Глава 13

Уилсон сказал, что герцога следует искать на побережье, и как только Вивьен дошла до конца садовой дорожки, простор бурного океана раскинулся прямо перед ней. Она увидела Уилла, сидевшего в одиночестве на куртинке высокой травы, протянувшейся над линией берега. На герцоге была простая одежда; рукава рубашки были завернуты по локоть, руки опирались на согнутые колени.

Вивьен остановилась. Воспоминание о том, что произошло совсем недавно, было столь свежим, что ей трудно было сосредоточиться на чем-нибудь, кроме этого. С того момента как герцог ушел, оставив ее одну в маленьком дворике, она чувствовала себя весьма неуютно; вдобавок на вчерашнем чаепитии у миссис Саффорд ее забросали вопросами в связи с событиями прошлого воскресенья в церкви Святой Марии. Если она не будет вести себя достаточно осторожно, по городу вскоре поползут слухи о том, что они с герцогом Трентом поддерживают слишком интимные отношения. Вивьен не могла допустить этого – ведь на карту поставлены ее положение в обществе и возможность самостоятельно добывать средства к существованию.

И все же она снова нанесла ему визит, но на этот раз они находились на открытом пространстве и их легко могли видеть из дома. Им необходимо было поговорить, по-настоящему поговорить, и Вивьен поклялась себе сделать все, что в ее власти, чтобы обуздать их физическое влечение друг к другу хотя бы на то время, которое понадобится для разговора.

– Может, вы все-таки подойдете или так и будете стоять там и смотреть мне в спину?

Вивьен улыбнулась нарочитой грубости его тона и направилась к нему.

– Просто я задумалась.

Герцог сорвал травинку и начал растирать ее в руках.

Вивьен медленно спустилась с поросшего травой склона и очутилась за спиной герцога, продолжавшего неподвижно смотреть на серое, неспокойное море.

– У меня и в мыслях не было убивать вас прямо сейчас, – мягко произнесла она. – Когда-нибудь – может быть...

– Тогда я не отдам вам копию моей рукописи, пока не обеспечу себе достаточную защиту.

– Ну, ведь никто же не убивает за копию, ваша светлость; вот за оригинал – возможно.

Герцог тихо хмыкнул.

– Садитесь, мадам, и скажите, что привело вас сюда в такой сумрачный день.

Разумеется, Вивьен не стала спорить, однако заговорить сразу не смогла – находясь рядом с ним, она испытывала странное ощущение покоя, которое ей не хотелось терять.

– Действительно, день не очень веселый, – наконец, согласилась она, глядя на бесцветные волны с белыми гребешками и отмечая про себя, что на всем пространстве океана не видно ни судов, ни рыбаков. – Почему же тогда вы здесь?

Герцог покосился на нее и вздохнул.

– Мне захотелось поразмышлять.

– Смею предположить, что у человека вашего положения есть более важные дела.

– Да, но мое положение также позволяет мне организовать свое время так, как я пожелаю; остальные последуют за мной, что бы и где бы я ни делал.

Вивьен не могла удержаться от смеха.

– Остальные?

Герцог пожал плечами.

– Вы разве не принадлежите к остальным, Вивьен?

– Ради Бога, скажите, кого именно, кроме меня, вы имеете в виду, ваша светлость?

– Разумеется, тех, кто живет сплетнями и прислушивается к мнениям, не основанным ни на одном разумном факте.

Улыбка исчезла с лица Вивьен; немного отклонившись назад, она оперлась локтями о мягкую траву.

– Последние пятнадцать лет я пыталась жить по возможности уединенно, во многом ограничивая себя, – и все только для того, чтобы избежать сплетен.

– Тем не менее, – уверенно заметил герцог, – когда вы меньше всего ожидаете, сплетни бросают вам в лицо, во всем их безобразном виде, вовлекая в них всех и каждого, как если бы на пикнике туча муравьев набросилась на роскошный завтрак.

Вивьен на минуту задумалась. Какого ответа он ожидает? Решив, что речь идет о светской болтовне, касающейся их обоих, а не его одного, она уточнила:

– Вы говорите о воскресенье, когда мы стояли возле церкви?

– Совершенно верно. К счастью для вас, моя дорогая Вивьен, большинство людей в нашем чудном городке устали сплетничать о грешном герцоге, который убил свою бедную, измученную жену.

Бедная, измученная жена. Вивьен медленно вздохнула, боясь сказать что-то неподобающее, хотя она понимала его чувства лучше, чем он мог представить.

– Я научилась делать свои собственные выводы о других, Уилл, и большинство сколько-нибудь стоящих людей делают то же самое.

Герцог повернулся, чтобы взглянуть на нее; его глаза блуждали по ее лицу, пристально рассматривая каждую черточку.

Вивьен почувствовала, как теплая волна залила ее щеки.

– Каковы же тогда ваши заключения обо мне?

Вопрос, заданный как бы между прочим, заставил ее заколебаться. Солгать ему сейчас, безусловно, будет катастрофой, так как Вивьен прекрасно понимала: он знает ее мысли и мотивы почти так же хорошо, как и она сама, а значит, немедленно разгадает обман. В конце концов она призналась:

– Я не верю, что вы убили свою жену.

Несколько долгих мгновений герцог смотрел ей в глаза, словно оценивая ее слова. Вивьен почувствовала внутреннюю дрожь; только сейчас она поняла, каково ему было жить с такой репутацией, несмотря на всю его мужественность и решительность.

Герцог взглянул на ее губы, затем осторожно протянул руку, чтобы нежно коснуться их. В ответ она поцеловала кончики его пальцев.

Озадаченно посмотрев на свою руку, Уилл опустил ее и обратил взгляд на ревущий океан.

– Я никого не убивал. Просто у моей жены было... определенное состояние здоровья. Вторая дочь графа Стенуинна, звали ее Элизабет. Когда я женился на ней, она была прекрасна. Через два месяца ей должно было исполниться восемнадцать, и она влюбилась в меня, что в то время казалось мне забавным, поскольку наш брак родители спланировали двенадцатью годами раньше.

– А каковы были ваши чувства к ней? – с деланной небрежностью спросила Вивьен.

– Я тоже любил ее. Она была такой деликатной, мягкой и всепонимающей, да к тому же блондинка, и прехорошенькая. Я надеялся на продолжительный брак, кучу детей, полагая, что обрел спутницу, которая будет рядом и в старости. Однако через несколько месяцев мне стало ясно, что я совсем не знаю ни ее ум, ни ее душу.

Вивьен не прерывала его. Их обдал резкий порыв ветра, и по ее телу пробежала дрожь, но она не хотела сдаваться на милость холода как раз тогда, когда этот человек неожиданно начал открываться ей.

Герцог сорвал длинную травинку и попытался завязать ее в узел.

– Тогда я полагал, что у всех браков есть трудности на первых порах, но Элизабет часто вела себя слишком странно, и я не знал, как относиться к этому.

– Странно?

Он сорвал еще одну травинку.

– Она была такой... энергичной, такой счастливой и возбужденной, что временами не могла уснуть, спокойно усидеть на месте во время еды, не могла сосредоточиться даже на простейших задачах. В ее уме, казалось, все время возникали новые мысли и идеи относительно того, как использовать свое положение жены герцога, чтобы усовершенствовать общество. Во время таких приступов энтузиазма она строила грандиозные планы на будущее, беззаботно и неосторожно тратила деньги. Однажды она купила всем служанкам в моем лондонском доме по рубиновым сережкам.

Вивьен широко раскрыла глаза.

– Вы, должно быть, шутите.

Герцог покачал головой.

– Никогда в жизни не забуду удивления этих простых женщин при виде столь дорогих подарков. Им не нужны были рубины, и Элизабет даже в голову не приходило, что им все равно негде носить их. Несмотря на то, что я щедро платил слугам, эти женщины родились и воспитывались в мире, где работают за деньги, чтобы иметь возможность купить еду и самое необходимое. У меня нет ни малейшего сомнения, что каждая из них продала свои сережки на улице за гроши...

Вивьен искренне сочувствовала Уиллу; она знала, что значит жить на скромные средства, и прекрасно понимала, каким смешным поступком это выглядело в глазах окружающих.

– Этот случай обеспокоил вас?

– Вы имеете в виду был ли я сердит? Разумеется. – Герцог удивленно посмотрел на нее. – Не на то, конечно, что моя жена проявляла заботу о других и доставляла им удовольствие, а потому, что она совершала все эти неразумные поступки... спонтанно, не посоветовавшись со мной. – Уилл быстро провел ладонью по лицу. – Одно дело, если жена знатного человека помогает нуждающимся одеждой, посещает больных и бедняков, наполняет их кастрюли супом, и совсем другое – если она собирается спасти всех нищих и обездоленных на этой планете. Элизабет искренне верила, что ей одной по силам совершить это.

Чайка несколько раз клюнула песок, затем взлетела над водой и устремилась к югу.

– Как она умерла? – Вивьен наконец нашла в себе смелость задать этот вопрос.

На мгновение герцог заколебался, затем глубоко вдохнул свежий воздух.

– В самые мрачные времена случались моменты, когда она была совсем не в себе, – признался он. – В такие периоды она словно... заболевала, становясь испуганной, беспокойной, исполненной отчаяния; она плакала, а когда у нее не оставалось больше слез, сердилась и начинала скандалить. Если она считала, что я говорю или делаю что-то неподобающее и неразумное, то в меня летели книги, подсвечники, чайные чашки – все, что только оказывалось у нее под рукой. При этом она употребляла совершенно неподходящие для леди слова и с особым подозрением относилась к слугам, которые подолгу служили у меня. Мои люди искренне боялись приблизиться к ней, когда она бывала в таком «настроении», как они это называли. Хотя доктор говорил, что такое состояние обычно для леди в период естественных женских недомоганий, но, по-моему, это было... несколько чересчур. Иногда Элизабет много месяцев подряд жила в состоянии небывалого подъема, а затем так резко впадала в депрессию, что неделями не вставала с постели. – Уилл бросил на песок связанные вместе травинки. – Я не знал, что делать, как вести себя с ней, и постепенно физически и эмоционально отдалился от нее, что оказалось началом конца.

Вивьен наблюдала, как ветер подхватил завязанные травинки и понес их по песку к кромке пляжа. Она не пошевелилась и не произнесла ни слова; ей было ужасно трудно не провести рукой по его щеке, не притянуть его к себе.

– За ночь до ее смерти мы крупно поспорили, – продолжал герцог. – Элизабет пришла к заключению, что я больше не забочусь о ней, и как я ни пытался переубедить ее, она ничего не хотела слушать. К этому моменту она уже две недели не вставала с постели. Ее сестра приехала к нам на несколько дней и тоже стала попрекать меня тем, что я уделяю мало внимания жене. Полагаю, это отрицательно повлияло на Элизабет, пробудив в ее мозгу какие-то странные идеи. К тому моменту я чувствовал себя крайне беспомощным и отказался разговаривать с ними обеими. Сестра Элизабет уехала от нас в субботу, а на следующее утро, в прекрасное теплое солнечное воскресенье, тело моей жены нашли в ближайшем озере. В результате ее родственники обвинили меня в убийстве. Я не попал в тюрьму только благодаря своим влиятельным друзьям, которые дали показания в мою защиту. Скорее всего, находясь в состоянии полного отчаяния, с которым она не могла справиться, Элизабет утопилась. В общественном же сознании подозрение, что она умерла насильственной смертью, все еще существует, и так будет всегда. По мнению соседей, я совершил величайший грех, который они никогда не простят мне...

После того как герцог закончил свою исповедь, они долго еще сидели молча, прислушиваясь к шуму океанских волн, набегающих одна на другую в своем стремлении к берегу, к крикам случайной птицы и свисту ветра.

– И кто же эти друзья, которые с такой готовностью встали на вашу защиту? – спросила наконец Вивьен.

– Один из них – Колин Рамзи, герцог Ньюарк, другой – Сэмсон Карлайл, герцог Дарем. Наши семьи находятся в отдаленном родстве, но мы трое с самого детства были словно братья.

– Я встречала его светлость несколько лет назад, – призналась Вивьен после короткого колебания. – Это произошло на вечере в честь первого выезда в свет леди Клариссы Саффингтон. Полагаю, сам герцог Дарем вряд ли помнит о нашем кратком знакомстве. Отчего-то тогда он выглядел таким скучающим...

Уилл взглянул на нее и улыбнулся.

– Совершенно справедливая оценка Сэма. Но... как вы там оказались?

У нее расширились глаза.

– На том вечере?

– Да.

«Думай быстрее!» – приказал она себе.

– Случилось так, что, когда в библиотеке вместе с матерью леди Клариссы я занималась цветочным оформлением, туда вошел герцог, чтобы, по его словам, насладиться тишиной и спокойствием.

Вивьен надеялась, что этого будет достаточно; отвернувшись, она вырвала с корнем пучок травы и пустила его по ветру. Ей не хотелось сообщать Уиллу слишком много, что вызвало бы новые расспросы, к чему она не была готова. Вместо этого она решила сосредоточить разговор на друге Уилла.

– Я хорошо помню, что его светлость казался то раздраженным, то довольно задумчивым.

Через минуту она решилась взглянуть ему в лицо. Уилл внимательно наблюдал за ней, словно оценивая ее слова, затем медленно произнес:

– Сэм очень спокойный человек, и он презирает светские вечера...

Вивьен кивнула и слегка улыбнулась.

– А ваш второй друг, герцог Ньюарк?

Он продолжал изучать ее, затем откинул со лба растрепанные ветром волосы и вновь обратил взгляд на вспененные волны.

– Колин – полная противоположность Сэму: уверенный в себе, общительный, большой любитель пофлиртовать. Он... яркий, если можно так сказать.

– Наверное, леди обожают его? – предположила Вивьен; она слишком хорошо знала этот тип мужчин.

По губам Уилла пробежала насмешливая улыбка.

– Само собой. Даже когда Колин был ребенком, девочки всегда окружали его, безостановочно хихикая над тем, что он говорил и делал. Мы с Сэмом возмущались и убегали от подобной чепухи, а для Колина это было все равно что мед для пчел. Таким он остался и сейчас. – Герцог фыркнул. – Ему постоянно нужно женское внимание, чтобы поддерживать свое чрезмерное тщеславие.

– Просто вы ему завидуете, – засмеялась Вивьен.

– Раньше – возможно, но теперь – нет.

Вивьен понимала, что будущее Уилла, вся его судьба в какой-то момент целиком находились в руках этих людей. Наверное, любопытно было наблюдать за герцогом Ньюарком и герцогом Даремом, двумя столь знатными джентльменами, когда они стояли в суде перед судьей и присяжными и защищали честного человека.

– Они спасли вам жизнь, – тихо сказала Вивьен.

– Да, это так. – Уилл сделал глубокий вдох. – Без них и их непоколебимых свидетельств, возможно, меня бы попросту повесили.

Вивьен почувствовала, как ее сердце наполнилось сочувствием, и сделала огромное усилие, чтобы не расплакаться. Как ужасно, должно быть, протекала вся его жизнь! Сначала Уилл был женат на той, которую не понимал и не мог понять, а затем пережил унижение публичного процесса, когда общество считало его виновным и ненаказанным. Может быть, именно по этой причине герцог переехал в Корнуолл, а теперь тратил деньги на роскошное убранство своего дома, где жил отшельником с несколькими преданными слугами.

Неосознанным движением Вивьен дотронулась до его руки, и Уилл не отстранился, а, напротив, начал нежно поглаживать ее пальцы.

После продолжительного молчания Вивьен поднесла его руку к губам и легко поцеловала запястье.

– Вам это может показаться невероятным, ваша светлость, но мой муж очень походил на вашу жену. Не эмоциональным расстройством, а неистребимой въедливостью, что лишало его всего человеческого, и в конце концов, разрушило все самое лучшее в его жизни.

Вивьен на минуту замолчала. Герцог продолжал молча ласкать ее ладонь, ожидая, когда она продолжит свой рассказ, и это, как ни странно, утешало ее.

Наконец, Вивьен решилась. Отбросив осторожность, она стала рассказывать о своем прежде тщательно скрываемом прошлом единственному человеку, которому неожиданно доверилась.

– Мой муж был человеком обеспеченным, – спокойно начала она. – Чтобы избежать нежелательных вопросов, я говорила всем, что он мой кузен; на самом же деле мы не были родственниками. Я влюбилась в давнего знакомого нашей семьи, когда была не только очень молода, но и крайне наивна, и вышла за него замуж, хотя мне не исполнилось и двадцати. Тогда я, как и вы, была полна надежд и сладких грез о прекрасном будущем с дружбой, смехом, детьми и спокойным благополучием. К сожалению, в первую же брачную ночь мой мир изменился невообразимо. – Вивьен закрыла глаза, чувствуя, как внутри у нее растет знакомое напряжение; так случалось всегда, когда она вспоминала о прошлой жизни, которую ей не доводилось ни с кем обсуждать уже более десяти лет. – Мой муж Леопольд пристрастился к опиуму, он курил его ежедневно, прячась ото всех, и это стало отвратительным наваждением, которое, медленно убивая в нем желание жить, пожирало его. – Подняв ресницы, Вивьен уныло взглянула в грустную серость раннего полдня. – Надеюсь, вы понимаете, что с таким человеком невозможно было наладить полноценную интимную жизнь. Я искренне любила Леопольда и хотела, чтобы он любил меня. К несчастью, я была наивна, юна и так несведуща из-за моего тепличного воспитания, что не могла поверить, чтобы кто-то, обладающий таким положением в обществе, как мой муж, человек состоятельный и образованный, с безупречной репутацией мог так привязаться к отраве. Увы, со временем все хорошее в жизни перестало для него существовать. Его интересовал только опиум. Леопольд жил каждый день с утра до ночи мыслями о том, что удобно называл своим лекарством...

Уилл поднес ее руку к губам и нежно поцеловал; тогда Вивьен повернулась и слабо улыбнулась ему. Его глаза сузились, он слушал ее с серьезностью, которую она чувствовала всем своим существом.

Ее голос понизился до шепота, едва слышного из-за порывов ветра:

– Вы спросили меня, почему я была девственницей. Правда в том, что мой муж ничего не мог. О, он пытался, и когда... когда он не мог ответить физически на мои прикосновения... он винил меня за свою неспособность.

Герцог сдвинул брови в явном смущении, затем заметил:

– Выходит, пристрастие вашего мужа к опиуму превратило его в немощного человека, и он считал, что это ваша вина?

Щеки Вивьен залил румянец, но она мужественно выдержала его взгляд.

– Я, его жена, не могла удовлетворить его, что, естественно, для Леопольда было ужасным ударом. Вначале он не винил никого; но потом стал приходить во все большее отчаяние из-за своего физического бессилия. Однако со временем и это перестало его беспокоить.

Не выпуская руки Вивьен, герцог наклонился к ней.

– И каково было вам в течение всего этого времени? – спросил он.

Вивьен на миг замерла. Мало кто знал о ее брачных проблемах, и никто никогда не просил ее выразить, что она лично испытывала в связи с этим.

– Ну, вначале это меня не слишком беспокоило, поскольку я не понимала всего, зато позже причиняло мне боль. Я пыталась быть хорошей женой, и все мои старания не приносили никаких результатов.