По ту сторону порабощающих нас иллюзий. Дзен-буддизм и психоанализ (сборник)

Подходы как матери, так и дочери равно лишены динамизма. Обе они предсказывают будущее либо на основе прошлых проявлений, либо опираясь на нынешние слова и поступки, однако ни та, ни другая не могут доказать, что их предсказания чем-то лучше простых догадок.

В чем же, в противовес такому подходу, состоит подход динамический? Суть этого подхода заключается в том, чтобы прорваться сквозь внешние проявления прошлого и настоящего поведения и понять, какие силы породили данный образец поведения в прошлом. Если эти силы все еще существуют, приходится предположить, что четвертая женитьба окончится не иначе, чем предыдущие. С другой стороны, если что-то изменилось в силах, лежащих в основании поведения, следовало бы допустить возможность или даже вероятность другого исхода по сравнению с прошлым. О каких же силах идет здесь речь? В них нет ничего таинственного, и они отнюдь не плод абстрактных спекуляций. Они эмпирически постижимы, если только правильно подойти к изучению поведения личности. Например, можно предположить, что данный человек не разорвал первичных уз с матерью, что он очень нарциссичен[5] и глубоко сомневается в собственной мужественности, что он подросток – переросток в своей постоянной потребности чувствовать восхищение и расположение со стороны других людей, так что, найдя женщину, удовлетворяющую эти его потребности, и завоевав ее, он вскоре начинает тяготиться ею. Ему нужны новые доказательства его привлекательности, поэтому он должен искать другую женщину, способную опять убедить его. В то же время он действительно зависит от женщин и боится их, а продолжительные интимные отношения заставляют его почувствовать себя порабощенным и скованным. Здесь действуют такие силы, как нарциссизм, зависимость, неуверенность в себе, которые и порождают потребности, ведущие к описанному виду поведения. Как я уже говорил, эти силы ни в коем случае не результат абстрактного умозрения. Их можно проследить многими способами: исследуя сновидения, свободные ассоциации, фантазии; наблюдая за выражением лица, жестами, манерой говорить и тому подобное. Правда, зачастую они не бросаются в глаза, их приходится выводить теоретически. К тому же их можно распознать только в рамках теоретической системы, где им принадлежит определенное место и значение. Особенно важно то, что эти силы сами по себе не являются неосознаваемыми, однако они находятся в противоречии с осознанными мыслями данного человека. Он искренне убежден в том, что будет любить эту девушку во веки веков, что он независим, силен и уверен в себе. Поэтому обычный человек думает так: раз человек чувствует, что любит женщину, как можно предсказывать, что он вскоре бросит ее, ссылаясь на такие мистические сущности, как «фиксация на матери», «нарциссизм» и т. п.? Разве наши глаза и уши не лучшие судьи, чем подобные дедуктивные выводы?

Точно такая же проблема есть и в марксистском обществоведении. Наилучшим введением в нее тоже послужит пример. Германия развязала две войны – одну в 1914 г., другую в 1939-м, – в которых она едва не покорила своих западных соседей и едва не нанесла поражения России. После первоначального успеха Германия в обоих случаях потерпела поражение главным образом из-за превосходящей мощи Соединенных Штатов; экономика Германии сильно пострадала, но в обоих случаях была быстро восстановлена, и через 5–10 лет после войны страна достигала такой же экономической и военной мощи, какой она располагала до войны. Сегодня по прошествии немногим более 15 лет после своего поражения, которое было гораздо более сокрушительным, чем поражение в войне 1914–1918 гг., Германия – вновь сильнейшая в Европе индустриальная и военная держава (после Советского Союза). Она утратила значительную часть своей прежней территории, однако процветает больше, чем когда-либо прежде. В сегодняшней Германии демократический режим; у нее небольшая армия, военно-морской флот и военно-воздушные силы; она заявляет, что не будет пытаться вернуть силой утраченные земли, хотя и не отказывается от претензий на них. С опаской и подозрением взирают на новую Германию страны советского блока и небольшие группы людей в западных странах. Это объясняется тем, что Германия дважды нападала на соседей и дважды заново вооружалась, несмотря на поражения; что генералы «новой» Германии – те же самые, что служили Гитлеру, и поневоле приходится ожидать, что Германия предпримет третью попытку, на этот раз напав на Советский Союз, чтобы вернуть себе утраченные земли. Лидеры стран НАТО, да и в значительной степени общественное мнение отвечают на это, что подобные подозрения неоправданны и даже совершенно фантастичны. Разве речь идет не о новой демократической Германии, разве ее лидеры не заявили, что они стремятся к миру, разве германская армия не является настолько малочисленной (12 дивизий), чтобы не представлять ни для кого угрозы? Если принимать во внимание только заявления западногерманского правительства (допуская, что оно говорит правду) и нынешнюю мощь страны, тогда позиция НАТО представляется весьма убедительной. Если же доказывать, что Германия опять совершит нападение, потому что делала это раньше, то получим тоже довольно убедительный аргумент, не опровергающий, однако, того, что Германия могла совершенно измениться. Здесь, как и в приведенном выше примере из психологии, можно расстаться с домыслами только в том случае, если заняться анализом сил, определяющих развитие Германии.

Заметный подъем германской промышленности начался только после 1871 года, так что среди великих западных индустриальных систем Германия оказалась в числе опоздавших. В 1895 году по производству стали она достигла уровня Великобритании, а к 1914 году Германия намного опередила и Англию, и Францию. Германия располагала самым высокопроизводительным оборудованием (в основном благодаря трезвомыслящему, трудолюбивому, образованному рабочему классу), но ей не хватало сырья, да и колоний было маловато. Чтобы максимально реализовать свой экономический потенциал, она должна была расширяться, захватывать территории, богатые сырьем, в Европе и в Африке. В то же время Германии досталось в наследство от Пруссии сословие офицеров, воспитанных в давних традициях дисциплины, верности и преданности армии. Промышленный потенциал с присущей ему склонностью к экспансии в сочетании со способностями и амбициями военного сословия явились той взрывоопасной смесью, которая привела Германию к авантюре Первой мировой войны в 1914 году. В то время как германское правительство во главе с Бетманом-Гольвегом не помышляло о войне, военные подталкивали его к ней, и спустя три месяца после начала войны оно признало те цели войны, которые навязывались правительству представителями германской тяжелой промышленности и крупных банков. Цели войны были более или менее теми же, что и заявленные Alldeutscher Verband – этим политическим авангардом промышленных кругов начиная с 90-х годов: французские, бельгийские и люксембургские месторождения угля и железа, колонии в Африке (особенно Катанга) и некоторые территории на востоке. Войну Германия проиграла, но тем же самым промышленникам и военным удалось сохранить свое могущество, несмотря на революцию, которая вроде бы некоторое время угрожала их власти. В 30-е годы Германия снова достигла такого же превосходства, как и накануне 1914 года. Однако сильнейший экономический кризис с шестью миллионами безработных начал угрожать всей капиталистической системе. Социалисты и коммунисты в общей сложности получили на выборах чуть меньше половины голосов населения и вдобавок нацисты собирали на митинги миллионы людей, заявляя о своей якобы антикапиталистической платформе. Промышленники, банкиры и генералы приняли предложение Гитлера ликвидировать левые партии и профсоюзы и утвердить дух национализма вместе с созданием новой сильной армии. В обмен ему позволили выполнить его расистскую программу – программу, которая не слишком-то нравилась его союзникам в сфере промышленности и в армии, но против которой они не слишком-то и возражали. Единственная вооруженная сила нацистов, которая могла бы представлять опасность для промышленников и армии – отряды СА, – была уничтожена в 1934 году путем ликвидации всех ее лидеров сразу. Целью Гитлера было осуществление той же самой программы, что и программа Людендорфа в 1914 году. Правда, на сей раз генералы планировали войну с большей неохотой. Но благодаря сочувственной поддержке западных правительств, Гитлер сумел убедить генералов в исключительности своего таланта и в правильности своих милитаристских планов. Он завоевал их поддержку на ведение войны 1939 года, цели которой были те же самые, что и у кайзера в 1914 году. Хотя Запад сочувственно относился к Гитлеру вплоть до 1938 года и почти не протестовал против устроенных им гонений по расовым и политическим мотивам, положение изменилось, когда он перестал соблюдать осторожность и втянул Великобританию и Францию в войну. С этого момента все стали делать вид, будто война против Гитлера – это война против диктатуры, тогда как на самом деле она была, как и в 1914 году, войной против наступления на экономические и политические позиции западных держав.

Потерпев поражение, Германия воспользовалась мифом о том, будто Вторая мировая война была войной против нацистской диктатуры, избавившись от наиболее явных и широко известных нацистских лидеров (уплатив значительные суммы в качестве репараций евреям и израильскому правительству) и заявив тем самым, что новая Германия абсолютно отлична от кайзеровской и от гитлеровской. Подлинная же ее основа не изменилась. Сегодня промышленность Германии столь же сильна, как и перед Второй мировой войной, хотя территория ее еще больше сократилась. Военная каста Германии осталась той же самой, хотя юнкерство и утратило свои экономические позиции в Восточной Пруссии. Силы германского экспансионизма, существовавшие в 1914 и 1939 гг., остались прежними, но на сей раз у них в запасе – мощный эмоциональный заряд, проявляющийся в шумных требованиях возвратить «отторгнутые» земли. Германские лидеры кое-чему научились: на сей раз они начинают с того, что заключают союз с Соединенными Штатами, чтобы сильнейшая западная держава не стала их потенциальным противником. На сей раз они присоединились к сообществу со всей Западной Европой, имея хорошие шансы на то, чтобы стать ведущей державой в новой федеративной Европе в качестве сильнейшей в экономическом и военном отношениях. Новая Европа во главе с Германией будет столь же экспансионистской, как и старая Германия; в своем стремлении вернуть прежние германские территории она будет даже еще большей угрозой миру. При этом я не имею в виду, будто Германия хочет войны, особенно термоядерной. Я хочу сказать, что новая Германия надеется достичь своих целей без войны, одной лишь угрозой достигнутой ею превосходящей силы[6]. Однако подобный расчет наиболее вероятно приведет к войне, поскольку Советский блок, как и Великобритания и Франция в 1914 и 1939 гг., не будет безучастно взирать на то, что Германия становится все сильнее и сильнее.

Вновь дело здесь в том, что действуют экономические, социальные и эмоциональные силы, вызвавшие две войны в течение 25 лет и, вероятно, способные породить еще одну. Это не значит, будто кто-то хочет войны; эти силы действуют за спиной у людей и создают некоторые обстоятельства, способствующие войне. Только анализ этих сил может помочь нам понять прошлое и предсказать будущее, а не взгляд, ограниченный наблюдением за явлениями, как они существуют на данный момент.

У Маркса, как и у Фрейда, были предшественники. Тем не менее каждый из них впервые подошел к предмету своего исследования с научных позиций. Они сделали для исследования соответственно общества и индивида то же, чем для физиологии было открытие клетки, а для теоретической физики – атома. Маркс рассматривал общество как сложную систему противоречивых, но познаваемых сил. Знание этих сил позволяет понимать прошлое и до некоторой степени предсказывать будущее – не в том смысле, чтобы предсказать события, которые непременно произойдут, а в том, чтобы предсказать границы тех возможностей, из которых человеку предстоит выбирать.

Фрейд открыл, что человек как психическая целостность представляет собой структуру, составленную из сил, в значительной мере противоречивых и заряженных энергией. И здесь также мы имеем дело с научной проблемой специфики, интенсивности и направленности этих сил, чтобы понять прошлое и предсказать варианты на будущее. И здесь также изменения возможны ровно настолько, насколько данное соотношение сил их позволяет. К тому же действительные изменения, т. е. энергетические изменения внутри данной структуры, требуют не только глубокого понимания этих сил и законов, в соответствии с которыми они происходят, но также значительных усилий и твердого намерения.

Общей почвой, на которой произросла мысль как Маркса, так и Фрейда, в конечном счете является концепция гуманизма и человечности, которая, восходя к иудео-христианской и греко-романской традициям, вновь вошла в европейскую историю в эпоху Возрождения и полностью раскрылась в XVIII–XIX вв. Гуманистический идеал Возрождения состоял в наиболее полном развертывании универсального человека, который рассматривался как высший продукт естественного развития. Защита Фрейдом прав человека на естественные побуждения вопреки ограничениям, налагаемым обществом, как и его идеал, согласно которому разум контролирует и облагораживает эти побуждения, являются частью гуманистической традиции. Протест Маркса против социального порядка, при котором рабская зависимость человека от экономики уродует его, его идеал полного развертывания целостного, неотчужденного человека является частью той же самой гуманистической традиций. Взгляд Фрейда сужался его механистическим материализмом, который объяснял потребности человеческой природы как преимущественно сексуальные. Взгляд Маркса был гораздо более широким благодаря тому, что он видел, как классовое общество уродует человека, и поэтому мог составить представление о неизуродованном человеке и возможностях для его развития, если только общество станет подлинно человечным. Фрейд был либеральным реформатором, Маркс – радикальным революционером. Но сколь бы разными они ни были, их объединяло непреклонное желание освободить человека, одинаково непреклонная вера в то, что истина – средство освобождения, и уверенность в том, что условием освобождения является способность человека разорвать оковы иллюзий.

III. Концепция человека и его природы

Общеизвестно, что всем людям свойственны одни и те же основные антропологические и физиологические черты, и каждый врач понимает, что любого человека, вне зависимости от расы и цвета кожи, он мог бы лечить теми же методами, какие он применяет к человеку своей расы. Но имеет ли человек столь же общую психическую организацию; есть ли у всех людей вообще одна и та же человеческая природа? Существует ли такая сущность, как «человеческая природа»?

Этот вопрос ни в коем случае нельзя считать чисто академическим. Если бы люди различались в своей психической и духовной основе, как бы мы могли говорить о человечестве в более широком смысле, нежели физиологический и анатомический? Как бы мы могли понять «чужака», если бы он принципиально отличался от нас? Как бы мы могли понять искусство совершенно иных культур, их мифы, их драму, их скульптуру? Не свидетельствует ли это о том, что мы все обладаем одной и той же человеческой природой?

Примечания

1

Оба этих высказывания Маркс упоминал как свои любимые изречения. См. в книге E. Fromm Marx’s Concept of Man (New York: 19 Frederick Ungar Publishing Co., Inc., 1961). – Примеч. автора.

В переводе на русский язык: Фромм Э. Концепция человека у Маркса // Душа человека / Э. Фромм. – М., 1992. – Примеч. пер.

2

Либидо – введенное Фрейдом понятие для обозначения энергетически заряженных влечений сексуального характера. – Примеч. пер.

3

Рационализация – бессознательное оправдание собственного поведения путем приписывания ему ложных, но разумно звучащих оснований, приемлемых для сверх-Я; рациональное объяснение своих неразумных действий. – Примеч. пер.

4

Формула Фрейда в переводе с немецкого языка выглядит так: «Там, где было Оно, должно быть Я». (Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции. – М., 1991. – С. 349). – Примеч. пер.

5

Нарциссизм – склонность к замкнутости на себе, к самолюбованию как результат фиксации либидо на одной из ранних стадий развития психики (по имени героя древнегреческой мифологии Нарцисса). – Примеч. пер.

6

В радиоинтервью от 6 марта 1952 г. Аденауэр заявил: «Покуда Запад силен, будет и реальная стартовая позиция для мирных переговоров, с тем чтобы мирно освободить не только советскую зону, но и всю порабощенную Европу к востоку от железного занавеса». – Примеч. автора.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.