Глава 9

Анри Лемьер тихо вошел в свою личную библиотеку на втором этаже со стаканом превосходного виски в руках и закрыл за собой дверь. Меньше чем через двадцать минут состоится дебют Аннет-Элизы, и ему обязательно нужно присутствовать в зале. Решение следует принять безотлагательно, так как времени совсем не оставалось и другой возможности не предвидится.

Ален Сируа, виконт Лион, уже был на месте. Он сидел в коричневом кожаном кресле, с трудом умещая в нем свое огромное рыхлое тело. Ален прибыл вчера ночью, но только сейчас появилась возможность поговорить приватно, и, к сожалению, им необходимо торопиться. Мишель Фейль должен также подняться в библиотеку с минуты на минуту, и затем они обсудят план спасения Франции.

Ален сразу стал жаловаться на свою жену, неприятную, громкоголосую, толстую и уродливую. Облокотившись о книжную полку, Анри стоял, улыбаясь и кивая головой, потягивал виски и думал о более приятных вещах. Он предвкушал тот момент, когда пышная грудь мадам Кинэ будет касаться его тела — эта дама обещала ему танец. Кроме того, его мысли были заняты предстоящей продажей изумрудов. Смотреть на Алена с его светлыми жидкими волосами, длинным острым носом и темными, как у вороны, глазами доставляло еще меньше удовольствия, чем его слушать. Но его связи в Париже заставляли Анри обращаться с ним как со старым другом семьи, которым он, разумеется, не являлся. Кроме всего прочего, Ален ненавидел Луи Филиппа, а это было наиболее важным местом соприкосновения их интересов.

Ален замолчал, и Анри с облегчением вздохнул. В этот момент дверь распахнулась и на пороге появился Мишель Фейль, виконт Руан, невероятно высокий, около шести с половиной футов, и худой пятидесятилетний мужчина с неуклюжей походкой. Он обладал желчным, сварливым характером, иногда становился жестоким и грубым, но своей внешностью напоминал голубя — очень бледное лицо, с легкой проседью волосы, дряблая кожа и большие карие глаза с нависшими веками. Благодаря своей кроткой и добродушной наружности ему часто удавалось ввести людей в заблуждение. Когда с ним начинали обращаться как с тихим, безобидным человеком, он вдруг обнаруживал изощренный, коварный ум и твердый характер. Анри восхищался им.

— Великолепный вечер, Анри, — саркастически заметил Мишель и направился к единственному свободному стулу в комнате. Он неловко устроился на нем: его колени оказались выше подлокотников. — Полагаю, здесь мы можем говорить откровенно.

Это было утверждением, а не вопросом, поэтому Анри не обратил внимания на его слова.

— Продажа состоится завтра в полдень, — начал он, предварительно сделав большой глоток из своего стакана. — Я отправлюсь в город около десяти и вернусь с наличными обратно к часу или двум. И завтра ночью мы поделим деньги, после чего вы оба вернетесь домой. Все произойдет в Париже через две недели после этой нашей встречи. Наш дорогой король собирается, по крайней мере пока, посетить… и уж мы постараемся…

— Боюсь, мало времени, Анри, — фыркнув, вставил Ален, тщетно пытаясь приспособить свое огромное тело к форме стула.

— Вполне достаточно, — раздраженно бросил Мишель, — не говори глупостей. Тысячи голодающих людей наводняют улицы Парижа. И любой сделает это завтра за деньги. Но лучше нанять профессионала, так как это слишком важное дело, Ален. Нам следует быть прилежными и осторожными, но действовать быстро. — Он поднял свои женственные глаза на Анри и обратился к более важной теме на данный момент. — Где драгоценности сейчас?

Анри глубоко и шумно вздохнул, затем, словно собираясь с мыслями, зашагал вдоль огромного, от пола до потолка, шкафа с книгами по литературе и истории. Разумеется, им вряд ли понравится его ответ, но, в конце концов, это были его дом, его любимая дочь и его изумруды. Он сам разработал план и заплатил деньги за то, чтобы их украли. Любое их возражение он готов оспорить.

— Аннет-Элиза сегодня будет в них…

— Что?! — Мишель прямо подпрыгнул в кресле, его бесстрастное лицо мгновение спустя покраснело от еле сдерживаемого гнева.

Анри невозмутимо покрутил головой.

— Спокойно, Мишель! — раздался громкий сердитый шепот. — Могут услышать слуги или кто-нибудь еще в коридоре.

Ален сделался невероятно красным и покрылся испариной. Он что-то пробормотал, достал из кармана платок и трясущимися руками стал вытирать лицо. Мишель снова сел, угрюмо глядя на хозяина дома и безуспешно пытаясь найти удобное положение для своих длинных рук и ног.

Анри дал им пару минут, чтобы успокоиться, и допил свое виски, сделав три больших глотка.

— Изумруды в безопасности, — снова повторил он. — Они лежали в моем личном сейфе несколько недель. Только тридцать минут назад я застегнул ожерелье на шее моей дочери. — Его глаза засияли, ему казалось, что все выглядит как нельзя более логичным. — Кто, вы думаете, попытается украсть их оттуда? На балу, где присутствует пять сотен гостей! Нелепая мысль! На половине приглашенных дам тоже дорогие украшения.

— Но не такие, как это, — вставил Ален срывающимся голосом.

Анри поставил свой пустой стакан на полку и, повернувшись к гостям, негромко сказал:

— Это ожерелье достойно только королев и императриц Пусть моя красивая невинная дочь наденет его на свой первый вечер.

— Высокомерный негодяй! — брызнув слюной, взвизгнул Мишель.

— Возможно. Но сегодня изумруды все еще мои, джентльмены, — высокомерно произнес Анри. — Я один подвергаюсь риску, а вы, так же как и другие наши сторонники, не несете никакой ответственности за свои действия. — Стараясь стоять как можно прямее, он расправил свой фрак и угрожающе пробормотал: — Завтра они будут проданы, и законное французское дворянство, десятилетиями ожидавшее, когда к власти придет наследник Луи Филиппа, вновь обретет свои свободы и права, дарованные им Церковью и Богом. Сегодняшняя ночь — это прелюдия. Завтра все начинается.

Это было смелое заявление, к тому же приукрашенное и содержащее множество неточностей. И все об этом знали Но тем не менее оно оказало сильный драматический эффект, так как трое мужчин застыли на месте, глядя друг на друга. В этот момент они взвешивали свое решение, цену своей репутации, мысленно просматривали банковские счета, предвкушали то удовольствие, которое получат от низвержения короля, просчитывали вероятную победу и возможное поражение, рисовали себе мрачные картины того, что с ними может произойти в случае неудачи. Но они зашли слишком далеко, чтобы сейчас вдруг повернуть назад. И никто из них не мог признаться сейчас, что хотел бы этого.

Снизу доносились музыка и приглушенный смех. Ален нервно сглотнул слюну и подвел итог разговора:

— Времени осталось совсем мало. Если нам предстоит охранять вашу дочь, когда она будет находиться в зале в бесценных изумрудах, то лучше поторопиться, расскажите быстро о Париже, Анри…

Натали стала подниматься по лестнице на второй этаж, придерживая одной рукой свои пышные юбки, чтобы не споткнуться. В фойе почти никого не было, лишь один-два человека, направлявшиеся в курительную комнату или комнату отдыха. Похоже, никто не заметил ее, а если какой-нибудь гость и обратил внимание, то подумал, что эта женщина просто потерялась в большом доме, или разыскивает своего мужа, либо собирается встретиться со своим любовником, чтобы обменяться несколькими страстными поцелуями в темноте.

Но девушка намеревалась разыскать Джонатана, который, похоже, затеял какое-то рискованное предприятие. Возможно, он ищет антиквариат, принадлежащий графу, поэтому скорее всего направился в библиотеку или кабинет хозяина дома. Или, на что Натали очень надеялась, он сейчас разговаривает с Черным рыцарем. Именно эти две вещи могли явиться причиной его исчезновения; то, что Джонатан просто захотел наедине встретиться с женщиной, даже не пришло Натали в голову. Она не могла себе и представить, что ее спутник станет обсуждать с другими мужчинами политические новости или успехи в последней охоте. Это был не его стиль. Скорее он пошел бы танцевать и флиртовать с дамами, которых покинули их собственные кавалеры. Джонатан именно такой, но сейчас его не было ни в танцевальном зале, ни в других комнатах на первом этаже.

Оказавшись на самом верху лестницы, Натали вдруг задумалась, куда же ей идти дальше — направо или налево. Вдруг она увидела стройную темноволосую девушку в накрахмаленном сером платье, белом переднике и наколке. Она появилась откуда-то из тени, держа в руках стопку мужских белых рубашек. Служанка свернула в северное крыло дома и через мгновение исчезла за углом.

Вероятно, она направляется в личные покои членов семьи, подумала Натали, а это значит, что библиотека располагается слева. Не обязательно, но вполне возможно.

Натали повернула за угол, бросив взгляд назад и на лестницу, чтобы убедиться, что ее никто не видит, и на цыпочка пошла по коридору, чувствуя некоторую неловкость из-за того что вторглась на частную территорию. Но, как она полагала у нее было веское основание так поступить.

Совершенно неожиданно она услышала голоса, глубокий и низкий. Толстые стены приглушали звуки, и Натали не могла разобрать слова. Она остановилась в центре коридора, намереваясь немного послушать этот разговор, чтобы понять, был там Джонатан или нет. Но затем заинтересовалась разговором и прислонила ухо к двери.

Стоя в полной темноте, Джонатан тоже услышал голоса, доносившиеся из-за стены, на которой находился сейф.

Это его очень удивило, так как еще несколько минут назад кругом было тихо. Он стал прислушиваться к разговору, который мог оказаться весьма важным, но, к сожалению, не мог разобрать ни слова. Если все равно ничего не слышно, то вряд ли стоит рисковать и задерживаться в кабинете графа. Если его и обнаружат, то пусть это лучше произойдет в коридоре.

В четыре шага он оказался перед дверью, но вдруг из-за стены донеслись какие-то звуки — глухой металлический удар и шорох.

Скорее всего они собрались уходить, и если это так, значит, ему придется подождать, пока мужчины выйдут из библиотеки. Будет большой удачей, если эти люди направятся в сторону танцевального зала, а не в кабинет, но тем не менее следует приготовиться к тому, что его сейчас обнаружат.

Джонатан пытался быстро придумать причину, по которой он оказался в кабинете графа в это время, но объяснить это было практически невозможно. Поэтому он подошел к двери, открыл ее и выглянул в коридор. То, что он там увидел, напугало его и лишило сил.

Натали в своей пышной юбке быстро шла к лестнице. Как только она завернула за угол, из библиотеки появились граф и еще двое мужчин. Один — невероятно толстый, другой — высокий и неуклюжий. Французские дворяне, заинтересованные в низвержении настоящего короля Франции.

Но что, черт возьми, тут делала Натали? Подслушивала или искала его? Возможно, она немного знает французский язык, так как большинство английских леди обучают ему, но вряд ли свободно владеет им, иначе она бы уже давно обнаружила это умение. Но более всего Джонатан испугался, что граф успел заметить девушку в тот момент, когда она заворачивала за угол. В таком случае, если ей удалось что-то понять из разговора, это таило в себе опасность. Богатый и влиятельный французский граф и его гости, по всей видимости, обсуждали дела, касающиеся государственной тайны, и если они заподозрят, что Натали что-то знает, им придется принять меры.

Джонатан глубоко вздохнул и замер на месте, дверь в кабинет графа была приоткрыта лишь на чуть-чуть. Внезапно граф обернулся и посмотрел назад, затем трое мужчин повернулись и пошли по направлению к танцевальному залу

Джонатан подождал пять минут, которые тянулись, как ему показалось, необыкновенно долго. Но он не мог допустить, чтобы кто-то из французов заметил его. В конце концов ему все же пришлось покинуть кабинет.

Он осторожно открыл дверь и вышел в пустой коридор. Поглядев по сторонам, Джонатан не заметил ни души и быстро направился к центральной лестнице, чтобы поскорее вернуться в зал. Ему потребовалось пять минут, чтобы найти Натали. Она стояла рядом с Мадлен около одного из окон, которые теперь открыли, чтобы проветрить помещение. Девушка внимательно слушала то, что говорила ей мадам Дюмэ. Ее щеки покрыл яркий румянец, Натали явно волновалась, иногда смеялась и что-то отвечала.

Затем медленно она обернулась к нему, словно почувствовав его присутствие, и посмотрела ему в глаза, на ее губах появилась еле заметная полуулыбка.

Джонатан вдруг почувствовал себя подростком, его сердце сильно забилось, во рту пересохло, и все это только оттого, что она улыбалась ему одному. Он не заметил ни страха, ни беспокойства в ее взгляде. Что бы она ни услышала у двери библиотеки графа, если вообще Натали что-то услышала, это вряд ли ее обеспокоило или она умело это скрывала.

Заложив руки за спину, Джонатан медленно подошел к дамам, которые замолчали, заметив его приближение.

— Не хочешь ли прогуляться со мной в саду, Натали? — Мадлен посмотрела на него.

— О да, идите немного пройдитесь, — посоветовала она.

— Но сейчас ожидается появление дочери графа. И было бы неучтиво не поприветствовать ее, — возразила Натали.

Джонатан наклонился к ней ближе и тихо произнес:

— Лучшего времени и не найти. Все останутся здесь.

Он видел, что Натали колеблется, ей очень хотелось поскорее узнать все новости, которыми, как она понимала, молодой человек не мог поделиться в присутствии остальных. Мадлен заговорила со своей знакомой на французском, а это значило, она уже приняла к сведению то, что Джонатан и Натали сейчас пойдут на прогулку. Он взял девушку за руку и молча вывел в фойе, затем через парадную дверь они прошли в сад.

Но там были еще и другие люди. Три или четыре пары прогуливались вдоль дорожки, взявшись за руки, тихо разговаривая и смеясь. В теплом ночном воздухе витал запах цветов и свежескошенной травы. Свет, падающий от ламп, ложился на тропинку желтоватыми пятнами. Звуки музыки и обрывки фраз, доносившиеся из танцевального зала через открытые окна, смешивались с жужжанием ночных насекомых и отдаленным шумом прибоя.

Джонатан обнял Натали и слегка прижал к себе. Девушка не стала сопротивляться. Они не обмолвились и словом с тех пор, как вышли из дома, но она не волновалась и не торопилась задавать вопросы, а просто наслаждалась его близостью в таком чудесном месте.

— Тебе нравится здесь? — спросил Джонатан.

— Да. Здесь красиво. — Натали взглянула на него искоса.

— А тебе?

Молодой человек посмотрел ей в лицо. Оно было наполовину освещено. Натали улыбалась, но в ее глазах читался немой вопрос.

— Да. Но мне особенно нравится, что со мной здесь ты. Она уже знала его такую манеру говорить — серьезную и осторожную. И от этого у нее сразу поменялось настроение, улыбка на ее лице несколько поблекла. Натали снова посмотрела в глубь сада. В полном молчании они прошли еще немного, пока перед ними не появилась скамья из кованого железа, стоявшая у северо-восточного угла дома. Джонатан жестом предложил Натали присесть.

— Джонатан…

— Мне хотелось бы кое о чем тебя спросить, Натали, — сказал он.

Сначала она поколебалась, а потом села на скамью и расправила свои юбки. Джонатан встал напротив и скрестил на груди руки.

— Пожалуйста, — умоляюще попросила Натали, взмахнув рукой.

Молодой человек понимал, девушке не терпится поскорее задать множество вопросов о том, что так ее волновало, но она сдерживала себя, чтобы дать Джонатану возможность рассказать ей о самой важной встрече, ради которой она и приехала во Францию. В этот момент он почувствовал, что обладает над ней некой властью, и, улыбнувшись, посмотрел Натали в лицо, слабо освещенное золотистым светом лампы.

Наклонив голову, молодой человек с любопытством спросил:

— Насколько хорошо ты говоришь по-французски? — Этот вопрос необыкновенно удивил ее, и он знал, что так и будет. Именно такое озадаченное выражение лица Джонатан и хотел увидеть. Девушка не имела ни малейшего представления, куда он собирался повернуть разговор.

Она неловко зашевелилась на скамье, нетерпеливо теребя свой сложенный веер.

— Очень странный вопрос.

Молодой человек опустил голову и потер кожаной подошвой ботинка гальку на дорожке.

— В этом вопросе нет ничего необычного или чего-то такого, что привело бы тебя в смущение, Натали.

Она помолчала немного, затем вздохнула и села поудобнее

— Я свободно говорю по-французски, но мне непонятно, почему это тебя так волнует.

Джонатан не удивился ее ответу, но где-то в глубине душ, вдруг почувствовал смутное беспокойство. Глядя ей в глаз, он задал еще один вопрос:

— И учила тебя требовательная гувернантка? — Натали натянуто улыбнулась:

— Моя мать очень настаивала на этом. Она не хотела, чтобы я потеряла свое наследство.

Джонатан удивленно вскинул брови:

— Потеряла наследство?

Лицо Натали стало серьезным, она обхватила себя руками, и грудь при этом немного приподнялась. Джонатан старался не смотреть на вырез ее платья.

Наконец Натали пробормотала:

— Мой дедушка со стороны матери был графом Бурже.

Молодой человек замер на месте, размышляя над ее словами. Он не мигая смотрел на нее в течение нескольких секунд, но девушка этого не заметила и продолжала:

— Он был богатым и уважаемым человеком до революции. Тогда ему уже исполнилось девяноста два года. В одну ночь он потерял все, крестьяне сожгли его поместье, но ему удалось спрятать у себя на теле несколько золотых вещиц. Кое-что он отдал своему тюремщику, который помог моему деду бежать. Через два дня его собирались доставить в Париж, чтобы осудить и затем казнить, к чему призывали епископ Блуа и все радикальное духовенство. Но ему удалось перебраться в Англию, так же как и некоторым другим французским аристократам. Через несколько лет, сколотив себе небольшое состояние на торговле, он на моей бабушке, и у них родились три дочери и сын. Моя мать была младшей.

Джонатан не ожидал такого поворота событий.

— Почему ты мне не рассказала об этом раньше?

— О Боже, Джонатан. Это звучит так, словно я намеренно скрываю от тебя какой-то важный секрет. — Натали снова стала теребить веер. — Это не то, о чем следует говорить в обществе.

С этим невозможно поспорить. Быть на четверть француженкой не является чем-то предосудительным. Но, с другой стороны, такое положение дел считается не слишком удачным для хорошего брака. Ведь это значит, что дедушка и бабушка вашей невесты, а также дальние родственники — католики. Незначительные на первый взгляд факты из родословной семьи могут дать в светском обществе почву для слухов и сплетен. Англичане всегда считали французов в сексуальном отношении распущенными и не испытывали слишком большого уважения к их культуре. Поэтому, думал Джонатан, вероятно, какие-нибудь близкие друзья семьи посоветовали Натали просто не упоминать о дедушке с французскими корнями.

Он прислонился к столбу, на котором висела лампа.

— Тогда почему ты никогда не говорила по-французски? — Она весело улыбнулась:

— Разве не разумнее выглядеть невинной? — Джонатан в задумчивости наморщил лоб, а Натали наклонилась к нему:

— Помнишь тот день, когда мы ходили за покупками в маленький магазинчик в порту?

Он ухмыльнулся:

— Я помню ужасно дорогую и безобразную коричневую шляпку, которую ты купила, чтобы пополнить свой скудный гардероб.

Натали пропустила мимо ушей это насмешливое замечание.

— Она была шелковая, шоколадного цвета и довольно модная, и я ее купила, хотя мне она и не была нужна.

— Ты шутишь! — удивленно воскликнул Джонатан.

— Ты ничего не понимаешь, — стала терпеливо объяснять Натали. — Мне был нужен розовый зонтик. Пока я его выбирала, в магазин вошли две француженки и мужчина-продавец заговорил с ними. Он сказал, что англичанки совсем не имеют вкуса, они всегда выбирают все розовое несмотря на цвет своей кожи. И это выглядит ужасно. — с легким раздражением она стукнула рукой по колену. — Затем они стали рассуждать о том, что в Англии не умеют одеваться так смело и элегантно, как во Франции. Я не могла оставить это просто так.

— Ну разумеется, — согласился Джонатан.

Натали внимательно на него посмотрела, не слишком хорошо понимая, почему он улыбался. Было ли это снисхождение к женскому уму и всяким пустякам, которые его беспокоят, или молодого человека и в самом деле забавляло нелепое положение, в котором оказалась Натали. Он ничего не сказал, и девушка продолжала дальше:

— Они начали рассматривать шляпку и сказали, что она сшита по последней моде, что ее цвет и фасон — это то, что сейчас носят в Париже. Услышав это, я сразу ее взяла. Другие леди тоже хотели купить эту шляпку, но она уже была в моих руках.

— Таким образом, ты купила то, что тебе не было нужно. — Натали разочарованно вздохнула, и ее грудь при этом приподнялась.

— Они дважды обвинили меня в отсутствии вкуса, — снова повторила она.

— Ты никогда их не увидишь больше, — пытался успокоить ее Джонатан.

— Это не важно.

Он посмотрел на самодовольное выражение ее лица, а затем потер глаза кончиками пальцев. Женщины. Их невозможно понять.

— Именно поэтому ты не говорила по-французски с того дня, как мы приехали сюда? — спросил Джонатан, возвращаясь к главному вопросу.

Натали пожала плечами:

— Полагаю, если бы возникла необходимость, разумеется, я бы призналась.

Джонатан понизил голос:

— Но если сделать вид, что не знаешь французского языка, то ведь можно слушать чужие разговоры.

— Я не настолько коварная, — ответила Натали, перестав улыбаться. — Просто у меня появляется небольшое преимущество, когда другие грубо говорят обо мне. Как, например, сегодня. Они не знают, что я все понимаю.

Джонатан молчал, его взгляд скользнул по стене, огораживавшей сад, а затем устремился вдаль, туда, где виднелись почти черное море и длинная мерцающая полоска лунного света. То, что девушка подслушивала чужие разговоры, мало его волновало, так как он сам занимался этим же с тех пор, как они приехали во Францию. Что его на самом деле беспокоило, так это то, что дед Натали оказался бывшим французским аристократом. Но какое это имеет значение? Возможно, и никакого. На самом деле после революции во Франции очень многие французские аристократы убежали в Англию, некоторые из них вновь разбогатели, а часть надеялась на помощь английского правительства и дворянства.