Через двадцать поприщ отломили ломтик,

Через тридцать поприщ на привал остановились,

Пятьдесят прошли они за день поприщ,

Путь шести недель прошли – на третий день достигли Евфрата.

Перед Солнцем вырыли колодец,

………………………………..

Поднялся Гильгамеш на гору, поглядел на окрестность:

«Гора, принеси мне сон благоприятный!»

Гильгамеш подбородком уперся в колено, —

Сон напал на него, удел человека.

Среди ночи сон его прекратился,

Встал, говорит со своим он другом:

«Друг мой, ты не звал? Отчего я проснулся?

Друг мой, сон я нынче увидел,

Сон, что я видел, – весь он страшен:

Под обрывом горы стоим мы с тобою,

Гора упала и нас придавила,

Мы ……………………………...

Кто в степи рожден – ему ведома мудрость!»

Вещает другу Гильгамешу, ему сон толкует:

«Друг мой, твой сон прекрасен, сон этот для нас драгоценен,

Друг мой, гора, что ты видел, – не страшна нисколько:

Мы схватим Хумбабу, его повалим,

А труп его бросим на поруганье!

Утром от Шамаша мы слово доброе услышим!»

Через двадцать поприщ отломили ломтик,

Через тридцать поприщ на привал остановились,

Пятьдесят прошли они за день поприщ,

Путь шести недель прошли – на третий день

достигли ………..

Перед Солнцем вырыли колодец,

……………………………….

Поднялся Гильгамеш на гору, посмотрел на окрестность:

«Гора, принеси мне сон благоприятный!»

……………………………….

Среди ночи сон его прекратился,

Встал, говорит со своим он другом:

«Друг мой, ты не звал? Отчего я проснулся?

Друг мой, второй я сон увидел:

* Земля растрескалась, земля опустела, земля была в смятенье,

* Я схватил было тура степного,

* От рева его земля раскололась,

* От поднятой пыли затмилось небо,

* Перед ним я пал на колено;

* Но схватил ….. …………….

* Руку протянул, с земли меня поднял,

* Утолил мой голод, водой напоил из меха».

* «Бог, мой друг, к которому идем мы,

* Он не тур, а тот не враждебен вовсе;

* Тур в твоем сне – это Шамаш светлый,

* Руку нам в беде подает он;

* Тот, кто водою тебя поил из меха, —

* Это почтил тебя твой бог, Лугальбанда!

* Некое свершим мы дело, какого в мире не бывало!

Утром от Шамаша мы слово доброе услышим!»

Через двадцать поприщ отломили ломтик,

Через тридцать поприщ на привал остановились,

Пятьдесят прошли они за день поприщ —

Путь шести недель прошли и достигли горы Ливана.

Перед Солнцем вырыли колодец,

……………………………….

Поднялся Гильгамеш на гору, посмотрел на окрестность:

«Гора, принеси мне сон благоприятный!»)

Гильгамеш подбородком уперся в колено —

Сон напал на него, удел человека.

Среди ночи сон его прекратился,

Встал, говорит со своим он другом:

«Друг мой, ты не звал? Отчего я проснулся?

Ты меня не тронул? Отчего я вздрогнул?

Не бог ли прошел? Отчего трепещет мое тело?

Друг мой, третий сон я увидел,

Сон, что я видел, – весь он страшен!

Вопияло небо, земля громыхала,

День затих, темнота наступила,

Молния сверкала, полыхало пламя,

Огонь разгорался, смерть лила ливнем, —

Померкла зарница, погасло пламя,

Жар опустился, превратился в пепел —

В степь мы вернемся, – совет нам нужен!»

Тут Энкиду сон его понял, вещает Гильгамешу:

«Друг мой, таково тому сну толкованье:

Хумбабу, – того, что подобен великану, —

Пока свет не забрезжит, мы его одолеем,

Над ним мы с тобою победу добудем,

На Хумбабу, кого мы ненавидим яро,

Мы наступим ногою победоносно!»

Перед Шамашем, воином, бегут его слезы:

«Что ты Нинсун в Уруке поведал,

Вспомни, приди и услышь нас!»

Гильгамеша, отпрыска огражденного Урука, —

Уст его речь услышал Шамаш —

Внезапно с неба призыв раздался:

«Поспеши, подступи к нему, чтоб в лес не ушел он,

Не вошел бы в заросли, от вас бы не скрылся!

Он еще не надел свои семь одеяний ужасных,

Одно он надел, а шесть еще сняты».

А они меж собою схватились,

Словно буйные туры бодают друг друга:

Всего раз закричал еще, полный гнева,

Страж лесов закричал из зарослей дальних,

Хумбаба, как гром, закричал издалека!

Гильгамеш уста открыл, ему вещает, Энкиду:

«Один – лишь один, ничего он не может,

Чужаками мы здесь будем поодиночке:

По круче один не взойдет, а двое – взберутся,

…………………………….

Втрое скрученный канат не скоро порвется,

Два львенка вместе – льва сильнее!»

Энкиду уста открыл, ему вещает, Гильгамешу:

«Если бы в лес мы с тобою спустились,

Ослабеет тело, онемеют мои руки».

Гильгамеш уста открыл, вещает он Энкиду:

«Друг мой, ужели мы будем так жалки?

Столько гор уже перешли мы,

Убоимся ли той, что теперь перед нами,

Прежде чем мы нарубим кедра?

Друг мой, в сраженьях ты сведущ, битвы тебе знакомы,

Натирался ты зельем и смерти не страшишься,

………………………………

Как большой барабан гремит твой голос!

Пусть сойдет с твоих рук онеменье, пусть покинет слабость твое тело,

Возьмемся за руки, пойдем же, друг мой!

Пусть загорится твое сердце сраженьем!

Забудь о смерти, – достигнешь жизни!

Человек осторожный и неустрашимый,

Идя впереди, себя сохранил бы и товарища спас бы, —

Далеко они свое прославили бы имя!»

Так достигли они до кедрового леса,

Прекратили свои речи и встали оба.

Остановились у края леса,

Кедров высоту они видят,

Леса глубину они видят,

Где Хумбаба ходит, – шагов не слышно:

Дороги проложены, путь удобен.

Видят гору кедра, жилище богов, престол Ирнини.

Пред горою кедры несут свою пышность,

Тонь хороша их, полна отрады,

Поросло там терньем, поросло кустами,

Кедры растут, растут олеандры.

Лес на целое поприще рвы окружают,

И еще на две трети рвы окружают.

Далее идет речь Энкиду:

Энкиду уста открыл, вещает Гильгамешу:

«Хумбаба …………………….

Один – лишь один, ничего он не может,

Чужаками мы здесь будем поодиночке,

По круче один не взойдет, а двое – взберутся,

…………………………….

Втрое скрученный канат не скоро порвется,

Два львенка вместе – льва сильнее!»

* Гильгамеш ему вещает, Энкиду:

* «Когда подойдем мы убить Хумбабу,

* Лучи сиянья в смятенье исчезнут,

* Лучи сиянья исчезнут, свет затмится!»

* Энкиду ему вещает, Гильгамешу:

* «Друг мой, птичку поймай, – не уйдут и цыплята!

* Лучи сиянья потом поищем,

* Как цыплята в траве, они разбегутся.

* Самого срази, – а прислужников позже».

* Как услышал Гильгамеш сотоварища слово, —

* Боевой топор он поднял рукою,

* Выхватил из-за пояса меч свой, —

* Гильгамеш поразил его в затылок,

* Его друг, Энкиду, его в грудь ударил;

* На третьем ударе пал он,

* Замерли его буйные члены,

* Сразили они наземь стража, Хумбабу, —

* На два поприща вокруг застонали кедры:

* С ним вместе убил Энкиду леса и кедры.

* Сразил Энкиду стража леса,

* Чье слово чтили Ливан и Сариа,

* Покой объял высокие горы,

* Покой объял лесистые вершины.

* Он сразил защитников кедра —

* Разбитые лучи Хумбабы.

* Когда их всех семерых убил он,

* Боевую сеть и кинжал в семь талантов, —

* Груз в восемь талантов, – снял с его тела,

* Жилище Ануннаков[9] он.

* Гильгамеш деревья рубит, Энкиду пни корчует.

* Энкиду ему вещает, Гильгамешу:

* «Друг мой, Гильгамеш! Мы кедр убили, —

* Повесь боевой топор на пояс,

* Возлей перед Шамашем возлиянье, —

* На берег Евфрата доставим кедры».

Он умыл свое тело, все оружье блестело,

Со лба на спину власы он закинул,

С грязным он разлучился, чистым он облачился.

Как накинул он плащ и стан подпоясал,

Как венчал Гильгамеш себя тиарой, —

На красоту Гильгамеша подняла очи государыня Иштар:

«Давай, Гильгамеш, будь мне супругом,

Зрелость тела в дар подари мне!

Ты лишь будешь мне мужем, я буду женою!

Приготовлю для тебя золотую колесницу,

С золотыми колесами, с янтарными рогами,

А впрягут в нее бури – могучих мулов.

Войди в наш дом в благоухании кедра!

Как входить ты в дом наш станешь,

И порог и престол да целуют твои ноги,

Да преклонят колени государи, цари и владыки,

Да несут тебе данью дар холмов и равнины,

Твои козы тройней, а овцы двойней да рожают,

Твой вьючный осел пусть догонит мула,

Твои кони в колеснице да будут горды в беге,

Под ярмом волы твои да не ведают равных!»

Гильгамеш уста открыл и молвит, вещает он государыне Иштар:

«Зачем ты хочешь, чтоб я взял тебя в жены?

Я дам тебе платьев, елея для тела,

Я дам тебе мяса в пропитанье и в пищу,

Накормлю тебя хлебом, достойным богини,

Вином напою, достойным царицы,

Твое жилище пышно украшу,

Твои амбары зерном засыплю,

Твои кумиры одену в одежды, —

Но в жены себе тебя не возьму я!

Ты – жаровня, что гаснет в холод,

Черная дверь, что не держит ветра и бури,

Дворец, обвалившийся на голову герою,

Слон, растоптавший свою попону,

Смола, которой обварен носильщик,

Мех, из которого облит носильщик,

Плита, не сдержавшая каменную стену,

Таран, предавший жителей во вражью землю,

Сандалия, жмущая ногу господина!

Какого супруга ты любила вечно,

Какую славу тебе возносят?

Давай перечислю, с кем ты блудила!

Супругу юности твоей, Думузи,

Из года в год ты судила рыданья.

Птичку-пастушка еще ты любила —

Ты его ударила, крылья сломала;

Он живет среди лесов и кричит: „Мои крылья!“

И льва ты любила, совершенного силой, —

Семь и семь ему ты вырыла ловушек.

И коня ты любила, славного в битве, —

Кнут, узду и плеть ты ему судила,

Семь поприщ скакать ты ему судила,

Мутное пить ты ему судила,

Его матери, Силили, ты судила рыданья.

И еще ты любила пастуха-козопаса,

Что тебе постоянно носил зольные хлебцы,

Каждый день сосунков тебе резал;

Ты его ударила, превратила в волка, —

Гоняют его свод же подпаски,

И собаки его за ляжки кусают.

Ишуллану, садовника отца, ты любила.

Что тебе постоянно носил фиников гроздья,

Каждый день тебе стол украшая, —

Подняла ты очи, к нему подошла ты:

„О мой Ишуллану, твоей зрелости вкусим,

И, рукою обнажась, коснись нашего лона!“

Ишуллану тебе отвечает:

„Чего ты от меня пожелала?

Чего мать не пекла моя, того не едал я, —

Как же буду есть хлеб прегрешенья и скверны?

Будет ли рогожа мне от стужи укрытьем?“

Ты же, услышав эти речи,

Ты его ударила, в паука превратила,

Поселила его среди тяжкой работы, —

Из паутины не вылезть, не спуститься на пол.

И со мной, полюбив, ты так же поступишь!»

Как услышала Иштар эти речи,

Иштар разъярилась, поднялась на небо,

Поднявшись, Иштар пред отцом своим, Ану, плачет,

Пред Анту, ее матерью, бегут ее слезы:

«Отец мой, Гильгамеш меня посрамляет,

Гильгамеш перечислил мои прегрешенья,

Все мои прегрешенья и все мои скверны».

Ану уста открыл и молвит, вещает ей, государыне Иштар:

«Разве не ты оскорбила царя Гильгамеша,

Что Гильгамеш перечислил твои прегрешенья,

Все твои прегрешенья и все твои скверны?»

Иштар уста открыла и молвит, вещает она отцу своему, Ану:

«Отец, создай Быка мне, чтоб убил Гильгамеша в его жилище,

За обиду Гильгамеш поплатиться должен!

Если же ты Быка не дашь мне —

Поражу я Гильгамеша в его жилище,

Проложу я путь в глубину преисподней,

Подниму я мертвых, чтоб живых пожирали, —

Станет меньше тогда живых, чем мертвых!»

Ану уста открыл и молвит, вещает ей, государыне Иштар:

«Если от меня ты Быка желаешь,

В краю Урука будут семь лет мякины.

Сена для скота должна собрать ты,

Для степного зверья должна травы взрастить ты».

Иштар уста открыла и молвит, вещает она отцу своему, Ану:

«Для скота я сена в Уруке скопила,

Для степного зверья травы взрастила.

Как услышал Ану эти речи,

Ее он уважил, Быка он создал,

……………………………….

В Урук с небес погнала его Иштар.

Когда достиг он улиц Урука,

……………………………….

Спустился к Евфрату, в семь глотков его выпил – река иссякла.

От дыханья Быка разверзлась яма,

Сто мужей Урука в нее свалились.

От второго дыханья разверзлась яма.

Двести мужей Урука в нее свалились.

При третьем дыханье стал плеваться на Энкиду;

Прыгнув, Энкиду за рог Быка ухватился»

Бык в лицо ему брызнул слюною,

Всей толщей хвоста его ударил.

Энкиду уста открыл и молвит, вещает он Гильгамешу:

«Друг мой, гордимся мы нашей отвагой,

Что же мы ответим на эту обиду?»

«Друг мой, видал я Быка свирепость,

Но силы его для нас не опасны.

Вырву ему сердце, положу перед Шамашем, —

Я и ты – Быка убьём мы,

Встану я над его трупом в знак победы,

Наполню рога елеем – подарю Лугальбанде!

За толщу хвоста его ухвати ты,

А я между рогами, меж затылком и шеей, поражу его кинжалом,

………………………………..».

Погнал Энкиду, Быка повернул он,

За толщу хвоста его ухватил он,

……………………………….

А Гильгамеш, как увидел дело храброго героя и верного друга, —

Между рогами, меж затылком и шеей

Быка поразил кинжалом.

Как Быка они убили, ему вырвали сердце, перед Шамашем положили,

Удалившись, перед Шамашем ниц склонились,

Отдыхать уселись оба брата.

Взобралась Иштар на стену огражденного Урука,

В скорби распростёрлась, бросила проклятье:

«Горе Гильгамешу! Меня он опозорил, Быка убивши!»

Услыхал Энкиду эти речи Иштар,

Вырвал корень Быка, в лицо ей бросил:

«А с тобой – лишь достать бы, – как с ним бы я сделал,

Кишки его на тебя намотал бы!»

Созвала Иштар любодеиц, блудниц и девок,

Корень Быка оплакивать стали.

А Гильгамеш созвал мастеров всех ремесел, —

Толщину рогов мастера хвалили.

Тридцать мин лазури – их отливка,

Толщиною в два пальца их оправа,

Шесть мер елея, что вошло в оба рога,

Подарил для помазанья своему богу Лугальбанде,

А рога прибил у себя над хозяйским ложем.

Они руки свои омыли в Евфрате,

Обнялись, отправились, едут улицей Урука,

Толпы Урука на них взирают.

Гильгамеш вещает слово простолюдинкам Урука:

«Кто же красив среди героев,

Кто же горд среди мужей?

Гильгамеш красив среди героев,

Энкиду горд среди мужей!

Бык богинин, кого мы изгнали в гневе.

Не достиг на улицах полноты желанья,

……………………………..!»

Гильгамеш во дворце устроил веселье,

Заснули герои, лежат на ложе ночи,

Заснул Энкиду – и сон увидел,

Поднялся Энкиду и сон толкует:

Вещает своему он другу:

«Друг мой, о чем совещаются великие боги?

** Слушай мой сон, что я видел ночью:

** Ану, Эллиль и Шамаш меж собой говорили.

** И Ану Эллилю вещает:

** „Зачем они сразили Быка и Хумбабу?“

** Ану сказал: „Умереть подобает

** Тому, кто у гор похитил кедры!“

** Эллиль промолвил: „Пусть умрет Энкиду,

** Но Гильгамеш умереть не должен!“

** Отвечает Шамаш Эллилю-герою:

** „Не твоим ли веленьем убиты Бык и Хумбаба?

** Должен ли ныне Энкиду умереть безвинно?“

** Разгневался Эллиль на Шамаша-героя:

** „То-то ежедневно в их товарищах ты ходишь!“

** Слег Энкиду перед Гильгамешем,

** По лицу Гильгамеша побежали слезы:

** „Брат, милый брат! Зачем вместо брата меня оправдали?“

** И еще: „Неужели сидеть мне с призраком, у могильного входа?

** Никогда не увидеть своими очами любимого брата?“

** …………

** Энкиду прикоснулся к его руке, говорит Гильгамешу:

** „Не рубил я кедра, не убивал я Хумбабу.

** В кедровом лесу, где обитают боги,

** Не убил ни одного я кедра!“

** Гильгамеш от голоса его пробудился,

** И герою так он вещает:

** „Благ этот сон и благоприятен

** Драгоценен и благ, хотя и труден.“

Энкиду уста открыл и молвит, вещает он Гильгамешу:

„Давай, мой друг, пойдем и Эллиля попросим!“

У входа в храм они остановились,

Деревянную дверь они увидали.

Ибо Эллилю ее подарил Энкиду,

Энкиду уста открыл и молвит, вещает он Гильгамешу:

„Из-за двери деревянной беда случилась!“

Энкиду поднял на дверь свои очи,

С дверью беседует, как с человеком:

„Деревянная дверь, без толка и смысла,

Никакого в ней разумения нету!

Для тебя я дерево искал за двадцать поприщ,

Пока не увидел длинного кедра, —

Тому дереву не было равных в мире!

Восемнадцать сажен ты высотою, шесть сажен ты шириною,

Твой засов, петля и“ задвижка длиною двенадцать локтей.

Изготовил, доставил тебя, в Ниппуре украсил —

Знал бы я, дверь, что такова будет расплата,

Что благо такое ты принесешь мне, —

Взял бы топор я, порубил бы в щепы,

Связал бы плот – и пустил бы по водам!

Ану и Иштар мне того не простили!

Ныне же, дверь, – зачем я тебя сделал?

Сам погубил себя благочестивым даром!

Пусть бы будущий царь тебя оправил,

Пусть бы бог изготовил твои дверные створки,

Стер бы мое имя, свое написал бы,

Сорвал бы мою дверь, а свою поставил!»

Его слово услышав, сразу жарко заплакал,

Услыхал Гильгамеш слово друга, Энкиду, – побежали его слезы.

Гильгамеш уста открыл и молвит, вещает Энкиду:

«Тебе бог даровал глубокий разум, мудрые речи —

Человек ты разумный – а мыслишь так странно!

Зачем, мой друг, ты мыслишь так странно?

Драгоценен твой сон, хоть много в нем страха:

Как мушиные крылья, еще трепещут твои губы!

Много в нем страха, но сон этот дорог:

Для живого – тосковать – его доля,

Сон тоску оставляет для живого!

А теперь помолюсь я богам великим, —

Милость взыскуя, обращусь к твоему богу:

Пусть, отец богов, будет милостив Ану,

Даже Эллиль да сжалится, смилуется Шамаш, —

Златом без счета их украшу кумиры!»

Услыхал его Шамаш, воззвал к нему с неба:

«Не трать, о царь, на кумиры злата, —

Слово, что сказано, бог не изменит,

Слово, что сказано, не вернет, не отменит,

Жребий, что брошен, не вернет, не отменит, —

Судьба людская проходит, – ничто не останется в мире!»

На веление Шамаша поднял голову Энкиду,

Перед Шамашем бегут его слезы:

«Я молю тебя, Шамаш, из-за судьбы моей враждебной —

Об охотнике, ловце-человеке, —

Он не дал достичь мне, чего друг мой достигнул,

Пусть охотник не достигнет, чего друзья его достигли!

Пусть будут руки его слабы, прибыток скуден,

Пусть его пред тобою уменьшится доля,

Пусть зверь в ловушку нейдет, а в щели уходит!

Пусть охотник не исполнит желания сердца!»

На Шамхат во гневе навел он проклятье:

«Давай, блудница, тебе долю назначу,

Что не кончится на веки вечные в мире;

Прокляну великим проклятьем,

Чтобы скоро то проклятье тебя бы постигло:

Пусть ты не устроишь себе дома на радость,

Пусть ты не полюбишь нагуляной дочки,

Пусть не введешь на посиделки девичьи,

Пусть заливают пивом твое прекрасное лоно,

Пусть пьяный заблюет твое платье в праздник,

Пусть он отберет твои красивые бусы,

Пусть горшечник вдогонку тебе глину швыряет,

Пусть из светлой доли ничего тебе не будет,

Чистое серебро, гордость людей и здоровье,

Пусть у тебя не водятся в доме,

Пусть будут брать наслажденье от тебя у порогов,

Перекрестки дорог тебе будут жилищем,

Пустыри пускай тебе будут ночевкой,

Тень стены обиталищем будет,

Отдыха пусть твои ноги не знают,

По щекам пусть бьют калека и пьяный,

Пусть кричит на тебя жена верного мужа,

Пусть не чинит твою кровлю строитель,

В щелях стен пусть поселятся совы пустыни,

Пусть к тебе на пир не сходятся гости,

……………………………………….

……………………………………….

Пусть проход в твое лоно закроется гноем,

Пусть дар будет нищ за раскрытое лоно, —

Ибо чистому мне притворилась ты супругой,

И над чистым мною ты обман совершила!»

Шамаш услышал уст его слово, —

Внезапно с неба призыв раздался:

«Зачем, Энкиду, блудницу Шамхат ты проклял,

Что кормила тебя хлебом, достойным бога,

Питьем поила, царя достойным,

Тебя великой одеждой одела

И в сотоварищи добрые тебе дала Гильгамеша?

Теперь же Гильгамеш, и друг и брат твой,

Уложит тебя на великом ложе,

На ложе почетном тебя уложит,

Поселит тебя слева, в месте покоя;

Государи земли облобызают твои ноги,

Велит он оплакать тебя народу Урука,

Веселым людям скорбный обряд поручит,

А сам после тебя он рубище наденет,

Львиной шкурой облачится, бежит в пустыню».

Услыхал Энкиду слово Шамаша-героя, —

У него успокоилось гневное сердце,

Усмирилась разъярённая печень.

«Давай, блудница, я иное назначу:

Пусть тебя покинувший к тебе вернется,

Государи, цари и владыки пусть тебя полюбят,

Тебя увидавший пусть тебе изумится,

Герой для тебя пусть встряхнет кудрями,

Не задержит тебя страж, а тот пусть пояс развяжет,

Даст стеклянные блестки, лазурь и злато,

Кованые серьги тебе пусть подарит, —

А за то ему ливнем зерно польется;

В храм богов заклинатель пусть тебя приводит,

Для тебя пусть покинут мать семерых, супругу!»

В утробу Энкиду боль проникла,

На ложе ночи, где лежал он одиноко.

Все свои скорби он поведал другу:

«Слушай, друг мой! Сон я видел ночью —

Вопияло небо, земля отвечала,

Только я стою между ними

Да один человек – лицо его мрачно,

Птице бури он лицом подобен,

Его крылья – орлиные крылья, его когти – орлиные когти,

Он за власы схватил, меня одолел он,

Я его ударил – как скакалка, он скачет,

Он меня ударил – исцелил мою рану,

Но, как тур, на меня наступил он,

Сжал, как тисками, все мое тело.

„Друг мой, спаси меня!“ Не мог спасти ты,

Ты убоялся, не мог сражаться,

Ты лишь …………………………

……………………………….

Он ко мне прикоснулся, превратил меня в птаху,

Крылья, как птичьи, надел мне на плечи:

Взглянул и увел меня в дом мрака, жилище Иркаллы,

В дом, откуда вошедший никогда не выходит,

В путь, по которому не выйти обратно,

В дом, где живущие лишаются света,

Где их пища – прах и еда их – глина,

А одеты, как птицы, – одеждою крыльев,

И света не видят, но во тьме обитают,

А засовы и двери покрыты пылью!

В Доме праха, куда вступил я,

Поглядел я – венцы смиренны:

Я послушал, – венценосцы, что в прежние дни владели миром,

Ану и Эллилю подносят жареное мясо,

Ставят хлеб печеный, холодную, из меха, возливают воду.

В Доме праха, куда вступил я,

Живут жрец и служка, живут волхв и одержимый,

Живут священники богов великих,

Живет Этана, живет Сумукан,

Живет Эрешкигаль, земли царица;

Белет-цери, дева-писец земли, перед ней на коленях,

Таблицу судеб держит, пред нею читает, —

Подняла лицо, меня увидала:

„Смерть уже взяла того человека!“

…Мы с тобою вместе все труды делили, —

Помни меня, друг мой, не забудь мои деянья!»

Друг его увидел сон необъясненный,

Когда сон он увидел, его иссякла сила.

Лежит Энкиду на ложе,

Первый день, второй день, что лежит Энкиду на ложе,

Третий день и четвертый, что лежит Энкиду на ложе.

Пятый, шестой и седьмой, восьмой, девятый и десятый, —

Стал недуг тяжелей у Энкиду,

Одиннадцатый и двенадцатый дни миновались —

На ложе своем приподнялся Энкиду,

Кликнул Гильгамеша, ему вещает:

«Друг мой отныне меня возненавидел, —

Когда в Уруке мы с ним говорили,

Я боялся сраженья, а он был мне в помощь;

Друг, что в бою спасал, – почему меня покинул?

Я и ты – не равно ли мы смертны?»

Едва занялось сияние утра,

Гильгамеш уста открыл и молвит:

«Энкиду, друг мой, твоя мать антилопа

И онагр, твой отец, тебя породили,

Молоком своим тебя звери взрастили

И скот в степи на пастбищах дальних!

В кедровом лесу стези Энкиду

По тебе да плачут день и ночь неумолчно,

Да плачут старейшины огражденного Урука,

Да плачет руку нам вслед простиравший,

Да плачут уступы гор лесистых,

По которым мы с тобою всходили,

Да рыдает пажить, как мать родная,

Да плачут соком кипарисы и кедры,

Средь которых с тобою мы пробирались,

Да плачут медведи, гиены, барсы и тигры,

Козероги и рыси, львы и туры,

Олени и антилопы, скот и тварь степная,

Да плачет священный Евлей, где мы гордо ходили по брегу,

Да плачет светлый Евфрат, где мы черпали воду для меха,

Да плачут мужи обширного огражденного Урука,

Да плачут жены, что видали, как Быка мы убили,

Да плачет земледелец доброго града, твое славивший имя,

Да плачет тот, кто, как древними людьми, гордился тобою,

Да плачет тот, кто накормил тебя хлебом,

Да плачет рабыня, что умастила твои ноги,

Да плачет раб, кто вина к устам твоим подал,

Да плачет блудница, тебя умастившая добрым елеем,

Да плачет в брачный покой вступивший,

Обретший супругу твоим добрым советом,

Братья да плачут по тебе, как сестры,

В скорби да рвут власы над тобою!

Словно мать и отец в его дальних кочевьях,

Я об Энкиду буду плакать:

Внимайте же мне, мужи, внимайте,

Внимайте, старейшины огражденного Урука!

Я об Энкиду, моем друге, плачу,

Словно плакальщица, горько рыдаю:

Мощный топор мой, сильный оплот мой,