Выше локтей руки человека также стягивались вязками, не давая сгибаться им в локтях и обеспечивая, таким образом, почти параллельное положение предплечий. Плоские металлические откидные скобы притягивали каждую ногу к полу в двух местах: в районе лодыжки и под коленкой. Изо всех сил вцепившись в обрывки ржавых цепей, закреплённых с обеих сторон колодки, двое расхлюстанных, с красными мордами, явно захмелевших головорезов, пьяно упираясь ногами в деревянный настил, не давали приговоренному к казни отклонить корпус ни вправо, ни влево. Ещё трое чёрномундирных скотов, дымя сигаретами, сидели за низким и крепким, уставленным бутылками и снедью столом в глубине комнаты. А на помосте полуобнаженный палач, широко расставив чуть согнутые в коленях кривые, толстые и короткие ноги, занёс над головой массивный, с широченным лезвием, топор. Грязная, расползающаяся набедренная повязка из тяжелой материи окаймляла заплывшее салом, выдававшееся вперед круглое пузо, тяжёлыми складками нависали с боков зажиревшие косые мышцы живота, а потерявшие достойную мужчины форму дряблые грудные мышцы стекали на бочкообразный живот. Плотный и низенький, крепкий, как дубовый пенек, палач начал опускать тяжёлый топор как раз в тот момент, когда я, наконец, справился с массивной дверью. Всю представшую передо мной сцену я охватил за долю секунды, она врезалась мне в глаза будто освещённая нестерпимо яркой и неизмеримо короткой вспышкой молнии. Может быть, в других обстоятельствах я сумел бы предотвратить удар топора, мне бы хватило на это того малого отрезка времени, в течение которого он опускался. Я успел бы не только выбить топор из рук чудовищного мясника, но и привести его самого к полному финишу. Но я несколько растерялся, да ко всему прочему ещё не отошёл от эпизода в холодильнике, испытывая острое чувство вины от того, что сгоряча пришил дёртика в клобуке. Миг - и стоящий на коленях человек лишился обеих рук ниже локтей. Что же помешало мне проявить свою нечеловеческую, рабочего ритма, реакцию? Видимо, в подсознании у меня сидело, что, как и казненный в бункере Чмырь, этот малый сам мог быть подлым убийцей и гнусным палачом, и я не отнёсся к нему просто как к человеку. И тотчас был наказан за свою избирательную справедливость. Потому что вглядевшись в сразу посеревшее лицо цинично изуродованного на моих глазах человека, проклял себя самым страшным проклятьем, ибо это был... Сингэлонг Джанк! Ещё больше отросшие пепельно-серые волосы его наполовину разбавились непрошеной, преждевременной сединой, но запавшие глаза великого скептика и насмешника, как тогда, на плацу, смотрели зло и иронично. Тяжёлый стон разорвал нависшую на мгновение тишину немой сцены, и этот стон издал я. Потом я уже ничего не соображал... ...Когда я немного пришёл в себя, то увидел, что вся полупьяная свора дерьмецов приведена мною к полному финишу и не обязательно только с помощью "спиттлера"... После этого удивительное спокойствие снизошло на меня. Сознание прояснилось, я действовал чётко, предельно быстро и уверенно. Я освободил Джанка от колодки, от скоб и от колючей проволоки. Джанк держался молодцом. Он не терял сознания, не орал и даже не стонал. Я не сразу обратил внимание на то, что во время всех заученных, доведенных до автоматизма движений, которые совершал, оказывая ему необходимую помощь, он стоял. А после того, как осознал факт, услужливая память прокрутила перед глазами эпизод из детства, когда я впервые близко наблюдал только что искалеченного человека. Мы жили тогда в убогом северном городишке, и плохо освещённые улицы его большую часть года покрывал снег, никогда не убиравшийся. Тёмными зимними вечерами мы, ватага сопливых мальчишек, пристрастились цепляться к задним бамперам автобусов. Катались без коньков: в них можно было поломать ноги, покалечиться, попав в выбоину кочковатой дороги или в пространство между рельсами на железнодорожном переезде. Словно рыбы-прилипалы, сторожили мы однажды брюхатую акулу насквозь промёрзшего автобуса, когда мимо нас проехал тяжёлый трактор с навесным бульдозером и с мощной лебёдкой позади кабины. Интереса он для нас не представлял по причине тихоходности, да и тарахтел слишком громко, смердя отработанной соляркой. Мы проводили его насмешливыми взглядами и улюлюканьем и удивились, что какой-то обормот примерно нашего возраста приклеился сзади трактора. До сих пор не понимаю, зачем ему понадобилось кататься на этом гусеничном монстре? Присоединился бы лучше к нам. Вдруг с головы у парнишки слетела шапка и откатилась к обочине прямо нам под ноги. Но он не спрыгнул за ней, что еще больше удивило нас. С пустынной улицы трактор съехал на заснеженный пустырь и растворился в темноте, а мы, подобрав шапку, остались мёрзнуть под одиноким фонарём, продолжая ожидать автобус. Неожиданно отдаленный пронзительный крик донесся с пустыря и сразу оборвался. Нам сделалось страшно, мы пропустили автобус и сгрудились под фонарём. Через некоторое время из темноты возник парнишка и направился в нашу сторону. Шел он медленно, а дойдя до нас, остановился и будничным голосом попросил вернуть шапку. Он стоял боком к нам с непокрытой головой, и из странно измятого, изжёванного пустого левого рукава его пальтеца свисали какие-то лохмотья, да изредка капала кровь. Мы нахлобучили ему на голову шапку, и кто-то предложил помочь ему дойти до дома. Но он спокойно отказался, а мы, ошарашенные, с судорожно сжатыми челюстями, не посмели настаивать. Как стадо маленьких идиотов, мы остались стоять на месте, глядя, как он медленно удаляется в тёмный переулок. Он жил где-то неподалёку, и один из нас даже знал его имя. Почему он не спрыгнул? Наверное, ему уже защемило руку лебёдкой, когда он проезжал мимо нас, но мальчишеское самолюбие не позволило ему попросить помощи. Парнишка учился в нашей школе, и на следующий день мы узнали, что он самостоятельно добрёл до дома, вошёл в дверь, успел сказать, что ему отрезало руку и только после всего этого рухнул на пол... В подобном же состоянии сейчас находился и Джанк, но сколько продержится он до того, как рухнет? Почти все содержимое своего медицинского подсумка я использовал на него. Выступая в роли врача, пыхтел, как наш любимый Эдди Лоренс, когда он проводил массаж. Ну и дурак же я был в эти минуты! Забыл, с кем имею дело. Джанк ведь не узнал меня, а на то, что какой-то дёртик оказывал ему помощь, ему было наплевать. Он же мог меня, забывшего всякую осторожность, привести к полному финишу в возможной рукопашной (ох, нехороший каламбур!) схватке одними своими ногами. Но великий кудесник рукопашного боя сам догадался кое о чём, когда увидел полусферические специальные колпаки из нашего департаментского табельного комплекта медицинских средств, которые я напялил ему на сочившиеся кровью обрубки. Презрительно сощурясь, со своим неповторимым, "патентованным" брезгливо-насмешливым выражением на лице он наблюдал за моими манипуляциями. Лишь когда я стал освобождать от ремней и верёвок так и оставшиеся лежать на широком торце чурбана отрубленные вместе с изрядной долей предплечий кисти рук, чуть наигранная его спесь немного поубавилась. Я вытащил из подсумка и расправил специальный баллон из мягкого материала, аккуратно вложил в него руки Джанка, загерметизировал "пузырь" и произвел с торчавшими снаружи его пупырчатыми полосками необходимые действия. Вскоре внутренность прозрачного баллона заполнилась густым бесцветным желе, скрывшим от взоров содержимое, а сам баллон немного нагрелся. В общем, все это я проделал только для того, чтобы приободрить Лжеджанка, придать ему уверенность (куда ж больше?). Эдди Лоренс отрастил бы ему новые руки за пару месяцев, но сначала ещё нужно было вернуться на Землю. Играть в молчанку больше не хотелось. Мы находились на Переходнике, достигнув цели, и мы были пока одни, без свидетелей. - Шилды-шивалды! Мэтт, ты что, не узнаёшь меня? - сказал я, с удовольствием называя по имени своего товарища Мэттью Пепельного. - Шилды-шивалды! Дурацкий маскарад, - насмешливо ответил Мэтт, - но усы не отклеились, держатся. - Ладно, поболтаем немного позже. Сейчас надо торопиться. - Куда, бродяга? - Хочу забежать в аппаратные, может быть, в Центральный Пост, если здесь есть такой. - Не спеши. Спешить теперь нужно только на Землю. Слушай, что я тебе скажу, Айвэн. Нам поставили задачу ликвидировать "прокол", прекратить утечку пространства. Но сдаётся мне, бродяга, что ни я, ни ты, хоть ты и очень, очень шустр, с ней не справились. Финита ля комедия. Подоспели, так сказать, к шапочному разбору. - Это почему же, Мэтт? Что ты этим хочешь сказать? - со сладко замирающим сердцем вкрадчиво спросил я, стараясь не спугнуть удачу: решалась, возможно, судьба моей дилетантской теории. - Видишь ли, бродяга, тоннель барахлит. Барахлит - это еще мягко сказано. Люди во время транспортировки снова стали умирать. - Увидев вопрос в моих глазах, Мэтт кивнул головой на дверь, - Сходи вон, посмотри, тут недалеко есть морозильник, весь забитый мёртвыми куклами. Кстати, мне тоже там готовили местечко... Опять, как и в самом начале, кукол используют в контрольных прогонах. Ну, тогда всё было не отлажено, не отрегулировано, не настроено. Теперь уже давно другое дело. Но люди снова начали погибать. Это продолжается уже целую неделю. Да, а про "эги" ты слышал? - Слышал. И даже видел. И даже успел отправить один такой на наш форпост в Млечном Пути. Тот ещё подарочек. - Я вижу, ты кое-что всё-таки успел, любитель мистификаций, - Мэтт Пепельной намекал на разыгранный мною спектакль с собственной смертью. Последний "эг" отправили отсюда недели четыре назад, но "харвестер" ещё не пришел, и пока неизвестно, доставлен ли груз по назначению. Значит, ты и перехватил яйцо? - Значит, я. - Ну, ну. А я думаю, чего это дёртики потихоньку начали разбегаться? Теперь понятно: на них идоша Айвэн Фул. А если серьёзно, они бы с радостью смылись из нашей Вселенной, но путь в соседний Мир для них, простых смертных, по-видимому, закрыт. У меня создалось такое впечатление, что "форточка" скоро совсем захлопнется. Айвэн, на Переходнике царит настоящий бардак. Из тех, кто непосредственно занят эксплуатацией и обслуживанием перебросочного оборудования, никто, по-моему, не понимает, что происходит. Кое-кто грешит на разболтавшуюся дисциплину, непрофессионализм и халатность. Но так было почти всегда, а тоннель работал нормально. Нет, бродяга, думаю, причина лежит гораздо глубже, - заключил, щуря злые глаза, Пепельной. - Согласен, победитель кукол. Я ещё давно предположил, что включится заложенная в конструкцию самой Вселенной отрицательная обратная связь, которая возвратит все на круги своя, затянет рану, зарастит прокол. Похоже, она уже включилась. Но что это за связь, каков механизм её действия - неизвестно. - Да-а, - протянул Мэтт, - ещё раз убеждаюсь: ты зря времени не терял. Наверное, вместо "отмочки" в анабиозе опять глотал в пути научно-популярное чтиво. А насчет механизма пусть у тебя голова не болит. Мы представим отчеты Шефу, а остальное - не наша забота. Я лично у высоколобых хлеб отбивать не намерен. Да, - встрепенулся Пепельной, самое ужасное, бродяга, что те, кто перешёл по тонкому льду на другой берег, после того, как ледок сильно подтаял, вынуждены теперь остаться там насовсем, навсегда. Или вернуться назад, но только мёртвыми. Такой вот выбор. С ними продолжается обмен информацией: слава Богу, пока неодушевлённые предметы не деформируются до неузнаваемости. Пока. Веришь, бродяга, некоторые всё равно бросаются в омут, в бурные воды - идут на возврат, зная, что их ожидает смерть. Тут проявился жуткий психологический феномен: люди панически боятся пребывать в положении напрочь отрезанных от своей родной Вселенной, хотя в другом мире им ничего не грозит, и жить они там смогут. - Ты знаешь, о чем я подумал, Мэтт. Наверное, и все эти "рыбаки на льдине" и я сам покинули бы наш несовершенный Мир, если бы знали, что есть возможность вернуться назад. Может быть, они не возвратились бы никогда, но сама мысль о том, что возвращение возможно, само только осознание этой невостребуемой, на грани иллюзии, возможности согревало бы им душу... Но чёрт побери, Мэтт, получается, что на той стороне - такой же огромный Переходник. Трудно понять, как... - Совсем ты отупел, бродяга. Выверни свои карманы. Они у тебя, бьюсь об заклад, набиты "таблетками" с эмбриомеханизмами. Пока ещё у штатских, да и у этих чёрномундирных сволочей нет таких маленьких "таблеток", которые можно было бы заглотить, а потом приветствовать их на выходе из прямой кишки. Но и эмбрионов размером с футбольный мяч или с грейпфрут на первых порах оказалось вполне достаточно, чтобы "протолкнуть" их на ту сторону, а там... Или рассказать тебе принцип работы эмбриомеханизмов? Мы немного посмеялись, но я, вспомнив о Рите, спросил, оборвав смех: - Мэтт, а ты видел здесь, на Переходнике, белокурую женщину? - Ты о Рите Холдмитайт? - Да, о ней. - Кэс впервые привёз её сюда дней восемь назад, показал ей Переходник и потом совершил с ней переход на ту сторону. Тоннель тогда ещё действовал нормально. Потом его вызвали, и он ненадолго вернулся, а она осталась на некоторое время там. Как только вернулся Кэс Чей, оттуда перешли еще двое дёртиков. И неудачно. Здесь приняли два трупа. Тогда-то и решили возобновить контрольные прогоны с куклами, благо их всегда хватало. В общем, вернулись к заведённому Дёрти обычаю перед каждым переходом дёртика по тоннелю пропускать сначала куклу. - Понятно. Как у тиранов: сначала из тарелки с пищей или из чаши с вином должен попробовать любимый пёс, а еще лучше - нелюбимые приближённые. - Вот, вот, бродяга. Только куклы - не приближённые, а просто заключённые, рабы.... Вскоре на том берегу началась тихая паника. Рита и некоторые другие рвались назад, бомбардируя нас оттуда записками. Дёртики прекратили все переходы, и в ход пошли куклы. Ну, да я уже об этом говорил. Рита грозилась, что всё равно не останется там, пойдет на прорыв, но потом заколебалась. Кто-то оказался отчаяннее и смелее её. Наверное, она до сих пор торчит на "диком бреге". - Мэтт, четверть часа назад я положил её труп на поддон в холодильнике, не захотел, чтобы она висела, понимаешь? - Вот как... Значит, она все-таки попыталась. Как с крыши небоскрёба... Мы могли висеть с ней рядом. Эти головорезы, кажется, раскусили меня. Оглушили и притащили сюда. В таком вот неприглядном виде хотели потом пропихнуть меня через тоннель, как куклу. Не как куклу, а просто - куклу, - поправился Мэтт. - В каком-то смысле все мы куклы. - Не в каком-то, а во всех, - весело отозвался он. - Но ты-то, Мэтт, особенная кукла. Первая из всех, удостоившаяся чести стать дёртиком. - И снова разжалованная в куклы. Слушай, Айвэн, я что-то притомился. Хочется соснуть. - О, прости. Я заболтал тебя. Потерпи, скоро вытащу тебя отсюда. Подскажи сам, где можешь отсидеться, пока я поскребу по сусекам в аппаратных отсеках. - А ты как сюда попал, бродяга? - Через транспортную трубу для грузовых звездолётов. Вышел через отсек, где в стенке прибор для наблюдения за сферой-заглушкой. - Ну и терминология у тебя; - Назад пойдём тем же путём, как думаешь? И что посоветуешь? - Спрячь меня в кладовке, примыкающей к тому отсеку. Да не ввязывайся ты в потасовки, не пыли... Жалеешь всех подряд, Гуттаперчевая душа? - Кто бы говорил о потасовках. Ну что, идём? По коридору, или... - Ты вот что, Айвэн, - Мэтт чувствовал себя неловко, что совсем не вязалось с ним. - Я вижу, ты собираешься вывезти отсюда тело Риты. Не обижайся, но не надо этого делать, бродяга. - Хорошо, Мэтт, не буду. - Пошли насквозь, - примирительно сказал Пепельной. - Если хочешь. Мы пересекли подсобку и вошли в холодильник. На Мэтта наползала слабость и сонливость, и я старательно поддерживал его. Он заметил поддон с телом и сам подвёл меня к нему, на глазах слабея.
      В тине житейских волнений, В пошлости жизни людской, Ты, как спасающий гений, Тихо встаешь предо мной...
      Прощай, Рита.
      27
      В кладовке ремонтного отсека я уложил Мэттью Пепельного на гору мягкой рухляди и вмазал ему прямо через одежду пару уколов. Машинально потащил из карманов вторые "спиттлер" и флэйминг из скафандрового комплекта, чтобы оставить их Мэтту для самообороны, но смущённо осёкся и украдкой взглянул на него. Но он уже начинал клевать носом и ничего не заметил. Чёрт, рассказать ему про Кэса? Ладно, пусть пока вздремнёт, я его и так притомил. Оставив Мэтта, не стал возвращаться через отсеки, а пошёл по плавно закруглявшемуся коридору. Центральный Пост мог оказаться на другом ярусе, и оставалось надеяться только на удачу. Держась все время начеку, я медленно обходил по "экватору" сферическую оболочку, забитую приборными и аппаратными отсеками. Кроме этого здесь имелись и другие "параллели", а также "меридианы". Сферический муравейник был почти необитаем, или, скорее, казался таким. Но я чувствовал присутствие дёртиков за плотно прикрытыми и запертыми дверями отсеков. Искусственный, неживой и нежилой воздух комплекса, тем не менее, обильно насыщенный озоном, приятно бодрил. Неожиданно, как-то сразу, ступенчато, возрос уровень шума. Я остановился и прислушался. Из дальних коридоров и пересекающих их ярусов донеслись до меня отрывистые звуки команд, сменившиеся топотом ног и шумом невнятной суеты. Хлопнуло несколько дверей, и через минуту ровное негромкое гудение наполнило помещения, но все равно опять стало тише. Продолжив свой обход, я дошёл до двери с табличкой "НП" и двузначным номером на ней. Возможно, за ней находился наблюдательный пункт, а двузначное число обозначало номер яруса и номер собственно наблюдательного пункта. Собираясь применить отмычку, вдруг услышал приближающиеся шаги и негромкое периодическое поскрипывание. Отпрянув от двери, затаился за выступом внутренней стены коридора, скрывавшем различные энергетические магистрали. Из-за поворота вышел дёртик, толкавший перед собой двухярусный передвижной столик, уставленный напитками и тарелками с бутербродами. Он остановился у двери с надписью "НП", покопался с шифрзамком. Не успел ещё запеть сигнал, извещавший об открытии замка, как я подлетел к чёрномундирному стюарду, оглушил его рукояткой "спиттлера", в мгновение ока залепил ему рот липкой лентой и, открыв подвернувшийся кстати иллюминатор во внешней стене коридора, переправил дёртика за борт. Спрятав пистолет под мышку, схватил наугад кофейник, поставил пустую фарфоровую кружку на тарелку с горкой сандвичей. Сделав короткий вдох, потянул ручку двери на себя и без стука и без звука нагло шагнул внутрь, держа кофейник и тарелку в манере официантов ресторана "Клоуд Найн" отеля "Сэвой Траффл", что на "Платинум сити". Располагавшийся почти спиной ко мне в специальном рабочем кресле дёртик даже не обернулся, лишь слегка выпрямился и приподнял голову. - Поставь кофе пока там, на панель, - раздраженно буркнул он. - Помолчи и не мельтеши. О, с кофе угадал! Я и не думал мельтешить. Тихонько, без стука водрузил кофейник и тарелку на место и, как и сидевший перед огромным П-образным пультом оператор, вперил глаза в большой экран, находившийся перед ним. Не отрывая глаз от экрана, дёртик не глядя передвинул несколько рычажков, перещёлкнул парой тумблеров. Я слышал, как он напряжённо сопел. На включённом экране еле-еле просматривались сквозь темноту размытые, неконтрастные контуры человеческой фигуры и элементы каких-то конструкций. Внезапно яркий свет залил весь экран. Но интенсивность света быстро упала, и установилась необычайной чёткости цветная картинка. На экране возник ромб, как бы опиравшийся на невидимую плоскость одной из своих вершин так, что большая диагональ его располагалась строго вертикально. Поначалу я посчитал его эллипсом. Но нет, все-таки это был ромб, но со скруглёнными четкими радиусами всеми четырьмя вершинами. Внутри ромба стоял человек в чёрном, но совершенно не похожем на униформу дёртиков, комбинезоне. Ног его ниже колен не было видно. Начиная с середины бёдер низ человека словно трансформировался в фиолетовый язык пламени, своим острым концом достававший почти до нижней вершины ромба. Не вырываясь за границы ромба, изнутри его, как мистическую колбу алхимика или колдуна, заполнял свет, ярко-голубой внизу и канареечно-жёлтый в верхней части. Рост человека был почти в точности равен высоте стоявшего, как волчок, ромба. Комбинезон ладно сидел на нем. Некоторые детали отделки придавали асимметричный вид необычной одежде, но это не уродовало костюм, а подчёркивало элегантность чёрного одеяния. Из-под отстёгивающегося погончика на левом плече сбегала наискось к поясу серебристая застёжка-молния. В месте её пересечения с поясным, под цвет комбинезона, ремнём, к нему прикреплялась плоская прямоугольная коробочка из серебристо-голубого металла, именно коробочка, а не пряжка. Молния, пройдя под ремнём, терялась в паху. На правом плече погончик отсутствовал, а из-за спины на грудь через плечо перехлёстывалась лямка, тоже под цвет комбинезона, крепившаяся спереди ниже груди голубой пряжкой в форме перевёрнутых воротец со срезанными крупными фасками на перекладине. Выше пряжки к лямке прикреплялась коробочка, такая же, как и на поясе. Две параллельные горизонтальные молнии под пряжкой доходили до осевой линии туловища. Справа на брюках имелся карман, застёгнутый на вертикальную молнию. Левый карман брюк, сильно смещенный на бок, имел горизонтальную пройму, в которую нырял отходивший от пояса вертикальный ремень, возможно, соединявшийся с пистолетом или флэймингом. Голова человека была скрыта яйцевидным шлемом из непрозрачного белого материала с неожиданно странной фактурой яичной же скорлупы. Он казался цельным и неразъёмным, и вертикальная грань, как бы рассекавшая яйцо на две половинки, представлялась не линией разъема, не стыком, а просто скульптурной линией. Несмотря на непрозрачность шлема, всю его переднюю часть закрывали дополнительно мощные тёмные светофильтры. Они напоминали прямоугольные, загнутые полукругом щиты древнеримских легионеров. Передние вертикальные их кромки шли параллельно скульптурной линии шлема, и расстояние между кромками не превышало четверти дюйма. Нижние располагались примерно на уровне предполагаемого подбородка, а верхние чуть выше линии предполагаемых бровей. Верхние кромки, впереди горизонтальные, загибаясь назад, одновременно поднимались вверх, образуя с продолжением задних вертикальных кромок нечто вроде трапециидальных плоских отростков или "рогов", верхушки которых дюйма на два возвышались над маковкой шлема. Спереди верхние части светофильтров образовывали как бы латинское "U" с широким горизонтальным основанием и несколько разогнутыми в стороны дужками. Каждый из двух светофильтров крепился к боковым сторонам шлема четырьмя специальными винтами, блестящие головки которых я наблюдал в профиль. Невысокий стоячий воротник комбинезона обтягивал нижнюю часть яйцевидного шлема. Человек поднял руки в стороны-вверх, и его предплечья и локти вышли за границу ромба. Отделка рукавов тоже была асимметричной: две пряжки на левой манжете, одна - на правой; молния на внутреннем сгибе правого локтя, и никаких следов таковой - на левом. Белые перчатки заправлены под плотно облегающие запястья манжеты. Человек на экране медленно прижал большие пальцы к ладони, а четыре остальных на каждой руке образовали латинскую букву "V", сложившись попарно. Когда угол раствора пальцев стал равен углу между поднятыми в стороны-вверх руками и углу между отростками-рогами светофильтров, человек зафиксировал это положение. Внезапно между отростками светофильтров, прямо над головой, словно вольтова дуга, вспыхнуло ослепительно-белое, нестерпимое для глаз сияние. Расходившиеся во все стороны от сверкающего облачка лучи, удаляясь от него, словно тощали, меняя цвет и превращаясь в красные, сиреневые, пурпурные и фиолетовые. Но лучи не могли проникнуть внутрь ромба, и он сохранил свои четкие очертания. Тонкая горизонтальная пурпурная линия, загоревшаяся на уровне верхних концов отростков светофильтров, рассекла экран надвое, и лучи света в верхней части покраснели, а в нижней приобрели глубоко пурпурный, фиолетовый оттенок. Вся фигура человека оказалась ниже пурпурного горизонта, лишь кисти рук в белых перчатках возвышались над ним. Я ничуть не удивлялся, когда меня скрутил ставший уже привычным мучительный приступ тошноты. "Наверное, вот так возносился на Небеса Иисус Христос - или нет, скорее так снисходил в Преисподнюю Сатана", - успел лишь подумать я, как человек пропал, будто его сдуло ветром. С момента его появления на экране до исчезновения прошло едва ли секунд пять, но я навсегда запомнил все мельчайшие подробности увиденного, все оттенки и цветовые пропорции радужной картины, все детали отделки асимметричного чёрного комбинезона. - Ну, Кэс перешёл! - донёсся до меня словно сквозь сон голос оператора. Он только ещё начал поворачиваться в мою сторону на своем вертящемся кресле, а я уже стоял рядом с ним и хватал его рукою за горло. - Что ты сказал, повтори! - вскричал я, теряя самообладание, а сам не давал ему сказать, перекрыв кислород. Он хрипел и беспорядочно отбивался руками. Не церемонясь, я спеленал его вязками, как ребёнка, и на время залепил ему рот лентой, чтобы не мешал мне говорить. Потом сказал, раздельно выговаривая слова: - Послушай, приятель, сейчас я задам тебе несколько вопросов, а ты мне ответишь на них. Если захочешь отвечать - кивни, и я уберу ленту. Если нет - тогда пеняй на себя. Я против тебя лично ничего не имею и мне неприятно будет делать тебе больно. Я страшно не люблю делать людям больно, но мне придётся это сделать, и тебе, если в тебе осталось хоть что-то от человека, будет больно вдвойне, потому что у меня нет опыта, и ты будешь мучиться, видя как мучаюсь и терзаюсь, жалеючи тебя, я. Подумай над моим предложением и не валяй дурака. Ты же знаешь, что тоннелю скоро крышка. Повторяю: кивни, если будешь говорить. Я не надеялся на удачу, и нужно было готовиться выдержать невыносимое зрелище пытаемого тобой человека. Я молился Господу, просил его, чтобы он не допустил этого, не довёл дела до этого. Лениво ползли тягучие секунды. Дёртик смотрел на меня со странным выражением на лице, видно, пытаясь сообразить, что я за птица, или вспомнить, где он мог меня видеть раньше. Я прожил вечность, и, наконец, он медленно кивнул головой. - Вот так-то лучше, приятель! - я отлепил ленту, закрывавшую его рот. Мы внимательно посмотрели друг на друга, и я отметил желтовато-зелёный, нездоровый цвет лица оператора и прозрачно-бесцветные, будто стеклянные, глаза. - Так как, говоришь, тебя зовут? - Эск Мивай меня зовут, - устало ответил бледнолицый дёртик. Удивление его понемногу начинало спадать. - Ну что, Эск, дашь мне интервью? Только прошу тебя, без фокусов. Я ведь знаю многое и не позволю тебе завирать. Идет? Он лишь насупился и наморщил лоб. - Скажи, где тут у вас Центральный Пост или что-то в этом роде? Эск скептически усмехнулся и ответил с едва уловимым акцентом, присущим обитающим в этой части Местной группы галактик землянам: - Есть дверь с табличкой "Главный Пост Управления", а не Центральный Пост. Есть ещё двери с табличками "Центральный Калибратор", "Командный Пункт Систем Сферы", но все это липа. На самом деле управление рассредоточено и синхронизировано. Мы находимся в одной из вспомогательных аппаратных, дёртик обвел глазами помещение, - наблюдаем отсюда за переходом, настраиваем и контролируем некоторые параметры. - Допустим. Но, наверное, не так уж и важно, где все эти посты, с которых вы ведёте свои "аппаратные игры". Меня больше интересует, вернется ли сюда Кэс Чей? - Честно говоря, не знаю, - сказал оператор, - может, вернется, а, может быть и нет. Вы, кажется, минуты две назад сказали, что тоннелю скоро крышка. Крышка не крышка, а он "мерцает", сбоит. - Но, я полагаю, на той стороне сейчас, кроме Кэса, есть и ещё люди? - Есть, конечно. Несколько десятков человек. - Не договариваешь, приятель. Я знаю, что возврат им заказан. Ведь так? Дёртик промолчал. - Выходит, они там навсегда застряли ? - не отставал я. - Выходит, так. - Он тяжело вздохнул, сделав мучительный, долгий выдох. Есть ещё надежда, что тоннель самовосстановится, - неуверенно добавил он. Чувствовалось, что сам он плохо верил в это. Я подвел его к вопросу о тайне Кэса Чея и мог теперь задавать его. Как можно более небрежно спросил: - А как же тогда Кэс Чей мотается по тоннелю туда-сюда? Он что, из другого теста сделан, что ли? Почему его не расплющивают гравитационные силы? - Сам удивляюсь, - с неподдельным энтузиазмом ответил Эск, - вроде и расплющивают. Но он живучий, как кошка. Проходит немного времени, и он снова в порядке, как огурчик. Так, про внешнее сердце он не знает. Ну и ладненько. Что ещё теперь нужно выяснить? Я сказал: - А тоннель вы закрываете когда-нибудь наглухо, или всё время поддерживаете его в открытом состоянии? - Раньше периодически закрывали, потом вновь открывали. Сейчас уже нет, потому что не уверены, что в следующий раз удастся его "запустить", "растащить" дыру с нуля. Поэтому поддерживаем все время в открытом состоянии, только предельно сужаем, уменьшаем проходное сечение, чтобы свести до минимума расход энергии. - А когда тоннель закрывали, кем и как потом давалась команда на открытие? - Это уже целый год производит сам Кэс Чей. Он лично подает в Мозг закодированную команду на открытие тоннеля. Раньше, говорят, это могли делать и другие. Потом Кэс всё сосредоточил в своих руках. Он заимел личный код или шифр. Поговаривали, что шифровка двойная, с использованием какой-то редчайшей книги или изолированного оригинального текста. - Признайся, вы раскусили её. Пожалуйста, не лги. - В том то и дело, что нет. У нас нашлись пройдохи, где-то содрали шифровку, запихнули в Мозг. Загнали Мозг к чёртовой матери, как лошадь, только и всего. И - никакой зацепки: ни фрагмента, ни даже единственного знака. Как говорится, "всё сохранилось на нуле". Серьёзные дела. Мозг на Переходнике - не чета корабельному. Не с этого, не с этого фланга нужно подбираться к Кэсу, бродяга! - Личный звездолёт, конечно, у Кэса Чея есть? Назови марку и модель, чтобы я не спутал. - Звездолёт есть. "Бьюик", модель "Пожиратель пространства". - И давно он у него, случайно не знаешь? - Случайно знаю. Он заимел эту машину сразу после смерти "Папаши". - Это какого еще "Папаши"? Уж не Джестера ли Дёрти? - Вот, вот, его самого. - А сейчас звездолёт где? - Здесь, конечно, на Переходнике. На той стороне у него другой корабль, попроще. - Как найти звездолёт? - Проще простого. Все звездолёты паркуются в индивидуальных боксах-карманах... - А, видел. Это те, что на внутренней поверхности самой первой, наружной сферической оболочки Переходника? - Они самые. Номер бокса Кэса Чея - семнадцать. - Придется тебе подробно рассказать, как пройти отсюда к боксу. Я сосредоточился, а оператор целых несколько минут объяснял, как добраться до бокса кратчайшим путем. To the right, to the left... Слушая, я мысленно представлял ажурную конструкцию комплекса, бесчисленные спутанные и перевитые его потроха и, когда дёртик закончил рассказ, уже твёрдо знал дорогу.