Иная радость мне открылась.
      Ведь не осталось ничего,
      Как только желтый тлен и сырость.
      Ведь и себя я не сберег
      Для тихой жизни, для улыбок.
      Так мало пройдено дорог,
      Так много сделано ошибок.
      Смешная жизнь, смешной разлад.
      Так было и так будет после.
      Как кладбище, усеян сад
      В берез изглоданные кости.
      Вот так же отцветем и мы
      И отшумим, как гости сада...
      Коль нет цветов среди зимы,
      Так и грустить о них не надо.
      1923
      --------------------------------------------
      x x x
      Ты прохладой меня не мучай
      И не спрашивай, сколько мне лет,
      Одержимый тяжелой падучей,
      Я душой стал, как желтый скелет.
      Было время, когда из предместья
      Я мечтал по-мальчишески - в дым,
      Что я буду богат и известен
      И что всеми я буду любим.
      Да! Богат я, богат с излишком.
      Был цилиндр, а теперь его нет.
      Лишь осталась одна манишка
      С модной парой избитых штиблет.
      И известность моя не хуже,
      От Москвы по парижскую рвань
      Мое имя наводит ужас,
      Как заборная, громкая брань.
      И любовь, не забавное ль дело?
      Ты целуешь, а губы как жесть.
      Знаю, чувство мое перезрело,
      А твое не сумеет расцвесть.
      Мне пока горевать еще рано,
      Ну, а если есть грусть - не беда!
      Золотей твоих кос по курганам
      Молодая шумит лебеда.
      Я хотел бы опять в ту местность,
      Чтоб под шум молодой лебеды
      Утонуть навсегда в неизвестность
      И мечтать по-мальчишески - в дым.
      Но мечтать о другом, о новом,
      Непонятном земле и траве,
      Что не выразить сердцу словом
      И не знает назвать человек.
      1923
      --------------------------------------------
      x x x
      Вечер черные брови насопил.
      Чьи-то кони стоят у двора.
      Не вчера ли я молодость пропил?
      Разлюбил ли тебя не вчера?
      Не храпи, запоздалая тройка!
      Наша жизнь пронеслась без следа.
      Может, завтра больничная койка
      Упокоит меня навсегда.
      Может, завтра совсем по-другому
      Я уйду, исцеленный навек,
      Слушать песни дождей и черемух,
      Чем здоровый живет человек.
      Позабуду я мрачные силы,
      Что терзали меня, губя.
      Облик ласковый! Облик милый!
      Лишь одну не забуду тебя.
      Пусть я буду любить другую,
      Но и с нею, с любимой, с другой,
      Расскажу про тебя, дорогую,
      Что когда-то я звал дорогой.
      Расскажу, как текла былая
      Наша жизнь, что былой не была...
      Голова ль ты моя удалая,
      До чего ж ты меня довела?
      1923
      --------------------------------------------
      x x x
      Мы теперь уходим понемногу
      В ту страну, где тишь и благодать.
      Может быть, и скоро мне в дорогу
      Бренные пожитки собирать.
      Милые березовые чащи!
      Ты, земля! И вы, равнин пески!
      Перед этим сонмом уходящих
      Я не в силах скрыть моей тоски.
      Слишком я любил на этом свете
      Все, что душу облекает в плоть.
      Мир осинам, что, раскинув ветви,
      Загляделись в розовую водь.
      Много дум я в тишине продумал,
      Много песен про себя сложил,
      И на этой на земле угрюмой
      Счастлив тем, что я дышал и жил.
      Счастлив тем, что целовал я женщин,
      Мял цветы, валялся на траве
      И зверье, как братьев наших меньших,
      Никогда не бил по голове.
      Знаю я, что не цветут там чащи,
      Не звенит лебяжьей шеей рожь.
      Оттого пред сонмом уходящих
      Я всегда испытываю дрожь.
      Знаю я, что в той стране не будет
      Этих нив, златящихся во мгле.
      Оттого и дороги мне люди,
      Что живут со мною на земле.
      1924
      --------------------------------------------
      ПУШКИНУ
      Мечтая о могучем даре
      Того, кто русской стал судьбой,
      Стою я на Тверском бульваре,
      Стою и говорю с собой.
      Блондинистый, почти белесый,
      В легендах ставший как туман,
      О Александр! Ты был повеса,
      Как я сегодня хулиган.
      Но эти милые забавы
      Не затемнили образ твой,
      И в бронзе выкованной славы
      Трясешь ты гордой головой.
      А я стою, как пред причастьем,
      И говорю в ответ тебе:
      Я умер бы сейчас от счастья,
      Сподобленный такой судьбе.
      Но, обреченный на гоненье,
      Еще я долго буду петь...
      Чтоб и мое степное пенье
      Сумело бронзой прозвенеть.
      --------------------------------------------
      x x x
      Низкий дом с голубыми ставнями,
      Не забыть мне тебя никогда,
      Слишком были такими недавними
      Отзвучавшие в сумрак года.
      До сегодня еще мне снится
      Наше поле, луга и лес,
      Принакрытые сереньким ситцем
      Этих северных бедных небес.
      Восхищаться уж я не умею
      И пропасть не хотел бы в глуши,
      Но, наверно, навеки имею
      Нежность грустную русской души.
      Полюбил я седых журавлей
      С их курлыканьем в тощие дали,
      Потому что в просторах полей
      Они сытных хлебов не видали.
      Только видели березь да цветь,
      Да ракитник, кривой и безлистый,
      Да разбойные слышали свисты,
      От которых легко умереть.
      Как бы я и хотел не любить,
      Все равно не могу научиться,
      И под этим дешевеньким ситцем
      Ты мила мне, родимая выть.
      Потому так и днями недавними
      Уж не юные веют года...
      Низкий дом с голубыми ставнями,
      Не забыть мне тебя никогда.
      --------------------------------------------
      СУКИН СЫН
      Снова выплыли годы из мрака
      И шумят, как ромашковый луг.
      Мне припомнилась нынче собака,
      Что была моей юности друг.
      Нынче юность моя отшумела,
      Как подгнивший под окнами клен,
      Но припомнил я девушку в белом,
      Для которой был пес почтальон.
      Не у всякого есть свой близкий,
      Но она мне как песня была,
      Потому что мои записки
      Из ошейника пса не брала.
      Никогда она их не читала,
      И мой почерк ей был незнаком,
      Но о чем-то подолгу мечтала
      У калины за желтым прудом.
      Я страдал... Я хотел ответа...
      Не дождался... уехал... И вот
      Через годы... известным поэтом
      Снова здесь, у родимых ворот.
      Та собака давно околела,
      Но в ту ж масть, что с отливом в синь,
      С лаем ливисто ошалелым
      Меня встрел молодой ее сын.
      Мать честная! И как же схожи!
      Снова выплыла боль души.
      С этой болью я будто моложе,
      И хоть снова записки пиши.
      Рад послушать я песню былую,
      Но не лай ты! Не лай! Не лай!
      Хочешь, пес, я тебя поцелую
      За пробуженный в сердце май?
      Поцелую, прижмусь к тебе телом
      И, как друга, введу тебя в дом...
      Да, мне нравилась девушка в белом,
      Но теперь я люблю в голубом.
      --------------------------------------------
      x x x
      Отговорила роща золотая
      Березовым, веселым языком,
      И журавли, печально пролетая,
      Уж не жалеют больше ни о ком.
      Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник
      Пройдет, зайдет и вновь оставит дом.
      О всех ушедших грезит конопляник
      С широким месяцем над голубым прудом.
      Стою один среди равнины голой,
      А журавлей относит ветер в даль,
      Я полон дум о юности веселой,
      Но ничего в прошедшем мне не жаль.
      Не жаль мне лет, растраченных напрасно,
      Не жаль души сиреневую цветь.
      В саду горит костер рябины красной,
      Но никого не может он согреть.
      Не обгорят рябиновые кисти,
      От желтизны не пропадет трава,
      Как дерево роняет тихо листья,
      Так я роняю грустные слова.
      И если время, ветром разметая,
      Сгребет их все в один ненужный ком...
      Скажите так... что роща золотая
      Отговорила милым языком.
      --------------------------------------------
      x x x
      Синий май. Заревая теплынь.
      Не прозвякнет кольцо у калитки.
      Липким запахом веет полынь.
      Спит черемуха в белой накидке.
      В деревянные крылья окна
      Вместе с рамами в тонкие шторы
      Вяжет взбалмошная луна
      На полу кружевные узоры.
      Наша горница хоть и мала,
      Но чиста. Я с собой на досуге...
      В этот вечер вся жизнь мне мила,
      Как приятная память о друге.
      Сад полышет, как пенный пожар,
      И луна, напрягая все силы,
      Хочет так, чтобы каждый дрожал
      От щемящего слова "милый".
      Только я в эту цветь, в эту гладь,
      Под тальянку веселого мая,
      Ничего не могу пожелать,
      Все, как есть, без конца принимая.
      Принимаю - приди и явись,
      Все явись, в чем есть боль и отрада...
      Мир тебе, отшумевшая жизнь.
      Мир тебе, голубая прохлада.
      --------------------------------------------
      СОБАКЕ КАЧАЛОВА
      Дай, Джим, на счастье лапу мне,
      Такую лапу не видал я сроду.
      Давай с тобой полаем при луне
      На тихую, бесшумную погоду.
      Дай, Джим, на счастье лапу мне.
      Пожалуйста, голубчик, не лижись.
      Пойми со мной хоть самое простое.
      Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,
      Не знаешь ты, что жить на свете стоит.
      Хозяин твой и мил и знаменит,
      И у него гостей бывает в доме много,
      И каждый, улыбаясь, норовит
      Тебя по шерсти бархатной потрогать.
      Ты по-собачьи дьявольски красив,
      С такою милою доверчивой приятцей.
      И, никого ни капли не спросив,
      Как пьяный друг, ты лезешь целоваться.
      Мой милый Джим, среди твоих гостей
      Так много всяких и невсяких было.
      Но та, что всех безмолвней и грустней,
      Сюда случайно вдруг не заходила?
      Она придет, даю тебе поруку.
      И без меня, в ее уставясь взгляд,
      Ты за меня лизни ей нежно руку
      За все, в чем был и не был виноват.
      1925
      --------------------------------------------
      x x x
      Несказанное, синее, нежное...
      Тих мой край после бурь, после гроз,
      И душа моя - поле безбрежное
      Дышит запахом меда и роз.
      Я утих. Годы сделали дело,
      Но того, что прошло, не кляну.
      Словно тройка коней оголтелая
      Прокатилась во всю страну.
      Напылили кругом. Накопытили.
      И пропали под дьявольский свист.
      А теперь вот в лесной обители
      Даже слышно, как падает лист.
      Колокольчик ли? Дальнее эхо ли?
      Все спокойно впивает грудь.
      Стой, душа, мы с тобой проехали
      Через бурный положенный путь.
      Разберемся во всем, что видели,
      Что случилось, что сталось в стране,
      И простим, где нас горько обидели
      По чужой и по нашей вине.
      Принимаю, что было и не было,
      Только жаль на тридцатом году
      Слишком мало я в юности требовал,
      Забываясь в кабацком чаду.
      Но ведь дуб молодой, не разжелудясь,
      Так же гнется, как в поле трава...
      Эх ты, молодость, буйная молодость,
      Золотая сорвиголова!
      1925
      --------------------------------------------
      ПЕСНЯ
      Есть одна хорошая песня у соловушки
      Песня панихидная по моей головушке.
      Цвела - забубенная, росла - ножевая,
      А теперь вдруг свесилась, словно неживая.
      Думы мои, думы! Боль в висках и темени.
      Промотал я молодость без поры, без времени.
      Как случилось-сталось, сам не понимаю.
      Ночью жесткую подушку к сердцу прижимаю.
      Лейся, песня звонкая, вылей трель унылую.
      В темноте мне кажется - обнимаю милую.
      За окном гармоника и сиянье месяца.
      Только знаю - милая никогда не встретится.
      Эх, любовь-калинушка, кровь - заря вишневая,
      Как гитара старая и как песня новая.
      С теми же улыбками, радостью и муками,
      Что певалось дедами, то поется внуками.
      Пейте, пойте в юности, бейте в жизнь без промаха
      Все равно любимая отцветет черемухой.
      Я отцвел, не знаю где. В пьянстве, что ли? В славе ли?
      В молодости нравился, а теперь оставили.
      Потому хорошая песня у соловушки,
      Песня панихидная по моей головушке.
      Цвела - забубенная, была - ножевая,
      А теперь вдруг свесилась, словно неживая.
      1925
      --------------------------------------------
      x x x
      Заря окликает другую,
      Дымится овсяная гладь...
      Я вспомнил тебя, дорогую,
      Моя одряхлевшая мать.
      Как прежде ходя на пригорок,
      Костыль свой сжимая в руке,
      Ты смотришь на лунный опорок,
      Плывущий по сонной реке.
      И думаешь горько, я знаю,
      С тревогой и грустью большой,
      Что сын твой по отчему краю
      Совсем не болеет душой.
      Потом ты идешь до погоста
      И, в камень уставясь в упор,
      Вздыхаешь так нежно и просто
      За братьев моих и сестер.
      Пускай мы росли ножевые,
      А сестры росли, как май,
      Ты все же глаза живые
      Печально не подымай.
      Довольно скорбеть! Довольно!
      И время тебе подсмотреть,
      Что яблоне тоже больно
      Терять своих листьев медь.
      Ведь радость бывает редко,
      Как вешняя звень поутру,
      И мне - чем сгнивать на ветках
      Уж лучше сгореть на ветру.
      --------------------------------------------
      x x x
      Ну, целуй меня, целуй,
      Хоть до крови, хоть до боли.
      Не в ладу с холодной волей
      Кипяток сердечных струй.
      Опрокинутая кружка
      Средь веселых не для нас.
      Понимай, моя подружка,
      На земле живут лишь раз!
      Оглядись спокойным взором,
      Посмотри: во мгле сырой
      Месяц, словно желтый ворон,
      Кружит, вьется над землей.
      Ну, целуй же! Так хочу я.
      Песню тлен пропел и мне.
      Видно, смерть мою почуял
      Тот, кто вьется в вышине.
      Увядающая сила!
      Умирать - так умирать!
      До кончины губы милой
      Я хотел бы целовать.
      Чтоб все время в синих дремах,
      Не стыдясь и не тая,
      В нежном шелесте черемух
      Раздавалось: "Я твоя".
      И чтоб свет над полной кружкой
      Легкой пеной не погас
      Пей и пой, моя подружка:
      На земле живут лишь раз!
      1925
      --------------------------------------------
      x x x
      Прощай, Баку! Тебя я не увижу.
      Теперь в душе печаль, теперь в душе испуг.
      И сердце под рукой теперь больней и ближе,
      И чувствую сильней простое слово: друг.
      Прощай, Баку! Синь тюркская, прощай!
      Хладеет кровь, ослабевают силы.
      Но донесу, как счастье, до могилы
      И волны Каспия, и балаханский май.
      Прощай, Баку! Прощай, как песнь простая!
      В последний раз я друга обниму...
      Чтоб голова его, как роза золотая,
      Кивала нежно мне в сиреневом дыму.
      Май 1925
      --------------------------------------------
      x x x
      Вижу сон. Дорога черная.
      Белый конь. Стопа упорная.
      И на этом на коне
      Едет милая ко мне.
      Едет, едет милая,
      Только нелюбимая.
      Эх, береза русская!
      Путь-дорога узкая.
      Эту милую, как сон,
      Лишь для той, в кого влюблен,
      Удержи ты ветками,
      Как руками меткими.
      Светит месяц. Синь и сонь.
      Хорошо копытит конь.
      Свет такой таинственный,
      Словно для единственной
      Той, в которой тот же свет
      И которой в мире нет.
      Хулиган я, хулиган.
      От стихов дурак и пьян.
      Но и все ж за эту прыть,
      Чтобы сердцем не остыть,
      За березовую Русь
      С нелюбимой помирюсь.
      Июль 1925
      --------------------------------------------
      x x x
      Спит ковыль. Равнина дорогая,
      И свинцовой свежести полынь.
      Никакая родина другая
      Не вольет мне в грудь мою теплынь.
      Знать, у всех у нас такая участь,
      И, пожалуй, всякого спроси
      Радуясь, свирепствуя и мучась,
      Хорошо живется на Руси?
      Свет луны, таинственный и длинный,
      Плачут вербы, шепчут тополя.
      Но никто под окрик журавлиный
      Не разлюбит отчие поля.
      И теперь, когда вот новым светом
      И моей коснулась жизнь судьбы,
      Все равно остался я поэтом
      Золотой бревенчатой избы.
      По ночам, прижавшись к изголовью,
      Вижу я, как сильного врага,
      Как чужая юность брызжет новью
      На мои поляны и луга.
      Но и все же, новью той теснимый,
      Я могу прочувственно пропеть:
      Дайте мне на родине любимой,
      Все любя, спокойно умереть!
      Июль 1925
      --------------------------------------------
      x x x
      Не вернусь я в отчий дом,
      Вечно странствующий странник.
      Об ушедшем над прудом
      Пусть тоскует конопляник.
      Пусть неровные луга
      Обо мне поют крапивой,
      Брызжет полночью дуга,
      Колокольчик говорливый.
      Высоко стоит луна,
      Даже шапки не докинуть.
      Песне тайна не дана,
      Где ей жить и где погинуть.
      Но на склоне наших лет
      В отчий дом ведут дороги.
      Повезут глухие дроги
      Полутруп, полускелет.
      Ведь недаром с давних пор
      Поговорка есть в народе:
      Даже пес в хозяйский двор
      Издыхать всегда приходит.
      Ворочусь я в отчий дом
      Жил и не жил бедный странник...
      . . . . . . . . . . . . . . .
      В синий вечер над прудом
      Прослезится конопляник.
      --------------------------------------------
      x x x
      Над окошком месяц. Под окошком ветер.
      Облетевший тополь серебрист и светел.
      Дальний плач тальянки, голос одинокий
      И такой родимый, и такой далекий.
      Плачет и смеется песня лиховая.
      Где ты, моя липа? Липа вековая?
      Я и сам когда-то в праздник спозаранку
      Выходил к любимой, развернув тальянку.
      А теперь я милой ничего не значу.
      Под чужую песню и смеюсь и плачу.
      Август 1925
      --------------------------------------------
      x x x
      Каждый труд благослови, удача!
      Рыбаку - чтоб с рыбой невода,
      Пахарю - чтоб плуг его и кляча
      Доставали хлеба на года.
      Воду пьют из кружек и стаканов,
      Из кувшинок также можно пить
      Там, где омут розовых туманов
      Не устанет берег золотить.
      Хорошо лежать в траве зеленой
      И, впиваясь в призрачную гладь,
      Чей-то взгляд, ревнивый и влюбленный,
      На себе, уставшем, вспоминать.
      Коростели свищут... коростели...
      Потому так и светлы всегда
      Те, что в жизни сердцем опростели
      Под веселой ношею труда.
      Только я забыл, что я крестьянин,
      И теперь рассказываю сам,
      Соглядатай праздный, я ль не странен
      Дорогим мне пашням и лесам.
      Словно жаль кому-то и кого-то,
      Словно кто-то к родине отвык,
      И с того, поднявшись над болотом,
      В душу плачут чибис и кулик.
      Июль 1925
      --------------------------------------------
      x x x
      Видно, так заведено навеки
      К тридцати годам перебесясь,
      Все сильней, прожженные калеки,
      С жизнью мы удерживаем связь.
      Милая, мне скоро стукнет тридцать,
      И земля милей мне с каждым днем.
      Оттого и сердцу стало сниться,
      Что горю я розовым огнем.
      Коль гореть, так уж гореть сгорая,
      И недаром в липовую цветь
      Вынул я кольцо у попугая
      Знак того, что вместе нам сгореть.
      То кольцо надела мне цыганка.
      Сняв с руки, я дал его тебе,
      И теперь, когда грустит шарманка,
      Не могу не думать, не робеть.
      В голове болотный бродит омут,
      И на сердце изморозь и мгла:
      Может быть, кому-нибудь другому
      Ты его со смехом отдала?
      Может быть, целуясь до рассвета,
      Он тебя расспрашивает сам,
      Как смешного, глупого поэта
      Привела ты к чувственным стихам.
      Ну, и что ж! Пройдет и эта рана.
      Только горько видеть жизни край.
      В первый раз такого хулигана
      Обманул проклятый попугай.
      Июль 1925
      --------------------------------------------
      x x x
      Листья падают, листья падают.
      Стонет ветер,
      Протяжен и глух.
      Кто же сердце порадует?
      Кто его успокоит, мой друг?
      С отягченными веками
      Я смотрю и смотрю на луну.
      Вот опять петухи кукарекнули
      В обосененную тишину.
      Предрассветное. Синее. Раннее.
      И летающих звезд благодать.
      Загадать бы какое желание,
      Да не знаю, чего пожелать.
      Что желать под житейскою ношею,
      Проклиная удел свой и дом?
      Я хотел бы теперь хорошую
      Видеть девушку под окном.
      Чтоб с глазами она васильковыми
      Только мне
      Не кому-нибудь
      И словами и чувствами новыми
      Успокоила сердце и грудь.
      Чтоб под этою белою лунностью,
      Принимая счастливый удел,
      Я над песней не таял, не млел
      И с чужою веселою юностью
      О своей никогда не жалел.
      Август 1925
      --------------------------------------------
      x x x
      Гори, звезда моя, не падай.
      Роняй холодные лучи.
      Ведь за кладбищенской оградой
      Живое сердце не стучит.
      Ты светишь августом и рожью
      И наполняешь тишь полей
      Такой рыдалистою дрожью
      Неотлетевших журавлей.
      И, голову вздымая выше,
      Не то за рощей - за холмом
      Я снова чью-то песню слышу
      Про отчий край и отчий дом.
      И золотеющая осень,
      В березах убавляя сок,
      За всех, кого любил и бросил,
      Листвою плачет на песок.
      Я знаю, знаю. Скоро, скоро
      Ни по моей, ни чьей вине
      Под низким траурным забором
      Лежать придется так же мне.
      Погаснет ласковое пламя,
      И сердце превратится в прах.
      Друзья поставят серый камень
      С веселой надписью в стихах.
      Но, погребальной грусти внемля,
      Я для себя сложил бы так:
      Любил он родину и землю,
      Как любит пьяница кабак.
      Август 1925
      --------------------------------------------
      x x x
      Жизнь - обман с чарующей тоскою,
      Оттого так и сильна она,
      Что своею грубою рукою
      Роковые пишет письмена.
      Я всегда, когда глаза закрою,
      Говорю: "Лишь сердце потревожь,
      Жизнь - обман, но и она порою
      Украшает радостями ложь.
      Обратись лицом к седому небу,
      По луне гадая о судьбе,
      Успокойся, смертный, и не требуй
      Правды той, что не нужна тебе".
      Хорошо в черемуховой вьюге
      Думать так, что эта жизнь - стезя
      Пусть обманут легкие подруги,
      Пусть изменят легкие друзья.
      Пусть меня ласкают нежным словом,
      Пусть острее бритвы злой язык,
      Я живу давно на все готовым,
      Ко всему безжалостно привык.
      Холодят мне душу эти выси,
      Нет тепла от звездного огня.
      Те, кого любил я, отреклися,
      Кем я жил - забыли про меня.
      Но и все ж, теснимый и гонимый,
      Я, смотря с улыбкой на зарю,
      На земле, мне близкой и любимой,
      Эту жизнь за все благодарю.
      Август 1925
      --------------------------------------------
      x x x
      Сыпь, тальянка, звонко, сыпь, тальянка, смело
      Вспомнить, что ли, юность, ту, что пролетела?
      Не шуми, осина, не пыли, дорога.
      Пусть несется песня к милой до порога.
      Пусть она услышит, пусть она поплачет.
      Ей чужая юность ничего не значит.
      Ну, а если значит - проживет не мучась.
      Где ты, моя радость? Где ты, моя участь?
      Лейся, песня, пуще, лейся, песня звяньше.
      Все равно не будет то, что было раньше.
      За былуп силу, гордость и осанку
      Только и осталась песня под тальянку.
      Сентябрь 1925
      --------------------------------------------
      x x x
      Сестре Шуре
      Я красивых таких не видел,
      Только, знаешь, в душе затаю
      Не в плохой, а в хорошей обиде
      Повторяешь ты юность мою.
      Ты - мое васильковое слово,
      Я навеки люблю тебя.
      Как живет теперь наша корова,
      Грусть соломенную теребя?
      Запоешь ты, а мне любимо,
      Исцеляй меня детским сном.
      Отгорела ли наша рябина,
      Осыпаясь под белым окном?
      Что поет теперь мать за куделью?
      Я навеки покинул село,
      Только знаю - багряной метелью
      Нам листвы на крыльцо намело.
      Знаю то, что о нас с тобой вместе
      Вместо ласки и вместо слез
      У ворот, как о сгибшей невесте,
      Тихо воет покинутый пес.
      Но и все ж возвращаться не надо,
      Потому и достался не в срок,
      Как любовь, как печаль и отрада,
      Твой красивый рязанский платок.
      Сентябрь 1925
      --------------------------------------------
      x x x
      Сестре Шуре
      Ах, как много на свете кошек,
      Нам с тобой их не счесть никогда.
      Сердцу снится душистый горошек,
      И звенит голубая звезда.
      Наяву ли, в бреду иль спросонок,
      Только помню с далекого дня
      На лежанке мурлыкал котенок,
      Безразлично смотря на меня.
      Я еще тогда был ребенок,
      Но под бабкину песню вскок
      Он бросался, как юный тигренок,
      На оброненный ею клубок.
      Все прошло. Потерял я бабку,
      А еще через несколько лет
      Из кота того сделали шапку,
      А ее износил наш дед.
      Сентябрь 1925
      --------------------------------------------
      x x x
      Сестре Шуре
      Ты запой мне ту песню, что прежде
      Напевала нам старая мать.
      Не жалея о сгибшей надежде,
      Я сумею тебе подпевать.
      Я ведь знаю, и мне знакомо,
      Потому и волнуй и тревожь
      Будто я из родимого дома
      Слышу в голосе нежную дрожь.
      Ты мне пой, ну, а я с такою,
      Вот с такою же песней, как ты,
      Лишь немного глаза прикрою
      Вижу вновь дорогие черты.
      Ты мне пой. Ведь моя отрада
      Что вовек я любил не один
      И калитку осеннего сада,
      И опавшие листья с рябин.
      Ты мне пой, ну, а я припомню
      И не буду забывчиво хмур:
      Так приятно и так легко мне
      Видеть мать и тоскующих кур.
      Я навек за туманы и росы
      Полюбил у березки стан,
      И ее золотистые косы,
      И холщовый ее сарафан.
      Потому так и сердцу не жестко
      Мне за песнею и за вином
      Показалась ты той березкой,
      Что стоит под родимым окном.
      Сентябрь 1925
      --------------------------------------------
      x x x
      Сестре Шуре
      В этом мире я только прохожий,
      Ты махни мне веселой рукой.
      У осеннего месяца тоже
      Свет ласкающий, тихий такой.
      В первый раз я от месяца греюсь,
      В первый раз от прохлады согрет,
      И опять и живу и надеюсь
      На любовь, которой уж нет.
      Это сделала наша равнинность,
      Посоленная белью песка,
      И измятая чья-то невинность,
      И кому-то родная тоска.
      Потому и навеки не скрою,
      Что любить не отдельно, не врозь
      Нам одною любовью с тобою
      Эту родину привелось.
      Сентябрь 1925
      ----------------------------------------
      ПЕРСИДСКИЕ МОТИВЫ
      x x x
      Улеглась моя былая рана
      Пьяный бред не гложет сердце мне.
      Синими цветами Тегерана
      Я лечу их нынче в чайхане.
      Сам чайханщик с круглыми плечами,
      Чтобы славилась пред русским чайхана,
      Угощает меня красным чаем
      Вместо крепкой водки и вина.
      Угощай, хозяин, да не очень.
      Много роз цветет в твоем саду.
      Незадаром мне мигнули очи,
      Приоткинув черную чадру.
      Мы в России девушек весенних
      На цепи не держим, как собак,
      Поцелуям учимся без денег,
      Без кинжальных хитростей и драк.
      Ну, а этой за движенья стана,
      Что лицом похожа на зарю,
      Подарю я шаль из Хороссана
      И ковер ширазский подарю.
      Наливай, хозяин, крепче чаю,
      Я тебе вовеки не солгу.
      За себя я нынче отвечаю,
      За тебя ответить не могу.
      И на дверь ты взглядывай не очень,
      Все равно калитка есть в саду...
      Незадаром мне мигнули очи,
      Приоткинув черную чадру.
      1924
      x x x
      Я спросил сегодня у менялы,
      Что дает за полтумана по рублю,
      Как сказать мне для прекрасной Лалы
      По-персидски нежное "люблю"?
      Я спросил сегодня у менялы
      Легче ветра, тише Ванских струй,
      Как назвать мне для прекрасной Лалы
      Слово ласковое "поцелуй"?
      И еще спросил я у менялы,
      В сердце робость глубже притая,
      Как сказать мне для прекрасной Лалы,
      Как сказать ей, что она "моя"?
      И ответил мне меняла кратко:
      О любви в словах не говорят,
      О любви вздыхают лишь украдкой,
      Да глаза, как яхонты, горят.
      Поцелуй названья не имеет,
      Поцелуй не надпись на гробах.
      Красной розой поцелуи веют,
      Лепестками тая на губах.
      От любви не требуют поруки,