— Видишь ли, девочка, — добавил Амманас, подавив смешок, — мы не собирались быть здесь. Есть ведь имена и… имена. — Он повернулся к Котиллиону и добавил ледяным тоном: — С ее отцом надо бы потолковать. Может, направить к нему моих гончих?
      — Нет, — сказал Котиллион. — Пусть живет.
      — Тогда как?
      — Полагаю, — произнес Котиллион, — круглой суммы будет достаточно, чтобы он согласился. Думаю, ты еще не разучился творить подобные штучки при помощи магии? — с очевидным сарказмом добавил он.
      Амманас хихикнул.
      — Бойтесь Теней, дары приносящих.
      Котиллион снова посмотрел на девочку и развел руки в стороны. Тени, до того окружавшие его лицо, теперь растеклись по всему телу.
      Когда Амманас заговорил, девочке показалось, будто слова его доносятся издалека.
      — Она идеальна. Императрица никогда ее не заподозрит.
      Он заговорил громче:
      — Не так уж и плохо, дитя, быть рукой бога.
      — Поддеть и проглотить, — быстро ответила юная рыбачка.
      Котиллион застыл от этого странного выражения, потом пожал плечами. Тени заклубились и поглотили девочку. Когда их холодное дыхание коснулось ее сознания, оно провалилось во тьму. Последним из запомнившихся ей ощущений было ощущение мягкого свечного сала в правой ладони. Размягченное сало ползло у нее между пальцев.
 
      Капитан заерзал в седле и бросил взгляд на женщину, ехавшую рядом с ним.
      — Мы перекрыли дорогу с обеих сторон, адъюнктесса. Всех путников заворачиваем назад. Так что слухи не просочатся.
      Капитан щурился и моргал. Жаркая шерстяная шапочка, надетая под шлем, натерла ему лоб.
      — Вам что-то мешает, капитан?
      Он покачал головой, продолжая глядеть на дорогу.
      — Шлем болтается. Когда я надевал его в последний раз, у меня было больше волос.
      Адъюнктесса императрицы промолчала.
      Полуденное солнце слепило глаза. Дорога отчаянно пылила. По грузному телу капитана текли струйки пота. У него разболелась поясница. Последний раз он сидел на лошади много лет назад и успел утратить навыки верховой езды.
      Годы, когда чей-то титул заставлял его вытягиваться в струнку, давно прошли. Однако рядом с ним ехала адъюнктесса императрицы, доверенное лицо Ласэны, исполнительница ее воли. Менее всего капитану хотелось выказать свою слабость перед этой молодой и опасной женщиной.
      Дорога поднималась в гору. Слева дул соленый ветер, раскачивая деревья с набухшими почками. К полудню ветер становился почти раскаленным и нес с собой зловоние болотистых низин. Когда солнце так палит, неудивительно, что приходится нюхать эту дрянь. Поскорее бы вернуться в Кан.
      Капитан старался не думать о том месте, куда они держали путь. Пусть об этом думает адъюнктесса. За годы службы империи он научился в нужные моменты отключать свой мозг. Сейчас как раз и был такой момент.
      — И давно вы здесь, капитан? — спросила адъюнктесса.
      — Угу, — буркнул он.
      — Сколько? — спросила женщина, немного помолчав.
      — Тринадцать лет, адъюнктесса, — помешкав, ответил он.
      — Значит, вы еще сражались за императора?
      — Да, — односложно ответил капитан.
      — И вам удалось благополучно пережить чистки.
      Капитан пристально посмотрел на адъюнктессу. Если она и почувствовала его взгляд, то не подала виду. Ее глаза безотрывно глядели на дорогу. Первая помощница императрицы легко держалась в седле. Слева у нее на поясе висел меч, всегда готовый к сражению. Ее волосы были либо коротко острижены, либо полностью заправлены под шлем.
      «Гибкая, ничего не скажешь», — подумал капитан.
      — Ну как, вдоволь на меня насмотрелись? — поинтересовалась адъюнктесса. — Я спрашиваю о чистках, проведенных императрицей после безвременной кончины ее предшественника.
      Капитан скрежетнул зубами, потом наклонил голову, чтобы потереться подбородком о завязки шлема. Он не успел побриться, а щетина неприятно кололась.
      — Не всех убивали, адъюнктесса. Жители Итко Кана не слишком воинственны. Здесь не было бунтов, а потому не было и массовых казней, сотрясавших империю. Мы просто сидели и выжидали.
      — Понимаю, — произнесла адъюнкт, слегка улыбнувшись. — Вы ведь незнатного происхождения, капитан. Так?
      — Будь я знатного происхождения, — пробормотал он в ответ, — я бы не выжил даже здесь, в Итко Кане. Мы оба знаем это. Канцы любят подурачиться. Но приказ императрицы был таков, что даже завзятые фигляры не посмели его ослушаться, — усмехнулся он.
      — Где вы сражались до этого?
      — На Виканских равнинах.
      Они поехали молча, миновав случайно встретившегося им солдата. Деревья по левую сторону исчезли, открыв вид на морское побережье.
      — Сколько солдат вам пришлось задействовать, чтобы удерживать эту местность?
      — Тысячу сто.
      Адъюнктесса повернула голову, холодно взглянув на капитана.
      Капитан выдержал ее взгляд.
      — Пространство, на котором собраны жертвы резни, тянется на половину лиги вдоль побережья и на четверть лиги в глубь суши.
      Адъюнктесса выслушала его слова.
      Они подъезжали к вершине холма. На обочине дороги стояло десятка два солдат. Остальные теснились на самой вершине. И все глядели на них двоих — на грузного капитана и поджарую адъюнктессу императрицы.
      — Приготовьтесь, адъюнктесса. Поверьте, не так-то легко выдержать их взгляды.
 
      Главная помощница императрицы смотрела на лица солдат, стоявших в оцеплении. Перед ней были закаленные воины, ветераны, участвовавшие в осаде Ли Хенга и виканских войнах на северных равнинах. Они знали свое ремесло и, казалось, давным-давно должны были бы привыкнуть к неизбежностям войны. Однако глаза солдат странно блестели; казалось, этим суровым воинам хочется, чтобы она что-то им сказала. Что? Ободряющие, утешительные слова? Но этого она не умела, никогда не умела. Здесь они с императрицей были очень похожи. Ласэна тоже не умела ободрять и утешать. Только приказывать.
      Из-за холма доносились крики чаек и ворон. Птиц было очень много, и их крики сливались в пронзительный галдеж. Стараясь не смотреть на солдат из оцепления, адъюнктесса пришпорила лошадь. Капитан поехал следом. Оба поднялись на гребень холма и остановились, глядя вниз. Отсюда дорога шла под уклон и хорошо просматривалась на довольно большое расстояние.
      Тысячи ворон сплошным ковром покрывали равнину; они вились над канавами и ямами, сидели на возвышенностях. Под черно-белым покровом крыльев находился другой «ковер», состоявший из красных форменных мундиров. То тут, то там торчали разлагающиеся на жаре лошадиные туши. Иногда в черно-бело-красном месиве поблескивал металл.
      Капитан встал на стременах и развязал ремешки, удерживавшие шлем. Он медленно снял его, потом снова сел в седло.
      — Госпожа адъюнктесса…
      — Меня зовут Лорна, — тихо ответила она.
      — Сто семьдесят пять мужчин и женщин. Двести десять лошадей. Девятнадцатый полк конницы Итко Кана… — Капитан умолк и посмотрел на Лорну, потом тихо добавил: — Все мертвы.
      Лошадь под капитаном вдруг попыталась встать на дыбы, словно ее пришпорили. Он поспешно схватил поводья и осадил ее. Ноздри животного продолжали раздуваться; лошадь прижала уши и вся дрожала. Жеребец адъюнктессы не пошевелился.
      — Госпожа Лорна, все наши воины успели обнажить оружие. Все сражались с теми, кто на них напал. И все погибли, не убив ни одного врага.
      — Вы осмотрели побережье? — спросила Лорна, не отрывая взгляда от дороги.
      — Никаких следов высадки, — ответил капитан; — Нигде никаких следов: ни от моря, ни к морю. Кроме этих есть еще погибшие. Крестьяне, рыбаки, просто проезжие. И все были разорваны в клочья: дети, собаки, скот.
      Он вдруг замолчал и отвернулся.
      — Более четырехсот погибших, — добавил капитан. — Точно сосчитать было невозможно.
      — Да, конечно, — отозвалась Лорна. Ее голос прерывался от волнения. — Свидетелей нет?
      — Нет.
      К ним приближался всадник. Приникнув к крупу лошади, он что-то шептал ей на ухо, видимо пытаясь успокоить животное. Птицы с криками поднимались, освобождая ему путь, затем снова снижались.
      — Кто это? — спросила Лорна.
      — Лейтенант Ганоэс Паран. Он, недавно под моим командованием. Из Анты, — пробурчал капитан.
      Лорна прищурилась, глядя на молодого человека. Лейтенант остановился, чтобы отдать распоряжения солдатам, расчищавшим дорогу. Потом он выпрямился в седле и посмотрел в сторону капитана и Лорны.
      — Паран? Из Дома Паранов?
      — Да, голубая кровь и все такое.
      — Велите ему подъехать.
      Капитан махнул рукой, и лейтенант пришпорил лошадь. Не прошло и минуты, как он оказался рядом с ними и отсалютовал.
      И всадник, и конь с головы до ног были покрыты каплями крови и усеяны засохшими кусками мертвой плоти. Вокруг них, остервенело жужжа, кружились мухи и осы. Лорна увидела, что у лейтенанта не такое уж молодое лицо, как ей показалось вначале. Но лучше смотреть на его лицо, чем на следы страшной бойни.
      — Лейтенант, вы проверяли, как там, по другую сторону? — спросил капитан.
      Паран кивнул.
      — Да, господин капитан. Там, внизу, маленькая рыбацкая деревушка, прямо на мысе. Дюжина домишек. И во всех домах, кроме двух, — мертвецы. Почти все лодки на причале. Не хватает одной или двух.
      — Лейтенант, что вы видели в пустых домах? — прервала его Лорна.
      Прежде чем ответить, он был вынужден подавить нервную Дрожь.
      — Один дом на вершине холма, в стороне от дороги. Скорее всего, он принадлежит старухе, чей труп мы нашли на дороге, в полулиге к югу.
      — Почему вы решили, что он принадлежит старухе?
      — Госпожа адъюнктесса, судя по обстановке и предметам обихода, в доме жила женщина, причем немолодая. К тому же у нее была привычка жечь свечи. Сальные свечи. На дороге мы нашли рассыпавшийся мешок с репой и несколько сальных свечей. И репа, и свечи явно принадлежали мертвой старухе. Добавлю: свечное сало в здешних краях весьма дорого.
      — Сколько раз вы проезжали через места этих побоищ, лейтенант? — спросила Лорна.
      — Достаточно, чтобы привыкнуть ко всему, — поморщившись, ответил он.
      — А кто жил во втором пустом доме?
      — Наверное, какой-то рыбак с дочерью. Дом выходит прямо к причалу. Лодки на причале не было. Может, они выходили в море и спаслись.
      — И никаких признаков их возвращения?
      — Никаких. Мы, конечно, ищем тела везде: и на дороге, и в поле.
      — А на берегу?
      — Нет.
      Капитан и лейтенант оба глядели на Лорну, и это ей очень не нравилось.
      — Капитан, каким оружием были убиты люди?
      Капитан замялся, потом бросил взгляд на лейтенанта.
      — Вы все время находитесь здесь, Паран. Наверное, вы лучше меня ответите на вопрос адъюнктессы.
      Паран натянуто улыбнулся и ответил:
      — Они были убиты… естественным оружием.
      Капитану показалось, что его сейчас вытошнит. Этот мальчишка подтвердил то, в чем он очень не хотел себе признаваться.
      — Как это понимать — «естественным оружием»? — спросила недоумевающая Лорна.
      — В основном зубами. Очень большими и острыми.
      Капитан откашлялся.
      — Волков в Итко Кане нет уже сотню лет. Во всяком случае, никаких волчьих трупов нам не попадалось…
      Паран отвел взгляд от подножия холма.
      — Будь это волки… я даже в детских сказках не слышал, чтобы волки были величиной с мула. Но главное — никаких следов. Ни от лап, ни вообще. Даже клочка шерсти нет.
      — Значит, не волки, — сказала Лорна.
      Паран пожал плечами.
      Адьюнктесса императрицы глубоко вдохнула, потом осторожно и медленно выдохнула.
      — Я хочу осмотреть рыбацкую деревню.
      Капитан принялся надевать свой шлем, но адъюнктесса покачала головой.
      — Мне будет достаточно сопровождения лейтенанта. Надеюсь, что вы тем временем вплотную займетесь устранением последствий случившегося. Мертвых убрать, и как можно быстрее. Все признаки резни ликвидировать.
      — Будет исполнено, адъюнктесса, — произнес капитан, старательно пряча довольную улыбку.
      Лорна повернулась к молодому аристократу.
      — Едемте, лейтенант.
      Ганоэс кивнул и поехал вперед.
 
      Когда птицы начали нехотя подниматься со своих мест, взлетая перед приближающимися людьми, адъюнктесса искренне позавидовала капитану. Стараниями этих крылатых пожирателей падали перед Лорной обнажилось месиво, состоявшее из сломанного оружия, сломанных костей и кусков человеческого и лошадиного мяса. Воздух был душным и тошнотворно-дурманящим. Адъюнктесса видела мертвых солдат; их головы вместе со шлемами были размозжены и разодраны чьими-то гигантскими челюстями. Рядом валялись клочья одежды, разбитые щиты и… конечности, оторванные от тел. Лорне хватило всего несколько мгновений, после чего она заставила себя сосредоточить взгляд на рыбачьей деревушке. Ее чистокровный жеребец, потомок лучших пород Семиградия, боевой конь, привычный к виду крови, теперь потерял всю свою горделивую поступь и осанку.
      Он осторожно выбирал места на дороге, куда можно было ступить.
      Лорне стало невыносимо, и она решила заговорить с Ганоэсом.
      — Лейтенант, вы уже получили назначение?
      — Нет, адъюнктесса. Я надеюсь, что меня оставят служить в столице.
      Она удивленно подняла брови.
      — В самом деле? И как это вам удастся?
      Паран сдержанно улыбнулся.
      — Это можно устроить.
      — Понимаю. — Лорна помолчала. — Знать не очень-то рвется на поля сражений и, опустив головы пониже, предпочитает выжидать.
      — Так повелось с самых первых дней империи. Император нас не любил. А императрица просто лжет нам.
      Лорна в изумлении посмотрела на молодого человека.
      — Вижу, вы рискованный человек, лейтенант. Иначе вы бы поостереглись говорить подобные слова первой помощнице императрицы. Или вы верите в собственную неуязвимость?
      — Но это же правда.
      — Вы ведь еще достаточно молоды, не так ли?
      Казалось, этот вопрос задел лейтенанта. Его гладковыбритые щеки вспыхнули.
      — Госпожа адъюнктесса, последние семь часов я провел по колено в крови. Я отгонял от тел чаек и ворон. Хотите знать, как кормятся эти хищники? У них крепкие и острые клювы. Они сдирают с убитых одежду и доспехи, а потом… выклевывают глаза, языки, печень и сердце. Добычи вокруг больше, чем они в состоянии пожрать, и потому куски мяса летят в разные стороны…
      Голос лейтенанта дрогнул. Он попытался совладать с собой.
      — Нет, адъюнктесса, я уже не молод. А что до моего высказывания — мне все равно. Правды больше нет и не будет.
      Они съехали со склона холма. Слева от дорога отходила тропа, ведущая к морю. Паран кивком головы указал на нее и пришпорил коня.
      Лорна поехала следом, вперив задумчивый взгляд в широкую спину лейтенанта. Потом переключилась на дорогу. Дорога, что вела к мысу, была совсем узкой. Слева ее подпирала кромка обрыва высотой не менее тридцати футов. Был час отлива. В оставленных морем лужах отражалось небо.
      Всадники подъехали к песчаной полосе берега. Мыс вздымался невысоким холмистым лугом, на котором стояло около дюжины хижин.
      Адъюнктесса посмотрела на море. Лодки покачивались у причала, пустовало лишь одно место. Небо над водой было чистым.
      Ни одной чайки. Да и к чему им высматривать рыбу, если поблизости — изобилие пищи?
      Лорна развернула своего жеребца. Паран тоже развернулся. Он видел, как адъюнктесса сняла шлем и встряхнула длинными рыжеватыми волосами. Они были потными и слипшимися. Лорна выдохнула соленый морской воздух. Их глаза встретились. В глазах лейтенанта был немой вопрос.
      — Лейтенант, я ценю вашу смелость и искренность, — сказала Лорна. — Но с мечтой служить в Анте вам придется распрощаться. Отныне вы будете получать приказы от меня как офицер, прикомандированный к моему штабу.
      Его глаза сузились.
      — Адъюнктесса, вы можете объяснить, что здесь произошло?
      Лорна ответила не сразу. Откинувшись в седле, она рассматривала морской простор.
      — Здесь побывал маг, обладающий колоссальной силой. Зачем он здесь был и что делал — я не стану даже гадать. Но он устроил превосходный отвлекающий маневр.
      Паран даже рот разинул от изумления.
      — Почти четыреста человек зверски умерщвлены, а вы называете это отвлекающим маневром?
      — Если рыбак с дочерью отправились на лов, они давно должны были бы вернуться, — вместо ответа сказала Лорна.
      — Но…
      — Вы не найдете их тел, лейтенант.
      — И что теперь? — озадаченно спросил Паран.
      — Мы возвращаемся.
      — То есть как?
      Лорна молча тронула жеребца и поехала по тропе. Некоторое время Паран следил за ней глазами, затем нагнал.
      — Вы мне так ничего и не объяснили, адъюнктесса.
      Она предостерегающе взглянула на него.
      Паран упрямо мотнул головой.
      — Так дело не пойдет. Если я теперь у вас в штате, я хочу знать, что происходит.
      Лорна надела шлем и туго затянула ремешки под подбородком. Растрепанные пряди ее длинных волос закрывали имперскую форму.
      — Извольте. Как вы знаете, лейтенант, я не маг…
      — Верно, — с холодной усмешкой прервал ее Паран. — Вы только выслеживаете и убиваете их.
      — Потрудитесь больше меня не перебивать. Итак, я — живое проклятие для магов всех сортов. Хоть сама я и не занимаюсь магией, но имею к ней некоторое отношение. Некоторое. Мы, если хотите, знаем друг друга в лицо. Я знаю, как действует магия и как мыслят разные люди, применяющие разные виды магии. Нас упорно подталкивают к выводу, будто резня была случайной и в ней никто не уцелел. И то, и другое — ложь. Мы должны узнать, кому и зачем это понадобилось.
      Паран медленно кивнул.
      — Вот вам мое первое задание, лейтенант. Отправляйтесь в близлежащий городишко. Напомните-ка мне его название.
      — Герром.
      — Да, Герром. Там наверняка должны знать эту деревню. Рыбаки продают свой улов на тамошнем рынке. Расспросите жителей, выясните, что это за рыбак, у которого нет никого, кроме дочери. Узнайте их имена, выясните, как оба выглядят. Если понадобится, используйте силу.
      — Этого не понадобится, — возразил Паран. — Люди здесь общительны.
      Они выехали на дорогу и остановились. На дороге, среди мертвых тел, стояли повозки. Волы беспокойно перебирали копытами, заляпанными кровью. Над головами солдат, сваливавших трупы в повозки, вились тысячи птиц. Зрелище вселяло панический ужас. Вдалеке стоял капитан. В руке у него болтался на ремешке нагретый на солнце шлем.
      Адъюнктесса угрюмо поглядела на солдат, на капитана, затем обернулась к Парану.
      — Сделайте это ради них, лейтенант.
 
      Капитан смотрел на приближающихся всадников и чувствовал, что его спокойные дни в Итко Кане сочтены. Шлем оттягивал руку. Капитан ел глазами Парана. Кажется, этому высокородному ублюдку повезло.
      «Похоже, сотня невидимых нитей тянет его к тепленькому местечку в каком-нибудь тихом городишке».
      Капитан поймал на себе взгляд Лорны.
      — У меня к вам просьба, капитан.
      Он вздохнул.
      «Просьба. Как же. Императрица каждое утро заглядывает к себе в шлепанцы: не лежит ли там очередная просьба».
      — Я вас слушаю, адъюнктесса.
      Лорна спешилась, а вслед за ней и Паран. Выражение лица лейтенанта было непроницаемым. Что это? Высокомерие? Или же адъюнктесса задала ему пищу для ума?
      — Капитан, — начала Лорна, — насколько мне известно, в Кане сейчас идет набор новобранцев. В имперскую армию записываются не только горожане, правда?
      — Конечно. Скажу по правде, горожане не больно-то торопятся пополнять наши ряды. Им в городе и так неплохо живется. К тому же дурные вести доходят туда гораздо раньше. А большинство крестьян даже не подозревают, что в Генабакисе сейчас все валится прямехонько в ворота Клобука. Да и жизнь крестьянская потяжелее городской. По их меркам, горожане просто зажрались. А можно узнать, почему вы спрашиваете?
      — Можно.
      Лорна смотрела, как солдаты расчищают дорогу.
      — Мне нужен список новобранцев за последние два дня. Горожане меня не интересуют. Только деревенские, и то не все. Мне нужны лишь женщины и пожилые мужчины.
      — Тогда список будет невелик, — проворчал капитан.
      — Я надеюсь, капитан.
      — Вы сумели разузнать, что кроется за всей этой бойней?
      — Понятия не имею, — ответила Лорна, продолжая глядеть на дорогу.
      — Плохи дела, — чуть слышно отозвался капитан.
      — Ах да, — повернулась к нему Лорна. — Лейтенант Паран переходит под мое командование. Надеюсь, вы напишете соответствующее распоряжение.
      — Как прикажете, адъюнктесса. Люблю писанину.
      Лорна одарила его скупой и быстро угаснувшей улыбкой.
      — Лейтенант Паран покидает ваш полк прямо сейчас.
      Капитан посмотрел на молодого аристократа и улыбнулся. Служить при адъюнктессе — все равно что быть червяком на крючке. Адъюнктесса — крючок, а само удилище — в руках императрицы. Что ж, пусть мальчик повертится.
      Судя по кислому выражению его лица, Паран вовсе не был счастлив.
      — Слушаюсь, адъюнктесса.
      Произнеся эти слова, он вскочил в седло, отсалютовал и поскакал по дороге.
      Капитан проводил его взглядом, потом спросил:
      — Будут ли еще какие-нибудь распоряжения, госпожа Лорна?
      — Да.
      Ее тон заставил его вздрогнуть.
      — Я хотела бы знать мнение старого солдата насчет присутствия родовой знати в составе высших командных чинов имперской армии.
      Капитан угрюмо взглянул на адъюнктессу.
      — Ничего лестного я вам не скажу.
      — Продолжайте.
      И капитан продолжил.
 
      Шел восьмой день набора новобранцев. Штабной сержант Араган сидел за столом и тупо смотрел перед собой затуманенными от усталости глазами. Тем временем капрал втолкнул в комнату очередного молокососа. Что ни говори, а в Кане им просто повезло. Рыбку лучше всего ловить в стоячих водах. Так говорит канский кулак. Старуха она сварливая, но не дура. Ну что знают эти юнцы про армию и сражения? Ничего, кроме россказней. Удобная штука — россказни. Крови они не проливают. От всех этих «доблестных историй» у тебя самого не сведет живот от голода и не промокнут ноги. А когда ты молод и тебе надоело каждый день выгребать из хлева свинячье дерьмо, ты веришь, что все оружие, какое есть в мире, не причинит тебе ни малейшего вреда. Героические россказни рисуют тебе совсем другую жизнь, и тебе хочется поскорее стать ее частью.
      Погодите, ребятки. Может, когда окажетесь далеко от Кана, в действующей армии, свинячий хлев в родительском доме вспомнится вам потерянным раем. Будете постигать уроки жизни на собственной шкуре, пока она цела. В этом старуха ой как права.
      Сегодняшний день был неудачным. Явился местный капитан, наделал шуму, забрал с собой три роты и даже не пожелал объяснить, что к чему. Мало того, вскоре из Анты пожаловала адъюнктесса императрицы Ласэны. Ясное дело, воспользовалась каким-нибудь из этих проклятых магических Путей. Хотя капитан никогда не видел адъюнктессу, его трясло от одного ее имени. Истребительница магов, эдакий скорпион, которого империя держит в своем кармане.
      Араган сидел, уставившись в стол, и ждал, когда капрал начнет говорить. Потом поднял глаза.
      Приведенный новобранец, точнее, новобранка вконец озадачила сержанта. Араган открыл рот, собираясь произнести гневную тираду и выставить девчонку за дверь, но так ничего и не сказал. Предписания канского кулака звучали предельно просто: если есть две руки, две ноги и голова — брать. Генабакийская кампания была сущим адом, постоянно требовавшим все новых и новых солдат.
      Араган улыбнулся стоящей перед ним девчонке. Руки на месте, ноги на месте, голова тоже. Пока.
      — Ну что, девонька, желаешь пополнить ряды малазанского военно-морского флота?
      Девчонка кивнула, холодно глядя на Арагана.
      Лицо вербовщика застыло.
      «Проклятье, ей ведь не больше тринадцати! Будь она моей дочерью… Но почему у нее взрослый взгляд?»
      В последний раз он видел такие глаза в Генабакисе, когда проходил с ротой по земле, пережившей пять лет засухи и два года войны. Такие старые глаза бывают у тех, кто голодал и видел смерть.
      — Как твое имя, дитя?
      — Значит, меня возьмут?
      Араган кивнул и вдруг почувствовал, что у него дико разболелась голова.
      — Если у тебя нет особых пожеланий, свое назначение ты получишь через неделю.
      — Я хочу участвовать в Генабакийской кампании, — не задумываясь, выпалила девчонка. — Хочу служить под командованием Железного кулака Дуджека Однорукого.
      Араган заморгал.
      — Я это учту, — тихо сказал он. — Так как тебя зовут, воительница?
      — Печаль. Меня зовут Печаль.
      Араган записал имя в рекрутскую книгу.
      — Ты свободна, рядовая. Капрал расскажет тебе, куда идти. И смой грязь с ног, — добавил он.
      Девочка ушла. Сержант еще какое-то время скрипел пером, и вдруг его пронзила мысль. Дождя не было уже несколько недель. Между тем грязь на девчоночьих ногах была серо-зеленого цвета, а вовсе не темно-красного. Араган отбросил перо и стал растирать виски.
      «Ну вот, наконец голова проходит».
 
      Герром находился в полутора лигах от моря, на Старо-Канской дороге. Некогда оживленная, дорога эта утратила былое значение, когда при императоре построили новую, идущую вдоль побережья. Теперь ею пользовались в основном пешие путники: местные крестьяне и рыбаки, носившие свой товар на продажу.
      Куда бы ни взглянул Паран, повсюду валялись клочья материи, поломанные корзины и рассыпанные овощи. Последним свидетелем исхода был хромой мул, стоявший у обочины и утопавший ногами в горе риса. Он едва взглянул на проезжавшего лейтенанта.
      Похоже, народ бежал по этой дороге совсем недавно; скорее всего, вчера ночью или же рано утром. Валявшиеся овощи были свежими, фрукты и зелень начали портиться только теперь, оказавшись под палящим солнцем.
      Лошадь Парана двигалась медленно. В жаркой дымке появились окраинные строения Геррома — заштатного торгового городишки. Сложенные из кирпича-сырца, все они были похожи друг на друга. Парана удивило полное отсутствие людей. Неужели скрываются от жары? Ни одна собака не выскочила на дорогу, чтобы облаять всадника. Ни одной телеги, если не считать ту, опрокинутую, с застывшим в воздухе колесом. Жуткую картину дополняла мертвая тишина: ни птичьего щебетания, ни жужжания насекомых. Рука Парана потянулась к ножнам и наполовину вытащила меч.
      Въехав в Герром, лейтенант остановился. Пока что ему было ясно одно: жители опрометью бежали из города, почти ничего не взяв с собой. Но кто же напал на них? Паран не увидел ни искалеченных тел, ни следов борьбы. Только домашний скарб, впопыхах брошенный обезумевшими от страха людьми. Паран глубоко вдохнул, медленно выдохнул, затем пустил лошадь вперед. Главная улица была, по сути, единственной городской улицей и упиралась тоже в единственное двухэтажное каменное здание имперской управы. Обитые жестью ставни были закрыты, тяжелая входная дверь — тоже.
      Возле управы лейтенант спешился, привязал лошадь к торчащему из земли штырю, потом оглянулся назад. Пусто. Вынув меч из ножен, Паран подошел к двери.
      Лейтенанта остановил негромкий дробный звук; звук был слишком тихим, и потому Паран услышал его только теперь, стоя перед тяжелой дверью. Изнутри доносилось неясное бормотание, от которого волосы у него встали дыбом. Паран просунул меч в щель и острым концом лезвия надавил на задвижку. Та поддалась. Затем он распахнул дверь.
      В неясном свете Паран уловил какое-то движение. Помещение наполнял густой тяжелый запах разлагающихся тел. Лейтенанту стало тяжело дышать, во рту у него пересохло. Он остановился и подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Затем он шагнул в переднее помещение, откуда и доносились непонятные гортанные звуки. Комната была полна… черных голубей, воркующих свои бесконечные песни. Под этим живым покровом находилось то, что было когда-то человеком. Распростертое тело лежало на полу, густо измазанное пометом. Удушливо пахло потом и смертью.
      Паран шагнул дальше. Голуби зашевелились, но не обратили на него особого внимания.
      Сквозь полумрак лейтенант различил несколько мертвых человеческих лиц с пустыми глазами. Их лица имели синюшный оттенок, будто эти люди задохнулись. Паран задержал взгляд на одном из солдат.
      — Ох, вредно для здоровья носить форму в наши дни, — пробормотал он.
      «Только птицы и услышат эту шутку. Кажется, такой мрачный юмор мне больше не по нутру».
      Паран тряхнул головой и прошелся по комнате. Голуби с воркованием уворачивались от его тяжелых башмаков. Дверь в кабинет старшего офицера была приоткрыта. Через небольшие щели в ставнях внутрь проникал тусклый свет. Убрав меч в ножны, Паран вошел в кабинет. Мертвый капитан так и остался сидеть за столом. Его лицо покрывали пятна голубоватого, зеленого и серого оттенков.
      Паран смел со стола птичьи перья и заглянул в бумаги, лежавшие перед капитаном. Маслянистые, осклизлые листы папируса раскрошились, едва он коснулся их пальцами.
      «Тщательно убрать все следы», — вспомнил он приказ адъюнктессы.
      Паран повернулся и быстро вышел наружу. Потом плотно закрыл дверь безжизненной имперской управы.
      Едва ли местные жители поняли, что здесь замешана магия. И след, оставленный ею, не обрывался, а уходил дальше.
      Паран отвязал лошадь, сел в седло и выехал из покинутого города. Назад он не оглядывался.
 
      Солнце тонуло в багровых облаках на горизонте. Паран изо всех сил старался держать глаза открытыми. Очень длинным был этот день. Чудовищный день. Местность вокруг, когда-то знакомая и безопасная, превратилась во что-то совсем иное — над нею клубились темные магические вихри. Парану совсем не улыбалось провести эту ночь под открытым небом.
      Лошадь шла вперед, опустив голову. Медленно опускались сумерки. Подстегиваемый собственными мрачными мыслями, Паран пытался осознать, что же произошло с утра.
      Перед мысленным взором промелькнули брезгливое лицо немногословного капитана и гарнизон в Кане, потом сегодняшняя неожиданная встреча с адъюнктессой императрицы. Служба при ней означала головокружительный взлет в его военной карьере; неделю назад он даже и не помышлял о подобном.