16

Лежа на спине, Джосс выгнула шею, чтобы увидеть изображение ребенка на экране. На этот раз он был виден четко – маленькие ручки и ножки, свернутый в клубочек пульсирующий комочек жизни.

– Вы можете сказать, это девочка или мальчик? – спросила она. Все утро этот вопрос мучил ее.

– Если бы и могла, не имею права. – Врач спокойно продолжала сканирование.

– Мне нужно знать, – настаивала Джосс. – Пожалуйста. Мне действительно нужно знать.

– Да ладно тебе, Джосс. – Люк сидел рядом на стуле и с удивлением таращился на изображение на экране, которое было его ребенком. – Куда интереснее не знать. Нам ведь все равно, верно, был бы здоровенький.

– Мне нужно знать, Люк, – рассердилась Джосс. – Пожалуйста, скажите мне. Я не проговорюсь.

Женщина отошла от кушетки.

– В больнице не принято сообщать такие сведения матерям. – Она вытащила салфетку из коробки и принялась снимать гель с живота Джосс. – Но, по правде говоря, дорогая, я не знаю. Ваш ребенок так лежит, что ничего не видно. Значит, вам следует набраться терпения и тогда сами узнаете. Уже двадцать восемь недель. Недолго осталось. Я только могу сообщить, что малыш в полном порядке. Никаких неприятностей ждать не следует. – Она улыбнулась и накрыла Джосс простыней. – Отдохните немного, пока я заполню все бланки, и вы сможете потом взять домой фотографию. – Она села на стул и на нем доехала до стола.

– Люк, уговори ее сказать. – Глаза Джосс наполнились слезами.

Люк с недоумением смотрел на нее.

– В чем дело, Джосс, черт побери? Мы же договорились, что нам все равно.

– Нет, мне не все равно. Я хочу знать.

Врач уже нацепила очки в металлической оправе. Повернулась и уставилась сквозь них на Джосс.

– Миссис Грант, я уже говорила, что не могу сказать, даже если бы хотела. – Нахмурившись, она встала и швырнула очки на стол. – Вам не следует расстраиваться. Вам это вредно, очень вредно.

В машине по дороге домой Люк молчал, пока они не выехали за город. Потом спросил:

– В чем дело, Джосс? Она сказала, что с ребенком все хорошо.

– Я должна знать, Люк. Мне скажут в Лондоне. Уверена. Как ты не понимаешь? Если это мальчик, то он в опасности…

– Нет! – Люк резко нажал на тормоза. – Хватит, Джосс! Не хочу ничего больше слышать. Бред какой-то. Том не в опасности. Этот ребенок, девочка или мальчик, тоже не в опасности. Ты не в опасности. Я не в опасности.

Машина за ними загудела, и водитель, объезжая их, поднял руку в неприличном жесте.

– Не о чем беспокоиться. Послушай. Я попрошу священника придти и поговорить с тобой. Ты будешь чувствовать себя спокойнее, если он освятит дом, изгонит из него злых духов или еще что-нибудь сделает? Ты тогда успокоишься?

Exorcizo te, in nomine Dei Patris omnipotentis, et in nomine Jesu Christi Filii ejus, Domine nostri, et in virtute Spiritus Sancti…

Вздохнув, Джосс откинулась на сиденье и медленно покачала головой. Зачем? Все уже было испробовано.

Но Люк тем не менее недели через три пригласил священника. Джеймс Вуд сидел на кончике стула и вежливо слушал Джосс, потом Люка, а майское солнце весело заглядывало в окна.

– Я всегда готов благословить дом. Я обычно это делаю, когда люди только-только вселяются. Я молюсь за их счастье в доме, чтобы он стал им убежищем. – Он медленно покачал головой. – Но когда дело касается духов, я обычно прошу своего коллегу, он специалист по таким вопросам.

Джосс заставила себя улыбнуться. Ей нравился пастор, она с удовольствием иногда посещала его службы в церкви, но его реакция на их просьбу не слишком ее обнадежила.

– Вашего благословения будет достаточно, пастор. Спасибо. – Она взглянула на Люка. Он отвернулся, якобы завороженный огнем в камине, и она не видела его лица.

Оба они сидели в кабинете, склонив головы, пока он над ними молился, потом стояли в большом холле, где он прочел короткую молитву, которая, судя по всему, относилась ко всему дому. Уходя, пастор обратился к Джосс:

– Дорогая моя, помнится, вы говорили, что навещали Эдгара Гоуэра? Вы с ним беседовали о ваших опасениях?

Она покачала головой.

– Он все еще в отъезде. – Последние два месяца она звонила ему практически каждый день, надеясь, что он вернулся из Южной Африки.

– Ясно. – Вуд вздохнул. – Он – именно тот человек, кто может помочь вам. Он знает Белхеддон. Он знал ваших родителей. И он с большим пониманием, чем я, отнесется к высказанным вами опасениям. – Казалось, Вуду на мгновение стало стыдно. – Я же никогда не видел привидений и не испытывал ничего сверхъестественного вне моего религиозного опыта. Мне трудно все это понять.

Джосс положила руку ему на плечо.

– Ничего страшного. Вы сделали все, что могли.

Беда была в том, что этого всего могло оказаться недостаточно.

Несколько недель ей казадось, что сработало. Погода становилась все теплее, огород Люка стал походить на огород.

В середине месяца Люк отправился в Лондон на винный аукцион.

– Жаль, что ты не ездила со мной, Джосс! – возбужденно рассказывал он. – Зрелище потрясающее! Мы теперь богаты! – Он схватил ее за руки и принялся кружить по комнате. – Даже после всех вычетов мы получим около двадцати семи тысяч фунтов. На время – конец всем волнениям. Ох, Джосс!

Обрадованная Джосс с головой ушла в свою книгу. Она помогала Лин по дому и на кухне, сидела вместе с Люком над счетами и изо всех сил старалась выбросить из головы все свои тревоги. В доме царил покой. Напряжение исчезло. Весеннее солнце унесло все тени.

Но как-то в пятницу вечером, через час после того как они уложили Тома спать, сработала детская сигнализация, донеся до них вопли мальчика. Все трое вскочили на ноги. Джосс, несмотря на свои увеличившиеся размеры, мчалась впереди.

Кроватка снова была передвинута к самому окну. Том стоял весь зареванный, личико красное, глаза плотно зажмурены.

– Железный дядя, – выкрикивал он. – Я видел железного дядю. Он плохой!

– Не поднимай его, дорогая, он слишком тяжел теперь для тебя. – Но просьба Люка опоздала, потому что Джосс выхватила ребенка из кроватки и прижала к себе, почувствовав, как его ножки обвили ее талию.

– Что случилось? Какой железный дядя? – Она спрятала лицо в его теплых волосах. – Маленький, не плачь. Тебе приснился плохой сон, вот и все. Здесь никого нет. Папа сейчас переставит твою кроватку на место.

Люк разглядывал пол.

– Я так ее закрепил, она не должна была двигаться. Не могу представить, каким образом он мог ее раскачать. Наверное, он на редкость сильный. – Он поставил кровать, оказавшуюся как ни странно сухой, на место, и протянул руки к сыну. – Иди сюда, старина, давай папа тебя отнесет.

– Что это за дядя, которого он постоянно видит? – Джосс смотрела на Лин. – Мне кажется, я просила тебя не читать ему больше «Страну Оз». Эта книга его расстраивает.

Лин нетерпеливо покачала головой.

– Да не читала я, Джосс. Насколько мне известно, у нас и книги этой нет. Мы читали сказки, правда, Том… – Она замолчала. Люк пытался уложить мальчика в постель. Тот оглушительно орал.

– Давайте возьмем его вниз. Пусть заснет там. Я после положу его в постель.

Лин пошла за Люком, который понес ребенка вниз, захватив одеяло и большого черного медведя. В дверях она остановилась.

– Джосс? Ты идешь?

– Сейчас. – Джосс оглядывала комнату. – Посмотрю, что могло его напугать.

Она слышала их шаги по коридору и по их с Люком спальне, потом по лестнице. Через мгновение они спустились вниз, и Джосс осталась одна. Она огляделась. Тяжелые шторы задернуты, на улице еще совсем светло. Но горит верхний свет, и комната ярко освещена. На полу разбросаны мелкие игрушки Тома, те, что побольше, аккуратно сложены в ящик. На углу комода стоит настольная лампа с абажуром. Ничего такого, что могло бы его напугать. Джосс чувствовала, что слышит громкое биение своего сердца. Она подошла к двери, выключила верхний свет, вернулась к кроватке и снова огляделась. Свет от настольной лампы проникал в темные углы. Джосс могла видеть огромный многоцветный пластиковый мяч, подаренный Тому Гудиарами, яркий половик на полу и картонную коробку с игрушками, прикрытую Лин яркой сине-красной бумагой. Она стояла почти в центре комнаты, и игрушки, которым не хватило места, свисали из нее. Шторы плотно задернуты. Джосс нахмурилась. Шторы двигались, то втягиваясь, то снова отодвигаясь от окна, как при сильном сквозняке. Нервничая, она подошла поближе.

– Кто там?

Разумеется, там никого не было. Откуда там кому-то взяться? Но ведь окно закрыто. В саду поздний мороз, частое явление для мая в Англии, уже посеребрил траву. Джосс сама закрыла окно, когда уходила, поцеловав Тома на ночь. Тогда почему шторы шевелятся? С бьющимся сердцем она шагнула к окну и резко раздвинула шторы. В окне она увидела лишь отражение лампы, стоящей где-то за ее спиной. Шторы если и двигались, то только в результате ее резкого движения. Она поежилась.

Кэтрин, Кэтрин, милое дитя, ты не хочешь поговорить со своим королем?

Его глаза следили за девушкой, пробегавшей по дому. Из-за пелены тяжелых, темных волос ее глаза цвета вероники заигрывали с ним, ее смех звенел во всех комнатах.

Около окна оказалось дико холодно. Куда холоднее, чем в остальной комнате. Джосс быстро задернула шторы и повернулась.

Это стояло прямо за ее спиной, тень между ней и лампой. Только что оно было здесь, закрывая свет и нависая над ней, и тут же исчезло.

– Ах! – Ее невольный вскрик прозвучал тихо и жалко. Она снова лихорадочно огляделась, но нигде ничего не было, абсолютно ничего. Она все придумала.

Когда Джосс вошла в кухню, Лин подняла голову. Люк укачивал Тома, сидя в кресле-качалке у плиты. Мальчик уже почти спал.

– Проходи и садись, Джосс. Я подогреваю ужин. Через минуту Том заснет, мы завернем его в одеяло и уложим в кресло.

– Мне кажется, нам больше не следует позволять ему спать в той комнате одному. – Джосс села за стол и положила голову на руки. – Я бы предпочла, чтобы он спал с нами. Мы можем перенести его кроватку в нашу спальню.

– Нет, Джосс, – нахмурился Люк, глядя на нее поверх головы Тома. – Ты не хуже меня знаешь, к чему это может привести. Если мы позволим ему сейчас спать с нами, он ни за что не согласится потом спать один. Кроме того, тебе скоро рожать, ты должна иметь полноценный отдых.

– С ним все будет в порядке, Джосс. Поверь мне. Всем детям иногда снятся кошмары. – Лин смотрела, как Люк осторожно встал и положил мальчика на кресло, на котором только что сидел. Он аккуратно подоткнул одеяло, пристроил рядом медведя и немного постоял, глядя на порозовевшие щеки сына и прислушиваясь к ровному дыханию.

– Может быть, – согласилась Джосс, глядя на Тома с такой любовью, что сердце заныло.

– Я знаю, о чем ты думаешь, родная. – Люк подошел и поцеловал ее в макушку. – О всех тех ребятишках, которые умерли когда-то давно. Не надо. Это глупо. Все было тогда. А сегодня – это сегодня.

Джосс ворочалась во сне. На губах возникла улыбка, она слегка застонала. Осторожно, так, чтобы не разбудить ее, одеяло было откинуто, ночная рубашка расстегнута, и грудь ее белела под лунным светом.

Она проснулась, но с трудом смогла разлепить веки. Было еще темно. Джосс несколько минут таращилась на потолок, не соображая, где она и что с ней, потом со стоном нащупала будильник. Половина пятого. Что ее разбудило? Том не просыпался с той поры, как Люк отнес его в кровать. Он сразу обнял медвежонка и повернулся к ним спиной. Хотя из комнаты Тома не доносилось ни звука, она уже знала, что должна встать и пойти к нему, убедиться, что с ним все хорошо.

С трудом поднявшись с постели, она остановилась на мгновение и оглянулась на спящего Люка. Она едва могла его разглядеть. Только очертания в свете, проникающем из коридора через приоткрытую дверь. Он не шевелился. Накинув халат, Джосс босиком прошла к комнате Тома и толкнула дверь. Здесь было холодно. Куда холоднее, чем в остальном доме. Она нахмурилась и подошла к батарее, чтобы проверить выключатель и термостат, который оставили включенным на случай, если снова похолодает. На ощупь батарея была горячей. Джосс дрожа приблизилась к окну. Оно было слегка приоткрыто. Ее собственное отражение в стекле, когда она выглянула в сад, было смутным, всего лишь силуэт в ночном свете. Она могла различить тусклый блеск воды в дальнем конце лужайки, в которой отражались звезды.

Если вы присмотритесь, то увидите, что дом почти всегда наследовался дочерьми.

Джосс внезапно вспомнила эти слова Геральда ЭнДрюса, и тут же ребенок засучил ножками в ее животе. Родится мальчик. Она в этом не сомневалась.

Брат Тома, и оба они в смертельной опасности. Она закрыла глаза и сделала несколько глубоких вздохов, чтобы заглушить тоску, поднимавшуюся, казалось, из самых глубин ее души. Нет!

Нет! Не может быть, чтобы Бог такое допустил. Это невозможно. Она обхватила живот руками и медленно повернулась, потея от страха, ожидая, что это опять будет за ее спиной между ней и кроваткой. Но ничего не увидела.

Она долго сидела, обняв колени руками, примостившись на коробке с игрушками и не сводя глаз с малыша, свернувшегося в калачик под одеялом. Время от времени Том шмыгал носом и причмокивал губами, но в остальном спал крепко и спокойно. Она задремала.

Когда ее голова упала на грудь, Джосс проснулась. В полутьме не сразу поняла, где находится. Она уже не видела Тома. Темная от тени кроватка была пуста. Она в отчаянии вскочила на ноги и рванулась к ней, сообразив, что ноги свела судорога.

Он был там, спрятанный в тени, и спокойно спал. Джосс повернулась, из горла вырвалось короткое рыдание. Замешкавшись в дверях, она оглянулась. В комнате снова было тепло. Она казалась уютной, безопасной, почти счастливой. Ей вдруг захотелось поскорее увидеть Люка.

Потирая глаза, она добралась до своей спальни. Полоска света все еще пробивалась сквозь щель приоткрытой двери. Несколько минут она стояла и смотрела на мужа. Он свернулся калачиком так же, как и его сын, лицо слегка раскраснелось. Во сне он казался спокойным и счастливым. Вместо медвежонка, он обнимал подушку. Джосс улыбнулась и потянулась к узлу на поясе халата. Сбросив его и швырнув в конец кровати, она снова оглянулась. В коридоре никого не было. Тихо. Успокоившись, она откинула одеяло, собираясь лечь в постель. На подушке лежала еще одна роза.

Отпрянув назад, она в ужасе смотрела на нее.

– Люк! – Вместо крика – еле слышный шепот. – Люк! Это ты… – положил ее сюда, хотела она спросить, но уже знала, что он розы не видел.

Ни одну из этих роз не приносил Люк.

Уставившись на цветок как на наваждение, Джосс прикрыла грудь руками. Она ощущала себя больной и униженной. Цветок лежал на ее кровати, ее подушке, где недавно покоилась ее голова, где она беззащитно спала. Насколько она могла судить, он или оно стояло здесь и наблюдало за ней.

Задрожав, она попятилась от кровати.