Джексон зашел умыться. В доме была и ванная, и горячая вода. Плохо только, что дверь санузла изнутри не запиралась. Прислушавшись к доносящимся звукам – в коридоре Кальян разговаривал по телефону, а его бойцы в комнате резались в карты, – Джексон включил воду и достал из кармана брелок. Теперь можно было не опасаться, что ошибешься и нажмешь не ту кнопку. Он придавил пластмассовый кругляшок пальцем и несколько секунд подержал. Очень хотелось надеяться, что устройство работает.
      Выключив воду, Джексон ушел в отведенную им с Лютым комнату. Лютый лежал на топчане и вроде бы спал. Джексон пристроился с другого края, накрылся пледом.
      А Кальян продолжал разговаривать по телефону.
      – Да… Да… Все по плану. Только не проспите, бойцы невидимого фронта!
      В кабинете Большого дома на Литейном, 4, Саблин докладывал генералу Крюкову:
      – Он говорит, все по плану.
      Крюков выдержал паузу и сурово кивнул:
      – Берите «Град» и выдвигайтесь. Теперь все в ваших руках.
      – Понял.
      – Надеюсь на вас, Антон Сергеевич. Удачи!
      Когда Саблин вышел, генерал посмотрел на портрет Дзержинского на стене:
      – И не говори ничего под руку!
      Железный Феликс, конечно, не отвечал. Но взгляд у него был недовольный.
      У себя дома, закончив письмо, Полковник посмотрел на фотографию сына, стоявшую в рамке на столе.
      Как же так?
      А вот так. Этим и должно было кончиться. Закономерный итог всей его жизни.
      Полковник это понимал. И об этом написал в прощальном письме. Он старался быть лаконичным и ограничиваться только фактами. Про Координатора, про приказы, про ликвидации.
      Хотелось надеяться, что его исповедь не пропадет даром. Расследованием займется комиссия; и пусть в ней и не окажется честных и непредвзятых людей (их в комиссии не назначают), но попадутся такие, которые заинтересованы свалить Координатора и тех, кто командует им. Если они возьмутся как следует, то сумеют все раскрутить.
      Полковник положил письмо в конверт и позвал майора, который ждал на кухне.
      – Вопросы по встрече груза есть?
      – Никак нет, товарищ полковник.
      – Берите людей и езжайте.
      – Степан Дмитриевич, это была трагическая случайность… – Гасилов не уставал повторять это всю дорогу от больницы до дома Полковника.
      – Калининградская операция…
      Гасилов не понял:
      – Что?
      – Там то же самое получилось. Выполняйте приказ. Об исполнении доложите в Москву по известному вам каналу.
      Гасилов замялся, как будто хотел еще что-то сказать, но ушел, так и не сказав ничего.
      Глядя на фотографию сына – она была сделана летом, сразу после вступительных экзаменов, и сын улыбался, не подозревая, что жить ему осталось меньше ста дней, – Полковник дождался, когда за майором захлопнется входная дверь. Потом достал из ящика стола пистолет.
      Это был девятимиллиметровый «кольт коммандер» с глушителем, который Полковник привез из Афгана и из которого один моджахед пытался продырявить Полковнику голову. В тот раз Полковник оказался сильнее…
      Полковник приставил ствол к виску, глубоко вдохнул и, продолжая глядеть на фотографию сына, нажал спуск.
      Услышав звук упавшего тела, из коридора заглянул Гасилов – почувствовав при последнем разговоре неладное, он имитировал свой уход и остался дождаться развязки.
      Убедившись, что Полковник мертв, Гасилов отыскал прощальное письмо. Прочитал. Что ж, чего-то подобного он и ждал…
      С такой бумагой выходить на улицу опасно. Мало ли, что может случиться и к кому она попадет.
      Гасилов сжег письмо в туалете, и пепел спустил в унитаз.

      Джексону удалось задремать.
      Когда он проснулся, Лютый уже тоже не спал. Лежал и молча смотрел на него.
      – Пойду, покурю, – Джексон поднялся.
      В большой комнате три бойца продолжали все так же резаться в карты. Кто-то крупно выигрывал: перед ним лежала кипа мятых банкнот. Кальяна не было видно.
      Джексон встал у крыльца, закурил. Ночь была теплой, тихой. Все небо усыпано звездами.
      Не прошло полминуты, как вышел Лютый. С независимым видом встал рядом, щелкнул своей зажигалкой.
      Постояли, покурили, искоса поглядывая друг на друга. Джексон спросил:
      – Как же ты, Гриша, скурвился?
      – Да так получилось. А ты?
      Джексон усмехнулся:
      – Так же примерно.
      Больше говорить было не о чем, и пока не появился Кальян, они стояли молча.
      Кальян вышел из дома, потягиваясь и широко улыбаясь:
      – Ну что, орлы, по коням? Покажем, на что мы способны?
      Поехали в микроавтобусе, который, оказывается, все это время ждал своего часа в сарае около дома. За руль сел один из безымянных бойцов. Кальян расстегнул большую спортивную сумку и раздал пистолеты. Оружие было разное, как иностранное, так и отечественное. Джексону достался «ТТ». Может быть, тот же самый, из которого он валил Спеца. Джексон проверил патроны, передернул затвор. Сунул пистолет за ремень. Подумал: если бы его собирались сразу убить, то пистолет бы не дали. Уже хорошо.
      – Чем меньше шума, тем лучше, – напомнил Кальян, убирая под сиденье опустевшую сумку.
      – А если нашумим? – спросил Гриша. – Приедут менты. А груз тяжелый, его так быстро на машину не перекидаешь.
      – Успеем. Мои ребята сейчас на Охте небольшой бой устроят. Все менты туда стянутся. У нас время будет.
      – Мы одни будем встречать? Никто под ногами мешаться не станет?
      Кальян посмотрел на Джексона, который задал этот вопрос:
      – Все продумано. Встречать будут, но в другом месте. А там, куда мы едем, никого нет. В машине около Ладожского вокзала майор Гасилов ждал результатов разведки.
      Доложил один из взводных, высокий сухопарый капитан, на котором любая гражданская одежда всегда смотрелась, как с чужого плеча:
      – По всему периметру спецназ. Похоже, ФСБ – их прикид. Снимаемся?
      – Будем встречать груз, как приказано.
      Капитан подумал, что ослышался:
      – С «Градом» воевать? Там ребята серьезные.
      – Мы тоже не дети. Свяжись с летунами, скажи, нужна вертушка с боекомплектом.
      – В центре города?
      – Выполняйте приказ.
      Капитан отошел от машины. Он участвовал во многих спецоперациях, в том числе, в пресловутой Калининградской, но теперешняя, похоже, грозила превзойти их все своим размахом. Что ж за груз-то такой, если командование готово развязать полномасштабные боевые действия в мирном городе?
      Впрочем, все эти вопросы не помешали капитану выйти на связь с вертолетчиками и запросить помощь.
      Поддержка была обещана. Дежурный, выдавая Шилову автомат, усмехнулся:
      – Ты чего, в Ирак собрался на ночь глядя?
      – Типа того.
      – Тебя, кстати, только что Глотов искал.
      – Перебьется.
      – Бажанова убили. Еще днем, в каком-то такси. Сначала думали, простая мокруха, местное РУВД само справится, а потом ксиву нашли. Сейчас такая паника начнется.
      – Не сомневаюсь. Скажи Глотову, что я поехал на место. Работать по горячим следам. Если он меня там не найдет, значит, я уже по следу иду. Пока, Дмитрич!
      Когда Шилов садился в машину, зазвонил телефон. Он подумал, что это, может быть, Джексон, наконец проявился. Но на дисплее высвечивался номер Глотова.
      – Абонент не отвечает, потому что не хочет. Не надо оставлять свои сообщения, – сказал ему Шилов и, секунду понаслаждавшись растерянной тишиной, дал отбой.
      Больше Глотов не позвонил.
      Из главка Шилов поехал домой.
      Ехал и думал: а может, не надо? Придется объясняться с Юлей. Она будет задавать много вопросов и, что бы он ни ответил, все равно не поймет. Не захочет понять.
      Но объясняться с ней не пришлось. В квартире был выключен свет, на зеркале висела записка: «Я ушла». Ее вещей на вешалке не было. Как не было и еще чего-то, нематериального, что создавало дома ее присутствие.
      Шилов молча снял записку с зеркала, поискал, куда ее положить, и пристроил на полку с расческами. Прошел на кухню. Достал из холодильника пакет молока, налил стакан, выпил. Потом, в комнате, переоделся в спортивный костюм. Проверил оба пистолета – именную «беретту» и табельный «ПМ». Выложил из карманов все лишнее, оставил только документы, бумажные деньги, телефон, складной нож. Упаковал автомат в спортивную сумку. Что еще? Все.
 
Выходя из квартиры, зачем-то заново прочитал записку.
Я ушла…
Что ж, вовремя.
Из машины позвонил в дежурку ГАИ:
 
      – Привет, опять я. Проверь, пожалуйста, «Лексус» все там же?
      «Лексус» был там же, в поселке Тярлево. От дома Романа – около сорока километров.
      Вечерние пробки уже рассосались, со светофорами повезло, гаишники не остановили за превышение скорости. Роман долетел быстро. И так же быстро нашел нужный дом: на углу Садовой и Кленовой их был четыре, но во дворе одного стоял знакомый «Лэндкрузер» Кальяна, и это решило вопрос. Свет в доме горел, время от времени на занавесках мелькали тени.
      Роман переставил «Фольксваген» так, чтобы при выезде из двора дома он не бросался в глаза, и стал ждать. Посидев в «Фольксвагене» минут десять и перекурив, он выходил и наблюдал за домом через щель в штакетнике. Потом возвращался в машину. Потом опять – к дому.
      Так прошло часа три, пока, в очередной раз присев у штакетника, Шилов не увидел Джексона и Лютого. Они курили у крыльца дома и разговаривали.
      Значит, Лютый… Что ж, Роман давно начал его подозревать. Надо полагать, что и Шахида он застрелил не случайно. Боялся, что тот развяжет язык на допросах. Хотя… «Наружку»-то за Шахидом выставили по его, Гриши, заданию. Что-то не складывается.
      Из дома вышел Кальян. Шилов не расслышал его слов, но после них Джексон с Лютым бросили сигареты, и Лютый остался на улице, а Джексон скрылся в доме. Через полминуты он вернулся, теперь на голове у него была кепка. Как обычно – козырьком слегка набок.
      Значит, куда-то собрались.
      «Груз встречаю вечер.».
      Началось!
      Отпустив микроавтобус подальше, Роман осторожно двинулся следом. Главное – не засветиться. Если и оторвутся, то далеко не уйдут, у Джексона в кармане брелок, который пеленгует дежурная часть.
      Шилов позвонил в дежурку, проверил. Ему сообщили, что объект движется.
      Еще бы сообщили, куда…

      Микроавтобус приехал не на Ладожский вокзал, где готовились сцепиться за груз два спецназа, военный и ФСБ, а на товарную станцию, куда утром Кальян возил Джексона. Заехали через какие-то грузовые ворота. В будке около них вместо вахтера сидели два крепких парня, которые открыли ворота, а потом сели в автобус.
      – Резерв ставки! – пояснил Кальян остальным.
      По территории ехали медленно и недолго. Остановились в каком-то темном углу. Кальян быстро распорядился:
      – Груз уже стоит у эстакады. Кладем охрану и перекидываем его в грузовик. Ты, – он указал на парня, единственного из всех вооруженного не пистолетом, а снайперской винтовкой, – займи позицию. Вы, – теперь указание адресовалось двум новеньким, – прикрываете. Остальные со мной. Пароль – «Пешавар».
      Шли, не таясь. Кальян – первым, остальные за ним.
      Грузовой вагон и платформа, загруженная чем-то сыпучим, одиноко стояли вдоль разгрузочной эстакады. На крыше вагона лежал пулеметчик с РПК ( 7,62 мм ручной пулемет Калашникова на сошках.) Издалека заметив приближающуюся группу, он взял рацию и доложил старшему:
      – Бахтик, я – Сокол. Вижу пять человек.
      Дверь вагона с грохотом отодвинулась, на эстакаду спрыгнул таджик – тот самый, который звонил Кальяну.
      Выпустив его, дверь встала на место.
      – Кого тут черти носят? – с акцентом крикнул он, когда группа во главе с Кальяном подошла достаточно близко.
      В голосе чувствовалось волнение: по плану, груз должны были забирать днем, а то и следующей ночью, но никак не сегодня. Если план изменился, почему их не предупредили? Обычное русское разгильдяйство?
      – Салям, бародар! – ответил Кальян, и таджик слегка успокоился: он узнал характерные интонации человека, с которым говорил по телефону.
      Кальян и двое остались стоять, Джексон и Лютый, как и было условлено, приблизились к таджику.
      – Пешавар, – сказал Лютый то, что был должен сказать.
      А потом сделал то, чего никто не ожидал.
      С криком «Засада!» он, выхватив пистолет, прыгнул к таджику и, локтевым сгибом сжав его горло, встал сзади, после чего открыл стрельбу.
      Он целился в Кальяна, но тот успел среагировать. Упал на асфальт эстакады, откатился. Досталось водителю микроавтобуса, который стоял сзади него. Водитель схватился за живот, упал на колени и с протяжным стоном повалился набок. Дернулся, выпрямил ноги. Затих.
      Джексон, который был к Лютому ближе всех, поступил так же, как и Кальян. Но он, похоже, не интересовал Лютого. Как не интересовал Гришу и безымянный боец, растерянно присевший на корточки прямо там, где стоял. Прикрываясь безуспешно вырывающимся таджиком, Лютый несколько раз выстрелил по Кальяну. Пули выбили искры из асфальта у его ног, но не зацепили.
      Кальян открыл ответную стрельбу, и таджик сразу перестал вырываться – на груди расплылись темные пятна, он дернулся и обмяк. Держать стало тяжело, Лютый бросил его и нырнул под вагон. Кальян стрельнул вдогонку – пуля с визгом срикошетила от металла и унеслась в темноту.
      Пулеметчик не успел вступить в бой. Он не очень понимал, что случилось, но приготовился расстрелять всех чужаков. Они были как на ладони, и РПК разметал бы их в долю секунды, но затаившийся где-то сбоку и наверху невидимый снайпер аккуратно снял его одним выстрелом, и таджик, намертво сжав рукоять пулемета, ткнулся лбом в железную крышу вагона.
      Бахтик и второй, остававшийся в вагоне охранник, открыли дверь. Наверное, они думали, что замкнутое пространство вагона может обернуться ловушкой и что на улице у них больше шансов. Напрасно: как только они нарисовались на фоне дверного проема, их тут же уработали в пять стволов. Бахтика снял тот же снайпер, по второму стреляли Кальян, двое неизвестно откуда подскочивших «резервных» и оправившийся от первого шока безымянный боец.
      «Резервные» запрыгнули в вагон. Столкнули труп Бахтика, лежавшего на самом краю, через второго перешагнули. Крикнули:
      – Тут никого!
      Крикнули и собирались спуститься обратно, но Лютый, незаметно подобравшийся снизу, внезапно выпрямился в проеме между вагоном и эстакадой, как раз перед ними, и тремя выстрелами снизу прикончил обоих.
      И Кальян, и снайпер среагировали на появление Лютого одновременно, но Гриша исчез так же быстро, как появился, а вывалившиеся из дверного проема трупы «резервных» прикрыли его отступление.
      – Уберите его, быстро! – заорал Кальян.
      Джексон видел, как промелькнула за колесными парами желтая куртка Лютого, и мог бы попытаться попасть, но промедлил. Похоже, Лютый если и не на его стороне, то уж всяко ведет игру, которая идет вразрез с планом Кальяна. А как говорят на востоке, враг моего врага – мой друг…
      Из темноты с автоматом в руках неожиданно выскочил Шилов.
      Ближе всех к нему оказался безымянный боец. Он среагировал на удивление быстро и выстрелил, не целясь, от бедра.
      Шилов присел и дал короткую очередь. Противник упал, пистолет вылетел из руки и, проскользив по асфальту, упал на рельсы.
      Кальян выстрелил в Шилова. Получив в ответ автоматную очередь, которая только чудом не задела его, он прыгнул с эстакады и отбежал к заброшенным темным амбарам. Еще одна очередь прошла далеко в стороне – Шилов уже не видел его и стрелял наугад.
      Джексон бросился вслед за Кальяном. У него было преимущество – Кальян отвлекся на Шилова и меньше смотрел по сторонам. Кроме того, утром Джексон хорошо запомнил расположение этих амбаров и наваленного около них барахла: пустых ящиков, запчастей, старых колес, ржавого шасси от грузовика.
      За какую-то железяку Кальян и зацепился ногой, выдав свое ме стонахождение. Затаив дыхание, Джексон присел, присмотрелся. Он не видел, но чувствовал, что Кальян, нашумев, застыл на одном месте. Откуда был звук? Примерно сориентировавшись, Джексон бесшумно прокрался вдоль стены амбара.
      Вот он. Есть!
      Кальян стоял спиной, в полный рост, и смотрел на эстакаду.
      Бери – не хочу.
      Джексон примерился, встал поудобнее. Расслабил, напряг и снова расслабил руку с оружием.
      Кальян что-то почувствовал и стал оборачиваться.
      Джексон ему помог, негромко сказав:
      – Эй, братишка.
      Кальян развернулся. Мгновенно оценив ситуацию, понял, что выстрелить не успевает – пистолет Джексона был уже поднят и нацелен ему в грудь. Расстояние – меньше десяти метров. Только слепой промахнется.
      И все-таки он попробовал.
      Джексон выстрелил раньше. Три выстрела слились в один, и Кальян упал на спину.
      Джексон подошел, присел на корточки, стволом «ТТ» передвинул повыше козырек кепки.
      Кальян был еще жив. Кровь текла из трех ран на груди, и силы уходили с каждой каплей, но Кальян сумел приподнять голову, сконцентрировать взгляд на Джексоне и внятно, с горечью прошептать:
      – А жаль…
      Джексон искренне отозвался:
      – Мне тоже.
      Голова задрожала, взгляд помутнел. С тяжелым звуком затылок коснулся земли, и для Кальяна все кончилось…
      …У одного из убитых из кармана вывалился сотовый телефон. Лютый подобрал его и, пробежав под эстакадой, выбрался к заброшенному административному корпусу. Остановился, прислушался. Вроде никого рядом нет. Набрал номер диспетчера:
      – Это пятый. Срочно нужна помощь. Да, мы не на Ладожском вокзале, он всех обманул… Жду!
      …Джексон закрыл Кальяну глаза.
      Подбежал Шилов:
      – Джексон, ты живой?
      – А что со мной будет!
      – Сколько этих осталось?
      – Снайпер где-то засел. И Лютый тут ползает.
      – Он и есть кальяновский казачок?
      – Не уверен. Его живым надо брать, он какие-то свои темы мутит.
      – Смотри! – Шилов вскинул к плечу автомат, одновременно указывая Джексону направление и прицеливаясь.
      Метрах в пятидесяти от них по крыше двухэтажного пакгауза убегал человек, хорошо видимый в свете луны. В руке он держал что-то длинное, похоже, винтовку. И словно почувствовав, что за ним смотрят, бросил винтовку и припустил, торопясь добраться до лестницы.
      – Черт с ним, не до него, – тучи уже закрывали луну, и Роман опустил автомат, решив не тратить понапрасну патроны. – Где Лютый?
      – Давай, Георгич, ты туда. А я с этой стороны его попробую прихватить. – Джексон указал направления. – Чувствую, он не побежит. Его тут что-то держит.
      Они разошлись.
      Через три минуты Джексон увидел Лютого. Тот крался вдоль кирпичной стены административного здания, отбрасывая на нее искаженную тень с выставленным вперед кривым пистолетом. Если без стрельбы, то было всего два варианта: или попытаться обежать здание с другой сторону и ждать спереди, когда Лютый дойдет до угла, или попробовать достать его сверху. Лестница была рядом, и Джексон быстро взобрался на плоскую крышу. Пробежал вдоль края, остановился, примерился. Пропустил Лютого чуть вперед и прыгнул ему на плечи.
      Пистолет Лютый выронил, но внезапность атаки и утрата оружия не сказались на ярости его сопротивления. Он оказался намного сильнее, чем можно было предположить по внешнему виду, и дрался умело. Подмяв его под себя, Джексон нанес несколько сильных ударов в лицо, но Лютый сумел как-то вывернуться и сам прижал противника к земле. Джексон ударил его головой, и опять-таки этот удар, которым можно было расколоть кирпичную стену, не произвел ожидаемого эффекта. Лютый дважды врезал локтем, а потом вцепился Джексону в горло. Джексон ударил его пальцами по глазам. Лютый с криком отдернул голову, но не ослабил хватки на горле.
      Подбежавший Шилов с маху засадил Лютому по голове прикладом «калашникова». Лютый упал набок, но тут же попробовал встать. Правда, движения утратили силу и координацию, так что удалось сковать его запястья наручниками и усадить спиной к кирпичной стене.
      После этого он больше не пробовал сопротивляться. Сидел, опустив голову и сплевывая кровь.
      Шилов подумал: ждет он, что ли, чего-то?
      – Ты чего ждешь, Гриня?
      Лютый пожал плечами.
      Роман передал Джексону автомат, созвонился с дежуркой. Выслушав ответ Дмитрича, чертыхнулся:
      – Не ночь, а сумасшедший дом. На Охте большой переполох, всех туда погнали. Придется подождать.
      – Это Кальяна отвлекуха.
      – Это что ж за груз-то такой, что столько сил брошено? – спросил Роман Лютого.
      – Одна тонна героина, – не поднимая головы, ответил Лютый.
      – Ого! Больше ничего не хочешь сказать?
      – Пока нет. Может быть, позже.
      Послышался приближающийся топот ног, и из темноты выскочили трое постовых в форме. Вид у них был не слишком уверенный, хотя старший маленькой группы и крикнул довольно задиристо:
      – Всем стоять, руки вверх! Транспортная милиция!
      – Уголовный розыск, – Шилов показал ксиву. – Вовремя вы. Нет, чтобы раньше…
      Лютый первым обратил внимание на шум вертолета. Поднял голову, посмотрел в небо. «Вертушка» быстро приближалась, идя на маленькой высоте. Когда грохот двигателей стал совсем оглушающим, на борту вспыхнул мощный прожектор, и, усиленная мегафоном, прозвучала команда:
      – Всем оставаться на местах! Оружие на землю. Касается всех, милиции тоже.
      В подтверждение прозвучала длинная пулеметная очередь. Пули высекли кирпичную крошку из стены здания, разорвали асфальт под ногами. Никого не задело, но получилось убедительно.
      – Это был предупредительный! – объявил тот же уверенный голос. – Считаю до трех, и открываю огонь на поражение.
      …Под бокситной рудой на платформе оказалось шесть металлических бочек. Командовал разгрузкой лично Гасилов. Солдаты переносили бочки в фургон шестьдесят шестого «газона» с опознавательными знаками военной медслужбы. Менты, сцепленные друг с другом наручниками, стояли у кирпичной стены под наблюдением двух автоматчиков.
      Лютого военные освободили сразу же, как высадились из вертолета. По тому, как Гриня общался с майором Гасиловым, было понятно, что в этих играх у него одна из главных ролей.
      – Надо было все-таки его завалить, – вздохнул Джексон. – В другой бы раз они так не шутили.
      Когда погрузка бочек закончилась и «шестьдесят шестой» в сопровождении «УАЗа» и «Волги» уехал, Лютый подошел и освободил Шилова. Остальные остались стоять у стены, а его Лютый отозвал с собой в сторону.
      – Ну и кто ж ты такой будешь, Гриша? – спросил Шилов, когда они остановились.
      – А тебе что, это очень важно?
      – Честно говоря, нет. Просто интересно, с кем мы схлестнулись.
      – Ну, скажем так, с государством.
      Лютый угостил сигаретой. Шилов закурил, пару раз глубоко затянулся. Лютый продолжил:
      – До нас дошла информация, что Кальян решил наложить лапу на груз, который очень важен для нашего государства.
      – Наше государство теперь торгует наркотой?
      Вопрос задел Лютого за живое, и он довольно эмоционально ответил:
      – Наше государство занимается политикой. А иногда для этой политики необходимо, чтобы тонна арабского героина была задержана в какой-нибудь благополучной европейской стране. И эта тонна должна туда дойти любой ценой.
      – Что ж вы раньше-то Кальяна не грохнули?
      – По договоренности с отправителем он обеспечивал безопасность транзита до нашей границы. Так что раньше времени его трогать было нельзя. К тому же, есть еще много нюансов, которые тебе знать не надо.
      – Бажанов, например?
      Лютый не ответил, но как-то так поморщился, что Шилов и без слов в общем-то понял ответ: Бажанов спутался с Кальяном и, вместо того, чтобы действовать в интересах своей конторы, повел двойную игру.
      – Как ты теперь на работе будешь отписываться? – спросил Шилов, и тут же понял, что вопрос получился не слишком удачным: какая, на хрен, «работа»?
      Однако Лютый ответил:
      – Я там больше не появлюсь. Я в арнаутовский отдел устроился, чтобы под вербовку Кальяна попасть. Ведь до последнего момента только ему было известно, когда и куда придет груз.
      – Выходит, он тебя почти сделал?
      – Выходит, почти.
      – Выходит, и Шахида, и его жену ты замочил?
      Лютый помолчал, прежде чем дать ответ:
      – Кальян устроил мне проверку. Я должен был зарабатывать очки.
      – Ну и черт же ты!
      – А ты ангел? Шилов, оперов в белых перчатках не бывает… Ладно, вот ключи от наручников, раскуешь своих, когда мы уедем. А вот ключи от квартиры: отдай их Пашке, я ее до Нового года снял, пусть поживет. Он хороший парень, взял бы ты его в свой отдел. Из него толк получится.
      – Шел бы ты, Джеймс Бонд!
      – Хм… Ладно, пока, Шилов. И сам понимаешь: не говори никому ничего. Не поверят.

      Осень почти закончилась, красота пожухла, не сегодня-завтра обещали снег. Было сыро и тоскливо. Несмотря на это, на пикник собрались все, кроме Фрола, которому пришлось остаться дежурить в отделе.
      Шилов. Василевский – уже без бинтов, но все еще с пластырем на голове. Егоров и Сапожников – на костылях. Сильно похудевший и осунувшийся после стационарного лечения Скрябин. Джексон. Ольга.
      С Егоровым приехала жена. Со Скрябиным – Татьяна Кожурина. Все восприняли ее появление как должное, хотя до самого последнего момента Стас никого не предупреждал, что будет не один.
      Когда разжигали в мангале огонь, достали пачку газет, привезенных с собой. Среди них была ведомственная, с некрологом на первой странице: «В дорожно-транспортном происшествии трагически погиб старший оперуполномоченный…» и фотографией Лютого. Газета была старая, прошлого месяца – вышла через два дня после событий на станции. Согласно официальной версии, Лютый взял краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам и уехал к родне на Украину. Там погиб, там его и похоронили. Никто из питерских на похоронах не присутствовал и тела не видел.
      Джексон тогда спросил у Романа:
      – Может, они его на самом деле того? Может, у них в конторе так принято выводить из операции?
      – Сначала бы нас с тобой «вывели»…
      Пикник был своего род «отвальной» Шилова, его снимали с должности начальника отдела – Глотов подсуетился. Хотя и без Глотова, в общем, хватало причин.
      Что будет делать дальше, Роман не решил.
      Останется в отделе простым опером, или…
      – Если ты уйдешь из отдела, это будет глупо, – сказал Стас.
      – Не боись. Я опером был, опером и останусь. – Шилов поднял стакан. – Начальники приходят и уходят, а работа остается. Будем!
      Все выпили, помолчали. В наступившей тишине послышался далекий крик улетающих журавлей. Оставалось дожидаться весны.