Накаляющий песни гвоздь.
      И в одежде празднично белой
      Ждать, когда постучится гость.
      Я учусь, я учусь моим сердцем
      Цвет черемух в глазах беречь,
      Только в скупости чувства греются,
      Когда ребра ломает течь.
      Молча ухает звездная звонница,
      Что ни лист, то свеча заре.
      Никого не впущу я в горницу,
      Никому не открою дверь.
      1918
      --------------------------------------------
      ПЕСНЬ О СОБАКЕ
      Утром в ржаном закуте,
      Где златятся рогожи в ряд,
      Семерых ощенила сука,
      Рыжих семерых щенят.
      До вечера она их ласкала,
      Причесывая языком,
      И струился снежок подталый
      Под теплым ее животом.
      А вечером, когда куры
      Обсиживают шесток,
      Вышел хозяин хмурый,
      Семерых всех поклал в мешок.
      По сугробам она бежала,
      Поспевая за ним бежать...
      И так долго, долго дрожала
      Воды незамерзшей гладь.
      А когда чуть плелась обратно,
      Слизывая пот с боков,
      Показался ей месяц над хатой
      Одним из ее щенков.
      В синюю высь звонко
      Глядела она, скуля,
      А месяц скользил тонкий
      И скрылся за холм в полях.
      И глухо, как от подачки,
      Когда бросят ей камень в смех,
      Покатились глаза собачьи
      Золотыми звездами в снег.
      1915
      --------------------------------------------
      x x x
      Закружилась листва золотая
      В розоватой воде на пруду,
      Словно бабочек легкая стая
      С замираньем летит на звезду.
      Я сегодня влюблен в этот вечер,
      Близок сердцу желтеющий дол.
      Отрок-ветер по самые плечи
      Заголил на березке подол.
      И в душе и в долине прохлада,
      Синий сумрак как стадо овец,
      За калиткою смолкшего сада
      Прозвенит и замрет бубенец.
      Я еще никогда бережливо
      Так не слушал разумную плоть,
      Хорошо бы, как ветками ива,
      Опрокинуться в розовость вод.
      Хорошо бы, на стог улыбаясь,
      Мордой месяца сено жевать...
      Где ты, где, моя тихая радость
      Все любя, ничего не желать?
      1918
      --------------------------------------------
      x x x
      Клюеву
      Теперь любовь моя не та.
      Ах, знаю я, ты тужишь, тужишь
      О том, что лунная метла
      Стихов не расплескала лужи.
      Грустя и радуясь звезде,
      Спадающей тебе на брови,
      Ты сердце выпеснил избе,
      Но в сердце дома не построил.
      И тот, кого ты ждал в ночи,
      Прошел, как прежде, мимо крова.
      О друг, кому ж твои ключи
      Ты золотил поющим словом?
      Тебе о солнце не пропеть
      В окошко не увидеть рая.
      Так мельница, крылом махая,
      С земли не может улететь.
      1918
      --------------------------------------------
      x x x
      По-осеннему кычет сова
      Над раздольем дорожной рани.
      Облетает моя голова,
      Куст волос золотистый вянет.
      Полевое, степное "ку-гу",
      Здравствуй, мать голубая осина!
      Скоро месяц, купаясь в снегу,
      Сядет в редкие кудри сына.
      Скоро мне без листвы холодеть,
      Звоном звезд насыпая уши.
      Без меня будут юноши петь,
      Не меня будут старцы слушать.
      Новый с поля придет поэт,
      В новом лес огласится свисте.
      По-осеннему сыплет ветр,
      По-осеннему шепчут листья.
      1920
      --------------------------------------------
      ПЕСНЬ О ХЛЕБЕ
      Вот она, суровая жестокость,
      Где весь смысл - страдания людей!
      Режет серп тяжелые колосья,
      Как под горло режут лебедей.
      Наше поле издавна знакомо
      С августовской дрожью поутру.
      Перевязана в снопы солома,
      Каждый сноп лежит, как желтый труп.
      На телегах, как на катафалках,
      Их везут в могильный склеп - овин.
      Словно дьякон, на кобылу гаркнув,
      Чтит возница погребальный чин.
      А потом их бережно, без злости,
      Головами стелют по земле
      И цепами маленькие кости
      Выбивают из худых телес.
      Никому и в голову не встанет,
      Что солома - это тоже плоть!..
      Людоедке-мельнице - зубами
      В рот суют те кости обмолоть.
      И, из мелева заквашивая тесто,
      Выпекают груды вкусных яств...
      Вот тогда-то входит яд белесый
      В жбан желудка яйца злобы класть.
      Все побои ржи в припек одрасив,
      Грубость жнущих сжав в духмяный сок,
      Он вкушающим соломенное мясо
      Отравляет жернова кишок.
      И свистят по всей стране, как осень,
      Шарлатан, убийца и злодей...
      Оттого что режет серп колосья,
      Как под горло режут лебедей.
      --------------------------------------------
      ХУЛИГАН
      Дождик мокрыми метлами чистит
      Ивняковый помет по лугам.
      Плюйся, ветер, охапками листьев,
      Я такой же, как ты, хулиган.
      Я люблю, когда синие чащи,
      Как с тяжелой походкой волы,
      Животами, листвой хрипящими,
      По коленкам марают стволы.
      Вот оно, мое стадо рыжее!
      Кто ж воспеть его лучше мог?
      Вижу, вижу, как сумерки лижут
      Следы человечьих ног.
      Русь моя, деревянная Русь!
      Я один твой певец и глашатай.
      Звериных стихов моих грусть
      Я кормил резедой и мятой.
      Взбрезжи, полночь, луны кувшин
      Зачерпнуть молока берез!
      Словно хочет кого придушить
      Руками крестов погост!
      Бродит черная жуть по холмам,
      Злобу вора струит в наш сад,
      Только сам я разбойник и хам
      И по крови степной конокрад.
      Кто видал, как в ночи кипит
      Кипяченых черемух рать?
      Мне бы в ночь в голубой степи
      Где-нибудь с кистенем стоять.
      Ах, увял головы моей куст,
      Засосал меня песенный плен.
      Осужден я на каторге чувств
      Вертеть жернова поэм.
      Но не бойся, безумный ветр,
      Плюй спокойно листвой по лугам.
      Не сотрет меня кличка "поэт",
      Я и в песнях, как ты, хулиган.
      --------------------------------------------
      x x x
      Все живое особой метой
      Отмечается с ранних пор.
      Если не был бы я поэтом,
      То, наверно, был мошенник и вор.
      Худощавый и низкорослый,
      Средь мальчишек всегда герой,
      Часто, часто с разбитым носом
      Приходил я к себе домой.
      И навстречу испуганной маме
      Я цедил сквозь кровавый рот:
      "Ничего! Я споткнулся о камень,
      Это к завтраму все заживет".
      И теперь вот, когда простыла
      Этих дней кипятковая вязь,
      Беспокойная, дерзкая сила
      На поэмы мои пролилась.
      Золотая, словесная груда,
      И над каждой строкой без конца
      Отражается прежняя удаль
      Забияки и сорванца.
      Как тогда, я отважный и гордый,
      Только новью мой брызжет шаг...
      Если раньше мне били в морду,
      То теперь вся в крови душа.
      И уже говорю я не маме,
      А в чужой и хохочущий сброд:
      "Ничего! я споткнулся о камень,
      Это к завтраму все заживет!"
      --------------------------------------------
      x x x
      Мир таинственный, мир мой древний,
      Ты, как ветер, затих и присел.
      Вот сдавили за шею деревню
      Каменные руки шоссе.
      Так испуганно в снежную выбель
      Заметалась звенящая жуть.
      Здравствуй ты, моя черная гибель,
      Я навстречу к тебе выхожу!
      Город, город, ты в схватке жестокой
      Окрестил нас как падаль и мразь.
      Стынет поле в тоске волоокой,
      Телеграфными столбами давясь.
      Жилист мускул у дьявольской выи,
      И легка ей чугунная гать.
      Ну, да что же? Ведь нам не впервые
      И расшатываться и пропадать.
      Пусть для сердца тягуче колко,
      Это песня звериных прав!..
      ... Так охотники травят волка,
      Зажимая в тиски облав.
      Зверь припал... и из пасмурных недр
      Кто-то спустит сейчас курки...
      Вдруг прыжок... и двуногого недруга
      Раздирают на части клыки.
      О, привет тебе, зверь мой любимый!
      Ты не даром даешься ножу!
      Как и ты - я, отвсюду гонимый,
      Средь железных врагов прохожу.
      Как и ты - я всегда наготове,
      И хоть слышу победный рожок,
      Но отпробует вражеской крови
      Мой последний, смертельный прыжок.
      И пускай я на рыхлую выбель
      Упаду и зароюсь в снегу...
      Все же песню отмщенья за гибель
      Пропоют мне на том берегу.
      1921
      --------------------------------------------
      x x x
      Сторона ль ты моя, сторона!
      Дождевое, осеннее олово.
      В черной луже продрогший фонарь
      Отражает безгубую голову.
      Нет, уж лучше мне не смотреть,
      Чтобы вдруг не увидеть хужего.
      Я на всю эту ржавую мреть
      Буду щурить глаза и суживать.
      Так немного теплей и безбольней.
      Посмотри: меж скелетов домов,
      Словно мельник, несет колокольня
      Медные мешки колоколов.
      Если голоден ты - будешь сытым.
      Коль несчастен - то весел и рад.
      Только лишь не гляди открыто,
      Мой земной неизвестный брат.
      Как подумал я - так и сделал,
      Но увы! Все одно и то ж!
      Видно, слишком привыкло тело
      Ощущать эту стужу и дрожь.
      Ну, да что же? Ведь много прочих,
      Не один я в миру живой!
      А фонарь то мигнет, то захохочет
      Безгубой своей головой.
      Только сердце под ветхой одеждой
      Шепчет мне, посетившему твердь:
      "Друг мой, друг мой, прозревшие вежды
      Закрывает одна лишь смерть".
      1921
      --------------------------------------------
      x x x
      Не ругайтесь. Такое дело!
      Не торговец я на слова.
      Запрокинулась и отяжелела
      Золотая моя голова.
      Нет любви ни к деревне, ни к городу,
      Как же смог я ее донести?
      Брошу все. Отпущу себе бороду
      И бродягой пойду по Руси.
      Позабуду поэмы и книги,
      Перекину за плечи суму,
      Оттого что в полях забулдыге
      Ветер больше поет, чем кому.
      Провоняю я редькой и луком
      И, тревожа вечернюю гладь,
      Буду громко сморкаться в руку
      И во всем дурака валять.
      И не нужно мне лучшей удачи,
      Лишь забыться и слушать пургу,
      Оттого что без этих чудачеств
      Я прожить на земле не могу.
      1922
      --------------------------------------------
      x x x
      Не жалею, не зову, не плачу,
      Все пройдет, как с белых яблонь дым.
      Увяданья золотом охваченный,
      Я не буду больше молодым.
      Ты теперь не так уж будешь биться,
      Сердце, тронутое холодком,
      И страна березового ситца
      Не заманит шляться босиком.
      Дух бродяжий! ты все реже, реже
      Расшевеливаешь пламень уст
      О моя утраченная свежесть,
      Буйство глаз и половодье чувств.
      Я теперь скупее стал в желаньях,
      Жизнь моя? иль ты приснилась мне?
      Словно я весенней гулкой ранью
      Проскакал на розовом коне.
      Все мы, все мы в этом мире тленны,
      Тихо льется с кленов листьев медь...
      Будь же ты вовек благословенно,
      Что пришло процвесть и умереть.
      1921
      --------------------------------------------
      x x x
      Я обманывать себя не стану,
      Залегла забота в сердце мглистом.
      Отчего прослыл я шарлатаном?
      Отчего прослыл я скандалистом?
      Не злодей я и не грабил лесом,
      Не расстреливал несчастных по темницам.
      Я всего лишь уличный повеса,
      Улыбающийся встречным лицам.
      Я московский озорной гуляка.
      По всему тверскому околотку
      В переулках каждая собака
      Знает мою легкую походку.
      Каждая задрипанная лошадь
      Головой кивает мне навстречу.
      Для зверей приятель я хороший,
      Каждый стих мой душу зверя лечит.
      Я хожу в цилиндре не для женщин
      В глупой страсти сердце жить не в силе,
      В нем удобней, грусть свою уменьшив,
      Золото овса давать кобыле.
      Средь людей я дружбы не имею,
      Я иному покорился царству.
      Каждому здесь кобелю на шею
      Я готов отдать мой лучший галстук.
      И теперь уж я болеть не стану.
      Прояснилась омуть в сердце мглистом.
      Оттого прослыл я шарлатаном,
      Оттого прослыл я скандалистом.
      1922
      --------------------------------------------
      x x x
      Да! Теперь решено. Без возврата
      Я покинул родные поля.
      Уж не будут листвою крылатой
      Надо мною звенеть тополя.
      Низкий дом без меня ссутулится,
      Старый пес мой давно исдох.
      На московских изогнутых улицах
      Умереть, знать, судил мне бог.
      Я люблю этот город вязевый,
      Пусть обрюзг он и пусть одрях.
      Золотая дремотная Азия
      Опочила на куполах.
      А когда ночью светит месяц,
      Когда светит... черт знает как!
      Я иду, головою свесясь,
      Переулком в знакомый кабак.
      Шум и гам в этом логове жутком,
      Но всю ночь напролет, до зари,
      Я читаю стихи проституткам
      И с бандитами жарю спирт.
      Сердце бьется все чаще и чаще,
      И уж я говорю невпопад:
      "Я такой же, как вы, пропащий,
      Мне теперь не уйти назад".
      Низкий дом без меня ссутулится,
      Старый пес мой давно издох.
      На московских изогнутых улицах
      Умереть, знать, судил мне бог.
      1922
      --------------------------------------------
      x x x
      Снова пьют здесь, дерутся и плачут
      Под гармоники желтую грусть.
      Проклинают свои неудачи,
      Вспоминают московскую Русь.
      И я сам, опустясь головою,
      Заливаю глаза вином,
      Чтоб не видеть в лицо роковое,
      Чтоб подумать хоть миг об ином.
      Что-то всеми навек утрачено.
      Май мой синий! Июнь голубой!
      Не с того ль так чадит мертвячиной
      Над пропащею этой гульбой.
      Ах, сегодня так весело россам,
      Самогонного спирта - река.
      Гармонист с провалившимся носом
      Им про Волгу поет и про Чека.
      Что-то злое во взорах безумных,
      Непокорное в громких речах.
      Жалко им тех дурашливых, юных,
      Что сгубили свою жизнь сгоряча.
      Где ж вы те, что ушли далече?
      Ярко ль светят вам наши лучи?
      Гармонист спиртом сифилис лечит,
      Что в киргизских степях получил.
      Нет! таких не подмять, не рассеять.
      Бесшабашность им гнилью дана.
      Ты, Рассея моя... Рас... сея...
      Азиатская сторона!
      --------------------------------------------
      x x x
      Сыпь, гармоника. Скука... Скука...
      Гармонист пальцы льет волной.
      Пей со мною, паршивая сука,
      Пей со мной.
      Излюбили тебя, измызгали
      Невтерпеж.
      Что ж ты смотришь так синими брызгами?
      Иль в морду хошь?
      В огород бы тебя на чучело,
      Пугать ворон.
      До печенок меня замучила
      Со всех сторон.
      Сыпь, гармоника. Сыпь, моя частая.
      Пей, выдра, пей.
      Мне бы лучше вон ту, сисястую,
      Она глупей.
      Я средь женщин тебя не первую...
      Немало вас,
      Но с такой вот, как ты, со стервою
      Лишь в первый раз.
      Чем вольнее, тем звонче,
      То здесь, то там.
      Я с собой не покончу,
      Иди к чертям.
      К вашей своре собачьей
      Пора простыть.
      Дорогая, я плачу,
      Прости... прости...
      --------------------------------------------
      x x x
      Пой же, пой. На проклятой гитаре
      Пальцы пляшут твои в полукруг.
      Захлебнуться бы в этом угаре,
      Мой последний, единственный друг.
      Не гляди на ее запястья
      И с плечей ее льющийся шелк.
      Я искал в этой женщине счастья,
      А нечаянно гибель нашел.
      Я не знал, что любовь - зараза,
      Я не знал, что любовь - чума.
      Подошла и прищуренным глазом
      Хулигана свела с ума.
      Пой, мой друг. Навевай мне снова
      Нашу прежнюю буйную рань.
      Пусть целует она другова,
      Молодая красивая дрянь.
      Ах постой. Я ее не ругаю.
      Ах, постой. Я ее не кляну.
      Дай тебе про себя я сыграю
      Под басовую эту струну.
      Льется дней моих розовый купол.
      В сердце снов золотых сума.
      Много девушек я перещупал,
      Много женщин в углах прижимал.
      Да! есть горькая правда земли,
      Подсмотрел я ребяческим оком:
      Лижут в очередь кобели
      Истекающую суку соком.
      Так чего ж мне ее ревновать.
      Так чего ж мне болеть такому.
      Наша жизнь - простыня да кровать.
      Наша жизнь - поцелуй да в омут.
      Пой же, пой! В роковом размахе
      Этих рук роковая беда.
      Только знаешь, пошли их ...
      Не умру я, мой друг, никогда.
      --------------------------------------------
      x x x
      Эта улица мне знакома,
      И знаком этот низенький дом.
      Проводов голубая солома
      Опрокинулась над окном.
      Были годы тяжелых бедствий,
      Годы буйных, безумных сил.
      Вспомнил я деревенское детство,
      Вспомнил я деревенскую синь.
      Не искал я ни славы, ни покоя,
      Я с тщетой этой славы знаком.
      А сейчас, как глаза закрою,
      Вижу только родительский дом.
      Вижу сад в голубых накрапах,
      Тихо август прилег ко плетню.
      Держат липы в зеленых лапах
      Птичий гомон и щебетню.
      Я любил этот дом деревянный,
      В бревнах теплилась грозная морщь,
      Наша печь как-то дико и странно
      Завывала в дождливую ночь.
      Голос громкий и всхлипень зычный,
      Как о ком-то погибшем, живом.
      Что он видел, верблюд кирпичный,
      В завывании дождевом?
      Видно, видел он дальние страны,
      Сон другой и цветущей поры,
      Золотые пески Афганистана
      И стеклянную хмарь Бухары.
      Ах, и я эти страны знаю
      Сам немалый прошел там путь.
      Только ближе к родимому краю
      Мне б хотелось теперь повернуть.
      Но угасла та нежная дрема,
      Все истлело в дыму голубом.
      Мир тебе - полевая солома,
      Мир тебе - деревянный дом!
      --------------------------------------------
      x x x
      Годы молодые с забубенной славой,
      Отравил я сам вас горькою отравой.
      Я не знаю: мой конец близок ли, далек ли,
      Были синие глаза, да теперь поблекли.
      Где ты, радость? Темь и жуть, грустно и обидно.
      В поле, что ли? В кабаке? Ничего не видно.
      Руки вытяну - и вот слушаю на ощупь:
      Едем... кони... сани... снег... проезжаем рощу.
      "Эй, ямщик, неси вовсю! Чай, рожден не слабым!
      Душу вытрясти не жаль по таким ухабам".
      А ямщик в ответ одно: "По такой метели
      Очень страшно, чтоб в пути лошади вспотели".
      "Ты, ямщик, я вижу, трус. Это не с руки нам!"
      Взял я кнут и ну стегать по лошажьим спинам.
      Бью, а кони, как метель, снег разносят в хлопья.
      Вдруг толчок... и из саней прямо на сугроб я.
      Встал и вижу: что за черт - вместо бойкой тройки...
      Забинтованный лежу на больничной койке.
      И заместо лошадей по дороге тряской
      Бью я жесткую кровать модрою повязкой.
      На лице часов в усы закрутились стрелки.
      Наклонились надо мной сонные сиделки.
      Наклонились и хрипят: "Эх ты, златоглавый,
      Отравил ты сам себя горькою отравой.
      Мы не знаем, твой конец близок ли, далек ли,
      Синие твои глаза в кабаках промокли".
      --------------------------------------------
      ПИСЬМО К МАТЕРИ
      Ты жива еще, моя старушка?
      Жив и я. Привет тебе, привет!
      Пусть струится над твоей избушкой
      Тот вечерний несказанный свет.
      Пишут мне, что ты, тая тревогу,
      Загрустила шибко обо мне,
      Что ты часто ходишь на дорогу
      В старомодном ветхом шушуне.
      И тебе в вечернем синем мраке
      Часто видится одно и то ж:
      Будто кто-то мне в кабацкой драке
      Саданул под сердце финский нож.
      Ничего, родная! Успокойся.
      Это только тягостная бредь.
      Не такой уж горький я пропойца,
      Чтоб, тебя не видя, умереть.
      Я по-прежнему такой же нежный
      И мечтаю только лишь о том,
      Чтоб скорее от тоски мятежной
      Воротиться в низенький наш дом.
      Я вернусь, когда раскинет ветви
      По-весеннему наш белый сад.
      Только ты меня уж на рассвете
      Не буди, как восемь лет назад.
      Не буди того, что отмечталось,
      Не волнуй того, что не сбылось,
      Слишком раннюю утрату и усталость
      Испытать мне в жизни привелось.
      И молиться не учи меня. Не надо!
      К старому возврата больше нет.
      Ты одна мне помощь и отрада,
      Ты одна мне несказанный свет.
      Так забудь же про свою тревогу,
      Не грусти так шибко обо мне.
      Не ходи так часто на дорогу
      В старомодном ветхом шушуне.
      --------------------------------------------
      x x x
      Я усталым таким еще не был.
      В эту серую морозь и слизь
      Мне приснилось рязанское небо
      И моя непутевая жизнь.
      Много женщин меня любило,
      Да и сам я любил не одну,
      Не от этого ль темная сила
      Приучила меня к вину.
      Бесконечные пьяные ночи
      И в разгуле тоска не впервь!
      Не с того ли глаза мне точит,
      Словно синие листья червь?
      Не больна мне ничья измена,
      И не радует легкость побед,
      Тех волос золотое сено
      Превращается в серый цвет.
      Превращается в пепел и воды,
      Когда цедит осенняя муть.
      Мне не жаль вас, прошедшие годы,
      Ничего не хочу вернуть.
      Я устал себя мучить бесцельно,
      И с улыбкою странной лица
      Полюбил я носить в легком теле
      Тихий свет и покой мертвеца...
      И теперь даже стало не тяжко
      Ковылять из притона в притон,
      Как в смирительную рубашку,
      Мы природу берем в бетон.
      И во мне, вот по тем же законам,
      Умиряется бешеный пыл.
      Но и все ж отношусь я с поклоном
      К тем полям, что когда-то любил.
      В те края, где я рос под кленом,
      Где резвился на желтой траве,
      Шлю привет воробьям, и воронам,
      И рыдающей в ночь сове.
      Я кричу им в весенние дали:
      "Птицы милые, в синюю дрожь
      Передайте, что я отскандалил,
      Пусть хоть ветер теперь начинает
      Под микитки дубасить рожь".
      --------------------------------------------
      x x x
      Этой грусти теперь не рассыпать
      Звонким смехом далеких лет.
      Отцвела моя белая липа,
      Отзвенел соловьиный рассвет.
      Для меня было все тогда новым,
      Много в сердце теснилось чувств,
      А теперь даже нежное слово
      Горьким плодом срывается с уст.
      И знакомые взору просторы
      Уж не так под луной хороши.
      Буераки... пеньки... косогоры
      Обпечалили русскую ширь.
      Нездоровое, хилое, низкое,
      Водянистая, серая гладь.
      Это все мне родное и близкое,
      От чего так легко зарыдать.
      Покосившаяся избенка,
      Плач овцы, и вдали на ветру
      Машет тощим хвостом лошаденка,
      Заглядевшись в неласковый пруд.
      Это все, что зовем мы родиной,
      Это все, отчего на ней
      Пьют и плачут в одно с непогодиной,
      Дожидаясь улыбчивых дней.
      Потому никому не рассыпать
      Эту грусть смехом ранних лет.
      Отцвела моя белая липа,
      Отзвенел соловьиный рассвет.
      --------------------------------------------
      x x x
      Мне осталась одна забава:
      Пальцы в рот - и веселый свист.
      Прокатилась дурная слава,
      Что похабник я и скандалист.
      Ах! какая смешная потеря!
      Много в жизни смешных потерь.
      Стыдно мне, что я в бога верил.
      Горько мне, что не верю теперь.
      Золотые, далекие дали!
      Все сжигает житейская мреть.
      И похабничал я и скандалил
      Для того, чтобы ярче гореть.
      Дар поэта - ласкать и карябать,
      Роковая на нем печать.
      Розу белую с черною жабой
      Я хотел на земле повенчать.
      Пусть не сладились, пусть не сбылись
      Эти помыслы розовых дней.
      Но коль черти в душе гнездились
      Значит, ангелы жили в ней.
      Вот за это веселие мути,
      Отправляясь с ней в край иной,
      Я хочу при последней минуте
      Попросить тех, кто будет со мной,
      Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
      За неверие в благодать
      Положили меня в русской рубашке
      Под иконами умирать.
      --------------------------------------------
      x x x
      Заметался пожар голубой,
      Позабылись родимые дали.
      В первый раз я запел про любовь,
      В первый раз отрекаюсь скандалить.
      Был я весь - как запущенный сад,
      Был на женщин и зелие падкий.
      Разонравилось пить и плясать
      И терять свою жизнь без оглядки.
      Мне бы только смотреть на тебя,
      Видеть глаз злато-карий омут,
      И чтоб, прошлое не любя,
      Ты уйти не смогла к другому.
      Поступь нежная, легкий стан,
      Если б знала ты сердцем упорным,
      Как умеет любить хулиган,
      Как умеет он быть покорным.
      Я б навеки забыл кабаки
      И стихи бы писать забросил,
      Только б тонко касаться руки
      И волос твоих цветом в осень.
      Я б навеки пошел за тобой
      Хоть в свои, хоть в чужие дали...
      В первый раз я запел про любовь,
      В первый раз отрекаюсь скандалить.
      1923
      --------------------------------------------
      x x x
      Ты такая ж простая, как все,
      Как сто тысяч других в России.
      Знаешь ты одинокий рассвет,
      Знаешь холод осени синий.
      По-смешному я сердцем влип,
      Я по-глупому мысли занял.
      Твой иконный и строгий лик
      По часовням висел в рязанях.
      Я на эти иконы плевал,
      Чтил я грубость и крик в повесе,
      А теперь вдруг растут слова
      Самых нежных и кротких песен.
      Не хочу я лететь в зенит,
      Слишком многое телу надо.
      Что ж так имя твое звенит,
      Словно августовская прохлада?
      Я не нищий, ни жалок, ни мал
      И умею расслышать за пылом:
      С детства нравиться я понимал
      Кобелям да степным кобылам.
      Потому и себя не сберег
      Для тебя, для нее и для этой.
      Невеселого счастья залог
      Сумасшедшее сердце поэта.
      Потому и грущу, осев,
      Словно в листья в глаза косые...
      Ты такая ж простая, как все,
      Как сто тысяч других в России.
      1923
      --------------------------------------------
      x x x
      Пускай ты выпита другим,
      Но мне осталось, мне осталось
      Твоих волос стеклянный дым
      И глаз осенняя усталость.
      О возраст осени! Он мне
      Дороже юности и лета.
      Ты стала нравиться вдвойне
      Воображению поэта.
      Я сердцем никогда не лгу,
      И потому на голос чванства
      Бестрепетно сказать могу,
      Что я прощаюсь с хулиганством.
      Пора расстаться с озорной
      И непокорною отвагой.
      Уж сердце напилось иной,
      Кровь отрезвляющею брагой.
      И мне в окошко постучал
      Сентябрь багряной веткой ивы,
      Чтоб я готов был и встречал
      Его приход неприхотливый.
      Теперь со многим я мирюсь
      Без принужденья, без утраты.
      Иною кажется мне Русь,
      Иными - кладбища и хаты.
      Прозрачно я смотрю вокруг
      И вижу, там ли, здесь ли, где-то ль,
      Что ты одна, сестра и друг,
      Могла быть спутницей поэта.
      Что я одной тебе бы мог,
      Воспитываясь в постоянстве,
      Пропеть о сумерках дорог
      И уходящем хулиганстве.
      1923
      --------------------------------------------
      x x x
      Дорогая, сядем рядом,
      Поглядим в глаза друг другу.
      Я хочу под кротким взглядом
      Слушать чувственную вьюгу.
      Это золото осеннее,
      Эта прядь волос белесых
      Все явилось, как спасенье
      Беспокойного повесы.
      Я давно мой край оставил,
      Где цветут луга и чащи.
      В городской и горькой славе
      Я хотел прожить пропащим.
      Я хотел, чтоб сердце глуше
      Вспоминало сад и лето,
      Где под музыку лягушек
      Я растил себя поэтом.
      Там теперь такая ж осень...
      Клен и липы в окна комнат,
      Ветки лапами забросив,
      Ищут тех, которых помнят.
      Их давно уж нет на свете.
      Месяц на простом погосте
      На крестах лучами метит,
      Что и мы придем к ним в гости,
      Что и мы, отжив тревоги,
      Перейдем под эти кущи.
      Все волнистые дороги
      Только радость льют живущим.
      Дорогая, сядь же рядом,
      Поглядим в глаза друг другу.
      Я хочу под кротким взглядом
      Слушать чувственную вьюгу.
      1923
      --------------------------------------------
      x x x
      Мне грустно на тебя смотреть,
      Какая боль, какая жалость!
      Знать, только ивовая медь
      Нам в сентябре с тобой осталась.
      Чужие губы разнесли
      Твое тепло и трепет тела.
      Как будто дождик моросит
      С души, немного омертвелой.
      Ну что ж! Я не боюсь его.