 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: БСЭ :: Толстой Лев Николаевич :: Чехов Антон Павлович :: Раззаков Федор :: Громов Дмитрий :: Нортон Андрэ :: Гарднер Эрл Стенли :: Грин Александр :: Борхес Хорхе Луис Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Справочник по реестру Windows XP :: Повесть о Воронихине :: Путь на Грумант :: Амнезия творца :: Том 3. Село Степанчиково и его обитатели. Записки из Мертвого дома. :: Верноподданный (Империя - 1) :: Gump & Company :: Странник |
Серия о шпионах - Зимний садModernLib.Net / Исторические любовные романы / Эшуорт Адель / Зимний сад - Чтение (стр. 6)
– Мадлен Дюмэ. Если это, конечно, не сценический псевдоним. Пенелопа многозначительно посмотрела на барона, и тот понял: гостья неспроста упомянула о сцене. Вот только что она имела в виду? Может, хотела сказать, что француженка и в самом деле актриса? А может, полагает, что та живет в Уинтер-Гарден под чужим именем и цель ее приезда еще предстоит узнать? Спрашивать об этом Пенелопу не стоило. А то еще подумает, что барон Ротбери – полный идиот. Со временем он наверняка выяснит, зачем приехала француженка. А сейчас довольно и того, что он знает следующее: любитель уединения Томас Блэквуд и красавица Мадлен Дюмэ появились в Уинтер-Гарден при чрезвычайно странных обстоятельствах и ведут себя весьма необычно. Барон провел пальцем по кромке фарфоровой чашки и сказал: – Полагаю, будет очень неплохо, если я с ней познакомлюсь. Гостья насторожилась. При этом на лице ее отразилась целая гамма чувств, но прежде всего – раздражение. Она тотчас же взяла себя в руки и с деланным безразличием возразила: – Но полагаю, вы не станете приглашать ее на маскарад, не так ли, лорд Ротбери? Ведь она женщина не нашего круга, и ее присутствие на балу было бы крайне нежелательным. «Говорите, «нежелательным»? – подумал Ричард. – Что ж, если имеется в виду, что из-за француженки я не стану обращать внимания на вашу Гермиону, то вы правы». Барон решил, что нельзя оставлять без внимания замечание гостьи. Следовало дать ей понять, что он будет поступать так, как сочтет нужным. Глядя прямо в глаза Пенелопе, барон с очаровательной улыбкой проговорил: – Миссис Беннингтон-Джонс, я сделаю все необходимое для того, чтобы узнать о ней как можно больше. Если она красива, мне будет приятнее с ней общаться. И я с превеликим удовольствием пошлю ей приглашение. Пенелопа смертельно побледнела. Потом покраснела. Ей нечего было возразить, и они оба это знали. Отложив салфетку, барон поднялся из-за стола: – Полагаю, вы торопитесь, миссис Беннингтон-Джонс. А мне пора на утреннюю прогулку. Был очень рад, что вы почтили меня своим присутствием. Пенелопа нехотя поднялась со стула. Нынешний визит к барону оказался для нее крайне неудачным. – Благодарю за чай, милорд. – Она язвительно улыбнулась. Но Ричард сделал вид, что не заметил этого. Пенелопа протянула барону руку, и тот, решив не целовать ее, легонько пожал пальцы гостьи. Она молча кивнула, в очередной раз поправила шляпку и, шелестя юбками, направилась к двери. Ричард еще какое-то время в задумчивости стоял у стола. Барон с некоторых пор никому не доверял. И уж тем более не мог доверять этой странной парочке: слишком многое было поставлено на карту. И все-таки он решил познакомиться с очаровательной француженкой, причем чем скорее, тем лучше. Следовало выяснить, кто она такая и зачем приехала в Уинтер-Гарден. Глава 8 В половине одиннадцатого они вышли из дома. Царила непроглядная тьма, и лишь поблескивавший в небе узенький серп луны освещал тропинку. Ни один звук не нарушал тишину. Воздух был прохладен и напоен влагой после дождя, прошедшего несколько часов назад. Пахло сырой землей, и Мадлен, шагавшая следом за Томасом, с наслаждением вдыхала этот запах. Они направлялись к кустам, росшим за домом, – там находилась тропка, ведущая к озеру. За последние несколько дней их подозрения усилились. Более того, Мадлен была абсолютно уверена, что Ричард Шерон – контрабандист. Эта уверенность основывалась в основном на интуиции, однако Мадлен привыкла ей доверять: она частенько действовала под ее влиянием, и интуиция еще никогда не подводила. Однако у них с Томасом имелись и факты, причем весьма убедительные, как полагала Мадлен. Вот уже третью ночь подряд, укрывшись в кустах и дрожа от холода, они наблюдали за поместьем барона в надежде раздобыть против него неопровержимые улики. Томас полагал, что им следовало поторопиться, на днях он получил от сэра Райли чрезвычайно важное сообщение: совсем недавно из портсмутского порта была похищена еще одна партия опиума. После предыдущей кражи прошел почти месяц, так что нынешняя случилась «в очень удачное для расследования время», как выразился Томас. Что же касается Мадлен, то на сей раз она решила сопровождать напарника во время его тайных посещений владений Ротбери – прежде она этого не делала. Они с Томасом почти не сомневались: похищенные недавно ящики с опиумом преступники должны переправить в Уинтер-Гарден, скорее всего это произойдет ночью. Пока им ничего не удалось узнать, однако они не теряли надежды. Раздвинув кусты, Мадлен с Томасом вышли к озеру – его гладь поблескивала в лунном свете, словно густые черные чернила. В отдалении высился особняк, темный и мрачный в это время суток. Видимо, барон рано ложился спать, если, конечно, не занимался какими-то своими делишками, – ни в одном из окон света не было. Томас взял Мадлен за руку. Она подняла голову и взглянула на него. Но он смотрел на воду и, казалось, о чем-то размышлял. Потом вдруг перевел взгляд на свою спутницу, и на губах его появилась улыбка. У Мадлен перехватило дыхание. «Как странно», – подумала она, сама себе удивляясь. Разумеется, ей и раньше случалось испытывать влечение к мужчине, но еще никогда—от одного-единственного взгляда. И она вдруг почувствовала, что ей ужасно хочется поцеловать Томаса. У него были совсем другие намерения. Крепко держа Мадлен за руку, он повел ее к дому Ричарда Шерона. В последние дни Мадлен с Томасом почти не разговаривали – каждый занимался своим делом. Мадлен несколько раз ходила на рынок и, делая вид, что закупает провизию, слушала разговоры местных дам; Томас встречался со знакомыми джентльменами. Вместе они посетили лишь церковную службу, где стали объектами самого пристального внимания. Настолько пристального, что прихожане даже пропустили мимо ушей необыкновенно длинную проповедь местного викария, говорившего о необходимости прощения. Кроме того, последние две ночи они, укрывшись в кустах, наблюдали за домом барона, правда, пока ничего существенного не заметили. Какое-то время они молча шли по тропинке, петлявшей среди густых зарослей. – Знаешь, Томас, мне уже несколько дней не дает покоя одна мысль, – проговорила Мадлен, наконец-то нарушив тягостное молчание. Томас приподнял длинную ветку, чтобы спутница могла под ней пройти. Он по-прежнему молчал, поэтому Мадлен вновь заговорила: – Я все думаю о том поцелуе в холле. Да, постоянно об этом думаю. – Вот как? Значит, о поцелуе? – отозвался Томас. И Мадлен не уловила в его интонациях ни малейшего удивления. – И какие же вы сделали выводы? «Какая деловитость, – мысленно улыбнулась Мадлен. – Что ж, это очень похоже на Томаса». Немного помедлив, она продолжала: – Возможно, он оказался немного неожиданным и, может быть, не вполне уместным. И все-таки я бы назвала его... всепоглощающим. Томас бросил на нее пытливый взгляд и тут же отвернулся. Но Мадлен ожидала от него совсем другой реакции: она ждала ответа. – Не могу с вами согласиться, – неожиданно сказал Томас. Помолчав несколько секунд, добавил: – Всепоглощающим может быть то, что происходит между людьми, страстно чего-то желающими. Тогда это действительно всепоглощающее чувство. Мадлен смутилась: она не вполне поняла, что Томас имел в виду. И у нее создалось впечатление, что именно этого он и добивался – то есть хотел ее озадачить. Собравшись с мыслями, Мадлен проговорила: – А мне показалось, что ваш поцелуй был необычайно страстным. Хотя я не сказала бы, что вы очень искусны. Томас усмехнулся. – Итак, после нескольких дней размышлений, – продолжала Мадлен, – я пришла к следующему выводу: поцелуй, которым мы обменялись, целиком поглотил вас, но не потому, что вы хотели доставить мне удовольствие либо воспылали ко мне страстью. Вовсе нет. Вы отдались на милость этого поцелуя потому, что не собирались идти дальше – даже после того, как я вас об этом попросила. – Голос Мадлен понизился до хрипловатого шепота. – Полагаю, что мне еще никогда не доводилось наблюдать... такую странную реакцию. Томас тяжело вздохнул, и Мадлен тотчас же воспользовалась его замешательством. – А знаете, Томас, что я еще думаю? Он снова вздохнул и пробормотал: – Нет, не знаю. Но уже начинаю бояться ваших мыслей. Мадлен ухмыльнулась и крепко сжала его руку. – Я думаю, Томас, что это самый потрясающий поцелуй, который мне когда-либо довелось испытать. Томас внезапно остановился и, повернувшись к Мадлен, внимательно посмотрел на нее. – Если это комплимент, то я польщен. Хотя сильно сомневаюсь, что такая очаровательная и опытная женщина, как вы, сочла мой поцелуй «самым потрясающим». – Вы считаете меня очаровательной, Томас? – прошептала Мадлен. Он не задумываясь ответил: – Я считаю вас на редкость красивой женщиной. Вы прекрасны. Сердце Мадлен учащенно забилось. Хотя ей не раз доводилось выслушивать комплименты – многие мужчины превозносили ее красоту до небес, – еще ни разу она не испытывала при этом такой радости, как сейчас, после слов Томаса. По-прежнему сжимая руку Томаса и глядя ему прямо в глаза, Мадлен прошептала: – Надеюсь, что в последующие дни и недели, которые нам предстоит прожить бок о бок, мы еще не раз будем целоваться. Видите ли, Томас, ваш поцелуй показался мне восхитительным в.овсе не потому, что вы такой уж умудренный опытом мужчина и целуетесь как-то по-особенному, а оттого, что вы целиком отдались на милость этого поцелуя. Прежде меня никто так не целовал. Он придвинулся к ней почти вплотную, и Мадлен, заметив, что Томас смотрит на ее губы, мысленно взмолилась о том, чтобы он снова ее поцеловал. – Вы поцелуете меня? – пролепетала она. Томас пристально посмотрел на нее и усмехнулся. – Вы сами признались, что в последние дни много об этом думаете. Вот сами и ответьте на свой вопрос. Мадлен едва удержалась от смеха. Прикоснувшись пальцем к шраму на его щеке, сказала: – Думаю, что да. Томас улыбнулся. – Уверенность вам идет, – заметил он. И тут Мадлен, уже не сдерживаясь, тихонько рассмеялась. – Скажите, а вы думали о нашем поцелуе в холле? – спросила она. – Постоянно, – последовал ответ. Сердце Мадлен подпрыгнуло в груди. – Томас, и что же?.. – Я даже не смел мечтать о чем-либо подобном. У Мадлен перехватило дыхание. И ей показалось, что слова Томаса согрели ее, так что даже жарко стало. Томас взял ее за локоть и, молча кивнув на высившийся перед ними особняк, снова повел по узенькой тропке. Вскоре они вышли к хорошо утрамбованной дорожке – здесь барон Ротбери совершал свои ежедневные верховые прогулки. Внезапно Мадлен нарушила молчание: – Томас, вы, конечно же, догадываетесь, что я... довольно опытная женщина? Он промолчал, даже не взглянул на нее. Мадлен уже решила, что Томас никак не отреагирует на ее откровенность, но он вдруг заговорил: – Я мог бы сказать, Мадлен, что так и предполагал. И в этом случае вы бы подумали, что я считаю вас распущенной. А мог бы изобразить удивление и заявить, что не верю вам, хотя мы оба прекрасно знаем: вам двадцать девять лет, и вы очень независимая женщина. И в том и в другом случае я бы вас оскорбил. «Прекрасный ответ», – подумала Мадлен. Она с улыбкой взглянула на своего спутника: – Вам следовало бы стать адвокатом. – Я и сам иногда так думаю, – пробормотал Томас. Немного помолчав, добавил: – Но в этом случае я бы не встретился с вами. Мадлен покосилась на Томаса и тут же отвернулась. «Он действительно желает меня», – промелькнуло у нее. – А какие чувства вы испытали, когда узнали, что вам предстоит сотрудничать с француженкой? Томас молчал. Она снова посмотрела на него и поняла: вопрос несколько озадачил его. – Это было мое решение, – ответил он наконец. Мадлен взглянула на него с удивлением: – Томас, но почему? Он пожал плечами: – У вас прекрасная репутация. Кроме того, я полагал, что ваша помощь будет весьма полезна. Хотя вы привлекаете к себе некоторое внимание, никто не подумает, что от вас, от француженки, может исходить какая-либо угроза. То есть вы не вызываете подозрений. Мадлен кивнула. Ответ Томаса вполне ее удовлетворил. – Почему вы не хотите называть меня Мэдди? – спросила она неожиданно. – Ведь я же просила вас об этом. Томас медлил с ответом. – Это слишком... личное обращение, – сказал он, покосившись на Мадлен. Послышалось уханье совы. И тотчас же налетел порыв ветра, зашуршавший листвой и покрывший до этого безмятежную гладь озера черной и серебристой рябью. Они по-прежнему шагали по дорожке. Шли, глядя по сторонам и прислушиваясь. Внезапно Мадлен остановилась и, ухватив Томаса за рукав плаща, спросила: – Но все-таки почему вы не хотите называть меня так, как я просила? Боитесь, что наши отношения станут более интимными? Немного подумав, Томас ответил: – Когда все мои чувства... соберутся в одном месте, думаю, я снова назову вас Мэдди. Его чувства? – Не уверена, что поняла вас, Томас. Он пристально посмотрел ей в глаза и почти прошептал: – Я считаю, что пока наши отношения не должны становиться более интимными. У меня есть на то причины. Мадлен с некоторым раздражением спросила: – Боитесь, что это может осложнить наши деловые отношения? – Да. Решив высказать все до конца, она заявила: – Но вы же этого хотите! Он вздохнул и прошептал: – Да, хочу. Но не сейчас. – Томас... Он склонился над ней, и его губы прикоснулись к ее губам. В этом поцелуе не чувствовалось страсти, однако он был удивительно нежным и довольно продолжительным, Мадлен с готовностью ответила на него. Наконец Томас отстранился и, прерывисто дыша, сказал: – У нас мало времени. Очень мало... Мы уже почти у цели. Пора прекратить разговоры. Это слишком рискованно. Он взял Мадлен за руку и снова зашагал по дорожке. Они молча шли вдоль берега и все ближе подходили к поместью Ротбери. На небе появились облака, почти полностью скрывшие луну. Стало еще темнее, и Томасу пришлось сосредоточиться на дороге. Мадлен размышляла об их с Томасом отношениях. Ей вдруг пришло в голову, что они не испытывают друг к другу глубоких чувств – лишь физическое влечение. Может, поэтому Томас не желал уступить зову плоти?.. Возможно, он очень любил свою жену и теперь, после ее смерти, не хотел поддаваться искушению из уважения к памяти покойной. А может быть, он из-за своей хромоты настолько не уверен в себе и считает, что молодая красивая женщина не должна желать физической близости с ним? Впрочем, все это не имеет значения. Их влечет друг к другу, и это самое главное, остальное не должно ее беспокоить. И конечно же, Томас не стал бы ее целовать, если бы не хотел сблизиться с ней. Так что они обязательно станут любовниками – Мадлен в этом нисколько не сомневалась. Более того, она была абсолютно уверена, что и Томас в этом не сомневается. Внезапно он остановился, привлек Мадлен к себе и приложил палец к ее губам, призывая к молчанию. Она вопросительно взглянула на него, и Томас все так же молча указал кивком головы налево. Посмотрев в указанную сторону, Мадлен заметила вдалеке мерцающие огоньки. Томас, снова приложив палец к ее губам, осторожно сошел с дорожки и направился к огонькам. Мадлен тотчас же последовала за ним. Когда они подошли поближе, Мадлен поняла, что огоньки – это два фонаря. Их тусклый желтый свет рассеивал ночную тьму, но вокруг по-прежнему царила тишина, во всяком случае, они не слышали ни звука. Свет погас; сначала один фонарь, потом другой. Мадлен чуть не вскрикнула от неожиданности. Ошеломленная произошедшим, она несколько секунд смотрела в ту сторону, где только что горели фонари. Было ясно: люди, зажигавшие фонари, находились довольно далеко от дома. Но зачем зажигать их в таком месте? И почему их так внезапно погасили? Может, там услышали их с Томасом шаги? Нет, не может быть. Они ступали очень осторожно. И даже не разговаривали. И тут Мадлен вспомнились слова Дездемоны... Якобы ходили слухи, что по ночам в поместье барона Ротбери вспыхивает свет и бродят привидения. Разумеется, это вовсе не привидения. А свет Дездемона видела собственными глазами – Мадлен уже приходила в голову эта мысль. Но когда видела? При каких обстоятельствах? И почему молодая женщина вдруг оказалась ночью в таком месте? Они подошли еще ближе к особняку. Томас, осмотревшись, подвел Мадлен к большому круглому пню и усадил ее. Сам присел рядом на корточки. Они ждали, не произнося ни слова и напряженно прислушиваясь. Минута проходила за минутой, но ничего не происходило. Ни звука, ни света, никакого движения. Наконец, решив, что ждать больше нечего, они отправились обратно и вернулись в коттедж в половине третьего. Глава 9 Вот уже несколько вечеров, до того как отправиться в поместье барона, Мадлен с Томасом играли в шахматы. В первый раз он позволил ей выиграть, и она это поняла. Остальные партии Томас играл уже всерьез и неизменно обыгрывал Мадлен, хотя она играла очень неплохо, во всяком случае, ей всегда так казалось. В этот вечер Мадлен, как обычно, устроилась на диване, Томас же сидел на стуле. Сегодня она была в халате, поскольку ее повседневное платье Бет Беркли захватила с собой перед уходом, чтобы отнести в прачечную. Освещенная лишь тусклым светом лампы – пламя камина отбрасывало на ее блестящие каштановые волосы причудливые блики, – Мадлен, чуть наморщив лоб, смотрела на доску. Время от времени поглядывая на свою напарницу, Томас мысленно улыбался. Разумеется, она прекрасно знает, что нравится ему, очень нравится... И скоро он сделает очередной шаг – снова поцелует ее, если, конечно, представится такая возможность. По-прежнему глядя на доску, она пробормотала: – Я все время думаю об этом свете, Томас. О фонарях... Его восхищала эта способность Мадлен: она могла сосредоточиться на игре и одновременно не забывала о главном. Да, Мадлен Дюмэ была прекрасным агентом. Он передвинул на несколько клеток своего слона: – Вам снова не дают покоя эти мысли, Мадлен? – А вам, Томас? – Она наконец-то взглянула на него. – Ведь совершенно очевидно: в особняке барона что-то происходит, и Дездемона Уинсетт знает больше, чем говорит. Он кивнул: – Очень может быть. Хотя никаких привидений в поместье нет. Мадлен сделала очередной ход и снова взглянула на Томаса. – Барон занимается контрабандой – я в этом уверена. – Вполне вероятно. – Наверняка! – заявила Мадлен. – И все же... Мне кажется, он допускает ошибки. Томас усмехнулся: – Вы решили так лишь потому, что видели свет фонарей? – Не только поэтому. – Мадлен едва заметно улыбнулась. – Что же еще? Что заставило вас сделать такие выводы? Мадлен пожала плечами: – Во-первых, интуиция... – Что ж, я тоже частенько ею руководствуюсь, – заметил Томас. – Значит, вы со мной согласны? Он покачал головой: – Не совсем. Нам необходимы доказательства. Нужны неопровержимые улики. Иначе мы можем совершить ошибку. Мадлен пристально взглянула на собеседника: – А нельзя ли поточнее? Томас задумался. Собравшись с мыслями, проговорил: – Возможно, барон действительно занимается контрабандой опиума. Но не следует делать поспешные выводы. Не следует делать выводы, основываясь лишь на некоторых необычных явлениях, свидетелями которых мы стали. Вполне вероятно, что барон не имеет к этому ни малейшего отношения. – Нет, имеет! – заявила Мадлен. – Потому что... я чувствую! Томас улыбнулся. Сейчас Мадлен рассуждала как любая другая женщина. Немного помедлив, он сказал: – Я с вами согласен. Мы должны выяснить, что известно Дездемоне. Но до этого, мне кажется, нам следует воздержаться от каких-либо выводов. – А еще нам нужно пробраться в его дом. – Да, разумеется, – кивнул Томас. – И чем скорее, тем лучше. – Конечно. – Он снова кивнул. Тут Мадлен тихонько рассмеялась и, сделав ход конем, заявила: – Вам шах. Томас перевел взгляд на доску и, казалось, задумался. – По-моему, мистер Блэквуд, я почти выиграла. – Мадлен лукаво улыбнулась. – Скажите, было когда-нибудь, чтобы женщина взяла над вами верх? Томас понял намек. Закинув ногу на ногу, он откинулся на спинку стула и взглянул Мадлен прямо в глаза. – Где вы так хорошо выучили английский? Мадлен помедлила с ответом. – Вы пытаетесь перевести разговор на другую тему, потому что проигрываете? Томас покачал головой: – Я никогда не проигрываю, мадам Дюмэ. Просто я подумал, что пришло время побольше узнать друг о друге. – И, выдержав эффектную паузу, он добавил: – Вы со мной согласны? Мадлен колебалась, и Томас понял: вопрос застал ее врасплох. – Английскому меня обучил мой близкий друг. По моей просьбе, – ответила она наконец. – Близкий друг? Мадлен закинула руку на спинку дивана и, устроившись поудобнее, молча кивнула. На ее очаровательном личике появилась улыбка: казалось, она погрузилась в приятные воспоминания. – Его звали Жак Гренье. Он был сыном очень богатого французского графа, но отец от него отказался. Талантливый поэт, певец и актер, Жак принимал во мне живейшее участие. И он... Можно сказать, он научил меня жизни. – Отец отказался от него, потому что он стал актером? – Совершенно верно, – кивнула Мадлен. – И он был вашим любовником, не так ли? – сказал Томас ровным голосом, хотя в груди его бушевало пламя. Томас и до этого знал о Жаке Гренье, но сейчас почему-то испытал приступ ревности. Действительно, почему?.. Ведь для него все это не новость. Мадлен несколько секунд молчала. Но видимо, решив ничего не скрывать, снова кивнула: – Да, он был моим любовником. Моим первым любовником. Мне было пятнадцать лет, когда он меня соблазнил. Мы прожили вместе почти шесть лет, из них любовниками были три года. И он был настолько добр, что обучил меня английскому. Жак был весьма образованным человеком и по-английски говорил очень неплохо. – А почему вам захотелось выучить этот язык? – спросил Томас (впрочем, он прекрасно знал, что ответит Мадлен). Она внимательно посмотрела на него – то ли удивляясь его любопытству, то ли раздумывая, стоит ли отвечать. Наконец едва заметно кивнула и пробормотала: – Что ж, об этом придется рассказать... Дело в том, что мой отец был англичанином, капитаном Королевского флота. Он умер от холеры в Вест-Индии, когда мне было двенадцать лет. Я видела его всего четыре раза. И каждый раз – очень короткое время. Но воспоминания об отце – самое дорогое, что у меня есть. Как-то раз он сказал мне, что хотел жениться на моей матери, когда узнал, что она беременна мной, но она и слышать об этом не хотела. Мать всегда была эгоистичной и расчетливой женщиной и презирала отца за все – за то, что он англичанин, и за то, что он мягкий, покладистый, добрый, за то, что он ветеран войны, награжденный орденами и медалями, и за то, что происходил из небогатой, хотя и весьма уважаемой семьи. Тяжко вздохнув, Мадлен сложила руки на коленях и уставилась на пламя в камине. – Я не вполне уверена, – продолжала она, – но мне кажется, он был ее любовником очень недолго. Отец тогда служил где-то на средиземноморском побережье, а мать гастролировала там со своей труппой. Очевидно, роман их был бурным, но непродолжительным. Он говорил, что очень любил мою мать, однако она это отрицает. Мать пристрастилась к опиуму, к тому же она всегда была весьма посредственной актрисой. И обращалась со мной как со своей служанкой. Таскала меня за собой из одного театра в другой, отдавала мне различные приказания... и совершенно меня не любила. Мать считала меня чопорной, самодовольной англичанкой, каковой я, в сущности, и являлась – ведь мой отец был англичанином! И в то же время она запрещала мне даже упоминать о моих английских корнях и не разрешила поехать в Англию, чтобы познакомиться с родителями отца. Мадлен снова умолкла, и Томас понял, что она отдалась воспоминаниям. Он тоже молчал, хотя и опасался, что Мадлен, заговорив, сменит тему. Оказалось, что она взяла паузу лишь для того, чтобы собраться с мыслями. Минуту спустя Мадлен с невозмутимым видом продолжила свой рассказ: – Я узнала о его смерти только через год после того, как это произошло, да и то случайно – нашла письмо от родственников отца в кармане маминого платья. В письме подробно описывались обстоятельства его смерти. Похоже, мать просто забыла показать мне письмо – слишком уж эгоистичной она была, всегда думала только о себе. Когда Жак прочитал мне это смятое письмо... Когда я узнала, что моего дорогого отца уже больше года нет в живых... В общем, именно в тот момент я решила, что стану сама себе хозяйкой. Поскольку мать терпеть не могла англичан, я хотела забыть о том, что наполовину француженка. Отец очень любил меня и хотел сам меня воспитать, вот я и сказала себе: «С этого момента я – англичанка». Разумеется, мне следовало выучить родной язык отца, и я в конце концов добилась своего – учила английский сначала с Жаком, потом самостоятельно. Учила усердно и без устали. К сожалению, я до сих пор никак не могу избавиться от акцента. Зато я прекрасно знаю Францию, и это очень мне сейчас помогает. Теперь, когда я нахожусь на службе у англичан... Знаете, Томас, теперь я чувствую, что действительно приношу пользу. – Мадлен тяжко вздохнула и добавила: – Возможно, это глупо, но у меня именно такое ощущение. – А как вы связались с этим Гренье? – сквозь зубы процедил Томас. – Вы, кажется, сказали, что вам в то время было пятнадцать? Мадлен кивнула и снова вздохнула. И Томас вдруг почувствовал, что ему ужасно хочется подойти к ней и заключить ее в объятия. – Да, мне было пятнадцать. Я познакомилась с ним в Каннах во время постановки музыкальной пьесы, наделавшей много шуму. Он играл коммивояжера и пел, а я была его костюмершей – помогала ему одеваться для роли. И в конце концов начала не только одевать его, но и раздевать. Но стала я его любовницей вовсе не для того, чтобы изучить язык. Он сам предложил мне заняться английским. Предложил до того, как мы стали близки. – Но вы же в то время были совсем еще девочкой. – Да. И ужасно наивной. Томас поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее. Потом спросил: – А вы любили его? Сердце его бешено колотилось, но он не выдал себя. Часы на каминной полке пробили десять, и Мадлен, посмотрев на них, почему-то улыбнулась. Затем снова обратила взгляд на собеседника: – Томас, слишком много личных вопросов для всего лишь одной партии в шахматы. По-моему, вы пытаетесь меня отвлечь, потому что боитесь, что я вас обыграю. – У вас чересчур живое воображение, мадам, – заметил Томас, делая вид, что шокирован ее словами. Запрокинув голову, Мадлен весело рассмеялась. Потом вдруг резко наклонилась, так что частично открылись груди в глубоком вырезе ее платья, и пристально посмотрела на Томаса. – Ваш ход, мистер Блэквуд, – сказала она с улыбкой. Томас почувствовал, что обливается потом. Однако заставил себя не смотреть на груди Мадлен – нельзя было показывать ей, какую власть она над ним имеет. Во всяком случае, пока. Передвинув ладью на шесть клеток, он напомнил: – Мадлен, вы не ответили на мой вопрос. Она усмехнулась и сказала: – Томас, а что такое любовь? Мне нравился Жак, но я была еще совсем девчонкой, а он – на двадцать восемь лет старше меня. Кроме театра, чтения и английского, у нас с ним не было ничего общего. Или почти ничего. Случилось так, что нам с ним какое-то время суждено было жить вместе. Обычно именно так и происходит, вам не кажется? Томас прекрасно понял, что Мадлен имеет в виду и чего хочет от их отношений. Или думает, что хочет. К счастью для них обоих, он не собирался ей уступать. – А вы любили когда-нибудь? – Он пристально посмотрел ей в глаза. – Я имею в виду не короткую интрижку и не просто физическую близость, а настоящую любовь, страстную и захватывающую целиком. Любовь... которую невозможно вообразить. Мадлен молчала, и Томас почувствовал, что вопрос ее смутил. Она покраснела и облизала губы. Внезапно в глазах ее промелькнуло беспокойство, и она потупилась. Машинально прикоснувшись к своему королю, прошептала: – А вы, Томас?.. Ни секунды не колеблясь, он прошептал в ответ: – Да, любил. Ответ Томаса смутил ее еще больше, чем вопрос, и она беспокойно заерзала на диване. Разговор принимал слишком личный характер, и Мадлен не знала, как реагировать на признание собеседника. Она ужасно нервничала, но скрывала это. – Вы любили... свою жену? Томас понял, что наконец-то добился своего – заставил Мадлен проявить интерес к нему и, самое главное, заставил ее говорить серьезно, причем на очень личную тему. Глядя на Мадлен все так же пристально, Томас проговорил: – Да, я любил. Любил женщину, с которой познакомился много лет назад. Она медленно подняла на него глаза, и Томасу показалось, что он окунулся в восхитительные озера. Дыхание с трудом вырывалось из ее груди; пальцы судорожно сжимали шахматную фигурку. Томас усмехнулся, прищурился и бросил взгляд на доску. Передвинув своего ферзя на девять клеток, он «съел» ферзя Мадлен и накрыл ее руку ладонью. – Вам мат, мадам. Мадлен не шевелилась, и Томас провел ладонью по ее руке. – Я даже не заметила, что вы собираетесь поставить мне мат, – пробормотала она. – Разумеется, не заметили. – Томас снова усмехнулся. – Самые большие сюрпризы жизнь нам преподносит, когда меньше всего их ожидаешь. Мадлен в недоумении захлопала глазами. «Похоже, не поняла намек», – промелькнуло у Томаса. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17 |
|||||||||