Какой успех! Танец немедленно возобновляется в еще более бешеном темпе.

Снова остановка!

Бара-сагибу вновь приходится всенародно демонстрировать свою щедрость.

В большой палатке мы все собираемся на скромный шота-хазри[35].

С момента прибытия в Тукучу мы надеемся отыскать нетрудный и безопасный гребень, дающий возможность выйти на вершину Дхаулагири или Аннапурны. Юго-восточный гребень Дхаулагири, нанесенный на карту и виденный нами из Баглунга, в какой-то мере поддерживает эту надежду. Однако полной уверенности ни у кого нет. Есть еще северный гребень. Он, правда, ледовый, однако небольшая крутизна и сравнительно малый набор высоты, судя по общей структуре вершины, кажутся весьма благоприятными факторами для попытки восхождения. Может быть, если установить несколько лагерей… Что касается Аннапурны, то, поскольку имеется тропа к перевалу Тиличо, эта вершина легко доступна и именно поэтому представляет лишь ограниченный спортивный интерес.

На другой день Кузи в сопровождении Панзи уходит на разведку. Он собирается произвести наблюдения с панорамного пункта (4000 метров) над Тукучей[36].

В 11 часов устанавливаю с Кузи радиосвязь.

– Говорит Куку! Я добрался до вершины. Вид фантастический, Дхаула мощно возвышается над всем массивом. Юго-восточный гребень ужасен! Очень длинный, множество ледовых "жандармов". Места для лагерей весьма проблематичны.

– Слышу хорошо. А как северный гребень?

– Сплошь ледовый. Крутизна порядочная. Наверняка большие технические трудности. Наиболее сложный участок посередине, но тут есть другое препятствие – участок, выводящий на гребень. По всей видимости, можно выйти по Восточному леднику[37], но отсюда он кажется невероятно разорванным.

– Виден ли тебе северный склон?

– Он очень опасен из-за больших ледовых сбросов. Вначале склон некрутой, и по нему, вероятно, можно выйти на северо-западный гребень. Но отсюда плохо видно.

– Что скажешь насчет Нилгири?

– Все отвесно. С этой стороны надежды мало!

– Спасибо, старина! До скорого свидания!

– Пока, Морис. Конец связи!

Первые сведения несколько охлаждают наш оптимизм. Когда вернется Кузи, мы с помощью его зарисовок приступим к первому анализу.

Вечером в большой палатке идет жаркая дискуссия. Между двумя чашками чаю Кузи подтверждает то, что он сообщил по радио.

– Надо добраться до основания вершинной пирамиды! – начинает Ребюффа.

С этим все согласны. Но в отношении подходов мнения разделяются.

Что делать? Подниматься по Восточному леднику Дхаулагири, такому изрезанному и, без сомнения, опасному? Обогнуть пик Тукуча, которым заканчивается северный гребень, и выйти в северный цирк Дхаулагири по пресловутому Г-образному ущелью, показанному на карте?

– Надо направить разведку в разные стороны, – говорю я, – а для этого нам, очевидно, придется разделиться. Пока мы будем исследовать окрестности Дхаулагири и Аннапурны, вполне можно работать двойками.

– На Аннапурне, безусловно, можно чего-нибудь добиться, – заявляет Шац и добавляет с мечтательным видом: – Шеститысячный перевал… тропа…

– Дхаула выглядит неважно. Другая симпатичнее, – признается Кузи.

– Ну что же, друзья! Завтра общий выход. Ляшеналь и ты, Гастон, отправляетесь на разведку Восточного ледника. Врач и Шац возьмут лошадей и, поднявшись над Лете, взглянут на перевал Тиличо и на Аннапурну. Мы с Марселем прогуляемся вверх по Г-образному ущелью, которое здесь называют Дамбуш-Кхола. Может быть, нам удастся увидеть северный склон Дхаулагири.

– А я? – спрашивает разочарованный Кузи.

– Ты? Отдыхай пока в лагере. Не бойся, работы хватит на всех. Сегодня только 23 апреля, до муссона еще далеко![38] Это относится и к тебе, Лионель, старайся не простудиться.

– И… не забывай про диету, – советует Удо.

– Мне уже немного лучше, – уверяет Террай, хотя он выглядит неважно после подхваченной еще в Баглунге болезни.

– А мне что же, прикажете бить баклуши? – спрашивает Нуаель.

– Да соблаговолит "ваша светлость" немного заняться черной работой. Кончайте с Куку установку лагеря.

Просыпаюсь в пять часов.

Ляшеналь и Ребюффа проходят мимо с двумя шерпами, несущими лыжи и высотный комплект[39]. Чтобы не терять времени даром, через местность, покрытую лесами и оврагами, их проведет шикари.

– Пока, Морис!

– До свидания! Не забудьте про крюки!

– До завтра!

Удо и Шац уже на ногах. Их лошади должны прибыть к семи часам. За день, надеюсь, они смогут подняться достаточно высоко, чтобы увидеть пресловутый перевал Тиличо и раскрыть его тайну.

В свою очередь мы с Ишаком, довольные тем, что снова выходим в горы, покидаем лагерь. Через несколько минут подходим к Дамбуш-Кхола, по ущелью которой, обходя глубокие и узкие каньоны, мы пройдем как можно дальше.

– Поток явно мелковат, – отмечаю я.

– Не хочу навязывать тебе свое мнение, Морис, но я почти уверен: северный склон Дхаулагири питает какую-то другую реку.

С той стороны должно быть еще ущелье. Следовательно, где-то есть гребень, отделяющий нас от северного склона.

– Ладно, увидим!

Дремучие джунгли поражают своим великолепием. Первые лучи солнца приветствуют нас. В этот ранний час розовые цветы источают тонкий аромат. От недавно сваленных сосновых стволов исходит хорошо знакомый запах смолы. Уже жарко!..

Прыгая с камня на камень, перелезая через преграждающие путь скалы, балансируя и ежеминутно рискуя свалиться в поток, преодолеваем препятствия и быстро набираем высоту.

– Первый снег! – радостно кричит Ишак.

– Ну как, здесь пойдет веселей, Марсель?

Какие контрасты! Это тебе не Альпы! Здесь от джунглей до снега действительно лишь один шаг.

Поднимаясь по левому боковому ущелью, мы надеемся найти просветы в окружающих горах и, может быть, даже увидеть северный склон. Мы возлагаем на этот склон большие надежды, так как знаем, что в Гималаях, по многим причинам метеорологического и геологического характера, пути с севера часто бывают более пологими и легкими. Некоторое время мы движемся вдоль основания скальной стены.

– Похоже на цирк Гаварни, но куда больше по масштабам, – говорит Ишак.

Семитысячный пик Тукуча закрывает вид своими величественными грозными стенами. Вокруг нас низвергаются со скал водопады, на склонах горы зацепились пятна талого снега. Зима кончается. Как-то проявится в этих местах таинственная сила весны? Сморщенная, искривленная, придавленная растительность вылезает из-под тающего или обваливающегося снега. Птицы и насекомые перемещаются выше по ущелью, где они смогут теперь найти себе пропитание.

– Еще несколько недель – и наступит лето!

– Экспедиция прибыла вовремя, не правда ли?

Орография массива Дхаулагири по индийским картам

Ишак производит засечки. Высотомер показывает 3400 метров.

Северная Нилгири – 111° к востоку. Пик Тукуча – 270° к западу… Карта явно врет! Все ясно. Громадный цирк Дамбуш-Кхола ограничен с севера гребнем, спускающимся с пика Тукуча! У северного подножия Дхаулагири расположен другой цирк, вот и все. Но если надо пересечь гребень, чтобы выйти в этот цирк для штурма северного склона, то нам хватит работы еще на год! Я начинаю серьезно колебаться. На сегодня, пожалуй, достаточно.

Орография массива Дхаулагири по данным французской экспедиции 1950 года

– Спешим вниз, если хотим поспеть в лагерь к ужину! Мы быстро спускаемся, длительно глиссируя[40] по снегу.

Время от времени останавливаемся, фотографируем. Собираем для геологов образцы минералов. В 16 часов 30 минут, обгоревшие, но несказанно довольные, мы уже наслаждаемся в лагере чудесным чаем с молоком. Наши товарищи удивляются:

– Как, вы не видели Дхаула?

Они, кажется, думали, что мы принесем им цветную карту с горизонталями в масштабе 1:20 000!

– Не стройте себе иллюзий, разведка часто дает очень мало. Ведь здесь все настолько грандиозно! Наверняка нужно идти не один день, чтобы взглянуть на северный склон хотя бы издали…

– Почты не было? – спрашивает Ишак.

– Нет ничего, – отвечает Нуаель. – Я говорил с Ж.Б… Он выясняет, в чем дело.

– А как Аннапурна? Видели? – набрасываюсь я на Удо и Шаца, которые только что вернулись.

– Только верхнюю часть…

– И то хлеб!

– То, что мы видели, выглядит прилично. Впечатление неплохое, правда, Удо? А вот подходы… боюсь, как бы они не оказались головоломкой! Ведь мы видели все это только издали.

– Над тесниной Миристи мы заметили небольшую седловину. Склон, спускающийся к нам, как будто проходим. Что делается по другую сторону – неизвестно. Надо было бы подойти поближе…

– Ты прав, нужно наконец во всем этом разобраться, – говорю я Марселю. – Как только отдохнете, отправляйтесь снова. На этот раз на несколько дней…

Пока что мы находимся в полнейшей неизвестности. Дискуссии бесконечны, но ясности не прибавляется ни на йоту.

– Эй! Морис! Начальство прибыло!

Появляются Нуаель и Ж.Б… в сопровождении хорошо одетого человека лет сорока. Роскошные висячие усы. Острый взгляд. Это суба, префект района! Следуют индийские поклоны с обеих сторон.

– Не is of Thinigaon[41], – проникновенным голосом объявляет наш друг Ж.Б… указывая на местного жителя, стоящего поодаль, и уточняет: – A friend of the great man![42]

Незнакомец оказывается шикари, якобы прекрасно знающим перевал Тиличо. Мы тащим его к карте, и начинается допрос:

– Перевал Тиличо под Аннапурной?.. Нет? Так где же? Здесь? А?!

– Не может быть! К северу от Нилгири? Не к югу? Не возле Миристи?

– Он, наверное, путает Тиличо с другим перевалом – Торунгзе, выше Муктината!

– Нет, гляди, он говорит "нет"!

– Стойте, это же очень важно! Если перевал Тиличо находится к северу от Нилгири, значит, нужно их пересечь, чтобы выйти к Аннапурне, а это невозможно, или же совершить длительный обход с севера.

– Он может нас провести на перевал Тиличо? За два ходовых дня? Это меняет дело! На месте мы разберемся.

– Действительно, на карте есть звездочка, указывающая на какой-то проход к северу от Нилгири.

– Но смотри, перевал Тиличо ведь ясно показан между Нилгири и Аннапурной! Может быть, топографы перепутали название? Должен же все-таки здесь быть перевал. Эй, спроси-ка этого человека из Тинигаона, нет ли прохода между Дана и Манангботом?

– Он никогда о нем не слыхал!

Чему верить? Есть только один выход: сходить и посмотреть на тот перевал Тиличо, о котором говорит этот человек из Тинигаона! Но это относится к исследованию Аннапурны, и мы пойдем туда позднее. Пока займемся Дхаулагири.

На следующий день, полные энтузиазма, возвращаются Ляшеналь и Ребюффа. Проводник вывел их на правую сторону Восточного ледника Дхаулагири, почти под самый пик Тукуча.

– Великий вождь этот шикари, – говорит разбирающийся в людях Ляшеналь.

– По сравнению с ним мы просто мальчишки, – добавляет Ребюффа.

– Ну что же, будем знать на будущее. А как насчет ледника?

Ребюффо объясняет:

– Мы поднялись до высоты Монблана после ночевки на 4000 метров. Восточный ледник представляет собой сплошной ледопад. Пройти его, наверное, можно, но это отнюдь не прогулка!

Ляшеналь продолжает:

– Предположим даже, что мы преодолеем ледопад. Не видно, как выйти на северный гребень. По-моему, об этом нечего и думать! Настоящее ребро Уэлкера[43] с ледовыми сбросами в придачу.

– Ближе к югу, возможно, есть более простой выход на гребень, – возражает Ребюффе. – Сам гребень снизу не кажется таким страшным. Конечно, он длинный, но не такой уж крутой. В бинокль видны ледовые башни. В общем, проходимо!..

– Во всяком случае, мы сильно ошибались в масштабах. Все куда больше, чем казалось. Правда, Гастон?

– О, это факт!

Альпийская тактика здесь неприменима. Нужно переходить к тактике организации последовательных лагерей. Личные подвиги должны уступить место коллективным действиям. Теперь все мы отдаем себе отчет в том, что такое гималайская экспедиция. Ее можно определить одним словом – команда.

Пока пришедшие с жадностью набрасываются на тушенку под острым соусом, мы продолжаем обсуждать ситуацию.

Хорошего пока что мало. Однако первая разведка дала нам возможность проникнуть в гималайское высокогорье и понять суть задач, которые оно ставит перед нами. О том, чтобы разрешить эти задачи в 48 часов, не может быть и речи. Только теперь мы можем приступить к планомерной осаде намеченных объектов.

Пока Кузи, Удо и Шац исследуют подход к Аннапурне по ущелью Миристи-Кхола, Ишак, Террай и я изучим северный склон Дхаулагири и путь к нему по ущелью Дамбуш-Кхола.

На рассвете 26 апреля оба отряда выходят на несколько дней. Сопровождающие нас шерпы несут лыжи и высотные комплекты. Тот же шикари, который ходил с Ляшеналем и Ребюффа, доводит нас до первого фирна. Выше он никогда не поднимался. После короткого завтрака мы отправляем его вниз.

Ужасная жара. Снег превратился в какую-то кашу. Чтобы не слишком проваливаться, надеваем лыжи. Для шерпов, барахтающихся по пояс в снегу, подъем особенно тяжел. Пять часов! Все шерпы, кроме Анг-Таркэ, должны идти вниз. Нам же надо устанавливать бивак.

Невозможно снять темные очки. Блеск снега нестерпим для наших усталых глаз. Рядом с нами грандиозная северная стена пика Тукуча. Сверкая алмазами, она буквально подавляет нас своей неприступностью. Наши палатки очень малы. Мы зовем их "гробами". Влезть туда можно только ползком. Но, сделанные из нейлона и алюминия, они весят всего 2 килограмма и свободно умещаются на дне рюкзака. Лежа в спальных мешках на надувных матрасах, перевернувшись на живот, Ишак, Террай и я готовим ужин. Приходится учитывать каждый сантиметр – резкие движения недопустимы. Нужно иметь крепкие нервы, чтобы не поддаваться угнетающему влиянию столь ограниченного жизненного пространства.

На другой день с первых же шагов Террай задает быстрый темп. Может быть, он хочет взять реванш? В последнее время он так ослабел от болезни, что еле двигался. Мы с трудом поспеваем за ним. Крутизна склона настолько велика, что камосы[44] еле держат. Приходится даже налегать на палки. Солнце уже над головой. Рельеф усложняется, мы втыкаем лыжи в снег, чтобы можно было найти их при спуске. Дает себя знать высота, равная примерно высоте Монблана. Несмотря на терзающий нас голод, мы продолжаем подъем, надеясь дойти до пологого места. Террай идет уже с большим трудом. Не слишком ли он понадеялся на свои силы? Не знаю. Во всяком случае, чтобы дойти до площадки, он вынужден «выложиться» без остатка. Тяжело опустившись на снег, он говорит:

– Больше не могу, у меня такое чувство, что я сейчас скончаюсь.

Осторожности ради ему надо выпить чашку горячего чая и спуститься в первый лагерь.

– Это горная болезнь, – замечает Ишак. – Ты еще не совсем поправился. Внизу ты сразу придешь в норму. Анг-Таркэ поможет нам установить второй лагерь и после этого также пойдет вниз.

Прощаемся с товарищем и траверсируем наискосок обширные снежные поля, над которыми возвышаются большие ледяные стены. Снег несколько лавиноопасен. Мы сознательно идем на риск. Быстро добираемся до склона, ведущего к перевалу, и начинаем бесконечный подъем, который из-за действия высоты дается с большим трудом. Сказывается недостаток акклиматизации. Перевал еще далеко. Решаем отослать вниз Анг-Таркэ. На маленьком скальном островке посреди склона можно установить палатку. Сбросив свой груз, Анг-Таркэ быстро уходит, чтобы поспеть засветло в лагерь. Начиная с 5000 метров головная боль – частое явление; вскоре у нас начинаются сильные приступы. Таблетки аспирина, розданные нам предусмотрительным Удо, оказались кстати. Хотя мы оба сильно устали, однако всю ночь не смыкаем глаз. На восходе, оставив палатку на месте, продолжаем путь. Поднимаемся гораздо быстрее, чем накануне, и нам требуется меньше часа, чтобы подойти под перевал. Утреннее солнце придает пейзажу необыкновенную рельефность. Уходящий от нас гребень окрашен в совершенно чистые тона.

– Эх, старина, это еще не настоящий перевал, – говорю я с глубоким разочарованием Ишаку.

Вместо долины перед нами только цирк – сплошная снежная доска[45].

– Морис, смотри! Перевал с другой стороны, в двух часах хода отсюда.

Появляется необычная усталость. Несмотря на пройденный длинный путь, чувствуется недостаток тренировки и слабая акклиматизация.

– Необходимо, чтобы все, включая шерпов, участвовали в разведке и ночевали на высоте 5000—6000 метров, – говорю я Ишаку. – Совершенно ясно, что без предварительной акклиматизации подняться высоко невозможно.

На перевале нас встречает ледяной ветер. Приходится надеть штормовки и брюки из голубого нейлона, непроницаемого для ветра и снега.

– Вот так штука! Недурно! Отсюда начинается ущелье!

– На карте его нет, – уверяет Ишак, – это неизвестное ущелье.

– Оно спускается к северу и разделяется на две громадные ветви.

– А Дхаулагири нет и следа! Если не считать эту подделку, эту жалкую имитацию, – говорит Марсель, указывая на какой-то семитысячник, удивительно похожий на Дхаулагири.

Неглубокое Неизвестное ущелье, названное так Ишаком, обожающим давать имена, полого спускается перед нами. Оно довольно широкое, альпийского типа. Перемежающиеся пятна снега и пожелтевшей травы напоминают пятнистую шкуру тигра.

– Чтобы увидеть северный склон Дхаула, нужно идти влево, до другого конца ущелья, с той стороны, вероятно, должен открываться потрясающий вид!

Однако мои слова не вызывают у Ишака особого энтузиазма.

– Сейчас слишком поздно, – отвечает он, – и у нас нет с собой палатки.

– Ты прав.

– Спустись немного, я сниму панораму – и вниз!

С другой стороны Тукучи над вершинами Нилгири поднимается мощный пик. Ишак определяет: это Аннапурна. Пока я подхожу к нему, он быстро рисует крюки. Дует пронизывающий ветер. Набегают облака. Поспешно проглотив тюбик сгущенного молока, пускаемся в обратный путь…

Шагаем молча, с неподвижным взором, как автоматы. Дыхания не хватает. В сознании возникают сладкие грезы: нежная долина Шамони с успокоительной зеленью лесов; тенистые тропы, по которым так приятно прогуливаться!

Я чувствую, что силы иссякают. Последний подъем перед перевалом – тяжелое испытание. Ишак пробивает тропу. Стараюсь следовать за ним, но тщетно. Через каждые десять шагов валюсь на снег.

Больше не могу!

Марсель клянет меня последними словами – в таких случаях это единственное средство.

Наконец гребень! Какое облегчение! Но впереди еще весь спуск.

К своему удивлению, с первых же шагов я чувствую, что у меня выросли крылья. Буквально кубарем скатываемся вниз. Через несколько минут мы в лагере. Я делаю открытие: при подъеме страдаешь от высоты, недостатка кислорода, одышки. На спуске – ничего подобного. Наоборот, все кажется легко.

Пока греется вода для чая, Ишак рассказывает мне о любопытном явлении, замеченном им совсем недавно, когда мы шли по плато.

– Я брел как истукан, и мне все время казалось, что позади слышны чьи-то шаги… Кто-то третий идет за нами. Я хотел даже тебе крикнуть, но язык не поворачивался. Украдкой я поглядывал назад, чтобы успокоиться. Но это ощущение все время возвращалось, как навязчивая идея. Потом все пришло в норму. Как раз в это время у тебя был припадок депрессии.

– Да… это доказывает, что на высоте ясность мышления катастрофически падает.

Мы чувствуем себя разбитыми, ноги дрожат, голова тяжелая. Сквозь окружающие тучи пробивается солнце.

– Анг-Таркэ идет! – кричит Ишак, заметивший на снегу поднимающуюся по следу маленькую черную точку.

– Ура! Он поможет нам тащить все это хозяйство.

В сильном возбуждении мы забываем о прелестях спального мешка. С грехом пополам напяливаем на ноги замерзшие ботинки. Бивак свернут в рекордное время. Нагруженные, как верблюды, осторожно спускаемся по ненадежному снегу.

– Салям, Анг – Таркэ!

– Tired, sir?[46]

Он хочет все взвалить на себя! Плечи у меня буквально перепилены лямками, и противиться соблазну – просто пытка. Однако благоразумнее будет распределить груз поровну.

– Вперед!

Мы скатываемся по лавиноопасным склонам, не внушающим мне сейчас никакого доверия. Вот и гребень – кошмар Террая. Лыжи на месте.

Анг-Таркэ спускается до лагеря пешком, в то время как мы на малой скорости выписываем по ненадежному снегу великолепные повороты.

На следующий день нас встречают в Тукуче с триумфом. Террай, спустившийся накануне, чувствует себя лучше, однако его усталость еще не прошла. Товарищи забрасывают нас вопросами:

– Так как же с Дхаулагири, какие перспективы?

– Куда он спускается, этот северный склон?

– На луну!..