бестрепетное существо рядом с беспокойным, неугомонным исполином, властным и грозным, уверенным
      в своей силе и могуществе.
      Ей так хотелось, чтобы рядом бушевал гигантский громогласный прибой: только он мог сейчас создать соответствующий фон для ее настроения, а потом унести вдаль, разбить и сокрушить о пороговые глыбы все, что угнетало и печалило ее сейчас.
      Во второй половине дня Света решила поехать в город, чтобы отвлечься от своих дум и развлечься. Она заглянула в каждый магазин, рассматривая товары на его прилавках, как рассматривают экспонаты в музее. Ничем не заинтересовавшись, она зашла в городской парк и присела на скамейку в тени большого вяза. Долго сидела, стараясь отогнать от себя всякие мысли, которые, как назойливые комары, так и норовили укусить ее побольнее.
      Подошла пожилая женщина приятной внешности, одетая скромно до бедности, тяжело опустилась на скамейку рядом со Светой. Вытащила из сумочки старомодные очки в тяжелой черной оправе, водрузила на глаза, оттуда же извлекла письмо и стала читать его, раскачиваясь из стороны в сторону. Потом опустила письмо на колени, закрыла руками лицо и сказала сквозь слезы, непонятно к кому обращаясь - к самой себе или к Свете:
      - Боже мой, он стирает ей даже колготки и ночные рубашки.
      Света промолчала, ничего не поняв из произнесенной тирады.
      Нет, вы представляете,- теперь она уже повернулась к Свете.- Она превратила его в домохозяйку.
      Вы о ком? - спросила Света.
      О моем муже. О моем бывшем муже,- поправилась женщина.
      Ушел к другой?
      Она закружила ему голову... Бедный мой Митя...- она заплакала.
      Разберется и вернется, не надо так убиваться,- попыталась успокоить ее Света.
      Нет, он не вернется, он никогда не вернется. Она его угробит... Она его угробит, чтобы начать новую жизнь. Ей нужна только квартира и ленинградская прописка. Разве он может быть ей нужен? Она в два раза моложе его, она моложе нашего покойного сына.
      А что случилось с вашим сыном?
      Он попал в автомобильную аварию, сразу - насмерть. Бедный мальчик хоть не мучился...
      Давно это случилось?
      Еще в Ленинграде.
      Вы ленинградка?
      Была... Теперь я - жительница коммунальной квартиры. Это так ужасно, так ужасно. Вы представляете, я своими руками разрушила свою жизнь. Разве я могла думать, что эта девочка себе на уме, что она отнимет у меня мужа? Мы прожили с ним сорок лет... Представляете - сорок лет, и вот теперь я осталась совсем одна, в этом чужом городе, где у меня нет даже знакомых. Но главное не в этом, главное в том, что она его отправит на тот свет, я это чувствую, и очень скоро. Вы посмотрите, что он мне пишет,-она поднесла письмо к глазам; - "Милая Надя, мне стыдно об этом писать, но я счастлив, очень счастлив,- не знаю, надолго ли. Мое сердце все чаще пошаливает, как мало мне отпущено наслаждаться этим счастьем, но я ни о чем не жалею, и ты не переживай за меня, береги себя". Представляете: береги себя... Как я могу беречь себя? Я выплакала все глаза... Она не знает, что он мне пишет...
      Как это случилось? - спросила Света, она поняла, что этой женщине надо выговориться, неважно кому, постороннему человеку даже предпочтительнее.
      Как это получилось? Как это получилось? - она опять стала раскачиваться из стороны в сторону.- После гибели сына мы остались одни в двухкомнатной квартире, решили сдать одну из комнат. Я нашла молодую женщину, которая приехала в Ленинград из Рябово на двухгодичные курсы бухгалтеров, думала, нам будет веселее с нею. Она казалась такой непосредственной. Мы относились к ней как к дочери, мы скоро перестали даже брать с нее деньги за квартиру. Она обедала вместе с нами, платя минимальную сумму. У меня было время, чтобы стряпать; она приезжала к обеду. По вечерам мы играли в лото. Митя повеселел, перестал вспоминать о сыне, я так радовалась за него. А потом...- женщина опять закрыла лицо руками и заплакала.- А потом они объявили мне, что любят друг друга... Вы представляете? Любят друг друга: ей - тридцать, ему - шестьдесят... Если бы не она - я могла бы остаться в Ленинграде, но она остановилась только на этом обмене; ей нужда была только эта квартира и больше никакая, со мной она не хотела считаться, и она не хотела, чтобы я осталась в Ленинграде, а он полностью подпал под ее влияние, он не знал, как ей угодить. И теперь я имею пятнадцать метров в коммунальной квартире, а они живут в однокомнатной улучшенной планировки. Она скоро загонит его в могилу и будет единовластной хозяйкой - это все, что ей нужно. Вы представляете? Теперь он стряпает ей обеды и стирает белье, ходит в магазины и убирается в квартире. А она ходит на работу, только на работу, и ей не стыдно так загружать старика...
      "Вот настоящее горе,- подумала Света.- Прожить всю жизнь, имея за спиной постоянную опору, и лишиться ее, остаться не защищенной, когда это нужно гораздо больше, чем в молодые годы. Оказаться изолированной от привычной обстановки, знакомых людей, приобретаемых в течение всей жизни, в другом городе и, главное, в коммунальной квартире, со всеми ее закономерными "прелестями" - что может быть ужаснее в бытовом и моральном плане. И что значит рядом с этим человеческим горем ее ссора с Генкой, о существовании которого она не знала еще две недели тому назад? Пустяк, не заслуживающий даже того, чтобы о нем печалиться! Она отдыхает в прекрасном санатории, рядом с чудодейственной природой, она отлично провела половину своего отпуска - две недели интересного времяпрепровождения, за ней ухаживали красивые мужчины, и обволакивала душу радостью ее любовь, такая неожиданная и такая яркая - немаленький подарок судьбы для ее возраста, да еще и с ее своеобразными запросами. У нее впереди еще вторая половина отпуска, и, как бы она ее ни провела, это все равно превосходное, не отягощенное маленькими и большими заботами время - светлый праздник, о котором она мечтала целый год. А потом она вернется домой, в свою некоммунальную, со всеми удобствами квартиру, в привычную обстановку, к своим многочисленным друзьям и подругам, которые будут обрывать телефон по субботам и воскресеньям, чтобы поделиться новостями, радостями и проблемами и узнать что-то новенькое от нее, с которыми она будет встречаться то у входа в театр, то на очередном вернисаже, то принимать у себя, то сидеть за их гостеприимным столом. Боже мой, какая она счастливая по сравнению с этой женщиной, потерявшей то, что составляло смысл всей ее жизни в течение длительного времени. Ну конечно, лучше никогда не иметь, чем иметь и потерять. Иметь и навсегда потерять! Как можно помочь ей, этой несчастной женщине, которая живет своим горем, как раньше жила своим счастьем и благополучием?"
      Как вас зовут? - спросила Света, прерывая течение своих мыслей.
      Надежда Федоровна...
      Надежда Федоровна, милая, вам не нужно жить этой перепиской с вашим бывшим мужем. Он счастлив, но ему мало этого счастья, он еще хочет разделить его с вами, другом, которым вы для него остаетесь, несмотря ни на что, из-за многолетней привычки общения с вами. И он не понимает в силу своей эгоистической любви, какую медвежью услугу вам оказывает своими письмами, какой горемычной он вас делает. Вам нужно научиться жить своей новой жизнью, без него, вам не надо знать, счастлив или несчастлив он рядом с этой женщиной, вам необходимо сделать сносной свою жизнь, иначе вы погибнете раньше, чем он. Да дело и не в этом, дело в том, что так жить нельзя. Попросите его не писать вам, и найдите себя в этой непривычной для вас обстановке, несмотря на возраст. Вы еще не настолько старая женщина, чтобы вас ничего не интересовало вокруг. Постарайтесь представить, что все, что произошло с вами в той жизни, было не с вами, что ваша жизнь только начинается - здесь и вот так нелепо, а ваша задача сделать ее такой же привычной, какой привычной была та жизнь. Заведите хотя бы котенка или попугайчика, чтобы вам было о ком заботиться. Найдите в этом городе приятельницу, одну из тех, кто так же одинок, как вы. Это несложно. Заставьте себя уйти от воспоминаний о той жизни или вспоминайте о ней как о жизни посторонней женщины, а главное - прекратите жить их жизнью, это их жизнь, и не надо вам знать о ней ничего. Чем без конца перечитывать эти письма, читайте книги, и вы уже будете не одиноки, в них вы найдете и совет, и утешение, и развлечение. И потом чтение отвлекает от дум, постепенно вы перестанете думать о том, что с вами случилось, появится новый интерес к окружающему вас. Нельзя замыкаться на своем горе, надо стремиться выйти из этого окружения, и тогда вы увидите, что ваша жизнь -это не самое страшное, что может случиться с человеком, и что есть даже в самой незадачливой жизни много такого, что может примирить с ней и, что еще важнее, скрасить ее и обогатить, нужно только этого очень захотеть. Зачем вы его нянчите - свое горе, словно это дитя, которое вы боитесь потерять? Выбросьте, выплесните все на помойку, чтобы потом могли спросить себя: "А был ли мальчик?". И если он был, то пусть остается где-то на задворках вашей памяти, как что-то не заслуживающее особого внимания, потому что жизнь должна идти вперед и, изменяясь, изменять самого человека, его привычки, стремления и желания. Не надо бояться изменить привязанности своего сердца, зачем держаться за то, что не может дать ни успокоения, ни радости. Найдите какую-то сублимацию своим чувствам. В конце концов, поимейте самолюбие и гордость оскорбленной женщины, иногда это тоже помогает выйти из угнетенного состояния. Только не надо делать свое горе средоточием всей своей дальнейшей жизни. Время лечит только тех, кто хочет лечиться, а вы постоянно обнимаетесь со своей болезнью, пестуете ее, укрываете от любого дуновения свежего ветра. Нет, нет, так нельзя. Пожалейте себя вместо того, чтобы жалеть человека, который вас предал в то время, когда вы больше всего нуждались в его защите и поддержке. Вы уж простите меня, что я так долго и нудно читаю вам что-то вроде морали, но мне хочется вытолкнуть вас из вашей нетерпимо угарной атмосферы на свежий воздух.
      - Что вы, милая девушка?! Я с таким вниманием и надеждой на выздоровление слушала вас, так должна поблагодарить вас за все сказанное. Я просто впитывала каждое ваше слово. Вы правы! Мне нужно найти силы, чтобы перестроиться. Я действительно живу только его письмами, потому что всегда была двойником мужа, теперь мне нужно стать самой собой, научиться управлять своими чувствами. Я попробую оттолкнуться от ваших советов, вы помогли мне найти выход из моего положения, когда мне казалось, что выхода нет. Не зря говорят, что из любого положения существует выход, надо только его увидеть. Я сегодня же выброшу или сожгу все его письма. Да, да. Зачем мне их хранить? Зачем мне их перечитывать? Они отравили мне всю душу. Как вы правильно сказали: нельзя замыкаться в своем горе... Скажите, вы где-то недалеко отсюда живете?
      Я отдыхаю здесь в санатории, а приехала из Москвы.
      Ах, вот как. Очень жаль... Мы бы могли подружиться...
      К сожалению... И мне уже пора... Надежда Федоровна, я надеюсь, что на вашем пути еще встретятся хорошие люди, которые станут вашими друзьями. Осознайте, что жизнь не кончается, когда к нам приходит горе, и человек обязан стать сильнее его. Всего вам доброго.
      Спасибо вам за встречу. Право, вы мне помогли...
      За встречу благодарите Бога. До свиданья.
      До свиданья, - Надежда Федоровна смотрела вслед Свете благодарными глазами.
      А Света всю дорогу до санатория рассуждала о Надежде Федоровне, такой бесхарактерной, безвольной, наивной. Во всем винит эту молодую ловкую женщину, а он ей кажется жертвой ее коварства. Но разве не виноват он гораздо больше в том, что с ней произошло? Любовь и долг - старая, как мир, тема, воспетая Шекспиром, каждый ее решает по-своему, каждый волен в своих чувствах, пристрастиях и поступках, но нельзя же быть еще и садистом. Должен же он посмотреть на все это со стороны и понять, в какой нравственный каземат он ее загоняет своими невоздержанными сентенциями. Светлана имела привычку ставить себя на место того или иного человека, в те или иные обстоятельства и представлять, что бы она чувствовала и как поступила бы в подобных ситуациях. Вот и сейчас она представила, что все это произошло не с Надеждой Федоровной, а с ней, Светой. Ну, конечно, это был бы такой ощутимый удар, от которого долго приходят в себя, но разве можно лизать бьющую тебя руку? Света научилась быть более сильной женщиной - жизнь не зря испытывала ее на сопротивление, она научилась не терять достоинства и тогда, когда можно было бы легко скатиться до унижения и уничижения. "Нужно уважать себя, а если теряешь уважение к себе, то теряешь и самого себя. И тогда каждому захочется вытереть о тебя ноги",рассуждала она. Светлана всегда восхищалась независимыми, знающими себе цену женщинами, хотя ей было известно, что немногим мужчинам они нравились. Мужчины любят слабых, безвольных, живущих не своей, а их жизнью женщин. Только рядом с такими они чувствуют себя уверенными и непогрешимыми, как бы ни были многочисленны и беспардонны их грехи. С независимыми волевыми особами им неудобно и неуютно, они знают, что такие женщины не будут терпеть ни их измены, ни их пренебрежительное отношение к себе. Все это так! Но Свете нравились именно такие, неудобные для большинства мужчин, женщины. Ее коробило, когда при первом же мимолетном знакомстве с мужчиной женщина спрашивала у него телефон или навязывала свой под каким-нибудь благовидным предлогом. Ей казалось, что нет большего унижения, чем это навязывание самой себя мужчине, который, может быть, скрипя зубами, откликается на это бесцеремонное телефонное вторжение в его дом. Она считала, что мужчина должен быть инициатором в отношениях с женщиной, на то он и мужчина, что пытаться перехватить эту инициативу - верх неуважения к самой себе. Такой феминизации она не признавала. Женщина должна иметь свое оружие, чтобы обратить на себя внимание мужчины: это не прямая навязчивость, а умение быть интересной в компании или обыкновенной беседе. Для этого нужно, конечно, иметь некоторый багаж знаний, необывательский кругозор, толику ненаигранного обаяния, а главное, свою индивидуальность, но это то, что может при желании приобрести любая женщина, не имеющая особо пленяющей людей внешности. Красота превращается в никому не нужную, быстро надоедающую игрушку, когда в женщине нет облагораживающей ее скромности, сдержанного достоинства, умения поддерживать беседу и капельку извечного сугубо женского кокетства. Прямое изъявление своего интереса к мужчине, не подкрепленное всем вышеперечисленным, если и вызовет его ответную реакцию, то она будет представлять из себя жалкое подобие того, что нужно женщине, чтобы почувствовать себя счастливой хоть на какое-то время.
      Взаимность - вот то, что имеет право на прямую откровенность и искренность между людьми. И она чаще спешит туда, где женщина не проявляет с самого начала знакомства свою активную роль, нередко пугающую мужчину и заставляющую его непроизвольно защищаться. Взаимность... Такая желанная и удивительная птаха, которая приручается там, где есть какое-то совпадение во взглядах, интересах, представлениях и изначальное приятие друг друга, какое-то загадочное обоюдное тяготение, неотвратимое и необъяснимое. Вот когда Света щедро открывала и душу, и сердце, и чувства до самого донышка. Она вообще верила в чувство неожиданного расположения людей друг к другу, вспыхивающее одновременно в двух сердцах с первого взгляда, на каком-то божественно-возвышенном уровне, когда, не говоря ни слова друг другу, они становятся связанными чем-то значительным и неодолимым.
      Именно такую, или очень похожую на такую, встречу подарила им с Геной судьба под этим необыкновенно глубокими и пронзительными небесами, но Генина ревнивая подозрительность оскорбляла ее теплые чувства к нему, заполнившие привычную с некоторых пор и потому уже незамечаемую ею пустоту души. Но она была уверена, что и Гена переживает их разрыв, хотя сам откровенно оборвал то, что объединило их в этом чарующем уголке животворной природы и одинаково радовало взаимной распахнутостью сердец. Как бы то ни было, но это все же была ссора двух влюбленных, а когда в человеческие отношения вкрадывается настоящая измена, граничащая с подлостью, насколько же тяжелее ее перенести,-возвращалась Света мыслями к Надежде Федоровне. И не могла понять Света, как можно винить в этом только кого-то, а не прямого ее творца и вершителя. Да, Надежда Федоровна пробуждает и сострадание, и жалость, но ее беззубость, ее слепое обожание бывшего мужа, который казался ей несчастнее ее, вызывали протест.
      "Эту встречу послал мне Бог,- думала Света,- чтобы увидела и почувствовала, что такое истинное несчастье как незначительна рядом с ним моя немудреная размолвка с Генкой, не сумевшим отличить заурядную случайность, от какой бы то ни было преднамеренности, тем самым поставив меня в положение, когда я должна была оправдываться в какой-то своей несуществующей вине". Этого Света терпеть не могла, потому что любовь и доверие всегда должны ходить рядом, рука об руку, а иначе какая же это любовь?! Светины мысли без конца перескакивали с Генки на Надежду Федоровну и возвращались обратно, потому что встреча с этой выбитой из привычной колеи женщиной давала широкий простор для размышлений и осознания себя как человека, который должен уметь сопротивляться самым различным обстоятельствам жизни. И все те слова, что она сказала Надежде Федоровне, вдруг нашли свое место и в ее растревоженной душе, осадив на самое дно взвихренность чувств. Нет, не будет Света искать путей к примирению с Геной, она начнет с завтрашнего дня жить так, как будто ее отпуск только начинается и нет где-то совсем рядом с ней этого человека, который все же тревожит ее воображение, вопреки всем доводам рассудка. Он обидел ее и своим недоверием, и легкостью, с которой отказался от того, что было дорого им обоим, и пусть, если хочет, сам наводит мост, который разрушил, а она будет жить на своем независимом пограничном берегу так, как поведет ее случай или провидение. Ей казалось, что, усвоив, как не похоже подлинное горе на те большие и маленькие горести, которые всегда сопровождают любовь, она сумеет не давать волю берущим верх над благоразумием строптивым стихиям сердца.
      О, как она ошибалась! Человеческая душа умудряется одинаково воспринимать и переживать как несчастья, несущие за собой последствия, соизмеримые с теми, что оставляет за собой могучий прибой, так и неприятности, не имеющие глубоких корней ни в прошлом человека, ни в его отлаженном существовании в дальнейшем, хотя настрой, безусловно, является тем катализатором, который ускоряет процесс одоления обессиливающей боли души. И этот катализатор на сегодня был Светланой найден.
      ДЕНЬ ТРИНАДЦАТЫЙ
      Света проснулась оттого, что кто-то стягивал с нее одеяло.
      Света, ты думаешь сегодня идти на завтрак? - услышала она голос Елены Ивановны.- Я долго думала, будить тебя или нет, и все же решила разбудить. С чего это ты так разоспалась?
      Ой, Елена Ивановна, вы уже собрались?
      Через пять минут завтрак, если хочешь успеть, то собирайся немедля,Елена Ивановна поправила прическу.
      Кошмар... Я вчера долго не могла заснуть, поэтому так продрыхла. Я успею... Спасибо, Елена Ивановна.
      Ну все, я пошла,- кивнула Елена Ивановна.
      Света суетливо стала собираться, все падало у нее из рук. Наконец она сказала себе: "Да чего я так тороплюсь? Приду к концу завтрака - все равно покормят",- и не торопясь стала заниматься прической. Тщательно оделась, выбрав свой любимый наряд: белые брюки, белую водолазку и голубой жакет. Подкрасила глаза и губы. Осмотрела себя в зеркало - осталась довольна. Взглянула на часы - на завтрак она еще успевала.
      От всех минувших событий остался неприятный осадок, который она пыталась растворить в утреннем мироощущении, способствующем оптимистическому настрою человека. Не спеша спустилась в полуопустевшую столовую, официантка сразу же принесла то, что еще оставалось от ее заказа, заменив рубленый шницель с яйцом простым гуляшем. Света закончила завтрак в полном одиночестве, последней выйдя из столовой. Села на ту же самую скамейку, где вчера просидела весь вечер - на ту, что сводила их с Геной, сесть не захотела, хотя она была свободна, и стала думать, чем себя занять. Но в голову ничего не приходило: к Анжеле идти не хотелось, в лес одной тем более, в город - а что там делать, да и вчера была в городе - больше не тянуло, почитать - занятие для вечера, а то вечером и книжку в руках держать не хочется. Вдруг она вспомнила, что привезла с собой недовышитый крестиком гобелен, который собиралась здесь закончить или хотя бы сдвинуть с места, так как дома для этого времени не хватало. Пожалуй, это то, чем сейчас можно
      заняться от нечего делать , подумала она, не торопясь, однако, претворить задуманное и закостенело смотря на верхушки сосен, возвышающиеся над крышей санаторного корпуса.
      Подошел Вано, она его заметила, когда он уже направлялся к ней, лениво переставляя свои длинные ноги.
      Здравствуйте. Вы не рассердитесь, если я опять присяду с вами рядом? спросил он, опускаясь на скамейку.
      Неужели я выгляжу такой сердитой? - спросила Света.
      Может быть, не сердитой, а очень отрешенной или, наоборот, сосредоточенной - не могу понять, как будто решаете трудную головоломку.
      Но я могу сказать, что и у вас какое-то скучное или, если быть точной, пресное лицо, как будто вы вчера весь день питались пресными лепешками, испеченными на постном масле.
      Ничего подобного. Вчера я наконец посетил ресторан и съел два шашлыка неплохого приготовления, но сказать, что я там очень повеселился, не могу. Правда, там был один товарищ из санатория, и мы с ним обсудили не одну проблему нашей военной жизни, это был сугубо мужской и не особо интересный разговор, может быть, поэтому мое лицо до сих пор остается скучным. А вот насчет того, что оно пресное, я не согласен, по-моему, оно, наоборот, кислое.
      Возможно, у меня пониженная кислотность, поэтому я не ручаюсь за адекватность своих впечатлений и ощущений: пусть будет кислое. Мне кажется, что это не лучше, чем пресное... А хочу спросить - имя того товарища, с которым вы обсуждали серьезные проблемы, не Толя?
      Да, Толя! Вы меня перещеголяли в интуитивных способностях.
      Ну что вы! Это просто знание некоторых особенностей санаторного бытия отдельных товарищей.
      Ну да, конечно. Я не учитываю те две недели, на которые вы меня опередили или на которые я опоздал, как лучше сказать?
      Как ни скажи - смысл один. Но такие вещи лучше учитывать.
      Что вы имеете в виду?
      Все то, с чем или с кем может познакомиться человек, приехавший раньше.
      У меня такое впечатление, что вы на что-то намекаете, но я не могу понять на что. Впрочем, и не хочу. А вот что мне хочется узнать: какие у вас планы на сегодняшнее утро?
      - Сегодня у меня утро бесплановое,- Света Гену вспомнила: как неприкаянно без него, умчался куда-то, воплощает свое "все" в жизнь, и Сережи не видно,- за шашечным столиком два молодых парня сражаются,- вчера вечером тоже где-то пропадал.
      - В таком случае, может быть, мне компанию в пивбар составите? спросил Вано не очень смело.
      В пивбар? - машинально переспросила Света и подумала: единственная достопримечательность города, с которой еще не познакомилась, да и надо как-то развеять минорное настроение.- Пожалуй, составлю.
      Вай-вай, как ты легко согласилась. Я думал, два часа буду тебя уговаривать,- обрадованно произнес Вано.
      Светка засмеялась:
      Так говорю: никаких планов, поэтому приходится принимать те, что предлагают. А что - мы уже на "ты" перешли?
      Мне показалось, что мы уже отдали дань этому уважительному обращению. Разве нет? - Вано малость смутился.
      Ладно, давай на "ты". Я не против,- великодушно согласилась Света.
      Так не будем заставлять ждать водителя той машины, которая будет нас везти,- заторопился Вано: может, боялся, что Света передумает.
      Не успели они перейти на противоположную сторону шоссе, как им попалось попутное такси: Вано взмахнул рукой, и уже через несколько минут водитель остановил машину возле бара.
      - Везунчик ты,- сказала Света.- Прямо как по заказу. Вано расплатился, вышел, помог Светке выйти из
      машины, и они, медленно переставляя ноги, с рассеянным видом людей, не знающих, как убить свое свободное время, стали подниматься на второй этаж, Вано открыл дверь в бар, Света вошла, и первое, что она увидела, это Гену и Толю, сидящих один против другого у самого окна, боком к ней.
      Свету как волной с ног до головы окатило. Отчего, почему - но скверно себя почувствовала, как будто Бог знает какое преступление совершила. Получалось так, что вроде не зря Гена к Вано ее приревновал.
      Вано сказал:
      - Подожди, я сориентируюсь,- и пошел.
      А Света к косяку двери прислонилась, так как слабость в ногах почувствовала. Неприятно ей было, что Гена здесь им встретился, ощутила, как лицо краской заливает.
      Толя сразу их увидел - глаза удивленные - и Гене что-то сказал, естественно, об их появлении, о чем же еще,-подумала Света. Гена повернул голову к двери, зыркнул на Свету одним глазом, как норовистая лошадь на объезжающего ее седока, и стал что-то сердито, рублеными фразами говорить Толе, что - Света не могла расслышать, так как их столик через два ряда других столиков стоял.
      Рядом с Толей еще какой-то мужчина сидел, лет пятидесяти, он стал с интересом смотреть на Свету, ну прямо как зритель театра на главную героиню пьесы. Света отвернулась. Тут их Вано увидел, подошел к ним, и Света услышала радостные нотки в его голосе, но тоже не могла разобрать, чему он так радовался. Боковым зрением она видела, что отвечал ему только Анатолий, а Гена рака ковырял и взгляда не отрывал от его полурасколупанного панциря.
      Вано к Свете вернулся:
      Смотри-ка, наши сидят! Может, стул подставим - с ними объединимся?
      Тебе очень хочется? - Света ударение на "очень" сделала.- Столиков же свободных полно...
      Ну давай вот здесь сядем,- кивнул головой Вано на столик, что стоял в среднем ряду, на одном уровне со столиком, где Толя с Геной сидели.
      Давай...- сказала Света, отрываясь от косяка двери, который помог ей отойти немного от шока нежелательной и неожиданной встречи. Она тряхнула головой, освобождаясь от оцепенения, и соорудила на лице незави- симую мину: "А... Ну и пусть..." Сам отказался от их дружеских отношений, какое теперь ему дело до нее, не должна же она оставшиеся две недели отдыха оплакивать его: "Хватит, все",- оправдывалась она сама перед собой.
      Подходя к столику, выбранному Вано, Света взглядом поздоровалась с Толей, Гена не поднимал глаз, все рака терзал. Вано опять подошел к ним на пару слов и только потом пошел к стойке - делать заказ. Света старалась не обращать внимания на соседний столик, прямо перед собой задумчиво смотрела, сохраняя спокойствие и безмятежность на лице.
      Вано принес жбан пива и огромную глубокую тарелку с вареными раками. Вторым заходом принес кружки, тарелочки и шоколадку перед Светой положил. Сел напротив.
      -Неужели это можно все съесть? - спросила Света, кивая на тарелку с красными раками.
      А что здесь есть? - отозвался Вано.- Одну шейку да клешни - пососать, остальное все - несъедобное.
      Это же хвост,- сказала Света.- Какая шейка? Я к ним даже прикасаться боюсь.
      Так называют - шейка... Давай я тебе почищу,- предложил Вано, выбирая самого крупного рака.
      Почисть, а я пока пиво разолью,- она чуть-чуть плеснула в свою кружку, Вано налила полную, развернула шоколадку,
      - Вот это я понимаю - вкусно, спасибо, Вано,- Света отломила дольку шоколада, отправила в рот.
      - А вот это еще вкуснее,- Вано очищенный хвост, который шейкой называется, Свете на тарелочку положил.
      Стал другого рака очищать:
      - А вот скажи, почему они краснеют, когда их сваришь?
      За людей стыдно, наверное, которым не жалко их живыми в кипяток бросать,- ответила Света.
      Откуда знаешь? - спросил Вано, берясь за кружку.
      А что туг знать? Эту присказку все знают. Тем не менее продолжают их варить и есть. Люди самих себя-то не жалеют...
      Пиво было холодное, быстро не выпьешь. А ваг раки, правда, вкусные были. Света начала сама уже отрывать им хвосты.
      Она сидела так, что Толя и мужчина, который сидел с ним рядом, были обращены лицом к ней, и хотя она вообще не смотрела на их столик, но все равно все время чувствовала на себе взгляд этого мужчины, поэтому ей казалось, что разговор между Толей и Геной вращался возле них с Вано, а может, ей это только казалось, тем не менее она никак не могла сбросить с себя некую скованность, а Вано, наоборот, был настроен весело и раскрепощенно. Тарелка с раками постепенно пустела.
      - Это, конечно, не шашлык,- Вано очередному раку хвост оторвал.- Одно баловство, но под пиво идет.
      - Все продукты моря полезны, поэтому можно и побаловаться. А шашлык это ваше национальное блюдо?
      спросила Света.
      Шашлык, чтобы ты знала, общекавказское блюдо, у нас оно называется мцвади, а наше любимое национальное блюдо это хинкали, наподобие ваших пельменей, начинка из бараньего мяса, но очень сильно наперченная и начиненная другими специями. Еще хачапури пирог с сыром, здесь каждая хозяйка свой секрет имеет. Еще каурма и чапахи - из баранины, бастурма - из говядины, чихиртма из курицы. Все особо приготовляется. У нас любят к столу зелень подавать и острый соус - ткемали, сациви... Разные соусы есть, много рецептов.
      Почему это вы все острое любите? От вашей аджики можно на стенку полезть... А из первых блюд? - поинтересовалась Света.
      Хаши - бульон из субпродуктов, заправляется толченым чесноком, а под конец закладывается замоченный в молоке белый хлеб. Это такая вкуснота пальчики оближешь.
      А разве это хаши руками едят? - спросила Света Вано.
      Почему руками? Ложкой...
      А говоришь - пальчики оближешь. Так только можно говорить о блюдах, которые руками едят, как курицу, например. А про остальные лучше сказать язык проглотишь.