Кальяна разбудил телефонный звонок. Перегнувшись через спящую рядом девушку (в кабаке вчера подцепил. Ничего такая, с темпераментом. Как ее звать-то?), взял с тумбочки трубку:
      – Да. Кто это? Извини, не узнал. Богатым сделаю! Какое похищение? Кочешвили? Глухой номер, там свидетелей нет. Но все равно, спасибо. Напомни мне фамилию шефа своего… Арнаутов? Спасибо, брат! Будь осторожен.
      Выключив телефон, толкнул ночную подругу:
      – Слышь, как тебя там, давай подымайся и быстро в душ.
      Когда девушка скрылась за дверью ванной и зашумела вода, Кальян набрал номер подполковника Саблина:
      – Юстас, это Алекс. Забьем стрелочку на Цветочной улице? О'кей, бай!
      Встреча состоялась в той же гостинице. Саблин выслушал Кальяна, не перебивая. По лицу подполковника было заметно, что услышанное ему очень не нравится. Кальян мысленно усмехнулся: «Когда им несешь подарки на блюдечке, они всегда рады. А как только попросишь помочь – морду делают кирпичом. Но сейчас им некуда деваться, придется пошустрить для меня».
      – Арнаутов фигура серьезная. Что у него на тебя? – спросил Саблин, когда Кальян закончил рассказ.
      – У него на меня заказ. На посадку.
      – Не похоже на него. Репутация без пятен.
      – Если ты чего-то не знаешь, то это не значит, что этого нет. Его сынок-собровец с Шахидом в долях ходил. Они еще по ментовке знакомы. Вместе по заказу «мурманских» портовика слили. Представляешь, какие им «лавэ» отстегнули? Арнаутовы Шахида подставили и хлопнули при задержании. Теперь у них и дело раскрыто, и бабки прикарманены.
      – Смахивает на кино, – поджал губы Саблин.
      – Полковник, я в Афгане такое видел – ни в каком кино не покажут.
      Саблин бросил на Кальяна быстрый взгляд и отвернулся. Подумав, спросил:
      – Ну а ты-то здесь при чем?
      – Чуют, что Шахидушка мне кое-что слил про их семейку. Вот и слиповали какое-то похищение столетней давности.
      – Что ж ты раньше молчал?
      – Шахид был моим другом, Сергеич, – в голосе Кальяна прозвучал укор. – Я друзей не сдаю.
      – А я слышал, что портовик – это твоя работа.
      Кальян посмотрел в потолок и вздохнул с таким видом, как будто в десятый раз объяснял бестолковому ребенку важную истину:
      – А я слышал, что тонна героина вот-вот прибудет в город.
      – И что ты от меня хочешь?
      – Своевременного реагирования на важную оперативную информацию. Ты про изъятие арнаутовским отделом гранатометов читал? Так вот, прапорщика выпустили за десять тонн зелени. Арнаутов-старший лично взял.
      – Доказательства?
      – Будь готов, а доказательства найдутся. И заявители тоже.
      – Хорошо. Посмотрим. – Саблину хотелось под конец разговора захватить инициативу, и он, помолчав, строго спросил: – Поезд где?
      – Едет, Антон Сергеевич. Едет. Все по плану.

      Это был второй салон игровых автоматов, который посетил Стас.
      В первом не повезло. И администратор не особо шел на контакт, и любопытных игроков в зале не было.
      Администратором второго салона был бывший военный. Он сразу проникся важностью миссии Стаса и обещал всестороннюю помощь. Посетовал:
      – Эти игроки – она ведь как наркоманы. Последние деньги здесь оставляют. Вещи из дома распродают, чтобы сыграть. Некоторые, когда проиграются, или в ступор впадают, или буйствовать начинают. Бывает, такого насмотришься! Я б, честное слово, запретил всех этих «одноруких бандитов».
      – Чего ж тогда здесь работаете?
      – Ну, жить-то надо…
      Румына администратор не знал. Выслушав описание примет, уверенно покачал головой:
      – В мою смену точно не приходил. Вы в других залах поспрашивайте, может, там его знают.
      – Поспрашиваем…
      Пока разговаривали, появился новый игрок. Парень лет двадцати с небольшим, рыжий, с бакенбардами и куцей бородкой. Прямо от двери он направился к определенному автомату и, еще не успев сесть, запихнул в щель монетоприемника сто рублей.
      – Заяц приперся, – презрительно поморщился администратор, незаметно указывая на него Стасу. – Самый заядлый… Все салоны в округе знает. Если в одном не фартит, за ночь может все обойти.
      – Почему Заяц?
      – Не знаю, кличка такая. И где он только деньги берет?
      – С грабежей, откуда же еще. Я сейчас выйду, а вы минут через пять закройте на технологический перерыв.
      – Сделаем.
      На улице Стас закурил и встал в паре метров от входа в зал. Ровно через пять минут администратор выставил немногочисленных посетителей и, конспиративно подмигнув Стасу, повесил на дверь табличку «Закрыто».
      Заяц шел, не оглядываясь. Явно спешил в новый зал, где не случится такого облома. Стас дышал ему в затылок и выбирал удобное место. Как только слева оказалась подворотня, Скрябин с криком:
      – Заяц, как дела? – затолкал в нее растерявшегося игрока и, прижав в стенке, сунул в нос ксиву: – Тихо, уголовный розыск!
      Заяц побледнел и расширил глаза. Если бы Стас не держал его за лацкан кожаной куртки, он бы, наверное, мог и упасть.
      – Фамилия?
      – З-зайцев.
      – Что ж ты, Зайцев, с волками связался?
      – С к-какими волками?
      – Которые автоматы бомбят. Говорят, наводишь.
      – Да вы что?!
      – Тебя с одноглазым видели. – Скрябин посильнее прижал Зайцева к стенке. – Ну!
      – Да не знаю я его. Играет себе мужик и играет.
      – Где играет?
      – На углу возле школы.
      – И все?
      – У него там кореш работает.
      – Имя кореша?
      – Да не знаю я! С усами такой, самый главный там. М-может, они на пару салоны обувают?
      – А ты сам на что играешь?
      – На что выигрываю. Мне иногда фартит.
      – Ага, понятно. Водку украли, продали, а деньги пропили…
      – Что? – Зайцев встрепенулся. – Не крал я никакой водки, зачем она мне?
      – Тихо! Ладно, на первый раз поверим тебе. А теперь слушай внимательно: чтобы в течение этого месяца я тебя на Гороховой не видел. Понял? Приспичит играть – иди в другой район. Увижу – посажу.
      – Да за что?
      – Был бы человек – статья найдется. Понял меня? – Скрябин слегка встряхнул Зайцева.
      – Понял…
      – Тогда беги.
      Зайцев выскочил из подворотни и, не оглядываясь, припустил по Гороховой в сторону Загородного.

      Юрку, помощника Шахида, вывезли на «уличную». Он должен был показать, как они наблюдали за квартирой начальника порта, как контролировали подготовку Спеца, в каком месте подобрали его после убийства.
      Показания Юрки записывались на видеокамеру. Он подтверждал все, что сообщил на первом, сразу после убийства Шахида, допросе, и даже вспомнил новые детали, но говорил сумбурно, и Голицыну приходилось то и дело задавать уточняющие вопросы.
      – Вы доставили альпинистское снаряжение. Куда отправились потом?
      – Потом мы поехали к нему домой пообедать.
      – Значит, у вас с ним был близкий контакт?
      – Да какой контакт? – Юрка пожал плечами. – Шахид простой… был. Пальцы не гнул. И жена у него такая же.
      – О чем разговаривали за обедом с Шахидом? Обсуждали операцию?
      – Шахид ни с кем ничего не обсуждал. Он с женой со своей советовался. Она у него мозговым центром была.
      – Паша, иди сюда, – Лютый отозвал в сторону заинтересованно слушающего Арнаутова. – Ты ведь жену Шахида знаешь?
      – Ну знаю.
      – Знаешь, чего я подумал? Съезди к ней, пообщайся.
      – Так ее же уже допрашивали.
      – Она тогда в шоке была. И потом, кто допрашивал? Топорков с Молчуном да прокурорский следак, которого она первый раз в жизни видела. А тебя она знает. Может, и разговорится дома, в неформальной обстановке. Во, скажи, что Спец виноват в гибели ее мужа. Как бы так, между делом скажи. Ну, типа, у нас появились новые данные, все такое… Короче, сообразишь на ходу, что ты, маленький, что тебя учить надо? Попытка не пытка, а вдруг она Спеца сольет.
      – Сомневаюсь я, Гриша.
      – Все равно ничего не теряем. Давай, лети прямо сейчас.
      – А здесь как же?
      – Что у нас, народу мало? Справимся как-нибудь.
      На «уличную» вся группа приехала в автобусе «ПАЗ», выделенном местным райуправлением. Паша прикинул, сколько времени будет тащиться своим ходом с Петроградки на Юго-Запад, где жил Шахид. Быстрее, наверное, будет дождаться окончания «уличной», вернуться на автобусе в отдел и взять машину.
      Лютый его подтолкнул:
      – Паша, не тормози. Надо было еще в первый день с Натальей тебе говорить, а не этим… Я как-то упустил, что она в курсе всех дел мужа. Надо исправляться.

      – Почему ты все время смотришь этот фильм?
      Когда Шилов приехал к Тигренку, она уже не спала. Одетая в полупрозрачный короткий халатик леопардовой расцветки, лежала на застеленной кровати, а видеомагнитофон крутил «Секреты Лос-Анджелеса».
      – Потому что в конце проститутка уезжает с полицейским, – ответила Вика, не отрываясь от экрана.
      Сказано было очень двусмысленно. Или наоборот.
      Роману стало как-то неловко. Он потер подбородок, тоже внимательно посмотрел на экран.
      – А мне Кевин Спейси больше всех нравится. Настоящий коп. За секунду до смерти раскрыл собственное убийство.
      – Ты круче, чем Спейси.
      – Я уже старый, усталый бумажный червь.
      – К тому же очень скромный. – Вика взяла пульт, отключила звук. Села поближе к Роману, пристроившемуся на краю кровати. – Ты хочешь попросить меня что-то сделать, но сомневаешься. Боишься, я не справлюсь? Или жалеешь?
      – Ты когда к родителям собираешься?
      – На следующей неделе хотела. А что?
      – Раньше можешь уехать? Завтра или послезавтра? С Коровиным я решу. С билетами помогу.
      – Могу завтра.
      – Надо будет уехать.
      Тигренок не ошибалась, Шилов действительно сомневался, давать ей новое поручение или нет. При том, что вероятность получения информации невысока – не такой Бажанов дурак, чтобы открытым текстом обсуждать планы и перечислять свои криминальные связи, – риск засыпаться велик. Если не в момент установки подслушивающего устройства, то позже. Кто знает, может, бажановскую квартиру регулярно проверяют на предмет наличия «жучков». Но если Вика может уже прямо завтра оказаться вне пределов досягаемости генерала, попробовать стоит.
      Шилов достал фумигатор:
      – Надо воткнуть это в розетку в той квартире. Сможешь?
      Вика осмотрела фумигатор с таким вниманием, как будто от особенностей его конструкции зависело, получится ли исполнить задание.
      – Смогу. Там действительно комары были. Скажу ему, что они меня всю искусали. А может, вообще получится незаметно. Сергей, – назвав генерала по имени, Вика невесело усмехнулась, – невнимательный, может, когда увидит, подумать, что так и было.
      – Он бывший разведчик.
      – Этот разведчик вчера не мог ключ от бара найти. Сломал замок, а ключ потом отыскался на полочке в ванной.
      – Он тебе сегодня еще не звонил?
      – Позвонит. Шилов… Ты не спишь со мной потому, что я проститутка?
      – Нет. Потому что ты мой друг.
      – Ну, тем лучше. – Вика погладила его по голове. – Это ведь так хорошо – иметь друзей, Шилов.
      Роман промолчал.
      – А мне не нравится твоя фамилия. Она какая-то холодная и острая. Тебе бы подошло что-нибудь дворянское. Например, Шереметьев. Роман Шереметьев. А лучше – Арнольд Шереметьев.
      – Хорошо, что не Борис Моисеев. – Шилов убрал с плеч ее руки и встал. – Ладно, мне пора, Тигренок. Можно, я останусь тем, кто я есть?
      – Можно. Мы все остаемся теми, кто мы есть.
      Шилов поцеловал ее в лоб и пошел к выходу. На пороге остановился:
      – Отзвонись сразу, как уйдешь от него. И прямо завтра поедешь домой.
      – Заботишься… Значит, любишь?
      Шилов сделал вид, что не расслышал. На улице, открывая машину, посмотрел на окна квартиры Тигренка.
      Она грустно смотрела на него из окна комнаты.
      Роману захотелось все отменить. Вернуться, забрать к чертовой матери фумигатор и выслать ее из города прямо сегодня. Пусть живет у родителей и не возвращается, пока он не разрешит.
      Может, он так бы и сделал. Но позвонил Сапожников:
      – Жену Шахида убили.
      – Что?
      – Ее Пашка Арнаутов нашел. В квартире.
      – Я сейчас буду.
      Выключив телефон, Шилов посмотрел наверх. Тигренка у окна не было. Она только что отошла – тюлевая занавеска, которую она поднимала, когда смотрела во двор, на глазах Шилова плавно опустилась на место.
      Недолго поколебавшись, он сел в машину.

      Саблин доложил генералу Крюкову о об итогах внеочередной встречи с Кальяном.
      Крюков долго размышлял, откинувшись в кресле и прикрыв глаза.
      Саблин ждал. Всю дорогу из гостиницы в Управление он думал, как поступить. С одной стороны, ради того чтобы нахлобучить тонну таджикского героина, следовало оберегать Кальяна от проблем с МВД и обеспечить ему режим наибольшего благоприятствования в сборе информации. По крайней мере до того момента, пока операция не закончится. Потом можно будет и посмотреть, что к чему, но до тех пор Кальян должен быть жив, здоров и на воле. С другой стороны, сколько еще темных историй, вроде этого похищения Кочешвили, может всплыть в ближайшее время? И что, всякий раз бросаться и закрывать Кальяна грудью? Конечно, отношения с любым серьезным информатором строятся на взаимных уступках и обоюдовыгодном интересе. Иначе ценную информацию не получишь. Но все имеет границы. Если завтра Кальян признается, что убил и изнасиловал сто пятьдесят человек – его опять придется отмазывать?
      В самом начале сотрудничества Саблин лично объяснял Кальяну условия: вот в этом мы тебе помогаем, а вот эти свои проблемы будь добр решать самостоятельно. Кальян согласился. Тогда согласился, но позже потихоньку-помаленьку стало так получаться, что это не госбезопасность его использует, а он имеет крышу госбезопасности и вертит свои дела, не слишком придерживаясь договоренностей. Пора бы его слегка приструнить, чтоб знал меру.
      Но – целая тонна…
      Саблин давно не обольщался насчет своих оперативных способностей и знал, что второго осведомителя такого уровня, как Кальян, он больше в жизни не завербует.
      Крюкову скоро идти на повышение. В случае удачного завершения операции с героином Саблин может претендовать на его место. В случае неудачного на дальнейшей карьере можно будет нарисовать жирный крест. Его, конечно, не сошлют в Забайкалье и не выпрут на пенсию. Нет, он сохранит свою должность. Но без каких-либо перспектив в плане роста, так что через два года на пенсию все же придется уйти, пополнив армию бывших комитетчиков и ментов, окопавшихся в службах безопасности частных фирм. Сладкие места давно расхватали, так что если не обладаешь выдающимися способностями и не имеешь влиятельных связей, далеко не продвинешься.
      Всю дорогу эти мысли вертелись у Саблина в голове, пока не оформился вывод, равно очевидный и неприятный. Вывод был прост, и обидно, что на него ушло столько времени.
      Как ни прискорбно это признать, а дальнейшая судьба Саблина неразрывно связана с нынешним состоянием дел Кальяна. Если менты Кальяна сильно прижмут, ценный груз может выйти из-под контроля, и тогда… Дело не в Кальяне, дело в нем, подполковнике Саблине. На одной чаше весов его будущее, на другой – какой-то мутный грузин и известный своей дуростью убоповский Дровосек. Вот и все.
      О результате встречи с Кальяном Саблин доложил генералу, слегка подкорректировав в выгодном для себя направлении. И решение генерала оказалось таким, какое Саблин и ждал:
      – Что ж… Конечно, коррупция в органах МВД не является профилем нашей службы, но уровень… Москва будет довольна.
      – Я думаю, пора напомнить милиции о прежних временах, – поддакнул Саблин, скрывая внутреннее торжество.
      – Только аккуратно. Через их УСБ. Все-таки тема скользкая. В случае провала неумно портить отношения с УБОПом. К тому же не хочу отрывать вас от основной тематики. Как там наш «литерный» поезд? Все идет по плану?
      – Так точно, товарищ генерал. Ситуация под контролем.

      – Сломаны шейные позвонки, – сказал судебно-медицинский эксперт, закончив предварительный осмотр трупа Натальи Шеховцовой. – Больше никаких повреждений. Не дралась, не сопротивлялась.
      Труп лежал на спине, в комнате у окна. Черная юбка, темная блузка. Могла в этой одежде и дома ходить, могла куда-то собираться. Со слов Паши Арнаутова выходило, что, когда он приехал, дверь квартиры была приоткрыта. Он вошел – и увидел. Она еще не остыла, и он не сразу понял, что перед ним труп. Порядок в квартире не был нарушен, и на первый взгляд ничего не пропало. Получается, она сама впустила кого-то, кого совсем не боялась, а этот кто-то одним ударом прикончил ее и смылся незадолго до Пашиного появления.
      – Роман Георгиевич… – Сапожников отозвал Шилова в сторону, где их разговор не могли бы услышать. – Интересное дело, начальник: стоило этому уроду на «уличной» сказать, что Шахид всем делился с женой, как ее убили.
      – А кто был на «уличной»?
      – Следак, техник с видеокамерой, арнаутовские почти все, я, ну и злодей. Ушел только Паша.
      – Что медик сказал о времени смерти?
      – Затрудняется. В квартире тепло, да она еще и лежит около батареи. От двух до пяти часов назад.
      Роман посмотрел на Арнаутова-младшего, который сидел в кресле у дверей комнаты и, сжав кулаки, наблюдал за работой оперативно-следственной группы. Примерно два часа назад Паша как раз и приехал в квартиру.
      – Сам завалил и сам вызвал? А перед этим с «уличной» смылся? Он не гоблин, чтобы так подставляться. Кто-то кому-то звонил… Кто звонил с мобильного?
      – Кто угодно мог позвонить, мы там все время переходили с места на место.
      – Тогда всех – в список подозреваемых.
      – И следака?
      – Не зарывайся, мы с Голицыным убийства раскрывали, когда ты еще в садике водку пил. Ладно, оставайся здесь до конца, а я поеду в отдел.
      Шилов направился к выходу. Когда проходил мимо Паши, тот, не поднимая головы, глухо сказал:
      – Это не я, Роман Георгиевич. Если вы вдруг подумали.
      Шилов остановился:
      – Верю. Какие мысли?
      – Пока только матерные. А у вас?
      – А вот мне матом думать воспитание не позволяет… – Шилов достал из кармана зазвонивший телефон. – Да. Что? В какой больнице? Жди, сейчас буду!
      Егоров встретил Романа в коридоре возле палаты.
      – Как он? – Шилов кивнул на закрытую дверь.
      – Спит.
      – Ты говорил с ним?
      – Да. Трое встретили на выходе от девчонки. Вырубили с первого удара. Ни ствола, ни ксивы, ни денег…
      – Под разбойников косили? – Шилов сунул в рот сигарету.
      – Это вояки, Рома. Здесь не курят… – Егоров отобрал у него сигарету. – От шпаны бы Леня отбился.
      – И где сейчас эта солдатка?
      – Утром отправлена в командировку на Урал.
      – Красиво…
      – Ага. Что, будем брать часть штурмом?
      – Нет. Будем искать одного гениального минера.
      – И взорвем все к чертовой матери?
      – Взрывать погодим. Мы через него на остальных сможем выйти.
      – Жаль. Я бы взорвал.
      Шилов заглянул в палату. Василевский спал, до подбородка укрытый одеялом. Голова была забинтована, на лбу повязка покраснела от крови. Когда поправится, объясняться по поводу утраты ксивы и пистолета придется очень серьезно. Большое начальство, как правило, плохо верит в истории с нападениями, всегда подозревая, что сотрудник по пьяни все потерял, а теперь неумело отмазывается. Так что на фоне московской проверки спрос с Василевского учинят строгий. Хорошо, если отделается только дисциплинарным взысканием. А то запросто могут уволить, прецедентов хватает… Ладно, лишь бы поправился.
      Роман повернулся к Егорову:
      – На всякий случай организуй Леньке охрану. А к этой части пока больше не суйся.
      Джексон жил в коммуналке на Васильевском острове.
      Пожилая соседка, впустив Романа в квартиру, покосилась на бутылку пива в его руках и со вздохом предупредила:
      – Вы поаккуратнее с ним.
      – Постараюсь. Если что, милицию вызывайте.
      – Пробовали уже как-то, – соседка поторопилась уйти к себе и заперла дверь.
      Комната Джексона была оформлена в стиле «милитари». К потолку были подвешены модели самолетов, стены украшали репродукции на батальную тему, полки забиты книгами на военно-историческую тематику.
      Шилов ожидал увидеть бардак, соответствующий двухдневному загулу: позавчера Джексон побуянил на Торжковской, где погиб Шахид, вчера на работу не вышел, но зато вечером приперся в прокуратуру и, по слухам, после отъезда Романа выжрал у Кожуриной все запасы спиртного и требовал продолжить банкет. Голицын его как-то успокоил, однако вместо дома Джексон отправился в ближайший кабак, где в пять утра затеял разборки с нарядом патрульно-постовой службы, вызванным барменом, чтобы выставить скандального клиента. Шилов ожидал увидеть бардак, однако в комнате ничего такого страшного не наблюдалось, разве что вдоль стены выстроилась батарея разнообразных бутылок.
      Джексон лежал на диване лицом к двери. При появлении Шилова перевернулся на другой бок и с головой укрылся одеялом.
      – Чувствуешь, как мне стыдно?
      – Конечно. Аж стены от твоего стыда трясутся. Пиво будешь?
      – Пиво? – Джексон высунул голову и недоверчиво посмотрел на бутылку, которую держал в руке Роман. – Пиво буду.
      Джексон выудил откуда-то из-под подушки «макаров» и привычным движением сорвал мушкой пробку, после чего в два приема опорожнил бутылку, сопровождая поглощение пива громким устрашающим бульканьем.
      Поставив бутылку на пол, он приложил ко лбу пистолет:
      – Ты извини меня. Подвел тебя, да?
      – Ладно, проехали.
      – Я сегодня оклемаюсь, и завтра уже на работу.
      – А вот этого не надо. Продолжать запой.
      – Чего? – Джексон сел, продолжая прижимать ко лбу пистолет.
      – Засиделся ты в ментах. Пора в бандиты переквалифицироваться.
      – Та-а-ак, интересно. И куда конкретно?
      – К Кальяну. Ты афганец, он афганец – глядишь, и споетесь.
      – В Афганистане, в «черном тюльпане», с водкой в стакане мы молча плывем над землей… Меня наградят? Хотя бы посмертно? Ладно, ничего не говори. Я все понял.

      Вечером в дверь квартиры Арнаутова позвонила неизвестная женщина:
      – Николай Иванович? Здравствуйте.
      – Если вы к Павлу, то его нет.
      Женщина улыбнулась:
      – Не страшно. Меня зовут Нина. У меня сегодня друзья прилетели из Нью-Йорка, привезли посылку от вашей супруги.
      – У меня нет супруги, – ответил Николай Иваныч с каменным лицом. – Так что ничего не надо. Всего доброго.
      – Подождите! Это для Павла, лекарства, – Нина продемонстрировала аккуратный сверток, размерами и формой напоминающий большую книгу.
      – Он не живет здесь.
      – Ну так передайте ему. Что я буду туда-сюда бегать! Еще отец называется…
      – Какой есть. – Арнаутов взял посылку. – Спасибо.
      Женщина пошла к лифту, Николай Иванович закрыл дверь.
      Повертел сверток, рассматривая. На лицевой стороне были какие-то наклейки с надписями по-английски и медицинскими символами: красный крест, изогнувшаяся вокруг чаши змея. Под плотной бумагой чувствовалось что-то твердое, напоминающее коробку. Лекарства? Уехав в Америку, бывшая жена никогда и ничего не присылала. Но позванивала регулярно. Арнаутов старался с ней не общаться, предоставив эту честь сыну. Пашка даже как-то обмолвился, что мать приглашает к себе погостить. Так что про травмы, полученные сыном в прошлом году, она, конечно же, знала. Только чего столько времени тянула с этой посылкой? Оказии не было?
      Пожав плечами, Арнаутов положил сверток в прихожей.

      С утра Саблин привез Прапора и его жену Нину к начальнику милицейского УСБ Ткачеву.
      Прапор все больше помалкивал, глядя в пол и нервно потирая руки. Нина играла роль так же уверенно, как это делала и накануне, когда принесла Арнаутову «посылку» от бывшей жены.
      Саблин старался в разговор не встревать. Стоял посреди кабинета, заложив руки за спину, и поглядывал то на Ткачева, сидевшего за столом, то на парочку заявителей, примостившихся на стульях у стены. Ход беседы настораживал подполковника. Он ожидал большего понимания от Ткачева. Начальник УСБ недавно назначен, ему надо себя проявить, и тут такой королевский подарок, просто бери и реализуйся – это первое. И с милицейским главком все согласовано, Крюков лично звонил – это второе. Чего ж тогда цепляться к мелочам и гипнотизировать заявителей недоверчивым взглядом?
      – … Когда Мишу… то есть мужа арестовали, я совсем растерялась, – говорила Нина. – А потом он позвонил.
      – Арнаутов?
      – Я не знаю его фамилии. Он сказал, что его зовут Николай Иванович. И сказал, что за десять тысяч он может это дело закрыть. Ну вот, я заложила дом и повезла ему деньги.
      – Когда?
      – Во вторник.
      – Куда?
      – На квартиру. Он мне адрес сказал. А потом, когда суд Мишу отпустил на подписку, мы с Мишей поняли, что все это обман…
      Саблин был уверен, что суд освободил прапорщика из-за каких-нибудь технических огрехов в материалах уголовного дела и что Арнаутов волосы на себе рвал, узнав об этом решении.
      Либо же Кальян по своим каналам сумел договориться с судьей. По большому счету, это неважно. Как неважно и то, давали Арнаутову какие-то деньги или все это выдумка от начала и до конца. Важно, что пока УСБ разбирается, Железный Дровосек снизит активность, и тысяча килограммов героина – совершенно небывалый улов! – спокойно прибудет в Санкт-Петербург, прямо в руки засады, которую он, Саблин, не преминет лично возглавить.
      – … мы с Мишей поняли, что это обман, – говорила жена Прапора Нина, промокая платочком слезу. – А как же мы теперь деньги-то отдавать будем?
      – А раньше? Раньше как собирались?
      – Что собирались? – Нина в недоумении подняла брови.
      – Как вы собирались отдавать деньги, если бы Арнаутов вас не обманул? Вы, между прочим, ничтоже сумняшеся, дали взятку.
      Нина растерялась и посмотрела на Саблина. Мысленно вздохнув, он поспешил на помощь:
      – Сергей Константинович! Насколько я помню, заявивший взяткодатель освобождается от уголовной ответственности. Подождите в коридорчике. – Последнее адресовалась Нине с Прапором. Когда они вышли, Саблин продолжил: – Ну зачем же так, Сергей Константинович? С главком все согласовано, и следователь ждет. В чем проблема?
      – У меня вызывают сомнения заявители.
      – Нет проблем. Заодно и их слова проверим.
      – А если бы к вам домой пришли с обыском?
      Саблин жестко улыбнулся:
      – Издержки профессии.
      – Вот мы на профессионалах и поиздержались. При таком к ним отношении скоро вообще ни одного не останется.
      – Боюсь, Сергей Константинович, что я не понимаю вашей позиции. Категорически не понимаю. Видимо, мне следует позвонить своему руководству?
      Ткачев знал, что будет после такого звонка. Сверху поступит команда немедленно реагировать, дело возьмут на контроль и станут постоянно требовать отчета. Получится, как в старом анекдоте: то ли Арнаутов шубу украл, то ли у него шубу сперли, но он все равно виноват.
      – Ладно, поехали, – Ткачев встал из-за стола.

      Вика позвонила Роману на «трубку», когда он еще ехал на работу:
      – Я все сделала.
      – Молодец. Он не заметил?
      – Нет.
      – Где поставила? В комнате?
      – Там больше и негде.
      – Спасибо. Теперь тебе нужно уехать. С самолетом я…
      – Не надо. У меня два земляка домой едут, на машине. Хорошие ребята.
      – Что за ребята?
      – Мы в школе вместе учились. Один художник, второй бизнесом занимается. Тимофей и Марат. Они почти каждый год ездят, и меня всегда с собой звали.
      – И когда?
      – Завтра, прямо с утра.
      Шилов подумал: лучше бы сегодня, но в принципе завтра утром тоже еще не поздно. Что хорошо – Бажанов не сможет проследить ее маршрут и перехватить в дороге. А пока она едет в Улан-Удэ – это, наверное, займет не меньше недели – станет ясно, нужно ей дальше прятаться, или ее не раскрыли.
      – Хорошо, – сказал Шилов. – Только звони обязательно. И с дороги, и когда домой приедешь.
      – Позвоню. – Тигренок улыбнулась. – Пока!
      Быстро проведя утренний инструктаж, Шилов отправился к знакомому хозяину автосервиса и одолжил у него машину. Это была старая «девятка», купленная ремонтниками для разборки на запчасти. Что-то с нее они уже сняли, но до Благодатной она как-то доехала, и Роман, определив расположение квартиры Бажанова – третий этаж в подъезде налево от арки, – поставил машину так, чтобы она не бросалась в глаза, но при этом находилась в зоне уверенного действия слабосильного передатчика из фумигатора. Глупо будет, если машину угонят. Хотя кто на нее позарится? Самая ценная вещь в ней – это цифровой диктофон. Вот его, конечно, могут помылить. Если найдут: Роман подключил его не к гнезду прикуривателя, а к проводам под торпедой, и замаскировал всяким хламом, которым в изобилии был наполнен багажник.

      Напротив зала игровых автоматов стоял «Мерседес». Не новый, предыдущего поколения, но очень приличный. В тонированных стеклах искаженно отражались дома и прохожие, на передней стойке в кабине мигал светодиод сигнализации.
      Скрябин подошел, сильно дернул за ручку двери. Сигнализация заорала. Почти тотчас же из игровых автоматов выскочил лысоватый полный мужик – тот самый администратор. Стас уже успел пробить его полные данные: Лемехов Александр Павлович, шестьдесят пятого года рождения, прописан в Приморском районе, не судим… А наблюдение со стороны – Скрябин почти час просидел за автоматом, безуспешно скармливая ему жетон за жетоном и глядя, как администратор вальяжно ходит по залу и общается со знакомыми игроками, – показало, что вызывать его на допрос и взывать к гражданскому долгу бессмысленно. Испугается и ничего не скажет. Или не испугается, но, один черт, промолчит. Просто из принципа.