явилось ее дитя,
неся губительный дождь
и чернокрылую надежду.
Два города продолжали
давать отпор малазанцам.
Один — горделивый и стойкий,
у Тьмы под могучим крылом.
Другой — разделенный,
лишенный солдат
и союзников тоже…
Тот, что силен был, пал первым.
 
Взывание к Тени. Фелисина (р. 1146)

      В клубах бледного дыма кружились вороны. Их хриплые крики сливались в зловещий хор, заглушая крики и стоны раненых и умирающих солдат. Удушающе пахло обгорелыми человеческими телами.
      На третьем холме, откуда открывался вид на павший город с горделивым названием Крепыш, стояла боевая колдунья по имени Дырявый Парус. Ее окружали искореженные груды доспехов и оружия — вернее, того, во что все это превратилось.
      От тех, кто еще какой-то час назад носил эти доспехи и держал в руках оружие, вообще ничего не осталось. Тишина, затаившаяся внутри измятых шлемов и сплющенных нагрудников, отдавалась в голове колдуньи погребальной песней.
      Дырявый Парус стояла, скрестив на груди руки. Красный плащ с серебристой эмблемой — свидетельство того, что эта женщина принадлежала к числу боевых магов Второй армии, — висел опаленными клочьями на ее круглых плечах. Ее овальное, полное лицо, с которого обычно не сходила невинная улыбка, прорезали глубокие морщины, а румяные щеки сделались бледными и дряблыми.
      Внешние звуки и запахи отступали перед внутренней тишиной, наполнявшей колдунью. Куски и клочья доспехов, разбросанные вокруг, глядели на нее с немым укором. Это они заглушали собой весь этот внешний гвалт. Но был и другой источник тишины. Магических сил, выпущенных сегодня наружу, вполне хватило бы на то, чтобы разорвать завесу между мирами. Сущности Хаоса, двигавшиеся меж магических Путей, были совсем близко. Колдунья почти ощущала их прикосновение.
      У нее не оставалось никаких чувств. Всех их поглотил ужас недавних событий и не менее страшная картина — легионы черных морантов, направлявшихся в павший город Крепкие Стены. Дырявый Парус смотрела из-под тяжелых век на их одинаковые ряды и вдруг поняла: одно чувство у нее все-таки осталось. Ненависть.
      «Союзники. Предвкушают долгожданное кровопролитие».
      Не пройдет и часа, как от жителей крупного города останется не более двух десятков чудом уцелевших. Моранты были близкими соседями горожан. История их взаимоотношений насчитывала годы междоусобицы, когда удар одной стороны уравновешивался ответным ударом другой. Равновесие держалось на силе оружия.
      «Шеденаль милосердная, — думала колдунья, — неужели они еще не насытились кровью?»
      В городе полыхали пожары, которые никто и не думал тушить. После трех лет осады город пал. Но Дырявый Парус знала: это еще не все. Нечто притаилось и молчаливо ожидало своего часа.
      Что ж, она тоже подождет. Она должна это сделать ради погибших, ибо по-другому ничем не смогла им помочь.
      Равнина была устлана телами малазанских солдат. Многие лежали, раскинув руки или воздев их к небу. Вороны, словно надсмотрщики, восседали на мертвецах. Уцелевшие воины отрешенно бродили среди трупов, разыскивая павших товарищей. Колдунье было тяжело и больно смотреть на их понурые фигуры.
      — Они подходят, — послышалось слева от колдуньи. Дырявый Парус медленно повернулась. В десяти футах от нее на обгорелых остатках доспехов лежал боевой маг Хохолок. Кожа его бритой головы, будто зеркало, отражала задымленное небо. Магической волной ему оторвало обе ноги. Из пропоротой грудной клетки торчали окровавленные кишки. Они уже почти не кровоточили. Только магические способности позволяли Хохолку сохранять остатки жизни.
      — Я думала, ты уже мертв, — сказала Дырявый Парус.
      — С утра у меня было ощущение, что сегодня мне повезет.
      — Я бы не сказала.
      Маг кашлянул, и откуда-то из-под сердца вылетел сгусток крови.
      — Они подходят, — повторил Хохолок. — Теперь-то ты их видишь?
      Колдунья повернулась лицом к склону и сощурила глаза. И в самом деле, к ним приближались четверо солдат.
      — Кто они такие?
      Хохолок молчал.
      Его взгляд был устремлен на нее: сосредоточенный, всепоглощающий взгляд, какой бывает у людей в последние мгновения их жизни.
      — Тебе угодило прямо в живот? — спросила колдунья. — Надежный способ выскользнуть из нашего мира.
      Ответ мага ее удивил.
      — Тебе не удается казаться черствой и равнодушной, Парус. И никогда не удавалось.
      Он вздохнул и быстро заморгал. Колдунье показалось, что ее соратник прогоняет подступавшую к нему тьму.
      — Знать слишком много — это всегда рискованно. Радуйся, что я тебя уберег.
      Он улыбнулся окровавленными зубами.
      — Думай о приятном. Плоть тленна.
      Колдунья внимательно глядела на него, поражаясь неожиданно открывшейся в нем… человечности.Возможно, на пороге смерти каждый расстается с пустыми играми живых и становится сам собой. А может, она просто оказалась не готовой увидеть в Хохолке смертного человека. Дырявый Парус разомкнула руки и горестно вздохнула.
      — Ты прав. Сейчас не время для лицедейства, правда? Знаешь, Хохолок, я всегда недолюбливала тебя, но ни прежде, ни теперь у меня не было и тени сомнения в твоем мужестве.
      Колдунья обвела глазами обрубок тела и удивилась, что жуткое зрелище заставляет ее всего-навсего вздрагивать.
      — Вряд ли даже Тайскренн сумел бы тебя спасти, Хохолок.
      В его глазах мелькнула хитринка. Раздался сдавленный смех.
      — Милая моя девочка. Меня всегда восхищала твоя наивность.
      — Еще бы, — огрызнулась колдунья, пораженная его циничным остроумием.
      — Последняя шутка в память о прошлом? — спросила она.
      — Ты меня не поняла…
      — Подожди, ты всерьез? Ты продолжаешь утверждать, что игра еще не кончена? Ты так ненавидишь верховного мага, что одно это должно было бы швырнуть тебя в холодные объятия Клобука. Или ты надеешься отомстить ему с того света?
      — Теперь ты узнаешь, каков я на самом деле. Я всегда оставляю себе запасной выход.
      — Ты не в состоянии даже ползать. Ну как ты рассчитываешь добраться до этого своего запасного выхода?
      Маг облизал потрескавшиеся губы.
      — А мне и не надо до него добираться. Он сам приближается ко мне. Даже сейчас, пока мы с тобой разговариваем.
      Колдунье стало не по себе. Что-то вгрызалось в ее внутренности. За спиной Дырявого Паруса послышался треск лопающейся кожи, лязг металла. Кто-то шел, наступая на обломки доспехов. Звуки обдали ее холодом, будто на холм неожиданно обрушился холодный ветер. Колдунья обернулась. На вершину поднималось четверо воинов: трое мужчин и женщина. Все были забрызганы грязью и пятнами крови. Лица всех четверых были мертвенно-бледными. Женщина сразу же заставила колдунью насторожиться; похоже, она тянулась вслед за мужчинами, точно навязчивая мысль, от которой никак не отделаться. Присмотревшись, Дырявый Парус увидела, что незнакомка совсем еще девчонка. Довольно привлекательная, только очень холодная. Живая льдинка.
      «Что-то здесь не так. Берегись!» — сказал колдунье внутренний голос.
      Человек, подошедший к колдунье, был в чине сержанта, если судить по витому браслету у него на запястье. Изможденное, покрытое морщинами лицо, темно-серые глубоко посаженные глаза, бесстрастный взгляд.
      — Этот? — спросил он, обращаясь к высокому и худощавому чернокожему воину, который поднялся одновременно с ним.
      Чернокожий покачал головой.
      — Нет. Того, кто нам нужен, здесь нет.
      Он говорил на малазанском языке, но с сильным акцентом, выдававшим в нем уроженца Семиградия.
      На холм поднялся третий солдат, тоже чернокожий. Вид у него был довольно расхлябанный. Он словно не видел колдуньи, сразу же прилипнув взглядом к Хохолку. Столь откровенное пренебрежение к ее персоне задело женщину. Она приготовилась было огреть незнакомца парой язвительных слов, но вдруг почувствовала, что сейчас не время и не место.
      — Если вы явились для погребения, то явно поспешили, — сказала она сержанту. — Как видите, раненый еще жив. Ах да, — словно что-то вспомнив, спохватилась Дырявый Парус. — Разумеется, вы не собираетесь его хоронить. Вы — исполнители какого-то замысла Хохолка. Он думает, что способен жить дальше с половиной тела.
      Сержант дернул седеющей бородкой и закусил губы.
      — Выражайтесь яснее, колдунья.
      Чернокожий солдат за его спиной оглянулся на девчонку. Та остановилась в нескольких шагах от вершины. Дырявому Парусу показалось, что он вздрогнул. Лицо его по-прежнему оставалось устало-бесстрастным. Затем он повернулся и прошел мимо колдуньи, загадочно пожав плечами.
      Дырявый Парус сразу же ощутила внутренний удар и глотнула воздух.
      «Да он маг», — поняла она.
      Незнакомец подошел к товарищам, стоявшим над изуродованным Хохолком. Внешне он ничем не отличался от остальных. Такая же грязная, поношенная форма, запачканная кровью.
      — Откуда будете? — спросила Дырявый Парус, обращаясь ко всем разом.
      — Девятый взвод Второй армии.
      — Девятый? — Колдунья с шипением выдохнула сквозь стиснутые зубы. — Так вы «сжигатели мостов»?
      Ее взгляд застыл на потрепанном одеянии сержанта.
      — Девятый. Значит, ты, сержант, и есть тот самый Бурдюк.
      Сержант вздрогнул.
      У колдуньи даже во рту пересохло. Сухость царапала ей горло, и она была вынуждена прокашляться.
      — Как же, наслышана о тебе. Я слышала о…
      — Оставим это, колдунья, — перебил ее сержант. Голос его был хриплым и даже скрипучим. — Старые истории разрастаются не хуже сорняков.
      Дырявый Парус потерла щеки, ощутив под ногтями толстый слой грязи. «Сжигатели мостов»! Когда-то они были гвардией прежнего императора, его любимцами. Но девять лет назад, устроив кровавый государственный переворот, Ласэна поспешила заткнуть ими самые отвратительные дыры империи. Еще и десяти лет не прошло, а численность дивизии сократилась настолько, что едва наберется на один взвод. А какие имена! Уцелели в основном взводные сержанты, но и среди них хватало славных имен. Все они успели повоевать на Генабакисе и в иных местах. Имена будили в памяти легенды об армии Однорукого. Деторан, Неуемный, Жердь, Бурдюк. Овеянные славой и цинично вычеркиваемые из памяти. Впрочем, в какой армии помнят былые заслуги? Но эти люди не знали иного ремесла. Они умели только сражаться и продолжали воевать с каким-то остервенелым безумием.
      Сержант Бурдюк внимательно разглядывал холм — вероятно, пытаясь воссоздать картину произошедшей бойни. Жилка на его щеке дрогнула. Дырявый Парус почувствовала: он и без расспросов понял. Взгляд сержанта смягчился, и в нем появилось изумление. Казалось, Бурдюк не мог поверить, что она стоит здесь целая и невредимая.
      — Так ты единственная из боевых магов, кто уцелел? — наконец спросил он.
      Вопрос взбудоражил колдунью, и она отвернулась.
      — Представь себе. Не приписывай это моим способностям. Мне просто повезло.
      Если он и почувствовал горечь в ее словах, то не подал виду. Двое его товарищей склонились над Хохолком.
      Дырявому Парусу вновь стало не по себе. Она облизала губы. Между солдатами и умирающим происходил какой-то разговор, но все говорили очень тихо. Потом Хохолок засмеялся, и его смех ударил по ней.
      — Твой долговязый товарищ, он маг? — спросила она у сержанта.
      Бурдюк хмыкнул.
      — Его зовут Быстрый Бен.
      — Похоже, он родился с другим именем.
      — Угадала.
      Колдунья повела плечами, чтобы хоть ненадолго унять тупую боль в пояснице.
      — Мне нужно познакомиться с ним поближе, сержант. Такую силу, как у него, сразу замечаешь. Он не новичок в магии.
      — И здесь ты угадала. Не новичок.
      Односложные ответы начали злить колдунью.
      — Я хочу знать: что здесь происходит?
      Бурдюк поморщился.
      — Если внешне, то почти ничего… Эй, Быстрый Бен! — окликнул он товарища.
      Маг обернулся.
      — Заканчиваем последние приготовления, сержант, — сказал он, улыбнувшись белыми зубами.
      — Клобук вас всех накрой, — пробормотала сквозь зубы Дырявый Парус.
      Девчонка, словно изваяние, стояла все на том же месте и следила за отрядами морантов, входящих в город. Почувствовав на себе взгляд колдуньи, она резко обернулась. Выражение девичьего лица насторожило Дырявый Парус, и она отвела глаза прочь.
      — Это все, что осталось от твоего взвода, сержант? Два полевых мародера и жадная до крови новобранка?
      — У меня осталось семеро, — спокойно ответил Бурдюк, словно его спросили о каком-то пустяке.
      — А сколько было сегодня утром?
      — Пятнадцать.
      «Что-то здесь не так».
      Молчать было невыносимо, и колдунья сказала:
      — Хорошо, хоть кто-то уцелел.
      Увидев побелевшее лицо Бурдюка, она молча выругалась.
      — Не сомневаюсь: те, кого вы потеряли, были храбрыми воинами.
      — Они храбро умирали, — ответил сержант.
      Жестокость этих слов больно ударила но колдунье. Ее качнуло. Дырявый Парус прищурила глаза, отгоняя слезы растерянности и отчаяния.
      «Слишком много всего случилось за это утро. Я не готова к такой лавине событий. Я не готова к встрече с Бурдюком, сгибающимся под тяжестью легенд о своих подвигах. Сколько же тысяч чужих смертей успел повидать этот человек?»
      За минувшие три года «сжигатели мостов» почти не показывались. Едва началась осада, им дали задание устроить подкоп под массивные древние стены города. Приказ об этом пришел прямо из столицы и являл собой либо злую шутку, либо полнейшее невежество столичных чинов. Долина, в которой стоял город, была сплошным нагромождением скал и валунов, оставшихся здесь с незапамятных времен, когда по ней двигался ледник. Городу не напрасно дали название Крепыш. Взять штурмом его стены было практически невозможно, подкопаться под них — тоже. Если снаружи воинам империи противостояли вооруженные противники, под земной толщей им угрожали многочисленные трещины и разломы. Эти «колодцы Клобука», как их окрестили «сжигатели мостов», уходили столь глубоко, что даже боевые маги не могли определить, где дно. Однако приказ есть приказ.
      «Три года они безвылазно сидели под землей! Когда же они в последний раз видели солнце?»
      Подумав об этом, колдунья оцепенела.
      — Сержант, утром вы все находились в своих туннелях? — спросила она.
      Ей достаточно было видеть, как гримаса боли исказила его лицо.
      — В каких туннелях?
      С этими словами Бурдюк прошел мимо нее. Дырявый Парус поспешила за ним и схватила его за руку. Похоже, такого сержант никак не ожидал.
      — Послушай, Бурдюк. Ты ведь многое понял, — прошептала она. — И про меня, и про то, что случилось на холме, и про гибель наших солдат. Мы потерпели поражение. Мне стыдно за свое бессилие.
      Он вырвал свою руку и отвел глаза.
      — Бесполезно стыдиться и сожалеть. Этим мы ничего уже не исправим.
      Бурдюк вернулся к чернокожим солдатам.
      — Если желаешь знать, колдунья, утром нас было тысяча четыреста человек.
      Голос девчонки раздался у нее за спиной. Дырявый Парус обернулась. Так и есть, девчонка не старше пятнадцати лет. Исключение составляли лишь глаза с тусклым блеском истрепанного стихиями оникса. У нее были бесчувственные глаза древней старухи.
      — А сколько вас осталось? — спросила Дырявый Парус.
      Девчонка с удивительным равнодушием пожала плечами.
      — Человек тридцать. Может, тридцать пять. Из пяти туннелей четыре полностью засыпало. Мы находились в пятом и сумели выбраться наружу. Скрипач и Еж и сейчас ищут оставшихся в живых. Но они сами не больно-то верят в успех. Они попытались собрать людей себе в помощь…
      По чумазому девчоночьему лицу скользнула улыбка взрослого, все понимающего человека.
      — Но ваш верховный маг запретил им это делать.
      — Тайскренн? Почему?
      Девчонка нахмурилась, словно разочарованная непонятливостью колдуньи. Потом без единого слова отправилась на вершину холма. Покоренный город занимал ее больше, нежели разговоры с колдуньей.
      Дырявый Парус опешила. Эта соплячка говорила с ней так, будто ждала от нее каких-то объяснений.
      «Или она подозревает нас в соучастии? — подумалось колдунье. — Что за чушь? У Тайскренна никогда не было ни друзей, ни соучастников. Все, что он делал, он неизменно делал в одиночку».
      Кошмарный день. Вина за случившееся непременно падет на верховного имперского мага Тайскренна. Окинув взглядом дымящийся город, Дырявый Парус подняла глаза к тускло синеющему небу.
      Базальтовая громада, висевшая в небе три года подряд и успевшая стать привычным зрелищем, исчезла. Колдунья не желала верить своим глазам.
      — А ведь нас предупреждали, — прошептала она в опустевшее небо, вспоминая события сегодняшнего утра. — Нас предупреждали!
      Последние четыре месяца она делила свою постель с Калотом. Их близость вносила хоть какое-то разнообразие в скуку вяло текущих дней этой казавшейся бесконечной осады. Разнообразие, развлечение — так Дырявый Парус объясняла себе ее отношения с сослуживцем. На самом деле они значили для нее куда больше, однако колдунья не умела быть честной с собой.
      Магические сигналы разбудили ее раньше, чем Калота. Он продолжал спать, и его щуплое, но ладно сложенное тело, словно на мягких подушках, покоилось на складках ее щедрой плоти. Открыв глаза, Дырявый Парус увидела, что возлюбленный во сне держится за нее, как малый ребенок за мать. Потом и он поймал сигналы и тоже проснулся. Колдунья невольно улыбнулась.
      — Хохолок? — спросил Калот, вылезая из-под одеяла.
      В шатре было ощутимо холодно, и маг покрылся гусиной кожей.
      — Кто ж еще? — недовольно морщась, отозвалась колдунья. — Ему вечно не спится.
      — Интересно бы знать, что ему понадобилось на сей раз? — произнес Калот, ища глазами, куда он вчера бросил свой мундир.
      Дырявый Парус наблюдала за Калотом. Боги, до чего же он тощий. Да, ну и странная они парочка. В неясном свете раннего утра, пробивавшегося сквозь стены шатра, угловатая фигура мага казалась почти мальчишеской. Впрочем, для столетнего мужчины он очень даже неплохо выглядел.
      — Хохолок носился с какими-то поручениями, которые дал ему Дуджек. Наверное, опять изменения в стратегии.
      Калот хмыкнул и принялся натягивать сапоги.
      — Вот что значит быть командиром, Парус, — сказал он. — Служба превыше всего. Когда я смотрю на тебя…
      — Тебе немедленно хочется заняться делом, — ответила колдунья.
      Ее двусмысленная шутка не особо понравилась Калоту.
      — Я серьезно спрашиваю: опять что-то затевается?
      На лбу обозначились столь хорошо знакомые ей морщины. «И почему он думает, что когда я с ним, то должна забыть обо всем?»
      Дырявый Парус вздохнула.
      — Пока не знаю. Могу лишь сказать: Хохолок вызывает нас двоих. Касайся дело обычного донесения, ты бы сейчас еще храпел.
      Им обоим почему-то стало не по себе, и дальнейшая процедура одевания протекала молча… Пройдет менее трех часов, и волна голубого огня сожжет Калота дотла, и только вороны отзовутся на неистовые крики колдуньи. Однако пока что оба мага готовились к неожиданно созываемому совету в штабном шатре Железного кулака Дуджека Однорукого.
      За шатром Калота, у жаровен, где горел сухой конский навоз, грелись солдаты, сменившиеся с караула. Отблески пламени тускло освещали глинистую тропу. Час был еще довольно ранний, и в лагере почти все спали. Холм опоясывали ярусы серых шатров, обращенных к равнине, на которой стоял осаждаемый город Крепыш. На шестах слегка подрагивали боевые флаги. За ночь ветер поменял направление и теперь нес прямо в ноздри колдуньи вонь открытых отхожих мест. В светлеющем небе гасли последние звезды. Мир вокруг казался почти безмятежным.
      Кутаясь в плащ, Дырявый Парус задержалась у шатра и взглянула на небо — туда, где привыкла видеть огромную базальтовую гору. Гора эта висела над осажденным городом на высоте в четверть мили и называлась Дитя Луны. Чем-то похожая на почерневший зуб, базальтовая гора служила пристанищем злейших врагов Малазанской империи. Дитя Луны было недосягаемо для любых атак. Даже тланимсы, на которых делала ставку Ласэна, оказались бессильны проникнуть сквозь магическую защиту. А ведь эта бессмертная раса умела перемещаться с легкостью пыли, несомой ветром.
      Маги Крепыша нашли себе могущественного союзника. Дырявый Парус помнила: еще при покойном императоре малазанцы пытались бодаться с таинственным властелином Дитя Луны. Империю ожидал неминуемый пинок под зад, когда неожиданно базальтовая крепость вышла из игры. Никто и по сей День не знает, что явилось причиной. То была одна из тысячи тайн, унесенных императором Келланведом в его водную могилу.
      Появление Дитя Луны над Генабакисом явилось для малазанцев полным сюрпризом. Но на сей раз имперским силам пришлось жарко. Из крепости вышло полдюжины легионов тистеандийских воинов, обладающих изрядными магическими способностями. Ими командовал известный полководец Каладан Бруд. Тистеандии слились с наемными войсками Малиновой гвардии и совместными усилиями начали теснить малазанскую Пятую армию, заставив ее отступать по северной кромке Ривийской равнины на восток. Малазанцы на четыре долгих года застряли в Чернопсовом лесу, сражаясь против Бруда и Малиновой гвардии. Официально это называлось «держать линию обороны», однако лишь дурак не понимал, что рубеж быстро превращался в огромную братскую могилу, где нашли свой конец немало малазанских солдат.
      Затем невидимый властелин Дитя Луны переместил базальтовую крепость сюда и заключил союз с магами Крепыша.
      Боевые маги, в число которых входила и Дырявый Парус, понимали: силой магии такого противника не возьмешь. Осада генабакийского города забуксовала, если не считать «сжигателей мостов». Те упорно вгрызались в каменистую землю, стремясь подкопаться под городские стены.
      Как всегда, Дырявый Парус обратилась к базальтовой крепости с молчаливой мольбой: «Останься. Не улетай. Убереги эту землю от запаха крови и предсмертных криков солдат».
      Калот терпеливо ждал. Он молчал, зная, что она совершает свой ритуал. Умение понимать — одна из причин любви колдуньи к этому человеку. Разумеется, она любила его как друга. В любви к другу нет ничего серьезного и ничего опасного.
      — Чувствую, Хохолок теряет терпение, — тихо произнес Калот.
      Колдунья вздохнула.
      — Я тоже это чувствую, потому и не тороплюсь.
      — Пойми, Парус, мы же не можем долго здесь прохлаждаться. — Он лукаво улыбнулся. — Это дурно растолкуют.
      — А что, наше присутствие как-то повлияет на их решения?
      — Они вряд ли вообще начали что-то решать.
      Улыбка Калота погасла.
      — Пора двигаться.
      Через несколько минут они подошли к штабному шатру. Одинокий военный моряк, стоявший на карауле у полога шатра, беспокойно оглядел обоих магов и отдал честь.
      — Из Седьмого полка будешь? — спросила она караульного.
      — Так точно, колдунья. Третий взвод.
      — Что-то мне твое лицо знакомо. Передай от меня привет сержанту Ржавому.
      Дырявый Парус приблизилась к караульному.
      — Чем там пахнет, служивый? — спросила она моряка.
      Он заморгал, потом сбивчиво ответил:
      — Вы не там нюхаете, колдунья.
      Караульный указал головой на небо.
      — Если и пахнет, то оттуда.
      Калот едва сдерживался, чтобы не расхохотаться.
      — Бедняга подумал, что ты унюхала, как от него воняет потом, — шепнул он.
      Дырявый Парус поморщилась. Из-под металлического шлема караульного текли струйки пота.
      — Спасибо за предостережение, служивый.
      — Услуга за услугу, колдунья.
      Караульный вторично вскинул руку, салютуя ей. На этот раз его приветствие было куда более личным.
      «Они все еще помнят меня и, наверное, до сих пор считают, будто я им вроде мамаши. Вот и этот из осколков Второй армии, блистательной гвардии императора. И всегда услуга за услугу. Спаси наши шкуры, колдунья, и мы спасем твою. А много ты видела бескорыстных семей? То-то же. Но почему они все больше становятся мне чужими?»
      Колдунья рассеянно отсалютовала караульному.
      Маги вошли в штабной шатер. Дырявый Парус сразу же ощутила присутствие магической силы, которую Калот называл запахом.У него заслезились глаза, а у нее обручем сжало голову. Дырявый Парус очень хорошо знала природу этой силы: та была для колдуньи сущим проклятием и противостояла ее собственной. Голова заболела еще сильнее.
      Штабной шатер был разделен на две половины. В первой, тускло освещенной коптящими лампами, стояло чуть больше десятка грубых деревянных стульев. У стены, на походном столике, поблескивал медный кувшин с дрянным вином, окруженный почерневшими кружками.
      — Клобук меня накрой, Парус. До чего мне здесь противно, — шепнул ей Калот.
      Когда ее глаза привыкли к полумраку, Дырявый Парус увидела на второй половине знакомую фигуру. Человек склонился над столом с картами, за которым обычно сидел Дуджек. Его красный плащ колыхался, как вода под ветром, однако сам человек оставался неподвижным.
      — Поганое зрелище, — прошептала Дырявый Парус.
      — Я только что об этом подумал, — ответил ей Калот.
      Они уселись.
      — Как ты думаешь: у него это заученная поза?
      Калот усмехнулся.
      — Вне всякого сомнения. Верховные маги Ласэны не разбираются в боевых картах. Он скорее погибнет, чем возьмет на себя труд понять, что к чему.
      — Правильнее сказать — скорее нас погубит.
      — Наконец-то мы сегодня займемся делом, — послышалось с соседнего стула.
      Дырявый Парус нахмурилась, поглядев на стул. Он казался темнее остальных.
      — Ты ничем не лучше Тайскренна, Хохолок, — укоризненно бросила она. — Радуйся, что я не села на твой стул.
      Хохолок снял заклинание. Вначале в сумраке появились его желтоватые зубы, а затем и все лицо. На его плоском, испещренном шрамами лбу и бритом черепе блестели капельки пота. Ничего удивительного: этот маг мог бы вспотеть даже в леднике. Он наклонил голову; выражение лица Хохолка было презрительно-отрешенным. Темные глазки остановились на Дырявом Парусе.
      — Ты еще не разучилась работать, а?
      Хохолок расплылся в улыбке, отчего его мясистый, свернутый вбок нос стал еще более приплюснутым.
      — Если забыла, я напомню: работой называется то, чем ты занималась, пока не приобрела обыкновение укладываться с нашим дорогим Калотом. Пока не стала слишком уж мягкотелой.
      Колдунья приготовилась ответить, но Калот ответил первым. Растягивая слова, он произнес:
      — Надоело одиночество, Хохолок? Разве я не говорил тебе, что маркитантки потребуют с тебя двойную плату за свои ласки? Но тебе, наверное, жалко денег.
      Калот взмахнул рукой, будто прогоняя дурные мысли, и продолжал:
      — Есть еще одна простая причина. После гибели Недариана в Моттском лесу Дуджек поручил командование боевыми магами Дырявому Парусу. Нравится это тебе или нет, но здесь ничего не попишешь. Такова плата за твою двойственность.
      Хохолок нагнулся и отколупнул кусочек глины, приставший к его атласным туфлям. Просто удивительно, как ему удалось добраться до шатра и не заляпать их целиком.
      — Слепая вера, дорогие соратники, — удел глупцов, ибо она… Его прервал резко отдернутый полог шатра. Вошел Дуджек
      Однорукий. На висках белела мыльная пена, не смытая после утреннего бритья. В шатре запахло коричной водой.
      За многие годы Дырявый Парус не просто свыклась с этим запахом. Он стал для колдуньи символом безопасности, устойчивости, здравого рассудка. Дуджек Однорукий был воплощением всех этих качеств, и не только для нее одной, а и для армии, воевавшей под его командованием. Дуджек остановился посередине, поглядывая на магов. Дырявый Парус откинулась на спинку стула и, полуприкрыв глаза, следила за Железным кулаком. Ей казалось, что три года вынужденного промедления подействовали на него, как возбуждающее средство на старика. В семьдесят девять он выглядел пятидесятилетним. Взгляд серых глаз Дуджека оставался острым и непримиримым. Глаза удивительно сочетались с его худощавым, обожженным солнцем лицом. Он держался прямо, что делало его выше своих пяти с половиной футов. Одеяние Дуджека было простым, и украшения на пурпурно-красных доспехах заменяли темные пятна пота. Пустой рукав левой руки (ее отняли почти по самое плечо) был тщательно заправлен. На ногах командира были напанские сандалии со шнуровкой из акульей кожи. Выше сандалий белели волосатые икры.
      Калот достал из рукава носовой платок и бросил его Дуджеку. Железный кулак поймал платок.
      — Опять? Проклятый брадобрей, — прорычал он, стирая мыло с подбородка и ушей. — Уверен, он делает это нарочно.
      Скомкав между пальцами платок, Дуджек ответным броском вернул его Калоту.
      — Итак, все трое здесь. Прекрасно. Сначала о наших повседневных делах. Хохолок, как успехи парней в подземных норах?
      Хохолок подавил зевок.
      — Сапер по имени Скрипач сводил меня вниз и показал, чего они успели нарыть.
      Он помолчал, снимая паутину с парчового рукава, затем взглянул Дуджеку в глаза.
      — Еще каких-нибудь шесть-семь лет, и они подкопаются под городские стены.
      — Это бессмысленная трата времени, — сказала Дырявый Парус. — Так я и написала в своем донесении. — Она недовольно сощурилась. — Надеюсь, императрица об этом узнает.
      Калот что-то пробубнил себе под нос.
      Дуджек хмыкнул и едва удержался, чтобы не расхохотаться.
      — А теперь, уважаемые боевые маги, слушайте внимательно. У меня две новости. — Он слегка нахмурился. — Новость первая: императрица послала сюда людей из «Когтя». Они проникли в город и охотятся за местными магами.
      По спине колдуньи побежали мурашки. Никто не любил, когда рядом появлялись «когти». Отравленные кинжалы этих имперских ассасинов — излюбленного орудия Ласэны — были направлены против всех и каждого. Подданные империи не являлись исключением.