Сейчас она доверчиво и трогательно погрузилась в сон, никому не нужная в этом неспокойном, жестоком, чуждом мире, управляемом только самыми незамысловатыми мотивами. Она избавилась от рабской зависимости от мадам Ханг, и ответственность за неё его смущала. Но все можно устроить позже, в будущем - если такое вообще будет, - мрачно подумал он. Если Хар-Бюри бросит в атаку революционные массы, может произойти что угодно.
      Нельзя было забывать и о заблудившейся и растерянной Тане Успанной, скитающейся во мраке в поисках спасения от охотящихся за ней корыстных мужчин, стремящихся использовать её в своих целях. Слова её отца Дюрелла удовлетворить не могли. Но он вынужден был согласиться с отдельными его высказываниями. Здесь сталкивалось такое множество разных интересов, что постичь их было просто невозможно. Все же в первую очередь следовало отыскать Таню - задача, которая казалась невыполнимой. Найти, доставить в посольство и обсудить с Советами условия её благополучного возвращения. Найдутся, конечно, бюрократы, которые в желании подчистую выжать из неё информацию будут чинить этому препятствия, не обращая внимания на дипломатические осложнения. В наши дни никому нельзя доверять безоговорочно. Потому-то лишь отыскав Таню он предоставит Хануху информацию о Хар-Бюри. Иначе, если иранцы станут действовать слишком поспешно, Таня будет потеряна навсегда.
      Однако без помощи Хануха ему не обойтись. Время мчалось стремительно, и если Хар-Бюри вдруг затеет переворот, козырная карта Дюрелла может оказаться битой.
      Замелькали огни тегеранских проспектов. Ханух объяснил, как проехать к дому Рамсура Сепаха.
      - Сегодня вечером он устраивает дипломатический прием, - сказал Ханух. - Мы сможем затеряться в толпе. Дюрелл, я думаю, будет несложно отправить в пустыню самолеты и танки и расправиться с Хар-Бюри. Тогда мятежи сразу прекратятся - тело без головы недееспособно.
      - А Таня Успанная?
      Ханух пожал плечами.
      - Моему правительству нет до неё никакого дела.
      - Но я обязан её спасти.
      - Это сейчас не главное.
      - Но не для меня. Если вы примените военную силу - при условии, что сможете подыскать надежных офицеров, в чем я нынче сомневаюсь, - тогда Таня, если она опять в руках у Хар-Бюри, погибнет.
      Ханух был раздосадован.
      - И что вы предлагаете?
      - Полагаю, мне следует вернуться в Дашт-и-Кавир и самому все сделать.
      - Однажды она уже была у вас, и вы её упустили. Теперь будем следовать моему плану. - Ханух был неумолим. - С вашим предложением я согласиться не могу. Мятеж Хар-Бюри требует безотлагательных мер. Сегодня вечером состоится совещание властей на высшем уровне. И если вы расскажете там все, что знаете, удар будет нанесен быстро и эффективно.
      - Ты говорил, что дашь мне позвонить Ханнигану.
      - Да. Но после разговора с Рамсуром Сепахом.
      В Лотос внезапно проснулась женщина, и она заявила, что не может в таком виде показаться на дипломатическом приеме. Она была послушна, пока их машина не въехала в ворота виллы Сепаха. Но тут она увидела яркие фонари в саду, услышала звуки французского оркестра; её дыхание участилось, брови озабоченно нахмурились.
      - Я была здесь раньше, - поколебавшись, сказала она.
      - Когда?
      - О, наверно неделю назад. Конечно, я сопровождала мадам Ханг. Был прием для большинства крупных посольств.
      Дюрелл подумал, что это ещё ни о чем не говорит.
      - Ты знакома с Рамсуром Сепахом, Лотос?
      - О, нет. Мне пришлось оставаться в помещении для слуг. - Она неуверенно улыбнулась. - Когда-то там жили только женщины - в бывшем гареме.
      - Значит, ты не можешь сказать, была ли у Та-По с Сепахом в тот вечер частная беседа? - спросил Дюрелл.
      Она покачала головой.
      - Ну право же, вы самый подозрительный человек на свете, Дюрелл, заметил Ханух.
      - Мы оставим Лотос там, где она была в прошлый раз. С тобой все в порядке, Лотос?
      Девушка кивнула. Когда они припарковали свою пыльную машину перед ярко освещенным входом большого дома из песчаника, Дюрелл проводил её к боковым дверям. Взяв за руку, он попросил её полностью сосредоточиться на его просьбе. Она внимательно слушала, вглядываясь в его лицо.
      - Вас здесь арестуют, мистер Сэм?
      - Вполне возможно. Ты должна связаться по телефону с Ханниганом и, если получится, выполнить остальное.
      Она кивнула.
      - Я сделаю все, что вы сказали.
      Вечеринка в саду происходила на фоне радующего глаз богатства и изобилия; наносной блеск западной культуры тонко наслаивался на древние и пышные персидские мотивы. Там были горящие факелы на клумбах с розами, фонтаны, музыка, вышколенные и расторопные официанты, снующие между садом и обособленным флигелем, где располагалась кухня. Впечатляющей высоты стена окружала поместье и не пропускала звуков улицы. Все вокруг до последнего миллиметра было тщательно ухожено. Мажордом в дверях неуверенно уставился на Дюрелла с Ханухом, пока Ханух не продемонстрировал свою карточку и не рявкнул на усатого гиганта; после этого их пригласили внутрь, но докладывать об их прибытии не стали.
      Музыка, вино, благовония, казалось, выплеснулись на них как из рога изобилия. Стены и дорожки украшали мозаика и скульптуры. Это был официальный прием, замечательное собрание ослепительных женщин и мужчин со всего света. Когда Дюрелл мысленно сравнил нищету пустыни и великолепие дома Рамсура Сепаха, одного из последних здешних феодалов, то решил, что в программе Хар-Бюри есть, пожалуй, кое-какие привлекательные моменты. Он разглядывал лица, мелькавшие в свете факелов между длинными столами, но не обнаружил ни Та-По, ни знакомых из советского посольства. Среди гостей наблюдался явный перевес высокопоставленных офицеров иранской армии в сопровождении чопорных лейтенантов.
      - Который из них Рамсур Сепах? - спросил Дюрелл у Хануха.
      - Я его ещё не вижу. Не понимаю...
      - Чем ты обеспокоен, Ханух?
      - Ничем. Пожалуйста, сюда.
      Дюрелл вслед за ним спустился по лестнице, пересек сад, с улыбками и извинениями протолкнулся сквозь толпу гостей и через мавританскую арку попал в левое крыло большого дома. В дальнем конце сада он надеялся попасться на глаза кому-нибудь из американских официальных лиц, но ему не повезло. Не нашлось и никого из знакомых англичан. Ханух не отпускал его ни на шаг.
      - Рамсур Сепах тебя ждет? - поинтересовался Дюрелл.
      - Думаю, да.
      - Вместе со мной?
      - Он особо просил прежде всего привести вас к нему для разговора, и теперь это стало возможным. Он очень настаивал. Как члену Мейджлиса и отцу моего погибшего друга я обещал ему оказать эту услугу.
      Они подошли к двери в конце коридора, украшенной витиеватой резьбой; Ханух одернул свой мятый мундир, нервно пригладил усы и по-военному четко постучал. Им пришлось немного подождать. Затем мужской голос пригласил войти.
      Если остальная часть дома и сад сулили наслаждения древних персидских времен, то открывшееся перед ними помещение представляло собой образец современного дизайна кабинетов крупных руководителей, последней крик с Мэдисон-авеню. На стенах висели прекрасные полотна французских импрессионистов, похоже, оригиналы. Стол был огромным, с обитой кожей столешницей и выдвижными ящиками, переливающимися перламутром и полированным деревом. Тяжелые драпировки так плотно зашторены, что даже звуки оркестра не вторгались в уединенный кабинет Рамсура Сепаха.
      - Добро пожаловать, мистер Дюрелл!
      Рамсур Сепах оказался высоким энергичным мужчиной; он привык к богатству и положению в обществе и умел внушать к себе почтение - с этим неуловимым свойством удачливые люди срастаются, как со своей кожей. Сепах был серьезен. У него был выразительный нос, густые седые волосы и смуглое лицо; мощные руки легко покоились на кожаной поверхности стола. Под тяжелыми ястребиными бровями, на концах кустисто закручивающимися вверх, печально улыбались темно-карие глаза.
      - Да, добро пожаловать. Ханух, дорогой мой мальчик, ты поступил очень правильно.
      - Я рад, что вы довольны, сэр. Непростая сложилась ситуация. Формально мистер Дюрелл арестован. С тех пор, как полковник Сааджади... с тех пор, как его нет с нами, я не могу понять, кто мой непосредственный начальник. Я знаю, что ваш комитет в Мейджлисе непосредственно руководил операцией, находившейся в ведении Сааджади, вот и решил, что уместно будет привести Дюрелла к вам. Но донесения с юга вызывают тревогу, и вооруженные силы следует привести в состояние боевой готовности. Признаюсь, это выше моих возможностей. В данный момент я не могу отличить друзей от врагов.
      - Я тобой чрезвычайно доволен, мой мальчик.
      - Мы с Айком были лучшими друзьями, сэр, - сказал Ханух. - Этот американец тогда вместе с англичанином Билем и с нами разыскивал в пустыне русскую девушку и штаб-квартиру Хар-Бюри.
      - Это дело следует передать в другие руки, - вежливо заметил Рамсур Сепах. - Я обо всем позабочусь. Тебя поощрят, можешь быть уверен.
      - Дюрелл утверждает, что полковник Сааджади был предателем, - выпалил Ханух. - Я понимаю, это большой удар для вас, как и для меня - если это правда. Но у мистера Дюрелла нет причин лгать о том, что можно проверить.
      - Для меня это не удар. - в глубоком голосе Рамсура Сепаха сквозило отеческое сочувствие молодому человеку. - Мы знали о настроениях Сааджади.
      - Но тогда...
      - Да, мы пошли на обдуманный риск. Свою личную ставку я проиграл, когда погиб мой единственный сын. - Суровый голос иранца слегка дрогнул. Наверное, нужно было предупредить Айка. И тебя тоже, Ханух. Но в комитете решили, что лучше знать своих врагов, чем рыскать в потемках, как довелось тебе. Это не было ошибкой. Наши люди работают, и сегодня ночью ситуация прояснится, могу тебя заверить. Мой совет - иди домой и отоспись. Тебе пришлось выдержать суровое испытание, и вид у тебя усталый.
      - Сэр, я должен остаться с Дюреллом.
      - Он уже не в твоих руках. - В голосе Сепаха вдруг прорезались властные нотки. - Теперь о мистере Дюрелле позабочусь я.
      Дюрелл внезапно почувствовал, что он это уже проходил. Когда Ханух попросил разрешения дождаться его в саду, он промолчал.
      - Пожалуйста, - согласился Сепах, - но это бессмысленно. Мистер Дюрелл пробудет у нас, пока все не выяснится.
      Ханух ещё немного поколебался, потом неохотно покинул комнату. В образовавшейся паузе Рамсур Сепах передвинул бумаги на своем столе, открыл выдвижной ящик, заглянул в него, вздохнул и встал.
      - Я оплакиваю своего сына, - спокойно произнес он.
      - Айк был прекрасным молодым человеком.
      - Да. Мой единственный сын. Я возлагал на него такие надежды... Не думал, что он может погибнуть в Дашт-и-Кавир. - Кустистые ястребиные брови взметнулись вверх, потом поникли. - Не могли бы вы мне объяснить, где именно это произошло?
      - В то время меня с ним не было.
      - Ах, да. Молодой Ханух так мне и сказал. Где же вы тогда были, дорогой сэр?
      - Полагаю, вы знаете, - ответил Дюрелл. - Или вы тоже хотите узнать от меня, как отыскать Хар-Бюри?
      - Это очень важные сведения.
      - Но если я все расскажу, вы меня посадите в первый же самолет, вылетающий из Тегерана, с предписанием покинуть страну.
      - Безусловно. Но с другой стороны, вас начинают подозревать в сговоре с мятежником Хар-Бюри, раз вы решили его оберегать. О вашей разведке говорят, что на чужих территориях она творит довольно сомнительные дела.
      - Но ведь вы располагаете и правдивой информацией, мистер Сепах.
      - Вы так сильно хотите найти эту девушку?
      - Да, хочу.
      - А вы не хотите рассмотреть вариант с обменом вашей информации на русскую космонавтку?
      - Это впечатляет.
      - Очень хорошо. Пройдемте со мной.
      Рамсур Сепах с грацией хищного зверя выскользнул из-за стола, открыл другую дверь кабинета и перешагнул порог. Дюрелл старался не отдаляться от его высокой внушительной фигуры. В соседнем помещении было темно. Сепах пробормотал что-то насчет света и шагнул вперед. Дюрелл ощутил покалывание в затылке. Внезапно дверь за ним захлопнулась, обдав его потоком воздуха. Тьма стала кромешной. Дюрелл на мгновение замер, затем прислонился спиной к стене.
      - Мистер Сепах...
      Тишина была даже глубже, чем темнота. Дюрелл не удивился тому, что случилось; он это почти предвидел. С другой стороны, он оказался совсем не готов к тому напору, с которым действовал этот человек.
      Над головой вспыхнул свет.
      Дюрелл находился в помещении картотеки с глухими стенами. Шкафы с выдвижными ящичками заполняли все пространство от пола до потолка. Дверь напротив была заперта. Рамсура Сепаха в комнате не оказалось. Его голос прозвучал из рупора под потолком.
      - Видите, как нам везет, мистер Дюрелл. Ведь девушка у нас. Да, Таня Успанная в наших руках.
      - Позвольте мне её увидеть, - воззвал Дюрелл к потолку.
      - О, ещё увидите! И уже скоро получите ответ на многие ваши вопросы. Голос в рупоре задребезжал от смеха. - Как же глупо с вашей стороны до сих пор ни о чем не догадываться, мистер Дюрелл. Ваша репутация позволяла надеяться, что вы окажетесь более сообразительны. Понимаете, вы могли бы называть меня другим именем. Ни у кого нет моих фотографий, а бедняга Ханух либо вовсе не завел на меня дела, либо в нем почти ничего нет.
      - Так вы - Хар-Бюри? - хрипло спросил Дюрелл.
      - Да. Ну а теперь - спокойной ночи, пока ещё есть время.
      Дюрелл осмотрел все вокруг и подергал дверь, через которую вошел в картотеку. Она была заперта. Его ладони торопливо заскользили по краю дверного проема. Уцепиться было не за что. Шарообразная дверная ручка проскальзывала в его ладони. Он попытался сорвать её, но ручка из прочной стали не поддалась. Дюрелл перешел к противоположной двери, через которую исчез Рамсур Сепах, он же Хар-Бюри. Там он столкнулся с той же проблемой. Выхода не было.
      Тут он услышал шипение газа, вырывающегося из отверстия в рупоре. Свет опять погас.
      Дюрелл не ощущал никакого запаха. На мгновение им овладела паника. Он застыл на месте, стараясь не дышать. Свист становился все громче. Слева он нащупал картотечный шкаф, оценил его прочность и вес. Казалось, тот намертво привинчен к полу и к стене. Дюрелл полез вверх по стальным ручкам выдвижных ящиков, пока не коснулся невидимого потолка, и затем вытянулся как можно дальше в сторону отверстия. Оно было почти вне досягаемости, но кончиками пальцев Дюрелл внезапно ощутил влажную прохладу газа, заполнявшего помещение. Он не знал, смертельный это газ или нет. До него все равно было не добраться. Дюрелл отвернулся, набрал в грудь побольше воздуха, повиснув на одной руке и пытаясь снять пиджак. Хватка пальцев ослабла и он рухнул на пол, заодно освободившись от пиджака, но тут же поднялся и снова полез наверх. Внезапно он почувствовал тошноту и едва с ней справился. Дюрелл скомкал пиджак, пытаясь в темноте дотянуться до отверстия и затолкать туда плотную ткань. Свист вскоре затих. Но Дюрелл не мог долго продержаться в таком напряженном положении. Рука его задрожала, раны, оставленные на память о мадам Ханг, бурно протестовали. Опять накатила тошнота. На этот раз он сильно ушибся об пол и скорчился из-за спазм в животе. Он лежал, распростершись ничком, упираясь лицом в холодный бетон. Комната в буквальном смысле стала склепом. Он не мог из неё выбраться. Она была непроницаема даже для воздуха. Он ещё раз стал взбираться по картотечному шкафу. Его бил озноб, заливал холодный пот. В последний раз он потянулся к отверстию в потолке. Но дотянуться не смог. Когда он рухнул, то уже не ощутил пола. Казалось, что он вечно будет падать в черную бездну.
      14.
      Проснувшись, он услышал голоса, но те где-то терялись по пути и слов Дюрелл разобрать не мог. Чувствуя себя больным, он крикнул в темноту, но не раздалось ни звука. Тогда он напряг дрожащие мышцы и попытался встать, но как в невесомости не мог определить, где верх, где низ. Голова закружилась и вокруг все завертелось. Попытался раскинуть руки - и стало казаться, что он летит, ни на что не опираясь, паря и устремляясь вниз, кружась и пикируя. Его тут же укачало и он провалился в благословенную пустоту.
      Время шло. Он спал, потом проснулся. Попробовал разглядеть светящийся циферблат своих наручных часов, но цифры словно издевались над ним. Он чувствовал, что ночь давно прошла, но было ещё темно. Больше он об этом не думал, пока его не залил безжалостный свет, заполнивший все поры тела мучительной болью. Он скорчился и попытался откатиться прочь, но вместо парящей свободы ощутил на себе железные оковы, не давшие пошевелиться.
      Время шло.
      Он не знал, день сейчас или ночь. Время тянулось долго - долго. Проснулся он, лежа на чем-то мягком, вдыхая запах антисептиков и чувствуя рукой укол иглы. Над ним выросла фигура человека, и он немощно колыхнулся к смутно проступавшему лицу. Послышался смех Рамсура Сепаха - Хар-Бюри. Или Та-По? Но тут Дюрелл услышал другой смех. Его он узнал, и кровь заледенела в жилах. Это была сама мадам Ханг. Я у них в руках, - подумал Дюрелл. Обломки всего, что он так тщательно организовывал, теперь летели ему ему в лицо. Он хотел позвать Ханнигана, но успел проглотить это имя, прежде чем оно сорвалось с уст. Тут он почувствовал себя хитрым и скрытным. Никогда нельзя позволять своей правой руке знать, что делает левая. Hont soit qui mal y pense.*( стыдно тому, кто плохо об этом подумает - франц., прим. перев.)
      - Как вы себя чувствуете, мистер Дюрелл?
      Голос доносился издалека.
      - Я чувствую себя великолепно, - прошептал Дюрелл в ответ. - На том свете.
      Послышался довольный смешок.
      - Ах, да. Простите за задержку. Нужно все подготовить. Понимаете, заказать транспорт. Уже скоро.
      - Что скоро?
      - О, это и будет самое удивительное.
      И голос умолк.
      Дюрелл ощущал холод и жар, свет и мрак, и непрерывный поток времени, иногда бьющий буйной струей, а иногда раздражающе медленный. Дюрелла куда-то перенесли и уложили в постель. Потом повели куда-то ещё и поместили в какой-то грузовик. Он ощутил дующий в лицо ветер, жалящую иглу, и снова чувства его отключились.
      Он знал, что миновало не меньше суток. А может и два, и три дня. Кем бы они ни были, слишком уж много времени требовалось для "подготовки". В редкие моменты ясного рассудка он пытался сосредоточить внимание на конкретных вещах, которые с ним происходили. Но все было искаженным, как в ночном кошмаре. Хотелось понять, чем они его накачивали из своих шприцев. Хотелось понять ту порочную бессердечность, которая позволила такому человеку, как Рамсур Сепах, довести единственного сына до гибели.
      На зубах захрустел песок. Пустыня? Над ним кружилось холодное, насмехающееся небо. Дюрелл слышал гул мотора. Да, пустыня. Он лежал на спине, наблюдая, как по небосводу плывет луна. Луна, символ влюбленных, вечная тайна, знак безумия. Он попытался сесть, но руки и ноги были связаны и двигаться он не мог. На скамейках в открытом кузове грузовика виднелись две фигуры. В свете луны их винтовки отсвечивали серебром, а лица чернели на фоне неба. Они ничего не говорили, ничего не делали, и лишь их тела колебались в такт движению грузовика.
      Интересно, он почти не удивился, когда понял, что легендарный Хар-Бюри скрывался под личиной Рамсура Сепаха. Он об этом не догадывался, но почему-то чувствовал, что совершает роковую ошибку, и выхода из этой ситуации не видел. Гладко ничего не получалось. Задание усложняли национальные интересы и противоречия, которые с самого начала должны были его насторожить. Однако он и так сделал все, что мог. Он рассчитывал на Ханнигана, а в его работе никогда ни от кого нельзя зависеть. Жизнь должна находиться только в собственных руках.
      Не то чтобы он винил Ханнигана. Ханниган, быть может, в этот самый момент принимает меры. Лотос в конце концов могла его разыскать. Но Ханниган не знал про Рамсура Сепаха и про заговор мятежников в высших сферах Тегерана. Ханниган не знал того, что известно Дюреллу о Тане и её отце. Иногда ты слишком тщательно скрываешь свои карты, Сэмюэль, - сказал он себе.
      Грузовик остановился. Он услышал голоса и почувствовал запах древесного угля, навоза и мусора - запах деревни в пустыне. К своему удивление, он был голоден. И внезапно охвачен жаждой.
      - Хэй! - окликнул он безликого конвоира.
      Мужчина сверкнул на него глазами, поднялся и исчез из грузовика. Другой просто сидел и ждал, безликий и безымянный. Дюрелл услышал звяканье верблюжьего колокольчика и увидел выросшую над ним женскую фигуру. Мадам Ханг. Своим обличьем ведьмы она заслонила в небе полную луну. Дюрелл содрогнулся.
      - Как ты себя чувствуешь? - шепотом спросила мадам Ханг.
      - Отлично.
      - О, это очень хорошо.
      - Я голоден.
      - Хорошо.
      - Не найдется ли у вас воды, мадам Ханг?
      - О, у меня полно воды. Но она тебе не понадобится, американский шпион, американский убийца! Ты отправляешься в дальнее-дальнее путешествие. - Она рассмеялась.
      - Послушайте, - сказал он. - Не нужно больше уколов.
      - Еще один - и все.
      - Мы могли бы договориться, - предложил он.
      - А-а, испугался?
      - Я буржуа, средний класс, капиталистический бизнесмен. Мне нравится совершать сделки, и только.
      - Тебе нечего нам предложить. Счастливого пути, американец!
      Она вонзила шприц ему в руку. Помешать он не мог. Он пытался, но был слишком крепко связан, и мадам Ханг затруднений не испытала. Последней мыслью Дюрелла было - так или иначе он найдет способ её убить.
      Даже если это станет последним делом в его жизни.
      Дюрелл был полностью дезориентирован. Его сознание отделилось от тела, обретя абсолютную свободу, что дарило счастье и восхитительную беззаботность. Вокруг не осталось ничего материального - ни земли, ни пола, ни стен, ни потолка, ни неба. Он был одинок в своем исступленном восторге, в обретенной абсолютной отрешенности. Тела тоже больше не существовало. Для него не было ни боли, ни голода, ни жажды, ни страсти, ни волнений.
      Но Дюрелл знал, что он пока ещё не умер. Он не мог пребывать в вечности, поскольку чувствовал, как текло время, много времени, часы и дни, скорей всего неделя, а может быть и больше. Он был просто ошеломлен. Иногда ему дозволяли вернуться в свое тело, его кормили, хотя есть он не хотел, поили, хотя он не испытывал жажды. Он постоянно находился в темноте, но все же видел иногда разноцветные огоньки, которые мерцали и походили на звезды. Часто в поле его зрения вплывала Луна, громадная, враждебная, вся изрытая оспой. Чем дальше, тем сильнее ему казалось, что Луна - это поджидающий его враг, некое существо, знающее о нем и призывающее к себе, в невообразимую пустоту пространства. Дюрелл долго размышлял о Луне, то и дело вспоминая утверждения Тани, что она там побывала. Ему что-то было об этом известно, он старался вспомнить, что именно, но не мог. Он старался. Он убеждал себя, что это важно. Что от этого зависит его жизнь. Он не понимал, почему так считает, и все же был в этом убежден.
      Время шло. Слишком много времени. Он не должен так долго парить в пустоте. Кто-то обязан к нему прийти. Все было не так, ускользало от понимания. И несмотря на это он жил ощущением безмятежности.
      Наконец он услышал обращенные к нему слова.
      - Вы летите на Луну, Дюрелл, - произнес голос.
      - Я?
      - О, да. В конце концов все уладилось.
      - Я не верю, - сказал Дюрелл.
      - Поживете - увидите.
      Где бы он до этого ни витал, его вернули назад. Эйфория рассеялась. Дюреллу стало не по себе, возвращаться не хотелось. Мало-помалу он опять овладел своим телом. Он дышал, его сердце билось. Болели конечности. Дюреллу было жаль, что так получилось. Кому это понадобилось? С ним разговаривали тени. Свет то появлялся, то исчезал. Дюрелл сел в кресло. Кресло охватило его со всех сторон, надежно удерживая ремнями. На голове оказался гермошлем, сам он был в неудобном скафандре. Шипение кислорода на мгновение его ошеломило. Повернув голову, он увидел в крошечном овальном иллюминаторе ночное небо. Луна с вожделением посмотрела на него и отплыла в сторону, как в ускоренных кадрах кинофильма. Кто-то сел в такое же кресло рядом с ним.
      - Здравствуйте, мой друг!
      - Здравствуйте, профессор Успанный, - ответил Дюрелл.
      - Мы отправляемся в путешествие.
      - Мне уже сказали.
      - Оно будет совершенно безопасным. Бояться нечего.
      - Я бы все-таки лучше остался.
      - Это необходимо. Вас не удивило мое появление? Я постоянно буду рядом. Путешествие займет две недели. Для него вы сейчас в прекрасной физической форме. Я обо всем позабочусь. А вы составите мне компанию и будете наблюдать за тем, что увидите.
      - Где мы?
      Успанный улыбнулся. Бледно-голубые глаза сибиряка разглядывали Дюрелла с научной бесстрастностью. Может, это часть того сна, который Дюреллу пришлось так долго смотреть? Дни? А может, недели? Он ни в чем не был уверен. Снова заглянул в иллюминатор. Все кругом стало вибрировать. Щелкали компьютеры. Дюрелл не мог этому поверить, но пришлось. Вокруг все было прочным и осязаемым. Часы, проведенные под воздействием инъекций мадам Ханг, кончились. Он уже вышел из того состояния, полностью сохранив свои физические и умственные способности. На нем был скафандр, а сам он находился в отсеке космического корабля в непосредственной близости от стартового двигателя. В наушниках, встроенных в гермошлем, звучали русские голоса. Дюрелл сделал глубокий вдох. Кислород. Ему стало лучше. Он посмотрел в иллюминатор. Звезды посмеивались над ним. Нет-нет, этого не может быть. Он взглянул на Успанного.
      Тот кивнул.
      - Да, мы стартуем.
      Дюреллу доводилось читать секретные отчеты о запуске космических кораблей. Все соответствовало описаниям. Ему хотелось крикнуть кому-нибудь, все равно кому, что он не имеет к этому отношения, не знает, что делать, не может уберечь себя от этого; да и кто, скажите на милость, захотел бы лететь на Луну? Таня побывала на Луне, и смотрите, что с ней стало! Если это было правдой, а не плодом больного воображения, тогда все, что он делал, прибыв в Тегеран, базировалось на ложных предпосылках.
      Это не могло быть реальностью.
      Но было.
      Он ощутил спиной чудовищную вибрацию, будто проснулось и зашевелилось злобное чудовище, и давление на грудь и легкие, длившееся секунды, которые, казалось, не пережить. Ремни врезались в руки и ноги, крепко его удерживая. Пока длилось это испытание, голоса русских техников лаконично произносили числа, координаты, результаты компьютерных расчетов и реплики на космическом жаргоне, которых Дюрелл не понимал, хотя прекрасно владел русским языком. Успанный отвечал так же лаконично. Все его внимание было сосредоточено на мигающем и щелкавшем компьютере, лабиринте шкал и стрелок приборов, на электронных лампах и проводах прямо перед ним.
      Внезапно давление прекратилось и наступила невесомость. Когда отстыковалась ракета-носитель, небо закружилось и земное тяготение их покинуло. Дюрелл насколько мог наклонился вперед и стал пристально вглядываться в иллюминатор. Да, Земля осталась внизу, наполовину освещенная солнцем, наполовину в ночном сне, невыразимо красивая, невыразимо далекая, недостижимая, отнятая у него навсегда. В поле зрения попало солнце; Успанный пробормотал извинения и ослепительный диск скрылся из виду. Дюрелл чувствовал, что с ним что-то не так. Он бы должен вовсю протестовать, а вместо этого проявлял поразительное благодушие.
      Тогда он произнес в свой микрофон:
      - Вы - мираж, профессор Успанный!
      Тот улыбнулся.
      - Дотроньтесь до меня. Я настоящий.
      Дюрелл так и сделал. Под серебристым скафандром прощупывалась плоть.
      - Зачем вы со мной это проделываете?
      - Чтобы кое-что вам доказать, - ответил Успанный.
      - Насчет Тани?
      - Естественно.
      - Послушайте, но где же космодром? Я помню, мы были в пустыне...
      - Это было на прошлой неделе.
      - На прошлой неделе?
      - Не надо волноваться. Мы благополучно вернемся на Землю. А иначе... Профессор кисло улыбнулся сквозь пластиковое окошко гермошлема. - А иначе я вряд ли согласился бы на такое путешествие, верно?
      - Но согласно космической программе все должно происходить совсем не так...
      - Вам ещё многое нужно узнать о советской космической науке.
      - Вы сопровождали Таню в полете? Она говорила, что вы были с ней.
      - Я был рядом с ней, как с вами сейчас. И я должен попросить вас некоторое время не вмешиваться в мою работу. Мне многое предстоит сделать.
      Дюрелл занялся подсчетом заклепок на обшивке отсека. Затем пересчитал приборы и прочел на них надписи на русском языке. Он уделил внимание пакетикам с едой в специальных прорезях, емкостям с кислородом, очистителю воздуха, утилизатору отходов. Успанный продолжал невнятно бормотать в микрофон свои отчеты и выслушивать сухие, лишенные всяких эмоций данные, передаваемые с Земли. Дюрелл вдруг стал отстегивать ремни, которые удерживали его на сидении.
      - Что вы делаете? - спросил Успанный.
      - Ухожу отсюда.
      - Вы сошли с ума? Мы в невесомости...
      - Это иллюзия, - возразил Дюрелл.
      - Невесомость! - крикнул Успанный. - Осторожно!..
      Дюрелл слетел со своего мягкого кресла, сильно ударился о панель приборов, отскочил, перевернувшись вверх тормашками, снова попал в кресло и постарался вернуть ноги в прежнее положение. Он был ошеломлен и потрясен до глубины души.
      - Вот, примите одну, - предложил Успанный.
      - Что это?
      - Таблетка, разве не видите? Она поможет.
      Дюрелл проглотил таблетку, ему удалось пристегнуть себя к сидению. Затем он долго с тревогой наблюдал за медленно меняющимися показаниями приборов и за уплывающим земным шаром. Нет, он не мог усомниться в истинности своих ощущений.
      Он заснул, проснулся, съел жидкую пищу, выдавливая её в рот, будто беспомощный ребенок. Успанный на малопонятном техническом жаргоне объяснил их обязанности. Русский профессор, похоже, знал, что делает. Дюрелл начал потеть. Сильно билось сердце. Было неуютно от длинных и непонятных технических терминов, несущихся по космическому радио.