Весеннее солнце играло на белых стенах Инабаямы, лишая крепость привычной суровости. В такие безмятежные дни горожане недоумевали, зачем замок воздвигли на непомерной высоте… Их жизнь целиком зависела от обстановки в крепости. Стоило там поселиться тревоге, как она сразу же сказывалась на повседневных заботах города. Когда в крепости было спокойно, жители тоже впадали в праздность. Любые предписания из крепости сейчас воспринимались в городе без должного внимания.

Был полдень. Журавли и утки резвились в пруду. Персиковые деревья пышно цвели. В саду за стенами крепости на вершине Инабаямы часто гулял ветер. Тацуоки, выпивший лишнего, лежал в беседке в цветущем саду.

Старшие советники Сайто Куроэмон и Нагаи Хаято разыскивали князя Инабаямы. Число прелестниц, услаждавших Тацуоки, не сравнилось бы с «тремя тысячами наложниц» из китайской легенды, но их было достаточно. Красавиц, включая хорошеньких служанок, было больше, чем персиковых деревьев в саду. Они томились в ожидании часа, когда их праздный повелитель соизволит проснуться.

— Где князь? — спросил Куроэмон.

— Господин устал и отдыхает в садовой беседке, — ответил один из оруженосцев.

— Хочешь сказать, он опять навеселе?

Куроэмон и Хаято поспешили к беседке. Тацуоки лежал в окружении красавиц. Под головой у него был маленький барабан.

— Не стоит беспокоить его, — сказал Куроэмон.

Они с Хаято хотели было удалиться, но Тацуоки оторвал голову от «подушки».

— Кто там? Я слышу мужские голоса! — Его лицо было багровым, глаза налились кровью. — Куроэмон? И ты, Хаято? Зачем явились? Мы любуемся цветами, а вам сакэ понадобилось?

Советники пришли по важному делу, но, увидев князя в таком состоянии, воздержались от доклада о новостях, которые только что получили из вражеской провинции.

— Оставим до ночи, — решили советники.

Ночью пиршество продолжилось.

— Подождем до завтра.

К полудню следующего дня веселье было в полном разгаре. Редкую неделю Тацуоки уделял хотя бы день государственным делам. Он препоручил все заботы старшим советникам. К счастью, многие его приближенные были мудрыми деятелями, которые служили клану Сайто уже в третьем поколении, и они поддерживали могущество клана в обстановке всеобщего упадка. Тацуоки предавался безудержным развлечениям, а они не знали ни минуты покоя.

Лазутчики Хаято доносили, что клан Ода извлек горький урок из прошлогодних поражений и осознал бесплодность попыток идти против судьбы.

— Нобунага, поняв, что, нападая на Мино, понапрасну теряет людей и деньги, похоже, решил отказаться от этой затеи, — решил Хаято.

Он был уверен, что Нобунага обречен на бездеятельность, потому что казна его истощилась.

Весной Нобунага пригласил в крепость мастера чайной церемонии и поэта и коротал время, совершенствуясь в искусствах. Со стороны казалось, что Нобунага, используя передышку, просто наслаждается всем, что дарит мирная жизнь.

В середине лета, после праздника Поминовения предков, гонцы со срочными предписаниями разъехались из крепости Комаки по всей Овари. Город бурлил. Ужесточилась проверка путников на заставах. Вассалы без конца приезжали в крепость, глубокими ночами в ней проходили совещания. У крестьян отобрали лошадей. Самураи торопили мастеров, которые чинили их доспехи.

— Как ведет себя Нобунага? — расспрашивал Хаято своих лазутчиков.

Они отвечали, хотя и без большой уверенности:

— В крепости все по-прежнему. До утра горят фонари, а звуки флейт и барабанов слышны за крепостным рвом.

Важные новости стали поступать ранней осенью.

— Нобунага выступил на запад с войском в десять тысяч человек! Опорным пунктом избрана Суномата! В данный момент они переправляются через Кисо!

Тацуоки, взиравший на мирские дела с полным безразличием, впал в истерику, когда его заставили выслушать это донесение. Советники пришли в смятение, потому что поздно было предпринимать ответные меры.

— Сплетни! — утешал себя Тацуоки. — Клан Ода не может выставить войско в десять тысяч воинов.

Лазутчики уверили его в том, что в войске действительно десять тысяч человек, и Тацуоки был потрясен до глубины души. Он спешно собрал испытанных советников.

— Нобунага рискует всем, а что нам делать?

Вспомнив о тех, кто не раз спасал провинцию в тяжелую годину, Тацуоки послал за троицей из Мино, которых еще вчера презирал как вздорных и отживших свой век стариков и не допускал к себе.

— Мы их известили, но пока ни один не откликнулся, — сообщили Тацуоки вассалы.

— А как Тигр Унумы?

— Он сказался больным и не хочет выступать из своей крепости.

Тацуоки осенило, и он, дивясь глупости подданных, решил, что нашел выход из сложного положения.

— А на Курихару послали гонца? Срочно вызвать Хамбэя! Почему не выполняете моих приказов? Нечего тут передо мной расстилаться! Сию же минуту отправьте человека за ним!

— Не дожидаясь вашего приказа, мы несколько дней назад отправили к господину Хамбэю гонца. Мы известили его о делах и просили его о помощи. Но он…

— Не приехал? — Тацуоки впал в ярость. — Почему? Почему не прилетел, как на крыльях, чтобы возглавить нашу армию? Он всегда казался мне верным подданным.

Выражение «верный подданный» в устах Тацуоки означало человека прямого, открыто осуждающего его, но в решительную минуту готового примчаться первым, чтобы защитить своего господина.

— Пошлите к нему еще одного гонца! — распорядился Тацуоки.

Старшие советники выполнили бесполезный приказ. Гонец, четвертый по счету, вернулся с Курихары ни с чем.

— Я с трудом добился встречи с ним, но, прочитав ваше послание, господин Хамбэй ничего не ответил. Горестно вздохнул, вытер слезы и пробормотал что-то о неправедных правителях бренного мира, — доложил гонец.

Тацуоки расценил поведение Хамбэя как насмешку над собой. Побагровев от гнева, он закричал на подданных:

— Какой толк от больного!

В Инабаяме происходила бесплодная суета. Часть войска Нобунаги, переправившись через реку Кисо, навязывала бои разрозненным отрядам Сайто. Каждый час в столицу провинции Мино прибывали сведения о новых поражениях.

Тацуоки мучила бессонница, глаза его остекленели. В крепости воцарились уныние и смятение. Тацуоки велел сделать навес над персиковыми деревьями и мрачно восседал на походном стуле в окружении выставленных напоказ богатых доспехов встревоженных вассалов.

— Если собранного нами войска недостаточно, требуйте подкрепления изо всех крепостей. Хватает ли воинов в городе? Надеюсь, не придется просить помощи у клана Асаи? Что молчите? — Голос Тацуоки звучал резко и визгливо, выдавая страх и безнадежность.

Вассалы старались сделать все, чтобы уныние их повелителя не передалось воинам.

Ночью из крепости видно было пламя пожаров. Войско Оды наступало и днем и ночью, от Ацуми и долины Кано — на юге и по притокам реки Нагара, в направлении Гото и Кагамидзимы — на западе. Пожары перед наступающим войском казались огненной волной, достигающей небосвода. На седьмой день месяца армия Оды подступила к Инабаяме, столице и главной крепости во вражеской провинции.

Нобунага впервые командовал большим войском, которое вселяло в него решимость любой ценой добиться победы. Ради нее в Овари призвали на воинскую службу почти всех мужчин. Поражение означало бы гибель и клана Ода, и провинции Овари.

У Инабаямы войско Нобунаги несколько дней вело ожесточенные бои. Созданные самой природой укрепления и опытные воины клана Сайто показали свою силу. Воины сражались за собственные дома и семьи. Превосходство врага в вооружении было наиболее неблагоприятным для клана Ода обстоятельством. Богатство казны Мино позволило клану Сайто запастись большим количеством огнестрельного оружия.

Стрелковый полк Сайто с горного склона обстреливал наступающих, отбивая любую атаку. Акэти Мицухидэ, сформировавший этот полк, давно покинул пределы Мино и стал ронином.

После нескольких дней тяжелых сражений в изнурительную жару воины Оды начали уставать. Призови клан Сайто помощь из Оми или Исэ, то десять тысяч отважных воинов Оды никогда не увидели бы родную Овари.

Удара в спину следовало ожидать оттуда, где на горизонте высились горы Курихара, Нангу и Бодай.

— За это направление можно не беспокоиться, — уверял Хидэёси своего князя, но Нобунага по-прежнему тревожился.

— Осада — не лучший способ в стратегии, но нетерпение приведет только к новым потерям. Не представляю, как вы будете брать Инабаяму.

Военный совет проходил каждый вечер, но ни у кого не было разумных предложений. В конце концов все согласились с мнением Хидэёси, который вскоре исчез из передового отряда.

Хидэёси выехал ночью с отрядом из девяти надежных воинов. Обливаясь потом, они поднялись на гору Дзуйрюдзи, удаленную от Инабаямы на расстояние, исключающее встречу с вражеским дозором. Среди спутников Хидэёси были Хикоэмон и его младший брат Матадзюро. Их проводником стал человек, искренне привязанный к Хидэёси и питающий к нему чувство глубокой благодарности — Осава Дзиродзаэмон, Тигр Унумы.

— Спустимся в долину вон у того утеса и переправимся через речушку.

Добравшись до конца тропы, Хидэёси и его спутники увидели скалу, увитую виноградной лозой. Обойдя утес, они нашли тайную тропинку в долину, которая вилась по зарослям низкорослого бамбука.

— Тропа ведет к тылу крепости, отсюда примерно два ри. По этой схеме вы найдете ручей, который течет по территории крепости. А теперь позвольте откланяться. — Осава в одиночестве отправился своей дорогой.

Сейчас он был предан Хидэёси и верил ему, но когда-то он поклялся в верности клану Сайто. Ему, человеку долга, нелегко было показать Хидэёси потайную тропу в крепость своих прежних господ. Хидэёси, понимая состояние Осавы, заранее решил отправить Тигра Унумы домой, как только он укажет им заветное место.

Два ри — небольшое расстояние, но тропы отряд Хидэёси не нашел. Они с трудом карабкались по скалам, и Хидэёси постоянно сверялся со схемой, но она совсем не соответствовала действительности.

Хидэёси так и не отыскал горную речку, которая должна была бы вывести их к крепости. Они заблудились, а день клонился к вечеру, и становилось прохладно. Хидэёси не предполагал, что они могут заблудиться. Мысленно он оставался с теми, кто осаждал Инабаяму. Если завтра на рассвете ему не повезет, то его неудача огорчит его соратников, оставшихся в лагере.

— Свет! — внезапно воскликнул один из воинов, и все застыли на месте. — Я вижу свет!

Откуда взяться свету на глухой горе, тем более около тайной тропы в крепость Инабаяма? Значит, они оказались в расположении одного из передовых постов.

Хидэёси и его спутники поспешили в укрытие. Ронины одинаково легко шли и по равнинной дороге, и по горной тропе, но Хидэёси едва поспевал за ними.

— Держитесь! — сказал Хикоэмон, протягивая ему древко копья.

Хидэёси сжал древко руками, и они начали взбираться по крутому подъему — Хикоэмон первым, а Хидэёси сзади, положившись на силы подчиненного. Наконец они выбрались на ровный участок. Ночь сгущалась, и все отчетливей был виден свет, горевший в горной расселине, к западу от того места, где они сейчас находились.

Если свет был на сторожевом посту, значит, тропа вела к крепости.

— Надо идти только вперед! — решительно заявили воины.

— Не спешите! — Хидэёси охладил пыл своих спутников. — В сторожевом домике, вероятно, несколько часовых, они не могут помешать нам, но поднимут изрядный шум и взбудоражат крепость. Если это костер, то он разведен у самого домика. Надо поставить у костра двоих. Половина из вас зайдет за домик с другой стороны, чтобы не дать часовым вернуться в крепость.

Воины Хидэёси, как лесные звери, расползлись по склону горы, пересекли впадину и вошли в долину, которая, к их удивлению, оказалась распаханной. Здесь росли конопля, просо и ямс.

Хидэёси, склонив голову набок, пристально всматривался во тьму. Хижина посреди поля не походила на сторожевой домик.

— Стойте! Пойду посмотрю, что там такое.

Хидэёси крадучись двинулся по зарослям конопли. Судя по всему, это был обыкновенный деревенский дом, нищий и сиротливый. Хидэёси разглядел старуху, лежавшую на соломенной циновке, и молодого человека, должно быть, ее сына, который разминал спину матери.

На мгновение Хидэёси, забыв, где находится, невольно залюбовался картиной мирной жизни. Женщина была совсем седой. Молодой человек отличался крепким телосложением, хотя на вид ему было лет семнадцать. Хидэёси не воспринимал этих людей как чужих, а уж тем более как врагов. Ему казалось, что он видит свою мать и самого себя, превратившегося в юношу.

— Матушка, что-то случилось. — Молодой человек настороженно поднял голову.

— Что такое, Москэ? — Мать приподнялась на циновке.

— Цикады почему-то перестали стрекотать.

— Зверек шарит около амбара, наверное.

— Нет! Он не подошел бы так близко к дому, когда горит свет.

Молодой человек, прихватив меч, выскользнул во двор.

— Кто здесь?

Хидэёси внезапно вышел из зарослей конопли.

Изумленный юноша уставился на него и не сразу смог заговорить.

— Что вы тут делаете? Я чувствовал, что тут кто-то есть. Вы — самурай из Касихары?

Хидэёси, ничего не ответив, обернулся и махнул рукой притаившимся спутникам.

— Окружайте хижину! Никого не выпускать, а кто выйдет, сразу же убивайте!

Воины мгновенно взяли хижину в кольцо.

— Стоит ли устраивать такое представление? — с усмешкой сказал Москэ. — Нас двое: моя мать и я. Зачем окружать наш дом? Что вы задумали, господин самурай?

Москэ стоял на пороге, на лице его не было ни растерянности, ни страха. Он держался хладнокровно, и, судя по его виду, ему не было жаль нежданных гостей.

Хидэёси сел на крыльцо и сказал:

— Нам нужно соблюдать осторожность, но мы не собираемся пугать или обижать тебя и твою матушку.

— Я вас не боюсь, а вот мать зря встревожили. Если вы хотите извиниться, то принесите извинения ей.

Юноша говорил смело и не походил на простого крестьянина. Хидэёси заглянул в хижину.

— Москэ, успокойся! Зачем ты грубишь самураю? — сказала старуха. Затем она обернулись к Хидэёси: — Не знаю, кто вы и почему пришли сюда, но мой сын далек от бурных мирских дел, он — деревенский парень и не умеет себя вести. Уж простите его, пожалуйста.

— А вы его мать?

— Да, господин.

— Вы говорите, что он простой деревенский парень, но по его речи и манерам трудно поверить в то, что вы обыкновенные крестьяне.

— Зимой мы промышляем охотой, а летом заготовляем уголь и продаем его в деревне.

— Но с каких пор? Уверен, что вы происходите из старинного рода. Я не вассал клана Сайто, мы с моими спутниками просто заблудились в горах. Мы не намерены ничем досаждать вам. Не соизволите ли вы назвать ваши имена?

— Господин самурай, вы говорите на наречии Овари. Вы действительно из Овари? — спросил Москэ, севший рядом с матерью.

— Да. Я родом из Накамуры.

— Из Накамуры? Мы с вами соседи, мы из Гокисо.

— Земляки, значит.

— Если вы подданный клана Ода, я все расскажу вам. Моего отца звали Хорио Таномо. Он служил князю Оде Нобукиё в крепости Когути.

— Странно! Если твой отец был вассалом князя Нобукиё, то и ты должен хранить верность князю Нобунаге!

«С этой встречей повезло», — обрадовался в душе Хидэёси.

Получив назначение на пост коменданта крепости Суномата, он повсюду искал одаренных людей, стремясь привлечь их на службу. Хидэёси не принимал опрометчивых решений, а внимательно присматривался к человеку, и если тот внушал ему доверие, то сразу же брал его на службу. А поручения давал ему лишь после того, как узнавал человека получше. Точно так же он действовал и выбирая себе жену. Хидэёси обладал даром отделять истинное от ложного.

— Неужели вы хотите, чтобы ваш сын потратил всю жизнь на охоту и торговлю углем? Доверьте Москэ мне. Понимаю, сын — единственное ваше богатство. Меня зовут Киносита Хидэёси. Мой ранг невысок, но я вассал князя Оды Нобунаги. Жалованье мое невелико — как говорят, с одним копьем против всего мира. Не хочешь ли ты поступить ко мне на службу, Москэ?

— Кто? Я? — Москэ широко раскрыл глаза.

Мать заплакала от радости.

— Если сын достоин служить клану Ода, то мой муж, павший на поле брани от руки презренного врага, был бы счастлив. Москэ! Соглашайся и восстанови честь отцовского имени.

Москэ без раздумий поклялся в верности клану Ода.

— Мы пытаемся проникнуть в крепость Инабаяма с тыла. У нас есть схема, но мы не нашли нужную тропу. Первое поручение не простое, но ты должен его выполнить. Я рассчитываю на тебя. — Хидэёси протянул Москэ карту.

Взглянув на нее, он вернул листок Хидэёси:

— Понятно. Вы не проголодались? Или у вас достаточно припасов?

Хидэёси и его спутники, не предполагая, что собьются с пути, взяли с собой немного еды.

— До крепости два с половиной ри, но лучше запасти еды побольше, чтобы на два раза хватило.

Москэ быстро приготовил рис с просом и маринованные сливы на десятерых. Взвалив котомку с припасами на плечо, он прикрепил к поясу отцовский меч.

— Матушка, я ухожу, — сказал он. — Сражение — прекрасное начало для самурайской службы, но, может, мы прощаемся с тобой навсегда. Если мне суждено пасть в бою, пожалуйста, не плачь по мне.

Пора было в путь, но матери с сыном, конечно, трудно расставаться. У Хидэёси заныло сердце при виде этого прощания. Он вышел из хижины и окинул взглядом кромешно-черные горы.

Москэ был уже во дворе, но тут мать окликнула его. Она протянула сыну флягу:

— Набери воды, путь долгий.

Хидэёси одобрительно кивнул, воды у них было мало, а родники в скалах попадались редко. Чем выше они поднимались, тем меньше находили источников воды.

Отряд подошел к утесу. Москэ закинул веревку на дерево, зацепил ее возле корней и первым взобрался наверх. За ним последовали и остальные.

— Тропа отсюда круто уходит вверх, — предупредил Москэ. — Около сторожевого домика у пещеры Акагава нас могут заметить часовые.

Теперь Хидэёси понял, почему Москэ едва скользнул взглядом по их карте. Он знал гораздо больше того, что сообщала она. В Москэ проглядывало что-то детское, но он был серьезным, что высоко ценил в людях Хидэёси.

Воду из фляги поделили на десятерых, и разгоряченные тела воинов покрылись потом.

— Мы так устали, что вряд ли в состоянии достойно сражаться. Не поспать ли нам немного? — сказал Москэ, вытирая лоб.

— Неплохо бы, — согласился Хидэёси и тут же спросил, далеко ли до крепости.

— Вот она, внизу. — Москэ указал рукой на открывшуюся перед ними долину.

Воины радостно зашумели, но Москэ утихомирил их взмахом руки:

— Тише! Ветер может донести голоса до крепости.

Хидэёси окинул взглядом долину, которая в обрамлении темных деревьев казалась зеленым озером. Вглядевшись повнимательней, Хидэёси различил очертания крепостных стен, сливающихся в единую оборонительную линию с утесами, бастионы и что-то вроде большого амбара за деревьями.

— Мы сели врагу прямо на голову. А теперь спать до рассвета!

Они улеглись на землю. Москэ обмотал полотенцем опустевшую флягу и положил ее под голову своему господину. На сон оставалось часа два, но Москэ бодрствовал на страже.

— Пора! — окликнул он Хидэёси.

— Что случилось? — поднял тот голову.

— Светает. — Москэ указал на восток.

Ночное небо понемногу окрашивалось белым. Облака затянули горные вершины, а долина за крепостью Инабаяма тонула во мраке.

— За дело! — сказал один из воинов.

Они проверяли оружие и подгоняли доспехи.

— Не торопитесь! Сначала позавтракаем, — сказал Хидэёси.

Когда солнце вышло из-за туч, они доедали приготовленную Москэ еду. Воды не было, но рис с просом в дубовых листьях был необыкновенно вкусным.

Туман в долине рассеялся, и воины увидели укрепления и подвесной мост через ров. Мост был увит виноградом, а крепостную стену покрывал густой зеленый мох.

— Где сигнальный факел? — спросил Хидэёси. — Дайте его Москэ и научите управляться с ним.

Хидэёси проверил, освоил ли Москэ факел, а затем сказал:

— Спустимся здесь, чтобы срезать дорогу. А ты оставайся тут. Как только услышишь крики, поджигай. Понял? Не зазевайся.

— Ясно.

Москэ встал рядом с факелом. Ему, конечно, не хотелось только наблюдать за тем, как его господин с отрядом спускается в долину. Хорошо бы с ними пойти. Небо затянули грозовые тучи, а туман в долине рассеялся. Сверху видны были просторы от Мино до Овари.

Стояла ранняя осень, но солнце припекало по-летнему. Москэ видел крепостной город Инабаяма, реку Нагара и даже перекрестки городских дорог. В городе не видно было ни души. Солнце поднималось все выше.

«Что случилось?» — тревожился Москэ, чувствуя, как бешено бьется сердце. И тут до него донеслись ружейные выстрелы. Он зажег факел, и дым высоко поднялся в голубое небо, словно заливая его тушью.

Хидэёси с отрядом крадучись вышел в тылы крепости. Они выбирали дорогу по лугу там, где трава была густой и высокой.

Часовые у пороховых и продовольственных складов Инабаямы приняли их за один из отрядов клана Сайто и спокойно продолжили завтрак. Осада длилась несколько дней, но крепость была труднодоступной для врага, а боевые действия происходили с другой стороны. Здесь, в тылу укреплений, созданных природой, царила такая тишина, что слышался щебет каждой пташки.

Когда стрельба шла перед крепостью, гул ее доносился и до воинов, несших службу на задворках. Никто не мог предположить, что вероятно сражение и здесь, у тылового входа в крепость.

— На передовой, видать, нелегко, — произнес один из часовых.

— Эти, похоже, отвоевались, — кивнул другой в сторону отряда Хидэёси.

Часовые завтракали, наблюдая за приближением неизвестных, которые начали казаться им подозрительными.

— Кто это, интересно?

— Да… Они как-то странно идут, верно? Куда? Зачем заглянули в брошенный сторожевой домик?

— Наверно, с передовой.

— Из какого отряда?

— В доспехах и не разберешь…

— Смотрите! Один вынес с кухни горящую головню! Зачем она ему понадобилась?

Пока часовые сидели разинув рты и с палочками для еды в руках, воин с головней забежал в дровяной склад и поджег штабель. Остальные разбрасывали факелы на крыши ближних строений.

— Враг! — закричали часовые в один голос.

Хидэёси и Хикоэмон, обернувшись на этот крик, засмеялись.

Почему неприступная твердыня так легко пала? Во-первых, в результате неожиданного нападения с тыла в крепости началась паника. Во-вторых, крики Хидэёси и его воинов перепугали защитников крепости, и они накинулись друг на друга, решив, что в их ряды закралась измена. Главной причиной поражения, как осознали со временем, послужил совет одного человека.

За несколько дней до решительного штурма тупоголовый Тацуоки приказал собрать в крепости жен и детей своих воинов, живших в городе, и удерживать их как заложников, чтобы войско не сдалось на милость победителя.

Такой совет дал Иё, один из троицы из Мино, состоявший в тайном союзе с Хидэёси. Измена, воплощенная в злоумышленном совете. В крепости, переполненной женщинами и детьми, возникшая в результате нападения с тыла паника имела пагубные последствия, и воины Мино не смогли достойно противостоять атакующим. Нобунага, давно ждавший этого часа, направил Тацуоки следующее послание:

«Сегодня твой бесчестный клан предан карающему пламени божественного возмездия и уничтожен моими воинами. Народ провинции Мино с надеждой ждет дождя, который погасит это пламя, а из города уже несутся крики радости. Ты — племянник моей жены. Долгие годы я терпел твою трусость и глупость, не желая обнажать меч. И сейчас не хочу. Я готов даровать тебе жизнь и предоставить тебе определенное жалованье, но ты немедленно должен сдаться. По прочтении письма сразу же отправь ко мне гонца с извещением о сдаче крепости».

Тацуоки, без промедления признав свое поражение, приказал войску прекратить сопротивление и со своим семейством в сопровождении тридцати вассалов покинул крепость. Нобунага с отрядом своих воинов отправил Тацуоки в изгнание в Кайсэй, выделив, однако, его младшему брату Сингоро участок земли, чтобы клан Сайто не прекратил своего существования.

Объединив под своей властью Мино и Овари, Нобунага завладел землями, которые давали в один урожай миллион двести тысяч коку риса. Нобунага еще раз перенес свою резиденцию, теперь в Инабаяму, которую он переименовал в Гифу. Это название было дано в память о месте, из которого происходила китайская династия Чжоу.