Анатолий Ершов, Борис Зубков
      "ТАЙФУН" МЕНЯЕТ КУРС
      Патрульный корабль "Тайфун" международной метеослужбы вторую неделю в океане. Его экипаж всего лишь три человека. Метеоролог Генрих Кох, мой друг геофизик Анвар, которого я знаю еще по Ташкентскому университету, и я штурман и специалист по физиологии подводных работ.
      "Тайфун" - сгусток инженерных и научных достижений. Непотопляемая скорлупа, влекомая яростью водометных движителей, питаемая энергией атомных батарей.
      - Как всегда, спали крепко? День перепутали с ночью? - добродушно иронизируя, спросил Генрих.
      Он был явно озабочен.
      - Вы когда-нибудь слышали голоса океана? - вопрос его прозвучал слишком серьезно.
      Мне почему-то не нравится его тон. Я мысленно развернул перед собой страницы пособий и монографий по гидроакустике... Инфразвуки морских волн... Потрескивание и щелчки ракообразных... Характерные звуки косяков рыб... Сигналы тайфуна...
      - Нет, нет, - словно читая мои мысли, покачал головой Генрих. - Тут совсем другое.
      Он приглашающим жестом дотронулся до массивного запора люка. Мы спустились вниз по ступенькам рифленого железа и вошли в отсек акустоконтроля.
      Генрих нажал на клавиши магнитофона. Я услышал странный звук - будто под водой с ревом летел реактивный самолет. Никакое живое существо не могло издавать подобных звуков. Я пожал плечами.
      - Надо послать запрос на базу. Можно передать им запись таинственных звуков.
      - Я не хотел бы поступать именно так.
      - Почему?
      Генрих замялся, а я не спешил помочь ему. Наступила неловкая пауза. Наконец, он сказал:
      - Я не думаю, что это шум двигателей или вообще каких-либо механизмов. У меня есть предположение - это отзвуки подводного землетрясения.
      - Очень уж похоже на рев двигателей.
      - Земные недра говорят на разных языках. Акустические явления при землетрясениях вообще плохо изучены.
      Мне вовсе не казалось, что акустика землетрясений действительно так плохо изучена. Генрих продолжал:
      - Если я не ошибся, то, значит, сделал маленькое научное открытие. Оно важно для прогноза землетрясений, особенно в приморских районах. Мне не хотелось бы посылать на базу запись звуков. Я сам хочу поработать над ней.
      Генрих хочет стать первооткрывателем. Что же, это можно понять. У него не ладится его ученая карьера, а теперь есть шанс сделать открытие, завоевать себе имя в кругах специалистов. Но как может помешать этому отсылка записи на базу? Да никак. Генрих что-то недоговаривает. Я спросил:
      - Если это подводное землетрясение, наши приборы должны были его зарегистрировать.
      - Конечно. Глубинные сейсмографы регистрировали ряд возмущений.
      - Значит, вы действительно сделали открытие, Генрих. Поздравляю!
      Я подождал пока он уйдет, и перешел в отсек сейсмоприемников. Нашел глубинные сейсмограммы, сделанные за последние сутки. Ничего! Недра земли были удивительно спокойны. На редкость спокойны. Генрих меня обманул. Но если он скрывает нечто важное, мог просто не говорить о таинственных звуках. Я занят своим делом и никогда не интересовался записями акустических приборов. А где сегодня утром был Анвар?
      Я поднялся на палубу и застал Анвара возле приборов, замеряющих солнечную активность.
      - Здравствуй, Анвар! Ты давно здесь?
      - Нет, все утро я провел вместе с Генрихом. Акустомеры регистрировали какие-то странные звуки. Я обратил на них внимание Генриха, но он сказал, что ничего необычайного не видит.
      Вот как! Ничего необычайного... А сам явно взволнован или даже встревожен. Теперь ясно, почему он сказал мне о странном шуме, - не мог не сказать, так как Анвар был рядом с ним во время записи.
      Почему Генрих не желает сообщать на базу о таинственных звуках?
      Конечно, я могу прямо заявить Генриху, что он обманул меня. Но между нами неминуемо вспыхнет ссора, а когда весь экипаж - три человека, любая ссора перерастает в затяжной и неприятный конфликт.
      Благоразумнее поступить так. Ночь и утро мы с Анваром подежурим возле приборов акустоконтроля. Постараемся, чтобы наше дежурство не очень бросалось в глаза Генриху. Вовсе не обязательно безотлучно торчать в акустическом отсеке. Можно заходить туда через разные интервалы времени и проверять запись акустических приемников. На худой конец, придется прямо сказать Коху, что мы установили дежурство и решили вновь уловить звуки неопознанного объекта. Если к двенадцати часам следующего дня мы ничего не узнаем и не услышим, все равно сообщим на базу.
      Вечером, к моему удивлению, Генрих раньше обычного отправился в свою каюту. Если он знал что-нибудь больше нас, то, во всяком случае, умело это скрывал.
      Электронные самописцы чертили дрожащие линии Тишина отсека располагала к дремоте, но крайне неудобное откидное сиденье вполне надежно заставляло бодрствовать.
      Вдруг что-то изменилось в отсеке. Даже теплый воздух, осязаемый в тесном помещении, тревожно замер. Зато вздрогнули все приборы и защелкали указатели курса опознаваемого объекта. Тонкая нить автонастройки заскользила по зеленой шкале, стараясь отыскать зону наилучшей слышимости. Включились усилители, и в тесное пространство ударил рев двигателей. Он ворвался, чужой и тревожный, словно рев вражеских самолетов, подминающих под крылья мирное небо. Но, разумеется, то был не самолет и не подводная лодка, звуки которых мне приходилось неоднократно слышать во время глубоководных исследований. То было ни на что не похожее завывание мощного механизма. Я хотел узнать, что делает Генрих. Дверь в каюту оказалась плотно прикрытой. Я нажал на ручку и вошел. Узкая кровать со свисающими противоштормовыми ремнями была пуста. Генрих исчез.
      В коридоре жилых отсеков влево от трапа отходил узкий проход в отсек химической лаборатории. Повинуясь больше интуиции, чем разуму, я заглянул туда. Сигнальная лампа над входом в отсек светилась, сообщая, что там находится человек. Такими указателями были снабжены все лаборатории. Они облегчали поиски нужного члена экипажа. Теперь сигнал выдал местонахождение Генриха.
      Чем мог заниматься он ночью в химической лаборатории? Химия не входила в круг его непосредственных научных интересов. Кроме того, он однажды сказал мне, что терпеть не может возню с химическими реактивами. Что-то случилось с ним еще в студенческие годы: не то взрыв в лаборатории, который перепугал его, не то он надышался какими-то ядовитыми парами.
      Мне нужно было выманить Генриха из его химического уединения.
      Я прошел в свою каюту и нажал кнопку общей связи. Теперь мой голос раздавался во всех отсеках.
      - Генрих! Генрих! Вы меня слышите! Проснитесь, Генрих! Внимание! Генрих, мы вновь засекли неопознанные сигналы. Спуститесь в отсек акустоконтроля. Мы ждем вас!
      Одновременно меня слышал и Анвар, это ему давало возможность приготовиться к приходу Генриха.
      Приоткрыв дверь каюты, я отчетливо слышал шаги Генриха - он торопливо спускался по трапу. Я быстро прошел в химическую лабораторию. Плотными рядами стояли банки с реактивами. Среди их множества нужно было мгновенно отыскать два, три или четыре реактива, которыми только что пользовался Генрих. Я осторожно провел пальцем по краям банок. На двух сосудах сразу же обнаружил крохотные, еще не успевшие испариться капельки. Быстро списав формулы, украшающие их этикетки, я вышел из лабораторного отсека. Бумажка с формулами буквально прожигала насквозь мой карман.
      В своей каюте я отыскал солидный справочник по органической химии и самоотверженно погрузился в мир валентностей, ангидридов, свободных радикалов, фтор- и хлоруглеводородов.
      Генрих пытался синтезировать сильный органический яд! Два почти безвредных вещества, употребляемых для консервации водорослей, соединившись, приобретали оглушающую силу яда нервно-паралитического действия. Генрих Кох не так уж плохо разбирается в химии, если мог додуматься до столь чудовищного сочетания невинных реактивов. Или он был тому специально обучен?
      Может быть, в это мгновение, прекратив спор, Генрих протягивает Анвару стакан содовой воды, предварительно капнув туда своего снадобья. Трудно поверить, что цивилизованный человек способен на такое. Увы, есть разные понятия о цивилизованности. Есть, в конце концов, разные цивилизации, которым суждено еще жить бок о бок.
      Фактически мы безоружны перед Генрихом. Не надо даже старомодным способом лить яд в наши бокалы, достаточно капнуть им на кожу. В тесноте наших помещений такую операцию проделает даже однорукий.
      Нужно предостеречь Анвара. Влекомый только одной этой мыслью, я ворвался в отсек акустоконтроля. Генрих испуганно отшатнулся от меня.
      В тот момент удар необычайной силы потряс "Тайфун".
      Неописуемые, раздирающие душу, скрежещущие звуки заполнили коробку отсека. У меня до сих пор стоит в ушах этот скрежет. "Тайфун" словно раздирали на части. Металл корабля скрежетал, вопил, звенел, разрывался. Погас свет.
      В хаосе звуков, в полной темноте мы пытались пробраться на верхнюю палубу, где находились аварийные плавсредства.
      Удары все чаще и чаще обрушивались на корабль Словно под его днищем протягивали гигантскую пилу и каждый ее зуб таранил и резал металл.
      С ужасом я почувствовал, как под рукой волнами выгибаются стальные поручни трапа - это изгибался весь корабль.
      Я слышал, как тяжело дышит Анвар. Потом я узнал, что он тащил за собой терявшего сознание Генриха..
      Вдруг стало чуть светлее, меня коснулась волна жаркого ветра, и я осознал, что еще не все потеряно. Как говорит мудрость моего народа "Земля не стареет, солнце не меркнет".
      На палубе от спасательных плотов и ботиков остались яркооранжевые бесформенные клочья.
      Вокруг нас горел океан. Языки пламени с громоподобным гулом вырывались из-под воды. Шипели волны, превращаемые в пар. Белесое пятно кипящей воды расползалось к горизонту. Луна застыла в облаках копоти.
      Мы находились внутри стены из огня, окружающей нас со всех сторон. Кольцо огня напоминало кратер вулкана, но его идеально правильная форма начисто отвергала предположения о естественной вулканической деятельности. Вулкан был созданием человеческих усилий, а мы по злой воле или случайно оказались в его огненной западне.
      Палуба раскалялась все заметнее. Анвар был занят Генрихом, стараясь привести его в чувство.
      - Анвар, ты не ранен?
      - Нога болит жутко. Еле терплю. А Генрих совсем плох . Бормочет несуразное Что с ним?
      - Не знаю, пока только догадываюсь . Обыщи Генриха.
      - Зачем?
      - Не спрашивай. Хорошенько обыщи. Если найдешь в карманах склянку, оберни руку тряпкой, возьми склянку и выброси ее за борт.
      Когда я вернулся за Анваром, тот пытался сам спуститься в люк. Я помог ему. На палубе становилось нестерпимо жарко.
      Сколько еще минут или секунд можно продержаться на этой раскаленной сковородке? Но я должен все точно запомнить. Чтобы потом рассказать всем, кто пожелает меня выслушать. Или - это еще важнее! - тем, кто должен знать истину! Если только мы сумеем вернуться к людям.
      Языки пламени сливались а одну непроницаемую стену. Они закрыли горизонт и рвались заслонить небо. Пламя дрожало от напряжения, оглушающе гудело. Воздух, захваченный в плен огненной воронкой, струился вверх тугим осязаемым потоком, сминая и пожирая облака. Мы были на дне смерча из огня, пара и раскаленного воздуха. Я видел, как с неба спускались другие гигантские темные воронки из вихрей кипящего пара. Смерч рождал смерчи. Где-то дальше над океаном бушевали ливни.
      Сильный юго-западный ветер, что начался в полночь, понесет чудовищный котел искусственного тайфуна к густонаселенным побережьям архипелага. Что будет с ними? Какая злая воля обрушила на них беду?
      Наступило утро. Я должен узнать, что держит на плаву "Тайфун", не давая ему выскользнуть из огненного плена.
      Не раздумывая, я мотнулся к борту и перевалился через него, прикрывая полой куртки глаза, чтобы уберечь их от шипящих брызг.
      Погружаясь, я видел, как наверху бегали багровые отблески пламени. С ужасом подумал, что через минуту придется вынырнуть на поверхность и вместо глотка воздуха захлебнуться обжигающим паром.
      Борт корабля крутым изгибом уходил вниз, я опускался рядом с ним, касаясь его плечом.
      "Тайфун" лежал на решетке стальных балок. Балки уходили из-под днища во все стороны, их начало и конец терялись в темной воде. Целый отряд водолазов, вооруженных плазменными резаками, не смог бы и за неделю разрушить такое сооружение. Мы были в надежной западне.
      Я постарался выскочить из воды как можно выше, чтобы не захлебнуться раскаленным паром и вдохнуть хоть глоток пусть и жаркого, но воздуха. Этот маневр мне удался, но тут же я понял, что не смогу вернуться на корабль Решетка металлических балок подняла его так высоко, что палуба оказалась недосягаемой.
      Сколько я еще могу продержаться?
      Рядом со мной упала тяжелая капля с язычком коптящего огня Я поднял голову и увидел, что пламя непостижимым образом изгибается к центру, образуя багровый купол. Горящее небо опускалось на корабль. Это было так страшно, что я, вскрикнув, потерял самообладание и ушел под воду.
      Только ударившись о балки решетки, я сообразил, что с противоположного от меня борта "Тайфуна" уходит в воду металлический трап, по которому спускались аквалангисты.
      Я поплыл вокруг корабля, проклиная себя за непростительную забывчивость.
      Не помню, как очутился в коридоре жилых отсеков. Легкие были наполнены сухим жарким воздухом, и я зашелся в приступе судорожного кашля.
      Отдышавшись, я ввалился, буквально упал в каюту Анвара. Он приподнялся с койки.
      - Где ты был? Мы здесь уже почти десять минут...
      Только десять минут! Мне показалось, что я плаваю в кипящей воде несколько часов.
      На полу, рядом с койкой Анвара, лежал Генрих.
      - Все еще без сознания?
      - Бредит.
      - Сейчас мы займемся им. Но прежде. Внимание, Анвар! Берегись!
      Генрих зашевелился, и мне показалось, что в руке его что-то блеснуло.
      Анвар, не понимая всей опасности, которая нам угрожает, недоуменно смотрел то на меня, то на Генриха.
      - Ты хорошо его обыскал?
      - Разве он преступник?
      - Он прячет яд.
      - Не может быть! Зачем?
      - Я еще сам не очень понимаю. Но он хотел скрыть происхождение таинственных звуков. Он знал, что их источник приближается. Отговорил меня сообщить обо всем на базу. Этой ночью в химической лаборатории он синтезировал сильный яд. Мы для него, наверно, крысы. А он - всемогущий экспериментатор. Так ему чудилось там, в химической лаборатории. Даже капля яда дает власть. Яд, пулеметы, бомбы - все это ослепляет могуществом. Только потом сам великий экспериментатор начинает визжать от страха и прятаться в нору. И погибает, как крыса... От своей же крысиной бомбы... Я устал, Анвар. Руки горят. Я искупался в кипящем океане...
      - Там ужасно?
      - Очень плохо, Анвар. Отчаянное положение - кругом огонь! А под нами какая-то металлическая конструкция. Знаешь, такая огромная металлическая решетка, я не поверил своим глазам. Если огонь приблизится к кораблю, мы сгорим. Если решетка сбросит нас в океан - пойдем ко дну, ведь балластные цистерны заполнены до отказа. Вот и все, Анвар.
      - Огонь или вода. Что раньше? Так я понял?
      - Так, Анвар, так, мой дорогой. Выбор не велик.
      - Что я должен делать?
      - Ты хорошо спросил, Анвар. Я отвечу - бороться! В радиоотсек нам не пробраться. Но в коридоре я видел несколько стеклянных поплавков от планктонных сетей. Мы напишем обо всем, что здесь произошло, спрячем записки в поплавки и выбросим их в океан. Это первое, что мы должны сделать.
      Для начала я связал Генриху руки. Прикатил в каюту четыре объемистых поплавка.
      Когда я проходил мимо трапа, в отверстие заклинившегося люка упала тяжелая горящая капля. Правда, она быстро угасла на металлической ступени трапа. Но огонь, видно, уже начал наступление на корабль.
      Анвар писал. В университете все просили у него записи лекций. Хороший разборчивый почерк... Теперь он пригодился.
      - Анвар, вступительные фразы лучше писать на нескольких языках.
      - Да, и точные координаты встречи с неопознанным объектом....
      Я назвал координаты. Я и теперь их помню. С этих координат начинался отсчет другой жизни. На ступени трапа упало еще несколько сгустков пламени.
      - Надо хотя бы предположительно написать, что же все-таки происходит, сказал Анвар.
      Я попытался сосредоточиться и вспомнил бюллетени международных и национальных метеорологических ассоциаций. Белые, голубые, бледно-розовые листки: "Летающие лаборатории исследуют методы искусственного воздействия на морские бури", "Федеральное правительство штата Луизиана заявляет свое право на всю влагу, содержащуюся в атмосфере штата", "Компания "Блу-Ридж уэзер модификейшен" проводит опыты по искусственному вызыванию грозовых разрядов", "Опасные эксперименты с тайфунами средней интенсивности", "Можно ли вызвать искусственный град?", "Тайфун меняет свой курс"...
      Анвар вскрикнул. С ужасом он смотрел на дверь каюты. Я обернулся. По трапу спускался огонь.
      Внезапно громко фыркнул металлический гриб противопожарного жиклера. Из гриба вырвались свистящие струи воды и пены и сбили пламя. Сработала система противопожарной защиты. Полумертвый корабль сопротивлялся силам разрушения.
      - Преступные эксперименты, Анвар. Вот с чем мы имеет дело. Плавучий метеотрон пытается вызвать искусственный тайфун. Так и напиши...
      Раздался уже знакомый скрежещущий звук. Подводное течение, видно, колеблет гигантскую решетку, которая держит корабль, он ударяется и скользит по ее металлическим ребрам. Удары становились все чаще. Плавучий метеотрон разбудил стихийные силы океана и теперь сам испытывает их натиск...
      Металл звенел и скрежетал невыносимо, оглушая, заставляя резонировать весь корабль. Но вместе с тем скрежет привнес нечто успокоительное в общий звуковой хаос. Чувство исчезающей опасности. Я прислушался, стараясь уловить, что же исчезло из скопища звуков. И понял не было глухого рева огня и свистящего воя раскаленного пара и воздуха. Вот почему так внезапно и оглушительно зазвенел металл. Звуки вырвались из плена других звуков.
      Ступени трапа были скользкими от пены и воды противопожарной защиты.
      Вокруг все еще кипел океан, но огненная стена исчезла. Отблески огня пробежали по облакам и угасли. Черные воронки смерчей отрывались от воды и, судорожно вздрагивая, уменьшаясь в размерах, прилипали к облакам, чтобы исчезнуть совсем. Гребни воды уходили за горизонт. Может быть, сейчас они рождали цунами, ударные волны, которые через полчаса обрушатся на берега архипелага. Но вблизи корабля все утихало. Теперь мы могли спокойно пойти ко дну.
      Высокая волна, отпрянув от "Тайфуна", рухнула вниз и в темном провале воды я увидел еще более черную пасть громадного металлического раструба, способного уместить в себе два наших корабля. Только что этот раструб выбрасывал в небо столб огня. Я вспомнил размеры огненной стены. Вдоль ее кольца можно было разместить не менее двух десятков таких раструбов. Скорость выброса раскаленных газов могла достигнуть двух тысяч метров в секунду... Площадь выходного отверстия раструба... Масса газов, выбрасываемых за одну секунду... Метеотрон работал не менее пяти часов... Общая мощность...
      Я застонал от ненависти, душившей меня. Мощности этого чудовища хватало на то, чтобы действительно вмешаться в кухню тайфунов.
      Раструб издевательски подмигнул черным глазом и скрылся.
      Сильный толчок чуть не сбросил меня за борт Мощный гул моторов, тот самый, что был записан еще вчера системой акустоконтроля, не оставил сомнений: работают двигатели плавучего метеотрона. Мы были в его плену, он увлекал нас, мы плыли навстречу новым опасностям. Метеотрон, скрываясь от глаз международной инспекции, уйдет под воду. Мы последуем за ним. С разбитым люком, с зияющими трещинами в бортах...
      Когда я спустился в каюту, Генрих глухо замычал и опрокинулся лицом вниз.
      - Генрих, вы меня слышите? Генрих!
      Он перевернулся на спину и вполне осмысленно посмотрел на меня.
      - Зачем вы завязали мне руки?
      - Что делали вы этой ночью в химической лаборатории?
      - Ничего особенного. Я вспомнил, что надо приготовить побольше консервирующей жидкости.
      - Вы говорите почти правду. Консервирующая жидкость... Точнее, две жидкости. Вот эти!
      Я показал ему клочок бумаги с формулами. Он боднул подбородком воздух. При желании это могло сойти за жест согласия с моими словами.
      - Зачем вы смешали эти два реактива? Вы знаете, как на языке международных инспекций называется то, что вы получили? Бинарное оружие. Два невинных реактива, соединяясь, образуют нервно-паралитический яд. Чрезвычайно удобное, тихое оружие. Так, Генрих?
      - Я не хотел ничего дурного.
      - Вы могли убить всех нас, Генрих. И себя тоже. Вы не боялись?
      - Я знал, что мы все обречены на гибель.
      - Вы знали, что приближается плавучий метеотрон?
      - Он здесь?
      Генрих говорил все медленнее, глаза его закрывались. Он знал, видимо, очень многое, и груз этих тошнотворных знаний убивал его. Трус умирает раньше смерти. Но четыре прочных поплавка ждали записок. Почта ненадежная, но единственно возможная в наших обстоятельствах.
      - Мы погибнем. Но перед этим я заставлю вас говорить. Мне придется быть грубым и жестоким, но я постараюсь все время помнить, что вы хотели нас отравить. И это поможет мне быть очень грубым.
      Я сумел напугать его. Он весь сжался. Мокрый, дрожащий комок человеческой плоти.
      - Я вовсе не хотел вас... отравить, - выдавил он из себя. - Я знал, что мы погибнем и на всякий случай приготовил яд. Боялся лишних мучений.
      - Вы боялись утонуть? Сгореть? Или боялись людей, которые могли напасть на корабль?
      - Боялся людей. Впрочем, это все равно...
      - Говорите яснее. У нас мало времени.
      - За две недели до отплытия ко мне в гостиницу пришел человек. Очень смуглый. Высокий. Господин Сид-Мохнабедли. Так он назвал себя. Сказал, что ему порекомендовал обратиться ко мне профессор Клермон. Я слышал это имя, но не знал его лично Смутно помнил, что он занимается активным воздействием на облака. Я не интересовался подобными работами, в них много шарлатанства. Метеорология должна быть точной наукой.
      - Что предложил вам Сид-Мохнабедли?
      - В первый момент мне показалось, что он просит о пустячной услуге. Иногда передавать часть метеорологической информации с "Тайфуна" на волне, которую он мне укажет. Это ведь пустяк, не правда ли?
      - Вы знали, что корабли международной метеослужбы не имеют права снабжать прогнозами частные фирмы?
      - Он обещал мне стажировку в одном из крупнейших университетов мира. Это было очень заманчиво. У меня как-то не ладилась моя научная карьера. А здесь -такая перспектива! Моим коллегам и не снилось такое...
      Страх плюс честолюбие. Математика измены и подлости.
      - Но потом я отказался. Эти прогнозы... знаете, они совсем не были похожи на обычные прогнозы, необходимые для безопасного плавания в ограниченных акваториях. Их интересовала сумма метеорологических данных, необходимых для активного вмешательства в процесс образования тайфунов. Господин Сид-Мохнабедли говорил, что это проект "Бэгвиз".
      - "Бэгвиз"?
      -Так на Филиппинах называют тропические ураганы.
      - Профессор Клермон занимался искусственным воздействием на погоду?
      - Да. Наверное. Не знаю точно. В научных кругах его не воспринимали всерьез. Но я сопоставил его имя с предложением Сид-Мохнабедли и понял, что они занимаются недозволенным.
      - Недозволенным! Мягко сказано. Я приблизительно подсчитал мощность метеотрона, который нас так удачно подцепил на крючок.
      Я назвал цифру. Генрих застонал.
      - Примерно десяти таких метеотронов, удаленных друг от друга на двадцать сорок миль, вполне достаточно, чтобы вызвать искусственный тайфун с катастрофическими последствиями для сотен миль побережья. Или изменить направление уже начавшегося тайфуна.
      - Он запугал меня. Я отказался передавать какую-либо информацию. Тогда он пригрозил мне. Шантажировал... В наше время политика такая запутанная вещь. У меня есть вина перед нашей республикой. Нет, не вина, скорее, оплошность. Я думал, что все забыто. Но этот господин напомнил. Потом он пригрозил мне, что похитит моих детей...
      Если бы он вовремя предупредил нас, мы имели бы реальные шансы на спасение.
      - Я понял, что они постараются уничтожить нас, и приготовил яд. Мне страшно думать, что будет с нами, если мы попадем в лапы к этому субъекту. Если бы я умер, Сид-Мохнабедли оставил бы в покое моих детей.
      - Зачем мы ему нужны?
      - У него нет квалифицированных метеорологов. Мишель Клермон не в счет. Ему нужны настоящие ученые.
      Брать в плен ученых. Шантажировать их. Дикость. Века наслаиваются друг на друга. Но разве пресловутая "утечка мозгов" не тот же метод похищения ученых, только более цивилизованным способом?
      - Анвар добавь в записку, что для плавучих метеотронов необходима база. Надо пополнять запасы энергии. Пусть ищут базу.
      Я надеялся, что пропажа "Тайфуна" уже взволновала Международный метеоцентр. В квадрат его предполагаемого местонахождения отправят вертолеты которые ничего не найдут. Еще хуже если они обнаружат пятно нефти, оставленное после себя метеотроном и посчитают, что корабль затонул. Никому и в голову не придет, что мы еще живы. И все же метеоцентр постарается выяснить причину катастрофы. Но к моменту появления спасательных отрядов мы вновь окажемся в другом месте.
      Сколько времени уйдет на такую игру в прятки среди океана?
      Ночь наступила мгновенно. Переход от сумерек к мраку - один миг. Разразилась гроза, бело-синие молнии вонзались в океан с такой яростью, что казалось высекали из волн искры.
      Утром появились ОНИ.
      Первым их заметил Анвар. Обессиленный он лежал ничком на палубе и взор его скользил по поверхности воды. Именно поэтому ему удалось их увидеть. Зеленые шары. Не очень большие. С хороший школьный глобус. Их было совсем немного. Анвар заметил только два. Они мирно качались на тихой волне. Рыхлые, ноздреватые. Похоже - комок водорослей. Вид у них был весьма миролюбивый. Но меня они сразу насторожили. Они не были похожи ни на одно морское существо. И уж во всяком случае - на водоросли. Они казались беспомощными, ветер принес их, волны бросали и мяли.
      Потом их стало больше. Они будто намеревались атаковать "Тайфун". Собирались кольцом, явно тяготея к тем местам, где под водой скрывались раструбы метеотрона. Быть может их привлекало тепло или какое-нибудь излучение. Мне это не нравилось. Нас окружила плотная стая шаров. Я говорю "стая" потому что был уверен - это нечто живое.
      Метеотрон двигался по заданному для него курсу не снижая скорости. Господин Сид-Мохнабедли нетерпеливо жаждал встречи с нами.
      Под эскортом зеленых шаров мы подошли к острову, который я назвал для себя "Око Дьявола". Так называют центр урагана. Глаз тайфуна.
      Анвар стоял на коленях и напряженно смотрел в сторону берега. У него было острое зрение.
      - Ничего, Марат на берегу ни признака жизни.
      - Быть может они не привыкли вставать в такую рань? Все же делать тайфуны - утомительное занятие Преступники долго спят - ночью к ним приходит страх, они засыпают только поутру.
      Знакомый скрежет пронзил металл корабля. Метеотрон проводил под нами какие-то эволюции, корабль сильно тряхнуло подбросило Вспенилось кольцо бурунов, разогнав зеленые шары. Они вдруг отпрянули от нас. Я понял, что означает кольцо пены. Метеотрон погружался. Он не намеревался приставать к берегу. Да это и в самом деле было рискованно для шайки авантюристов. Десятки огромных металлических чудищ, пришвартованные к острову-базе, привлекли бы внимание пилотов гражданской и военной авиации, даже случайно залетевших в этот район океана. Для метеотрона наверняка приготовлены подводно-подземные убежища. И сейчас метеотрон втягивают в один из таких потайных причалов.
      "Тайфун" погружался вместе с метеотроном. Не очень вежливый способ принимать гостей. Осталось вплавь добираться до берега.
      Я держался подальше от зеленых шаров. Не знаю почему, но они пугали меня.
      Никто нас не встречал. Нас не ждали... Странно, сколько усилий потрачено, чтобы доставить нас сюда, и - никого.
      Мы выползли на берег и, обессиленные упали на сырой песок.
      Перед нами была невысокая насыпь а за ней два каменных сарая, похожие на трансформаторные будки. Сторожевые посты? Причальные сооружения? Люди или механизмы?
      До сараев я добрался беспрепятственно. Никто не окрикнул меня.
      На пороге каменной будки лежал тонкий бархатный слой песка. Он был нетронут - никто не входил и не выходил из сарая уже несколько дней. Я не хотел оставлять следы и не приближаясь к двери, обогнул сарай. Квадратное окно распахнуто настеж. Я перевалился через высокий подоконник и спрыгнул в комнату.
      Двухэтажные нары, прикрытые оранжевыми оде ялами, стол, охапка бумажных мишеней и жестянки из-под пива не оставляли сомнений: здесь размещался пост охраны острова. Налет пыли на одеялах и начисто высохшие банки также ясно говорили о том что пост покинули. Примерно два дня тому назад. Незапертые окно и дверь, осколки стаканов, второпях сброшенных со стола, следы ножа на стене, где что-то торопливо от нее отдирали, указывали на то, что все было брошено впопыхах.
      Что-то стряслось на острове. Еще до нашего прибытия. Потому нас и не встретили.
      На стене висел телефон. Я взял трубку. Она молчала так основательно, будто во всем свете уже не существовал электрический ток. Связь с постом прервана.
      Полуоткрытый люк. Крутые ступени уходили вниз. Там находилось тесное и сырое убежище. На острове проводили эксперименты, во время которых приходилось укрываться в подземных норах. В углу торчал щит сигнализации - оповещение о начале и конце тревоги. Щит бездействовал. Контакты реле застыли в положении "Тревога".
      Тревога застыла над островом.
      Наружная дверь открывалась внутрь и я мог ее исследовать не нарушая слои песка на ступеньках.