К его изумлению, мама не просто включила на компьютере, подходить к которому ему разрешалось строго по часам, игру (он, признаться, был бы согласен и на угадайку «Rabbit Pitty» [16], подходящую только для сопливых девчонок), а именно ту, вожделенную «Infernal Whirlwind» [17], доступа к которой он безуспешно требовал, регулярно закатывая скандалы, уже полгода…

Так. Томми на какое-то время занят. Что же произошло? Телевидение не работает, телефон тоже. Может быть, все-таки какой-нибудь ураган или тайфун? Но небо же без единого облачка!..

– Миссис Игги! – раздался снаружи дома надтреснутый старушечий голос– Долли, милая!

О-о-о! Престарелая мисс Холливелл притащила свои древние кости… Хотя… Сейчас Долорес Игги была рада любому человеческому лицу: все-таки страшновато оказаться отрезанной от цивилизации в первой половине двадцать первого века.

– Долли, милочка! – Древняя, как трехсотлетняя черепаха, трясущаяся мисс Холливелл вползла на террасу дома, гулко переставляя по полу нержавеющий «уолкер», и вперила в домохозяйку свои круглые допотопные очки, сверкающие в луче солнца, бьющего сквозь приоткрытые жалюзи, как линзы артиллерийской стереотрубы. – Скажи мне, девочка, у вас тоже не показывает телевизор?

– Да, мисс Холливелл, – кивнула Долорес, ощущая, как откуда-то снизу, сминая все остальные чувства, поднимается волна паники, какого-то первобытного ужаса. – И телефон – тоже…

– Это – нападение Советов! – торжествующе изрекла старая рептилия, уставив в потолок костлявый палец с раздутыми артритом суставами. – Они сбросили свою проклятую бомбу на Штаты, и теперь ничего не работает! Нельзя было старому Ронни верить этому русскому сопляку с пятном на лысине…

– Мисс Холливелл, – оторопело переспросила Долорес– Какие Советы? Какой еще «старый Ронни»?..

– «Какой, какой»… – язвительно передразнила старуха. – Конечно же Ронни Рейган! Я всегда говорила, что поставить президентом актера, всю жизнь не сыгравшего никого, кроме безмозглых ковбоев, может только круглый идиот… Хотя я всегда голосую за республиканцев – в тот раз я решила не голосовать совсем! Веришь ли, девочка: я оказалась права!

– Мисс Холливелл. – Миссис Игги, наконец, обрела дар речи. – Да Рональд Рейган, если вы его имеете в виду, а не кого-нибудь другого, уже двадцать лет как не президент! Он вообще уже давно умер! А Советский Союз развалился лет пятнадцать назад…

– Не верь, Долли, – уцепилась скрюченной лапкой, цепкой, как у ящерицы, за ее рукав старуха. – Никому не верь! Это все выдумки демократов… Я помню… Я все помню… В тот день, когда японцы прилетели бомбить Перл-Харбор, тоже не работали ни радио, ни телефон… Я все помню…

Долорес только открыла рот, чтобы возразить сумасшедшей старухе, как где-то вдалеке хлопнул выстрел, потом еще один, потом целая очередь, и тут же залаяли полицейские сирены. Молодая женщина без сил опустилась в плетеное кресло.

– Слышишь! – Мисс Холливелл указала трясущейся рукой куда-то в сторону пальмы, росшей возле ворот. – Это красные китайцы высадили десант, чтобы захватить порт. Нам всем нужно брать в руки оружие, как наши предки на Диком Западе…

В этот момент ожил телефон, взорвавшийся пронзительной трелью. Не тот, по которому она разговаривала с Эллис, а старый, кабельный, про который она и думать забыла, считая давно не работающим аляповатым украшением, не более того.

– Да…

В черной мембране на грани слышимости, едва прорываясь сквозь шипение и треск, запищал комариный голос, в котором только с огромным трудом удалось опознать баритон Джорджа.

– Джо! – закричала Долорес в трубку, опасаясь, что и эта тоненькая ниточка, соединяющая ее с большим миром, порвется и она останется один на один с ожившим кошмаром из худших голливудских триллеров. – Джо! Скажи мне, что происходит!..

– Никуда не выходи! – пищал, не слушая ее, муж. – Запри все окна и двери. Томаса лучше всего отведи в подвал. Унеси ему туда игрушки и маленький телевизор с кухни… Ах да…

– Джо!!! Что происходит!

– Нужно взять в руки оружие, – возбужденно гнусавила рядом старуха, воинственно размахивая тощей лапкой. – И убивать этих проклятых китайцев и коммунистов! И черномазых! И евреев! Всех, всех их убить!.. Мы с тобой, Трумэн [18]!

– Достань из стола в моем кабинете револьвер и заряди его, – продолжал Джордж, будто он услышал воинственные призывы мисс Холливелл. – Патроны в кладовке на четвертой полке напротив двери. В красной коробке… Ты помнишь, как я учил тебя стрелять?..

– Джо-о-о!!! В чем дело? Это война? На нас напали?

– Я скоро приеду, Долли. Никуда не выходи из дома.

– На Америку напали?!!

– Америки больше нет, Долли… – В трубке зазвучали короткие гудки.

Долорес отняла от уха гудящую трубку, и из ее глаз горохом посыпались крупные слезы…

– Только обязательно возвращайся к обеду, Билли, сегодня я приготовлю индейку.

– Не обещаю. – Уильям Боркин, хохоча, влез в кабину своего пикапа и сделал дорогой супруге ручкой. – Может быть, рыба будет клевать так, что я позабуду про всех индеек на свете?

– Не паясничай, Билли! – Сухонькая Энн Боркин притопнула ногой на своего несносного мужа. – Сегодня же День независимости!

– Ну и что? Какое рыбе дело, что двести лет назад несколько каких-то чудиков за бутылкой виски настрочили какую-то бумажку?

– Только попробуй опоздать.

Миссис Боркин круто развернулась и ушла в дом, откуда уже вовсю неслись аппетитные запахи, а Уильям, улыбнувшись, придавил газ и выехал за ворота.

Он любил иногда подразнить свою дражайшую половину, этот сорокапятилетний полный сил и здоровья мужчина, хотя и любил ее больше всех на свете. Даже больше любимой работы и рыбалки, в борьбе с переменным успехом между которыми проходила его жизнь. Вот и сейчас, в День независимости, мистер Боркин, презрев все американские традиции, направлялся к известному одному ему (так ему нравилось думать) «уловистому» плесу речки Coy-Крик, где ему не терпелось испытать совершенно новый, только что разработанный им воблер [19], за которым все местные пятифунтовые окуни просто обязаны выстроиться в очередь, а всякую не стоящую упоминания мелочь придется отгонять палкой.

Надо заметить, что Уилл Боркин был ярым противником всяких современных химических обманок, своим ароматом сводящих рыбу с ума, или искусственных электронных рыбок, ведущих себя в воде точь-в-точь, как живые, даже испускающих такие же колебания, как испуганный малек, пытающийся удрать от щуки. Он признавал только честную борьбу с речными и озерными великанами, когда с одной стороны – сила, ловкость и хитрость, с другой – опыт, знания и изобретательность, а между – крепкое удилище, прочная леска и добрый крючок.

Не было, пожалуй, во Флориде рыболовного состязания, в котором Боркин не поучаствовал бы. Вообще же, шкаф в его комнате ломился от всевозможных кубков, статуэток, дипломов и грамот за победы в мыслимых и немыслимых рыболовных конкурсах и чемпионатах как в своем штате, так и на федеральном уровне (а один раз – даже на международном соревновании в Нассау, на Багамских островах). Друзья и знакомые вечно изумлялись, почему он, способный, кажется, выловить рыбу– да не простенькую, а могучего сома или красавицу форель, – забросив удочку прямо в собственную ванну или вообще в какой-нибудь канализационный люк, не откроет фирму по разработке и продаже другим, менее удачливым рыболовам своих высокоуловистых изобретений, а продолжает трудиться скромным почтовым служащим. Уилл же пожимал плечами и продолжал ежедневно ездить на работу за десять миль от дома, перетасовывать ежедневно сотни фунтов писем, бандеролей и посылок и выглаживать надфилем в своем воображении хищные обводы очередной верткой блесенки…

Вот и сейчас мощные волосатые руки «почтаря» в третьем поколении чутко держали рулевое колесо его видавшей виды «тойоты», тогда как глаза время от времени отрывались от пустынного в праздничный день шоссе, любовно поглядывая на прозрачную коробку с блеснами, мушками и прочими приманками, покоящуюся на почетном месте рядом с водителем. Гидродинамического оборудования, как у рыболовных компаний-монстров, у мистера Боркина, конечно, не имелось, но он был уверен на все сто процентов, что новый, окрашенный в серебристо-зеленый цвет воблер поведет себя в струе воды точно так, как и задумывал его творец.

Глядя на бесконечную серую ленту, убегающую под колеса, Уилл видел не ее, а сверкающие блики на мелкой водной ряби над заветным омутком, где прятался огромный окунь, два раза уже выходивший победителем из единоборства с рыболовом и уважительно прозванный Уиллом «стариной Недом». Что ж, старина Нед, потягаемся еще разок!..

В тот самый момент, когда мистеру Боркину представилось, как он после широкого замаха мастерским скупым движением удилища посылает приманку далеко вперед, машину чувствительно повело в сторону, будто мощным порывом ветра, хотя листва на одиноком деревце у обочины даже не шевельнулась…

«Черт! – подумал Уилл, привычно выравнивая автомобиль. – Ерунда какая-то…»

Никаких посторонних движений старая верная «тойота» больше себе не позволяла, поэтому водитель снова расслабился.

«Показалось, наверное…»

Стоп. А это что такое?

Позади, милях в трех по прямому, словно стрела, шоссе от земли до неба и в обе стороны по горизонту, сколько хватало глаз, вставала исполинская снежно-белая стена.

Мистер Боркин почувствовал, как в сердце, на которое он никогда не жаловался, вонзилась болезненная игла.

«Энни!»

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Уилл развернулся через сплошную осевую и, не думая об ограничении скорости, помчался обратно.

По мере приближения к ней стена превращалась в нагромождение клубящихся облаков, наподобие тех, что видны из иллюминатора под крылом проносящегося в высоте пассажирского лайнера, с одним лишь различием: белоснежная всхолмленная плоскость эта теперь располагалась не параллельно, а перпендикулярно земле, теряясь в огромной высоте.

– Че-е-ерт!!!

Боркин слишком поздно понял, что облачная стена вовсе не стоит на месте, а летит ему навстречу на скорости, ничуть не меньшей, чем у курьерского поезда, и каким-то еще не поддавшимся панике уголком мозга осознал, что жать на тормоза поздно – на такой скорости да в тумане лучше катиться на четырех колесах, чем скользить юзом или, того хуже, кувырком. Тем не менее он плавно придавил педаль тормоза. Секунду спустя «тойота» нырнула в белое и плотное на вид месиво…

К вящему изумлению рыболова, мгновенной смерти за этим погружением не последовало, более того, машина продолжала катиться по чему-то не менее гладкому, чем оставленный «по ту сторону» асфальт, постепенно замедляя ход, пока не остановилась.

Все. Ничего больше не происходило.

Уилл заглушил мотор и посидел немного, чтобы собраться с мыслями. За стеклами автомобиля бесшумно клубились туманные вихри, видимость была нулевая.

Радиоприемника в машине не было, мобильный телефон молчал, трудолюбиво сканируя эфир в поисках станции. И это буквально в двух шагах от города! Похоже, случилось действительно что-то экстраординарное, мало напоминающее какой-нибудь шальной циклон.

– Даже если это атомный взрыв, – сообщил кому-то мистер Боркин, глядя себе в глаза через зеркало заднего вида, – и меня накрыло радиоактивным облаком, то от того, что я буду сидеть в стальной коробке на четырех колесах, ничего не изменится.

Собеседник в зеркале согласно кивнул и подмигнул. Он всегда разделял мнение Уилла на сто процентов. Жаль. Если бы он вдруг бурно запротестовал, то был бы шанс отсидеться в уютном и кажущемся безопасным салоне пикапа…

Мистер Боркин тяжело вздохнул и осторожно опустил стекло. Чуть-чуть, на полпальца, не более.

В кабину тут же поползли лохматые туманные щупальца и повеяло холодом.

Может, все-таки внезапный грозовой фронт?

Уилл снова вздохнул, еще более тяжко, распахнул дверь и шагнул наружу…

Через минуту он уже точно знал, что стоит на том же самом шоссе, только покрытом туманом, а вокруг царит жуткий холод. Хотя… После ста с лишним градусов [20] перед «стеной» и комнатная температура покажется арктической стужей. Даже солнце не проглядывало сквозь смутную кисею, и здесь царил легкий сумрак.

Туман не пах никакой химией (а кто знает, чем пахнут радиоактивные осадки?), даже, наоборот, свежестью и почему-то сосновой хвоей, что совсем не свидетельствовало в пользу атомной или химической атаки.

«Словно в Йеллоустоне каком-нибудь, – проворчал рыболов, усаживаясь обратно и заводя двигатель. – Или где-нибудь на Аляске…»

И в Йеллоустонском национальном парке, и на Аляске он бывал. В полярном штате даже два раза: с Энни в отпуске и на американском чемпионате по ловле спиннингом. Чудесные были деньки…

«Тойота» осторожно тронулась с места. Туман неслышно расступался впереди и тут же смыкался позади автомобиля… Так продолжалось более полумили.

Внезапно впереди посветлело, и обрадованный Уилл добавил газу.

Лучше бы он этого не делал…

Буквально сразу же пикап запрыгал по каким-то ухабам, заставив водителя пару раз врезаться головой в крышу и больно прикусить язык, а еще через мгновение вылетел под яркий свет и после особенно высокого, прямо-таки «козлиного» прыжка заглох.

Оказалось, что незаметно для себя в момент первого прыжка мистер Боркин зажмурился и теперь потихоньку пытался в узенькую щелочку между век увидеть нечто страшное…

Наконец, щелочка стала достаточной, чтобы оценить перспективу перед лобовым стеклом… И глаза тут же распахнулись до максимальных пределов, отпущенных им природой.

Нет, не зря ароматы тумана навеяли Уиллу воспоминания об Аляске: пейзаж, расстилавшийся с трех сторон от стоящей по самые стекла в высокой траве «тойоты» (ярдах в пяти-десяти позади по-прежнему клубилась Стена) никак не мог принадлежать цветущему штату [21], а вот полярному – с большой вероятностью…

Мистер Боркин протер глаза, ущипнул себя за поросшее рыжей шерстью запястье и снова протер глаза.

Нет, остроконечные сосны (или пихты какие-нибудь, бог их разберет) и возвышающиеся за ними на фоне темно-голубого неба заснеженные горные вершины, словно сошедшие с туристической открытки, никуда не исчезли…

Выруливший из-за хвойной рощи «лендровер» с полицейской эмблемой на борту застал рыболова бродящим вокруг своего автомобиля с видом лунатика, разбуженного посреди восхождения на крышу Эмпайр-стейт-билдинг [22] прямо по отвесной стене. Он то приседал на корточки, то вскакивал, срывал головки неярких полярных цветов, растирал их в ладонях и нюхал…

– Добрый день, мистер! – Полицейский с шерифской звездой в теплой кожаной куртке с меховым воротником и в широкополой панаме оказался молодым парнем лет двадцати пяти, крепким и высоким и, судя по смугловатой коже и слегка раскосым глазам, – с изрядной примесью индейской крови. – Не слишком ли легко вы одеты для наших широт?

Пар изо рта, правда, не шел, но столбик термометра вряд ли дотянулся бы в сегодняшнее утро до шестидесяти градусов.

– Знаете, шериф, – развел руками Уилл, – там, где я надеялся сегодня порыбачить, было потеплее.

– Это где? – недоверчиво улыбнулся парень. – Не во Флориде ли? Всю неделю свежо – из куртки не вылезаю…

– А я, собственно, где сейчас нахожусь?.. – потерянно спросил рыболов.

– В Нью-Мексико! – съязвил шериф, приближаясь к мистеру Боркину. – На Аляске конечно же. Вы сколько выпили сегодня с утра, мистер? Пинту? Две? А может быть, не просыхаете со вчерашнего? Ну-ка, дыхните!..

Странно, от чокнутого не пахло ничем, кроме мужского лосьона после бритья и мяты, вероятно, после пастилок для свежего дыхания…

– Да как вы вообще здесь очутились? – возмутился ничего не понимающий блюститель порядка, хлопнув ладонью по ярко-красному капоту «тойоты». – На этой колымаге, да по нашему бездорожью.

– Я оттуда… – Уилл, глупо улыбаясь, указал в сторону клубящейся Стены.

– Не свистите! – презрительно ухмыльнулся шериф. – Там до самого Дайкертауна никакой дороги, а это семьдесят миль – не койот чихнул, понимаешь!

– Вы будете смеяться, – взял себя, наконец, в руки мистер Боркин. – Но еще полчаса назад я действительно был во Флориде…

– Ага! А я на Марсе!

– Вы мне не верите? А что, по-вашему, это такое?.. – Уилл указал рукой на никуда не собирающуюся пропадать Стену.

– Туман обычный, вот и все. У нас тут и покруче бывают, но башню от этого почему-то никому не сносит. Если травки не обкурились, конечно… Дайте-ка ваши права, мистер…

Шериф минут пять тупо изучал поданную ему карточку со всех сторон и даже на просвет, потом присел возле капота «тойоты» и еще пару минут разглядывал белый номерной знак, красные литеры и цифры которого на фоне зеленой карты цветущего штата прямо и недвусмысленно заявляли, что выдан он действительно в штате Флорида, графство Мэрион, семь лет назад.

– Так вы не шутите? – На мальчишку было жалко смотреть: вся его самоуверенность так и осыпалась, словно сырая штукатурка. – Вы утверждаете, мистер Боркин, что вон там, в тумане, Флорида?

– Проверьте сами! – Уилл понимал, что выглядит нелепо, но поделать ничего не мог. – Двигайтесь по моим следам, и не далее чем в пятидесяти ярдах отсюда будет асфальтированное шоссе… Если вам повезет, – добавил он, усмехаясь неизвестно чему, – то встретите по дороге указатель на Окалу.

Шериф недоверчиво хмыкнул, покрутил головой, но поднялся на ноги и, зачем-то вынув из кобуры свой «магнум», зашагал по едва видным в траве следам пикапа к Стене.

– Там, на заднем сиденье, – буркнул он, обернувшись на мгновение перед тем как нырнуть в туман, – запасная куртка лежит. Накиньте, а то часом простудитесь…

После чего растворился в Стене без следа.

Отсутствовал он довольно долго. Боркин успел и в полицейскую куртку закутаться, и включить никогда не использовавшийся им ранее обогреватель в кабине, и даже немного согреться.

Наконец, шериф появился из Стены, с обалделым видом крутя в руках разлапистый пальмовый лист, видимо, сорванный по дороге…