— С гор Тамбы дует ветер и несет дождь.
Приди они сюда днем, им было бы видно далеко вокруг. Поблизости находилась Оиносака, а ведь они пересекли ее, выступив из опорной крепости клана Акэти Камэяма, всего десять дней назад. Воинам казалось, будто с тех пор прошло много лет.
— Не падать в воду! Держать порох сухим! — распоряжались командиры.
Течение реки Кацура было сильнее обычного из-за дождя.
Копьеносцы переправились через реку, держась за древки копий идущих впереди; за ними пошли стрелки, подняв над головой ружья и боеприпасы. Мицухидэ с конной свитой промчался на другой берег, подняв тучи брызг. Откуда-то спереди до них доносился гул ружейной пальбы, в небо поднимались искры от горящих крестьянских хижин. Но как только стрельба смолкла, исчезло и пламя и все вокруг погрузилось во тьму.
Прибыл с донесением гонец:
— Наши воины отбили вражескую вылазку. Отступая, враг поджег несколько деревень.
Не обратив внимания на это донесение, Мицухидэ продвинулся через Куга Наватэ, прошел мимо крепости Сёрюдзи, удерживаемой его войском, и намеренно встал лагерем в Онбодзуке, в пятистах или шестистах кэнах юго-западнее крепости. Дождь, давно досаждавший войску, прекратился, на небе, только что черном, как тушь, зажглись звезды.
Враг тоже затаился, думал Мицухидэ, стоя на равнине и глядя во тьму по направлению к Ямадзаки. Глубокое волнение и страх охватывали его, когда он вспоминал, что войско Хидэёси стоит отсюда на расстоянии половины ри. Превратив Онбодзуку в опорный пункт для всего своего войска и используя крепость Сёрюдзи как второй — тыловой — оплот, он развернул боевые порядки веером от реки Ёдо на юго-запад до реки Энмёдзи. К тому времени, когда все передовые части выдвинулись на боевые позиции, почти рассвело и из полумрака начала проступать река Ёдо.
Вдруг со стороны холма Тэннодзан послышалась частая ружейная пальба. Солнце еще не поднялось, на небе стояли тучи, по земле стлался туман. Наступало тринадцатое число шестого месяца. Было еще так рано, что с дороги на Ямадзаки не доносилось ржание ни единой лошади.
Из лагеря Мицухидэ в Онбодзуке можно было увидеть Тэннодзан на расстоянии примерно половины ри к юго-западу. Слева от холма Тэннодзан шла дорога на Ямадзаки и текла полноводная река Ёдо.
Тэннодзан был крутым холмом, однако высота его не превышала трехсот сяку. Накануне, когда главное войско Хидэёси пришло в Тонду, его командиры увидели вдалеке гору. Кто-то спросил у местного проводника:
— Что это за гора?
— У восточного подножия? Ямадзаки.
— Враг в Сёрюдзи. Где эта крепость по отношению к холму Тэннодзан?
Каждый из полков сопровождал проводник из местных жителей. Те, кто разбирался в военном деле, понимали: верх возьмет сторона, которая сумеет захватить высоты.
Военачальникам было ясно: первый, кто сумеет водрузить знамя на вершине холма Тэннодзан, стяжает больше славы, чем тот, кто первым добудет вражескую голову в бою на равнине. Каждый из них поклялся себе, что этим человеком окажется именно он. Вечером двенадцатого многие поделились с Хидэёси своими мыслями по поводу предстоящего сражения, ожидая приказа взять приступом гору.
— Завтра разгорится решающая битва, — сказал Хидэёси. — Ёдо, Ямадзаки и Тэннодзан — места главных боев. Докажите, что вас не зря называют воинами. Не состязайтесь друг с другом, не думайте только о собственной славе. Не забывайте, что князь Нобунага и бог войны Хатиман будут наблюдать за вами с Небес.
Едва получив разрешение Хидэёси на выступление, стрелки устремились в сторону Тэннодзана в великом воодушевлении, смешав строй во мраке ночи. Боевое значение холма Тэннодзан, показавшегося столь привлекательным военачальникам Хидэёси, не укрылось и от взора Мицухидэ. Он принял решение сделать стремительный пеший переход, переправиться через Кацуру и как можно скорее пройти через Онбодзуку, чтобы занять Тэннодзан.
Мицухидэ знал местность ничуть не хуже, чем Накагава Сэбэй и Такаяма Укон. Но хотя они намеревались действовать сходно и в одном месте, мысли Мицухидэ простирались дальше соображений противников.
После того как Мицухидэ переправился через реку Кацура и совершил бросок через Куга Наватэ, он приказал командиру одного из полков отделиться от основного войска и повести своих воинов другой дорогой, сказав ему:
— Взойдите по северному склону холма Тэннодзан и займите вершину. В случае вражеской атаки держитесь до последнего и ни в коем случае не сдавайте этот холм.
Следует отметить, что Мицухидэ был истинным полководцем. Его решения и следующие за ними действия были всегда своевременны, он никогда не упускал возможности нанести удар. Тем не менее на этот раз воины Хидэёси, успев выйти к южному склону холма возле Хиросэ, уже устремились на его вершину.
Стояла кромешная тьма, а местность для большинства воинов была незнакомой.
— Вот тропа. Она, кажется, идет вверх.
— Нет, по ней не пройдешь.
— Да нет же, можно идти!
— Это тупик. Тропа ведет на край пропасти.
Кружа у подножия холма, воины долго не могли отыскать тропу, ведущую на вершину.
Она оказалась крутой; по-прежнему было темно. Считая, что здесь только свои, воины шли, не придерживаясь строя, и не слишком держались своих командиров. Толкаясь и оступаясь, они шли к вершине. И вдруг, когда до нее осталось рукой подать, их встретил частый ружейный огонь.
Это вступили в бой стрелки Акэти, которыми командовал Мацуда Тародзаэмон. Впоследствии выяснилось, что он разделил свой корпус, насчитывающий семьсот человек, на два. Воины Хорио Москэ, Накагавы Сэбэя, Такаямы Укона и Икэды Сёню, опережая друг друга, стремились подняться на вершину холма. Внизу оставались только воины Хори Кютаро, которые взяли под наблюдение развилку дорог чуть к северу от подножия. Они быстро окружили подножие холма, чтобы отрезать противнику путь к отступлению.
Как и следовало ожидать, попавшись на эту хитрость, воины Кютаро встретились лицом к лицу с отрядом под командованием самого Мацуды Тародзаэмона. Завязалось сражение, еще более кровопролитное, чем на вершине. Оно сразу переросло в рукопашную. Воины Акэти и Оды бились среди растущих на склоне сосен и усеявших его валунов. Огнестрельное оружие мешало, в ход пошли копья, длинные мечи и секиры.
Некоторые, схватившись с врагом, падали с обрыва. Тем, кто, не удержавшись на ногах, падал, прокалывали спину копьем. Участвовали в бою с обеих сторон и лучники — пение стрел сопровождало шум рукопашной и грохот ружейного огня. Но громче всего звучали боевые кличи пятисот или шестисот воинов, сошедшихся в схватке. Казалось, кричат не люди, а вселившиеся в них злые духи.
Одна сторона теснила другую, затем откатывалась назад. Меж тем наступило утро. Впервые за долгое время небо расчистилось, его синеву подчеркивали белые облака. Погожее утро заставило приумолкнуть цикад. Вместо их пения в горах стоял грохот битвы и звучали неистовые боевые кличи. Вскоре склон холма покрылся окровавленными телами, местами — по три-четыре вповалку. Вид трупов возбуждал сражающихся. Переступая через тела павших соратников, воины словно пересекали границу жизни и смерти. Одинаковые чувства владели сейчас воинами Хори и Акэти.
Положение на вершине холма оставалось неопределенным, меняясь каждую минуту. И вдруг, в разгар сражения, боевые кличи воинов Мацуды внезапно сменились воплями, похожими на детский плач. Надежда на успех обернулась горьким отчаянием.
— В чем дело?
— Почему отступаем? Ни шагу назад!
Не понимая, отчего их соратники внезапно обратились в бегство, многие из воинов Мацуды не могли удержаться от гневных возгласов. Но и их самих уже словно обвалом несло к подножию холма. Командир отряда Мацуда Тародзаэмон был сражен пулей на глазах у воинов. Оруженосцы унесли его с поля боя на плечах.
— Вперед! Перебьем их всех!
Большая часть воинов Хори устремилась вдогонку за беглецами, и Кютаро что было сил закричал:
— Прекратить преследование!
Но в такие мгновения даже самый строгий приказ не исполняется. Как и следовало ожидать, первый полк Мацуды катился сейчас со склона холма, напоминая грязный речной поток. Подкрепления не подошли, военачальника застрелили; им оставалось только спасаться бегством.
Воины Хори значительно уступали численностью собранным на холме отрядам Акэти. Теперь они были без боя смяты врагом, лавиной катившимся с вершины холма. Та часть воинства Хори, которая пустилась в погоню, попала в клещи, и, как опасался Кютаро, началась ужасная резня.
В это время отряды Хорио, Накагавы, Такаямы и Икэды сообща захватили вершину холма.
— Победа за нами!
— Тэннодзан наш!
Раздались первые победные кличи. Хидэёси дожидался прибытия Нобутаки на реку Ёдо и поэтому еще не явился на передовую. Лишь позже, примерно в час Барана, то есть далеко за полдень, он присоединил к своему войску отряд под командованием Нобутаки и Нивы Нагахадэ и отправился в ставку. Палящее солнце успело высушить воспоминания о ночном дожде, люди и лошади обливались потом, яркие доспехи и плащи посерели от пыли. В этих тусклых тонах единственным ярким пятном оставалось княжеское знамя Хидэёси с изображением золотых тыкв.
Пока со стороны холма Тэннодзан по-прежнему доносилась стрельба, деревня казалась вымершей. Но когда воины Акэти ушли, а на смену им на улицы хлынуло воинство Хидэёси, у каждого порога внезапно появились кувшины с водой, дыни и чайники с горячим чаем. Даже женщины вышли наружу пожелать успеха войску Хидэёси.
— Всех ли вы уничтожили?
Хидэёси, не слезая с коня, смотрел на знамена своего войска, уже водружаемые на вершину ближнего холма.
— Всех до единого, — отозвался Хикоэмон.
Он получал донесения от командиров, принимающих участие в сражении частей, держал в уме общую картину и то и дело докладывал о ней Хидэёси. Вот и сейчас он сказал:
— Отряд Мацуды в разгар схватки потерял командира. Часть воинов Мацуды бежали, спустившись по северному склону холма, тогда как другие присоединились к вражескому полку, стоящему в Томооке.
— Почему такой искушенный полководец, как Мицухидэ, с легкостью сдал нам важную высоту?
— Должно быть, он не думал, что мы успеем прибыть так скоро. Ошибся в расчетах.
— Что известно об его основном войске?
— Оно расставлено так: от реки Ёдо до Симоуэно, крепость Сёрюдзи — запасной оплот, река Энмёдзи — передовой рубеж.
В это мгновение боевые кличи и шум пальбы донеслись со стороны, где текла река Энмёдзи. Наступал час Обезьяны.
Река Энмёдзи, протекавшая к востоку от деревни Ямадзаки, впадала в реку Ёдо. На месте слияния рек земля была заболочена и поросла тростником. В обычные дни отсюда доносилось несмолкающее птичье пение, но сегодня никаких птиц не было.
В утренние часы противостоящие друг другу полки — левое крыло войска Мицухидэ и правое крыло войска Хидэёси — вышли с двух сторон на противоположные берега реки. Тростник трепетал на ветру. Густые заросли скрывали противника, и воинам с обоих берегов были видны только самые верхушки вражеских знамен. Однако на северном берегу пятитысячное войско под командованием Сайто Тосимицу, Абэ Садааки и Акэти Сигэтомо готовилось начать наступление. А на южном берегу восемь тысяч пятьсот воинов под командованием Такаямы Укона, Накагавы Сэбэя и Икэды Сёню выстроились в несколько линий. Обливаясь потом на жаре, в сырой низине, они тоже ждали часа, чтобы нанести удар.
Они ждали прибытия Хидэёси. Отдать приказ о наступлении должен был главнокомандующий.
— Куда подевалось главное войско?
Они кляли соратников за опоздание, но им оставалось только скрежетать зубами.
Акэти Мицухидэ, остававшийся в ставке в Онбодзуке, давно узнал о гибели Мацуды Тародзаэмона на холме Тэннодзан и о полной потере этой высоты. Он проклинал себя за ошибку в расчетах времени прибытия противника. Он прекрасно понимал, как велика разница — сражаться, удерживая за собой Тэннодзан, или, наоборот, вести решающую схватку, отдав ключевую высоту противнику.
Но хотя и печалила Мицухидэ потеря холма Тэннодзан, это была только четвертая по значению из владевших его душой горестей. Прежде всего его возмущало предательство Цуцуи Дзюнкэя. Затем его тяготил собственный ошибочный приказ укрепить крепость Ёдо, основанный на неверном определении скорости, с которой сможет подойти войско Хидэёси. И наконец, ему была отвратительна собственная нерешительность. Он все еще не в силах был определить, вести ли наступательное сражение или оборонительное. И даже прибыв в Онбодзуку, он еще не пришел к ясному решению.
Битва началась чуть не по чистой случайности. Оба войска провели все утро в зарослях тростника, мучаясь от духоты и терзаемые комарами. Они угрюмо посматривали в сторону, где, судя по верхушкам знамен, должен был находиться неприятель, и дожидались приказа своих военачальников. Вдруг лошадь под дорогим седлом рванулась со стороны войска Оды к воде, должно быть, чтобы напиться.
Четверо или пятеро воинов — видимо, приспешники хозяина лошади — бросилось за ней вдогонку. С другого берега на них обрушился град пуль. Частые и дружные залпы следовали один за другим.
В ответ войско Хидэёси открыло огонь по северному берегу, чтобы вызволить своих воинов, затаившихся в прибрежном тростнике. Никому больше не хотелось дожидаться приказа.
— Вперед!
После перестрелки приказ войску Оды на общее наступление уже не мог не последовать. Воины Акэти не заставили себя долго ждать и тоже начали переправу.
На месте слияния Энмёдзи и Ёдо река была довольно широка, но чуть выше по течению Энмёдзи представляла собой обыкновенный ручей.
После нескольких дней непрерывных дождей течение было сильным. Пока стрелки Акэти, поднявшись из зарослей на северном берегу, палили по воинам Хидэёси, сосредоточившимся на южном, тяжело вооруженные копьеносцы — отборные отряды Акэти — перешли реку и начали подниматься на противоположный берег.
— Выслать вперед копьеносцев! — закричал один из командиров отряда Такаямы, от нетерпения подпрыгивая на месте.
Поскольку река в этом месте была узкой, возможности для ведения ружейного огня оказались ограниченны. Пока стрелки, произведя залп, перестраивались, — то есть вторая цепь заступала на место первой, а та отходила, чтобы перезарядить ружья, — враг мог ворваться в их ряды.
— Стрелки, в сторону! Пропустить атакующих!
Отряд копьеносцев Накагавы построился, изготовившись к схватке. Многие из воинов били копьями с берега в воду.
Метили они во врага, хотя проще было держать копья наперевес и сбрасывать обратно в воду тех, кто поднимался на берег. А в воде шла ожесточенная рукопашная: здесь бились копьями, и мечами, и древками сломанных копий. Воины разили друг друга и падали замертво в воду.
Крик — поединок — падение в стремительную воду — туча брызг. Грязная вода пенилась вокруг живых и павших. Кровь и желчь поднимались на поверхность воды, их смывало течение.
К этому времени на смену передовому отряду под командованием Накагавы Сэбэя пришли свежие части Такаямы Укона. Слаженно, как юноши, несущие священный паланкин на храмовый праздник, издав единый клич, они плечом к плечу вступили в бой.
Быстро пробравшись сквозь заросли тростника, они неожиданно обрушились на врага. День уже клонился к концу. Алые закатные облака бросали прозрачные тени на черные фигуры воинов, метавшиеся в смертельной схватке.
Неистовое сражение длилось еще целый час. Ярость, с какой бились воины под командованием Сайто, поразила даже противника. Когда их, казалось, уже окончательно смяли, они поднялись еще раз, исполненные прежней решимости. Раз за разом отражали они все новые атаки, намертво встав на зыбкой болотной почве. И не только они: чуть ли не все отряды Акэти сражались с неистовством отчаяния, их грозные крики передавали горечь, объявшую командира гибнущей армии, князя Акэти Мицухидэ.
— Отступаем, иначе нас окружат! Все назад! Все назад!
Отчаянный крик разлетелся со скоростью ветра, и в двух других отрядах Акэти вскоре узнали плачевные вести.
Сердцевиной построения войска Акэти был мощный засадный отряд в пять тысяч воинов, оттянутый к Онбодзуке и находящийся под личным командованием Мицухидэ. Справа этот отряд был прикрыт четырехтысячным отрядом, включая две тысячи воинов под началом Фудзиты Дэнго.
Дэнго приказал ударить в большой барабан, и его воины выстроились в боевые порядки под знаменем, готовясь встретить наступление противника. Летучие отряды лучников обрушили на врага смертоносный град стрел, им ответили мощным ружейным залпом.
По приказу Дэнго лучники отпрянули в сторону, на их место заступили стрелки. Они произвели залп. Не дожидаясь, пока рассеется пороховой дым, копьеносцы в латах возникли перед воинами Оды и принялись прокладывать себе дорогу сквозь их ряды железными копьями. Дэнго с отборными силами уничтожил полк Хатии.
Вставшие на смену полку Хатии воины князя Нобутаки атаковали воинство Акэти. Но Дэнго разбил и обратил в бегство и воинов Нобутаки. Какое-то время казалось, будто никто не может противостоять воинам Дэнго.
Забил барабан, возглашая наступление отряда Фудзиты. Казалось, эти звуки выражают гордость клана, не имеющего равных в бою. Воины Фудзиты напали на конную свиту Нобутаки и заставили вражеских самураев, для спасения молодого князя, обратиться в беспорядочное бегство.
Как раз в эти минуты с фланга на отряд Фудзиты обрушились пятьсот вражеских воинов, вопя так, словно их была тьма-тьмущая.
Тучи в небе еще алели, но на землю уже пали густые сумерки. Дэнго осознал, что зашел в наступлении чересчур далеко, и поспешил изменить приказ.
— Разворачивайтесь вправо! — закричал он. — Скорее разворачивайтесь! Вправо, как можно дальше вправо!
Он намеревался построить свое войско кольцом и отступить на воссоединение с основными силами, а там уж стоять насмерть.
Все бы так и было, но слева на его воинов обрушился отряд Хори Кютаро. Дэнго почудилось, что воины выросли из-под земли, — настолько стремительно и внезапно они появились.
Отступать стало некуда. Дэнго понял это сразу, и времени на новое перестроение у него не оставалось. Воины Хори косили его людей со скоростью ветра и начали брать отряд в клещи.
Знамя Нобутаки развевалось все ближе к тому месту, где сражался Дэнго.
В это мгновение пятьсот всадников во главе со старшим и средним сыновьями Дэнго выехали вперед и бесстрашно врезались в гущу неприятеля. Меж тем стемнело. Ветер носил по полю боевые кличи живых и предсмертные вопли павших, уносил в небеса запах крови.
Отряд под командованием Нобутаки слыл самым мощным соединением в войске Хидэёси. Сейчас он был вдобавок усилен трехтысячным отрядом под началом Нивы Нагахидэ. И сколько бы силы и мужества ни нашлось у Дэнго с его воинами, прорвать такую вражескую линию они не могли.
Дэнго получил шесть ранений. Продолжая рубиться на мечах и одновременно укрощать обезумевшего в грохоте битвы коня, он начал терять сознание. Откуда-то сзади, из мрака, его окликнули.
Думая, что это обращается к нему его сын, Дэнго поднял голову от конской гривы и попробовал обернуться. В то же мгновение что-то ударило его в лоб, прямо над правым глазом. Ему показалось, будто звезда, сорвавшись с небес, вонзилась ему в чело.
— Оставайся в седле! Не спешивайся! Тебя лишь задело стрелой! Держись!
— Кто ты? Кто меня держит?
— Это я, Тодзо.
— Ах, это ты, брат. Что с Исэ Ёсабуро?
— Убит.
— А что с Сувой?
— Тоже убит.
— А Дэмбэй?
— Бьется, со всех сторон окруженный врагами. Теперь позволь помочь тебе. Обопрись о переднюю луку.
И, не заботясь более о судьбе Дэмбэя, Тодзо взял поводья коня, на котором почти без чувств сидел его брат, и на полной скорости помчался прочь от бушующего со всех сторон хаоса.
ПАРА ВОРОТ
Одинокий ветер продувал насквозь сосны, растущие вокруг лагеря Мицухидэ в Онбодзуке. Шатер, колыхаясь под ветром, казался живым существом. Полог беспрестанно трепетал, нашептывая горестную и призрачную песню.
— Ёдзи! Ёдзи! — окликнул Мицухидэ.
— Да, мой господин!
— Это был гонец?
— Да, мой господин.
— Почему он не доложил прямо мне?
— Его донесение нуждается в дополнительных подтверждениях.
— С каких пор вы взялись решать, что надо докладывать, а что нет?
Мицухидэ и впрямь почувствовал возмущение и досаду.
— Прошу прощения, мой господин.
— Наберись смелости! Или тебя пугают дурные предзнаменования?
— Нет, мой господин. Я готов умереть.
— Вот как?
Мицухидэ внезапно осознал, что говорит с чрезмерным раздражением, и сбавил тон. И подумал при этом, что упрек относительно дурных предзнаменований касается его самого ничуть не меньше, чем Ёдзи. Ветер выл еще заунывней, чем днем. Поля и огороды находились на другом склоне холма. К востоку лежала Куга Наватэ, к северу высились горы, на западе текла река Энмёдзи. Но во тьме были видны только мерцающие в небе над полем сражения звезды.
Недавно был час Обезьяны, а теперь уже шла вторая половина часа Петуха. В час Обезьяны знамена войска Акэти заполняли все поле. Куда они подевались? Должно быть, войско разбито. Мицухидэ зачитывали список павших, пока он был в состоянии выслушивать этот бесконечный перечень дорогих имен.
Все заняло не более трех часов. Вне всякого сомнения, Ёдзиро только что получил еще одно удручающее донесение с поля боя, и ему не хватило смелости доложить Мицухидэ. Выслушав упрек князя, Ёдзиро вновь спустился по склону холма. Оглядевшись по сторонам, он прислонился к стволу сосны и уставился на звезды.
Подъехал всадник. Он сдержал коня, завидев Ёдзиро.
— Друг или враг? — спросил приверженец Мицухидэ, взяв наперевес копье, на которое он перед этим опирался, как на посох.
— Друг, — отозвался прибывший, слезая с лошади.
С первого взгляда на неуверенные движения незнакомца Ёдзиро понял, что тот тяжело ранен. Он подошел, предложил ему помощь — и только тут узнал его.
— Гёбу! — воскликнул он. — Держись! Попробуй опереться на меня.
— Это ты, Ёдзиро? А где князь Мицухидэ?
— На вершине холма.
— Он все еще здесь? Ему тут опасно оставаться. Надо немедленно уехать отсюда.
Гёбу поднялся на холм, подошел к Мицухидэ и простерся ниц перед ним, едва не лишившись чувств.
— Войско разбито. Остались только мертвые и умирающие. Столько людей пало смертью храбрых, что мне не перечесть их имен.
Подняв глаза, он увидел смертельно бледное лицо Мицухидэ. Казалось, оно плывет по небу между соснами, как луна. Мицухидэ не промолвил ни слова, как будто и не слышал того, что ему сказали.
Гёбу продолжил рассказ:
— На время нам удалось надавить на центр вражеских позиций, но тут стемнело, путь к отступлению оказался перекрыт, и мы нигде не могли отыскать Дэнго. Полк Сандзаэмона попал в окружение, и там завязалась особенно жестокая схватка. Сандзаэмону удалось прорваться, выведя с собой всего двести воинов. Его последним напутствием было: «Немедленно отправляйся в Онбодзуку и скажи его светлости, что необходимо как можно скорее отступить в крепость Сёрюдзи, а там решить — держать ли оборону или, пока не настало утро, отступить в глубину провинции Оми. До тех пор я его прикрою. После того как мы узнаем, что его светлость в безопасности, мы помчимся в лагерь Хидэёси и найдем смерть в бою».
Мицухидэ по-прежнему безмолвствовал. Когда Гёбу закончил доклад, он тяжело вздохнул, глядя на умирающего вестника печали. Тот испустил последний вздох.
Мицухидэ посмотрел на него, а затем с отсутствующим видом обратился к Ёдзиро:
— Его тяжело ранили?
— Да, мой господин, — ответил Ёдзиро, смахивая слезу.
— Кажется, он умер.
— Да, мой господин.
— Ёдзиро, — Мицухидэ внезапно заговорил совершенно другим тоном, — что же все-таки говорилось в предыдущем донесении?
— Не стану ничего скрывать, мой господин. На поле боя появилось войско Цуцуи Дзюнкэя и ударило на нас слева. Сайто Тосимицу и его воинам не удалось справиться с этим натиском, и они погибли.
— Не может быть!
— Я понимал, что вы едва ли поверите, даже если я открою истину. Я надеялся оттянуть это известие до тех пор, когда оно уже не могло бы подлить в чашу событий новой горечи.
— Да, таков мир земной, — согласился Мицухидэ. — Впрочем, какая разница!
Мицухидэ рассмеялся. По крайней мере, это походило на смех. Затем, резко махнув рукой в глубь лагеря, велел подать лошадь.
Большую часть войска Мицухидэ отправил на поле боя, но и сейчас в лагере, вместе с ним и со старшими соратниками клана, оставалось не менее двух тысяч воинов. Возглавив это воинство, Мицухидэ решил пробиться на выручку остаткам отряда Сандзаэмона и принять последний бой. Взобравшись на коня, он отдал приказ на выступление громовым голосом, раскаты которого разнеслись по всей Онбодзуке. А затем, не дожидаясь, пока поднимется и соберется войско, развернулся и помчался вниз по склону холма, сопровождаемый только несколькими всадниками.
Кто-то, опередив его, уже выбежал из лагеря, спустился по склону и сейчас встал посреди дороги, загородив ее широко раскинутыми руками.
— Кто ты? — воскликнул Мицухидэ, резко осадив коня. От неожиданности животное поднялось на дыбы.
Узнав своего старшего соратника Хиду Татэваки в человеке, остановившем его и схватившем поводья коня, Мицухидэ разгневался:
— Татэваки, почему ты останавливаешь меня?
— Ёдзиро! Сандзюро! Почему вы не остановите его? — обрушился Хида Татэваки на приверженцев Мицухидэ. — Немедленно спешьтесь! — Затем, почтительно поклонившись Мицухидэ, добавил: — Человек, которого я сейчас вижу перед собой, — не тот князь Мицухидэ, которому я служу. Поражение в одной битве не означает проигрыша войны. На вас, мой господин, не похоже очертя голову бросаться на верную смерть только из-за того, что вы проиграли одно-единственное сражение. Враг будет смеяться над нами, потому что мы потеряли самообладание. Хоть ваше войско и разбито, но у вас есть семья в Сакамото и несколько сподвижников в разных провинциях — они ждут вашего знака. Положение дел вовсе не безысходно. И прежде всего вам надлежит отступить в крепость Сёрюдзи.
— О чем ты говоришь, Татэваки? — Мицухидэ потряс головой так же резко, как тряс гривой его конь. — Или ты надеешься, что павшие восстанут и, преисполнившись прежним мужеством, пойдут за меня в сражение? Я не могу бросить своих воинов, не могу отдать их на заклание врагу, а сам исчезнуть. Я намерен нанести сокрушительный удар Хидэёси и покарать Цуцуи Дзюнкэя за предательство. Я не ищу бесславной смерти. Я хочу показать им, каков на самом деле Мицухидэ. Изволь дать мне проехать!
— Но почему у мудрого князя такие бешеные глаза? Сегодня нашему войску нанесен сокрушительный удар. По меньшей мере три тысячи воинов убито, а множество других ранено. Военачальники почти все убиты, новобранцы дрогнули в бою. Сколько, по-вашему, осталось воинов в лагере?
— Пропусти меня! Я сделаю то, что мне угодно! Изволь немедленно пропустить меня!
— Ваши бессмысленные слова доказывают, что вы и впрямь ищете смерти, и не более того, — и я сделаю все, что в моих силах, лишь бы воспрепятствовать вам в этом намерении. Затеянное имело бы определенный смысл, будь у вас под рукой три-четыре тысячи несокрушимых воинов, но мне кажется, в бой вслед за вами устремятся четыреста или, самое большее, пятьсот человек. Все остальные потихоньку ускользнули из лагеря еще с вечера и разбежались кто куда.
Пока Татэваки объяснял это своему господину, глаза ему застилали слезы.
— Неужели человеческий ум так хрупок? И стоит уму ослабеть, как самый мудрый из нас становится настоящим безумцем! — Такэваки не отрываясь глядел на Мицухидэ и в ужасе осознавал, как переменился его повелитель. Проливая горькие слезы, он поневоле вспоминал, какой остротой ума и дальновидностью отличался совсем недавно князь Акэти.
Остальные военачальники столпились вокруг Мицухидэ. Двое из них уже побывали в сегодняшнем бою, однако, тревожась за своего господина, поспешили воротиться в лагерь. Один из них сказал:
— Пока мы здесь топчемся на месте, враг с каждой минутой подходит все ближе — скоро он сможет покончить с нами прямо здесь. Следует поторопиться и как можно скорее добраться до Сёрюдзи.
Татэваки не стал дожидаться, пока примет окончательное решение его господин. Он затрубил в раковину и приказал остаткам войска отступить на север. Ёдзиро и еще один приверженец, спешившись, повели под уздцы коня Мицухидэ, чуть ли не силой вынуждая князя отступить. Военачальники и воины, еще остававшиеся на склоне холма, поспешили последовать за ними. Как утверждал Татэваки, их оказалось не больше пятисот.
Миякэ Тобэй был комендантом крепости Сёрюдзи. Здесь настроение у всех тоже было унылым, разговоры шли только о неизбежном поражении: крепости суждено скоро пасть. В слабом свете мигающих фонарей защитники крепости думали о том, как бы уцелеть самим. В ходе военного совета им не удалось прийти к разумному решению. Даже Мицухидэ осознал, что окончательное поражение неотвратимо.
Дозоры, выставленные за пределами крепости, неоднократно доносили о приближении вражеского войска. Сама крепость была недостаточно мощна, чтобы устоять перед прямой атакой войск Хидэёси. Никуда не годилась и крепость Ёдо, об укреплении которой Мицухидэ распорядился несколько дней назад. Более всего это напоминало попытку возведения плотины после того, как вода начала выходить из берегов.
Единственным утешением Мицухидэ оставалось число военачальников и пеших воинов, не только сохранивших верность своему господину, но и доказавших ее в ходе яростного неравного сражения. Здесь имело место любопытное противоречие: воины клана Акэти — того самого клана, который поднял мятеж против повелителя всей страны, — свято хранили узы, связующие вассала с господином. Конечно, Мицухидэ обладал многими достоинствами, и его приверженцы показывали себя по отношению к нему истинными самураями.
По этой причине число убитых и раненых сравнительно с числом принявших участие в битве было необычайно велико, хотя само сражение длилось всего три часа. Как было подсчитано позднее, потери составили три тысячи человек в войске Акэти и три тысячи триста — в войске Оды. О раненых и говорить нечего. Исходя из этого, можно судить о мужестве воинов Акэти, ничуть не уступавших в этом своему господину. Учитывая относительную малочисленность войска Мицухидэ — соотношение сил составляло один к двум — и невыгодные условия, в которых ему пришлось принять бой, его поражение не должно вызвать осуждения или насмешки.