Крашенинников, компания «Microsoft».

– Больно длинно. Кликуха-то есть?.. А то ведь пока выговоришь: «Крашенинников, сзади!» – в тебе уже пара дырок…

– Тогда – Чип.

– Чип – потому что не Дэйл?

– Чип – потому что не микрочип.

– Ясно. Ну а я – Боря-Робингуд, компания «Русская мафия».

– Робин Гуд – потому что грабите только богатых?

– Робин Гуд – потому что в свое время считался лучшим стрелком спецназа. А вон тот шкафчик – Ванюша-Маленький…

– Малютка-Джон? Тогда он, надо думать, лучший рукопашник спецназа?

– Лучшим был Ванюша-Большой. Увы… А это – Товарищ Подполковник: настоящий подполковник ; не скажу – «наше все», но «наши мозги» – точно. В прошлом – краса и гордость ГРУ…

– А почему – «в прошлом»?

– Потому, – усмехается сам седоголовый, – что Аквариуму калеки нужны не больше, чем всей остальной России…

Ванюша тем временем успел уже запереть вход и опустить жалюзи, кивнув напуганному до икоты ресторатору на табурет у стойки – посиди, мол; при этом небрежно всунул ему в нагрудный карман пачку купюр – что, надо заметить, немедленно вернуло мулата к жизни. Сцепил поверженных тонтон-макутов их собственными наручниками, не забыв при этом в первом приближении перевязать раненых. Подходит к столику, вываливая на него трофеи – пистолеты, рацию, кучу разнообразных жетонов и удостоверений:

– На улице как раз шел карнавал с петардами, так что пальбы из-под глухача наверняка никто не разобрал. Гляньте, товарищ подполковник – вон у того, что с простреленным коленом, забавный медальончик…

Седоголовый некоторое время вертит вещицу в руках, а потом медленно проводит ладонью по будто бы еще сильнее осунувшемуся лицу:

– Ну, ребята… Нам тут для полного счастья только одного не хватало: замоченного цеэрушника…

6

Безлюдный и грязный проулок за ресторанчиком. Из задних его дверей выбредают под дулами пистолетов Робингуда и Чипа тонтон-макуты – в наручниках и со ртами, залепленными упаковочной лентой; двое из них несут на «сиденье» из перекрещенных рук мычащего от боли раненного в ногу. Вся компания загружается в почти закупоривший проулок обшарпанный микроавтобус. Следом из дверей появляются Подполковник (он, как теперь видно, передвигается на протезах, опираясь на трость с ручкой в виде львиной головы ) и хозяин ресторации; мулат что-то испуганно возражает, однако, получив в нагрудный карман очередную купюру, а в поясницу – вежливый тычок пистолетным дулом, смиряется и покорно лезет в кузов. Через приоткрытую дверцу микроавтобуса видно, как внутри Робингуд с Чипом прикрывают рваной мешковиной уложенных на пол пленников. Последним в микроавтобус, на водительское место, втискивается Ванюша и передает назад, Робингуду, американскую автоматическую винтовку:

– Глянь-ка, чего я в ихнем джипе надыбал! Барахло, конечно, – М-16…

– Лучше, чем ничего. Как говорится, для сельской местности – сойдет.

Микроавтобус, с чиханием и судорогами, заводится. Ванюша, терзая стартер, чуть поворачивается к сидящему на переднем сиденье Подполковнику:

– И сколько ж с нас этот креветочник сшакалил за аренду своего корыта?

– Полтонны. Пожалуй, это просто был предел его мечтаний…

– А по мне – так полный беспредел!

Робингуд, проверяющий тем временем подствольный гранатомет М-16, только хмыкает:

– Да уж! Это, пожалуй, будет самая дорогая кружечка пивка, какую я выпил в своей жизни…

7

«Джип-широкий» – тот, что привез к ресторанчику незадачливую группу захвата, очень медленно и осторожно пробирается по горбатой улочке: ясно, что водитель панически боится побить дорогую машину. И когда дорогу ему с визгом тормозов перегораживает джип-тойота, «широкий» немедля встает как вкопанный. Высыпавшиеся из тойоты тонтон-макуты сноровисто выволакивают наружу водителя «широкого» – насмерть перепуганного парнишку-креола.

– Откуда тачка, отморозок? Яйца оборву – на раз!

– Я-то тут при чем? – лепечет тот. – Мне ее велели отогнать к вилле мистера Бишопа, и все дела…

– Откуда? Быстро отвечать!

– С того конца улицы Жевре, от ресторана дядюшки Авеланжа.

Тонтон-макуты переглядываются – направление движения «широкого» вполне соответствует рассказу паренька.

– Так. А кто велел?

– Как – кто? Сам дядюшка Авеланж и велел. Ребята, говорит, нажрались в хлам, вызвали такси и поехали к девкам. Они, говорит, из охраны мистера Бишопа – вот и отгони ихнюю тачку к ихним друганам. И письмецо им передай…

– Давай его сюда, живо!

– А вы?..

– Мы, мы!! Давай письмо и проваливай!

Старший наискось разрывает конверт и, не успев даже дочесть до конца, испуганно хватается за рацию:

– Алло! Сеньор Капитан! Бенджи на связи!.. Нет. Нету русского, и Арлекиновых парней нету. Тачка ихняя есть, и письмо – для «Людей Бишопа»… да, так прям и написано. Читаю: «Капитану Конкассёру. Вы найдете все интересующие вас предметы в помещении ресторана Авеланжа. Поспешите – некоторые из них могут протухнуть. Только не заходите внутрь без специалиста по взрывным устройствам»… Нет, нету подписи.

…Да, сеньор Капитан, я тоже так думаю: там они, не иначе как все четверо там, а то отзвонили бы… А раненых, небось, обвешали минами-сюрпризами – слыхал я про такие штучки… Но ведь тогда выходит, что парень-то с девкой – наживка!.. Так точно, не моего ума дело… Авеланжа тоже искать? Есть!

8

Конкассёр – в своем кабинете на вилле Бишопа. За окном – обрывистый склон, прорезанный крутым серпантином единственной подъездной дороги; приморский город раскинулся далеко внизу.

Капитан в некоторой растерянности отключает связь и вопрошает в пространство:

– Ну, и откуда я им в этой дыре эксперта-минёра найду – вот прям щас? Из Windows?

Тянется было к рации, но та принимается бибикать сама.

9

На переднем сидении катящего по городским улочкам микроавтобуса (чудеса дивно-эклектичной карибской архитектуры – добавить по вкусу) – Подполковник с рацией-трофеем; он говорит по-французски, имитируя тягучий креольский акцент:

– Здравствуй, капитан Конкассёр. Не узнаешь? Я – Анри Филипо. Это я всадил тебе пулю между глаз в 64-м, у той кладбищенской ограды на окраине Порт-о-Пренса. А потом раздавил каблуком твои черные очки – ты же знаешь этот наш гаитянский обычай?

…Ну откуда тебе это помнить – ты в те минуты был обычным трупом, с дыркой в черепе и вытекшими мозгами. Но, оказывается, из тебя после сделали зомби… И как тебе служится, капитан? Как там твой новый Барон Суббота – круче прежнего?

…Как это – «какого прежнего»? Ты успел забыть Папу Дока?.. Но зато я ничего не забыл. Я пришел отправить тебя обратно в ад – считай, что твоя увольнительная кончилась. Четверых твоих людей я уже прибрал – очередь за тобой. Старый добрый армейский кольт сорок пятого калибра, заряженный пулями из самородного серебра… Жди меня, капитан. Я уже здесь. Обернись-ка!

Отключает рацию и назидательно обращается к спутникам:

– Прям хоть вставляй в научно-популярную лекцию «О вреде суеверий»! Он ведь, дурашка, и вправду там, у себя, обернулся… А напуган до пересоха горлышка – по модуляциям слыхать. Ненадолго, я полагаю, но нам и это хлеб.

Крутящий баранку Ванюша с интересом поворачивает голову:

– А кто он был в натуре – этот Конкассёр? Ну, от которого кликуха вышла?

– Это, Ванюша, старая книжка одного англичанина… моего коллеги, между прочим. Был там такой негритянский чекист-беспредельщик, плохой парень. А хорошие парни его в предпоследней главе погасили.

– По понятиям погасили-то?

– А то! У англичанина этого, собственно, все книжки про одно: что иной раз надо послать закон на хрен и делать по понятиям… Если, конечно, собираешься дальше человеком жить, а не козлом опущенным.

– Надо будет почитать. Это ж типа как детектив?

– Типа как.

– И круто написано? Ну, круче, к примеру, чем у Бушкова?

– По мне – так круче…

В разговор, с заднего сидения, включается Робингуд:

– Я книгу-то не читал, но кино хорошо помню. Это в детстве еще, когда видаков не было… Классный был фильм, сейчас так не умеют. Нынче ведь либо мочиловка на час сорок пять – чтоб кровь с мозгами в потолок брызгали, – либо такая заумь, что нормальному человеку и десяти минут не высидеть… Только я вот чего думаю, парни: зря этот Конкассёр себе такую невезучую кликуху нарисовал. Ох, зря!

Подполковник согласно кивает, роняя с Суховской интонацией:

– Эт' точно!

10

Конкассёр идет по коридору Драконовой виллы: в руке – рация, в глазах – уже не растерянность, а легкая паника. У дверей роскошных апартаментов натыкается на громилу-охранника:

– У себя?..

– Не. В подвале, с барышней.

– Как, уже начал? – Конкассёр неприятно изумлен. – До полуночи-то еще…

– Да не, пока еще только охмуряет, – и охранник ржет так, что кажется звякают хрустальные подвески музейной люстры.

11

В микроавтобусе – военный совет. Чип:

– Время, время же теряем!

Робингуд только морщится:

– Вольноопределяющийся Крашенинников, усвойте Второй полевой принцип: «Короче – не значит быстрее»; ине надо нас понукать, лады?.. Значит, так. Если они не полные лохи, то колымагу нашу уже ищут. В любом случае, нужна тихая неприметная норка – база операции… Может, снимем бордель – целиком?

Подполковник отрицательно качает головой:

– Стандартная для такой ситуации ошибка – прятаться. Нет, мы должны быть на самом виду. Или даже… Оп-па! Придумал!! Ванюша, крути направо…

12

Подвал виллы Дракона представляет собою средневековую камеру пыток. Точнее сказать – то, что выдают за таковое в исторических фильмах и идиотских клипах: свешивающиеся цепи, крюки, факелы в стенных скобах. Антураж страдает безвкусной аляповатостью, однако тут, к сожалению, все вполне всерьез: одну из стен украшает дюжина девичьих головок – и белые, и негритянки, – выделанных на манер голов кабанов и лосей из каминной залы английского замка…

Обнаженная девушка прикована – в позе распятия – к стене; рядом, на длинном верстаке, разложены кошмарного вида инструменты. Дракон расхаживает вокруг, судорожно потирая лапки и периодически подбирая рукавом капающую из уголка рта слюну. Он, как ни странно, белый: лысый хрыч годков пятидесяти, абсолютно ничем не примечательный (ну вроде как Чикатило).

– Наша брачная ночь начнется ровно в полночь, любимая… у нас еще много времени… Знаешь, я когда-то любил совсем маленьких девочек, но вовремя понял: это не то, совсем не то… То ли дело девушка – юная, но уже познавшая всю прелесть телесной любви… Почему ты не слушаешь меня? – и огорченный маньяк с непритворной нежностью перебирает волосы девушки: та в глубоком обмороке уронила голову на грудь.

Осторожный стук в дверь камеры разрушает эту идиллию. Бормоча ругательства, мистер Бишоп семенит к двери и распахивает ее. На пороге – Конкассёр:

– Прошу простить, Ваша Мудрость, но у нас проблемы! Серьезные проблемы, иначе я бы не осмелился…

– Ну еще бы, мой мальчик! Еще бы ты осмелился тревожить меня по пустякам в Праздник осеннего равноденствия, в час, когда я готовлюсь совершить Большое жертвоприношение! – Бишоп взирает на капитана с ласковой, чуть укоризненной улыбкой, и от этой ласковости на лице головореза проступает неподдельный ужас. – Ты не можешь справиться с проблемой, мой мальчик… ну что ж, бывает. Ты ведь у меня начальникдневной стражи, верно? Хочешь, я переведу тебя в ночную стражу – там будет полегче: думать не надо вовсе… – (При этих словах лицо темнокожего приобретает пепельный цвет.) – Ступай, мой мальчик: у тебя есть время до полуночи; я не буду тебя больше отвлекать…

13

Дверь камеры закрывается. Оставшийся снаружи Конкассёр отирает рукавом обильно выступивший пот. Поднявшись по лестнице в свой кабинет, он на миг замирает в нерешительности, и с губ его слетает вполне отчетливое: «К-козлина драный…» Потом, явно приняв некое серьезное решение, откладывает рацию и извлекает телефон-мобильник:

– Мистер Марлоу? Мне говорили, ваша фирма обеспечивает клиентов рыболовным снаряжением; а вот как насчет наживки?..

14

Дощатый причал, у которого покачиваются на мелкой волне несколько моторных яхт. На палубе одной из них загорелый дочерна основательный мужик в шортах (вылитый сержант Бэкет из «Снайпера») прячет в карман мобильник, пару секунд пристально глядит в сторону возвышающейся на горе виллы Дракона и валкой походкой моряка направляется ко входу в каюту. Там он извлекает из несгораемого шкафчика крутейше навороченный телефон спутниковой связи:

– Генерал Атторней? Марлоу на связи. Сожалею, но у нас, похоже, проблемы… У нашего друга период осеннего обострения: опять – девушка…

На том конце, похоже, принимаются верещать так, что «Бэкет» невольно отодвигает трубку от уха; некоторое время слушает, все более наливаясь яростью, и, прикрыв микрофон ладонью, бормочет: «Отчего б тебе тогда не подать в отставку и не пойти в Армию Спасения, а?» Наконец терпение его иссякает, и он решительно прерывает начальство:

– Да, сэр, я полностью разделяю ваши чувства. Когда Управление сумеет найти еще одного Барона Субботу… или, как там выражаются ваши яйцеголовые, «индуктора наведенной некромоторики»… да не просто найти – а взять его под контроль так, как мы контролируем этого… Тогда дайте мне знать, и не пройдет и часа, как я вышибу дверь его вонючего логова, перестреляю всех этих очкастых отморозков, а самого мистера Бишопа порву на клочки величиною с носовой платок – руками. …Да, сэр – в одиночку. …А вы загляните, из интереса, в мое досье – чем я занимался во Вьетнаме.

(Опять прикрывает микрофон и бормочет: «Пока вы там отращивали задницы по штабам и брали от вьетконговцев за щеку на Парижских переговорах…»)

…Я, собственно, совершенно не об девушке – тут уж, что называется, «померла – так померла». Я о деле. Девушка – русская, ее спутник – тоже. Конкассёр со своими недоумками взял ее прямо у него на глазах, а потом спохватился, что неплохо б и парню тоже исчезнуть. Послали вдогон группу захвата, а она возьми – и сама пропади, с концами. Четверо быков, и среди них – наш Джазмен… А дальше пошел прямой наезд на самого Конкассёра: дескать – подмойся и жди, идем тебя гасить…

…Вот в этом-то и вопрос, сэр – кто? Надо думать, тут кокаиновые дела. Либо он наступил на мозоль колумбийцам (он ведь и вправду вконец оборзел, пол-Майами уже под себя подмял) – тогда это дело надо немедля разрулить, может даже, отдав им какие-то из контролируемых рынков. Либо это флибустьерствуют наши же парни из Агентства по борьбе с наркотиками – тогда их надо немедля тормознуть…

…Простите, сэр – но это НАЧАЛЬСТВО ихнее в курсе дела. А у них ведь, среди низовых оперативников, хватает отвязных идеалистов – Ланселоты, мать их… пешком ходящие под Круглый стол…

…В общем, и Медельин, и Агентство – это сейчас на вас. Теперь второе. По?ходя замочить четверых профи, да так, чтоб никто вокруг и ухом не повел, – такие люди по-любому наперечет. Поднимите ВСЕ данные по туристам, прибывшим на остров, прокачайте их со всеми – от Моссада до ФСБ: мы ищем международных террористов… Особое внимание – на русских. Третье. Мне необходим здесь, под рукою, спецназ – не менее взвода… Да, немедленно… Черт побери, генерал, немедленно – это значит немедленно! Это вам виднее, откуда их взять – из Зоны Канала, с Пуэрто-Рико, или с каких подводных баз в Атлантиде!

Некоторое время вслушивается в ответное блекотание трубки; лицо его становится по-настоящему страшным:

– Да, сэр, я понимаю: вам совершенно необходимо через полчаса быть в гольф-клубе с помощником президента по национальной безопасности – это очень важно для вашей карьеры; да и вообще уик-энд – это святое… Но только тебе придется вместо этого оторвать от кресла свою поросячью задницу и заняться делом – понял?!! У Конкассёра хранится полная документация на операцию «Некромант» – про то, как Разведывательное управление одной Великой державы проводило на некоем тропическом островке эксперименты на людях, за которые в Нюрнберге кой-кого повесили… за шею – и жаль, что не за яйца… А для прикрытия этих экспериментов то же Управление позволило по щиколотку засыпать «снежком» города собственной страны… Представь –ка, какая рожа будет у Державы, когда такой сюжетик прокрутят по СNN! А если ЭТО для тебя слишком далеко и абстрактно – подумай, какая рожа будет у тебя лично перед Сенатской комиссией. Угадай с трех раз – кто окажется крайним в этой истории, когда Держава изобразит своеобычную невинность: «Я не я, и корова не моя»?.. Мне-то что – пойду себе в частные детективы, буду заколачивать поболе нынешнего; а вот ты-то чего по жизни умеешь, кроме как перекладывать с одного края стола на другой бумажки с грифом «топ-секрет»?

…В общем, чтоб спецназ был у меня тут не позднее, чем к полуночи. Как и откуда – ваши проблемы. Конец связи!

Некоторое время, сгорбившись, стоит перед столом, опираясь о него тяжеленными кулаками:

– И как только мы умудрились при таких командирах Третью мировую выиграть – ума не приложу…

Прислушивается к чему-то снаружи, запирает телефон в сейф и быстро выходит из каюты.

15

На причале перед яхтой пара долговязых американов в шортах и ярких рубахах – клерки лет тридцати:

– Мистер Марлоу? Нам рекомендовал вашу фирму мистер Шепердсон, он рыбачил с вами в позапрошлом году. Наверно, вы-то его уже забыли…

– Ну отчего же: мистер Шепердсон – Питтсбург, штат Миссисиппи! Он тогда взял маленькую меч-рыбу, акулу-мако и пару хороших марлинов…

– Ну и память у вас, сэр! – искренне восхищается один из клерков. – Нам бы вот тоже хотелось – меч-рыбу…

– Принято. На нынешний уик-энд я забит заказами под завязку, а вот во вторник – жду вас на причале, к четырем утра. Меч-рыбу, понятно, на раз не гарантирую, но марлина возьмете почти наверняка.

– Ясно, сэр! Будем непременно!

Стоящий на палубе «Бэкет» – живое воплощение спокойной мощи, эдакая хемингуёвина. Надежный мужик, без дураков…

16

В микроавтобусе Подполковник говорит по спутниковому телефону – брату-близнецу того, что у Марлоу:

– …Да нет, Толян, пятеро твоих похмельных бойцов с Багам нам мало чем помогут… но все равно – спасибо. Ты сделай, что я прошу – а уж с прочим мы тут сами на месте разберемся. Выберемся живыми – за нами не заржавеет… Конец связи.

Робингуд с заднего сидения кивает на радиотелефон:

– А американы нас сейчас могут слушать?

– АНБ слушает всех и может колоть любые шифросистемы – для них это вопрос времени.

– На что же ты рассчитываешь, разложив перед ними весь наш пасьянс?

– На то, что АНБ – нормальная бюрократическая контора: пока примут, пока расшифруют, пока доложат, пока примут решение, пока свяжутся с ЦРУ – собственных-то оперативных подразделений у них нет… а тут как раз еще и уик-энд накатывает. Короче, за четыре часа им никак не обернуться – а дальше текст этих перехватов будет иметь цену МММ-овской бумажки… Хуже другое: тут ведь, на острове, непременно сидит их резидент, и он наверняка уже включился в Игру… Ну вот, Ванюша, приехали – распрягай!

Микроавтобус послушно тормозит – прямо перед облупленным фасадом полицейского управления.

– Я полагаю, в этой никчемной конторе нас станут искать в последнюю очередь. Как бишь, – (это – к Чипу) – твоего «дядю Тома» – инспектор Джордан?

17

В помещении, помимо растерянного инспектора Джордана, еще один полисмен – обаятельнейший парнишка-негр, годков восемнадцати. Перед столом инспектора – Робингуд (Подполковник с Чипом держатся чуть позади):

– Господин инспектор! Сегодня на острове была похищена российская гражданка, Елена Крашенинникова. Однако полиция – в вашем лице – отказалась предпринять какие бы то ни было действия по ее поиску и освобождению…

– Простите, сэр, я не пойму: вы – ее адвокаты?

– Мы?! Помилуйте, мы уж тогда, скорее, прокуроры!

– Я вас не понимаю, сэр…

– Чего ж тут не понять-то? Раз местные власти не способны защитить россиянку, попавшую в лапы маньяка – значит, Россия займется этим сама!

– А ваши полномочия…

– Ах да, конечно! – Молниеносно извлекает пистолет и направляет его в лоб инспектору: – Гляньте-ка – все подписи-печати на месте?

– Так точно, сэр! – сбледнувший с лица «дядя Том» застывает с честно растопыренными на уровне плеч ладонями: не то «руки вверх!», не то «не стоит, право же, беспокоиться!»

А вот юный полисмен, судя по выражению лица, явно обдумывает некий героико-патриотический фортель… Подполковник устремляет на него изучающий взор и внезапно спрашивает:

– Судя по телепрограмме, у вас позавчера показывали «Энтеббе» – как израильские коммандос освобождали заложников с угнанного в Уганду самолета. Глядел?

– Так точно, сэр… – растерянно кивает сбитый с толку парень.

– Там еще были местные, угандийские, солдаты. Они были ровно ни в чем не виноваты, но влезли в ту чужую разборку – и погибли. Дурацкая смерть, не так ли?..

– Да, сэр… Я правильно понял: вы – из русской разведки, и собираетесь спасать свою заложницу?

– Насчет заложницы – все верно. Насчет разведки… на такие вопросы все спецслужбы мира всегда отвечают одинаково: «Без комментариев».

– Мы никогда и не слыхали про русскую разведку, сэр, – с явным облегчением вступает в разговор инспектор. – Только про «русскую мафию»…

– Если вам так удобнее, – величественно пожимает плечами Робингуд, – можете потом написать в своем рапорте: «Русская мафия». Нам без разницы…

Полицейские переглядываются с понимающими улыбками на простодушных негритянских физиономиях – нас, мол, не проведешь! И тут вдруг выражение лица юноши начинает меняться на в высшей степени серьезное, и он вполне уставным образом вытягивается перед Робингудом:

– Разрешите обратиться, сэр! Констебль Робинсон.

– Слушаю вас, констебль.

– А что будет с Драконом, ну с мистером Бишопом? Вы его арестуете, как штатники – Норьегу?

– Ну, аресты на чужой территории в наши полномочия не входят… – Робингуд внимательно наблюдает, как на лице Робинсона воцаряется выражение отчаяния и бессилия, и, внезапно подмигнув юному полисмену, заканчивает: – Так что придется нам этого вашего Дракона просто пристрелить – при попытке сопротивления. Он ведь окажет сопротивление, верно, констебль?

– Обязательно, сэр! – в глазах юноши вспыхивает отчаянная решимость. – Прошу простить, сэр, это, наверно, не по правилам, но – позвольте мне тоже принять участие в вашей операции!

Инспектор-«Дядя Том» только горестно качает головой, но возражать не решается. Робингуд меряет констебля изучающим взглядом и понимающе кивает:

– У тебя личный счет к Дракону, парень?.. Кем ОНА тебе приходилась?

– Сестра, сэр…

– Да, это серьезно. Как же он допустил тебя на работу в полицию, а?

– Это традиция, сэр. Он всегда ПОТОМ выплачивает семье что-то вроде компенсации…

– И ты – принял?!

– Я просто ждал, сэр. Ждал – и молился. Я точно знал: наступит такой день, как сегодня, – для того и жил… Вы ведь возьмете меня с собой?

– Ладно, так и быть… Для начала – сходи-ка во двор: там наш человек привез четверых людей Бишопа, оформишь их арест как положено. Ну там – незаконное ношение оружия или переход улицы в неположенном месте – на твой вкус.

18

На пороге кабинета Конкассёра мнется растерянный охранник:

– Сеньор капитан, только что звонили из полиции, по городскому… У них на стоянке перед управлением стоит брошенный микроавтобус, под дворником – записка: «Приносим извинения людям Бишопа – мы его брали покататься. Компенсация прилагается». И – пятидолларовая банкнота…

Конкассёр в ярости обрушивает кулак на стол:

– Искать!!! – тычет пальцем в разложенную на столе карту: – Западный сектор, вокруг управления, трясти особо: кафе, гостиницы, массажные салоны и прочие бордели – все! И полицию подключайте – пускай тоже ищут, дармоеды!

19

Полицейское управление. Врач – пожилой креол с седеющей эспаньолкой – втолковывает растерянному инспектору, рядом с которым стоит Робингуд:

– …Поймите, я лишь оказал этим людям первую помощь! Они нуждаются в немедленной госпитализации…

– Да, непременно… – Робингуд задумчиво кивает, явно думая о чем-то своем: – Надеюсь, доктор, у вас нет других срочных вызовов на сегодня?

– Н-нет, а в чем дело?..

– Тогда вам придется провести нынешний вечер под арестом.

– То есть как это?!

– А так. Поверьте, исключительно ради вашей собственной безопасности. В порядке компенсации – вот вам три сотни долларов, не облагаемых налогом… Инспектор, отведите доктора к сеньору Авеланжу. Отпустите их обоих не раньше полуночи.

Оборачивается к Робинсону:

– А вам, констебль, боевое задание: езжайте в город и купите цифровую видеокамеру. Особые навороты нам ни к чему, главное – надежность и совместимость, так что Digital-8 под кассеты Hi8 будет, я полагаю, в самый раз. На вот, держи, – сэтими словами он разворачивает веером, как карточную сдачу, стопку извлеченных из кармана разноцветных кредитных карточек, что-то прикидывает – будто считая: восьмерную заказать или удовлетвориться семерной, – и затем протягивает одну из них констеблю. – Наличкой оно бы, конечно, надежнее, но сумма великовата – запоминается…

Небрежно отстраняет карточку, протянутую ему подошедшим Чипом:

– Золотой картой платить – это ты классно выдумал: проще уж прям сразу репортеров созвать…

20

Бар американской военной базы. За столиками аккуратные, выглаженные военнослужащие (назвать их «солдатами» как-то не поворачивается язык) чинно пьют пиво с солеными орешками и кока-колу с пониженным содержанием сахара, листают журналы в ярких обложках; огромный телевизор, размером с экран старых кинопередвижек, демонстрирует во всех красках перипетии бейсбольной баталии. У стойки имеет место быть политкорректный флирт (с легким креном в сексуал-харасмент) крепко сбитого, эдакого квадратно-гнездового, рыжего капитана-ирландца и статной, потрясающе красивой медсестры-негритянки. Внезапный гвалт на дальнем конце бара, где телевизор; все головы – включая капитанскую – поворачиваются, дабы оценить бейсбольную ситуацию, и тут по лицу как бы покинутой на этот миг медсестры пролетает облачко досады, граничащей с обидой: девушка, похоже, относится к происходящему несколько серьезнее бравого ирландца… Капитан меж тем, чуть скрипнув табуретом, возвращается было на исходные позиции, но тут их беседа вновь прерывается – рядом возникает вестовой:

– Капитан О'Лири? Прошу прощения, сэр, но вас срочно вызывают в штаб.

Ирландец рассеянно оставляет на стойке купюру, кивает девушке (по всему чувствуется, что мыслями он уже где-то там, далече) и направляется было к выходу – но вынужден обернуться на ее оклик:

– Джерри! Постой!..

Да, тут похоже все всерьез…

– Джерри, прошу тебя… Береги себя там!

– Где это – ТАМ?

– Там, куда тебя сейчас отправят… Я чувствую… у меня так бывает… Береги себя, слышишь?! Пожалуйста…

– Непременно, – широко улыбается капитан. – Рад, что тебе это небезразлично…

Сбегает по ступенькам бара, легко вспрыгивает в джип, который тут же рвет с места. Девушка безотрывно глядит ему вслед, губы ее беззвучно шевелятся – похоже, молится…

21

Полицейское управление. В «обезьяннике» для мелких правонарушителей (иных мест заключения тут, похоже, не предусмотрено) – четверка пленных тонтон-макутов, прикованных наручниками к прутьям решетки. Перед раненным в колено, который сидит, привалясь спиною к стене, – опирающийся на трость Подполковник (Ванюша застыл чуть поодаль); сочувственно кивает на перевязанное и заключенное в лубок колено:

– Хреново, чай?

– А то сам не знаешь? – кривит посеревшие от боли губы тонтон-макут.

– О! Гляди-ка ты, сразу понял… Да, так оно и было: сперва в левое колено, потом в правое… У парней не было времени на пентотал и прочие новомодные штучки, вот и пришлось им – как в прежние, эпические, времена. Старший передо мной даже вроде как извинился – дескать, «ничего личного»… А парни те, к слову сказать, работали как раз на твою контору, на Си-Ай-Эй, – с этими словами Подполковник подносит к лицу раненого медальон на оборванной цепочке. – Или ты работаешь на Эф-Би-Ай?

Тот отворачивается:

– Не понимаю, о чем вы толкуете, сэр.

– А мне просто любопытно: у вас там, в Штатах – пенсия за два ампутированных колена вдвое выше, чем за одно? Опять-таки, яйца: они как – дороже или дешевле коленок?

Негр поднимает голову; лицо его густо покрыто по?том:

– Ну, давай! Делай свое дело…

– Я?! – нарочито изумляется Подполковник. – Да я тебя и пальцем не трону: «колумбийский галстук» тебе повяжут собственные кореша… Парни! – оборачивается он к троице тонтон-макутов, прикованных к противоположной стенке «обезьянника». – Может, вы еще не въехали, но ваш кореш – легавый. Ну а уж на кого именно он работает – на Си-Ай-Эй или на кого еще – это пусть выясняет ваша служба безопасности. Пускай они его поспрошают – где нынче выдают такие вот опознавательные жетончики…

Небрежно кидает медальон на пол и направляется к выходу; там его и останавливает хриплый оклик раненого:

– Это не по правилам, сэр!

– Что именно? – роняет через плечо Подполковник.

– То, что вы делаете. Вы понимаете, о чем я говорю!

– О-о! Похоже, наш разговор вступил в фазу конструктивного диалога. Ванюша, отцепи-ка его от решетки и перенеси в кабинет.

Устремленные им вслед взоры троих оставшихся в «обезьяннике» тонтон-макутов способны, наверно, прожечь дыру в танковой броне…

22

Взлетно-посадочная полоса; черные – на контражуре– силуэты пальм, режущие на дольки апельсин закатного солнца. В отверстое чрево уже раскрутившего свои винты вертолета (огромный транспортник «Чинук» CH-47 – «летающий вагон», способный нести на внешней подвеске легкий танк) тянется нечто вроде муравьиной тропы: деловито снующие «мураши» в камуфляжной форме таскают свои «сосновые иголки» и «дохлых гусениц» – чудеса военного снаряжения, для которых в нашем отечестве и названий-то не придумано; по аппарелям вкатывается прямо внутрь джип с такими наворотами и прибамбасами, что писателям –фантастам впору б сразу переквалифицироваться в управдомы…

Чуть поодаль от кордебалета – примадонны: шеренга из двух десятков людей, одетых в пляжное, но увешанных оружием с головы до пят. В группе все как положено – белые, негры, латиносы и даже китаец; трое или четверо довольно симпатичных девушек: сочетание топиков и бикини с базуками и пулеметами а-ля Рэмбо – чисто в стиле картинок Вальехо. Перед строем – старший группы (давешний квадратно-гнездовой капитан, одетый в дурацкую цветастую хламиду) и аристократической внешности полковник в морской униформе: последний инструктаж. Слова неразличимы за ревом двигателей: шквал, поднятый винтами летучего динозавра, подхватывает их и зашвыривает куда-то прочь, в бездонную чашу морского простора. Бравый капитан козыряет мудрому полковнику и дает короткую отмашку своим спецназовцам – «По машинам!»

23

В полицейском управлении – временное затишье. Юный констебль Робинсон самозабвенно чистит помповое ружье, Ванюша маячит за плечом доктора, который делает очередной укол уложенному на топчан цээрушнику («Обожди, парень, сейчас полегчает!»), Подполковник уединился в уголке и ведет там какие-то сложные переговоры по спутниковому телефону. Робингуд поднимает взгляд от реквизированной у инспектора карты острова на осунувшегося Чипа, весь облик которого – немой вопрос «Когда?..»

– Ждем-с, – сухо роняет он. – И, как ни смешно, действительно – «до первой звезды».

24

В салоне небольшого самолета – сумасшедший дом: ансамбль готовится к выступлению. Проверяют инструменты, изучают незнакомые ноты; мулатка в одних крохотных трусиках самозабвенно танцует в проходе; по рукам ходит бутылка «Бакарди» – для голоса, да и вообще освежиться…

Из двери кабины высовывается пилот, окликает старшего – импресарио в безвкусно-роскошном костюме с галстуком –бабочкой:

– Сеньор, диспетчерская не дает добро на посадку: будто бы аэропорт закрыт по погоде. Точно, как вы и упреждали… Так, значит, я сажусь – якобы в аварийном режиме?

– Д-давай в аварийном, мать его!.. З-за все уплочено! Р-русские гуляют, понял? Ц-цыган им, вишь ты, подай – в-вот прям щ-щас! К-как мы – смахиваем на цыган?

– Не могу знать, сеньор: в жизни не видал живого цыгана.

– В-вот и я тоже… Ой ты, блин! – (Хватается за голову.) – Ч-чуть не забыл: н-нам же отзвонить велено – ш-штоб встречали!

Извлекает мобильник и набирает номер, записанный на криво оторванном листке; когда на том конце отвечают, принимается читать по складам, тщательно сверяя с бумажкой незнакомые транслитерации:

– Pod-pol-kov-ni-ku Nik-to Ne Pi-shet!

И – уже своим:

– Все, ребята! Одевать костюмы, живо! Наш выход – через десять минут!

25

Подполковник меж тем откладывает мобильник и бесстрастно объявляет в пространство:

– Внимание! Пятиминутная готовность!

Потом – обращаясь персонально к Робингуду:

– Ну вот, Толян свое дело сделал. Карты ро?зданы – объявляем вист.

– И что ж у нас на руках? Шестерная в пиках?

– Да я бы сказал, скорее мизер… только очень уж дырявый. Впрочем, – тут он кивает на спутниковый телефон, – поглядим, что сейчас придет в прикупе…

26

Конкассёр принимает сообщение:

– Чартер с Багам? Какого черта!.. Ах, аварийная посадка… Что-о?! цыганский ансамбль?.. Ладно, держите меня в курсе. Конец связи.

Чуть погодя рация дает новый отзвон, капитан опять включается – и в тот же миг по лицу его пробегает нечто вроде судороги…

27

Подполковник (на том же старофранцузском Анри Филипо):

– Капитан Конкассёр? Рад, что узнаешь… Я в районе аэропорта, вместе с твоими людьми… они пока живы. Хочу вот обменять их на девушку, иначе – сам понимаешь… Ты ведь уже получил сообщение о багамском чартере? Это мой борт… выгонять бензозаправщики на полосу уже поздно. Там на борту цыгане, замечательных достоинств цыгане… Я с тобой свяжусь минут через пяток – а пока жди интересных сообщений от своих людей в аэропорту.

28

Самолет подруливает прямо к стекляшке аэровокзала. Распахивается боковой люк, и на бетонку начинают шустро выпрыгивать давешние музыканты – они наряжены в камуфляж и лихо заломленные голубые береты. Рассыпаются в цепь и, с инструментами наперевес, маршируют ко входу, наяривая на ходу «Союз нерушимый»; мелодия, в их аранжировке, приобретает несомненные черты новоорлеанских спиричуэлс, однако остается вполне узнаваемой.

Тонтон-макут, занявший позицию у выхода на летное поле, испуганно сдергивает с носа свой опознавательный знак – черные очки, и прячет их в карман. Хватается за рацию:

– Сеньор капитан!!! Тревога!!! Аэропорт захвачен русскими коммандос!.. Да нет, какие тут, на хрен, шутки!

29

Из распахнутых ворот виллы Бишопа вырывается кавалькада из трех джипов-«широких», набитых вооруженными до зубов тонтон-макутами; у среднего джипа из распахнутой кормовой дверцы простодушно торчат наружу не поместившиеся в салоне крупнокалиберный пулемет и прямоугольный контейнер «Стингера». Старший группы принимает инструкции по рации прямо на ходу, развернув на коленях карту:

– …Так точно, понял: в здание аэропорта не лезть, рассредоточиться, в огневой контакт без приказа не вступать. Наглухо блокировать дальний конец ВПП со стороны подъездной дороги № 3. Конец связи.

30

По краю пустеющей уже рыночной площади, осененной обшарпанной церковкой в колониальном стиле, медленно, в темпе пешехода, движется уже знакомый нам джип-тойота с тонтон-макутами; пассажиры его неподвижны, как вырезанные из дерева скульптуры, – двигаются («раз-два-три») лишь их глаза, сканируя толпу. Старший группы, Бенджи, только что выслушал сообщение по рации и, коротко бросив водителю: «Двигай к Западному шоссе, в темпе», оборачивается к наблюдателям:

– Приказ всем мобильным группам в городе: прервать патрулирование и срочно стягиваться к аэропорту. Достаньте-ка из-под сиденья газонокосилки: сеньор капитан полагает, что там будет жарко – одними волынами не обойдемся…

Краткая деловитая суета на заднем сидении.

– Кто это там делает пальцы веером – колумбийцы? Или федералы? – предметно интересуется один из задних головорезов, вставляя магазин в автомат.

– Разберемся… – пожимает плечами старший.

31

В аэропорту – легкое столпотворение: музыканты нежатся в лучах нечаянной славы… ну, пусть не славы – известности, все равно хорошо. Слетевшиеся неведомо откуда, как мухи на свежее дерьмо, репортеры напористо подносят ко рту импресарио, нацепившему на погоны по три генеральских звезды, черные фаллосы своих микрофонов (ах, дедушка Фрейд…):

– Маэстро э-э-э… Баджио? – с чем связан столь странный выбор сценических костюмов?

– Это каприз нашего антрепренера. Он пожелал, чтобы мы приняли участие в здешнем карнавале, нарядившись русским спецназом …

Общий хохот.

– Маэстро Баджио, – это уже другой, с одним диктофоном: чувствуется, серьезный человек, – по сведениям, поступившим в распоряжение нашего издания, сегодня спецслужбы нескольких великих держав проводят на Карибах скоординированную акцию по борьбе с наркобизнесом и незаконной отмывкой денег. Каковы будут ваши комментарии?

– Никаких комментариев. Мы-то тут при чем? Да и в любом случае, – (Приосанившись, с небрежным мановением руки.) – наш АНСАМБЛЬ всегда действует сам по себе…

Снова хохот. Репортер с диктофоном кивает и что-то быстро строчит в блокноте; на физиономии у него написано полное удовлетворение. Другой, отойдя в сторонку, заныривает в телефонную кабинку:

– Шарль? Подымись-ка к Старику: я еще на денек тут задержусь, глядишь – и принесу в клюве сенсацию… пока пусть оформит отпуском без содержания… В любом случае, зарезервируй мне в утреннем номере десяток строк на третью полосу…

32

В каюте своей яхты Марлоу изумленно выслушивает сообщение Конкассёра по мобильнику:

– Какой русский спецназ в аэропорту?! Вы что, охренели?!! Собственного «снежка» нанюхались?!

33

В полицейском управлении Подполковник принимает спутниковую связь:

– Спасибо, Арсен! Я твой должник. Выскочим живыми – сочтемся…

Кладет трубку на стол, и из наушника долетает искаженное, обросшее лишайниковой бородой разнообразных помех, но вполне узнаваемое: «Какой русский спецназ в аэропорту?! Вы что, охренели?!! Собственного «снежка» нанюхались?! ». Обводит глазами собравшихся вокруг стола товарищей:

– Мы, конечно, не АНБ, но кой-чего тоже могём… И ведь серьезные вроде люди, а по открытой связи треплются – ну чисто дети! Вот она – отвычка от реальной опасности…

– Понял… – кивает Робингуд. – Ты ловил второго абонента Конкассёра… Класс! Значит, второй номер – здешний американский резидент?

– Он самый. Ну вот, Боря, мы вскрыли прикуп, и я бы сказал – прикуп неплох. Одну дыру мы точно закрыли. Так что СО СВОЕГО ЗАХОДА мы – держусь за дерево! – этот мизер сыграем…

Робингуд, однако, не слушает – он впился внезапно сузившимися глазами в спутниковый телефон:

– Слушай, голос у этого самого резидента… А ну-ка, кинь еще запросик в это твое АНБ…

34

Перед Конкассёром – совершенно очумелый охранник:

– Сеньор капитан! Из полиции – по городскому: требуют Самого?, срочно!

Брови Конкассёра ползут вверх:

– Как ты сказал? ТРЕБУЮТ?!

Небрежно берет трубку, дабы разделаться с этой досадной докукою (только этих клоунов сейчас не хватало!):

– Да, вас слушают. Мистер Бишоп нездоров, с вами говорит его секретарь. Что-о-о?… Да я тебя!.. Да ты с кем говоришь?!.

Охранник, оценивши выражение лица шефа, скользит к двери столь же резво, как кухонный таракан, застигнутый на водопое в раковине полуночным щелчком выключателя…

35

Инспектор Джордан внятно и четко зачитывает текст, написанный для него на бумажке (чтоб, неровён час, чего не перепутал!) большими печатными буквами:

– …Так что, в связи с заявлением мистера Крашенинникова, я вынужден санкционировать оперативно –разыскные мероприятия, как-то: обыск, на предмет обнаружения похищенной миссис Крашенинниковой, в доме мистера Бишопа. Проведение обыска возлагается на констебля Робинсона. Конец связи.

Кладет трубку и утирает со лба обильный пот; вид у «дяди Тома» предельно несчастный. Он в трусах и майке – форма его уже на Робингуде, который, глядясь в карманное зеркальце, гримируется под негра.

– Мне теперь конец, сэр… Конкассёр меня в порошок сотрет…

– Ничего-ничего, инспектор! Завтра на вашем острове будет новый хозяин, а ты попадешь во все газеты как лидер сопротивления прежнему, криминальному, режиму. Глядишь – еще и орден дадут.

– Ох, сэр, – уныло вздыхает полицейский, – я бы, пожалуй, лучше сохранил свою должность…

Робингуд, закончивший наведение макияжа, бросает взгляд на часы:

– Я полагаю, Конкассёр заглотнул блесну и уже отправил свои основные силы в аэропорт. Сколько там у него осталось на вилле? – человек пять-шесть, вряд ли больше… Ну что, ребята, – с Богом!.. Взво-о-од!! Па-а машинам!!

36

Группа (включая раненого цээрушника – в наручниках и с залепленным пластырем ртом) размещается в полицейском джипе-развалюхе с криво натянутым тентом. Робингуд – разобиженному по-детски Чипу с видеокамерой:

– Вольноопределяющийся Крашенинников, отставить разговорчики! Сегодня ваше оружие – камера. Оно, кстати, будет поважнее прочих… А стволов тут и без твоего хватает.

Юный констебль – он за рулем – растерянно озирается вокруг и недоуменно вопрошает у разместившегося рядом «негра»-Робингуда:

– Прошу простить, сэр, но где же ваш русский спецназ?

– Мы и есть – русский спецназ. Самой что ни есть 96-й пробы… Что-то неясно?

– Да, сэр… Вы ведь говорили – это вроде как в кино про «Энтеббе»… По правде сказать – маловато нас, сэр! Я-то думал, мы вроде как передовой отряд…

– Так оно и есть, констебль. Просто у русских десантников бытует такая шуточка: «Пункт первый: уставная задача десанта – продержаться два часа до подхода основных сил. Пункт второй: основные силы, как правило, не приходят вовсе». Так что действовать мы будем – не больно-то рассчитывая на эти самые основные силы… Хочешь выйти из игры? Пока еще не поздно…

– Никак нет, сэр! Я просто для ясности.

– Эт' ты правильно… Ну давай, трогай. Задачу свою помнишь?

37

Смеркается; субмарина солнца уже погрузилась в сапфировые карибские волны на перископную глубину, оставив над поверхностью лишь невесомую золотистую паутину последних лучей… По затянутому лиловатой сумеречной дымкой серпантину, режущему склон под виллой Дракона, с натугою взбирается букашка полицейского джипа. Пулеметчик –тонтон, отслеживающий в бинокль со своей стилизованной под колокольню вышки все подходы к вилле, после звонка вниз («На подъеме чужие, сеньор капитан! Похоже, полиция… Да, слушаюсь!») выпустил джип из перекрестья прицела и теперь с интересом наблюдает за некими приготовлениями во дворе виллы. Там, неподалеку от запертых массивных ворот (танком не высадишь), трое вооруженных головорезов глазеют, как четвертый щелчками витого ременного кнута без промаха сбивает ярких бабочек, порхающих вокруг цветущего куста гибискуса. Появившийся на крыльце виллы Конкассёр нетерпеливо переводит взгляд с наручных часов на кнутобойца, потом на ворота – и опять на часы…

38

Крайне встревоженный Марлоу принимает в своей каюте спутниковую связь:

– …Вариант с десантированием на пляже в бухте Кернкросс отменен? Почему?! Нет-нет, полковник, я понимаю – вы лишь выполняете приказ, у вас свое собственное начальство, и все такое… Ку-у-да-а?!! Послушайте, немедленно отмените это, вы меня слышите – НЕМЕДЛЕННО!!! Вариант с высадкой на летном поле сейчас невыполним – в аэропорту творится черт знает что… Последствия совершенно непредсказуемы, вплоть до вполне серьезной стрельбы!..

Некоторое время вслушивается в безмятежные разъяснения невидимого собеседника и наконец взрывается:

– Ну так найдите того, кто вправе отдать такой приказ, черт бы вас там всех побрал!! И поторопитесь – через полчаса у вас на руках будет куча трупов и международный скандал в придачу! Конец связи.

Бормоча ругательства, набирает другой номер:

– Генерал Атторней? Ч-черт!.. Послушайте, адъютант, мне немедленно нужен ваш шеф. Да, именно что «прямо сию минуту»! Передадите ему такую фразу: «На острове дует зюйд-вест, но мы спутали сокола с цаплей »… нет, это не Шекспир, апароль. И пускай свяжется со мной тут же, не теряя ни секунды, ясно?.. Да, это я уже уразумел: они с помощником президента – в зале для приемов, а вы, со всей прочей свитой, – торчите снаружи… Что значит – «не пропустят»? Сделайте так, чтоб пропустили! – мне, что ль, вас учить придворным примо?чкам?

…Послушай, парень, не зли меня! Вы там лакаете халявные коктейли, а у нас идет боевая операция. И только что поступили сведения: точку, где должен высаживаться наш спецназ, контролирует противник. Переброску осуществляет не наша Контора, а вояки; перемудрили с перекрестной конспирацией – никаких концов не найти… И вышло так, что наш генерал – единственный, кто может отменить десантирование: у него есть спутниковый код прямой связи с пилотами – помимо всей этой ступенчатой пирамиды… А если он не успеет дать отбой, наши парни выпрыгнут прямиком под пулеметы, и тогда его мундир с большими звездами окажется так густо заляпан кровью, что его не примет ни одна вашингтонская прачечная! Господин генерал получит по заднице мешалкой, а у того, кто займет его кресло, наверняка ведь есть свой собственный адъютант – въезжаешь? Шевелись давай, тараканья немочь!.. Конец связи.

Некоторое время резидент стоит перед разложенной на столе картой, анализируя возникшую на этой шахматной доске позицию; затем решительно, будто бы двинув наконец ферзя за четвертую горизонталь, отпирает несгораемый шкафчик, извлекает оттуда видавшую виды «беретту» с потертым воронением и принимается навинчивать на ствол хитрой формы глушитель.

39

Бронированные ворота виллы Бишопа бесшумно отъезжают вбок, пропуская полицейский джип внутрь ДРАКОНЬЕГО ЛОГОВА, после чего, с каким-то необратимым чмоком, затворяются обратно.

Робингуд, бросив взгляд через плечо на это несокрушимое сооружение, только хмыкает:

– Да, ребята, тут уж точно: вход – рупь, а выход – два…

Джип тормозит: усыпанную гравием дорожку перегородила троица мордоворотов с автоматами «узи»; четвертый – с кнутом, – глумливо ухмыляясь, манит пальчиком водителя.

Констебль Робинсон вылезает из джипа и делает было пару шагов вперед, но тут гравий у него под ногами разлетается в стороны от щелчка кнута, будто от предупредительного выстрела.

– Стой, где стоишь! – с леденящей ласковостью советует кнутобоец. – Ты, сказывают, собрался у нас тут чего-то искать… А документик у тебя на то имеется, али как?

Робинсон послушно лезет в нагрудный карман мундира и извлекает украшенную печатью бумагу:

– Так точно! Вот он, ордер…

В ту же секунду новый щелчок кнута с фантастической точностью разрезает бумагу поперек, оставив в пальцах констебля лишь ее краешек. Секундою погодя опустившийся наземь ордер разлетается в клочки от следующего по счету снайперского щелчка.

– Значится, никакого документа у тебя нету… – удовлетворенно констатирует кнутобоец. – Да, кстати, одно уж к одному: а ты сам-то кто будешь?

– Констебль Робинсон, сэр, – ошеломленно представляется парень.

– Да ты, никак, из полиции? – изумляется тонтон-макут. – Или опять брешешь, как с ордером?..

Констебль охает от внезапной боли – щелчки кнута рвут в клочья мундир на его плечах; крови же, как это ни удивительно, по-прежнему не видно.

– Ежели полицейский, так должон быть в погонах. Ты видишь на нем погоны, Тайсон?

– Никак нет! – готовно откликается правый из автоматчиков. – Какие там погоны, Зорро, – одна рвань какая-то!

– Точно, рвань. Я так понимаю – забрел к нам сюда какой-то бомж. Нарушение прав частного владения, и все такое… Ва-аще-то можно было б его попросту пристрелить на месте – закон позволяет, но по мне так лучше проявить христианское милосердие, – кнутобоец благочестиво крестится на колокольню с пулеметчиком. – Ободрать ему только кнутом всю шкуру с задницы, и пускай проваливает…

– Слышь, Зорро, – оживляется вдруг Тайсон, – у меня идея! А не слабо тебе одним щелчком учинить ему обрезание?

Тут тонтон-макутов просто-таки скрючивает от хохота; за этим весельем они как-то упускают момент, когда с переднего сиденья джипа вылез на дорожку напарник Робинсона– еще один полицейский-негр, высокий и худощавый, лицо которого почти что неразличимо в тени козырька низко надвинутой каскетки:

– А-атставить!

Ржание тонтон-макутов обрывается на раз:

– Ты глянь-ка, смелый! А ну-кась…

Все дальнейшее происходит настолько быстро, что Конкассёр, отвлекшийся от созерцания сей молодецкой забавы буквально на миг (ему понадобилось извлечь из кармана пиджака закурлыкавший вдруг мобильник – экстренная связь), самое интересное-то как раз пропустил и к арене событий обернулся с секундным запозданием – когда выстрел уже прозвучал. Глазам капитана предстает такая картина: пистолет, неведомо откуда возникший в руке высокого полисмена; отвисшие от изумления челюсти автоматчиков; Зорро, вытаращивший глаза на зажатую в кулаке рукоять любимого кнута, кнутовище которого валяется на земле, аккуратно срезанное пулей…

Конкассёр (воздадим ему должное) в мгновение ока смекает, что никому из местных кадров такой стрелковый аттракцион не под силу – обманули-таки, гады, обвели вокруг пальца! С криком: «Гаси обоих!!!» он вполне рефлекторным для профессионала жестом сует руку под пиджак, за пистолетом. Однако в правом кулаке его в этот как раз момент зажат включенный мобильник, и на то, чтоб освободиться от него, разжав пальцы, капитан расходует драгоценные доли секунды.

Это и решает все: Подполковник стреляет со своего заднего сиденья, прямо сквозь ветровое стекло, и пуля сорок пятого калибра опрокидывает Конкассёра навзничь, затылком на ступени крыльца. Темные очки капитана тонтон-макутов отлетают в сторону, и башмак принявшегося «качать маятник» негра-Робингуда с хрустом вминает их в гравий дорожки – невольный парафраз того самого финального кадра…

А вот выпавший из руки убитого Конкассёра мобильник пережил все эти неприятности целым и невредимым, и теперь, испуганно помаргивая изумрудным глазком, ретранслирует в пространство обвалившееся на него стаккато беспорядочной пальбы.

«…Стреляют – все!!!»

40

Марлоу, крутящий «одной левой» баранку обшарпанного форда, невольно отстраняет от уха мобильник, из наушника которого просыпанным горохом раскатываются по кабине звуки далекой перестрелки. Лицо резидента каменеет – опоздал… Форд наддает ходу, опасно вписываясь в повороты грунтовки, петляющей средь тонущего в поздних сумерках кустарника; он чуть притормаживает, лишь когда фары высвечивают на обочине обшарпанный дорожный указатель: «Дорога № 3. Аэропорт – 1 км».

41

Стреляют, как уже было сказано, все – только с весьма различным успехом. Все кончается за считанные секунды; из четверки тотон-макутов уцелел лишь безоружный Зорро, вовремя сообразивший упасть и прикинуться вещмешком, не ввязываясь в происходящее. Пулеметчик с вышки-колокольни сперва не мог вступить в дело без того, чтоб не искрошить за компанию и своих, а потом стало поздно: Робингуд успел добраться до своей трофейной М-16 и пульнуть в «аистиное гнездо» пулеметчика гранату из подствольника – с тем же небрежным изяществом, как Майкл Джордан кладет мяч в корзину броском из-за средней линии.

Тишина наваливается столь же внезапно, как и грохот пальбы; поистине – «скоротечный огневой контакт»… Тайсон перед смертью исхитрился-таки всадить в джип короткую очередь; пули прошли впритирку с Ванюшей, и теперь он, с чувством перекрестясь, ощупывает развороченную пулями спинку сидения:

– Гляньте-ка, товарищ подполковник! Кучно легла – в аккурат между нами!

Подполковник только хмыкает («В генералы метишь, Ванюша? Ну-ну…») и оборачивается назад, к Чипу:

– Все в порядке, вольноопределяющийся?

– Так точно! – с несколько натужной молодцеватостью ответствует тот.

– Заснять что-нибудь вышло?

– Черт его знает – темновато… Но на кнопку жал всю дорогу, не переставая!

– Молодец! – без тени иронии кивает Подполковник. –Объявляю благодарность перед строем.

…В здании виллы никто пока ответного огня не открывает, да и вообще признаков жизни не подает; даже света в окнах, несмотря на позднее время, отчего-то не видать. Команда Робингуда настороженно приближается к дверям: сам он с М-16, Подполковник и Ванюша – с трофейными «Узи» через плечо, Робинсон – с помповиком наперевес, Чип – свидеокамерой.

– Стой! – внезапно командует Робингуд и, оглядясь вокруг, тихонько бормочет под нос: – Черт, что-то мне до крайности не нравится эта тишина…

– Что – мурашки по загривку? – понимающе откликается Подполковник.

– Угу… Будь это компьютерной игрой – самое время СОХРАНИТЬСЯ.

42

Пост тонтон-макутов на дороге № 3: обшарпанный форд Марлоу послушно тормозит перед наполовину перегородившим дорожное полотно джипом-тойо той. Американец – подлинное воплощение пьяного дружелюбия – вываливается из машины и развинченной походкою направляется к джипу:

– Алло, ребята! У вас проблемы?

– У нас – нет. А вот у тебя сейчас будут, – выбирается наружу мрачный Бенджи с автоматом «Узи» на ремне, – если на счет «два!» не уберешься отсюда на хрен. Раз!..

– Понял, не дурак! – широко ухмыляется пьяный, успокоительно помавая воздетыми дланями; похоже, он совершенно не въезжает в серьезность ситуации. – Убегаю-убегаю – как тот белый кролик! Только это… не развернуться мне тут… Может, вы чуток сдадите назад – во-он в тот отнорок меж кустиков?

Ошарашенный такой наглостью Бенджи невольно оборачивается в направлении, указанном рукою Марлоу – и вэтот миг как-то вдруг разом протрезвевший американец прыгает вперед. Тонтон-макут скукоживается от удара в пах; прикрываясь им как живым щитом, резидент выхватывает «беретту» с глушителем и молниеносно всаживает обойму в ветровое стекло бандитского джипа, разрисовывая это темное зеркало затейливыми веерами морозных узоров. Еще мгновение спустя Марлоу, обрушив рукоять пистолета на голову так ине разогнувшегося главаря, уже распахивает дверцу тойоты и методично добивает контрольными выстрелами раненых автоматчиков.

…Очнувшись от подмораживающей обонятельные нервы нашатырной вони из раздавленной ампулы, Бенджи обнаруживает себя лежащим в обширной бензиновой луже: Марлоу не пожалел вылить на главаря тонтон-макутов целую канистру. Сам резидент стоит шагах в пяти – небрежно подбрасывает и ловит плоскую армейскую зажигалку:

– Очухался? Ну так вот – теперь мой черед считать до двух! Мне нужна схема расположения ваших постов у летного поля, их численность и вооружение, позывные раций… Если я не буду всего этого знать на счет «два!», ты обратишься в замечательный бифштекс – с прожаренной, хрустящей корочкой… Раз!.. – щелкает зажигалка.

– Не-е-ет!!! Не надо! – хрипит тонтон-макут. – Все расскажу, все, что знаю! Но только… Какая гарантия, что ты меня не прикончишь?

– Никакой, – пожимает плечами Марлоу. – Просто у тебя нет выбора.

43

Вашингтонская правительственная резиденция: мягкие светильники отражаются в начищенном светлом паркете, стены обшиты панелями из мореного дуба; общий стиль – неброская викторианская роскошь. Перед окованными декоративной красной медью дверьми – высоченный красавец-лейтенант в парадной темно-голубой форме ВВС и трое секьюрити в штатском (служба безопасности президента, подчиненная министерству финансов). Лейтенант отчаянно пытается что-то втолковать старшему из секьюрити, но тот лишь отрицательно качает головой – «Не положено!»

44

В рассекающем тьму карибской ночи «летающем вагоне» – последние приготовления к десантированию: квадратно –гнездовой капитан О'Лири рассовывает по кармашкам своей камуфляжной жилетки, упрятанной под цветастую пляжную хламиду, разнообразный боевой эквипмент – с той же артистической отточенностью движений, как у голливудских боевых роботов Шварценеггера и Ван-Дамма. А вот трое собравшихся в кружок очаровательных амазонок – в бикини, но с автоматами – ведут тем временем между собою разговоры явно неуставные: не то рассказывают неприличные анекдоты, не то обсуждают сравнительные достоинства различных депиляторов… Впрочем, стоило командиру бросить на них укоризненный взгляд, как они тут же посерьезнели, и с должным рвением принимаются за подгонку снаряжения.

– Капитан! – возникает в дверях кабины шлем одного из пилотов. – Через пять минут заходим на посадку. Готовы?

– Мы всегда готовы, – меланхолично откликается ирландец.

45

Позиция тонтон-макутов у бровки летного поля: крупнокалиберный пулемет, автоматы, «Стингер». Над головами – быстро нарастающий гул вертолетных винтов. Старший отчаянно взывает в неоткликающуюся рацию: «Сеньор капитан, сеньор капитан, тревога!.. Да что они там, все померли, что ль?!»

– Эй, Мандела! – окликает старшего наблюдатель с прибором ночного видения. – Чего делать-то будем? Это ж «летающий вагон», не хрен собачий – щас тебе на плешь высыплется десантная рота полного состава, и привет горячий!

– А хрен его знает, чего делать! Велено было – «без приказа в огневой контакт не вступать», ну и где он – тот приказ?

– Слышь, Мандела… – это уже другой тонтон-макут. – У нас, похоже, уже началось дезертирство – дозорный куда-то пропал…

– Что-о-о?!! Идиоты!.. Трево… – но на этом месте вопль не в меру сообразительного командира обрывается странным чмокающим звуком: какая-то тень, мгновенно сгустившаяся из ночного мрака за спиною Манделы, рывком за волосы запрокидывает его голову назад и четко, «в одно касание», перерезает ему оттянутое горло от уха до уха…

Тень, ловко увернувшись от брызнувшего на нее фонтана крови, вершит среди оцепенелых тонтон-макутов свой танец смерти, напоминающий рваный полет летучей мыши. «Пок!.. – пок!.. – пок!.. – пок!.. – пок!..» – выстрелы из «беретты» с глушителем звучат немногим громче хлопка? откупориваемого шампанского. Лишь двое или трое людей Манделы успевают хотя бы дотянуться до оружия.

Среди этих «двоих-троих» – и парень со «Стингером» на плече; он, ясное дело, стоял лицом к летному полю, как раз выполняя операцию «захват цели», и не успел даже обернуться к месту побоища. Пуля Марлоу угодила ему в шею, и сведенная судорогой боли кисть тонтон-макута намертво стискивает рукоять, вдавливая в нее пусковую кнопку. Вторая пуля, всаженная ему в затылок, ничего уже тут, разумеется, поправить не может.

…В сторону неразличимой пока во мраке туши летучего дракона взмывает с земли невесомо-стремительная желтоватая искра; подобно акуле, чующей сквозь стометровую водную толщу ничтожный привкус крови, она уже безошибочно унюхала в ночи то, чего вкуснее нет в мире: угарный жар выхлопа вертолетных двигателей…

46

Вашингтонский раут, меж тем, идет своим чередом: дамы в простеньких вечерних платьях по цене лимузина и бриллиантовых колье по цене ядерной субмарины, джентльмены в смокингах, бесшумные стюарды с коктейлями – ну, одним словом, «Династия»… И тут ровный гул изысканно –остроумных разговоров ни о чем разом обрывается, ибо за внезапно приоткрывшимися створками ведущих в зал дверей взорам собравшихся открывается нечто абсолютно немыслимое – Господи помилуй, да это же ДРАКА! А еще мгновение спустя в зал вваливается давешний лейтенант (китель расхристан, полуоторванный аксельбант свешивается чуть не до колена) сповисшими на нем секьюрити: чувствуется, что он в том самом душевном состоянии, когда человек способен крушить в щепки дубовую мебель или сворачивать шеи гулящим женам.

– Господин генерал, чрезвычайное сообщение! – взывает он в безмолвную скандализованную толпу, пытаясь стряхнуть с себя цепучих как репьи секьюрити. – На острове дует зюйд-вест, но они там спутали цаплю с соколом!

При этих словах чопорно-индифферентный генерал, смахивающий обликом на свежемороженого хека, вздрагивает так, что локоть его ненароком сшибает с подноса зазевавшегося на скандал стюарда бокал шерри; липкие красные брызги веером разлетаются вокруг – на платья от Валентино и костюмы от Версаче.

47

Липкие красные брызги веером разлетаются вокруг – только это не шерри, а кровь. Взрыв «Стингера» расшвыривает спецназовцев капитана О'Лири по всему «летающему вагону», который, завалившись набок, раскручивается в какую-то дьявольскую карусель. В принципе «Чинук» – очень живучая машина, однако если уж у него полетел движок, то привет: мягко сесть на инерции раскрутки винта, как это делают «Ирокезы» или наши Ми-4, он не может – слишком тяжел…

– Держаться за что только можно! – зычно ревет капитан, левой рукой вцепившись в стенную скобу, а правой – крепко прижимая к себе (ну чистый сексуал-харассмент!) одну из потерявших сознание амазонок. – Держаться!!!

…Громовой удар и душераздирающий скрежет. Электричество в фюзеляже гаснет, но парою секунд спустя непроглядную тьму, затопившую эту мешанину из человеческой плоти и искореженного металла, разгоняют бойкие оранжевые сполохи стремительно разгорающегося пожара.

48

Летное поле – пустое и темное. Языки пламени оконтуривают, наподобие короны солнечного затмения, черный силуэт завалившегося на бок «Чинука» с переломанными винтами; временами они выхватывают из мрака остановившуюся чуть поодаль, на границе освещенного пространства, машину Марлоу с незахлопнутой дверцей. Сам он, вместе с оставшимися в строю спецназовцами, геройствует в охваченном огнем вертолете, вытаскивая наружу раненых. Люди О'Лири действуют четко и слаженно – не пальцем деланы; во всяком случае, никто не тратит время на обмен идиотскими репликами «Ты в порядке?» и не блажит «…Мы ее теряем!!» Лицо резидента перепачкано кровью и копотью, волосы обгорели – он только что ухитрился извлечь из обратившейся в «пещь огненную» кабины намертво застрявшего там пилота с переломанными ногами. И вовремя – внутри «вагона» как раз начинают рваться боеприпасы; «фулл краш» – или, говоря по-нашему, полный шиздец…

Резидент тем временем добирается наконец до миниатюрного латиноса, четко разруливающего ситуацию («Такер, Ли – пулеметы на ту сторону, где деревья, атаки следует ждать оттуда… Всем немедля отступать в темноту – мы на фоне этого чертова костра как мишени в тире! Док, доложи?те обстановку – что у вас там с медоборудованием?..») и представляется:

– Прошу прощения, сэр! «В Корнуолле все лето лило, как из ведра… »

Латинос стремительно оборачивается:

– «…Но виноград уродился не хуже, чем в Риохе ». Вы – майор Марлоу?

– Так точно. А вы, как я понимаю, капитан О'Лири?

– Я – лейтенант Рамирес. Капитан О'Лири выбыл из строя: повреждение позвоночника, док говорит – инвалидное кресло до конца жизни… Это вы так классно подготовили нам точку для высадки?..

– Нет… – освещенное прыгающим светом пожара лицо резидента кажется постаревшим лет на десять. – Но я не сумел этому помешать, так что вина все равно на мне. Дай мне в рыло – если тебе от этого полегчает… Ладно, к делу. Ваши потери?..

– Трое погибших, семеро тяжелораненых… я имею в виду тех, кто не доживет до утра без нормальной медпомощи. Да, и еще пилоты…

– Я забираю с собой всех боеспособных, включая ходячих легкораненых – операция идет своим чередом. Вы с доком остаетесь с тяжелоранеными, за старшего. Помощь придет не раньше чем через час – держитесь.

– Простите, сэр, – качает головой лейтенант, – но это абсолютно нереально! Нас должны были эвакуировать морем, и «зодиаки» подойдут к бухте Кернкросс только под утро… Слишком поздно!

– Вы получите немедленную эвакуацию воздухом, лейтенант, Богом клянусь, – припечатывает резидент. – Это теперь мои проблемы, а не ваши.

Направляясь к своей машине, он натыкается на уложенных в ряд раненых; коленопреклоненный санинструктор, возящийся с амазонкой в бикини, окликает скрытого темнотой напарника: «Эй, Джо, противоожоговый гель там еще есть – хоть сколько-нибудь?» Налобный фонарик санинструктора высвечивает ТАКОЕ, что даже Марлоу – человек ко всему вроде привычный – невольно останавливается:

– О, Господи! Док, ее лицо… можно будет хоть что-нибудь спасти?

Тот только безнадежно отмахивается – дескать, какое там лицо…

49

В машине Марлоу, на заднем сиденье, давным-давно уже зуммерит спутниковый телефон – будто охрипнувший от крика некормленый младенец; резидент рывком поднимает трубку:

– Генерал? Очень кстати… Надеюсь, вы уже отужинали на своем приеме – а то я наверняка сейчас попорчу вам аппетит. Докладываю: вертолет, как вас и упреждали, сбит при посадке «Стингером» – трое убитых, семь тяжелораненых.

…Обождите, это еще не все; знаете, как говаривали у нас, в морской пехоте: «Если уж высадка мокрая – так и ночевка холодная»… Так вот, полчаса назад на вилле Бишопа имела место быть перестрелка, и Конкассёр с той поры больше не откликается – судя по всему, убит.

…Ну я бы не строил себе иллюзий, генерал: надо полагать, Бишоп либо тоже мертв, либо захвачен – прямо у себя в логове; а как и почему лопухнулась его охрана – это вопрос небезынтересный, но сейчас уже – увы! – неактуальный. Яполагаю, следует немедля штурмовать виллу теми силами, что есть; если этот ваш чертов «некроиндуктор» еще жив – мы его освободим, если мертв – зачистим все концы так, чтоб от этой проклятой виллы даже и не пахло ничем, кроме банальной наркоторговли… Короче, мы сейчас идем драться, а на вас возлагается задача – эвакуировать по воздуху наших раненых с летного поля.

Генерал, видимо, начинает возражать, но резиденту уже море по колено:

– Да срать я хотел на «международные осложнения» – на возмущенные вопли всех этих суверенных героиновых шейхов и кокаиновых президентов! Здесь сейчас умирают РАНЕНЫЕ АМЕРИКАНЦЫ, и чтоб спасти любого из них, я без колебаний выжгу напалмом весь этот остров, провонявший кокаином и коррупцией!

А ты – это ведь ты подвел их под «Стингер»! – заруби себе на носу: если хоть один из этих семерых умрет, не дождавшись эвакуации, то тебе нынешнего Рождества тоже не пережить – это Я тебе обещаю! Генерал, к твоему сведению, может откинуть копыта столь же легко и просто, как и любой штафирка: головокружение на балконе, неисправная электропроводка, грузовик, угнанный наркоманом, – да мало ли что бывает в большом городе. Ты для интереса полистай-ка мое досье на сон грядущий…

Короче – вертолет должен быть тут не позднее чем через час; при посадке пусть на всякий случай отстрелят тепловые ловушки. Конец связи!

Марлоу оборачивается и обнаруживает шагах в десяти политкорректную шеренгу из шестерых спецназовцев (негр, китаец, девушка…) и лейтенанта Рамиреса.

– Извините, лейтенант, но я забираю у вас не только всех боеспособных людей, но и все, что есть, из серьезного вооружения : вам тут могут повстречаться лишь гиены, а мы идем охотиться на тигра-людоеда.

– Само собой, майор! Вот только дать мне вам особо нечего – пара пулеметов да базука… Из вертолета впопыхах успели извлечь единственный «Стингер» – ну не издевательство ли?

– Что-о-о?! «Стингер»? Ну лейтенант, – расплывается во внезапной улыбке Марлоу – это, пожалуй, самая лучшая новость за последние полсуток!

50

Отряд Робингуда – у входа в виллу Бишопа; сумерки сгущаются по-тропически быстро, так, что подъездная дорожка с изрешеченным пулями джипом и телами перебитых охранников уже практически неразличима. Робингуд настороженно всматривается в полуоткрытые двери Драконьего логова – безмолвного и темного, таящего в себе непонятную, но буквально физически ощутимую угрозу (оскароносную музыку из «Омена», плиз!):

– …Будь это компьютерной игрой – самое время СОХРАНИТЬСЯ.

Первыми внутрь проскальзывают, четко прикрывая друг друга, Робингуд с Ванюшей; затем в обширном холле с ведущей наверх парадной лестницей с резной деревянной балюстрадой появляются остальные члены отряда. Архитектура холла производит весьма странное впечатление, какое-то шизофреническое барокко: стены представляют собой чередование колоннообразных выступов и глубоких ниш, – кажется, что находишься на поляне в непроглядно –густом лесу. Электричество горит, но еле-еле, в четверть накала, и это, пожалуй, даже хуже чем полная темнота: кажется, слабенькие красноватые отсветы скрытых светильников (будто угли гаснущего костра) лишь сгущают сумрак у стен.

Свет мигает, и тут скользящий вдоль левой стены Робингуд боковым зрением замечает тень, шевельнувшуюся во мраке меж колонн; молниеносным пируэтом уйдя вбок, он всаживает в неведомого противника короткую очередь из М-16, и в тот же миг за спиною у него эхом отзывается «Узи» Ванюши: тот щедро, от души, поливает свинцом такую же затемненную нишу правой стены. Мрак откликается мелодично-насмешливым звоном стекла.

– Не бей зеркала, Боря, – плохая примета, – доносится сзади невеселый смешок Подполковника.

– Да уж понял, не дурак, – раздраженно откликается атаман. – Похоже, тут кругом зеркала… И при этом никаких охранных систем – ни телекамер, ни фотоэлементов…

– Охранные-то системы ладно, – Подполковник, пожалуй, впервые за все время выглядит столь встревоженным. – Что мне по-настоящему не нравится, так это отсутствие собак. Ей-богу, я сейчас не то что ротвейлеру – Баскервильскому псу бы обрадовался как родному!

– Собаки и лошади… – медленно выговаривает Робингуд. – Они чуют нежить куда лучше, чем люди и не терпят ее рядом с собой! Так может, это не бред – то, что говорил наш цеэрушник насчет «дневной стражи и ночной стражи»?.. Тих-хо!..

Во мраке в тылу у отряда раздается отчетливый скрип, венчаемый металлическим щелчком: это как бы сама собою затворилась и заперлась на замок массивная входная дверь.

И в тот же миг откуда-то сверху доносится мерный звук мягких тяжелых шагов: кто-то (или что-то?) спускается по скрытой темнотою парадной лестнице…

51

Поначалу из тьмы проступает какой-то грубый матерчатый балахон, сам собою плывущий по воздуху над ступенями лестницы. Однако секундою погодя становится видно, что это огромный, поболее Ванюши, чернокожий, вся одежда которого – джутовый мешок с прорезанными дырками для рук и головы; в руках он несет свернутую рыболовную сеть и бухту веревки.

– Стойте и не двигайтесь, – разносится по залу тихий шелестящий голос, идущий неведомо откуда. – Вы нужны мне живыми…

Движения у гиганта замедленные и какие-то не слишком уверенные, как у крепко пьяного. На одной из ступенек он, на миг потеряв равновесие, вынужден опереться о балюстраду; когда его пальцы хватаются за перила, раздается негромкий треск, и на полированном дереве остается ободранная вмятина, ощетинившаяся щепками.

– Господи помилуй, это же зомби! – посеревшие от ужаса губы констебля Робинсона принимаются бормотать католическую молитву, рука же судорожно выпрастывает из-под мундира шейный шнурок с каким-то корешком-амулетом.

– Стой! – Робингуд вскидывает М-16 и, когда гигант делает следующий шаг, стреляет на поражение, сразу: тут уж не до «двух предупредительных»… Несбалансированная пуля калибра 5.56, попав негру в глаз, разносит на выходе всю левую сторону черепа, но на зомби это производит не большее впечатление, чем брызги на брюках из-под колес промчавшейся рядом машины: он на миг останавливается и издает низкий яростный рык. По темному залу при этом проползает негромкий шелестящий смешок…

– Боря! – внезапно подсказывает сзади Подполковник. – Бей очередями по ногам! Разнеси ему кости!

Грохот автоматной очереди. Колени зомби буквально разлетаются на куски (крови при этом, как ни странно, не видно вовсе). Гигант рушится, как взорванная водонапорная башня, и тело его с ревом и грохотом катится по ступенькам к подножию лестницы. Там он делает безуспешную попытку приподняться, и тогда яростный рык его внезапно сменяется на пронзительный, надрывающий душу скулеж собаки с перебитым хребтом.

– Какая досада… – недовольно откликается шелестящий голос. – Придется убить вас прямо сразу. А я так надеялся поразвлечься, взяв вас живыми…

При этих словах гулкую тишину зала наполняет звук множества шаркающих шагов. Из притемненных ниш по стенам появляются все новые и новые зомби, одетые в джутовые мешки; их уже не менее трех десятков, и все они вооружены топорами, ржавыми серпами, мачете. Черная волна неотвратимо надвигается на обреченно ощетинившуюся ружейными стволами кучку белых у подножия выдержанной в колониальном стиле лестницы – ни дать ни взять газетная литография середины прошлого века «Негритянское восстание на N-ской плантации»…

52

Отряд, однако, продолжает сражаться – а что еще остается? Занявший позицию на нижней ступеньке лестницы Робингуд без промаха бьет – теперь уже одиночными – по коленям наступающих. Зомби валятся один за другим, но на втором десятке выстрелов магазин автоматической винтовки пустеет. Отбросив М-16, атаман берется за «Узи»; у этой машины прицельность, понятное дело, никакая, так что теперь задача становится весьма непростой даже для «лучшего стрелка спецназа»…

Остальные члены отряда тем временем устремляются по лестнице вверх, однако на последних ее ступеньках, выходящих в открытую галерею, натыкаются еще на двоих зомби-гигантов, одетых в музейные красно-синие мундиры времен «Черного консула» Туссена Лувертюра. Тут в дело вступает Ванюша: выясняется, что бросковыми техниками «лучший рукопашник спецназа» владеет ничуть не хуже, чем ударными. Зомби огромны и немыслимо сильны, но в подвижности и скорости реакции явно уступают тренированному человеку. Ванюша нырком «проходит в ноги» первому гиганту и, оторвав его от земли подхватом, валит противника назад – через ограждение лестницы. Второй кидается на Ванюшу сам – и тому остается лишь чуть подкорректировать подсечкой траекторию этой уже набравшей собственную инерцию туши… Второй зомби перекувыркивается через лестничные перила вслед за первым; каждое из этих падений сопровождается ревом, обрывающимся глухим ударом (высота лестницы метров семь, никак не меньше!), – похоже, непереломанных костей у гигантов осталось немного…

Отряд получает секундную передышку – но не более того. По открытой галерее спешат новые зомби – тщедушные, но заметно более подвижные, чем гиганты в мундирах; эти одеты во что-то вроде ливрей и вооружены отточенными на манер стилета сапожными шильями и опасными бритвами. Мигом оценив опасность, Ванюша-Маленький, крякнувши от натуги, выламывает из ограждения лестницы резную деревянную балясину с себя ростом – после чего предметно демонстрирует: подобного рода оружием советские спецназовцы владеют не хуже веселых стрелков из Шервудского леса. Зомби разлетаются по сторонам как сбитые кегли; хотя непоправимых повреждений это им, похоже, не причиняет, в круг, очерчиваемый Ванюшиной дубиной, они после этого как-то не очень лезут. Не знаю уж, как насчет «грузового вертолета с винтом на холостом ходу», но вот ни барона Пампы с мечом, ни Малютки Джона с оглоблей они явно не встречали, и как подступиться к подобному механизму – сообразить пока не могут…

Пара этих ливрейных зомби, сшибленных с ног ударами Ванюшиной балясины, скатились по ступенькам вниз – туда, где посредине лестницы остановились Подполковник и Чип с Робинсоном – и теперь, вставши на ноги, наступают, полосуя воздух взмахами бритв и шипя, как помоечные коты перед разборкой. Положение аховое: у Чипа вообще одна только видеокамера, у Подполковника, отдавшего автомат Робингуду, остался лишь револьвер, да и стрелять ему не с руки – Робинсон, отрезанный у противоположных перил вклинившимися в ряды группы ливрейными убийцами, оказался состворенным на линии прицеливания… По счастью, юный констебль, поначалу перепугавшийся до полного столбняка, мало-помалу проникся общим духом деловитого боевого безумия и сейчас не потерял головы; зомби неосмотрительно повернулись к нему тылом, и он, неловко завалясь набок, зарядом картечи из своего помповика разносит колени левому из них. Правый стремительно оборачивается, однако, вместо того чтобы броситься на полисмена, принимается в полной растерянности ощупывать воздух и принюхиваться – тут-то его и валит второй выстрел.

– Констебль! – резко окликает его Подполковник. – Мне сдается, они почему-то не могли тебя разглядеть. Это так?

– Наверно, это мой амулет, сэр!.. Ма говорила, он очень могущественный, его будто бы заговаривал сам Тутуола…

– Значит, человек с этим амулетом для зомби вроде как невидим… Ну-кась, дай-ка его сюда: похоже, настала мне пора тряхнуть стариной – прогуляться по оперативным тылам противника…

– Ничего не выйдет, сэр! – мотает головой парень. – Амулет и его хозяин – это как бы одно целое, в других руках он теряет силу…

– Черт, ничего в этих делах не смыслю… вот уж чему точно в Аквариуме не учили! Ну, тогда ничего не попишешь: дальше, вглубь дома, придется идти тебе – в одиночку…

– Я-а-а!?? Нет! Господин полковник, сэр! Я… я боюсь… без вас…

– Ты один можешь в этой своей «шапке-невидимке» прокрасться внутрь и найти того, кто дергает за ниточки этих кукол – этого са?мого «Барона Субботу». Ты отыщешь его, приставишь ему ствол к брюху и вежливо попросишь уложить своих барби обратно в коробки… Действуй, констебль,– другого шанса у нас уже не будет.

…Под аккомпанемент Робингудовой стрельбы снизу Робинсон тихо-тихо, как при игре в жмурки, крадется по опустелому пространству между Ванюшей и строем ливрейных зомби. Те, похоже, чуют – что-то не так; принюхиваются, прислушиваются – но тут как раз Чип, по знаку Подполковника, накрывает фланг вражеского строя рыболовной сетью (той, что обронил первый зомби-гитант), а Ванюша с воплем: «А-а-а-а!!! Бляха-муха!!!» обрушивается на врага. Зомби пытаются освободиться, вспарывая опутавшую их сеть бритвами, Ванюшина суперпалица со всего маху крушит головы и конечности временно потерявших подвижность врагов… Под прикрытием всей этой смачной мочиловки констебль, беспрепятственно миновав – по стеночке, по стеночке – галерею, ужом проскальзывает во внутренние покои виллы.

53

Робинсон, с помповым ружьем наперевес, крадучись пробирается по запутанным переходам виллы, которая кажется абсолютно пустой. Освещение здесь создают такие же скрытые багровые светильники, что и в холле; при этом они явно реагируют на присутствие человека, разгораясь чуть ярче именно когда тот проходит рядом – так что констебль как бы постоянно создает вокруг себя световое пятно, в то время как остальная часть коридора пребывает во мраке.

Коридор, открывшийся перед свернувшим за угол Робинсоном, заметно шире предыдущих. Пройдя его где-то до половины, констебль нерешительно замирает: впереди на полу смутно различимо какое-то движение, таящее в себе неясную угрозу; приглядевшись же, он невольно вскидывает ко рту ладонь и судорожно сглатывает, подавляя рвотный позыв.

Это крысы – великое множество крыс, сплошной шевелящийся ковер во всю ширину коридора. Мерзкие твари деловито обгладывают выложенный кем-то посреди пола труп ребенка; они постоянно, с яростным писком, схватываются между собою (вероятно, делят какие-то особо лакомые кусочки), однако против незваного пришельца – случись чего– готовы выступить единым фронтом: эти громадные, размером с хорошего котенка, крысаки ничуть не страшатся человека, и уступать ему дорогу явно не намерены. Констебль растерянно оглядывается в поисках обходного пути (препятствие лишь на сторонний взгляд может показаться вздорным: как его реально преодолевать, совершенно непонятно), и тут только замечает: за спиной-то – тоже неладно, и ох как неладно…

Из скрытого мраком начала коридора приближается размытая серая тень: существо передвигается на четвереньках, низко пригнув голову, – явно принюхивается к следам Робинсона. Достигнув границы тьмы и света, оно легко поднимается на задние лапы (похоже, пытается уже искать добычу «верхним чутьем»), и теперь окаменевший от ужаса констебль может хорошенько разглядеть своего преследователя.

Росту в том, пожалуй, под два метра; тело женщины, сплошь покрытое короткой, слегка вьющейся, сероватой шерстью, венчает голова кошки; кошачьей морде, впрочем, придано некое нарочито-карикатурное сходство с человеческим лицом. Яхонтово-желтые, с вертикальным зрачком, глаза всматриваются в сумрак коридора – сквозь Робинсона; острые треугольные уши напряженно лоцируют пространство, улавливая, однако, один лишь раздражающий фон из крысиного писка. Обоняние подсказывает – добыча где-то рядом, но ни услыхать, ни разглядеть ее отчего-то не выходит, и это обстоятельство ставит охотницу в тупик… Она широко, как на показ, распахивает пасть с длинными белоснежными клыками и издает низкий, ледянящий душу рык.

Тут нервы констебля не выдерживают, и он, позабыв о помповике (да что в том помповике проку – тут разве что серебряная шпага поможет, с рисунком Лабиринта…), кидается наутек; страх утраивает его силы, так что он ухитряется преодолеть «крысиный ковер» в три огромных прыжка – как камешек, рикошетирующий «блинчиками» по поверхности воды… А вот женщина-кошка, ринувшаяся следом за ним в этот растревоженный улей, так легко не отделалась: разъяренные крысаки, решившие, видно, что незваная пришелица покушается на их добычу, гроздьями виснут на ее ногах, так что ей приходится потом потратить несколько секунд на то, чтоб, катаясь по полу, ободрать их когтями и зубами.

За это время Робинсон успевает домчаться до конца коридора, свернуть за угол – и обнаружить перед собою тупик… Впрочем, не совсем: в стене обнаруживается небольшая дверца, которая (выбирать-то не из чего!) послушно распахивается от его толчка; с внутренней же стороны ее (слава те, Господи!) имеется запор, который констебль не мешкая задвигает – так что женщине-кошке остается лишь горестно мяукать снаружи, оплакивая свою улизнувшую добычу…

Ну, теперь самое время отереть холодный пот и осмотреться. Он попал в какую-то подсобку – небольшая каморка со стеллажами по стенам; на стеллажах – пучки сухой травы, мягкая рухлядь и прочий хлам; ничего интересного. А вот, кстати, и вторая дверь – она тоже лишь притворена; констебль, который, похоже, просто уже израсходовал до донышка самую способность пугаться чего бы то ни было, просто распахивает ее настежь и, с помповиком наизготовку, вваливается в освещенный свечами апартамент.

…Ох, и не хрена ж себе!.. Картина маслом: «Драку заказывали?»

54

В апартаменте имеет место быть чикатилообразный хрыч, мистер Бишоп – собственной персоной и в единственном числе. Он восседает в резном деревянном кресле перед обширным круглым столом, на котором горит канделябр о пяти черных свечах и разложены в творческом беспорядке мумифицированная человеческая кисть, чучело двухголового младенца, вымазанное кровью распятие и прочий сатанистско-водуистский инструментарий. Некромант, в ужасе выпучив глаза на вооруженного помповым ружьем Робинсона, растерянно прижимает к груди сучащего лапками черного петуха.

Немая сцена длится не менее пяти-шести секунд (Робинсон вытаращился на Барона Субботу с ничуть не меньшим изумлением и – что греха таить – со страхом), а обрывает ее не кто иной, как петух. Вырвавшись из оцепенелых рук некроманта, он, дико хлопая крыльями и истерически кудахча, устремляет свой полет прямо в лицо констеблю, и тот от неожиданности выпаливает в него из помповика зарядом картечи – так, что от глупой птицы остаются лишь кровяные брызги да пригоршня плавающих в воздухе перьев…

Тем временем Бишоп, проявив довольно неожиданное присутствие духа в сочетании с солдатской смекалкой, изо всех сил пинает снизу крышку стола; канделябр опрокидывается, и комната тотчас же погружается в непроглядный мрак… Несколькими секундами спустя Робинсон замечает внезапно возникшую на другом конце комнаты вертикальную световую полосу; однако прежде чем он успевает сообразить, что это приоткрылась дверь в какое-то соседнее помещение, она уже захлопывается с характерным щелчком: Бишоп ускользнул от него тем же примерно манером, как сам он несколькими минутами раньше – от женщины-кошки… Вне себя от досады (ну в точности – как она!) констебль выпаливает из помповика в направлении двери, за которой исчез его враг: раз, другой, третий – пока не опорожняет весь магазин…

В кромешной темноте, потеряв ориентировку и поминутно натыкаясь на с шумом падающие предметы, ежесекундно ожидая то ли ответных выстрелов, то ли прикосновения к шее нежных пальчиков какого-нибудь наведенного упыря, Робинсон мечется по некромантову апартаменту. Ощупывая стенную обшивку, он нечаянно нажимает на одну из панелей – и часть стены вдруг отъезжает в сторону, открывая перед ним обширное пространство, залитое ярким электрическим светом.

55

На лестнице холла дела совсем плохи. Робингуд, опустошивший уже магазины М-16 и обоих «Узи», остался с одним лишь пистолетом; зомби-мачетэрос прут вперед с неослабевающей яростью, и ему приходится отступать, сдавая врагу ступеньку за ступенькой. Наверху группа ливрейных зомби получила подкрепление, а вот Ванюша уже изрядно подустал, махая своей балясиной, – это тебе не изящное фехтование китайским посохом; на этом участке оборона тоже начинает прогибаться. По застывшему лицу Подполковника ясно, что никаких путей к спасению он уже не видит; все, кранты…

– Товарищ подполковник, продолжать съемку? – Чип абсолютно спокоен и деловит; он, похоже, настолько уверовал в неуязвимость людей Робингуда, что и мысли не допускает, будто что-то идет не так.

– Непременно продолжать, вольноопределяющийся! Получите потом Пулитцеровскую премию… боюсь только – посмертно.

Чип со смешком кивает и вновь приникает к видоискателю. И тут происходит нечто удивительное: ряды наступающих зомби смешиваются, а движения их становятся совершенно хаотичными; большей частью они двигаются по кругу, как сломанные заводные игрушки. Этот внезапно разладившийся механизм продолжает работать еще секунд десять-пятнадцать, явно по инерции, – а потом в зале вспыхивают ярчайшие электрические люстры; будто бы под воздействием света, кожа зомби начинает стремительно съеживаться и лопаться, и тела их буквально на глазах разваливаются на части, обращаясь в груды праха…

Бойцы Робингуда завороженно наблюдают за этой картиной, сами еще не в силах поверить в свое спасение, когда деревянная стенная обшивка – прямо напротив выхода с лестницы– отъезжает вдруг в сторону, и взорам их предстает зажмурившийся от внезапного яркого света констебль Робинсон; мундир его, забрызганный красным, густо облеплен пухом и перьями…

Немая сцена.

– Вы там что, констебль, – с периной воевали? – роняет Подполковник с надменными интонациями герцога Мальборо – и тогда отпустившее, наконец, напряжение (живы, живы все!) обваливается громовым хохотом всего отряда.

Робинсон, однако, растерянно тычет ружьем куда-то в темноту за своей спиной:

– Он там! Только что был там… Быстрее!

– Кто – «он»? Бишоп? – мгновенно подбирается Робингуд, и даже не дожидаясь ответного кивка констебля, кидается вперед, точно такса за крысой.

56

Апартамент повелителя зомби при ярком электрическом освещении выглядит довольно нелепо – столь явная стилевая эклектика разом обращает хоррор в пошлую мелодраму. Робингуд, с пистолетом в руке, внимательно разглядывает дверцу (она так же, как и вся стенная обшивка вокруг, издырявлена запоздалой Робинсоновой картечью); затем он ногой вышибает дверной запор и хитрым кувырком вкатывается внутрь соседнего помещения, куда ускользнул некромант.

Парою секунд спустя Робингуд буквально вываливается обратно; он скрючен в три погибели и держится за живот… Беззвучно выругавшийся Ванюша (на нож там нарвался, чтоль?) бросается было на выручку, но тут атаман наконец разгибается, и становится видно, что его просто-напросто корчит от беззвучного хохота.

– Ну ты орел, констебль! – наконец отирает он тыльной стороной запястья выступившие слезы. – Если эта история когда-нибудь выплывет наружу – помяни мое слово: не миновать тебе должности президента России…

– Прошу простить сэр, но я… Я даже не говорю по-русски! – лепечет совершенно сбитый с толку парень.

– Пустое, не бери в голову: от президента России знание русского никогда и не требовалось. Главное – чтоб он хорошо «MOCHIL V SORTIRE», а уж этого у тебя никак не отнимешь!

Распахивает дверцу настежь и, посторонившись, дает всем полюбоваться картинкой. Помещение и вправду представляет собой роскошно обставленный туалет. Мистер Бишоп полусидит, воткнувшись задом в мраморный унитаз; одна из шальных Робинсоновых картечин, под немыслимым углом пробив дверную филенку, угодила ему точнехонько в переносицу, навсегда прикнопив к хорьковой мордочке Барона Субботы выражение недоуменной обиды…

57

В коридоре виллы – Чип с Ванюшей. Бледный, как штукатурка, Чип осторожно несет на руках свою девушку: та без сознания, но, похоже, цела и невредима – успели. На Ванюшиной физиономии тоже отражается богатая гамма чувств: этот, конечно, навидался в жизни всякого, но подвал мистера Бишопа произвел впечатление даже на него…

– Обожди-ка, – Ванюша распахивает одну из ведущих в коридор дверей и, чисто рефлекторно отсканировав вскинутым пистолетом открывшееся помещение, делает знак Чипу. – Давай сюда – поищем ей какую-нито одежку-аптечку.

Попали они, надо заметить, весьма удачно. Перед ними – две комнаты, соединенные между собой; дальняя из них – не что иное, как знакомый нам рабочий кабинет Конкассёра, а ближняя – что-то вроде жилых апартаментов с мини-баром, холодильником и кушеткой, на которую Чип и укладывает девушку, закутанную в сорванную где-то по пути драпировку. Пока он нашарил для нее в стенном шкафу рубаху с шортами (великоваты, но сойдет), Ванюша извлек из бара пузатую бутылку («А ничего коньячок попивают, гады! Ну, в смысле – попивали …») и, легонько похлопав девушку по щекам, подносит к ее губам стакан:

– Ну-кась, барышня! Вообрази, что ты просто в компьютерной игрушке. Давай-ка – эликсир жизни, восстановитель второго уровня…

Лишь тут она оттаивает настолько, чтоб хотя бы разрыдаться на груди у Чипа…

Предоставив их заботам друг друга, Ванюша перебирается в кабинет, каковой и принимается обследовать с растущим интересом. Целая куча хитрых систем связи и стены, сплошь завешенные мореходными картами, подсказывают ему, что тут-то, пожалуй, и есть главный нервный центр здешней лавочки; вникать во все это, однако, нет времени. В несгораемом шкафу находит целый арсенал; пару минут самозабвенно роется в нем (ибо сказано: «Дать мужчине меч – все равно что дать женщине зеркало: они ни на что больше не смотрят») и наконец останавливает свой выбор на старом добром калашникове калибра 7.62 и на английской снайперской винтовке AW Supermagnum со всеми мыслимыми наворотами: прицел со встроенным лазерным дальномером, ночное видение… Сейфа в кабинете нет, ящики стола ничего интересного не содержат; можно уходить.

В жилом отсеке девушка, как это ни удивительно, уже успела привести себя в порядок (не девятнадцатый, чай, век – в обмороках отлеживаться!) и, судя по всему, вполне «готова к труду и обороне»; окинув ее в высшей степени одобрительным взглядом, Ванюша кивает Чипу в направлении кабинета:

– Там пара компьютеров – в них, небось, масса интересного; вытащи-ка из них мозги, дома разберемся… А мы пойдем проверить хозяйскую вертушку. И ежели там движок не заколдован какой черной магией, то минут через десять мы отсюда тихо улетим к этой самой матери… как те колхозники на фанерном ероплане!

…Чип в Конкассёровом кабинете, бормоча себе под нос, разглядывает компьютерное хозяйство:

– Та-ак… Значит, тот к Сети подключен, а этот – нет… Стало быть, все секреты как раз в нем – чтоб, значитца, злые хакеры не добрались, как до Пентагоновских икс-файлов… Ну, дерёвня – в Firewall'овскую защиту, и в ту не верят!.. И ведь правильно делают, если вдуматься…

58

Две машины, в которых разместились американские спецназовцы (одна – обшарпанный форд Марлоу, другая – трофейный джип-тойота перебитых тонтон-макутов), притушив фары, остановились под виллой Бишопа – но не со стороны подъездной дороги, а поодаль, там, где склон кажется совершенно неприступным. Марлоу ведет инструктаж:

– …Итак, задача-минимум – не допустить, чтоб хозяин виллы, этот самый Бишоп, попал живым в руки противника. Мы сейчас поднимаемся по обрыву – это тяжело, но возможно – и скрытно проникаем на виллу; весь расчет на то, что с этой-то стороны нас точно не ждут. Затем мы аккуратно уничтожаем всех, кто там находится, кроме самого Бишопа… ну, а если он уже мертв, тогда просто – ВСЕХ.

Печаль в том, что на вилле есть вертолет, и они в любой момент могут на нем упорхнуть – с Бишопом или без. Тогда придется просто достать их нашим «Стингером», а заложника – списать по графе «попутные потери»… Но, в любом случае, мы держим их за горло. В город, по дороге, они спуститься не могут – там тонтон-макуты, улететь – тоже: «Стингер» догонит… Вопросы есть?

– Так точно, сэр! Кто – «они»?

– Мы предполагаем, – после секундного раздумья отвечает резидент, – что это – боевики одного из колумбийских наркокартелей. Из этого, понятно, не следует, что они именно колумбийцы: на Медельин и Кали сейчас кто только не работает – от израильских коммандос до костоломов из «Штази». Ветераны Третьей мировой, старая гвардия… Между прочим, охрана у мистера Бишопа была поставлена – не чета иным президентам, и если уж она не сработала, то смею вас уверить: ребята те – крутизны немереной…

– Сержант Такер! – окликает Марлоу. От строя спецназовцев отделяется высокорослый блондин с левой рукой, наглухо прибинтованной к телу (там, похоже, перелом). – От вас, с вашим плечом, при скальных работах на обрыве проку все равно никакого. Вы останетесь здесь, внизу – со «Стингером» и спутниковой связью. Если, не дай бог, объявятся тонтон-макуты – уничтожьте хотя бы телефон. В плен этим ребятам сдаваться не советую…

…Спецназовцы, обвешанные оружием и микропереговорниками, начали уже сноровисто взбираться по мутно отсвечивающему в ночи известковому обрыву – «вперед и вверх, а там!..» – когда в наушнике резидента прозвучал оклик сержанта Такера:

– Майор! Центр на связи!.. Срочно и очень важно!

Махнув рукой своим спецназовцам – вперед, в темпе! («…да и мне ль вас учить, как брать укрепрайоны!») – Марлоу рысью возвращается к машине.

59

Одно из помещений той самой вашингтонской правительственной резиденции – викторианский мореный дуб и по-флотски надраенная медяшка. Перед дверьми маячит адъютант его превосходительства; он уже приладил на место свой недооторванный аксельбант и теперь, судя по умиротворенно-мечтательному выражению на физиономии, явно прикидывает: тот глаз, что ему так удачно подбили президентские секьюрити, – не потянет ли он, часом, на боевое ранение, венчаемое «Пурпурным сердцем»?.. У спутникового телефона, помимо давешнего свежемороженого хека, генерала Атторнея, – невзрачный человек с будто бы припорошенным пылью лицом:

– Майор Марлоу? Мы, кажется, нашли то, что вам надо… По нашим сведениям, на острове сейчас находится один из крестных отцов русской мафии – Борис Радкевич. Вы, кажется, знакомы?

– Лучше, чем хотелось бы, – доносится из переключенной на громкую связь трубки невеселый смешок резидента.

– Да уж, обе ваши встречи – и в Гурундвайе, и особенно в Пешаваре – трудно назвать приятными… Впрочем, все те баталии – согласитесь! – теперь отошли в область преданий: Пешавар… Саратога… Троянская война… А тот майор советского спецназа, что некогда доставил Штатам (в вашем лице) массу неприятностей, давным-давно уж сгинул; его больше нет, зато есть Боря-Робингуд – один из столпов криминального мира, причем не только российского. В высшей степени серьезный человек – «AUTORITY», как выражаются русские гангстеры…

– Это чертовски странно…

– Вы правы, майор, именно что – чертовски! Главарю его ранга лично светиться в операции нет никакой нужды: ведь в России у него под началом столько боевиков, что ими вполне можно укомплектовать армию небольшого государства. А он прибыл на остров даже без охраны, всего лишь с парой приятелей – абсолютно легально, под своим именем… И еще. Рэкет Радкевича – это международная торговля оружием и наёмничество, по части наркобизнеса же он кристально чист; шутят, что он – как дон Корлеоне, «не одобряет наркотиков»: какие-то старые заморочки, еще афганских времен… За каким дьяволом ему лезть в совершенно его не касающиеся кокаиновые разборки? В общем нельзя исключить и того, что его присутствие на острове – чистое совпадение.

– Ясно… О черт!.. – вдруг доносится из трубки.

– Что там у вас творится, майор?

– Хотел бы я и сам это знать… Похоже, мы обнаружены… Конец связи.

60

Марлоу швыряет трубку спутникового телефона на сиденье «форда» и хватается за автомат, прижимая плечом к уху обруч микропереговорника:

– Сколько было выстрелов, сержант? Точно ли – со стороны виллы? Есть ли потери?

– Выстрелов – не менее трех; локализовать стрелка пока не можем; потерь личного состава нет, – четко рапортует наушник. – Пулями повреждено оружие сержанта Платника и сержанта Гримальди. Мне сдается, сэр… сдается, что это никакие не промахи: он попал именно так, как целился. Небось, из тех парней, что выбивают очередью на мишени вензель царствующего дома…

– Та-ак… Немедленно отходите назад, – после секундного раздумья командует резидент.

– Боюсь, это невозможно, сэр, – откликается командир «альпинистов». – Мы сейчас на самом поганом участке обрыва. Забились в трещину, но стоит нам высунуть из нее нос – вперед или назад, без разницы – как тут же окажемся перед этим суперснайпером как мухи на скатерти…

И в этот самый миг в кармане Марлоу подает голос мобильник – открытая связь; скорее рефлекторно, чем осмысленно он включает его, и…

– Алло! Это американский резидент?

– А вы шутник, мистер! – старательно изображает зевок Марлоу; удар он держит хорошо, однако все-таки чувствуется – малость «поплыл». – Это фирма «Фишеринг эдвенчурз», рыболовные туры… Только вот для заказов время неурочное, малость поздновато – не находишь, приятель?

– Экая досада!.. – огорчается трубка. – А то я тут сижу на вилле этого упыря, Бишопа… ну, который сдирает с девушек кожу и потом выделывает ее под пергамент для своих кабалистических рукописей… тут богатая фильмотека, есть чего поглядеть… Тебе интересно?.. ага, молчишь… стало быть, интересно. Кстати, я тут на этой вилле и сам кой-чего понаснимал – ты, часом, не замолвил бы за меня словечко перед жюри по Пулитцеровским премиям, а?..

Но я тебе, собственно, звоню не за этим. Тут у нас на обрыве под виллой ползают какие-то вооруженные ханыги, вколичестве пяти штук. Я уж совсем было собрался их перестрелять на хрен, а потом вдруг подумал – а ну как это не местные отморозки, а твои люди? Сам понимаешь – ну на хрена мне в моем ФБР-овском досье история о пяти замоченных американцах… Так твои это люди – или как?..

– Я не понимаю, о чем вы говорите, мистер… Какой-то садист, какие-то вооруженные американцы…

– Ну, тогда я начинаю отстреливать этих, на обрыве – по одному… Жаль, но делать нечего… Раньше ты, помнится, не сдавал своих людей, майор Марлоу…

– Что ты сказал?! – осевшим голосом откликается резидент.

– То, что ты слышал. Привет майору Марлоу от майора Радкевича. Нам-то с тобой чего в конспирашки играть – «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю»… Даю твоим людям пять минут на отход, а дальше открываю огонь на поражение. Пешавар не забыл?.. Ответа не слышу!

– Не забыл…

– Вот и ладненько. Конец связи.

61

Крыша вилы Бишопа, представляющая собою нечто вроде террасированных висячих садов, подсвеченных россыпями разноцветных огоньков. Из кабины раскрутившего уже винт остроносого вертолетика «Bell-206» вываливается Ванюша:

– Не, ну это, блин, Россия! Мне чё, по громкой связи, что ль, объявлять: «В секции гыр-гыр заканчивается регистрация билетов на рейс номер гыр-гыр»? Где там, на хрен, эта СЛАДКАЯ ПАРОЧКА?! Пару винчестеров скурочить – и то нельзя поручить!..

По декоративной лесенке на крышу взбираются Робинсон и Подполковник; констебль втаскивает на горбу раненого цеэрушника – тот совсем уже раскис (тут раскиснешь: раненое колено – не шутки). Подполковник, привычно пригибаясь под вертолетными лопастями, добирается до того края крыши, где, схоронясь за невысокой балюстрадой, устроился Робингуд со снайперской винтовкой:

– Слышь, Борь! Тот парень-то совсем плох. А нам, как ни крути, еще трястись на перекладных; покуда доберемся до первого американского посольства, как ему обещано, – ногу ведь потеряет… Может, лучше сдать его как-нибудь с рук на руки твоему пешаварскому корешу – и пусть дальше голова болит у него, а?

– Запросто, – хмыкает Робингуд и тянется было к мобильнику, но тот пробуждается к жизни сам.

– Hallo, Robin Hood!.. Ты честно отпустил моих людей; возвращаю тебе долг – теми же купюрами. Если вы вознамерились упорхнуть с виллы на хозяйском вертолете – не надо: у нас тут «Стингер» – собьем, и вся недолга… Боюсь, у вас только один выбор: кому именно сдаться, нам или ребятам Бишопа; лучше – нам, мы хотя бы статус военнопленного гарантируем, хоть это и не по закону… Да, кстати, – с деланой небрежностью пробрасывает Марлоу, – этот самый Бишоп – он еще жив, или как?..

– Или как. Ты будешь смеяться, но его ЗАМОЧИЛИ В СОРТИРЕ; даже и не мы, а местный парень – рассчитался с ним за сестренку. Уж не знаю – то ли речей нашего президента наслушался, то ли вашего Тарантино насмотрелся… Тебя это сильно огорчает?

– По-человечески – ничуть, – после краткого молчания откликается резидент. – Но я, к сожалению, нахожусь при исполнении, так что все остается в силе. Думай быстрее. Конец связи.

Робингуд тяжело поворачивается к вертолету:

– Глуши мотор, Ванюша! Рейс откладывается по погодным условиям; о времени вылета будет объявлено дополнительно.

62

В вашингтонской резиденции, вокруг спутникового телефона бушуют свои страсти.

– Почему вы отменили штурм, майор Марлоу? – скрежещет генерал Атторней.

– Потому, что оставшимися у меня силами выполнить задачу невозможно. Момент внезапности утерян, и теперь это задача не для спецназа, а для десантно-штурмового батальона – почувствуйте разницу! Там, наверху, караулит лучший снайпер из всех, кого я знаю, – а я, поверьте, кой-чего повидал в этой жизни… И я не поведу людей на бессмысленную бойню – мы, слава Богу, не в России, чтоб замывать солдатской кровью обдристанные генеральские подштанники!

Давешний пыльнолицый человек деликатно извлекает трубку из разом одеревеневших пальцев генерала – тот, судя по цвету физиономии, предметно выбирает уже между разрывом сердца и апоплексическим ударом:

– Что вы предполагаете делать дальше, майор, если они откажутся сдаваться – а именно так, я полагаю, и будет? Если не штурм – тогда что же?

– Очень просто. Всади?те в эту чертову виллу крылатую ракету или полутонную «умную» бомбу – Бишоп-то мертв, и беречь там все равно уже нечего! Вот тогда уж можно и поштурмовать…

– Ну, вы додумались, майор! Как вы потом собираетесь скрыть следы?

– А чего их скрывать-то? Мало ли чего взрывается на виллах у наркобаронов! Да и вообще после этой истории со сбитым «Чинуком» что-либо прятать и секретить бессмысленно. Готовьте массированный пиаровский удар – «чтобы в ложь поверили, она должна быть громадна и незатейлива», так, кажется?

– Гм… Убедили. Сейчас связываемся с армейским командованием…

– Но только чтоб команду на пуск этого «Томагавка» давал им лично я, со своего телефона! А то вы сегодня уже порулили боевой операцией, хватит…

63

На крыше виллы – совет в Филях. Освещенная декоративным китайским фонариком топографическая карта; палец Робингуда скользит по агатовому (коричневое по зелени) рисунку горизонталей:

– «Стингер» ихний, как я понимаю, торчит где-то здесь; но тогда вот эта вот лощина – отметка 64 по обратному склону – должна, по идее, оказаться в мертвой зоне! Если скатиться с нашего пупка точно по ней, впритирочку с землей, а потом уйти на бреющем… Ванюша, сделаешь?..

Тот отрицательно качает головой:

– Тут нужен вертолетчик экстра-класса – ну, вроде Петровича. Тот, может, и вырулил бы, а я – пас: больно темно. Вмажемся, Боря, – это стопроцентно!

– Ладно… А если сварганить какие самопальные тепловые ловушки?

– В принципе, возможно, – пожимает плечами Подполковник, – только времени мало – не поспеть… Я вот думаю – не попробовать ли лучше навести на их позицию тонтон-макутов?

– А не один ли хрен, кто из них двоих попотчует нас тем «Стингером»? – резонно замечает Ванюша.

– Да-а-а… Дрянь дело, – резюмирует атаман. – Пожалуй, похуже чем тогда, в Гурундвайе, нет?..

Тут оживает мобильник:

– Hallo, Robin Hood!.. Ну, что надумали?..

64

Чернобархатная тропическая ночь. Фармазонщицы –цикады остервенело вгрызаются своими заржавелыми пилками в неподатливую небесную твердь, инкрустированную коллекционными жемчугами созвездий. Спецназовцы Марлоу заняли позицию в зарослях под обрывом; сам резидент рубит в мобильник:

– …А я и не собираюсь штурмовать вашу виллу в пешем строю «уступом влево» – на хрена б она нам сдалась на тыщу лет! Я сейчас просто всажу в нее крылатую ракету, а потом спокойно займу ту воронку, что от нее останется… Ты просто не въезжаешь, на каком уровне идет игра!

– Да, крылатая ракета – это круто… Вы там, главное, не разнесите опять какое-нибудь китайское посольство: не поймут ведь – азиаты-с…

– Рад, что тебе не изменяет чувство юмора. Только я, к сожалению, серьезен, как поп, напутствующий висельника.

– Вот, значит, оно как… – после некоторого молчания откликается вилла. – Гражданских-то хоть выпустишь – под белым флагом?

– Какие там еще гражданские?! Время тянешь?..

– Ну, не без того… А гражданских – четверо. Местный полицейский и ваш раненый агент, Джазмен, – я посулился, что передам его американским властям; ну и наша, русская парочка – девушка, которую мы, собственно, и выручали, и ее верный рыцарь… А то ведь, согласись, обидно: выбраться живой из подвала Бишопа – и тут же угодить под «Томагавк»!

Теперь уже ошарашенно замолкает американец.

– Постой-ка… Уж не хочешь ли ты сказать, что влез в эту мясорубку только затем, чтоб отбить у маньяка ту похищенную девушку?!

– Что поделаешь – сентиментальным становлюсь… Старею, наверно.

– Это – правда? – тон Марлоу сух и в высшей степени серьезен.

– Слово офицера.

– Ч-ч-черт!.. Так Бишоп – это не заказ колумбийских картелей?! Это меняет дело… – некоторое время он что-то прикидывает, а затем принимается говорить, тщательнейшим образом взвешивая каждое слово: – Как бы там ни было, вы – профессионалы, увидевшие то, что не положено. А я обязан зачистить концы в этой гнусной истории – тут ничего личного … Знакома тебе такая формула из британского судопроизводства: «Есть ли причина, по которой вам не должен быть вынесен смертный приговор?» Так вот: «Есть ли причина, по которой я могу выпустить вас живыми с этой чертовой виллы?» Говорите, майор Радкевич, – и я выслушаю ваши доводы очень внимательно… ОЧЕНЬ – вы меня поняли?..

65

На крыше виллы – Робингуд; он взвешивает слова с тою же тщательностью:

– Я понял вас ОЧЕНЬ хорошо, майор Марлоу. Сколько вы даете мне на подготовку ответа?

– Подлетное время крылатой ракеты – четырнадцать минут; исходите в своих расходах из этой суммы.

– Ясно. То время, что мы будем отправлять гражданских, а вы принимать их, – оно как, входит в налогооблагаемую сумму?

– Нет, не входит, – после секундного размышления уступает трубка. – Хорошо торгуешься, майор!

– Еще бы – во мне есть четвертушка армянской крови, а ведь где прошел один армянин, там семерым евреям ловить нечего… Да, я надеюсь – на гражданских ваша зачистка концов не распространяется?

– Нет, конечно! – усмехается резидент. – Смысла в этом я не вижу никакого: они же небось по сию пору не поняли – что к чему, да и не поверит им никто… И потом, угрохать их во время штурма – это одно, а хладнокровно расстрелять – совсем другое, что б там про нас ни болтали… Я в любом случае потребую письменного приказа – а где тот псих, чтоб под таким подписываться?

– Ладно, я гружу их в джип и отправляю по дороге вниз. На случай, если они нарвутся на тонтон-макутов…

– Один из этих четверых – наш агент; так что ЭТО теперь не твои проблемы, а мои… Слышь, майор!.. – вдруг после паузы окликает Марлоу, каким-то странно изменившимся тоном. – Меня тут только что один штабной из Вашингтона по?ходя припечатал: дескать, все ваши с Радкевичем гурундвайско-пешаварские ратоборства – это, по нынешнему времени, вроде Троянской войны, чистая мифология… Давно хотел тебя спросить, да все случая не было… а дальше уж, небось, и не будет… Тогда, в Пешаваре – почему вы отход-то спланировали так бездарно? Нет, про основную вашу операцию ничего не скажешь – шедевр: и само освобождение пленных, и акция прикрытия, со взрывом в резиденции Надир-шаха – высший класс, без вопросов… Но зачем вы потом два часа потеряли у той дурацкой речушки?

– Вертолетов ждали, естественно! – раздраженно откликается Робингуд.

– Каких вертолетов?! Откуда? Там же на обоих перевалах такая ПВО, что муха не пролетит!

– А зачем нам те перевалы? Мы лучше кругалем, по долине Кайнар-сая… С дозаправочками – знаешь такую детскую задачку про перевозчика с волком, козой и капустой? Подальше положишь – поближе возьмешь…

– Ах ты, черт!.. Так вот зачем ваши парашютисты брали тогда тот на хрен никому не нужный и неудерживаемый кишлак! – Геок-Тепе, не путаю?

– Не путаешь.

– Да, изящно было задумано, ничего не скажешь. Беру свои слова назад… Только знаешь, когда в операции столько состыковок – наверняка что-нибудь да хрустнет: тут уж не понос, так золотуха – как тогда у нас в Иране с заложниками…

– Вот-вот! Кто-то в штабах так и решил в последний момент: чего-де зря транспорт гонять – все равно ведь наверняка что-нибудь да хрустнет ! Взяли – и не послали нам вертолетов вовсе; ведь железо – оно на балансе числится, за него отвечать надо, а пленные – это так, расходные материалы … – тон Робингуда спокоен и даже чуть насмешлив, только мобильник он стиснул так, что побелели костяшки пальцев. – А двигаться пешим ходом они больше не могли – слишком ослабели. Ну, финал ты помнишь… Такие дела.

На несколько мгновений все тонет в вязком, мазутно-тяжелом молчании…

– С-суки штабные!.. – с чувством откликается наконец сквозь разделяющее их пространство Марлоу. – Везде одно и то же… Ладно, помни о сроке. До связи.

66

Робингуд с Подполковником, перебрасываясь репликами, быстро шагают по коридорам виллы:

– А может, тут какой подземный ход есть?

– Очнись, Боря! – на дворе, чай, не пятнадцатый век, нынешние владыки для этих целей вертолеты держат…

– Ну, тогда – только на прорыв, через тонтон-макутов. Попробуем захватить на берегу какую-нито посудину…

– Утопят – с воздуха.

– По темноте – могут и не найти… Да, кстати: надо б нашу СЛАДКУЮ ПАРОЧКУ поторопить «с вещами на выход» – пока Марлоу добрый…

Распахивают дверь Конкассёровых апартаментов. Чип сидит за одним из хозяйских компьютеров, девушка – за другим; пальцы русской компьютерной звезды, оцененной Microsoft'ом в тридцать штук, порхают над клавиатурой – ну чистый Нейгауз, играющий пресловутую пятую страницу рукописи Ференца Листа, ту самую, где требуется играть «еще быстрее» (после четырех страниц с пометками просто «быстро», «быстрее», «еще быстрее» и, наконец, «быстро как только можно»).

– Ты глянь, Боря! – изумляется Подполковник. – Не иначе как они в DOOM по сети меж собой режутся! Ну, дженерейшн –пэ!…

– Никак нет, товарищ подполковник! – обрадованно, будто вновь обретший отлучившегося хозяина спаниель, вскакивает Чип и, лихо откозыряв, рапортует: – Вольноопределяющийся Крашенинников задание выполнил!

– К пустой голове руку не прикладывают, вольноопределяющийся! – мрачно хмыкает Робингуд. – Не понял – какое еще задание?

– Ну, как же… – вполне по-детски вянет Чип: в кои-то веки сумел оказаться полезным команде – и нате вам… – Ванюша велел винчестера? скрутить – ну, на предмет секретной информации, – а я подумал: ну их, эти железяки, потеряем еще по дороге… Прямо здесь их и расколол, всю информацию вытащил. «Русские хакеры» это ведь, считай, еще покруче «русской мафии»!

Робингуд с Подполковником синхронно дергаются к монитору, едва не столкнувшись при этом лбами. Даже беглого взгляда на содержимое этой пещеры Али-Бабы, отворившейся на Чипов «Сезам!», хватает им, чтобы уразуметь: сокровищница сия набита не золотом, а оружейным плутонием; штука, конечно, ежели в пересчете на вес, куда дороже золота – только вот в руки ее брать особо не рекомендуется…

– Ну вот, – грустно качает головою Робингуд, – теперь нам точно конец настал, как в том ковбойском анекдоте: мало ж нам было застрелить вождя… Уж сейчас-то нас отсюда точно живыми не выпустят – никого: ТАКУЮ информацию всегда стирают вместе с носителем. Эх, Чип… Пандорушка ты наша…

– Или как раз наоборот, – внезапно откликается Подполковник. – Это ведь как повернуть… Вот вернемся в Москву – точно заставлю тебя наконец прочитать Сун-Цзы: оч-чень своевременная книга.

67

Внизу, у Марлоу, звонит мобильник:

– Алло! Робингуд на связи. Я нашел вескую и объективную причину, по которой ты беспрепятственно выпустишь нас отсюда и вообще еще сутки будешь сдувать с нас пылинки.

– Рад за вас. Слушаю внимательно.

– Ты сейчас в Интернет войти можешь?

– Дурацкий вопрос! Мы все-таки американский спецназ, а не команчи в набеге… – по мановению руки резидента перед ним распахивают ноутбук, подсоединенный к спутниковой связи. – Ну, вошел…

– Сейчас продиктую адрес сайта и входной пароль, а пока ты набираешь, зачту избранное местечко: «Операция «Некромант» была санкционирована генералом Атторнеем и помощником президента по нацбезопасности Хаундом, директива за номером…»

– Сто-о-оп!!! Как ты… Что за чертовщина??!

– Просто мы раскололи компьютер твоего Конкассёра и закачали всю эту сверхсекретную информацию в Интернет. Пока она лежит на трех закрытых сайтах, доступ к которым есть только у нас и еще у одного человека, в России. Но если по прошествии суток мы лично не отменим приказ, он выложит все это в открытый доступ…

– Публика сочтет это уткой. Зомби, тонон-макуты – ну прямо Грэм Грин и Стивен Кинг в одном флаконе…

– То, что касается зомби и тонтон-макутов – скорей всего; а вот то, что касается кокаина… Ты, никак, по сию пору веришь, будто наркоторговля была лишь прикрытием для операции «Некромант»? А на самом-то деле все обстояло ровно наоборот: гигантский, фактически легализованный канал поставок «снежка» в Штаты, прикрытый от Агентства по борьбе с наркотиками бумагой с грифом «Top Secret». Ятут сунул нос в бухгалтерские ведомости Конкассёра – так ты, похоже, остался единственным из всех причастных к «Некроманту», кто не зачерпнул полными пригоршнями из этой денежной реки!

– Не может быть!.. – как-то совсем уж по-детски откликается Марлоу.

– И это говорит профессионал! Я вот отлично помню, как у нас героин из Афгана гнали в цинковых гробах – но патент-то на этот способ, между прочим, еще ваш, вьетнамских времен… Скажешь – нет?

– Заткнись! – пару секунд резидент переваривает услышанное; лицо его явственно осунулось. – Так ты хочешь сказать, что ликвидировать вас теперь совершенно бессмысленно?

– Не бессмысленно, а преступно: мы ведь не отказываемся вернуть всю эту информацию в, так сказать, нераспечатанном виде американскому правительству – но сделать это мы можем лишь оставшись живыми, логично? Так что придется тебе нас отпустить… А если твой генерал станет на тебя наезжать, помяни некий счет в лихтенштейнском банке «Адам Захер»… ну, номер найдешь на том сайте.

– Ладно, проваливайте… Да, постой! – услуга за услугу. Я должен на некоторое время занять виллу, а тонтон-макуты, судя по радиоперехватам, уже готовы к штурму. Хорошо бы кто-нибудь удерживал для нас позицию – считанные минуты… Твой этот герой-стрелок, из местных, – не хочет ли, для разнообразия, поработать теперь на американское правительство?

– Спрошу. У него, помнится, мечта жизни – поступить в академию ФБР… Позаботишься?

– Слово офицера.

68

Двое обитателей вашингтонской резиденции являют собою живой контраст: генерал Атторней мог бы сейчас послужить натурщиком для широко известного соцреалистического полотна товарища Кукрыникса «Конец» (господа фрейдисты, ма-а-алчать!!!), пыльнолиций же человек непроницаемо-спокоен и деловит.

– Он отпустил их!.. – хрипит генерал, оттягивая узел душащего его галстука. – Это пахнет государственной изменой! В боевой обстановке!..

Пыльнолицый некоторое время пристально разглядывает Атторнея – так, будто тот сплошь обляпан какой-то экзотической кожной болезнью.

– Вы не находите, генерал, что в устах обладателя лихтенштейнских номерных счетов слова «государственная измена» звучат как-то двусмысленно? А что до майора Марлоу, то он принял абсолютно верное решение; я имею в виду – верное для СВОЕГО уровня информированности и ответственности.

– Верное??!

– А вы на секунду представьте ущерб для имижда нашей Демократии, если бы это все, – тут пыльнолицый небрежно кивает на раскрытый ноутбук, – и вправду перетекло из Интернета в ведущие мировые СМИ. Это тебе не жучки в штаб-квартире конкурирующей партии и не минет в Овальном кабинете… А воспрепятствовать этому с позиции силы он – увы! – не имел возможности…

– Вы хотите сказать… что ОН не имел, а МЫ имеем? – чуть оживает генерал.

– Да. А ты как думал, – с внезапно прорвавшимся раздражением рявкает пыльнолицый, – я так и позволю этому Робин-Бонду улететь в голубом вертолете со спасенной девушкой и чемоданом государственных тайн – как в голливудском хэппи-энде?! И выпущу гулять по миру историю о том, как три русских бандита и хакер поставили раком Великую Державу во всей силе и славе ее?! Они ведь не на бабки твои кокаиновые нас кинули, они нас OPUSTILI V NATURE, ты въезжаешь, нет?!!

Прошу простить, сэр – сорвался… – и пыльнолицый вновь обретает всегдашнюю свою непроницаемость, единственно и приличествующую истинному джентльмену из «Лиги плюща». – Так вот, если вам интересны технические детали операции… Вертолетик «Белл» – не «Боинг»: дальность полета чепуховая. Дальше они наверняка должны перепрыгнуть на какую-нибудь посудину, крейсирующую в международных водах. Все переговоры этих ребят АНБ, естественно, отсканировало через систему «Эшелон»: прочесть пока не могут – у них такая же STR-связь как у нас, – (Тут он кивает на спутниковый телефон.), – но это вопрос времени. В любом случае, уже определены те суда в Карибском бассейне, которые – по данным спутникового слежения – заметно изменили параметры своего движения вскоре после сеансов Робингудовой связи. Наиболее перспективны три из них…

– Простите, сэр, – встревает генерал, которому явно невтерпеж задать умный вопрос, типа «о режиме работы автоклава», – но откуда у русской мафии взялись сверхсекретные американские системы связи?

Пыльнолицый опять некоторое время глядит в упор на своего визави – только в этот раз не как на носителя редкой кожной болезни, а скорее как на ребенка-дауна.

– Да оттуда же, откуда у чеченских сепаратистов системы «Антиснайпер», которых не имеют на вооружении федеральные войска! Это, конечно, русский фельдмаршал Суворов в свое время отлил в бронзе: «Полгода интендантства – и можно расстреливать без суда», однако я полагаю, сэр, что означенное качество интендантов есть одна из пресловутых общечеловеческих ценностей … Я могу продолжать – о деле?

Так вот, поднятые из зоны Канала самолеты АВАКС отслеживают, куда направится Робингудов вертолет. Однако морской спецназ на всякий случай уже взял под контроль все три судна – две яхты и сухогруз; все они шли под кипрским флагом, но реальные хозяева у них русские… При пересадке на судно Робингуд и его банда будут захвачены – непременно живыми. А когда мы выбьем из них нужную информацию, в дело вступят наши компьютерщики – и через час от этих чертовых закрытых сайтов со всем их содержимым не останется и следа… Как выражаются сами русские – «На всякую хитрую задницу найдется свой член с винтовой нарезкой». И Робингудовой банде предстоит уразуметь напоследок, что меряться… этими самыми частями тела можно с полоумным тропическим диктатором, а вот с Единственной Мировой Сверхдержавой – лучше не надо: сфинктер порвем – на Андреевский флаг!

– Как хорошо вы освоили русский сленг и русский менталитет, сэр! – льстиво замечает генерал. – Только вот – как это понять: «морской спецназ взял суда под контроль»? Воды-то международные…

Пыльнолицый вновь бросает на собеседника тот же взгляд и на этот раз до ответа уже не снисходит вовсе: чего с дураком разговоры разговаривать…

– Простите, сэр, – не отстает Атторней, – но это же… вроде как… пиратство!

– Да сэр, вы совершенно правы: пиратство… Но только пиратство – еще далеко не самое серьезное, чем нам предстоит сейчас заняться – после всего того, что вы – да-да, именно вы, генерал! – наколбасили на этом чертовом островке!..

69

На крыше виллы – прощание под крутящимися вертолетными лопастями. Робингуд, как бы взвесив на ремнях свою снайперскую винтовку и Ванюшин калашников, после секундного колебания («эх, хороша игрушка…») вручает винтовку Робинсону – ему сейчас нужнее; коротко обнимаются.

– Ну, бывай… тёзка! Твой выбор… Значит, будешь отрабатывать свою академию ФБР?

– Так точно, сэр. Но вы не подумайте – я потом непременно вернусь: ведь нашим людям тоже нужна настоящая защита! Все-таки моя родина – здесь… ну, вы понимаете, что я хочу сказать…

– Чего ж тут не понять, констебль! Родина – это святое… это вроде как мать-алкоголичка: уж какую Бог послал, не в ЛТП ж ее сдавать…

– Как вы сказали, сэр?

– Неважно… Ну ладно. Приветы там передавай агенту Малдеру и агенту Куперу. А вот агенту Скалли лучше не надо – обидится; а может, и наоборот – кто их разберет, этих женщин?..

– И вы их всех знали, сэр?! – простодушно изумляется Робинсон.

– Так, шапочно… Ну ладно, отставить шуточки в строю! Связь с Марлоу будешь держать по этому вот мобильнику – держи. Влезешь на колокольню – там пулемет, прибор ночного видения по идее тоже быть должен; на дальней дистанции у тебя преимущество – работай из винтовки, ищи офицеров… ну или кто там у них. Надеюсь, впрочем, до этого не дойдет – Марлоу поспеет первым.

Последние рукопожатия и хлопки по плечам; с пилотского места подает голос Ванюша: «Граждане провожающие, проверьте, блин, – не остались ли у вас билеты отъезжающих!» Робинсон, уже от лестницы вниз, внезапно оборачивается и окликает залезающего в вертолет последним Робингуда:

– Сэр!! Я ведь только сейчас понял! Американский спецназ – это и есть те самые основные силы, про которые вы говорили? Ну, что должны были нас сменить через два часа?

– Да, типа того, – небрежно отмахивается Робингуд и, задвигая дверцу, командует:

– Поехали! Следующая остановка – яхта «Птицелов»!

70

Пыльнолицый человек в вашингтонской резиденции разговаривает по спутниковому телефону:

– Мистер Хаунд?.. Да, я знаю который час. Чтоб вы быстрее проснулись, сообщаю вам новость: операция «Некромант» сгорела синим огнем – во всех смыслах… Некий русский мафиозо по невыясненным пока причинам обиделся на вашего Барона Субботу. Итог: лаборатория раздолбана вдребезги-напополам, сам некроиндуктор мертв, половина его наркодружины, включая хваленого Конкассёра, перебита. …Ну как: если барон – нарко-, так и дружина у него, надо думать, соответственная. …Да, это я так пошучиваю, мистер Хаунд, – чтоб вы потихоньку подготовились к еще одной новости: по ходу этих разборок произошла утечка всей информации из Кокассёрова компьютера: и директивы по «Некроманту», и вся кокаиновая бухгалтерия – включая информацию о выплатах через один Лихтенштейнский банк…

…Ну-ну-ну, мистер Хаунд, не надо падать в обморок: я все-таки работаю не на Агентство по борьбе с наркотиками и не на Налоговую службу; моя задача – блюсти ВЫСШИЕ интересы этого Государства, а ему подобный скандал никак не в плюс. Что ж до моего личного отношения к подобного рода коррупционерам – так оно и есть личное, а потому к делу не относится… Словом, про утечку забудьте – она будет полностью локализована через пару часов, это моя проблема. Вопрос в ином – что теперь делать с самим этим островом? По ходу дела наши там крупно наследили: перебрасывали на остров американский спецназ – так эти чертовы наркодружиннички по ошибке встретили их нашим же «Стингером»; куча трупов и раненых и обгорелый армейский «Чинук» посреди летного поля, на радость гиенам-журналюгам…

…Да, сэр, разумеется, у меня есть план. «Где умный человек прячет лист?..» – помните? У русских есть на этот счет отличная поговорка – VOYNA VSYO SPISHET… Короче, нам срочно нужна маленькая победоносная война, эдакая «Буря в песочнице»… Что мы имеем? – мы имеем омерзительный криминальный режим, возглавляемый маньяком, совершающим человеческие жертвоприношения (между прочим, все это – святая правда!); массовые нарушения прав человека и все такое… И вот народ, дошедши до отчаяния, восстал под началом прогрессивного, не запятнанного коррупцией, либерально мыслящего… …Да почем я знаю, кто это будет – «утром разберемся»!.. Это, знаете ли, приличного топ-менеджера или слесаря-сантехника хрен найдешь, а народных вождей-то – завсегда пожалуйста!

…А приспешники диктатора – ясный пень! – готовы потопить революцию в крови; на остров уже слетелись, как грифы на падаль, международные террористы, натасканные ливийско-белорусскими инструкторами… Но Великая Северная Демократия, уж конечно, придет на помощь Новорожденной Южной Сестренке и наведет там порядок. Не без жертв с обеих сторон, понятное дело… «Чинук» вот наш, к примеру, сбили, бен-ладены позорные…

…Между прочим, парни в этой наркодружине подобрались и вправду отчаянные – «listed and wanted», но против регулярной армии они, конечно, не выстоят. По нашим прикидкам, работы там – на два часа одному парашютно-десантному полку… Да есть у нас этот полк, не дергайтесь… уже грузятся… К утру будет полный «гром победы раздавайся» вкупе с «победителей не судят» – не мандражэ! А от вас, господин помощник президента по национальной безопасности, в рамках сей диспозиции требуется одно – успокоить своего шефа, когда тот начнет поутру топать ножками: отчего это, дескать, он, президент, узнает о таких вещах из телевизора – как распоследний Кеннеди про залив Кочинос? Объясните ему внятно: ну не было у нас такой возможности – ждать, пока еще одна девка вчинит ему иск… Пускай готовится вешать «Медали конгресса» героям и ронять слезу над гробами. Ну, а потом – процесс над захваченными по ходу дела извергами, вроде как над Норьегой; очень способствует рейтингу… Все, мистер Хаунд; очень рад, что получил от вас столь четкие и конкретные указания. Конец связи!

71

Неосвещенная винтовая лестница, ведущая на колокольню с пулеметным гнездом. По ней, одышливо шагая через ступеньку, подымается неразличимый в темноте человек; видно лишь, что это чернокожий. Однако те, кто сразу решил, будто перед нами констебль Робинсон, выдвигающийся в предписанную ему диспозицией точку, крупно ошибутся… Это кнутобоец Зорро – единственный уцелевший из всех тонтон-макутов внешней («дневной») охраны. Поднявшись на верхнюю площадку, он отпихивает в сторону труп пулеметчика и, неразборчиво матерясь по-креольски, ложится за пулемет сам.

Крыша виллы, искрящаяся россыпями фонариков, открывается отсюда как на ладони. Бело-синяя рыба вертолета успела уже всплыть над этим заросшим водорослями дном на десяток метров, когда в бок ей вонзается из темноты красно-пульсирующеий гарпун трассирующих пуль…

72

Будь тот пулемет на колокольне крупнокалиберным – и вышел бы на этом месте вполне классический финал для французскогобоевика (типа «Профессионал»); у нас кино – не французское, пулемет – семимиллиметровый, но это тоже, знаете ли, не сахар…

…Пули дырявят обшивку, как бумагу, брызжет и капает что-то техническое. Ванюша реагирует моментально; в такой ситуации уходить на скорости по прямой – чистое самоубийство, и пилот пускается на опаснейший аттракцион: машина начинает попеременно то подпрыгивать, то проваливаться, как на «американских горках». Зорро же владеет огнестрельным оружием куда хуже, нежели кнутом, и теперь раскаленная вязальная спица трассеров раз за разом пронзает темноту впустую.

Робингуд меж тем, крикнув сидящему рядом Чипу: «За ремень меня держи, изо всех сил!», распахивает дверцу и, опасно высунувшись наружу, командует пилоту:

– Ванюша, по моей команде зависнешь вмертвую!

– Есть!

– Раз… два… делай!!!

Вертолет мгновенно застывает в воздухе, будто мотылек, навечно впечатанный в янтарную толщу. Плечо Робингуда чуть подается назад от отдачи калашникова: та-та-та! – та-та-та! – та-та-та! – уходят в темноту короткие очереди по три уставных выстрела. Очередей этих он выпускает, пожалуй, не более трех-четырех, после чего водворяется обратно на свое место: «Все целы?» Можно перевести дух и заняться подсчетом потерь: жалящих трассеров больше нет…

Целы, как это ни удивительно, все (воистину, дуракам счастье!); молчит только Ванюша, ставший отчего-то очень серьезным. Вертолет разворачивается над освещенной крышей виллы и берет курс на восток, в открытое море, и тогда в свете направленных вверх фонарей становится различим тянущийся за ним дымный шлейф – слабенький, но вполне отчетливый…

73

На моторной яхте «Птицелов» хозяйничают молчаливые люди в мокрых черных комбинезонах без знаков различия. Вкают-компании яхты – ее арестованный экипаж: трое непроницаемых брюнетов средиземноморской наружности – то ли греки, то ли корсиканцы. Они сидят на стульях, руки на коленях – треугольником, спинами друг к другу; вид у них вполне кондиционный: если их и били, то достаточно аккуратно, не оставляя явных следов. Люди в черном стоят квадратом, по стойке вольно; оружие на виду не держат, да и зачем оно им? – и так видать, что рукопашники из самых крутых. Их командир, гигант-викинг с внешностью Рутгера Хауэра, нависает над самым старшим из арестантов, кряжистым седоусым мужиком лет шестидесяти:

– С АВАКС'ов только что передали: вертолет с острова уже вылетел – и именно в нашем направлении. Капитан Сатирос, какие условные фразы вы должны использовать в радиообмене с Робингудом?

– Робингуд? – непонимающе поднимает голову седоусый. – Это, кажется, кино такое?

– Ты выбрал неподходящее время для шуток! – зловеще качает головою викинг.

– Я считаю своим долгом сообщить вам, мистер, – очень спокойно замечает самый молодой из арестантов, – что ваши действия квалифицируются Нионской конвенцией от 1937 года как морское пиратство… со всеми отсюда вытекающими последствиями.

– Гляньте-ка, ребята, – обводит взором своих людей викинг, – какие нынче юридически подкованные пошли бандиты!

– Чему ж тут удивляться, мистер, – ведь мы с партнером, – тут молодой кивает на своего не проронившего пока ни слова соседа, – никакие не бандиты, а именно что юристы: адвокатская контора «Янакис и Ставракис» из Ларнаки, к вашим услугам. Можете навести справки, у нас безупречная репутация по всему Восточному Средиземноморью…

– Далековато вас занесло от вашего Восточного Средиземноморья, ты не находишь, приятель?

– Мы живем в свободной стране, мистер, – так же, как и вы.

Викинг не глядя протягивает руку, и один из людей в черном тут же вкладывает в нее одноразовый шприц и упаковку ампул:

– Что ж, капитан, – придется тебе отведать «сыворотки правды». Есть, конечно, способы более простые и эффективные, но некоторые приличия все же приходится соблюдать и нам.

Тут седоусый слегка бледнеет, несмотря на загар, а молодой делает попытку привстать, но тут же со стоном оседает обратно; человек же в черном – тот, что рядом, – кажется, только чуть изменил позу.

– Не делайте этого, мистер, – голос молодого адвоката чуть прерывается от боли. – У капитана повышенная чувствительность к ряду веществ, и ваш пентотал просто убьет его. Анафилактический шок… В судовом сейфе есть медицинские карты – можете убедиться сами…

– Значит, ему не повезло… – желтые капли сбегают по жалу шприца, как смертельный яд по змеиному зубу. – В крайнем случае – принесем извинения и выплатим компенсацию.

– Опомнитесь, мистер! – вдруг вступает в разговор второй, молчавший все это время адвокат. – Вы и вправду, что ль, готовы совершить преднамеренное убийство на глазах у шестерых свидетелей?

Огромный викинг еще и быстр, как кошка. Молниеносным движением он оказывается перед законником и, сгребя того за ворот, буквально вздергивает в воздух; лицо его искажено яростью:

– Если б ты только знал, с каким удовольствием я посворачивал бы шеи всей вашей троице! Это ведь вы посадили на иглу мою Джекки и еще троих в одном только в ее классе! Но до тех-то мелких подонков из Бронкса иногда еще можно добраться, а вот такие гады, как ты… чистенькие, прикрытые всеми закорючками законов…

Адвокат, однако, не выказывает и тени страха:

– Тебя просто обманули, парень, – со спокойным достоинством отвечает он. – НИКТО из нас троих НИКОГДА не имел НИКАКОГО отношения к наркоторговле. Я готов вэтом поклясться – жизнью дочери и честью сестры.

– И почем стоят твои клятвы, бандит?

Лицо адвоката каменеет: базар надо фильтровать, в южных странах такое оскорбление смывается только кровью…

– Оставь его, Андреа, – тихим, мертвым голосом приказывает седоусый. – А ты – послушай меня… напоследок. Сейчас ты меня убьешь, но сам переживешь меня очень ненадолго. А когда будешь подыхать как собака, вспомни капитана Сатироса…

Люди в черном держат капитана за локти – не дернешься.

– Шутки кончились, дед! Сдавай твоего Робингуда.

– Пошел ты!..

Викинг втыкает смертоносный шприц в плечо Сатироса – прямо сквозь рукав.

74

В несущемся над волнами вертолете – уже отчетливо задымленном – Ванюша бесстрастно сообщает:

– Все, ребята! Картина Репина «Приплыли»: движок обрежет с минуты на минуту – никакими силами не дотянуть.

– Садись на воду, – спокойно откликается Робингуд. – Аварийный плотик – вон он, под сиденьем. Джи-пи-эс у нас есть, определимся с точностью до десятка метров; дадим им по радио свое положение – пусть подберут, тут миль тридцать, чуть больше часа хорошего хода.

Подполковник между тем откладывает спутниковый телефон и задумчиво произносит:

– А может, оно и к лучшему, что мы дотуда не долетели… Ванюша, что хочешь делай – но дай мне время еще на один звонок!

75

Обширная панорама раскручивающегося маховика американской военной машины: операторы (большей частью – девушки) в обширных залах, набитых немыслимо-сложной электроникой; пилоты, бегущие («гермошлем защелкнув на ходу») к своим машинам; нескончаемая вереница навьюченных десантников, уползающая в распахнутые створки ворот летающего города С-130 «Гэлэкси»; бесхвостый морской вертолет, зависший над разворачивающимся крейсером; краткая летучка в госпитале – «Будьте готовы, раненые начнут поступать вот-вот»; etc.

Вся информация постоянно стекается на мониторы к пыльнолицему; дирижирует всем этим он мастерски, ничего не скажешь.

– Сэр! – окликает его встревоженный голос. – У нас проблема…

76

Сталлоне-Рэмбо, голый по пояс и обвешанный пулеметными лентами, садит прямо с рук из тяжелого пулемета по узорчатой стене яркой тропической зелени. Шварценеггер-Коммандо осатанело швыряет в наступающих врагов ручные гранаты. Они прикрывают третьего, полускрытого отсюда дымом разрывов – это Рядовой Райан, собственной персоной; он, несмотря на обстрел, стоит на пригорке в полный рост, опершись на раздуваемый ветром и художественно пробитый пулями звездно-полосатый флаг – римейк знакомой с детства каждому американцу пулитцеровской фотографии «Флаг над Иводзимой» (каковая, впрочем, в свой черед является пиратской копией с «Водружения знамени Победы над рейхстагом сержантами Егоровым и Кантарией»…)

Наступающие на героев враги валятся повзводно и побатальонно, успев, как правило, живописно дернуть в воздухе всеми четырьмя конечностями…

…Тут картинка останавливается: на самом деле это – как легко догадаться – компьютерный «пазл», эдакое «ирландское рагу», скомпонованное из самой разнообразной видеопродукции.

– Нормально смотрится, – пожимает плечами пыльнолицый. – В чем проблема?

– Видите ли, сэр, – пускается в смущенные объяснения телепродюсер, – мы уже подготовили для вас этот репортаж о завтрашнем водружении флага над Островом, когда кто-то из младших техников сообразил: ведь нашим десантникам там будут противостоять… ну… афроамериканцы… или – тамошних-то их как?..

– Негры, – помогает собеседнику пыльнолицый.

– Как вы сказали, сэр? – обескураживается тот.

– Так короче, а мы не на теледебатах. Так в чем проблема-то – не пойму?

– Так в том и проблема! У нас просто нет видеорядов, в которых вот так, десятками, косили бы не-белых – это неполиткорректно! Разве что арабские террористы…

– Вот их и вставьте.

– Но ведь… сразу заметят!..

– Заметят это лишь те, кто умеет сложить два с двумя в уме, не покупая для этого специальную компьютерную программу. А такие люди – да будет вам известно – телевизор не смотрят; а если и смотрят, то на выборы потом все равно не ходят… Так что вставляйте арабов и не берите в голову.

…Новый отзвон по связи:

– Сэр, прошу прощения, но у нас, похоже, проблема…

– Слушаю вас.

– С АВАКС'ов только что передали: вертолет Робингуда исчез со всех экранов. Как испарился…

77

Карибские волны, теплые и сонные, покачивают свежевылупившийся из яйца-контейнера спасательный плотик. Воронка над только что сказавшим прощальное «буль-буль!» вертолетом еще не разошлась, а герои наши уже разместились на своем утлом плавсредстве – тесновато, но жить можно; слава те, Господи – хоть не северная Атлантика…

Подполковник, тщательно запаковавший в пластиковый мешок главное свое оружие, спутниковый телефон, отправляет за борт штатный радиомаяк плотика («Все, ребята, – переходим в режим полного радиомолчания!») и саркастически кивает на спасенный Робингудом калашников:

– Что, Боря, – собираешься завтра поутру отстреливаться от американских эсминцев?

– Уверен?..

– Похоже на то…

Ванюша тем временем вскрыл НЗ – не голодным же помирать:

– Диатезом на шоколад никто у нас, часом, не страдает? А, вот и коньячок! – Нюхнув («Хар-рош…»), протягивает флягу Чипу: – Давайте-ка по кругу, начиная с женщин и детей…

78

Пыльнолицый впервые, пожалуй, за все это время проявляет признаки беспокойства:

– Значит, с борта вертолета были два звонка по спутниковому телефону, один из них – на «Птицелов»… Состоялся ли их разговор с яхтой?

– Нет, сэр. То есть соединение произошло, но ни единого слова мы от них так и не дождались; они – профессионалы, у них наверняка была загодя оговорена условная фраза…

– Так почему, черт побери, не вытрясли из капитана эту самую фразу?

– Он… он умер, сэр. Как только ему вкололи пентотал, с ним случился анафилактический шок…

– Досадно. И что же – сразу после этих звонков вертолет исчез с локаторов?

– Так точно, сэр.

– И больше из этого района никто в эфир не выходил?..

– Никак нет, сэр.

– Ну да – вы их вспугнули, и они удрали в нуль-пространство; или в это – как его? – иное Отражение… Так, что ли?

– Не могу знать, сэр.

– Ладно, отбой… будьте на связи.

Некоторое время размышляет, чуть сощурив глаза, потом набирает другой номер:

– Адмирал Мерри?.. У нас проблема: восточнее известного вам Острова исчез вертолет с ключевыми фигурантами на борту. Он, по всей видимости, потерпел внезапную аварию и затонул; люди, однако, могли уцелеть. …Да, конечно – сейчас, в темноте и без радиомаяка, искать их бесполезно. Ваша задача – блокировать квадрат… – (Тут он, близоруко всматриваясь, считывает цифры с экрана ноутбука.) – так, чтобы ни туда, ни оттуда не проскользнула даже доска для виндсёрфинга. АВАВКС'ы продолжат контроль за эфиром– на случай, если вдруг они себя обнаружат. С рассветом – начнете тщательнейшее прочесывание с воздуха. Как поняли?

79

Позиция спецназовцев Марлоу. Люди его, совсем уж было изготовившиеся к повторному восхождению на обрыв, замерли в ожидании, сам же майор, стоя у машины, принимает спутниковую связь; на лице его написана угрюмая растерянность:

– …Да, сэр… Вас понял. Конец связи.

Оборачивается к буквально рвущемуся со сворок строю спецназовцев:

– Отбой, ребята!.. Белоголовый орел чуток поразмыслил и решил, что наши с вами жизни слишком драгоценны… Приказ: отойти обратно в район аэропорта. А виллу предстоит брать с воздуха десантникам из 1-й Аэромобильной бригады – они еще на подлете.

– Но почему, сэр?! – выражает общее замешательство черноволосый крепыш с правого фланга. – Ведь сейчас мы могли бы захватить виллу почти без боя! А иначе боевики успеют там укрепиться, и потери будут гораздо выше!..

– Как бы вам это объяснить подоходчивее, сержант Гримальди… – и майор смачно сплевывает под ноги. – Мы сделали бы ту работу профессионально – без шума и пыли, и уж точно без крови… я имею в виду – своей. Но кому-то там, наверху, до зарезу необходимо грандиозное шоу для CNN со стрельбой и взрывами. Ну, а роль массовки в этом шоу и предстоит сыграть ребятам из 1-й Аэромобильной…

– Я не могу в это поверить, сэр, – хмурится сержант.

– Ну и не верьте, – пожимает плечами Марлоу, – если вам так комфортнее. В этом стремлении вы точно не одиноки… Короче – грузитесь и двигайтесь к аэропорту. Дорогу не перепутаете?

– Что это значит, сэр? А вы?..

– У меня – свои дела… Там, наверху, застряли двое наших. Один – агент; он, правда, раскололся до задницы и выдал противнику все, что знал, но нашим от этого быть не перестал. Второй… строго говоря, он не совсем наш; местный полицейский, которого я сам и втянул в эти игры. Я обязан попытаться спасти этих людей. Вопросы?

– В таком случае я остаюсь с вами, сэр! – по тону амазонки совершенно ясно, что любые попытки отправить ее в тыл будут расценены как проявление свинского мужского шовинизма – с подачей соответствующих рапортов по команде.

– Вот как? – нехорошо усмехается майор. – А вам известно, сержант, чем пахнет невыполнение приказа командования в боевой обстановке?

– Так точно, сэр! – амазонка, чувствуется, из числа отличников боевой и политической подготовки: на голый понт не возьмешь. – Однако приказ бросить своих можно при желании трактовать как преступный и потому не подлежащий исполнению; параграф номер…

– Стоп! – вскидывает ладонь Марлоу. – Вас понял… Есть еще кто-нибудь, решивший так же, как сержант… Эвениус, я не путаю?

Пятеро, включая однорукого Такера, делают шаг вперед сразу; шестой, крепыш Гримальди, – после некоторых колебаний: приказ приказом, но грядущие кривые усмешки однополчан – это, знаете ли, тоже что-то…

– Ладно! – уступает Марлоу. – Так тому и быть… К сожалению, от ва?ших услуг, сержант Такер, я вынужден отказаться – разве что ваша кость за эти минуты успела срастись… На вас возлагается задача – доставить в аэропорт «Стингер» и сдать его под расписку лейтенанту Рамиресу либо командованию Аэромобильной бригады.

Блондин, угрюмо козырнув здоровой рукой, направляется к джипу, майор же тем временем извлекает мобильник:

– Робинсон? Как ты там?

– Хреново, сэр! – честно откликается трубка. – Где вы?.. Я тут залез на эту чертову колокольню, глядь – они уже под стенами, а патронов у меня всего-ничего…

– Держись, парень! Мы будем у тебя через считанные минуты. Конец связи.

Тут как раз перед майором вырастает дисциплинированный Гримальди, тыча в направлении выруливающего уже на обратный путь джипа Такера:

– Сэр! Вы забыли!.. Там, в кабине, остался ваш спутниковый телефон для связи с командованием!..

Резидент меряет не в меру старательного нижнего чина тяжелым взглядом:

– Скажите, сержант, – я сильно смахиваю на забывчивого профессора?

– Никак нет, сэр…

Ночь тиха; безумствуют цикады; сверху, от виллы, доносится приглушенная расстоянием пулеметная очередь – Робинсон вступил в бой.

80

…Совсем уж собрался было описать, как американская армада достигает нашего с вами островка, и тут подумалось вдруг – а зачем?

«Один за другим, быстро увеличиваясь, шли вниз "апачи". Они зависали метрах в двух от земли, винты поднимали тучи не то снега, не то песка, а из дверей уже сыпались здоровые ребята – были и девушки, эмансипированная армия не оставляла сомнений в своей принадлежности – в камуфляжных куртках, в туго шнурованных ботинках с узкими голенищами, десантных jump-boots, карманы по бокам штанин раздувались запасными обоймами, антидотами, готовыми к еде полевыми завтраками, казенными евангелиями и молитвенниками всех представленных на войне религий. Глубоко надвинутые каски в матерчатых чехлах скрывали лица, но все равно было заметно много темнокожих.

И, держа наперевес свои вечно несущие благодать "М-16", они сразу припускались бегом к цели. Стреляя на ходу, припадая на минуту на колено, чтобы разрядить базуку, скаля зубы, покрытые у полкового дантиста на очередном приеме фтористым лаком.

А над головами атакующих, над танковыми колоннами, над штабными машинами, ощетинившимися длинными гибкими антеннами, над подвижными стартами противотанковых ракетных снарядов проносились "миражи", и где-то впереди с далеким грохотом распускались цветные павлиньи хвосты ракетных разрывов.

И все спускались и спускались вертолеты, и все прыгали и прыгали – не то в снег, не то на песок солдаты…

И откуда-то сверху, над вертолетами и даже над треугольными мгновенными тенями самолетов, гремела, перекрывая взрывы и стрельбу, музыка – "American patrol" в вечнозеленом миллеровском исполнении.»

…Да нет, какой, на хрен, Клэнси. © Александр Кабаков, 1991.

81

Над виллой вспыхивает россыпь ослепительных магниевых звезд на парашютиках, и в мертвенном свете этой стреноженной молнии возникает стая черных вертолетов, идущих неправдоподобно-точным строем. Это, правда, не «апачи» огневой поддержки, а «ирокезы», и идут они не под Глена Миллера, а под «Полет валькирий»… Достигнув цели, строй-стручок лопается, и разлетевшиеся семечки вертолетов, зависнув кто над крышей, кто над садом, разом прорастают тонкими корешками выкидных тросов, по которым сноровисто дюльферят наземь десантники.

И, держа наперевес свои вечно несущие благодать «М-16», они сразу припускались бегом к цели – чтобы тут же замереть в недоумении, ибо никакой цели-то как раз и нету; вдохновенная мелодия «Полета валькирий» стремительно съезжает в нижний регистр, переходя через басы в утробное мычание, и обрывается на фиг – магнитофон зажевал пленку…

Мимо валяющихся там и сям перебитых тонтон-макутов, мимо пленных, выложенных аккуратным рядком на подъездной дорожке (мордой в землю, руки на затылок, ноги раздвинуты шире плеч) десантники 1-й Аэромобильной помаленьку добредают до крыльца виллы – где и замирают почтительно-растерянным полукругом.

Расположившиеся на мраморных ступеньках чумазые спецназовцы Марлоу в своем изодранном бананово-лимонном обмундировании смотрятся компашкой бомжей, которые по ошибке ломанули вместо винного склада – оружейный, и теперь вот чешут репу: как быть с этими железяками… Амазонка, по ходу боя ненароком оставшаяся, почитай, совсем top-less, сноровисто бинтует плечо констебля Робинсона, которого возникшая перед ним на расстоянии фута картина маслом явно занимает куда сильнее, чем собственное ранение; впрочем, судя по выражению лица сержанта Эвениус, судебный иск за сексуал-харасмент парню явно не грозит – скорее наоборот…

Сам резидент в грязной и потной – хоть выжми – футболке устало сгорбился на ступеньках чуть поодаль от своих людей; отхлебывая прямо из фляги, он с кривой усмешкой созерцает быстро густеющее вокруг них полукольцо бравых десантников в щегольском желтоватом камуфляже «саванна»:

– Кавалерия приходит на выручку, и как всегда вовремя: «Ту-ту – ту-ту-ту!!» И что б только мы без вас делали, ребята…

82

На подъездную дорожку виллы вальяжным, и при этом исполненным какой-то легкой кошачьей брезгливости движением опускается вертолет MD-500 – мыльный пузырь кабины с дурацким хвостиком. Из этого инопланетного зонда шустро выбирается наружу троица телевизионщиков в форменных куртках CNN: двое мужчин – блондин и рыжий, и крашенная под платину стерва бальзаковского возраста. Блондин, отдуваясь, тащит на плече телекамеру, рыжий и стерва обмениваются на ходу репликами, отражающими крайнюю степень неудовольствия.

– Полковник! – ледяным тоном окликает командира десантников платиновая. – Как это все понимать? Где сражение?

– Виллу уже успел взять спецназ, мэм, – растерянно оправдывается тот. – Они по другому ведомству… не согласовали…

Стерва движением, не сулящим ничего хорошего, извлекает мобильник.

– Йози? Эти лохи в погонах, похоже, решили нас кинуть: хотят вместо боя впарить какой-то отстой – не то морг, не то фильтрационный пункт… Включать им счетчик, и пускай как бобики шуруют по новой, со всеми проплаченными спецэффектами?.. Думаешь?.. А вытянем – по иракским-то заготовкам?.. Понято…

Схлопывает мобильник и, смерив взглядом вытянувшегося командира, цедит:

– Ладно, пока живи, полкан, – амнистия тебе вышла. Я уж думала – запихнуть вас обратно в вертаки и… твое счастье, что спешим: нам еще народное восстание креатировать … Короче: сейчас возьмешь штурмом само здание – да не вздумай мне экономить патроны и гранаты к подствольнику!.. И кстати: «апачи» пускай разнесут ракетами во-о-он ту колокольню… и, пожалуй что, кусок стены. Сейчас вот только камеры разместим, и по моей отмашке…

Блондин и рыжий тем временем добираются до крыльца.

– …Вот с этой точки и возьмем панораму. Та-ак… а этих сюда кто пустил? – и рыжий хозяйским жестом тычет в спецназовцев Марлоу. – Убрать отсюда этот бомжатник, живо!

– Э-э-э… – несколько теряется сопровождающий их капитан десантников. – Они только что из боя… Собственно, это как раз они и взяли виллу…

Брови телевизионщика ползут вверх, и теперь он принимается изучать все так же невозмутимо прихлебывающего из фляжки Марлоу с вполне профессиональным интересом; будь это в соответствующие времена он, несомненно, приказал бы тому поприседать, напрячь бицепс и показать зубы.

– А забавно было бы, черт побери, превратить это чучело в национальный символ… – задумчиво изрекает рыжий. – Сыграть, что ль, в Пигмалиона?

– Да ты совсем рехнулся, Коко! – капризно урезонивает его блондин. – Ну какой из него национальный символ, сам посуди: белый – раз, мужчина – два, не урод и не даун – три… Скажи-ка, любезный, – адресуется он непосредственно к Марлоу, – есть у тебя хоть что-нибудь положительное? Может, у тебя хоть сексуальная ориентация в порядке? Ну пусть не твердый гей, но хотя бы бисексуал, а?..

В тот же миг камера улетает в одну сторону, а блондин – в другую; «полет валькирии» завершается в недрах шарообразно подстриженного вечнозеленого куста, где означенная валькирия и застревает, жалобно суча конечностями.

– Я те покажу «бисексуала», козлина позорный!!! – ревет сорвавшийся с резьбы Марлоу, пытаясь стряхнуть повисших на нем десантников. – Я тя прям щас употреблю во все дыры – кончишь на раз!!!

– Мерзавец!.. – подвизгивает рыжий, предусмотрительно схоронясь за спинами солдат. – Шовинист!.. Таким, как ты, не место в армии… и вообще на госслужбе! Герой, блин! – да мы тебя в порошок сотрем, мужлан вонючий!..

83

Дворец Президента (правильнее было бы, конечно – «зиц-Президента») Острова. Его Превосходительство проводит время в компании фотомоделей; ну, не Клаудии Шифер с Наомями Кэмпбелл, конечно – труба пониже и дым пожиже, но посмотреть, в общем-то, есть на что… По составу участников это более всего смахивает на соответствующий эпизод «Jesus Christ – Superstar» – если, конечно, Ирода как следует надраить гуталином.

Расписывать детали происходящего мне, честно сказать, лениво: из возраста эротических фантазий я уж как-то вышел. Скажем так: «Римская Империя периода упадка» – а дальше включайте ваше собственное воображение.

…Адъютант – парадный китель с аксельбантами, эполетами и обширной коллекцией орденов (среди коих наличествует даже неведомо как эмигрировавший в эти края Орден Октябрьской революции) спешно напялен прямо на голое тело – вваливается в залу как раз в тот самый момент, когда Его Превосходительство… гм… ладно, замнем детали; не разбазаривая драгоценного времени, рапортует – кратко, точно и по существу:

– Дядя Джо!! Шухер!!! Сгребай хабар и рвем когти – легавые на подходе!

К чести Его Превосходительства следует отметить, что он тоже реагирует вполне адекватно, без дурацких понтов: чувствуется, всегда был морально готов к тому, что рано или поздно эта халява должна закончиться. Мигом стряхнув с себя девок – «всех размеров и цветов, всех фасонов и сортов», – он в чем был (а был он ни в чем) неспешно стопошествует к стенному сейфу, отмыкает его выполненным в виде нательного креста ключиком и лишь тогда деловито интересуется через плечо:

– И кто?..

– Американы. Армия. До хренища!..

– Ты ж говорил – русские, спецназ? – не отвлекаясь от процесса укладки в кейс долларовых пачек и обжигающей ледяными искрами бриллиантовой осыпи, уточняет для себя обстановку зиц-Президент.

– Не, дядя Джо, то была лажа! Американы, в натуре. Бишопа с ребятами уже помочили… Вишь, повадились – в Норьегу играть… ни рейтинга б им ни имиджа, паразитам…

– Смотри у меня, племяш, – Его Превосходительство успел тем временем защелкнуть кейс и натянуть на чресла шорты кого-то из девок – тесны до незастёга молнии, но свои искать некогда. – Коли так, то и вправду – пора на крыло…

С натугой сдвигает в сторону собственный ростовой портрет в золоченой гробоподобной раме – открывается потайной ход. Делает ручкой фотомоделям:

– Увы, девочки! Все контракты аннулированы по пункту о форс-мажорных обстоятельствах. За компенсацией зайдите к казначею, в 201-ю комнату; налички, правда, все равно нету – берите либо сахаром, либо кокаином. Чао!..

…Ибо не зря сказано в классике советского киноискусства: «Главное в профессиях вора и святого (а мы от себя добавим: и Президента…) – вовремя смыться!»

84

Бело-синий вертолетик «Bell-206» – такой же, как у покойника Бишопа – делает прощальный круг над президентским дворцом; площадь перед ним запружена танцующим народом – то ли карнавал, то ли революция. Его Превосходительство недоуменно откладывает мобильник:

– Ни хрена не поймешь, что происходит! Полиция тоже не в курсе… Так свергли меня или еще нет?

Пилот простодушно советует:

– А вы телевизор включите, сэр: уж в CNN-то небось знают!..

85

Один из центров кристаллизации ликующей толпы – наши старые знакомые, «цыгане» в камуфляже и голубых беретах ВДВ: играют по преимуществу советскую классику, которая, однако, в их исполнении обращается в нечто неописуемое; опознать по останкам можно разве что «Артиллеристы, Сталин дал приказ». Откуда-то выныривает репортер, тот самый, что выклянчил у начальства еще денек отпуска под залог грядущей сенсации – и, похоже, не прогадал. Приветственно машет рукой:

– Oh! Russian spetsnaz!

– Он самый, мистер! – заговорщически подмигивает ему огромный, воистину лиловый, негр-саксофонист.

– Я не «мистер», я «мсье»…

Сбоку озабоченно материализуется импресарио:

– Все, чуваки, шабаш! Линяем в темпе – пилот уже устал отстегивать всем этим шакалам из наземки. Американы нос суют во все дыры – что да как…

Репортер мгновенно выхватывает диктофон:

– Маэстро… Баджио, я не путаю? Несколько слов для прессы, газета «Ревью Паризьен»! Как вы оцениваете итоги ваших здешних… э-э-э… гастролей?

– Ну, что гастроли… – небрежно приосанивается тот: какое-никакое, но паблисити. – Я на такие гастроли выезжал чаще, чем ты подписывал гранки…

– Да уж, чувствуется, ваши ребята – крутизны немереной, – хмыкает репортер, – куда там «Пинк Флойд»… Кто бы мог подумать, что подготовка русского спецназа настолько универсальна – вплоть до русских мелодий?

– Ты еще не видел нашего спецназа в деле, парень, – оскорбляется импресарио. – Русские мелодии – это капля в море того, что мы умеем… Просто для того, чтоб покорить этот островишко, ничего иного и не потребовалось…

– О! Так значит, вы его покорили?

– Остров был у наших ног, парень, только на хрена б он нам сдался!

– И как вас встретили местныефанаты?

– Ну, мы надеялись, что в кои-то веки прибудем незамеченными, чинно-благопристойно, но куда там… Аэропорт был уже набит под завязку, что ты!.. Стояли сплошняком – дуделки, трещотки, петарды, ну сам понимаешь… Горячая была встреча, чего тут говорить… Еле пробились! Ну, в городе, как вырвались на оперативный простор, – (интересно, отчего штатских так тянет на оружие и военную терминологию?) – пошло? полегче…

Грузовичок, в который успели за это время погрузиться музыканты, разражается призывными гудками.

– Ладно, счастливо! – с видимым сожалением прерывает пресс-конференцию импресарио. – Нам в аэропорт, пока американы кислород не перекрыли наглухо. Тут хорошо, а дома лучше!

Репортер прячет диктофон, поправляет фотоаппарат; в задумчивости оглядывается по сторонам. Примкнувшие к революционным массам заезжие музыканты, наряженные русскими десантниками (эдакий, знаете ли, Ростропович навыворот), – это, конечно, забавная и вкусная деталька разворачивающейся под винтами американских вертолетов мистерии, но на отдельное блюдо она, увы, никак не потянет – в лучшем случае на гарнир. Настоящую сенсацию надо искать в других местах – например, в штабах сил вторжения или брошенных резиденциях прежних хозяев острова…

86

Джип-тойота с сержантом Такером за рулем на средней скорости катит по петляющей меж кустарниковыми зарослями грунтовке. Он уже миновал знакомый нам дорожный указатель «Дорога № 3. Аэропорт – 1 км», когда на следующем повороте в свете фар внезапно возникает – буквально перед самым капотом! – здоровенный, совершенно голый негр очумелого вида… Сержант реагирует в общем верно: дабы избегнуть столкновения, он резко выворачивает руль влево, однако не справляется с управлением (рука-то одна!); машина вылетает на обочину и втыкается в деревце, а спецназовец – в приборную доску; при этом сломанная рука его задевает за рулевую колонку, так что отключается он всерьез и надолго.

Негр, ставший невольной причиной аварии, – вовсе не эксгибиционист (как, возможно, решил кто-то из читателей). Это Бенджи, главарь первого «блок-поста» тонтон-макутов – тот самый, которого Марлоу оставил оглушенным в бензиновой луже, и который, едва лишь придя в себя, предусмотрительно сбросил всю свою пробензиненную одежду. Он рысью подбегает к разбитой машине, распахивает дверцу (на предмет помародерствовать) и замирает в изумлении. Оружие – М-16 и пистолет, очень кстати; «Стингер» – ох, и не хрена ж себе, он же на штуку баксов потянет, не меньше, но только кому теперь его толканешь? А это что на заднем сиденье – спутниковый телефон, что ли?

Тут как раз спутниковый телефон принимается призывно бибикать, и беглый тонтон-макут – сам не зная зачем – поднимает трубку…

87

Ударный авианосец «Том Клэнси», недавно переименованный в «Барбару Картленд»; сия операция по перемене пола была проделана в рамках кампании по усилению общей политкорректности в рядах Вооруженных сил и борьбы со свинским мужским шовинизмом.

По судну движется обширная комиссия, состоящая из каких-то высоких чинов: есть и военные (в больших звездах), и гражданские; среди гражданских наличествует несколько бизнес-вумен – из тех, что непринужденно перекусывают зубами колючую проволоку и мельхиоровые вилки; работают телевизионщики. Выражение, застывшее на лицах сопровождающих комиссию офицеров авианосца, я бы, пожалуй, назвал матерно-обреченным.

Комиссия оккупирует кают-компанию; на импровизированную трибуну восходит пухлощекий чиновник военного ведомства.

– Дамы и господа, коллеги! Сегодня мы с вами присутствуем при поистине эпохальном событии. На наших глазах падет последний бастион, удерживаемый пока Воинством Тьмы – политической некорректностью. – (Многозначительный взгляд в сторону командира корабля и его офицеров.) – Имя этого бастиона – интеллектуальный шовинизм. Да, дорогие коллеги! В наших Вооруженных силах давно отошли в прошлое проявления расового и мужского шовинизма. Мы уже успешно победили и гетеросексуальный шовинизм, открыв перспективы военной карьеры перед лицами с нетрадиционной сексуальной ориентацией. – (Еще один испытующий взгляд; моряки, однако, чинно удерживают на лицах уставное – «молодцевато –придурковатое», согласно Петровскому артикулу – выражение.) Но есть категория американских граждан, которая по-прежнему ущемлена в своих гражданских правах, и в частности, в праве служить в Вооруженных силах: это те, кого интеллектуальные шовинисты презрительно именуют «слабоумными ».

– Как вам должно быть известно, коллеги, на основании тестов определяется индекс умственного развития человека – IQ. Значения IQ от 90 до 110 баллов принято считать за норму; выше 140 баллов идут гении, а ниже 70 баллов – те, кого и было принято называть «слабоумными». Этих последних, в свою очередь, делят на «дебилов» (значения IQ от 70 до 50), «имбецилов» (IQ – 50–25) и, наконец, «идиотов» (IQ – менее 25). Всякому ясно, что границы эти весьма условны; так ли уж велика разница между «дебилами» и представителями так называемого «пограничного класса» со значениями IQ от 70 до 80? А ведь «пограничный класс» – это не просто полноценные члены общества, это, можно сказать, самая его основа! И вполне естественно, что к нему принадлежат 26 членов Конгресса США и, по разведывательным данным, более половины депутатов российской Думы…

На левом фланге кремово-золотой шеренги морских офицеров – молодой, в очках хамелеон, лейтенант-коммандер и поседевший в боях и походах коммандер (на наши деньги – кап-лей и кап-два).

– Бьюсь об заклад, – тихонько роняет лейтенант –коммандер, – что у самого? этого хмыря IQ до 70 крупно не дотягивает.

– Очень даже ошибаешься, – мрачно отвечает коммандер. – Смею тебя уверить – там не меньше 130. Знаешь анекдот: «Дура-то я, может, и дура – но свой стольник в час всегда имею»…

– …Зараженные интеллектуальным шовинизмом лица, – гнет меж тем свое пухлощекий хмырь, – всячески вставляли палки в колеса нашему прогрессивному начинанию. Пытались, например, ограничить доступ наших подопечных к боевой технике, определяли их чуть ли не в посудомои… Однако администрация министра обороны – (Подобострастный кивок в сторону больших звезд на правом фланге.) – по достоинству оценила те результаты, что курируемая нами группа лиц с ограниченным значением IQ показала на тренажерах и компьютерных симуляторах, и издала приказ – (Эффектная пауза.) – выставить их, в порядке эксперимента, на по-настоящему ответственный пост, а именно: на боевое дежурство в центре управления огнем крупного военного корабля!

– Кстати, – продолжает хмырь, строго взирая на пошедшие цветами побежалости физиономии офицеров, – есть и еще один приказ министра обороны: отныне в Вооруженных силах категорически запрещается употреблять сами слова «дебил», «идиот» и им подобные – только «лицо с ограниченным значением IQ ». А если кто из нижних чинов будет возражать – дескать, «длинно», ответьте, что вон к «афроамериканцам»-то попривыкли и ничего – будто спокон веку так было!

Пока комиссия тянется на выход из дверей кают-компании, командир корабля кивком подзывает к себе давешних офицеров – начальника боевой части (БЧ) и его заместителя:

– Готовы?

– Так точно, сэр! – лейтенант-коммандер собран и серьезен. – Мы замкнули на локальную сеть все рабочие терминалы, за которыми будут сидеть эти… ну…

– Дебилы, – отрубает командир. – Дальше!..

– Реальная информация будет поступать только на мой собственный терминал; с него же пойдет и управление – вслучае экстренных обстоятельств. А дебилам нашим запустим в сеть последнюю версию DOOM'а – пускай себе играют, самое занятие для придурков.

– Ясно. Действуйте, лейтенант-коммандер. А вы, коммандер, позаботьтесь, чтобы никаких этих самых «экстренных обстоятельств» в ближайшие часы не возникло.

88

Некто в морской форме, видимый лишь со спины, – в телефон, почему-то очень плаксиво:

– Алло! Чрезвычайная Комиссия по борьбе с политической некорректностью? Считаю долгом сообщить, что командир ударного авианосца «Барбара Картленд» – это «Том Клэнси» после перемены пола – контр-адмирал Смоллетт и лейтенант-коммандер Хокинс в разговоре злонамеренно именовали лиц с ограниченным значением IQ – «дебилами», и это непосредственно после зачтения приказа министра! Говорит мичман палубной команды означенного корабля Тимоти Элам. Но заклинаю держать в тайне мое имя. Опасаюсь мести вышеизложенного командира.

И повесил трубку, подлец.

89

Центр управления огнем находится в помещении боевой части корабля – БЧ-2 («два» потому, что БЧ-1 на авианосцах – это авиакрыло). Рассаженные за рабочие терминалы лица с ограниченным значением IQ смотрятся достаточно благопристойно: слюни забывает утирать лишь один… или, может, двое… ну от силы трое – и это ведь из целых пятерых, шутка ли!

Пухлощекий хмырь, раздуваясь от гордости, прохаживается за спинами своих подопечных – которые, сами о том не подозревая, возносят его сейчас в совершенно заоблачные карьерные выси. Остальные члены комиссии разбрелись по помещению – интересно ведь все-таки, как-никак настоящий боевой корабль! Из нормальных людей на всю БЧ-2 наличествует лишь один вахтенный – лейтенант-коммандер Хокинс: таковы утвержденные Вашингтонским начальством условия эксперимента.

Хокинс разместился перед таким же, на сторонний взгляд, терминалом, как и подопытные. Членам комиссии-то все по барабану, а вот будь на их месте понимающий человек, тот сразу сообразил бы: выражение лица вахтенного слишком уж безмятежно, а пальцы слишком уж быстро порхают по клавиатуре; может, до «прямой и непосредственной угрозы» дело пока и не дошло, но что ситуация складывается нештатная – факт.

– Лейтенант-коммандер Хокинс вызывает коммандера Ливси, – негромко, чтоб, упаси Бог, не привлечь внимания экскурсантов, произносит он в переговорник. – Дэвид, у меня, похоже, проблема. С Центрального Компьютера, из Штаба флота, поступило срочное сообщение с литерой «Q»; ты когда-нибудь слыхал про такую?

– Никогда… – чуть помедлив, откликается наушник. – А в чем суть?

– Приказано перенацелить один из наших штатных «Томагавков» – ну, из тех, что всегда в минутной готовности; координаты прилагаются – насколько я могу судить, они не из компьютерной базы, а сняты непосредственно в поле, ручным джи-пи-эсом. Но самое странное: запуск велено осуществлять не по сигналу из Штаба, а по устному приказу с некоего спутникового STR-телефона… ну, здесь параметры связи. Это же против всех правил! Ссылаются на какую-то инструкцию «Q», а допуска на вход в ту директорию у меня нет – только у капитана…

– Погоди, погоди, Джимми… Спутниковая связь STR-типа – она считается непрослушиваемой – имеется только у головки администрации, в посольствах и у разведки; ну, и на крупных военных кораблях, вроде нашего… Да, кстати! – координаты, которые тебе передали, не близки ли к… – и коммандер называет цифры, правда, приблизительные – до градуса.

– Да!.. – изумленно откликается Хокинс. – Как ты?..

– Элементарно, Уотсон!.. Сейчас по телевизору идет сообщение CNN – на этом самом карибском островке как раз высаживаются наши десантники: свергают тамошнего диктатора, нечто среднее между Норьегой и Бокассой. Так что это, небось, какие-то игры наших шпионов по обеспечению вторжения, согласованные с командованием Флота…

– Спасибо, ты меня успокоил, – облегченно откликается лейтенант-коммандер; он вызывает на экран параметры системы наведения соответствующего «Томагавка», и тут вдруг за спиною у него раздается лязганье некоего несмазанного агрегата:

– Офицер Хокинс! Встать!

Вахтенный оборачивается. Перед ним развернутый строй – «уступом вправо» – из троих штабных генералов, один другого звездатее; в тылах этого наступающего подразделения угадывается адъютант с трубкой: явно только что принял спецсообщение. Чуть помешкав – флотскому еще перед «сапогами» тянуться! – он все-таки принимает стоячее положение.

– Офицер Хокинс! Чрезвычайная комиссия по борьбе с политической некорректностью данной ей властью отстраняет вас исполнения обязанностей. В отношении вас возбуждено служебное расследование по пункту о саботаже…

Лейтенант-коммандер ошеломлен но (во ведь работают, а? – ихнюю б энергию да в мирных целях…) скашивает глаза на мониторы лиц с ограниченным значением IQ. А ведь DOOM придуркам еще не загружали – пока что у них вывешены заставки, имитирующие нормальный интерфейс; неужто среди этих начальственных болванов нашелся-таки спец, который сечет фишку?.. Чего делать-то, а?..

– …По пункту о саботаже, – продолжает лязгать генерал, – последнего приказа министра о неупотреблениии в рядах Вооруженных сил выражений, оскорбляющих честь и достоинство лиц с ограниченным значением IQ.

– Слушаюсь, сэр! – с видимым облегчением переводит дух лейтенант-коммандер; черт бы с ним, с ихним расследованием – лишь бы в компьютеры не лезли. – Разрешите закончить выполнение поступившего приказа…

– Ма-алчать! Десять суток ареста за препирательство со старшим по званию! – с наслаждением ЗАБИВАЕТ ПО ШЛЯПКУ генерал. – Командира корабля сюда, живо! Налево кругом – а-арш!!!

Хокинс, угрюмо козырнув, строевым направляется к выходу (дублера, дублера – быстрее!), а генерал небрежно кивает своему адъютанту на систему связи, занимающую почти всю противоположную стену:

– Что там еще за приказ, разберитесь немедля!

Адъютант пару секунд пытается вникнуть, что к чему, а потом тычет в соответствующую клавишу:

– Это JB-007? Уточните, сэр, – что нам делать с той ракетой?

90

Беглый тонтон-макут Бенджи – в костюме Адама, чей фиговый листок злонамеренно сжевали травоядные обитатели Эдема – недоуменно вслушивается в слова, доносящиеся из трубки спутникового телефона.

– Это JB-007? Уточните, сэр, – что нам делать с той ракетой?

Будь у него время поразмыслить, он, может, и получше распорядился бы открывающимися возможностями, а так – простая душа! – ляпает первое, что приходит в его черную курчавую голову:

– А засуньте ее в жопу своему президенту, пидоры вы гнойные!

И отключает связь на хрен – не став дожидаться адекватного (хотя, возможно, и асимметричного ) ответа: «Да ты сам-то…!!!»

91

В БЧ-2 «Барбары Картленд» – взрыв негодования, сравнимый лишь с тем, что сотрясал стены офиса МММ на Варшавке в день прекращения халявы. Особенно близко к сердцу принял пассаж насчет «гнойных пидоров» пухлощекий боец за права лиц с ограниченным значением IQ ; подскочив к пульту связи, он верещит фальцетом:

– Свинья! Шовинист! Думаешь – спрятался за своим JB-007, и шито-крыто? Да ЧК тебя под землей отыщет!..

Пока всеобщее внимание было поглощено пультом связи, одно из лиц с ограниченным значением IQ невозбранно перебралось за покинутый терминал лейтенант-коммандера Хокинса. Поначалу означенное лицо, судя по всему, соблазнилось одними лишь красками экранного интерфейса – чуточку более яркими, чем на его собственном терминале; однако долетевшая до него – прямо скажем, не особо осмысленная – фраза Бенджи внезапно замыкает в его мозгу какие-то странные ассоциативные связи. Заметим, что дебил-то он, конечно, дебил – но дебил американский, то есть молотить по компьютерным клавишам он выучился раньше, чем попадать ложкой в рот, а в Интернет стал ходить без посторонней помощи раньше, чем в сортир. Вот и сейчас он, приникнув к клавиатуре, старательно впечатывает в неосмотрительно выведенные Хокинсом на экран параметры системы наведения «Томагавка» слова: «…ЗАСУНЬТЕ В ЖОПУ…»

…Будь на моем месте Майкл Крайтон, он потратил бы тут страниц сорок, описывая, где и какие именно файлы перепутались, а проводки? перезамкнулись, и правдоподобнейшим образом обосновал бы – отчего же в итоге супернадежная система крякнулась и приключился тот самый супероблом, каковой, собственно, и есть фон для дальнейших приключений героев… Я, однако ж, не Крайтон; честно сказать, я и соответствующие-то страницы «Штамма Андромеда» и «Юрского парка» пролистывал не читая. Это, знаете ли, для американца тезис о том, что любая техника имеет склонность ломаться, и делает это тем охотнее, чем она сложнее и совершеннее, настолько свеж и необычен, что требует для иллюстрации сугубо ФАНТАСТИЧЕСКОГО сюжета. А нам-то с вами эти лекции профессора Манкольма на фига? – тоже мне, бином Ньютона!

…Короче говоря, когда в дверях БЧ-2 – буквально спустя пару минут! – появляется запыхавшийся коммандер Ливси, на мониторе лица2 с ограниченным значением IQ уже горит строгое вторичное предупреждение: «Confirm launch!». Мигом оценив ситуацию, моряк с криком: «Убью-у-у-у!!!» бросается вперед.

Рапидная съемка: в застывшем обеззвученном мире медленно-медленно плывет по воздуху Ливси – лицо искажено застывшей гримасой ужаса и ярости; медленно-медленно ползет по клавиатуре рука придурка, медленно-медленно, как белая пушинка, опускается на клавиатуру капелька его слюны.

Рапид кончается: коммандер обрушивается на лицо всею своей немаленькой массой и, сшибив его на хрен вместе с вращающимся креслом, катится по полу под истошный ультразвуковой визг бизнес-вумен (хоть так обозначивших, наконец, свою половую принадлежность).

Только это уже попусту: палец придурка успел-таки ткнуться в клавишу «Enter», и на экран уже вывалилась лаконичная багровая иконка: «Launched».

92

Старт крылатой ракеты – сложный и по-своему красивый процесс. Сперва работает вышибной заряд, закидывая на высоту сотни метров цилиндрический пенал, в который заключен сам «самолет-снаряд». Там пенал разваливается, как стручок, по продольному шву, и освобожденная ракета расправляет свои сложенные до той поры крылья; это удивительно напоминает то, что энтомологи называют «имагинальной линькой» – как из лопающейся по шву куколки выпархивает наружу взрослое, крылатое насекомое. Далее ракета включает собственный турбореактивный двигатель, и не спеша, на дозвуковой скорости, чапает к цели, прижимаясь к самой поверхности земли и надежно прячась от локаторов ПВО противника за складками рельефа. Ведомая своей собственной системой высокоточного наведения, она способна попадать, например, в строго определенное окно многоквартирного дома; что, впрочем, ничуть не мешает ей искать этот самый дом вместо предписанной столицы Сербии – в столице соседней Болгарии (как мы это сами видели въяве и вживе): тут уж как фишка ляжет…

93

В помещении БЧ-2 авианосца – бледные как смерть офицеры и красный как свекла командир корабля. Трое вооруженных мичманов заканчивают очищать помещение от членов Вашингтонской комиссии («…Противодействие будет рассматриваться как бунт на борту – со всеми вытекающими!»); те, впрочем, явно не склонны раскидывать пальцы веером, и вид сейчас имеют скорее смущенно-напуганный – ну вроде как щенок, напи?савший на ковер, или второклассник, ненароком расколотивший мячом стекло…

– …Как это так – «Встроенный ликвидатор не срабатывает»? Вы в своем уме, лейтенант?!

– Вот… – совершенно потерянный Хокинс тычет пальцем в экран. – Радиосигнал на подрыв ушел, и «Томагавком» успешно принят – вот реплика, – а тот себе продолжает полет как ни в чем не бывало…

– И куда ж он летит?

– Ума не приложу, сэр!.. Ракета вообще не должна взлетать по таким параметрам – этого просто не может быть!..

– Эх, компьютерщики, хвостом вас по голове!.. Вы понимаете, что будет, когда она вмажется в чью-нибудь столицу?

– Так точно, сэр, понимаю, – лейтенант-коммандер встает по стойке смирно и решительно одергивает китель. – Разрешите идти?

– Куда идти?!! – взрывается не хуже этого самого «Томагавка» командир. – Застрелиться, что ль?!! Я те застрелюсь!!! Р-работай давай!.. Шевелись!!!

– Простите, сэр, – вступает в разговор коммандер Ливси – он, пожалуй, держится спокойнее всех. – Поскольку компьютерный расклад возник явно нештатный, и лейтенант-коммандер по этой причине с ним не справляется, я предлагаю немедля обратиться к хакерам – может, у них выйдет лучше.

– Шутить изволите, коммандер?..

– Боюсь, сэр, другого выхода нет. И делать это надо немедля…

Тут в помещении БЧ-2 возникает мрачный детина афроамериканской национальности, судовая должность которого, как кажется, выведена крупными буквами прямо на его бандитской физиономии: боцман – он и в Африке боцман…

– Разрешите обратиться, сэр!

– В чем дело, Эндерсон?

– Такое дело, сэр… Ну, насчет этого несанкционированного пуска… – боцман-«оружейник» Джоб Эндерсон явно пребывает не в своей тарелке. – Мы с ребятами, как услыхали, что в центр управления огнем ставят дежурить кретинов… то есть, простите, сэр… как их, ограниченные лица?.. Тьфу! Короче, я распорядился на всякий случай поснимать взрыватели со всего, что в ближнем доступе – ну и с того «Томагавка» тоже. Береженого-то, сами знаете… Монашки – те и на свечку гондон натягивают, а тут ведь вон какое дело… Разрешите идти, сэр?

…Когда за боцманом затворяется дверь, адмирал Смоллетт негромко вопрошает в пространство:

– Пары глотков у вас тут не найдется?

– Как не найтись, сэр!

94

Покидающий остров вертолет достиг уже побережья; впереди угадывается неразличимый пока во мраке морской простор.

Это «Ирокез» американских ВВС; в нем пятеро так и не успевших переодеть свою рванину спецназовцев, что брали виллу под началом Марлоу, и гордый общим вниманием к своему повествованию Робинсон; по рукам ходят фляга с ромом и упаковки условно-съедобных армейских завтраков.

– …В СОРТИРЕ?!! – хлопая себя по коленкам, киснет от смеха круглолицый сержант Платник. А вот сержант Эвениус безмолвно глядит на парня широко распахнутыми глазами – видать, слишком явственно представила себя угодившей между крысами и оборотнем, – и во взгляде этом прочитывается нечто такое… ну, вы понимаете, что я хочу сказать.

Сержант Гримальди (он теперь в группе за старшего) принимает сообщение с земли («Да, сэр… Так точно, сэр!..»), временами скашивая глаза на Робинсона – речь идет явно о нем. Наконец он откладывает рацию и произносит казенным голосом:

– Констебль Робинсон! Правительство Соединенных Штатов выражает вам глубокую признательность за помощь американским Вооруженным силам. Ваша просьба о зачислении в академию ФБР удовлетворена. Однако это накладывает на вас и определенные обязательства: все детали прошедшей операции являются совершенно секретными, и по прибытии вам придется дать соответствующие подписки о неразглашении. Занятия в академии ФБР начинаются через пять недель; эти недели вы проведете на нашей базе в Форт-Брагге; там вам окажут и необходимую медицинскую помощь – за счет правительства. Расчет вашего денежного содержания за означенное время будет произведен по нормам, действующим для сержантского состава армии США. Возражения есть?

– Никак нет, сэр! – молодцевато козыряет Робинсон; затем он опускается на свое откидное сиденье, и тут встречается взглядом с сержантом Эвениус.

– Простите, – растерянно произносит он. – Значит, мы… я… еще пять недель…

– Да. И по-моему, все получилось очень удачно, – с улыбкой приходит ему на помощь амазонка.

Сержант Платник между тем подается к иллюминатору:

– Кажется, параллельно нам, метрах в ста, идет еще один вертолет. Кто бы это мог быть?

95

Покидающий остров вертолет достиг уже побережья; впереди угадывается неразличимый пока во мраке морской простор.

Это сине-белый гражданский «Bell-206»; в нем зиц-Президент Острова в одних незастегивающихся шортах с чужих – причем женских – ягодиц (а как тут еще скажешь: «с чужого плеча»? или – «с чужого бедра»?) и его племяш-адъ ютант в парадном кителе на голое тело; впрочем, дефицит носильных вещей не слишком их удручает, ибо кейс, в коем задепонирована вся доходная часть государственного бюджета Острова вкупе с его ликвидными активами, – вот он, туточки!

– Нет, племяш, идея себя изжила, в натуре, – благодушно философствует Его Превосходительство, прихлебывая из фляжки ром и закусывая неведомо откуда нашедшимся на борту условно-съедобным армейским завтраком. – Всех денег на свете не то что не заработаешь, а даже и не уворуешь – пора на покой… Ты как знаешь, а я – в Рио; буду ходить в белых штанах, а трахать исключительно мулаток – такой вот у меня понт…

Адъютант между тем подается к иллюминатору:

– Кажется, параллельно нам, метрах в ста, идет еще один вертолет. Кто бы это мог быть?

96

Беглый тонтон-макут Бенджи единожды сегодня уже побывал в ипостаси Перста Судьбы – и, похоже, вошел во вкус… Едва лишь отложив спутниковый телефон, он различает над собою вертолетное гудение. Пока он расчехляет «Стингер» (за каким хреном? – а Бог весть… По типу как: «Вот вам барабан, вот вам барабан, вот вам барабан!!!»), звук в вышине явственно стереофонируется – не один вертолет, а два, идущие параллельными курсами. И свою самонаводящуюся ракету Бенджи нацеливает в акурат между – на манер эдакого Буриданова осла…

«Стингер» уходит ввысь почти по вертикали. Далекая вспышка – а затем сверху начинает бесшумно сыпаться какая-то огненная труха, гаснущая не долетая до волн…

…Тут ведь сюжетец возникает, согласитесь, поинтереснее предыдущего. Это вам не какой-то «Штамм Андромеда», это уже почти что «Мост короля Людовика Святого»…

97

На подъеме, ведущем к вилле Бишопа, – пост американских десантников, тормознувший машину корреспондента «Ревю паризьен»:

– Проезд закрыт, сэр. Только по пропускам из Штаба дивизии, – сержант-негр абсолютно бесстрастен и корректно –неумолим.

– Я представитель прессы! У меня официальная аккредитация от Высшего Временного Революционного Совета Острова! – пытается гнать понты француз.

– Извините, сэр, но для нас это не документ.

– Может, вы все-таки прочтете? – меняя тон на просительный, настаивает газетчик.

Сержант, пожав плечами, разворачивает сложенный вчетверо лист бумаги с какими-то подозрительными смазанными печатями; вложенную внутрь стодолларовую купюру, не глядя, протягивает обратно – «Ваша, сэр?»; сам документ просматривает по диагонали и возвращает подателю вслед за отвергнутой мздой:

– Повторяю, сэр: для нас это не документ. Утром получите пропуск в канцелярии генерала Хамбургера – вот тогда милости просим. Да, кстати… Тут вокруг, – сержант кивает куда-то в курчавящуюся чапарралем темноту за обочиной, – похоже, шастают люди свергнутого диктатора. Так что выше по склону сидят наши снайперы с прицелами ночного видения; у них приказ: стрелять на поражение по всему, что движется вне дороги – без предупреждения… Вы меня поняли, сэр?

– Да, – угрюмо кивает охотник за сенсациями. – Чего уж тут не понять…

Тут к посту на скорости подруливает микроавтобус со звездно-полосатым флажком, набитый обвешанными фотоаппаратами и видеокамерами репортерами. Пока выскочивший из кабины старший предъявляет сержанту верительные грамоты своей команды, француз подбирается к полуоткрытой дверце и тихонько окликает сидящих внутри коллег:

– Алло, ребята! У меня проблема с вашими соотечественниками – им не нравятся мои пропуска. Как насчет корпоративной солидарности, а?..

«Молчание было ему ответом…»

Француз глядит вслед устремившемуся к заветной вилле микроавтобусу с неизбывной, глубоко запрятанной ненавистью зачуханного кухаркина сына к однокласснику – богачу и красавцу; с той самой ненавистью, что порою толкает людей на поступки, не поддающиеся никакому разумному объяснению.

98

Гостиничный номер французского корреспондента. Войдя, он мрачно сгружает прямо на стол свою амуницию (сенсации так и не обломилось, пришел невод с травою морскою) и, ткнув пальцем в пульт телевизора, лезет в мини-бар за коньяком. Плескает себе в стакан – да не на какой-нибудь там палец, а аж на целых два! – и выпивает, будто смесь касторки с нитроглицерином. По местному каналу – само собой! – идет первое интервью Председателя Высшего Временного Революционного Совета Острова.

На экране – наш добрый знакомый, инспектор Джордан. «Дядя Том», похоже, уже смирился с судьбой, что нежданно-негаданно извлекла его из уютного продавленного кресла главы семейного предприятия «Городская полиция, Ltd» и зашвырнула в просвистанные ледяными ветрами интриг и разборок выси Большой Политики; только вот в глубине глаз его нет-нет, да и промелькнет вся скорбь негритянского народа …

При Председателе Высшего Временного Революционного Совета состоит напористый интервьюер в штатском – явно не местного ро?злива:

– Инспектор, когда вы отдавали тот – поистине исторический! – приказ: арестовать троих беспредельщиков из личной охраны наркобарона, – думали ли вы в тот миг, что это и есть тот самый камешек, что сдвинет лавину народного гнева, и лавина эта за считанные часы сметет кровавого тирана?

– Э-э-э… – Председатель чуть скашивает глаза: явно на невидимую отсюда бегущую строку-«суфлер». – Гроздья народного гнева уже созрели, и народ решил… народ решил… – он растерянно вчитывается в бегущую строку, явно потеряв нить мудреной фразы; потом лицо его вдруг светлеет от узнавания, и он бодро заканчивает: – И народ решил: ЛУЧШЕ СТОЯ, ЧЕМ НА КОЛЕНЯХ!..

Репортер щелкает переключателем. По другой программе идет репортаж CNN о «боях за остров»: как раз в этот самый миг «апач» огневой поддержки… тьфу ты! – чуть было не написал: «забивает гол»… разносит НУРС'ом знакомую нам колокольню виллы Бишопа. Десантники 1-й Аэромобильной идут на штурм: стреляя на ходу, припадая на минуту на колено, чтобы разрядить базуку, скаля зубы, покрытые у полкового дантиста на очередном приеме фтористым лаком … Француз – как-никак, профессионал – отлично видя, что все это лажа, пару минут глядит с откровенной завистью: четко работают, ничего не скажешь. Интересно, сколько деньжищ они вгрохали в это шоу?.. Потом убавляет звук до минимума и со вздохом принимается за сортировку собственной, слова доброго не стоящей, добычи.