Кальян привез Джексона и Лютого в пригородный поселок и тормознул перед огороженным штакетником участком с деревянным домом. В первый момент Джексону показалось, что это тот самый дом, в котором он застрелил Спеца, но, присмотревшись он убедился в ошибке. И поселок другой – поменьше размером, чем тот, и побогаче, и дом совсем не похожий. Общего у них только крытая шифером двускатная крыша с прямоугольной трубой и низенькое крыльцо перед дверью.
      Присмотревшись, Кальян процитировал строчки из школьной поэмы:
      – Чапаев не слышит, чапаевцы спят, дозор боевой неприятелем снят, – и направил «Лэндкрузер» прямо на широкую калитку.
      Она была не заперта и легко распахнулась, пропуская машину.
      Те, кто был в доме, наконец что-то заметили. Дернулись занавески на окнах, мелькнули лица. Потом на крыльцо высыпали три бугая, ни одного из которых Джексону прежде видеть не приходилось.
      Кальян указал на них:
      – Эти ребята с нами пойдут. Их зовут… А впрочем, на хрена вам их имена?
      Он выдернул ключи из замка зажигания и выпрыгнул из высокой «Тойоты». Скомандовал безымянным бойцам:
      – Вольно! Разойтись! – и махнул рукой Лютому с Джексоном: – Чего застряли? Пойдемте селиться!
      Внутри дом выглядел лучше, чем снаружи. Стены были отделаны лакированным деревом, стояла приличная мебель. Кальян отвел в дальнюю комнату без окон. Она была узкой, половину пространства от стены до стены занимал жесткий топчан. Еще имелись пара стульев и тумбочка.
      – Не «Хилтон», конечно, – усмехнулся Кальян, – но чтобы перекантоваться, сойдет.
      – Значит, вшестером на дело пойдем? – уточнил Лютый. – А где же остальные члены коллектива?
      – Отпущены. – Кальян многозначительно поднял глаза к потолку. – В вечный неоплачиваемый отпуск. Сами справимся.
      – Ты бы вместе с ними и без нас справился, – заметил Джексон, бросая на топчан свою кепку.
      – Да я бы и один справился. Только груз тяжелый, а грузчикам не доверишь… Этих потом надо будет убрать.
      – Думаешь, они не догадываются? – недоверчиво посмотрел Лютый.
      – Чтобы догадываться, нужно мозги иметь.
      – Жрать охота! – объявил Джексон, потирая живот.
      – Холодильник в сенях. Есть все, кроме горючего.
      Джексон ушел. Прислонившись к стене и перебирая четки, Кальян ждал, когда Лютый заговорит. Он не сомневался, что Лютый воспользуется тем, что они остались вдвоем, и догадывался, о чем пойдет разговор.
      Он не ошибся.
      – Кальян, он – из шиловского отдела. А там перебежчиков отродясь не бывало.
      – Что, ни одного мечтающего о деньгах хохляцкого беженца?
      – Да пошел ты!
      Кальян рассмеялся:
      – Да не обижайся ты, я шучу. Я все знаю, но я его тоже проверил кровью. Кровью упущенного тобой Спеца, кстати…
      Услышав приближающиеся шаги, они замолчали. Кальян продолжал все так же стоять, перебирая четки, а Лютый снял куртку и принялся укладывать ее на краю топчана так, чтобы она не помялась.
      С бутылкой безалкогольного пива в руке вошел Джексон:
      – Спасибо, что хоть такого взял.
      – Все для вас.
      – Курить на двор можно ходить? А то ведь здесь задохнемся.
      – Можно. Если осторожно.
      – Спасибо, благодетель! – Джексон шутовски поклонился и вышел.
      Когда хлопнула, закрываясь за Джексоном, входная дверь дома, Кальян сказал Лютому:
      – Веселый парень, правда? А чтобы ты не волновался, уберешь его сам. После всего…
      Спустившись с крыльца, Джексон закурил. Кладя зажигалку в боковой карман куртки, нащупал брелок от «Лексуса». На нем было две кнопочки, нажимать следовало ту, что справа. На ощупь проверив, что брелок лежит в ладони правильной стороной и кнопки не перепутаны, Джексон осторожно вдавил большим пальцем.
      Он, конечно, знал, что от нажатия брелок не взорвется и не заорет дурным голосом автомобильной сигнализации, но невольно напрягся.
      Интересно, сработало? Проверить-то они с Ромкой не догадались…
      Вообще, к подобным достижениям технического прогресса Джексон относился с сомнением. Это в кино хорошо, а по жизни… Или импульс окажется недостаточно сильным, или рядом какая-нибудь воинская часть, которая ставит помехи, или дежурный за пультом как-нибудь прозевает сигнал. Короче говоря, большой надежды нет. Придет помощь – отлично. Но изначально надо рассчитывать лишь на себя.
      Впрочем, это всегда так.
      Из дома вышел Кальян.
      – Контролируешь? – понимающе хмыкнул Джексон.
      – Просто соскучился.
      – Конечно, это не мое дело, но арнаутовский отдел под тебя больше всех копал. Ты этому орлу доверяешь?
      – Не боись, Гриня со мной насмерть повязан. Ведь он же для меня Шахида убрал.
      – Так ты его специально сдал?
      – Правильно. Шахидушка голову стал высоко поднимать. Тут у нас с Гришей дружба как раз началась. Я отдал Грише прапорщика, а тому приказал навести на Шахида. Шахиду заказ на начальника порта подкинул. Шахид портовика сделал – и погиб при задержании от пули героического опера. Портовик мертв. Шахид мертв. – Перечисляя, Кальян загибал пальцы. – Мой опер в фаворе. Как тебе комбинация?
      – В милицию не пробовал устроиться?
      – Когда-то хотел. Но жизнь не позволила.
      – Все равно ты Гришу зря на дело взял. Перед людьми палишь, передо мной.
      – Все когда-то кончается. Зачем мне за океаном свой мент в Питере? А чтобы ты не волновался, уберешь его сам. Скрипач не нужен…

      Румын не заставил себя ждать.
      Он появился в пятнадцать ноль пять, и возник словно из неоткуда. Только что на аллее никого не было, и вдруг – вот он: стоит, смотрит, водит головой из стороны в сторону. Кепка, светлое пальто до середины бедра, джинсы, ботинки на толстой подошве.
      На летней эстраде Шилов, в расстегнутой куртке и с бутылкой пива в руке, пытался отбивать чечетку. Сидевшие на скамейке перед эстрадой девчонки из Универа хихикали над его выкрутасами. Танцор из Романа был еще тот: ни ритма, ни пластики.
      Стас, в оранжевой безрукавке, уныло махал куцей метлой. Рядом с ним трудились две женщины-дворничихи. Сгребать листья и мусор у них получалось намного ловчее, но Румын не обратил внимания на разницу в навыках. А может, не придал им значения. Мало ли, когда этот парень дворничать начал. Не научился еще, не успел. По роже видно, что это какой-то бюджетник, взявший метлу, чтобы подзаработать копейку и заткнуть пасть жене, вечно грызущей его за безденежье.
      Сапожников сидел на скамейке и трепался по телефону. Он говорил громко и оживленно жестикулировал свободной рукой. До Румына долетали отдельные слова. Общий смысл разговора был ясен: убалтывает подругу на встречу, а она чего-то ломается, ссылаясь на предстоящий семинар по английской поэзии. Студентов в садике было много, они сидели и стояли группами и поодиночке, и Сапожников на их фоне не выделялся.
      В пятнадцать ноль восемь Румын подошел к обелиску и простоял там ровно минуту, после чего собрался уйти, но не в сторону набережной, откуда возник, а мимо эстрады, через один из боковых выходов.
      Лучшего нельзя было и пожелать.
      Запрокинув голову, Шилов приложился к бутылке. Боковым зрением уловил, как приближается Румын, а сзади, с двух сторон, его нагоняют Стас и Сапожников. Оружие было у обоих в руках.
      Только бы он не обернулся!
      Ну, подойди еще на пять метров! Еще! И еще!
      Хватит!
      Шилов встал к Румыну спиной и приготовил «беретту». Слух был так напряжен, что он слышал, как поскрипывает песок под толстыми подошвами ботинок убийцы.
      Развернувшись, Шилов одновременно бросил бутылку и выстрелил в воздух, крикнув:
      – Стоять! Руки! Вверх руки!
      Румын замер, чуть присев. Правая рука, метнувшаяся было под пальто, остановилась на полпути. Он оглянулся через плечо, увидел Скрябина и Сапожникова с пистолетами, с двух сторон нацеленными ему в спину.
      – Руки поднял! – еще раз крикнул Роман, держа Румына на мушке.
      Взрывник не спешил подчиняться. Зато, как с облегчением отметил Роман, выстрел произвел нужное действие на гражданское население. Всех, кто находился вблизи от эстрады, как ветром сдуло. Далеко они, правда, не убежали, остались смотреть, но там их уже вряд ли зацепит шальными пулями. Правы оказались французы, способ эффективный…
      – Вы чего, мужики? Обознались, наверное? – подал голос Румын.
      – Руки! Держи их так, чтобы я видел! Дернешься – пристрелю!
      – Откуда будете, мужики?
      – Уголовный розыск!
      – Хваткие ребята. Прошу учесть, что при аресте я сопротивления не оказывал. Оружие сдаю добровольно.
      – Левой рукой, медленно, двумя пальцами!
      Румын подчинился и бросил на землю старый «вальтер» военного образца. Такую штуку неудобно скрывать под одеждой, но зато если уж пустишь в ход, мало не покажется.
      – Ногой отбрось!
      Румын оттолкнул от себя пистолет.
      Пока вроде все идет гладко, но… Неужели он действительно сдался? Может, просто уверен, что против него нет реальных улик, и рассчитывает при содействии друзей-военных через два дня уйти на свободу?
      – Бери меня тепленького! – ухмыльнулся Румын, держа руки над головой.
      – Рома, он мне не нравится, – крикнул Стас. – Может, пристрелить его на фиг?
      – Ничего не получится, я не дам повода. Отписываться придется. – Не опуская рук, Румын покосился на Скрябина.
      Тот ответил:
      – Ничего, не впервой.
      – Шанс у тебя один – чистосердечное признание, – добавил Роман.
      – Ты мне стакан спирта налей, и я тебе все как на духу выложу, начальник!
      – Стас, ты прав, он мне тоже очень не нравится. Толик, давай на колени, а потом мордой вниз. Руки за спину!
      Румын выполнил.
      Не дожидаясь команды, Сапожников сунул «макаров» за пояс, достал наручники и подошел к задержанному.
      Надо было не так. Надо было, приблизившись, врезать ему между ног или по голове, и только лишь потом цеплять браслеты. И пистолет надо было не за пояс совать, а или отдать Скрябину, или держать в руке, будучи готовым стрелять при малейшем подозрительном шевелении. Продырявить руку или бедро – этого достаточно, чтобы сломить сопротивление и не вызвать серьезных претензий прокуратуры.
      Сапожников сделал неправильно.
      Шилов интуитивно почувствовал, что может произойти, но помешать не успел – Сапожников уже наклонялся к задержанному.
      Из положения лежа, с руками за спиной, Румын ногами подсек Сапожникова и уронил его на себя, успев моментально, пока Сапожников еще падал, извернуться на спину и оказаться под ним. Одной рукой, локтевым сгибом, он сжал шею Сапожникова, другой – выдернул у него из-за пояса пистолет и – даже не увидев, а как-то почувствовав, что Стас подбегает и готовится выстрелить, – успел дважды выстрелить первым.
      Стасу попало в плечо и в левую часть груди. Взмахнув руками, он упал. Пистолет отлетел куда-то на землю.
      Шилов не мог стрелять. Румын прикрывался Сапожниковым, и, стоя на летней эстраде, на полтора метра выше них, Роман мог попасть только в своего парня, но не в убийцу.
      Румын целился в Шилова из трофейного пистолета, при этом сумев так придушить Сапожникова, что тот уже почти не дергался, и только лежал, бессильно вцепившись пальцами в сдавившую горло руку.
      – Ствол на землю! Ствол на землю, ты понял меня? Я ему башку разнесу! – Подтверждая угрозу, Румын ткнул «макаром» в висок Сапожникова. – Ну, быстро!
      Шилов бросил «беретту».
      – Интересный пестик! Где наполоскал? А теперь табельный! Ну!!! – Румын отвел пистолет от головы Сапожникова и выстрелил ему в бедро.
      Сапожников дернулся и заорал.
      Шилов достал из поясной кобуры и бросил «ПМ».
      – Пять шагов назад!
      Шилов начал пятиться.
      Румын коротко глянул на Стаса. Тот лежал на спине и, казалось, не дышал. Времени приглядываться внимательнее у взрывника не было. Отпихнув Сапожникова, который от болевого шока почти лишился сознания, Румын начал вставать. Пистолет он держал нацеленным на Романа.
      За спиной Румына Стас приподнял голову. Собравшись с силами, потянул за страховочный ремешок, петля которого была надета на брючный ремень, а карабинчик прикреплен к скобе на рукоятке «макарова». Единственный из всех, Скрябин соблюдал инструкцию по ношению табельного оружия, и сейчас это могло помочь.
      Шилов видел это, и, отвлекая внимание Румына на себя, сначала остановился, сделав несколько очень коротких шагов, а потом, когда Румын крикнул: «Еще!», пошел не прямо назад, к заднику сцены, а чуть в сторону, вынуждая противника поворачиваться.
      Ремешком подтянув к себе пистолет, Скрябин сжал рукоятку и на секунду замер, собираясь с силами.
      А потом, рывком приподнявшись, несколько раз нажал спуск.
      Первая пуля попала Румыну в лопатку и развернула его, вторая зацепила по касательной бок. Остальные вообще не попали.
      Обессиленный, Стас упал на спину.
      Скрючившись и зажимая локтем рану, Румын прицелился, чтобы добить его.
      Шилов прыгнул с эстрады.
      Услышав шум, Румын мгновенно развернулся и выстрелил, но Шилов уже катился по земле к своим пистолетам. «Макар» лежал ближе. Шилов схватил его, одним движением сжимая пальцы на рукояти и опуская предохранитель. Патрон уже был в патроннике, открывать стрельбу можно было немедленно. Поднять руку, чтобы прицелиться в туловище или в голову, Шилов не успевал, и выстрелил по ногам Румына.
      Первая пуля впилась в песок возле его ботинка, вторая ударила в щиколотку, перебив кость.
      Взрывник рухнул, как будто ногу ему отрубили. Пушка вывалилась из руки и, увидев, что подобрать ее не успевает, Румын что-то крикнул.
      Кажется, он кричал:
      – Все, я сдаюсь! Не стреляйте, не надо! – или что-то подобное.
      Его крик заглушил грохот выстрелов.
      Подбежав ближе, на то расстояние, с которого не промахиваются, все оставшиеся шесть патронов Роман выпустил ему в голову.

      В машине «скорой помощи» по дороге в больницу Скрябин сказал Роману:
      – Все-таки мы его сделали!
      – Это ты его сделал, Стас.
      – Как там Сапожников?
      – Едет во второй машине. Живой, только нога пробита.
      – Надо было кисет у памятника закопать. Тогда бы нам повезло больше.
      – Выздоровеешь – закопаешь.
      – Свидание сорвалось…
      – Я позвоню, предупрежу.
      – Не-е, еще уведешь! Я тебе не доверяю…
      Шилов улыбнулся: вспомнив слова Егорова, он догадался, с кем было назначено свидание у Стаса.
      – Ром, ты лучше скажи, ты эту «скорую» проверил?
      – На какой предмет?
      – На предмет наличия взрывного устройства.
      Врач хмуро посмотрел на них:
      – У нас, между прочим, одна машина взорвалась. Приятель мой погиб. Какая-то сволочь бомбу подложила. До сих пор не нашли.
      Стас и Шилов переглянулись.
      Ответил Стас:
      – Чего его искать? Захочется посмотреть – приезжайте потом в морг на Екатерининском. Поквитались мы за вашего приятеля…

      В салоне автомашины у дома, где жила Александра, командир группы заканчивал инструктаж:
      – Румын не мальчик, людей убил больше, чем вы котлет съели.
      – Может, тогда его лучше снайперкой работать? – предложил боец по прозвищу Зяблик.
      – Мы не знаем, как он придет. Если через чердак? Так что занимаем хату и ждем. Хозяйка будет через час. Вяжем ее и ждем Румына. Малой и Зяблик – в квартире, Дикий – на лестнице, я – снаружи…
      Командир и Дикий остались в машине, двое вошли в дом и пешком поднялись к квартире.
      Пока Зяблик страховал, Малой отмычками вскрыл замки, не оставив внешних следов и не повредив механизмы. Они знали, что сигнализацией квартира не оборудована и что сейчас в ней никого нет, но тщательно все обследовали, прежде чем доложить командиру, что первый этап операции закончен по плану и без осложнений.
      После этого Дикий занял позицию на лестнице двумя этажами выше квартиры, а командир переставил машину так, чтобы она меньше бросалась в глаза, приопустил спинку сиденья и стал ждать.

      Генерал Бажанов ехал на такси из ресторана, в котором у него была важная встреча с одним авторитетным предпринимателем, в квартиру на Благодатной. Одетый в гражданское, генерал сидел сзади и, когда «Волга» остановилась на светофоре, разговаривал по телефону:
      – Понял. А с Громовым что решили? Правильно, пусть укрепляет народное хозяйство. Совсем оборзел! Все, встречай меня утром. Есть кое-какие проблемы, надо их обсудить.
      Рядом с «Волгой» остановилась замызганная «девятка». Таксист равнодушно посмотрел на нее и отвернулся. Громов, занятый разговором, внимания вовсе не обратил.
      Стекло правой задней двери «девятки» опустилось, и в образовавшуюся щель высунулся удлиненный глушителем ствол автомата. Прицелившись в голову Бажанова, стрелок дал две длинные очереди, после чего «девятка» с визгом сорвалась с места и скрылась быстрее, чем оторопевший таксист успел что-то сообразить.
      Часть пуль не попали в Бажанова и прошли сквозь кабину «волжанки».
      Но одна нашла цель.
      Бажанова отбросило выстрелами на другой конец дивана, и теперь он полулежал, прислонившись головой к задней стойке, а мертвые глаза смотрели на девушку, склонившуюся над молодым парнем, случайно оказавшимся на линии огня.
      – Помогите! – кричала она.
      Паренек был еще жив.
      Полковник рано уехал со службы и ждал доклада диспетчера дома. Жена задерживалась на работе, сын где-то гулял, показывая приехавшей из Вологды девушке город.
      По телевизору шел футбол. Полковник смотрел, но если бы его спросили, кто с кем играет и какой счет, он бы затруднился ответить.
      Первое сообщение от майора Гасилова поступило даже чуть раньше того времени, на которое рассчитывал Полковник.
      – Это диспетчер беспокоит. Первый самолет взлетел по расписанию. Есть лишние пассажиры.
      – Плохо. Надеюсь на скорую встречу.

      На хороший коньяк не хватало, и Арнаутов взял подешевле, но в красивой коробке.
      Спросил продавца:
      – Не бодяга?
      Продавец равнодушно пожал плечами и посмотрел на витрину: дескать, к чему выпендриваться, если за те же деньги можно взять хорошую водку?
      С коробкой в руке Арнаутов пришел к дому Александры. У подъезда остановился, достал бумажку и уточнил адрес. Все правильно.
      Арнаутов поднялся на этаж и позвонил в квартиру. Времени было половина восьмого и, по его прикидкам, Паша с девчонкой уже должны были прийти.
      За дверью Малой и Зяблик достали пистолеты с глушителями и изготовились для стрельбы.
      Арнаутов постоял перед дверью, позвонил еще несколько раз. Прислушался: внутри вроде тихо. Значит, нет никого. Может, в магазин зарулили. Может, развлекаются где-то. Звякнуть Пашке на «трубку»? И что сказать? Нет уж, лучше он подождет.
      Арнаутов спустился во двор и сел на скамейку. Сосчитал окна квартиры, посмотрел: света нет. Закурил и попытался представить, с чего начнет разговор.
      Зяблик и Малой сообщили по рации командиру, что в квартиру кто-то звонил. Когда Арнаутов устроился на скамейке и проявил интерес к окнам, командир сам вышел на связь:
      – Гостя вижу. Это не Румын. Штатский с пузырем. Нацелился ждать.
      Не успел он положить рацию, как из-за угла вышли Паша и Александра. Паша обнимал ее за плечо.
      – Внимание: хозяйка квартиры. С ней еще один штатский.
      Арнаутов встал со скамейки, пошел им навстречу. Они остановились. Паша сильнее прижал к себе девушку.
      – Здравствуйте, – сказал Арнаутов.
      Александра ответила. Паша же вместо приветствия предложил:
      – Бать, не будем устраивать разборки при девушке?
      – Я поговорить. Можно на лавочке. – Арнаутов посмотрел на скамейку, на которой только что сидел. – Коньяк вот принес…
      – В другой раз, ладно?
      – Паша, это невежливо, – вмешалась в мужской разговор Александра. – И даже по-свински. Николай Иванович, хотите с нами поужинать?
      – Спасибо. Может, действительно, в другой раз. – Арнаутов опустил голову, с грустью глядя на коробку, с которой пришел.
      Александра пихнула Пашу локтем и так выразительно посмотрела, что Паша тут же обратился к отцу:
      – Бать, извини. Неожиданно просто.
      – Тормоз, – прошептала Александра, подошла к Арнаутову и сама взяла его под руку.
      Командир группы, наблюдавший за этой сценой из кабины машины, взял рацию:
      – Внимание: в квартиру идут трое. Румына среди них нет. Женщину упаковать, с мужиками как получится.
      – Ну что, мальчики, проходите, раздевайтесь. Я сразу на кухню.
      Александра быстро сняла пальто и сапожки и ушла, оставив Арнаутовых в коридоре. Вдвоем им там было не развернуться, и Пашка прошел чуть вперед, тогда как Николай Иванович остался стоять ближе к входной двери.
      Женский крик ударил по ушам.
      В первый момент Арнаутовы замерли. Паша подумал: крысу она, что ли, на кухне увидела? Но крик оборвался, как будто Александре ладонью зажали рот, и вслед за ним раздался звук падающего тела.
      Паша бросился вперед – и остановился, когда из кухни, двумя руками держа пистолет с длинным глушителем, выскочил Малой.
      – Тихо, парень, тихо. Спокойно проходим в комнату, и никто не пострадает. И ты, мужик, тоже. Вы нам не нужны.
      – Паша, – спокойно сказал сзади Арнаутов, – у тебя шнурок развязался.
      Если бы Николай Иваныч крикнул «Ложись!» или «В сторону!», то Малой бы без размышлений открыл огонь и успел продырявить обоих гостей быстрее, чем они вытащили бы пистолеты. Но Арнаутов-старший сказал эту невинную фразу абсолютно обыденным голосом, как будто ничего особенного не происходило, и Малой купился. Мало того, что он не начал стрелять, так он еще и опустил взгляд, чтобы посмотреть, действительно ли развязался шнурок, и на каком, правом или левом, ботинке.
      Когда Малой понял, что со шнурками порядок и его обманули, Паша уже присел на корточки, а Николай Иваныч позади него стоял в полный рост и с пистолетом в руке.
      Выстрелы прозвучали одновременно. Пистолет Малого работал бесшумно, только гильзы ударялись об стену и падали на пол. А «макаров» Железного Дровосека в узкой кишке коридора звучал, как молот по наковальне.
      Малому приходилось стрелять в полумрак, по хоть и крупной, но теряющейся на фоне двери и стен фигуре Арнаутова-старшего, тогда как сам он стоял напротив входа на кухню и падающий из нее яркий свет делал его отличной мишенью.
      Пули из бесшумного пистолета прошли, не зацепив Арнаутова, и насквозь продырявили дверь.
      Арнаутов не промахнулся. Он попал Малому в плечо, и тот, вскрикнув от боли и дернувшись, выпалил в потолок. Второй выстрел оказался смертельным. Малой упал на спину, и умер раньше, чем его развороченный пулей затылок коснулся паркета.
      Он упал, где стоял, напротив кухонного дверного проема, и его смерть оказала шокирующее воздействие на Зяблика. Тот замер, не зная, как поступить. Выскакивать в коридор было страшно, прятаться в кухне – бессмысленно, поскольку мебели в ней было мало и она не могла служить защитой от пуль. Взять Александру в заложники и поторговаться он не додумался.
      Под курткой мертвого Малого заработала рация. Сквозь шипение эфира пробились встревоженные голоса:
      – Дикий, что там?
      – Пока не знаю, но у штатских есть ствол.
      – Понял. Сейчас подойду.
      Паша достал свой «макаров» и жестами дал знать отцу, что собирается заглянуть в кухню. Николай Иваныч отрицательно покачал головой, но в этот момент оттуда донесся звук открываемого окна, и Паша бросился вперед.
      Зяблик стоял спиной к нему на подоконнике и собирался перебраться на пожарную лестницу. А девушка лежала посреди кухни на спине, с раскинутыми руками. Вид у нее был неживой, и Паша, все-таки крикнув Зяблику «Стой!», только обрадовался, когда тот попытался присесть и развернуться, одновременно вскидывая пистолет.
      Паша выстрелил, и Зяблика снесло с подоконника. Короткий крик оборвался ударом о землю.
      Паша бросился к девушке.
      – Что с ней? – крикнул из коридора отец.
      Александра была без сознания, но жива. Видимо, ее оглушили ударом по шее, и удар был нешуточным – кожа в этом месте покраснела, обещая превратиться в жирный синяк. Хорошо, хоть шейные позвонки не сломали…
      – Жива! – в ответ крикнул Паша, пытаясь привести девушку в чувство.
      Продолжавший оставаться в коридоре Арнаутов интуитивно почувствовал, что кто-то поднимается по лестнице, и, затаив дыхание, присел перед дверью. Через дырки, пробитые пулями Малого, лестничная площадка была видна плохо, но кое-что в поле зрения все-таки попадало. Арнаутов разглядел чьи-то ноги, пистолет с глушителем – длинный, такой же, как у Малого. И еще один пистолет – обычный «макаров».
      Арнаутов отошел. Прикинул, где на площадке расположились противники. Один прямо напротив двери, второй – ближе к лестнице.
      Ну, что же…
      Он начал стрелять прямо через дверь.
      Израсходовав остававшиеся шесть патронов, пистолет встал на затворную задержку. Запасного магазина у Арнаутова не было, он всегда считал, что восьми патронов достаточно для любой ситуации. Сейчас бы запасной не помешал.
      Но заминка в стрельбе длилась секунду. Выскочивший из кухни Паша сразу все понял и поддержал отца, высадив по двери свой боезапас.
      За дверью что-то упало.
      Не что-то – кто-то…
      Когда Арнаутовы вышли на лестницу, перед ними лежали два трупа. Дикий был изрешечен весь, командиру группы хватило одного попадания, точно в лоб. Рядом с телами валялось оружие, которым они не успели воспользоваться.
      Переведя дыхание, Паша спросил:
      – И кто это был, как ты думаешь?
      – Понятия не имею. У подруги спроси, у своей. Она наверняка знает.
      – Роман Георгиевич предупреждал, что на нее могут напасть.
      – Что? И здесь Шилов?!

      Новых сообщений от диспетчера Полковник ждал долго. Наконец телефон зазвонил, и майор Гасилов бесстрастным голосом поставил командира в известность:
      – Второй и третий самолеты не смогли уйти по расписанию. У второго – нелетная погода в аэропорте прибытия. Запасные аэропорты тоже не принимают.
      Это означало, что та из боевых групп, которой была поручена ликвидация Кальяна, проверила все возможные адреса его нахождения, но не смогла отыскать. Вероятно, лег на дно перед операцией с героином.
      – Пусть сохраняют готовность к вылету. Если погода изменится – сразу действуйте. Что с третьим самолетом?
      – Форс-мажорные обстоятельства. Экипаж заболел, требуется замена.
      Полковник мысленно выругался. Этот чертов Румын опять их обскакал, хотя для его ликвидации была направлена лучшая группа из тех, которые имелись в наличии.
      – Мне нужны подробности. И готовьте замену.
      – Есть.
      Как только Полковник положил мобильник, подал голос городской аппарат:
      – Завьялов Степан Дмитриевич?
      – Да.
      – Вы не могли бы подъехать в Третью больницу? Ваш сын…
      – Что?!
      – Мы сделали все возможное, но спасти не смогли, – говорил врач, снимая простыню, которой было накрыто лежащее на больничной каталке тело сына Полковника.
      – Как это случилось?
      – Перестрелка на улице. Убили какого-то милицейского генерала. Мальчик случайно попал под огонь…

      Роман дождался в больнице, когда Скрябина и Сапожникова прооперируют, и только после этого – времени было уже часов восемь – приехал в отдел.
      Несмотря на то что «сделали» Румына, настроение было довольно поганым. Четверо лежат в больницах, Джексон неизвестно где. А если еще посчитать Соловьева…
      Хороший он командир!
      Шилов несколько раз набирал номер Джексона. Его трубка была включена и находилась в зоне действия, но Джексон не отвечал. И что это значит? Готовится крупное дело, и Кальян заставил всех перейти на режим молчания? Или…
      Шилов гнал от себя мысли, что с Джексоном случилось самое худшее.
      Кстати, оказалось, что дважды звонила Юля. А он и не слышал. Первый раз это было ни раньше ни позже, а именно во время перестрелки с Румыном. Второй – когда ехали в «скорой». Что она хотела сказать? Шилов не стал перезванивать. Не до нее сейчас. Позже. Потом.
      Войдя в кабинет, Роман выпил кофе и в очередной раз набрал номер Джексона. То же самое…
      Что означало его оборванное сообщение «Груз встречаю вечер.»? Груз встречаю вечером? Или груз встречаю, вечером сообщу? Или еще что-то? С грамматикой у Джексона всегда было неважно, да и SMS-сообщениями он редко пользовался.
      Роман позвонил в дежурку ГАИ. Повезло, трубку снял знакомый майор:
      – Привет! Шилов, начальник «убойного»… Узнал? Помощь нужна! У моего друга «Лексус» дернули. Не поможешь найти? У него «Навигатор» стоит. Да… Номер машины… Ага… Где? Угол Садовой и Кленовой? Где это? Поселок Тярлево Пушкинского района? Вот видишь, уже в отстойник загнали… Да нет, какой наряд, заявы же еще нет. Сами пока поработаем. Ну все, с меня литр. Хорошо, ящик! Спокойного дежурства!
      После этого Роман по прямому телефону соединился с дежуркой главка:
      – Дмитрич? Хочу наряд ОМОНа заказать. Что значит «не могу», ты дежурный или кто? С чьего разрешения? Так Громов же отстранен! Кто вместо него? Ни хрена себе! Он здесь?
      Шилов положил трубку.
      Быстро люди растут! Что ж, посмотрим, как себя поведет временно исполняющий обязанности начальника УУР…