Первый день после карантина был не воскресенье, а среда. По средам в детское отделение тоже пускали мам, бабушек и всех близких. Девочки уже с утра начали считать часы и минуты до прихода мам. Наконец по лестницам раздалось шлeпанье больничных тапочек. Ведь лифтом мамы не пользуются. Он предназначен только для больных. Тапочки мамам не по размеру. Надевают какие попадутся, лишь бы поскорее получить. Мамы уже знают, в каких палатах лежат их дети. И идут уверенно, точно работают здесь. А Надина мама должна была прийти сегодня в первый раз. Надя говорила с мамой по телефону, писала ей записки, а как поскорее найти их палату, которая в самом конце коридора, да ещe в углублении, не объяснила.
      - Ниночка! - то и дело звала она маленькую нянечку. - А вдруг мама не найдeт, где я лежу.
      - Не найдeт, так спросит, - улыбалась ей в ответ нянечка. - Язык-то до Киева доведeт.
      - До Киева поезд довозит, а тут лестницы путаные. Пойдeт по другой и не выйдет на нашу площадку.
      - Скажут ей в справочном, куда идти, когда халат с тапочками дадут, не волнуйся, - успокаивала еe нянечка Нина и тут же сама забеспокоилась: - Да уж постою я у двери, покараулю твою маму.
      - А ты еe помнишь? - спрашивала Надя.
      - А как же! - уверяла еe нянечка. - Интересная она у тебя, даже красивая.
      - Верно, - согласилась Надя и успокоилась.
      Нянечка ушла, а девочки, чтобы не разойтись со своими мамами, сели на кровати и стали ждать. Они уже поставили на тумбочки блюдца с ложками и вилками: мамы обязательно принесут что-то вкусненькое. А сколько новостей накопилось у всех за дни карантина! Да и у мам, наверное, за это время много нового.
      Надя хорошо знает всех мам своих подружек. Ведь у них были операции и их мамам разрешалось приходить на час каждый день. До карантина они все три дня были. А Надя с мамой виделись последний раз три недели назад. Так надолго они ещe никогда не расставались.
      Мамы у подружек разные. И по виду и по характеру. У Джаннат Шамхаловой мать невысокая, толстенькая, но длиннолицая. С большим носом и полными губами. По краешкам верхней губы у неe растут маленькие усики. Она очень спокойная, и в палате при ней всегда тихо и хорошо.
      Евгения Антоновна, мать Гали-Цибули, шумная и настойчивая. Как только она приходит, сразу начинает греметь кастрюлями, ложками и заставлять свою дочь съесть при ней всe, что она принесла. Конечно, они сразу ссорятся. Тогда Евгения Антоновна быстро собирает свои кастрюльки, баночки, бутылки и делает вид, что уходит домой. А Галя спешно пишет ей записку, которую отдает нянечке и умоляет догнать мать. Но догонять еe не нужно. Она стоит на лестничной площадке и дожидается приглашения.
      Как только Евгения Антоновна появляется снова, обе стороны идут на взаимные уступки, и в их уголке наступает мир. Кроме друг друга, они никого не видят и не слышат.
      Самая молодая и красивая - мама Олечки, Светлана Максимовна. Пожалуй, она и самая приветливая. Когда Варе из Братска сделали операцию, Светлана Максимовна первым делом прибрала ей всe на тумбочке, поправила постель, подушки и только после этого занялась своей дочкой. Она высокая, стройная, с красивыми белыми зубами и большими синими глазами. Мама Олечки всегда приносит в палату запах необыкновенно приятных духов. От них даже настроение поднимается.
      А у Вари мамы здесь нет. Она осталась дома, потому что еe не отпустили с работы. Она старший инженер Братской ГЭС. Варя приехала сюда с бабушкой. Еe бабушка худенькая старушка, тихая и торопливая. Когда она приходит к Варе, сразу начинает суетиться. Берeтся то за одно, то за другое и всe делает не так. Тем более, что она часто отвлекается и шепчет какие-то одной ей понятные заклинания.
      Под конец посещения бабушка подворачивает на Вариной кровати одеяло, садится на кончик матраца, достаeт большой платок и начинает всхлипывать. И уже не она, а Варя принимается успокаивать бабушку: "Ну что ты, зачем? У меня же всe хорошо". Бабушка Вари кивает головой, громко сморкается и так же тихо и торопливо уходит из палаты. Приходит она почти всегда самая первая.
      Но сегодня самой первой пришла мама Нади. И, конечно, поднялась не по той лестнице, на которой ждала еe нянечка Нина. У мамы куча вопросов:
      - Что сказали врачи? Как спишь? Как кормят? Почему бледная? Брали снова анализы для операции?
      Надя едва успевает отвечать. Она тоже сейчас никого, кроме мамы, не замечает. Как только мамины расспросы кончились и Надя стала рассказывать про карантин, мама принялась вынимать из сумки и ставить на тумбочку баночки с соками.
      Надя очень любит соки. Две маленькие баночки она выпила при маме. И мама убрала их снова к себе в сумку. А из сумки вынула письмо от папы. Оказывается, он ещe не получал Надиных писем и не знает точного адреса еe больницы, чтобы писать прямо ей. Это письмо адресовано на главную почту маме, до востребования.
      Папа писал, что купил Наде куклу, которая сама умеет шагать. На коробке так и написано: "Шагающая кукла". Надя хоть и третьеклассница, а любит играть в куклы до сих пор. Кроме коллекции спичечных этикеток, они с папой решили собирать не совсем обычных кукол. У них есть уже кукла-ползунок, которую стоит завести и положить на пол, как она сама поползeт. Кукла, отворачивающаяся от ложки с кашей, а бутылочку с молоком она сосeт охотно. Кукла "Ладушки". Стоит ей нажать на живот, и она сама будет хлопать в ладошки. Теперь к ним прибавилась ещe шагающая кукла.
      Надя не выдерживает и кричит девочкам:
      - Папа подарил мне куклу, она сама шагает!
      - У меня есть кукла, которая любит сосать соску, - объявляет Олечка. Если соску вынешь, кукла расплачется.
      - Подумаешь, куклы, - усмехается Галя-Цибуля, - мы уже взрослые, чтобы играть в них. Вот мне папа купил платье, расшитое серебром.
      - И я в куклы уже не играю, - говорит Олечка, - я только укладываю их спать.
      Все, и вошедшая в палату дежурная медсестра, смеются.
      - Час посещения кончается, - говорит она, - поторапливайтесь, мамы.
      - Как, уже прошeл час? - удивляются девочки и мамы. - Даже ни о чeм поговорить не успели!
      - В воскресенье договорите, - улыбается сестра и, дождавшись, когда мамы простятся с девочками, уходит вместе с ними.
      - Поскорей бы пришло воскресенье! - вздыхает вслед своей маме Олечка.
      Все девочки согласно кивают головами.
      Глава тринадцатая. ПЕРВАЯ
      Едва Надя проснулась на следующее утро, как старшая сестра предупредила ее:
      - Сегодня, за час до обеда, пойдешь на разбор. В тот же кабинет на втором этаже, где была. Помнишь?
      - Помню, - ответила Надя, а Галя-Цибуля перестала массировать свою ногу выше аппарата и сказала медсестре:
      - Ермакова уже была на разборе, зачем же опять?
      - Значит, еe нужно посмотреть ещe раз, - ответила сестра.
      - Тебя, наверное, хотят показать кому-нибудь из приезжих врачей до операции, - предположила Варя. - Мы же все оперированные.
      Надя уже не боялась разбора: пусть смотрят, если нужно.
      Ровно за час до обеда она пошла на второй этаж, в кабинет, где была три недели назад. Вошла в приeмную перед кабинетом, а в ней никого. Уж не напутала ли сестра; в прошлый раз столько ребят было! Чтобы не терять время, Надя всe же разделась и стала ждать врачей в майке и трусиках. Тут пришла в приeмную уже знакомая ей медсестра с длинными, красивыми ногами и рассмеялась, увидя Надю в таком виде:
      - Одевайся скорее и идeм!
      Надя торопливо надела носки, тапочки и пошла за сестрой по длинному, изгибающемуся, как змея, коридору. Сердце у неe застучало часто-часто:
      "Куда это еe ведут?"
      Медсестра с Надей спустились вниз и пошли в главное здание. Там сестра тихонечко постучала в дверь с надписью: "Директор".
      - Да, да, входите, - услышала Надя из-за двери уже знакомый ей голос главного доктора.
      Они вошли, и главный доктор указал Наде на стул, но Надя продолжала стоять.
      - Садись, садись, - приветливо сказал Кирилл Андреевич, - у нас будет большой и секретный разговор. - Сестра вышла, а он спросил Надю: - Ты что-нибудь читаешь сейчас в больнице?
      - Читаю, - ответила Надя, удивляясь такому немедицинскому вопросу, - я взяла в библиотеке "Потешные сказки".
      - Значит, ты любишь читать весeлое? - уточнил Кирилл Андреевич.
      Надя засмеялась, а потом ответила:
      - Мне и грустные книжки тоже нравятся, вроде "Дикой собаки Динго", и ещe героические.
      - Тогда ты читала о Зое Космодемьянской и о молодогвардейцах? - снова спросил еe главный доктор.
      - Читала. А "Молодую гвардию" я ещe в кино видела. Очень тяжeлый фильм. Они все там погибают.
      - А ты могла бы выполнить такое же опасное задание, какое выполняли они?
      - Флаги в занятом фашистами городе развесить? - спросила Надя.
      - Ну, хотя бы флаги... - улыбнулся Кирилл Андреевич. - Ведь это было очень опасно и рискованно.
      Надя подумала и покачала головой:
      - Нет, я бы не пошла. Ведь они все быстро бегали, а я не могу. Меня тут же бы патруль поймал.
      - А если бы у тебя были здоровые ноги? - спросил Кирилл Андреевич.
      - Тогда конечно, - кивнула головой Надя, - Но ведь сейчас нет войны.
      - А разве героические поступки можно совершать только в военное время? - серьeзно спросил еe главный доктор. - А космонавты? А исследователи Северного полюса?
      - Я видела в Москве, на Речном вокзале, мальчика с медалью "За спасение утопающего", - припомнила Надя.
      - Вот видишь, - обрадовался еe словам Кирилл Андреевич, - а есть и другие подвиги, о которых знают немногие, но пользу человечеству они приносят огромную. Один советский врач изобрeл сыворотку против тяжeлой, почти неизлечимой болезни и испытал еe на себе. К сожалению, он умер, но его ученики выяснили, что убило исследователя, и смогли сделать сыворотку, которая стала спасать людей.
      - Как жалко, что он умер, - вздохнула Надя.
      Кирилл Андреевич кивнул головой и нахмурил мохнатые брови. Его взгляд стал задумчивым и неподвижным. На большом лбу появились морщины. Должно быть, он думал о чeм-то важном. Морщины то углублялись, то мелели. Наконец главный доктор провeл по лбу рукой, и морщины исчезли. Он внимательно посмотрел на Надю и порывистым движением достал из ящика своего огромного письменного стола клеeнчатый пакет. Сверху пакета чeрными чернилами была написана Надина фамилия.
      - Хочешь посмотреть рентгеновские снимки своих ног? - Кирилл Андреевич вынул из пакета четыре больших плeнки. - Посмотри их внимательно и скажи мне всe, что заметишь, вернее, даже то, что придeт тебе в голову.
      Надя внимательно рассмотрела снимки, а что сказать доктору, не знала.
      Но главный доктор наблюдал за ней и ждал ответа. И Надя решилась:
      - Кривизна у меня в ногах одинаковая: какая на левой, такая и на правой.
      - Умница, - похвалил еe доктор. - А теперь бери карандаш, и давай займемся с тобой арифметикой. - Он сунул Наде длинный, остро заточенный карандаш. - Пиши! На заживление оперированного бедра уходит три месяца.
      Надя записала: "Три месяца".
      - А у тебя искривлены оба бедра. Причeм через три месяца следующую операцию делать нельзя. Отдых нужен, да и часто вводить в организм наркоз не полагается. Надо ждать полгода. Что же у нас получается? Сколько мы пролечим с тобой два бедра?
      - Ровно год.
      - Правильно. На исправление бeдер у нас уйдeт год. И ещe год на исправление голеней.
      - Значит, я буду здорова через два года? - обрадовалась Надя.
      - Не совсем. Твой организм всe время растет, и пока мы с тобой лечим одну ногу, другая, неоперированная, растет иначе. И когда обе ноги станут у тебя прямыми, они могут быть чуть-чуть неодинаковыми по длине. Придeтся какую-то из них немножко вытянуть. На это тоже уйдeт месяца три. Ну и после всего нужно ещe научиться ходить на оперированных ногах. Следовательно, на всe лечение мы с тобой потратим около трeх лет.
      - Мне тогда будет четырнадцать, а ноги уже станут прямыми. Спасибо вам!
      Главный доктор нахмурился:
      - Это в твоeм возрасте потерять два-три года ещe ничего. А если больному двадцать или тридцать лет?
      - Всe равно лучше подождать, а потом быть здоровым, - горячо сказала Надя.
      - Это верно, - согласился Кирилл Андреевич. - А что ты скажешь, если будешь ходить на прямых ногах через год?
      Надя растерялась:
      - А как же... ведь мы считали... получается, через три...
      Кирилл Андреевич рассмеялся, но тут же снова стал серьeзным:
      - Видишь ли, все дни, которые прошли с твоего первого разбора, я думал о твоих ногах. Одновременное и такое симметричное искривление бeдер и голеней на каждой ноге, какое подметила даже ты, встречается довольно часто. Раньше мы начинали операции с бeдер и заканчивали голенями. Но я ставил на животных опыты, и они подтвердили мою мысль. Если оперировать сразу две голени, то они поставят искривлeнные бeдра в неудобное положение и заставят их выпрямиться. Таким образом, одной операцией мы достигнем того, чего раньше добивались после четырeх.
      - Вот бы мне так сделать! - вырвалось у Нади. - Сразу на двух ногах.
      - Если бы я делал людям такие операции раньше, я бы не говорил сейчас с тобой об этом. Но, может быть, твои родители будут против того, чтобы я оперировал тебя так первую.
      - Что вы! - с жаром возразила Надя. - Мама будет очень рада, а папа и подавно. Ведь тогда лечиться мне у вас всего год. Как же можно не согласиться?!
      - Да; Но не забывай, что ты будешь первой. - Главный доктор нарочно сделал ударение на последнем слове. - Может случиться какое-нибудь непредвиденное осложнение, которое затянет лечение на неопределeнный срок.
      Надя внимательно посмотрела на доктора: не пугает ли он еe зря. Нет, лицо у него серьeзное, а глаза такие внимательные и добрые, что закравшийся было в неe испуг исчез. Надя пододвинулась к нему ближе и заговорщически прошептала:
      - А что если не говорить об этом никому. Будто вы оперируете меня по-старому.
      - Не имею права не сказать, - закачал головой главный доктор. - Но я думаю будет лучше, если об этом раньше меня скажешь своей маме ты. Ведь ты моя союзница?
      - Ага! - воскликнула Надя и смутилась этому не подходящему для ответа слову.
      - Вот и расскажи о нашем разговоре маме. Если она не будет возражать, пусть зайдeт ко мне.
      - Про всe, про всe ей рассказать? - переспросила Надя.
      - Про всe, о чeм мы говорили, - повторил доктор. - Про то, что ты будешь первая, и про то, что могут быть непредвиденные осложнения, как во всeм, что делается впервые. Разве что про молодогвардейцев не говори.
      - Можно, я ещe не скажу про того доктора, который придумал сыворотку? тихо попросила разрешения Надя. - Ведь он умер.
      Главный доктор понимающе кивнул головой и, как взрослой и своей союзнице, крепко пожал Наде руку. Вся еe ручонка так и утонула в его мускулистой ладони. Надя сразу заметила на руке Кирилла Андреевича, чуть выше пальцев, выпуклые жилки. Такие жилки бывают у спортсменов-тяжелоатлетов, которые поднимают штангу. Главному доктору тоже нужно иметь сильные руки. Вот почему он каждое утро упражняется с гантелями. А иногда и колет дрова у себя во дворе, хотя у него в квартире паровое отопление. Но во дворе есть несколько деревянных домиков с печками. Их хозяйкам Кирилл Андреевич с удовольствием и колет дрова. Он и на турнике может подтянуться не хуже настоящего спортсмена. Разве ж можно такому человеку не доверять? Конечно, у него всe должно быть хорошо, и через год Надя непременно станет здоровой.
      Глава четырнадцатая. РАЗГОВОР С МАМОЙ
      "Сказать или не сказать девочкам, о чeм говорил со мной главный доктор?" - думала Надя, как только вышла из кабинета. Ей очень хотелось сказать, но в то же время было немного страшно: вдруг этим всe испортишь. В больнице она стала мнительной и немножко суеверной. Тут почему-то все больные начинают верить в приметы. Галя-Цибуля, например, радуется, когда у неe в супе плавает лавровый лист. "Это к письму из дома", - говорит она. А перед сном Галя почти каждый вечер просит, чтобы все девочки сплюнули три раза через левое плечо. Тогда у неe ночью не будет болеть нога. А если кто из девочек не хочет плевать, она сердится и называет еe "врединой".
      Надя не испугалась бы примет и непременно всe рассказала бы девочкам, но ведь ей ещe предстоял разговор с мамой.
      "Нет, ни к чему говорить об этом раньше времени", - решила она, хотя была уверена, что мама согласится на такую операцию. Но молчать так трудно, что Надя кое-что всe же сказала своим подружкам:
      - Мне хотят сначала голени оперировать, а бeдра от них, может, сами исправятся.
      А о том, что такая операция будет у главного врача первая, что, может быть, ею ему придeтся доказать новый метод исправления бeдер, Надя хоть и с трудом, но умолчала.
      - Голени гораздо дольше в аппаратах держат, - заметила Галя-Цибуля.
      Как же Наде захотелось возразить ей и объявить:
      "Сколько ни держи, а через год я буду здорова".
      Хорошо, что Джаннат Шамхалова опередила еe:
      - Зато с бeдрами сидеть нельзя. Только ходи да лежи, а с голенями сиди сколько угодно.
      - Голени врачам легче делать, а больным переносить операции труднее, снова возразила Галя-Цибуля.
      "Пусть больнее, зато вместо четырeх операций у меня будет одна", мысленно ответила ей Надя.
      А Варя молчала-молчала, а потом высказалась:
      - Ну и противная ты, Галка! Только и знаешь, что вредничаешь. Да если ты правильно говоришь, зачем же Наде знать, что эта операция тяжелее. А ты, Надь, не слушай еe. Раз главный доктор так решил, значит, считает, что это лучше.
      - А я и не слушаю, - ответила Надя и улыбнулась Варе. Ведь она в самом деле ни капельки не расстроилась и даже не рассердилась на злюку Цибулю за еe неприятный разговор. Надя знала теперь то, о чeм еe подруги даже не подозревали.
      Поздно вечером, когда все девочки крепко спали, Надя всe ещe думала про предстоящую операцию и про доктора, который не побоялся на себе испытать найденную им сыворотку. Думала она и о главном докторе. Думала и шептала в тeмный потолок:
      - Пусть у нас всe будет хорошо, пусть всe будет...
      Уснула Надя совсем неожиданно. Просто провалилась куда-то и ни о чeм не стала думать. А уже к утру ей приснились какие-то незнакомые врачи, которые приехали смотреть еe после операции. Все они, точно мальчишки из пятой палаты, столпились у входа и с восхищением смотрят на еe прямые как струнки ноги. И конечно, все поздравляют главного доктора, который держит в руках снимки с кривыми Надиными ногами и не знает, куда их деть. А потом взял и выкинул в окно. Тут раздался какой-то шум, и Надя проснулась. Нянечка Нина открыла в их палате окно. Тихое летнее утро наливалось солнцем.
      - Скоро мне сделают операцию, - сказала Надя нянечке.
      - Вот и хорошо, - певуче протянула нянечка, - одной операцией меньше будет. Всe ближе к дому.
      - Всe ближе к дому, - глядя на маленькую нянечку, радостно повторила Надя и подумала: "Если б она узнала, что меня будут оперировать всего один раз, вот удивилась бы!"
      За завтраком у Нади был великолепный аппетит. Она даже попросила добавки. Съела ещe одно яйцо и выпила второй стакан кефира. А вот ждать маму оказалось ужасно трудно. Время шло так медленно, что Надя даже подумала: "Уж не испортились ли висящие в холле часы, не отстают ли они?" Ведь ей так не терпелось поскорее передать маме свой разговор с главным доктором и порадоваться вместе с ней. Чтобы время шло быстрее, Надя принялась помогать медсестре раскладывать по ящикам лекарства. Потом приманила на подоконник двух воробьeв и вдоволь накормила их хлебными крошками. После карантина девочки не так регулярно кормили птиц. Да и летом везде корма много. Ещe Надя помогла "Стиральной машине" ввезти в лифт два кресла-коляски. Наконец настал час посещения, и пришла мама. Надя тут же увела еe в конец коридора, к окну, и слово в слово передала весь разговор с главным доктором. Даже вынула у мамы из сумочки карандаш и высчитала сроки своего лечения. Но только Надя заикнулась, что еe будут оперировать так впервые, как мама страшно побледнела и сказала:
      - Нет, нет, пусть экспериментируют на ком угодно, но не на тебе. Мы не торопимся. Было бы только всe хорошо.
      И, уже не слушая Надю, мама заторопилась к главному доктору, просить делать операцию дочери старым, проверенным методом.
      Надя так и осталась стоять у окна, растерянная и убитая.
      Глава пятнадцатая. МАЛЕНЬКАЯ НАДЕЖДА
      После маминого отказа с Надей стало твориться что-то странное. Вместо того чтобы обрадоваться - ведь старый, уже испытанный метод операции надeжнее, - она загрустила, сделалась замкнутой, неразговорчивой и ко всему безразличной. Раньше Надя волновалась, когда почему-либо задерживался утренний обход, старалась, чтобы в еe тумбочке и на ней всe было чисто и красиво. Теперь Наде всe это было безразлично. Просыпаясь утром, она лежала, глядя в потолок, до тех пор, пока нянечка Нина или "Стиральная машина" не заворчат на неe и чуть ли не силой отправят умываться. Надя даже не радовалась маминому приходу. Подружкам по палате отвечала на вопросы только "да" или "нет". И все решили, что Надя боится приближающейся операции.
      - Ну и трусиха ты, Ермакова, - хихикала Галя-Цибуля, - такой, наверное, во всeм детском отделении не было.
      Джаннат и Олечка думали про себя то же. Только наблюдательная Варя догадывалась, что с Надей случилось что-то другое. Когда девочки уходили из палаты, она садилась к ней на кровать и рассказывала что-нибудь забавное, а потом, когда Надя старалась улыбнуться, торопливо спрашивала:
      - О чeм ты всe время думаешь? У тебя ничего не случилось?
      Надя отрицательно качала головой, а сама думала: "Была бы ты на моeм месте, может, ещe больше загрустила бы".
      Ведь ей было не только обидно, что мама отказала главному доктору и еe будут оперировать испытанным способом, Наде было стыдно перед главным за мамин отказ. Больше всего она боялась теперь встречи с ним. Ей казалось, что после того, что произошло, она даже не сможет смотреть на главного доктора. А ведь он довольно часто заходил к ним в палату. И такая встреча была неизбежной. Вчера, например, когда главный доктор заглянул к ним в палату и спросил девочек, как они себя чувствуют, Надя притворилась спящей. Но ведь и он зашeл на минутку. А что будет, если он застанет всех девочек за какой-нибудь игрой, как это случалось во время карантина? Девочки играли в испорченный телефон, и главный доктор тоже подключился к их игре. Тогда Надя передала по цепочке слово "мороженое", а до главного доктора оно дошло как "рожа". Ну и смеялись же все тогда! А как интересно главный доктор рассказывает всякие истории, которые произошли с ним в детстве. Почти все они весeлые, и, вспомнив их, главный доктор сам заразительно смеeтся.
      Девочки и не подозревают, что рассказывает эти истории главный доктор не ради забавы, а чтобы подбодрить их и хоть немного отвлечь от постоянных мыслей о болезни. И это ему удаeтся. Потом в палате долго царит весeлое настроение. Девочкам из Надиной палаты особенно нравится история о том, как главный доктор, ещe в пятом классе, уговорил своего одноклассника подсказать ему и что произошло после.
      Перед тем как рассказать эту историю, главный доктор откидывал полы своего белоснежного хрустящего халата, садился посередине палаты на табурет и с воодушевлением начинал:
      - Девочкам математика часто кажется трудной, а для меня самый трудный предмет был русский язык. Вот я и договорился со своим другом Мишей. Когда меня вызовут по русскому, пусть он смотрит, как я иду: если я буду чуть-чуть прихрамывать, значит, я и по предмету хромаю. Подсказывай, мол, обязательно. Договорился, а через несколько дней сам же про свой уговор забыл. Да и не нужен он мне стал. Решил я подтянуться. Каждый день правила повторял, диктанты со старшей сестрой писал. Даже хотел, чтобы меня поскорее вызвали. И учительница вызвала меня. Я так обрадовался, что с радости подскочил за партой и больно стукнулся коленкой. Вот и вышел к доске прихрамывая. Тут Миша сразу про наш уговор вспомнил. И не успел я рта раскрыть, чтобы ответить на вопрос, как Миша зашептал: "Глаголом называется часть речи, которая обозначает..."
      - Действие или состояние предмета, - выпалила Галя Скульская.
      Девочки все зашикали на нее. Они ведь тоже знают, а молчат и слушают. Ну и выскочка эта Цибуля!
      - Вот и я это хорошо знал, - повернувшись к ней, продолжал главный доктор, - а Миша-то подумал: раз я хромаю, значит, не выучил урок, и давай стараться. Сделала ему учительница замечание, чтоб не подсказывал, и обернулась ко мне. А я в это время подавал Мише знаки: не нужна, мол, мне подсказка. Увидела учительница, как я руками махал и головой тряс, и подумала, что я сам прошу Мишу подсказывать. Ну и, конечно, сразу посадила меня на место, а в журнал поставила двойку. Так мне и не удалось в тот раз блеснуть своими знаниями.
      Главный доктор говорил с девочками совсем по-домашнему, как отец или родной дядя. В такие минуты девочки совсем не стеснялись его и все вместе дружно смеялись.
      Другим радостным событием обычного будничного дня бывает появление в их палате дежурной нянечки с письмами в руках.
      Но теперь еe приход тоже не радовал Надю. Ей даже не хотелось отвечать на письма своих одноклассниц, которые ещe в Москве приходили к ней домой заниматься. Девочки желали ей поскорее поправиться и спрашивали, как она себя чувствует. Если бы состоялась операция, о которой с Надей говорил главный доктор, она могла бы написать об этом. А теперь их пожелания скорого выздоровления только сердили Надю. А сегодня ей принесли письмо от папы. На конверте был обратный домашний адрес. Значит, папа вернулся из командировки. Он часто ездит куда-нибудь, потому что работает инспектором в управлении геологии. Надя очень соскучилась по нему. Перед отъездом она даже спросила папу, есть ли вблизи города, в котором находится их больница, какие-нибудь ископаемые. И очень огорчилась, что ничего нет. А то бы папу направили сюда в командировку, и он смог бы побывать у Нади.
      Надя распечатала конверт и прочитала: "Дорогая доченька, ненаглядный мой звоночек! Вот уже двадцать семь дней, как я не вижу тебя ("Теперь уже тридцать три, ведь письмо шло шесть дней", - отметила про себя Надя) и не увижу ещe долго, так как к вам мне сейчас не выбраться. Очень много дел на Севере, под Архангельском. Там геологическая партия нашего управления обнаружила месторождение алмазов. Сейчас мы определяем мощность месторождения, чтобы узнать, какие потребуются для него бурильные установки. Наверное, эта наша операция закончится позже твоей первой, и мы увидимся уже дома. Пока я на месте и никуда не уеду примерно с месяц. Так что, дочурка, жду от тебя писем со всеми подробностями твоей больничной жизни. Во вторник, четвертого июня, попробую позвонить тебе в больницу в шесть часов вечера по вашему времени. Ведь вы живeте на два часа впереди нас. А у нас в это время будет только четыре. Если тебе ещe не сделали операцию, выйди в вестибюль вашего этажа к телефону, номер которого написала мне мама, и подожди, когда нас соединят. А пока до свидания. Целую тебя, моя любимая доченька, столько раз, сколько километров разделяет нас с тобой. Твой папа".
      "Дорогой мой папочка, у тебя просто не хватит времени столько раз поцеловать меня", - подумала Надя. Ведь когда они ехали сюда в поезде, проводница сказала, что от Москвы до города, куда они едут, больше двух тысяч километров.
      Тут Надя посмотрела на численник, который висел в палате около двери, и даже вздрогнула: вторник-то ведь сегодня! И до шести часов по местному времени осталось всего два с половиной часа. Как же удачно пришло письмо! Задержись оно хоть до вечера, Надя могла бы уйти во время папиного звонка гулять и не поговорила бы с ним. Но что сказать папе? По междугородному телефону очень трудно говорить. Всe время торопишься, слова путаются, мысли ускользают. Ничего толком не скажешь, а телефонистка уже говорит, чтобы заканчивали разговор. А сегодня Надя даже ничем не могла обрадовать папу. То, что ей должны делать четыре операции, он знал ещe раньше, чем она.
      "Нет, ничего я не буду ему говорить, - решила Надя, - просто послушаю его голос. Возьму трубку и услышу: "Здравствуй, дочурка, как самочувствие? Когда будешь шагать в аппаратах?"
      И точно, только телефонистка соединила папу с Надей в шесть часов, как он спросил:
      - Как дела, дочурка, когда будем соблюдать "строевой" режим?
      И вдруг Надя решила: если мама не хочет поддержать меня, может быть, на еe стороне будет папа. И она крикнула в трубку:
      - Папа! Поговори с мамой, вызови еe на почту и поговори! А разговор закажи на десять минут.
      - Ого! - ахнул в трубку папа. - Чувствую, что мне нужно уговорить маму что-то купить тебе.
      - Совсем нет! - снова закричала Надя. - Но ты обязательно уговори ее. Это очень важно. Не только для меня - для всех больных, для медицины.
      - Уговорить нашу маму? Это почти невозможно! - попробовал отшутиться папа, но Надя перебила его и торопливо рассказала обо всем, о чeм говорил с ней главный доктор, и ещe о том, что она сама очень хочет этой операции. Даже если будут осложнения и придeтся болеть.
      - Ну чего ж тут страшного? Ведь те операции, которые главный доктор делает сейчас всем, он тоже делал кому-то первому! - прокричала она в трубку и уже тихо добавила: - Это ведь и ему очень важно...
      - Безусловно, - согласился папа. - Я поговорю сначала с главным доктором, а уж потом с мамой. Ты не беспокойся. Я думаю, что мы уладим этот вопрос.
      - Папочка, милый! - воскликнула Надя, и их разъединили.
      Надя очень расстроилась и рассердилась на телефонистку, но тут же остыла. Ведь она успела сказать все, что важно. Теперь остаeтся только ждать и надеяться. А ещe Надя может теперь честно смотреть в глаза главному доктору. И когда встретит его, обязательно спросил:
      "Вам звонил папа?"
      Вот как всe удачно обернулось. Надя побежала в палату пританцовывая. Конечно, настолько, насколько могла. Села к тумбочке и написала ответ сразу двум одноклассницам:
      "Скоро меня будут оперировать, и, может быть, новым методом. Если это произойдeт, то на следующий год я уже буду ходить в школу вместе с вами".