Его где-то на краю Вселенной в буквенном смысле слова откопал сам Дёрти. Но Роберт, как и все мы в баунде, являлся по происхождению землянином, принадлежал человеческому роду-племени и имел, по-моему, греческое происхождение. С первых минут своего появления он почему-то внушил всем нам суеверный ужас. Кэс Чей явно тяготился им, хотя и понимал необходимость врачебного обеспечения. Даже Дёрти в присутствии этого Роберта словно сникал и превращался в почти благообразного старого джентльмена. Доктор Роберт с каменным лицом встречал очередной труп и я, ничего не понимая в медицине, как-то сам догадывался, что чисто медицинские проблемы мало его занимают. Проработав с Джестером Дёрти, кое-что узнав о нем и увидев его в деле, я подозревал, что доктор Роберт привлечен им для реализации очередной сумасбродной идеи, для осуществления очередного сумасшедшего проекта. Я очень хорошо понимал, что Дёрти, как клещ или рак вцеплявшийся в проблему и всегда доводивший всё до конца, добьется успеха и на этот раз, хотя и не знал, в чём там дело. Он поставил на "тёмную лошадку" - доктора Роберта, не пожелав посвятить меня в свои планы. А между тем куклы продолжали гибнуть, и я решил, что мне надо выходить из игры. И начал, как мне думалось, действовать осторожно. К своему собственному удивлению я обнаружил, что ни разу не добирался до Переходника на своем собственном звездолёте: меня всегда возил с собой Дёрти или мы летали туда на грузовиках. Я сам не очень люблю управлять звездолётом, но тут я вывел свой "де сото", модель "Огненный рейс" и, используя координаты, снятые из Мозга профессорского "кадилака", пустился в путь. О, наивный! Меня забросило к черту на кулички, в том секторе Метагалактики, куда я прибыл, никакого Переходника не было и в помине. Стало ясно, что Дёрти лгал мне с самого начала. Скорее всего имелась лишь одна обнаруженная "кротовая нора", а мне все время подсовывали ложные координаты. Я решил пока ничего не предпринимать, но когда Дёрти в очередной раз собрался посетить Переходник, выразил желание отправиться туда на своем "де сото". Я ждал, что Дёрти станет выкручиваться: он ведь понимал, что у меня ложные координаты, мы разминемся, и тогда не избежать объяснений. Не мог он, полагал я, и дать мне истинные координаты: это бы сразу его дезавуировало. О, дважды наивный! Он, разумеется, знал о моем рейде и не собирался оправдываться. Он просто настоятельно посоветовал мне не спешить, посидеть в своем уютном кабинете, обо всем хорошо подумать. Сам не знаю, как я согласился. А что мне оставалось делать? В его совете слышалась плохо скрываемая угроза, не оставлявшая никаких сомнений, и мое согласие выглядело чистейшей проформой. Так я оказался под чем-то вроде домашнего ареста, не слишком обременительного, но и не оставлявшего почти никаких иллюзий. В новых обстоятельствах побег представлялся сложной проблемой; на это следовало решаться тогда, когда я еще имел доступ к звездолету. Дёрти, вызвав меня, продолжал загружать меня работой и снабжал дозированной информацией о ходе дел на Переходнике. Однажды, придя ко мне, он поделился своими соображениями о некоторых тонкостях переброски. Я вел себя неприветливо и отчужденно, но, как и всегда, этот дьявол сумел меня увлечь. Мы проговорили почти всю ночь и сообща нащупали путь повышения надежности действия тоннеля. Из-за того, что металл с идеальной проводимостью постепенно терял свои свойства, необходимо было ввести жесткое диагностирование элементов сферы и вовремя заменять их. Отсюда вытекало, что завод-лабораторию на "Платинум сити", который зачах от бездействия, предстояло реанимировать, и затем наладить регулярную доставку элементов из металла с идеальной проводимостью на Переходник. Так я позорно и малодушно продолжал служить идее профессора Дёрти и ему самому. Он таки добился своего, добился с помощью всё тех же кукол. Впервые "оттуда" возвратился не труп, а полуживой человек. Имя этого счастливца или несчастливца - как хотите - благополучно забыли, и куклу отправили по известному маршруту. После скрупулезных допросов и тщательных обследований выживших и вернувшихся с того света удачливых "кукол", удалось установить, что действующие в тоннеле на людей силы все же превосходят привычные для них силы тяготения, с которыми они имеют дело на Земле и землеподобных планетах. Как выяснилось, это явление имело принципиально неустранимый характер и его пришлось принять и считаться с ним. Джестер Дёрти, чувствовавший себя все хуже и хуже из-за прогрессирующей болезни, испытал огромное разочарование. Доктор Роберт прямо заявил ему, что творцу тоннеля никогда не суждено лично пользоваться своим детищем. Постепенно все наладилось, и переход на "ту сторону" и обратно совершили и Кэс Чей, и доктор Роберт, некоторые инженеры и техники. Дёрти мигом осадил тех, кто впал в эйфорию. Он хотел скорее получить характеристики того Мира, в который прорубил окно. Через какое-то время он сообщил мне удивительную новость: с помощью инструментальных измерений в смежном с нашим Мире обнаружено красное смещение. Это означало лишь одно: мир, открывшийся нам, представлял собой Вселенную на стадии расширения. Получив в руки такой материал, уже можно было прикинуть в первом приближении и оценить последствия для нашей Вселенной осуществленного нами прокола в иной мир. Собственно, этот вариант - вариант со смежной нам расширяющейся Вселенной - рассматривался наряду с другими и раньше. Так что очень быстро передо мной открылась чудовищная реальность: при открытом тоннеле процесс сжатия нашей Вселенной ускорялся в десятки тысяч раз. Между мной и Джестером Дёрти произошел крупный, бурный разговор, в котором мы оба оказались не на высоте, докатившись чуть ли не до прямой драки, хотите - верьте, Саймон, хотите - нет. Но дёртики меня быстро скрутили, да я и сам вовремя опомнился... Эх, как я сейчас сокрушаюсь о том, что не посмел, не решился тогда сделать! Я пожалел его, хотя мог - мне очень неприятно и тяжело это произносить - убить, удушить, удавить негодного старикашку. А Дёрти меня не пожалел. Он попросил головорезов Кэса сводить меня в бункер на сеанс "катания с горки". Я никогда не любил созерцать и не мог выносить разные ужасы и после бункера просто заболел, развалился и "рухнул". Да. жить здесь становилось страшно, тяжело, невыносимо, но... нескучно. Дёрти посоветовал мне не валять дурака, не хандрить и признать происходящее с нашей Вселенной как свершившийся факт. Страшно сказать, но я видел, как он радовался. Правда оказалась еще более ужасной и неприглядной: Дёрти сознательно стремился к этому уже давно! Он хотел заставить содрогнуться в буквальном смысле слова весь Мир! Ведь он был не кем-нибудь, а Джестером Дёрти. Я вам уже говорил, Саймон, что поступки других людей выглядят дикими и немотивированными в наших глазах. В чужой душе мы понимаем еще меньше, чем в своей. Кто может сказать, какие генетические особенности в переплетении с какими жизненными обстоятельствами сформировали психологию этого человека?.. Слушая в течение нескольких минут непрерывно говорившего Казимира, я позволил себе вставить пару слов. - Знаете, Казимир, уговаривать и убеждать меня в этом не надо. Вы не поверите, но большинство из нарушавших закон людей, которых нам удалось в конце концов схватить за руку, не могли и сами толком объяснить свои поступки, свое поведение. Вообще, знаете: человек может стать убийцей всего лишь из-за того, что в детстве его заставляли есть яичницу, поджаренную только с одной стороны. Или, наоборот, с обеих сторон. - Дёрти любил есть яйца, - со смешком сказал Казимир. - Он утверждал, что яйцо - это символ души. Вы кстати упомянули о яйцах. Слушайте же дальше. Дёрти не слишком опасался меня, справедливо полагая, что я нахожусь всецело в его руках и, так как карты теперь открылись, цинично, с наслаждением садиста, посвящал меня в некоторые свои бредовые планы. Однажды он заявился ко мне и с плотоядной улыбкой поведал такое, что у меня - простите, Саймон, - просто поехала крыша... Представьте: Дерти поделился со мной своей идеей создания автономного, внешнего сердца, как он шутливо-небрежно называл его - яйца! Заимев внешнее сердце, он, во-первых, рассчитывал оттянуть свой не такой уж далекий конец, а, во-вторых, приобретал способность беспрепятственно, без опаски, путешествовать по тоннелю Переходника. Вот над чем они ломали головы со странным доктором Робертом, с Трезором, как я почему-то прозвал его про себя. Этого кудрявого черноволосого медика-садиста, как и всегда, выручили куклы. На них он отрабатывал биологическую и медицинскую технологию подключения к человеку внешнего сердца, а техническую часть проекта, работу по созданию собственно автономного сердца взял на себя неугомонный, неутолимый, но все более страдавший от неизлечимой болезни Дёрти. Болезнь продолжала мучить профессора, и они с Робертом торопились. Но ему пришлось испытать настоящий удар, когда Трезор объявил, что этот путь для Дёрти закрыт - закрыт намертво, закрыт глуше и надежнее, чем "схлопнувшийся" межпространственный тоннель. Дёрти был пожилым человеком нет, он был настоящим стариком, фактически самым старшим из всех дёртиков. Он, естественно, не прошел каких-то там прививок или корректировок организма в детстве, которые стали применять, когда профессор имел уже солидный возраст. Поэтому его организм оказался непригодным для сложнейших медико-биологических структурных перестроек. Итак, все, что оставалось профессору Джестеру Дёрти - это готовиться к смерти. Вот тут и перехлестнули через край и потекли весь яд и вся желчь, накопленные в темных закоулках профессорской души. Злоба его на весь свет достигла крайних пределов. И, стыдно сказать, Саймон, я его понимал и где-то сочувствовал ему. - Казимир, - сказал я, - в этом я с вами полностью солидарен. Мир наш весьма несовершенен, и я не поручусь за себя, что, добравшись до созданного вами с Дёрти тоннеля, не воспользуюсь им, чтобы уйти отсюда навсегда. - Что ж, - хладнокровно ответил Казимир, - вполне естественное желание. Вероятно, что точно также поступил бы и я сам. Однако, вы обещали помочь мне. Я очень надеюсь на вас, тем более, что вы прошли испытание. Когда вы поможете мне - а сделать это будет непросто, - то с чистой совестью сможете пойти на все четыре стороны и даже за край Вселенной. Наберитесь терпения: мы подходим к завершению моей истории. - Буду вам очень признателен, профессор, - так и не удержался я, - если наша беседа - уж не обессудьте - закончится до вашего очередного приступа. Он осклабился жуткой гиппопотамьей улыбкой и игриво (!) предупредил: - А вот этого обещать не могу, извините. Не от меня зависит. Ну, так вот. Как я уже сказал, Дёрти испытывал сильнейший стресс, и я решил, воспользовавшись этим обстоятельством, рискнуть и попытаться вырваться на свободу, убежать. Мое поползновение было пресечено, и меня снова водворили на свое место, под домашний арест в эти вот апартаменты. Через несколько дней, вероятно, во время ремиссии болезни, в один из редких периодов просветления, Дёрти заглянул ко мне, ведя себя при этом так, будто ничего не произошло. Он попросил меня включить телевизор и предложил посмотреть удивительный, по его словам, сюжет из жизни животных, записанный на принесенной им видеокассете. Я с большим интересом просмотрел действительно уникальные кадры, подобные которым никогда раньше не видел. Я заметил, как Дёрти внимательно наблюдал за мной во время просмотра, чему-то самодовольно ухмыляясь. Он ушел, оставив кассету, а я, непонятно по какой причине, страшно разволновался. Через день он пришел снова и предложил мне следовать за ним. Упрямиться было глупо: за его спиной маячили трое головорезов Кэса. И я пошел, пошел сам, пошел, легонько подталкиваемый Дёрти, по коридорам, лестницами переходам центра. За время моего вынужденного заточения здесь произошли заметные перемены. Мы направлялись к резиденции доктора Роберта, находившейся на самом верху высокой башни, походившей на длинный плоский кирпич. Я еще никогда не бывал там. Меня пропустили вперед, Дёрти с остальными шел за мной. Ржавая лестница сменилась каменной, с грубой, неровной поверхностью крутых ступеней; перила куда-то исчезли. Через редкие незастекленные проемы в мощных стенах в башню просачивалось густое синее небо. Когда лестница пересекала проемы, я остро ощущал открытое пространство и немалую высоту, на которой мы находились, и у меня сильно кружилась голова. Лестница постепенно сужалась, высокие корявые ступени становилось преодолевать все труднее. Когда до открытой двери в "голубятню" доктора Роберта осталось совсем немного, навстречу нам оттуда вдруг один за одним пошли невиданные мною доселе монстры, конвоируемые дёртиками. На них невозможно было смотреть без содрогания. Таких существ я еще не встречал в нашей Вселенной. Все они - а их вышло четверо или пятеро - не отличались друг от друга. На каждом пиджачная пара, белоснежная сорочка, галстук, черные туфли, - типичные человеческие тела в типичном же человеческом облачении. Но вместо человеческих голов эти существа несли на своих плечах гиппопотамьи рыла, словно грубо вылепленные из дрянной, плохо размешанной глины. Глаз этих чудовищ, постоянно прикрытых морщинистыми, мертвенно неподвижными веками, я так и не увидел. В первую секунду я чуть не свалился вниз, испытав безотчетный страх, но молодцы, шедшие за мной по пятам, удержали меня за плечи. Чудовища спускались нам навстречу, и я еле удерживался от того, чтобы кубарем не скатиться вниз по лестнице. Дёрти куда-то исчез, и я ничего не понимал. Нам пришлось расходиться на чрезвычайно узкой, без перил, лестнице. Я, как сейчас помню, весь взмок, разумеется, отнюдь не от преодоления крутых лестничных маршей. Каким-то чудом мы разминулись, и вскоре я перешагнул высокий порог лаборатории Трезора. Дёрти, неизвестно как опередивший нас, был уже тут! Он сделал дёртикам знак, и они удалились. Сидевший в центре комнаты обнаженный до пояса доктор Роберт даже не повернулся в мою сторону, но я, словно почувствовав, услышав его властный мысленный приказ, покорно приблизился к нему и встал рядом. Стояла тишина. Лишь иногда потрескивал в странной чаше на треножнике огонь, дым от которого бесшумно улетал через незастекленные проемы в незапятнанную синеву высокого неба. Молча смотрел на меня Дёрти. Молча сидел на низенькой табуретке доктор Роберт - огромный детина с черными кудрявыми волосами и такой же курчавой мощной черной бородищей. Странный золотистый загар покрывал его атлетический торс, бычью шею и крепкие руки. Вдруг что-то произошло. Никто не стронулся с места, не шевельнулся, не нарушил тишину какой-либо посторонний звук, но я всем телом ощутил невидимое глазу, пугающее меня движение. Сердце мое упало, внутри меня словно зажегся, засиял и засветился молочно-белый кристалл. Я испытывал ни с чем не сравнимое ощущение поразительной четкости и ясности сознания и не чувствовал ничего, кроме неизвестно откуда пришедшего ко мне дыхания смерти. Страшное отчаяние овладело мной в этот миг. Словно стеной, прозрачной, но непреодолимой, отделило меня от остального мира, и не видел я возможности спастись от надвинувшейся на меня мучительной безысходности, от жестокого осознания неминуемости и неотвратимости смерти и никак не мог я избавиться от ощупывающей, испытывающей меня, копающейся во мне силы. В это время доктор Роберт все-таки повернулся ко мне, и в следующее мгновение я ощутил болезненный укол в позвоночник и вскоре, кажется, потерял сознание - точно этого не знаю и не могу сказать до сих пор. Когда я снова пришел в себя, то увидел, что в комнате все осталось по-прежнему. Так же дымилась чаша на треножнике, синело небо за окном, сидел с безразличным видом доктор Роберт, стоял, ухмыляясь, профессор Дёрти. Я чувствовал себя вполне нормально и более или менее спокойно, но с облегчением покинул резиденцию Роберта, когда Дёрти сказал мне, что нам пора идти. Мы вернулись в мой кабинет, уселись в кресла, но что-то мне мешало, и вдруг я понял, что. Я сорвался с места и побежал в ванную. Страшная догадка подтвердилась. Из зеркала на меня смотрела слепыми, прикрытыми плотно сомкнутыми веками, глазами страшная и уродливая голова гиппопотама, точно такая же, которая венчала тела несчастных кукол, попавшихся нам на лестнице по пути к доктору Роберту. Я машинально ощупывал свое лицо - нет, теперь уже не лицо, а морду, или если хотите, "морду лица" и, главное, - глаза, которые у меня, как и у изуродованных пробными экспериментами кукол, оказались закрытыми. Однако я все видел, как и раньше. Несколько секунд я изучал свой новых облик и, наконец, нечеловеческий рев, испугавший меня самого, исторгся, извергнулся, казалось, из самых глубин моей души. Я бросился в кабинет, намереваясь растерзать профессора Дёрти, но вбежав туда, наткнулся, словно на стену, на его дьявольский, сатанинский смех. Я не мог тронуть его и пальцем, это было выше моих сил, и я понял, что более не способен управлять собой, что меня водит какая-то неодолимая сила, чья-то злая воля, чья-то всемогущая рука. Сам не знаю, как оказался я снова в кресле, и Дёрти поведал мне следующее. - Чаплински, - сказал он, - я сообщаю вам, что теперь вы - монстр. Вы подключены к внешнему сердцу, которое я создал на исходе своей жизни. Но подключены не непосредственно, не напрямую, а через Кэса Чея. С внешним сердцем Кэс будет существовать сколь угодно долго - фактически, вечно, и вечно будете мучиться вы, Казимир. Каждый день придется вам смотреть сюжет, что вы видели позавчера, где крокодил и гиппопотам убивают антилопу. А после этого вы станете гоняться за настоящей антилопой, пока не зарежете ее, как монстр, как хищник, - не ножом, не кинжалом, а своими собственными зубами. И только когда вы умертвите антилопу, приступ закончится. Но на следующий день все повторится сначала. И каждый раз вы будете близки к безумию, но никогда не сойдете с ума, и это удвоит ваши мучения. А бессмертный Кэс Чей, в которого доктор Роберт перелил часть моего менталитета, станет еще активнее нести людям зло и напасти. И, как и вы, он измучается от своего бессмертия, и от этого его злоба и ненависть к людям будут возрастать и возрастать. И своими мучениями вы с Кэсом Чеем заплатите за людские грехи, страдая сами и принося страдание людям, а люди, страдая, заплатят за ваши грехи своими мучениями. Словно неистребимый Сатана будет путешествовать Кэс Чей по Космосу, а, имея возможность беспрепятственно проникать по тоннелю в соседнюю нам расширяющуюся Вселенную, станет впоследствии наводить ужас и на тамошних, еще неизвестных нам, обитателей. Как знать, быть может, проникнет он и в другие, неведомые нам Миры, чтобы и там напоминать Разуму о существовании зла. А остановить это сможет лишь тот землянин, и не просто землянин, а человек, который спустится с неба к вам в узилище, который не испугается вашего приступа, который, не отворачиваясь, увидит ваши мучения и перетерпит свои и который потом разыщет яйцо в необъятной Вселенной и, разбив его, принесет смерть Кэсу Чею, а с вас сбросит проклятье и освободит... Я проклинаю вас, Казимир Чаплински, малодушного и трусливого мозгляка. Я проклинаю Кэса Чея, властолюбивого пошляка, фарисея и выскочку. Я проклинаю людей, начавших уродовать мою душу с самого моего рождения. Я проклинаю своих соучеников, которые на перемене тайком обламывали кончики остро отточенных мной карандашей. Я проклинаю своих учителей, которые пичкали меня своими наставлениями, подавляли меня. Я проклинаю тупых чиновников с их глупостью, подлостью и недомыслием, угробивших мою молодость. Я проклинаю Хаббла и Вилера и всех, которые эксплуатировали мой мозг. Я проклинаю всех моих ненавистников и доброхотов, врагов и льстецов, кумиров и рабов. Я проклинаю своего пьяницу-отца и глупую мать, которая родила меня. Я проклинаю страну, где я жил, Землю и Млечный Путь. Я проклинаю всю нашу Вселенную, весь наш подлый Мир. С этими словами Джестер Дёрти со страшным выражением муки на полыхающем нездоровом румянцем лице вышел вон.
      17
      Казимир откинулся в кресле, наблюдая за моей реакцией. Я молчал, переваривая услышанное. Жутким мистическим холодом пахнуло на меня. Но мистика мистикой, а я слышал кое-что об автономном сердце. Ведь одним из подходов к его созданию была разработана доктором Эдди Лоренсом из нашего Медицинского Отдела процедура "откидывания мозгов на дуршлаг". Так что задача моя осложнялась. Если уж большую трудность представлял розыск действующего тоннеля, то поиск внешнего сердца, яйца, в отличие от тоннеля мало себя проявляющего внешне, виделся совершенно безнадежным делом. Казимир вернул меня к разговору. - После тяжелого, можно сказать, предсмертного, проклятья-завещания Дёрти я впал в глубокую депрессию. Будто повиснув между небом и землей, я почти весь день не вставал из кресла, пытаясь постигнуть и осознать свалившееся на меня горе. Но вечером неодолимая сила погнала меня к телевизору, заставила включить его и смотреть сюжет, о котором вы, Саймон, уже имеете представление. После его окончания меня вынесло из кресла и я, миновав еще одну комнату, неожиданно оказался в огромном павильоне с африканским земным ландшафтом, выстроенном и оборудованном, наверное, во время моего пребывания у доктора Роберта. Потом на красный песок выбежала антилопа, и остальное вы знаете: видели сами. Сейчас я прошу у вас прощения, Саймон, за то, что заставил вас перенести. Но только выполнив этот ритуал, вы получали возможность действовать дальше, искать яйцо. Да ведь и мне пришлось нелегко: я чувствовал себя так, словно догола разделся на людях в неподобающем для этого месте. Скажу еще, что первая моя "охота" стала для меня настоящей пыткой и кошмаром. Только много позже я научился более или менее ловко ловить и "резать" антилопу. Кстати, первый мой "хантинг" тоже заснят на пленку, и я вынужден смотреть также и ее. Все это происходит раз в сутки, и так день за днем. После того, первого приступа, я совершил в ванной комнате попытку самоубийства, испытав при последовавшей затем регенерации страшные муки. Я действительно не мог и не могу умереть. Хочется думать, что пока. Точно также не могу и убежать из этих чертогов. Вот так потекли мои дни, мучительные и однообразные, начался бег по кругу, ежедневное погружение в "ослепительное то же самое". Дёрти прожил после нашей последней встречи лишь несколько дней. У него вдруг усилились желудочные боли, но желудок всегда беспокоил его, поэтому поначалу никто не придал этому значения. Но ему становилось всё хуже и хуже и вскоре он умер. В мир иной ему помог отойти, как ни странно, Кэс Чей, который отравил его с помощью медленно действующего яда, как болтали. Пауки в банке продолжали шевелиться. Через некоторое время кто-то убил доктора Роберта, Трезора. Как выяснилось в самые последние дни, это сделал Чмырь, один из ведущих членов баунда. А в тот момент почти все облегченно вздохнули, узнав, что странного лекаря-колдуна не стало. Уже тогда подозревали в его убийстве Чмыря, жестокого и решительного дёртика, который давно хотел стать главным в баунде. Он был одним из немногих, кто не боялся Трезора. Чмырь тогда не разобрался в ситуации: ведь он не знал всех фактов. Он полагал, что лекарь-колдун служит Кэсу чем-то вроде психолога, укрепляя его волю, вселяя в него уверенность в своих силах. Поэтому Чмырь, убивая Трезора, рассчитывал ослабить положение Кэса Чея в баунде, лишить его мощной поддержки. Но он жестоко просчитался: после смерти Джестера Дёрти Трезор оставался единственным человеком, способным вернуть Кэса Чея, а вместе с ним и меня, в исходное, нормальное, "смертное" состояние. Теперь же положение Кэса Чея еще более укрепилось. Он оказался если и не навечно, то на неопределенно большой срок приговоренным не умирать, регенерируя и возрождаясь, как Феникс из пепла, становился фактически бессмертным. Сначала он сам не совсем понимал своего положения, но "ожив", регенерировав после нескольких вооруженных стычек в разных областях Метагалактики, убедился в правоте слов Дёрти. Однако необратимые поступки были уже совершены: Джестера Дёрти он подло убил сам, а с доктором Робертом популярным у дёртиков приемом тоже кто-то покончил. Местонахождение же внешнего сердца, или яйца, как называл его Дёрти, не знал теперь никто, и сначала этот факт морально буквально раздавил Кэса Чея. Но постепенно он оправился от потрясения и даже стал извлекать выгоду из своего положения, выходя сухим из воды из сложнейших, смертельных переплетов. В новом Кэсе Чее удивительным образом смешались черты самого Кэса чванливого, банального и посредственного, но любящего командовать и повелевать бодрячка-шустряка, - и хорошо известные вам особенности характера Джестера Дёрти. Кэс Чей, будучи по рождению землянином, некоторое время до прихода к гангстерам сшивался на землеподобной планете Ашар, где, как известно, аборигены работают почти даром, подвизаясь в роли некоего штатного вития, какие весьма распространены у ашарцев. Он, добравшись до положения главаря баунда, как и всякий парвеню, плебей и люмпен, неизбежно ностальгировал по прежнему низкому занятию. Откликаясь на "позывы на низ", он пытается до сих пор выступать иногда в роли проповедника идиотских идей на землеподобных планетах. Кроме этого, он по-прежнему любит залезать в шкуру простой "торпеды", с которой начинал когда-то свою карьеру в баунде, и нередко сам проворачивает мелкие операции, например, по отлову и доставке на Паппетстринг будущих кукол и так далее. Это доставляет ему удовольствие и сбивает с толку основную массу дёртиков. Подавляющее большинство их принимает Кэса за рядового головореза, не имея представления об облике своего мистического главаря, что часто встречается в гангстерских кланах и баундах. Но вот совсем недавно, буквально на днях, Чмырь открыл карты, заявив, что это он убил Трезора, и пошел затем на прямое столкновение с Кэсом Чеем. Он расстрелял его из своего "пиггиса" в упор, намереваясь занять место главы баунда дёртиков. На следующий день к Чмырю прямо в его комнату здесь, в центре, заявился свеженький и бодренький Кэс Чей в сопровождении своих дружков. Смелый и решительный Чмырь отнюдь не грохнулся в обморок, встретившись с воскресшим Кэсом Чеем, простодушно полагая, что ему в "пиггис" напихали вчера холостых патронов. Чмыря скрутили и скоро должны "спустить с горки". Смерть страшная, поверьте, Саймон: я вам говорил, что однажды побывал в бункере и наблюдал жестокую казнь одной из кукол... - Чмыря уже спустили с горки, профессор, - сказал я спокойно. - Что? Что вы говорите?! - изумился Казимир. - Кэс Чей - это Индюк? - жестко спросил я. - Индюк? - переспросил Казимир, и мне показалось, что его вечно опущенные веки поползли вверх. - Ну да, - медленно, будто с трудом соображая, удивленно произнес он, - так его иногда называют за глаза. За бородавки на лице и вислый нос. После своего первого путешествия по тоннелю он взял себе звучное имя Кэс Чей вместо унылого Такикок, которым его продолжают и сейчас называть самые близкие к нему соратники, знавшие Кэса раньше... Но позвольте, откуда вы все это знаете? - запоздало спохватился Казимир. - Всего пару часов назад я наблюдал из люка воздуховода казнь Чмыря в бункере. Он не доехал, если вам это интересно. Затем на санки хотели посадить куклу, и - не думайте обо мне плохо, профессор, - я не выдержал и вот из этой, как вы изволили выразиться, "слоновьей пушки", - я похлопал себя по тому месту, где под мышкой покоился теплый пистолет, - уложил Индюка, Блэкберда и Мастэда. Но куклу - а это был мой друг - да, шапочный, но друг, - мне спасти не удалось: Мастэд успел застрелить её. - Кошмар, какой кошмар! - вскричал Казимир. - То есть, я рад, что вы отправили на тот свет этих головорезов, но... Это ужасно, ужасно! Понимаете вы, или нет, что Кэса Чея убить нельзя? Кстати, он уже регенерировал. Так вот почему меня захватил второй приступ, и я напал на вас! - Казимир вскочил с кресла. - Берегитесь, Саймон! Теперь Кэс Чей вас погубит. Сегодня в полночь он должен придти ко мне. Ничто не остановит его. Вам надо уходить и отсюда, и с базы, и с Паппетстринга. Кэс легко вас обнаружит. - Как же он меня обнаружит, Казимир? - По запаху, Саймон, по запаху. - Казимир бросился к бюро, достал оттуда объемистую коробку, вытащил огромную сигару, быстро обрезал кончик и закурил. Вонючий дым заполнил кабинет. Я не выношу табачного дыма, но закашлял я не от его запаха, а от дикого зрелища курящего гиппопотама. - Чушь какая, - спокойно сказал я, - что же он не засек меня в люке, там, в бункере? - Э-э, там воздух засасывается в воздуховод из помещения, да и печка подванивает... Да и вообще, вы же сами сказали, что там была кукла, Казимир, делая глубочайшие затяжки, наполнял комнату сизым дымом. - Казимир, а кто вас держит в курсе дел на базе? - поинтересовался я. - Ко мне заходит и рассказывает кое-что Кэс Чей, бывают еще двое-трое дёртиков - те, которые не боятся общаться с чудовищем. Но наблюдать мои приступы никто из них, кроме Кэса, не может. Заходит ещё, представьте, любовница Кэса Чея, Рита Холдмитайт. Она одна из немногих, кто жалеет меня. Кэс подавил её волю. Он заставил присутствовать Риту при казнях... Она старается их избегать. Но продолжает ему служить... и пьёт. И сейчас она пьёт. - Рита знает координаты Переходника? - Нет, она ничего не понимает в этих координатах, в астронавигации вообще... Слушайте, оставьте её, Саймон, не трогайте её. - А Рита не могла бы добыть координаты, даже ничего в них не понимая, и передать вам? - Не знаю, может быть, и могла бы. Да только они сделали меня таким, что я их сразу забываю или уничтожаю носитель информации... Вот так, добрый Саймон. - Казимир посмотрел на часы. - Вас ждёт дальняя дорога. Думаю, что не обижу вас, если скажу, что здесь, на базе дёртиков, вы один не справитесь с Кэсом Чеем и со всеми его дубиноголовыми. - Ну что вы, профессор, я не переоцениваю свои силы. - Вы должны лететь на "Платинум сити". Там вам нужно постараться захватить грузовик, возящий металлы с идеальной проводимостью на Переходник. Может быть, вам удастся добраться до Переходника и приостановить действие тоннеля. Тогда вы сможете выполнить свой долг перед Вселенной. Это сейчас главное. А потом уж подумаете, как уничтожить Кэса Чея. Убить его и расколдовать меня можно только найдя яйцо и разбив его. Только бы вы нашли яйцо, Саймон, а уничтожить его вы сумеете, я знаю. Вы прошли испытание. - Профессор, хоть у нас и мало времени, я все же хочу сказать вам кое-что. Я искренне не понимаю, почему всех так волнует скорый крах Вселенной, грозящий ей при постоянно открытом тоннеле? Честное слово, и профессор Дёрти, и Кэс Чей и дёртики вели и ведут себя в этой ситуации мудрее, не обижайтесь. Я не физик, но просто уверен, что в конструкции матушки Вселенной предусмотрена отрицательная обратная связь, благодаря которой она сама, без нашего вмешательства, затянет свою рану. - Что-то в этом есть, - сказал уже плохо слушавший меня Казимир, - что-то в этом есть.