— Мне надоело жить с ним в этой глухомани, постоянно дрожа от страха.
Око дала Тодзи воды, перевязала ему раны. Когда он опомнился, Око сказала ему, что он с дружком напал на Мусаси.
— Как, Мусаси? Миямото Мусаси? — захрипел Тодзи. — Невероятно! Тот, который… — Тодзи закрыл лицо и отвернулся к стене.
Мусаси, поостыв, позволил Око обращаться с собой как с гостем. Она подмела пол, поправила огонь в очаге, подложила дров и подогрела сакэ. Подавая чарку Мусаси, она вежливо проговорила:
— Я поел в харчевне, — ответил Мусаси. — Пожалуйста, не беспокойся.
— Нет уж, тебе придется отведать моей еды. Подумать только, сколько лет прошло!
Око повесила над очагом котелок с тушеными овощами и мясом и стала ухаживать за гостем, подливая ему сакэ.
— Мы словно в доме на горе Ибуки! — сердечно проговорил Мусаси.
Налетел порыв ветра, и над очагом взвилось облако пепла и дыма, хотя ставни были поставлены на место и плотно закрыты.
— Прошу, не напоминай мне об Ибуки, — вымолвила Око. — Лучше скажи, не слышал ли ты об Акэми. Где она?
— Знаю, что она несколько дней прожила в гостинице на горе Хиэй. Собиралась в Эдо вместе с Матахати, однако сбежала, прихватив все его деньги.
— Она пошла по кривой тропке, — неодобрительно покачала головой Око.
Опустив глаза, Око задумалась над судьбой дочери, повторяющей ее собственную.
Тодзи окончательно пришел в себя и, попросив у Мусаси прощения, присоединился к беседе. Он клялся, что действовал под влиянием минуты, что он глубоко сожалеет о случившемся. Придет день, говорил Тодзи, и он вернется в Киото самураем, каким его знали в былые времена.
Мусаси молча слушал. Большой разницы между Тодзи-самураем и Тодзи-разбойником он не видел, однако считал, что дороги в стране станут безопаснее, если Тодзи вернется к военному делу.
— Несомненно, лучше бы оставить вашу опасную жизнь, — обратился Мусаси к Око. Он уже немного захмелел.
— Ты прав, но не я выбрала ее. Покинув Киото, мы хотели попытать счастья в Эдо, но по дороге туда, в Суве, Тодзи проиграл все деньги. Я вспомнила свое старое ремесло — приготовление снадобий из трав. Мы собирали их и продавали в городе. Я была по горло сыта его фантазиями о мгновенном обогащении. Сегодняшняя ночь явилась последней каплей, переполнившей чашу моего терпения.
Око тоже пригубила сакэ, что, по обыкновению, настроило ее на игривый лад.
Око давно приблизилась к возрасту, который называют неопределенным, но оставалась еще опасной. Кошка ласкается и мурлычет, пока ее хорошо кормят, но когда она дичает, попав в горы, ее глаза загораются хищным огнем. Она готова пожирать трупы, терзать живого путника, которого болезнь свалила на обочине дороги. Око была из самых диких горных кошек.
— Тодзи, — промурлыкала она, — Такэдзо говорил, что Акэми в Эдо. Не отправиться ли нам туда, чтобы зажить по-человечески! Отыщем Акэми и заведем выгодное дело.
Тодзи равнодушно выслушал предложение Око. Он молча гладил раненую руку. Предложение торговать телом Акэми, на что намекала Око, даже ему казалось непристойным. Пожив с Око, Тодзи испытывал те же чувства, что и Матахати. Мусаси угадал настроение Тодзи по его потерянному виду и внутренне содрогнулся, вспомнив, что некогда сам был предметом заигрываний для Око.
— Око, — сказал Тодзи своей спутнице жизни, — до рассвета далеко. Мусаси, думаю, устал. Постели ему в дальней комнате.
— Конечно, — ответила Око, бросая кокетливый взгляд на Мусаси. — Будь поосторожнее, Такэдзо, там тьма непроглядная.
— Да, поспать совсем неплохо.
Мусаси пошел за Око. Комната, похоже, была пристроена к дому. Она держалась на сваях над крутым обрывом. Внизу, метрах в двадцати, шумела река, окутанная облаком брызг. Комнату слегка покачивало от порывов ветра.
Око, мелькнув белыми щиколотками, вышла, оставив Мусаси одного.
— Лег? — спросил Тодзи.
— Позови остальных.
— Без колебаний. Дело не только в деньгах. Убив негодяя, я отомщу за дом Ёсиоки.
Око, подоткнув полы кимоно, вышла из дома. Она неслась с развевающимися волосами, как ведьма, сквозь черноту ночи.
В горных распадках и рощах обитали не одни звери и птицы. Око обошла две дюжины молодцов из банды Тодзи. Неслышно, как тени, они собрались в условленном месте перед горной хижиной вожака.
Оживленный шепот сопровождался жестами и многозначительными подмигиваниями. Вооруженные мушкетами, кинжалами и копьями Для охоты на кабанов, разбойники подобрались поближе к пристройке над обрывом. Часть людей спустились к реке, остальные расположились на склоне, под сваями.
Пол в задней комнате был устлан тростниковыми циновками. На полках лежали пучки целебных трав и стояли ступки, в которых растирали снадобья. Аромат трав действовал успокаивающе, хотелось закрыть глаза и крепко заснуть. Тело ныло от усталости, но Мусаси понимал, сколь опасно поддаться соблазну отдыха. Он чувствовал, что вокруг дома что-то происходит. Сборщики трав в Мимасаке никогда не хранили их в таких помещениях. Лекарственные травы берегли от сырости и от соседства со свежей листвой. В тусклом свете лампы, стоявшей на полке, Мусаси заметил еще одну подозрительную вещь. Вокруг железных скоб, скреплявших бревна по углам, зияли многочисленные дыры, словно скобы здесь не раз менялись. На дереве виднелись следы и от старых скоб. Комнату явно перестраивали.
Легкая улыбка коснулась губ Мусаси, но он продолжал лежать неподвижно.
Око, неслышно отодвинув фусума, на цыпочках приблизилась к изголовью. Поставив рядом поднос с кувшином, она прошептала:
— Это вода, если пить захочешь. Мусаси лежал с закрытыми глазами. Око неслышно выскользнула из комнаты.
— Все спокойно? — спросил Тодзи.
— Спит, — ответила Око, полуприкрыв веки.
Довольный, Тодзи вышел из дома, завернул за угол и помахал зажженным мушкетным фитилем. По сигналу люди на склоне рывком выдернули сваи и комната рухнула вниз. Бревна и доски, которые составляли стены, пол, потолок, свалились в кучу.
Из укрытий с победными воплями повыскакивали люди и бросились к берегу реки, к груде бревен. Оставалось вытащить тело убитого и найти его вещи. Потом комнату соберут и поставят на прежнее место.
Разбойники набросились на бревна, как собаки на кости.
— Нашли? — спрашивали подбегавшие разбойники.
— Где-то здесь.
— Он мог удариться о скалу, пока летел вниз, и его отбросило в сторону. Осмотрите все вокруг, — хриплым басом распорядился Тодзи.
Факелы окрасили скалы, деревья, воду в розоватый цвет. Изумленный крик вырвался из груди Тодзи и его дружков. Яркое пламя охватило хижину, превратив ее в громадный огненный шар над их головами.
— Сюда, скорее! — пронзительно вопила Око, будто потеряв рассудок.
Огонь, раздуваемый ветром, метался в бешеной пляске. Око, осыпаемая искрами, была крепко привязана к дереву перед домом.
Разбойники оцепенели, как пораженные громом. Неужели Мусаси ушел? Как? Как ему удалось обмануть их?
Тодзи совсем растерялся. Он даже не послал в погоню. Он слишком много слышал о Мусаси, чтобы ждать удачи от преследования. Разбойники, однако, разбившись на группы, бросились на поиски. Мусаси исчез бесследно.
ИГРА С ОГНЕМ
Тракт Косю, который идет из Сиёдзири на Эдо через провинцию Каи, в отличие от других больших дорог не был обсажен деревьями. В шестнадцатом веке по нему возили военные припасы, у него не было вспомогательных дорог, как у Накасэндо, да и трактом эту дорогу признали недавно.
Путники, следовавшие по этой дороге из Осаки в Эдо, жаловались на нехватку хороших постоялых дворов и чайных. Заказав дорожный обед в коробке, в лучшем случае можно было получить плоские рисовые колобки в бамбуковых листьях, а чаще всего — простые рисовые колобки в сухих дубовых листьях. Несмотря на незатейливость здешней кухни, которая, похоже, не менялась на протяжении сотен лет со времен Фудзивары, постоялые дворы были полны путниками, направлявшимися в Эдо.
Группа путников отдыхала на перевале Коботокэ. Один из них воскликнул: «Еще одна стая!» Он говорил о проститутках, сопровождавших их из Киото в Эдо.
В веселой компании были женщины лет двадцати и постарше и четверо девочек. С ними следовал десяток мужчин, которые не то охраняли путниц, не то прислуживали им. Компания походила на большую семью. За девушками плелось несколько навьюченных скарбом лошадей. Добро было уложено в маленькие корзины и здоровенные сундуки в человеческий рост.
Глава «семейства», мужчина лет сорока, поучал подопечных: «Если сандалии натерли ноги, переобуйтесь в соломенные, да покрепче привяжите, чтобы не болтались на ноге. И не нойте, что не можете больше идти. Смотрите, совсем маленькие дети шагают и не хнычут». Нелегко управляться со строптивым «семейством»!
Этот человек по имени Сёдзи Дзиннай был самураем родом из Фусими. Оставив наследственную профессию, он открыл веселое заведение. Человек незаурядных способностей, он заручился поддержкой Токугавы Иэясу, который часто наезжал в замок Фусими. Сёдзи Дзиннай не только получил разрешение на перевод заведения в Эдо, но и Убедил многих хозяев последовать его примеру.
Достигнув перевала Коботокэ, Дзиннай остановился со словами: — Рано, но пообедаем здесь.
Он велел Онао, пожилой женщине, служившей как бы наседкой при стайке девушек, раздать еду.
С лошади сняли корзину с провизией, и девушки получили рисовые колобки. Лица девушек, припудренные дорожной пылью, были желтоватыми, а волосы серыми, несмотря на широкополые дорожные шляпы и полотенца, которыми они обмотали лица. Девушки давились едой всухомятку, без чая. Глядя на них, никто бы не подумал, что сегодня вечером обнимет этот нежный цветок.
— Вкусно! — воскликнула самая молоденькая питомица Дзинная. Слышавший ее искренний восторг прослезился бы от умиления.
Другие девушки впились взглядом в молодого самурая, проходившего мимо.
— Красавец! — прошептала одна.
— Хорош, — отозвалась другая.
— Я знаю его! — воскликнула третья. — Он бывал у нас с людьми из школы Ёсиоки!
— О ком это вы? — поинтересовалась женщина с томными глазами.
— Вон о том самурае с длинным мечом за спиной.
Сасаки Кодзиро пробирался сквозь толпу носильщиков и вьючных лошадей, не ведая, что о нем восхищенно болтают женщины.
— Господин Сасаки! Сюда, господин Сасаки! — раздался высокий кокетливый голос.
Сасаки — распространенная фамилия, поэтому Кодзиро даже не оглянулся.
— Эй, чубастый!
Кодзиро удивленно обернулся.
— Прикуси язык! — гневно закричал Дзиннай на девушку. — Грубиянка!
Он узнал Сасаки Кодзиро.
— Неужели наш друг Сасаки! — воскликнул Дзиннай, подходя к Кодзиро. — Куда держим путь?
— Здравствуй! Ты хозяин «Сумия», так ведь? Иду в Эдо. А вы куда? Перебираетесь на новое место, как видно.
— Совершенно верно, переезжаем в новую столицу.
— Неужели? Неужели надеетесь на успех?
— В стоячих водах рыбка плохо ловится!
— Да, Эдо растет день ото дня. Там нужны строители, носильщики, оружейники. Но утонченные развлечения? Вряд ли на них там большой спрос.
— Вы не правы. Осаку в город превратили женщины, а уж потом Хидэёси заинтересовался им.
— Не спорю, но в городе, который только строится, вам негде будет поселиться.
— Еще раз ошибаетесь. Правительство отвело большой участок на болотистой низине для людей нашего ремесла. Место называется Ёсивара. Мои друзья уже начали там строиться. Я без труда найду подходящий дом на бойком месте.
— Токугава дал землю бесплатно?
— Конечно! Кто же станет платить за болото? Правительство предоставило строительные материалы.
— Теперь ясно, почему многие из вас покидают Киото.
— Ну, а вы? Есть надежда устроиться у какого-нибудь даймё?
— Нет. Да я бы и не принял предложения. Хочу посмотреть, что творится в Эдо. Как-никак резиденция сегуна, центр власти. Если бы мне предложили место военного наставника сегуна, то я бы согласился.
Дзиннай не был знатоком фехтования, но прекрасно разбирался в людях. Он предпочел не высказываться о неуемном честолюбии Кодзиро, а объявил своим подопечным, что пора двигаться в путь.
— Встали! Привал закончен!
Онао пересчитала девушек. Одной не хватало.
— Одной нет! Кого же? Ките? Или Сумидзомэ? Нет, эти здесь.
Странно. Кого же нет?
Кодзиро зашагал прочь, не желая путешествовать вместе с проститутками.
К Онао подошли две девушки, которых она посылала на поиски.
— Кого же нет, Онао? — спросил Дзиннай.
— А, знаю! Нет Акэми, — виновато ответила Онао. — Та девушка, которую вы подобрали по дороге в Кисо.
— Она где-нибудь поблизости.
— Мы везде посмотрели! — вмешались девушки, вернувшиеся с поисков. — Сбежала, верно.
— Ну и пусть. Письменного договора с ней нет, денег вперед я ей не давал. Она согласилась на мое предложение, и я взял ее, внешность у нее подходящая для дела. Потерял немного на ее содержание в пути, но это пустяки. Забудем о ней. В путь!
Дзиннай поторапливал девушек. Он хотел сегодня прийти в Хатиодзи хотя бы поздно вечером. Тогда в Эдо они добрались бы на следующий день.
Вскоре Акэми снова появилась среди девушек.
— Где ты пропадала? — набросилась на нее Онао. — Нельзя отлучаться без спросу, если не задумала удрать.
Пожилая женщина с обиженным видом рассказывала, как все переволновались.
— Вы глупые! — возразила Акэми, прыснув от смеха. — Я увидела на дороге человека, с которым не хотела встречаться. Я спряталась в бамбуковых зарослях, не заметив, что за ними обрыв, и съехала вниз.
Акэми показала всем разорванное кимоно и ободранный локоть. Она попросила прощения, впрочем не изображая раскаяния на лице.
Дзиннай, возглавлявший процессию, велел позвать к себе беглянку.
— Тебя зовут Акэми? — строго спросил он. — Такое имя трудно запомнить. Тебе надо сменить имя, чтобы преуспеть в ремесле. Ты всерьез решила остаться с нами?
— Неужели нужна особая решимость, чтобы стать проституткой?
— Учти, это не безделка на месяц-другой. Станешь одной из моих девушек, так тебе придется выполнять любые требования гостей. Подумай как следует.
— Какая мне теперь разница? Мужчины сломали мою жизнь.
— Неправильное отношение к делу. Обдумай все хорошенько. Если откажешься до прихода в Эдо, я тебя отпущу и не возьму денег за содержание в дороге.
В тот же самый день в Такао пожилой человек, явно не обремененный делами, намеревался продолжить путешествие. В храм Якуоин он прибыл накануне вечером со слугой и пятнадцатилетним мальчиком. С раннего утра он с мальчиком осматривали храм. Наступил полдень.
— Почините крышу на эти деньги. — Посетитель протянул сопровождавшему монаху три золотые монеты. Узнав о пожертвовании, настоятель лично поблагодарил дарителя за щедрость.
— Прошу, запишите ваше имя в храмовой книге, — предложил настоятель, но монах сказал, что оно уже внесено в книгу посетителей. Запись гласила: «Дайдзо из Нараи, торговец лекарственными травами. Живет в Кисо у подножия горы Онтакэ».
Настоятель рассыпался в извинениях за скромную еду, предложенную гостю в храмовой гостинице. Он хорошо знал имя Дайдзо, который щедро жертвовал на монастыри и храмы. Он давал только золотые монеты, иногда по нескольку дюжин. Одному Дайдзо было ведомо, жертвовал ли он из благочестия, ради славы или собственного удовольствия.
Настоятель пригласил гостя осмотреть храмовую сокровищницу, в которую допускали только избранных.
— Я осмотрю ее на обратном пути из Эдо, — ответил Дайдзо.
— Будем ждать вас, а пока позвольте проводить вас до ворот. Вы будете ночевать в Футю?
— Нет, в Хатиодзи.
— В таком случае дорога не утомит вас.
— Кто сейчас правит в Хатиодзи?
— Правителем недавно назначен Окубо Нагаясу.
— Он прежде был градоначальником в Наре?
— Да. Ему теперь подчиняются и золотые копи на острове Садо. Он очень богатый человек.
— Весьма способный чиновник.
Дайдзо и Дзётаро спустились на равнину и засветло прибыли в Хатиодзи. На шумной главной улице они насчитали две дюжины гостиниц.
— Где нам остановиться, Дзётаро? — задумчиво проговорил Дайдзо. Дзётаро, не отходивший ни на шаг от Дайдзо, ответил, что подходит любое место, кроме храма.
Дайдзо выбрал самую большую гостиницу. Внушительная внешность гостя и его лакированный сундук, который тащил слуга, произвели должное впечатление на прислугу.
Дайдзо проводили в просторную комнату на первом этаже, но до захода солнца к нему явился хозяин.
— Прошу извинить за беспокойство, — начал хозяин, — неожиданно прибыла большая группа гостей. Боюсь, на первом этаже будет слишком шумно. Не перейдете ли на второй этаж?
— С удовольствием, — добродушно согласился Дайдзо. — Очень рад, что у вас прекрасно идут дела.
Дайдзо приказал своему слуге Скэити перетащить сундук, а сам поднялся наверх. Не успел он освободить комнату, как ее заняли девушки из заведения «Сумия».
Шум и гам заполнили гостиницу. Слуги не являлись на зов. Ужин принесли поздно, и никто не пришел убрать подносы. Гостиница ходила ходуном от топота ног. Дайдзо был вне себя от возмущения, но сдерживался, чтобы не навлечь неприятности на гостиничных слуг. Отодвинув в сторону подносы, он улегся на циновке, подложив под голову руку вместо подушки. Через несколько минут он позвал Скэити. Тот не явился.
— Дзётаро! Поди сюда! — крикнул Дайдзо, сев на циновке.
Дзётаро тоже пропал. Дайдзо вышел на веранду. Там теснились постояльцы, с любопытством взиравшие на проституток, резвившихся на первом этаже. Найдя Дзётаро, Дайдзо подозвал его к себе.
— На что глазел? — с осуждением спросил Дайдзо.
— Там внизу много женщин.
— Только и всего?
— Да.
— И что в этом интересного?
Женщины из веселого квартала волновали Дайдзо, но его почему-то раздражал неуемный интерес к ним со стороны постояльцев-мужчин.
— А я не знаю, — честно признался Дзётаро.
— Я немного пройдусь по городу, — сказал Дайдзо. — Оставайся здесь, никуда не отлучайся.
— Можно я с вами пойду?
— Нет, уже поздно.
— Ну и что?
— Я тебе объяснял, что гуляю не для развлечений.
— А зачем же?
— Прогулки связаны с моей верой.
— Вам мало храмов и монастырей в дневное время! Монахи и те спят по ночам.
— Вера — нечто большее, чем храмы и монастыри, молодой человек. А теперь отыщи Скэити. У него ключи от сундука.
— Я только что видел, как он спустился вниз. Он заглядывал в комнаты, в которых остановились женщины.
— Как, и он? — воскликнул Дайдзо, щелкнув языком. — Немедленно позови его!
Дзётаро ушел, и Дайдзо начал перевязывать пояс на кимоно.
Мужчины, слышавшие про красоту и изысканность женщин из веселых кварталов Киото, застыли на месте, наслаждаясь даровым зрелищем. Скэити глазел, раскрыв рот.
— Пошли, хватит! — приказал Дзётаро, крепко схватив слугу за ухо.
— Ох! — пискнул Скэити.
— Хозяин зовет!
— Врешь!
— Правда. Он собирался на прогулку. Он ведь всегда прогуливается по вечерам.
— Да-да! Иду! — забормотал Скэити, неохотно отрываясь от увлекательного представления.
Дзётаро шел следом, когда услышал, что его зовут.
— Дзётаро! Подожди!
Окликала его женщина. Дзётаро огляделся по сторонам. Он ни на минуту не забывал Оцу и своего учителя. Вдруг Оцу здесь? Мальчик пристально вглядывался в густые вечнозеленые кусты, из-за которых доносился голос.
— Кто там?
— Я.
Дзётаро узнал показавшуюся из-за кустов девушку.
— А, ты! — протянул он.
Акэми наградила его дружеским шлепком по спине.
— Ах ты, маленькое пугало! Целую вечность не видела тебя. Ты что здесь делаешь?
— О том же хочу спросить и тебя.
— Я… Ну, какое тебе дело до меня?
— Ты с этой веселой компанией?
— Да, но пока окончательно не решила.
— Что не решила?
— Оставаться ли с ними, — вздохнула Акэми. Затем, помедлив, спросила: — Как поживает Мусаси?
Дзётаро понял, что из-за этого Акэми и окликнула его.
— Оцу, Мусаси и я… Мы потеряли друг друга.
— Оцу? Кто это? — Акэми вспомнила девушку, едва закончив вопрос. — А, знаю. Она по-прежнему бегает за Мусаси?
Акэми по привычке видела в Мусаси отчаянного, странствующего фехтовальщика, ночующего в лесу или на голых скалах. Сумей она заполучить его, он бы мгновенно угадал в ней беспутство и отверг бы ее. Акэми смирилась с мыслью, что ее любовь к Мусаси останется безответной. Упоминание Дзётаро о другой женщине пробудило в ней ревность. Огонь любви вспыхнул с новой силой.
— Дзётаро, здесь на нас глазеют со всех сторон. Пойдем в другое место.
Они вышли через садовую калитку на улицу. Два десятка гостиниц Хатиодзи светились огнями. Это был самый оживленный и большой город на пути из Киото в Эдо. На северо-западе темнела горная гряда Титибу, по которой проходила граница с провинцией Каи. У подножия безмолвных и мрачных гор кипела жизнь, рекой лилось сакэ, щелкали челноки ткацких станков, слышались окрики чиновников, надзирающих за базаром, споры игроков, заунывные голоса уличных певцов.
— Я часто слышала имя Оцу от Матахати, — солгала Акэми. — Расскажи про нее!
— Она очень хороший человек! — горячо воскликнул Дзётаро. — Очень добрая и красивая. Я люблю ее.
Акэми почувствовала опасность, которую несла соперница, но скрыла тревогу.
— Она и правда так хороша? — улыбнулась Акэми.
— Да-да. И все умеет. Хорошо поет и пишет, играет на флейте.
— Чего хорошего в том, что женщина играет на флейте? — раздраженно произнесла Акэми.
— Ты не понимаешь, зато все остальные, даже князь Ягю Сэкисюсай, хвалят Оцу. Одно мне в ней не нравится.
— У всех женщин есть недостатки. Только одни честно признаются в них, как я, другие же прячут их под благопристойным обличьем.
— Оцу ничего не скрывает, в этом ее слабость.
— Что ты хочешь сказать?
— Она готова рыдать из-за любого пустяка. Она — плакса.
— Почему же?
— Всегда льет слезы, когда думает о Мусаси. Рядом с ней тоскливо, вот это мне не по душе. — Дзётаро с детской непосредственностью выложил все начистоту, не беспокоясь о последствиях сказанного.
Огонь ревности жег Акэми. Она даже изменилась в лице. Едва сдерживаясь, она продолжала беседу. — Сколько ей лет?
— Как и тебе.
— Моя ровесница?
— Угу. Но выглядит моложе и красивее.
Акэми бросилась в наступление, чтобы склонить Дзётаро на свою сторону.
— Мусаси куда мужественнее остальных мужчин. Вряд ли он полюбит хнычущую женщину. Оцу думает, что завоюет сердце мужчины слезами. Она рассуждает, как барышни из заведения «Сумия».
— Неправда. Начнем с того, что Мусаси любит Оцу. Он не выказывает чувств, но по-настоящему ее любит! — ответил Дзётаро, задетый за живое.
Акэми залилась краской. Она бросилась бы в реку, чтобы погасить охвативший ее огонь.
— Дзётаро, зайдем сюда, — сказала Акэми, потянув его за руку в сторону дома с красивым фонарем в переулке.
— Это же винная лавка!
— Ну и что?
— Женщинам там делать нечего. Тебе туда нельзя.
— Хочу выпить, но не могу зайти туда одна. Сразу начнут приставать.
— Приставать к тебе будут, а мне что прикажешь делать там?
— Поешь. Закажешь все, что хочешь.
Лавка была полупустой. Акэми, сев лицом к стене, распорядилась:
— Сакэ!
Чарки так и мелькали в ее руках. Опешивший Дзётаро попытался остановить Акэми, но та решительно его оттолкнула.
— Сиди спокойно! — икнула Акэми. — Надоел! Сакэ! Еще сакэ!
— Хватит, тебе нельзя здесь напиваться! — взмолился Дзётаро, отодвигая от Акэми кувшинчик. — Не беспокойся, — пьяно бормотала Акэми. — Ты друг Оцу? Ненавижу женщин, которые стараются слезами завоевать мужчину.
— А я ненавижу пьяных женщин.
— Извини, но может ли зеленый юнец вроде тебя понять, почему я пью?
— Пойдем отсюда. Немедленно заплати, и пора в гостиницу!
— Думаешь, у меня есть деньги?
— Как?
— Ни гроша. Пусть заплатит «Сумия». Все равно я уже продалась хозяину. — Слезы заблестели на глазах Акэми. — Какая я несчастная!
— Недавно сама смеялась над Оцу за ее плаксивость. Посмотри на себя!
— Разве сравнишь мои слезы с ее? Жизнь — невыносимая мука. Хочется умереть!
Акэми вскочила и бросилась на улицу. Хозяин лавки, повидавший на своем веку не одну такую посетительницу, только ухмыльнулся ей вслед, однако ронин, до сего времени спавший в углу, открыл глаза и тяжелым, мутным взглядом проводил убегавшую женщину.
Дзётаро пытался остановить Акэми, но она вырвалась из его рук и помчалась по темной улице.
— Стой! — кричал Дзётаро. — Не смей даже думать об этом! Акэми не волновало, куда ее занесет во тьме, но она отчетливо слышала крики Дзётаро. Когда она хотела утопиться в море в Сумиёси, она не притворялась, но сейчас была в здравом рассудке. Ей нравилось, что Дзётаро переживает за нее.
— Осторожно! — надрывался мальчик, поняв, что Акэми несется прямиком ко рву с водой. — Стой! Зачем тебе умирать? С ума сошла!
Дзётаро ухватил беглянку за пояс.
— Хочу умереть! — зарыдала Акэми. — Все считают меня порочной. Все, и Мусаси тоже. Мне остается лишь умереть, заключив Мусаси в объятия сердца. Не позволю, чтобы другая отобрала его у меня!
— С чего ты взяла такое. Ерунда какая!
— Какая разница? Столкни меня в ров! Толкни, Дзётаро!
Пьяные слезы потоком хлынули из глаз Акэми. Дзётаро испугался ему тоже хотелось заплакать.
— Пойдем в гостиницу, Акэми!
— О, как я хочу его видеть! Найди его, Дзётаро, найди Мусаси!
— Стой спокойно, оступишься и упадешь в ров.
— О Мусаси, Мусаси!
— Осторожно, Акэми!
Из темноты вдруг выступил ронин, которого они видели в винной лавке.
— Иди-ка отсюда, мальчик! — приказал ронин. — Я приведу ее в гостиницу.
Приподняв Дзётаро, он отставил его в сторону.
Это был высокий мужчина лет тридцати пяти, с глубоко посаженными глазами и густой бородой. Багровый шрам от удара меча украшал его физиономию от уха до подбородка. Шрам походил на трещину на перезревшем персике.
Преодолевая страх, Дзётаро настойчиво уговаривал Акэми:
— Акэми, прошу тебя, пойдем со мной. Все будет хорошо. Голова Акэми уже лежала на груди незнакомца.
— Пошел вон! Она хочет спать. Я отведу ее домой, — проговорил самурай.
— Оставь ее!
Самурай лениво схватил мальчика за шиворот.
— Убери руки! — крикнул Дзётаро, отбиваясь от ронина.
— Сопляк! Хочешь, чтобы я швырнул тебя в ров?
— Попробуй!
Дзётаро удалось вырваться, рука его судорожно вцепилась в деревянный меч. Не успел он замахнуться, целясь в бок самурая, как оказался в воздухе. Мальчик потерял сознание от удара о придорожный камень. Издав тихий стон, он стих.
Прошло некоторое время, прежде чем Дзётаро начал различать голоса.
— Проснись!
— Что случилось?
Дзётаро приоткрыл глаза и обвел взглядом людей вокруг.
— Опомнился?
— Ты как себя чувствуешь?
Дзётаро, смущенный всеобщим вниманием, поднялся, подобрал деревянный меч и хотел было уйти, но в это время слуга из их гостиницы схватил его за руку.
— Что случилось с женщиной, которая была с тобой? — спросил он. Дзётаро показалось, что все вокруг были из гостиницы — служащие и постояльцы. Кое-кто был вооружен палкой, другие держали круглые бумажные фонари.
— Нам сообщили, что на тебя напали, а женщину похитил какой-то ронин. Куда они пошли?
Дзётаро, не совсем пришедший в себя, неопределенно покачал головой.
— Отвечай, ты ведь знаешь!
— Вспомнил. Вон в ту сторону. — Дзётаро наугад махнул рукой. Ему не хотелось рассказывать о происшествии. Он боялся упреков Дайдзо. Стыдно было признаваться в том, что ронин отшвырнул его, как щенка.
Толпа бросилась в указанном Дзётаро направлении, и, как ни странно, скоро оттуда донесся крик:
— Она здесь? Сюда!
Кольцо фонарей окружило Акэми. В растерзанной одежде она лежала без чувств на копне сена в крестьянском амбаре. Акэми очнулась от людского гомона и медленно поднялась на ноги. Кусок кимоно спереди был выдран, пояс-оби валялся в стороне. Соломинки торчали из волос и драного платья.
— Что случилось?
У всех на языке вертелось слово «изнасилование», но никто не решался произнести его вслух. Никому не приходило в голову преследовать негодяя. Все чувствовали, что во всем виновата сама Акэми.
— Пошли в гостиницу, — проговорил кто-то, взяв Акэми за руку. Акэми резко отдернула руку. Уткнувшись в стену, она разразилась слезами.
— Совсем пьяная!
— Докатилась!
Дзётаро со стороны наблюдал за сценой. Он так и не понял, что произошло с Акэми, но почему-то вспомнил, как барахтался с Котя в Коягю, как они замерли при звуке приближавшихся шагов. Воспоминание мелькнуло и улетучилось. «Пора идти», — решительно сказал себе Дзётаро и побежал к гостинице. С каждым шагом настроение его улучшалось, пережитое отступало в прошлое, и вскоре Дзётаро запел:
Старый бронзовый Будда в поле,
Видал ли девушку шестнадцати лет?
Не ведаешь ли ту, что заблудилась?
На мой вопрос ты отвечаешь звоном,
А стукнешь по тебе, так ты гудишь.