Брад широко улыбнулся за стеклом шлема.
— Успокойся, друг мой. Я не сказал, что мы установили контакт, мы только планируем, и мы ни на минуту не забываем о временной задержке. — Он опять принялся настраивать приборы. — Я тебе немного рассказал о традиционных проблемах поиска и ориентации, но у нас есть нетрадиционные методы. Независимо от временной задержки, мы имеем довольно четкое представление о критериях существования жизни на планетах, а если так, то смотри…
На экране возник внеземной пейзаж.
На переднем плане был виден желтый, причудливо изогнутый, суковатый ствол какого-то древовидного растения. За ним росли красноватые кустарники, чьи стебли напоминали скрученную лапшу, которую кто-то обмакнул в клей. По бледно-голубому небу плыли легкие, пушистые облака, но Иво понимал, что это не Земля. Все казалось чужим, и это одновременно и забавляло, и угнетало, но он не мог определенно сказать, что видит что-то необычное, кроме растительности.
— Хорошо, — сказал он. — Что это?
— Планета Джонсона, находится на расстоянии десяти световых минут от звезды F8 и двух тысяч световых лет от нас.
— Я хочу сказать, в картине что-то не то. Я знаю, что это не Земля, но почему, сказать не могу.
— Тебе бросаются в глаза диспропорции растительности. Это мир немного больше нашего, атмосфера более плотная, и стволы растений должны выдерживать большую силу тяжести и напор ветра, но они приспособились совсем не так, как бы это сделали земные растения в подобной ситуации.
— Так ВОТ что это было, — рассмеялся Иво.
Брад перенастроил приборы, и ландшафт изменился.
Это был вид сверху на покрытую травой равнину, но это была странная трава, и из нее то тут то там возвышались сталагмиты. Далеко в дымке виднелись низкие горы.
— Земля или нет? — спросил Брад, поддразнивая его.
— Не Земля — но об атмосфере и гравитации ничего сказать на могу, даже подсознательно. Что на этот раз?
— Эти сталагмиты имеют две тени.
Иво сделал движение, словно вытряхивая воду из уха.
— Это планета Холта. Тут обитают любопытные псевдомлекопитающие травоядные, но мне нужно их искать, а это не стоит затраченных усилий. Кстати, если сейчас перейти на ручное управление, изображение исчезнет, так как эта планета из системы звезды G3 — на расстоянии пяти тысяч световых лет.
— Так этой картинке пять тысяч лет?
— Да, как раз столько времени требуется макронному импульсу, чтобы дойти до нас. Я же тебе говорил, что мы путешествуем во времени.
Брад повернулся к пульту, но Иво воскликнул:
— Постой-ка, если эта планета вращается вокруг одной звезды, то откуда вторая тень?
— Я думал, ты не спросишь. За кадром находится зеркально отражающая скала — типичное геологическое обнажение коры планеты Холта.
— Так что подсознание обмануло меня. А как много подобных планет вы нашли?
— Земного типа? К настоящему моменту около тысячи.
— Так ты же говорил, что вы не можете обнаружить планету…
— Конкретные планеты — не можем. Но если есть удача и хороший метод, кое-что удается. Это только малая толика того, что можно наблюдать, и мы несомненно упускали многие планеты, даже ближние. Но законы вероятности диктуют свои условия в подобных исследованиях. Наша тысяча планет — это случайная выборка из миллиарда, никак не меньше.
— И на всех есть деревья и животные?
— Ну что ты. Я показал тебе самые интересные. Менее двухсот вообще не имеют жизни, по крайней мере той, что мы можем обнаружить, но на сорока одной есть сухопутные животные. Различия в основном в размерах. Я могу показать тебе чудовищ…
— Как-нибудь в другой раз. Я обожаю чудовищ, я чувствую к ним личную привязанность, потому что они всегда отрицательные персонажи в фантастических фильмах. Я могу с ними играть хоть целый день. А теперь о главном: вы нашли разум?
— Да. Смотри. — Брад изменил изображение.
На экране появился гигантский улей.
Гора на картинке была вся изрыта тоннелями, частично или полностью наполненными водой. Странные создания, похожие на тюленей, плескались, ныряли, пробираясь по лабиринту каналов, исчезая и появляясь так быстро, что Иво не был уверен, что он видит одно и то же существо дважды.
— Это планета Санга, расстояние десять тысяч световых лет. Мы ее интенсивно изучали последние несколько месяцев, и результаты весьма неутешительные. Эти существа вызывают беспокойство.
По экрану перемещалось изображение планеты — море и пустыня, часто встречались горы, обжитые и густо заселенные этими земноводными существами.
Иво припомнил лежбища моржей, фотографии которых он видел когда-то.
Растительности не было никакой. Иво недоумевал, чем же питаются жители планеты Санга.
— Это что, разум? Пока я не увидел ничего тревожного, даже впечатляющего. Просто общество по типу муравейника и очень мало пастбищ. Они точно не попытаются сбросить бомбу на Землю? — он попытался скрыть за насмешкой нарастающую волну ужаса, которая охватывала его. Это были настоящие внеземные творения, и один только факт их существования ошеломлял.
— Вряд ли они думают о Земле. Не забывай, мы далеко в будущем для них. Не сомневаюсь, что сейчас они все вымерли.
Экран заполнило изображение отдельного канала.
При ближайшем рассмотрении аборигены выглядели совсем не так, как тюлени или котики.
Рыбообразное тело, внешне неуклюжее, с боков торчали то ли плавники, то ли ласты, а сзади вырост, похожий на хобот.
Сверху на туловище насажены два лягушачьих глаза, которые смотрели назад.
Вырост, по-видимому, выполнял хватательные функции, как хобот у слона.
— Они ближе всего к цивилизации из того, что вы обнаружили? Твари, которые живут в многоэтажных бобровых домиках и плещутся в лужах?
— Ты недооцениваешь их, Иво. Это технологически развитая цивилизация. Далеко впереди нас. У них уже сто лет известен макроскоп.
Иво присмотрелся, но увидел только что-то вроде жилища, несколько жирных существ развалились в воде, несомненно, вонючей. Одно из них выбросило из хобота струю жидкости и заскользило вперед, или может быть назад, под действием реактивной силы.
— Я хочу услышать более основательную аргументацию. Может, я чего-то не понимаю?
— Я прочитаю тебе лекцию по их палеонтологии. Мы осматривали их библиотеки, музеи, спальни — да-да, все это у них есть, хотя не такое как у нас, и мы скопировали несколько учебных фильмов. Мы их еще не озвучили — сейчас это делается — но я буду комментировать по ходу. — Он переключил изображение. — Итак, история пробоскоидов[11], сокращенно пробов, планеты Санга.
Иво позабыл обо всем, слушая рассказ и глядя на экран. Перед ним предстала планета Санга миллионы лет назад: могучие леса папоротников на суше, скопления губок в океане. Из богатой пищей воды вышли на сушу пресмыкающиеся, похожие на земных двоякодышащих рыб, вдыхая влажный воздух плотной атмосферы. Они откладывали яйца на суше, но хищники пожирали почти все, пока под лучами солнца созревал плод, и естественный отбор привел к тому, что потомки их уже вынашивали плод в теле: живорождение. Но даже после этого крохотные новорожденные были весьма уязвимы, и эволюция остановилась на компромиссе — плацентарная амфибия. Эти животные составили генофонд вида, который завладел всей планетой через сорок миллионов лет.
Примитивный пробоскоид не производил сильного впечатления. Их стада плавали в мелких морях, выбрасывая воду из хобота, неуклюже взбирались на берег, орудуя ластами. В них был страх, их глаза все время были обращены в сторону опасности, а не в будущее.
Они умирали либо в зубах хищника, либо просто в панике, глупо разбивались о скалы.
Но они достигли успехов, совершенствуя способ передвижения, направление извержения воды можно было легко изменить поворотом хобота, а у некоторых подвидов к этой струе добавлялось зловонное вещество, отпугивающее хищника. Нюх обострился: они всегда ждали нападения.
Один вид перебрался в скалистую зону прилива, — место, в котором не могло жить ни одно другое существо. Моря изменялись во время прилива, а прилив, вызванный действием двух лун, имел коварный нрав. Огромные круглые скалы перекатывались, давя все на своем пути, прорывая канавы в песке отмелей и океанском дне, затем, со сменой течений, перемещались в новый район. То было гиблое место как для сухопутной, так и для морской фауны.
Те пробы стали совершенными амфибиями, так как их дыхательный аппарат был приспособлен как к воде, так и к воздуху. Они научились ориентироваться в течениях, предугадывать приливы и спасаться от опасности, переползая из канала в канал. Когда большие морские хищники осмеливались забираться на отмели, пробы отводили нужные течения, так что враг был либо изолирован в ловушке, либо оказывался на суше. Если же вторгался сухопутный зверь, его тоже можно было заманить в природную западню. Все еще боязливые пробы познали вкус мяса.
Затем суша поднялась, и отмели отступили. Это было катастрофой для пробов; выжили немногие, так они не были в состоянии конкурировать с сухопутными или морскими животными в их родных средах. Но один вид, самый способный, смог соорудить себе дом, там где его не создала природа. Они не могли быстро бегать или плавать, либо летать, им пришлось рыть своими конечностями каналы на берегах морей и подводить к ним воду. Для хищников были прорыты лабиринты. Тот, кто входил в лабиринт, в конце концов оказывался в тупике, либо в узком проходе, и на него сыпались камни, или летели копья из поперечных ходов.
Позднее камни и копья были приспособлены для строительства и началась эра инструментов и оружия. Хоботообразный вырост, уже не столь необходимый для передвижения, стал чем-то вроде руки, плавники, больше не нужные для плавания, превратились в мощные лопаты. Увеличился мозг. Требовалось средство для общения высокого уровня. Воздух, вибрирующий в хоботе, создавал гудящий звук, что и составило основу речи.
А лабиринт через несколько тысяч лет превратился в подобие города.
Суша опять поднялась, и город был разрушен, такая же участь постигла места обитания многих других животных. Пробы отстроили свой город, а менее способные и гибкие животные вымерли. Пробы почти утратили былую робость, а мясо им нравилось все больше.
Население увеличивалось, и новые жители требовали еще больше еды и пространства. Чтобы облегчить ситуацию в городе, были организованы первые колонии. Не совсем ясно, как происходило разделение труда, но в каждом селении имелся полный штат строителей, охотников, вскармливателей. Первая колония была основана в нескольких сотнях миль от города. Следующая — дальше. В конце концов все берега планеты были усеяны городами-лабиринтами.
Теперь пробов было не узнать. Лоснящиеся гиганты, они отвоевывали территории своих древних врагов. Организация и разум победили. Они продвинулись в глубь суши, разработав способ подачи воды в места выше уровня моря, ее удержания и аэрации. Наступило время технологий.
Пришлось проявлять все большую изобретательность, по мере того как планета становилась все менее пригодной для проживания. Дожди выпадали реже — создавались более мощные насосы, животный мир исчезал — выводились новые породы скота. Хобот проба теперь мог хорошо работать на всасывание, им можно было брать предметы как присоской, но захват был слабый, оказалось, что проще использовать его подвижность и ловкость для создания машин и поручить им тяжелую работу.
После освоения континентов фауна и флора оскудели, а полезных ископаемых становилось все меньше, и пробам пришлось создавать эффективные технологии получения пищи. Морские фермы поставляли мясо, остальное дополняла гидропоника. Наука быстро развивалась, началось освоение космоса. Но это требовало огромной энергии, а их мир был опустошен варварским природопользованием прошедших веков. Они искали возможности колонизировать другие миры, так же, как когда-то они колонизировали берега родной планеты, однако не имели ни времени, ни техники для долгой космической экспедиции с малыми шансами на успех.
Технологии развивались, а цивилизация голодала. Они изобрели макроскоп и забросили свое открытие. Суша превратилась в сеть водных каналов, а океан в тщательно спланированную плантацию. Тех, кто не мог расплатиться с долгами, забивали, те, кому не удалось достичь успеха в жизни, могли пожить несколько лет в мире богатых, заложив собственное мясо. Это был модный и приятный способ самоубийства, и теперь около сорока процентов населения удовлетворяли свой суицидальный инстинкт подобным образом. Но уровень рождаемости, поддерживаемый приличной медициной и скукой жизни, все рос. Наступил коллапс невосполнимых ресурсов.
— Почему же они не контролировали рост населения? — спросил Иво. — Они же шли к верной гибели. Можно ведь было уменьшить уровень рождаемости, для этого было все необходимое.
— А почему люди не уменьшают свой уровень?
Иво задумался над этим и решил не отвечать.
— На следующую ночь мне приснился сон, — сказал Брад, не снимая шлема, хотя он ему уже не был нужен. В нем он напоминал пришельца из космоса, и этот образ не вязался с его словами. — Я стоял на вершине горы и любовался творениями человека на Земле и в космосе, когда вдруг увидел проба. Он был мужского пола, огромный, очень старый, — в общем, безобразный. Он стоял на куче отбросов и глядел на меня. Затем он прыгнул в кучу грязи, обдав меня брызгами, и я отшатнулся. Он поднял свой хобот и захохотал — это был непередаваемый звук, казалось, множество разноголосых труб ревут повсюду. Сначала я подумал, что его забавляет мой вид — прямоходящий на двух ногах, то, что мы считаем признаком высших существ. Затем мне показалось, что он смеется над всем человечеством, над нашим миром. Слушая раскаты смеха, я понял, что он мне хочет сказать: «Мы прошли этот путь, и вот нас уже нет. Теперь ваша очередь — но вы слишком глупы, чтобы извлечь урок из нашей истории, которую мы вам так ясно изложили». Я хотел ответить, возразить ему, но тут мне стало ясно, что уже слишком поздно.
— Слишком поздно?
— Посмотри на данные статистики, Иво. Во времена Христа на Земле было четверть миллиарда людей. Сейчас столько в Соединенных Штатах, а они мало населены по сравнению со многими странами. Население Земли растет с рекордной скоростью, а вместе с тем ширятся сопутствующие болезни: преступность, голод, недовольство масс. Если наши прогнозы верны, а они скорее консервативны, — то через одно поколение наступит конец света. Мы с тобой его еще увидим, к сожалению, в преклонном возрасте.
— Конец света? И мы его увидим, несмотря на могущество разума и прогресс в XXI веке?
— Это неизбежно. Ты видел это на примере пробов. Стоит только взглянуть на наш мир через макроскоп, — целые страны превращены в гетто. Поверь мне, Иво, то, что происходит сейчас, просто ужасно. Ты читал «Умеренное предложение» Свифта?
— Послушай, Брад, я не профессор. Я не знаю, к чему ты клонишь.
— Иво, я не демонстрирую свою эрудицию. Но выдумать что-то ужасней нелегко. Джонатан Свифт в шутливой форме предложил план, по которому лишние дети в Ирландии должны были пойти в пищу. Горькая ирония в том, что он описал все довольно точно. Вот цитата: «годовалый, ухоженный ребенок представляет собой очень вкусную, полезную и здоровую пищу — в тушеном, жареном или вареном виде…» Сейчас эти слова относятся к нам. Свифт перевернулся бы в гробу, если бы узнал это. Он утверждал, что подобная мера уменьшит население, — а Ирландия к тому времени уже была перенаселена, — и даст возможность бедным родителям хоть что-то продать и сократить расходы на содержание семейства.
Иво ощутил до боли знакомые покалывания в желудке и суставах.
— Конкретно, что ты видел.
— Подобное уже творится в гетто перенаселенных стран. За каждую голову платится премия, в зависимости от размера и состояния здоровья индивидуума. Некоторые органы продаются больницам на черном рынке — сердце, почки, легкие и так далее, прежде всего тем, кто не слишком интересуется источником. Кровь выкачивается полностью и продается на аукционной основе потребителям. Мясо перемалывается на фарш для гамбургеров, чтобы скрыть его происхождение, вместе с…
— Ты говоришь о МЛАДЕНЦАХ?
— Да, о человеческих детях. Взрослые тела опасней добывать, к тому же много неполноценных. Правда, существует небольшой рынок сбыта тел всех возрастов. Большинство детей похищают, но некоторых продают сами отчаявшиеся родители. Это дешевле, чем аборт. Нынешний курс колеблется от ста до тысячи долларов за голову, в зависимости от района. Это действительно лучший выход для многих семей, которым не под силу прокормить еще один рот; такой жизни не позавидуешь. Ну и, конечно, они ничего не получат, если их ребенка украдут.
— Я не могу поверить, Брад. Только не каннибализм.
— Я видел это, Иво. В макроскоп. Я ничего не мог сделать, так как любое правительство будет все отрицать, а обвинения такого рода могут вообще перечеркнуть всю программу макроскопа. Люди хотят иметь право на самообман, особенно если правда кошмарна. Но я тебе уже говорил, что в следующем поколении каннибализм будет законным институтом, как в цивилизации пробов. Предложение уже не умеренное.
— Я не понимаю, почему то, что случилось с пробами, должно случиться с нами? Опасность существует, согласен, но неужели все так безысходно? Только потому, что пробам не повезло?
Руки Брада задвигались над панелью управления. Иво заметил, что аппаратура для получения макронного изображения довольно проста, остальная часть, по-видимому, использовалась для других исследований. Картина изменилась.
— Ты слишком субъективен, — сказал Брад, — посмотри на это.
На экране было ангельское гуманоидное лицо женской особи, очень милое. Большие глаза золотистого цвета, маленький нежный рот. Прическа, состоящая из зеленоватых то ли волос, то ли перьев, мягко гармонировала со спокойными чертами лица. Шелковое платье облегало стройное тело, но по контурам Иво заключил, что это было тело не млекопитающего. Казалось, что земная женщина, освободившись от не очень эстетичных биологических функций, превратилась в какое-то эфемерное существо.
Это была картина. Брад уменьшил увеличение, и в кадре появилась рама, затем колонны и арки изящной конструкции. Музей, светлый и широкий, возведенный гениальным архитектором.
— Разумны, цивилизованы, прекрасны, — пробормотал Иво. — А где живые представители?
— На планете Мбслети никто не живет. Это королевская усыпальница, насколько мы можем судить; одна из немногих, расположенных достаточно глубоко, чтобы уцелеть.
— Уцелеть?
Внезапно появилось волнующееся море грязи и голый берег. Иво почти почувствовал зловоние дымной атмосферы.
— Тотальное загрязнение. Мы сделали анализ воды, почвы, воздуха — все искусственное. Они попали в зависимость от машин и уже не могли контролировать рост химических и ядерных отходов. Угадай, где они брали мясо незадолго до своего финала? Это только ускорило их вымирание.
Опять появилось изображение придворной дамы, но у Иво перед глазами все еще стоял погибший мир.
— Все это потому, что они перерасходовали ресурсы? — спросил Иво, не ожидая ответа. — Не смогли остановиться, прежде чем их остановила природа? — он покачал головой. — Как давно?
— Сорок тысяч лет назад.
— Хорошо, — сказал Иво, не сдаваясь. — Это два примера. А есть ли еще?
— Вот еще один. — Брад провел регулировки, и перед ними предстал разрушенный город. Через некоторое время между грудами обломков появился четвероногий уродец. Спутанные волосы закрывали лицо, он шел, опираясь на фаланги согнутых пальцев. «Как горилла», — подумал Иво. Существо выглядело больным и голодным.
— Насколько можно судить, коллапс цивилизации наступил пятьсот лет назад. Население уменьшилось от десяти миллиардов до менее чем миллиона, и все уменьшается. А есть им все равно нечего, медицина, естественно, отсутствует. Растительность исчезла.
Иво не стал спрашивать, был ли этот сгорбленный уродец потомком цивилизованной расы. Очевидно, он когда-то был прямоходящим.
Конечно, три примера еще ничего не решают. Возможны отклонения. Но к нему непроизвольно закралась мысль, что Человек может стать четвертым отклонением. Перенаселенность, загрязнение среды, войны — он не допускал мысли, что это может погубить цивилизацию, но это было так. Все же примеры были не типичны, так как не были показаны цивилизации, например, на уровне неолита. В то же время высока вероятность, что их много.
— Именно у пробов я позаимствовал технологию теплового экранирования, — Брад переменил тему. Он опять вернул изображение планеты Санга. — Мы еще изучаем их книги и технику и многое узнали. И если нам повезет, в один прекрасный день мы откроем по-настоящему развитую цивилизацию, которая преодолела проблемы перенаселения, и узнаем, как излечить нашу планету. С помощью макроскопа наука за считанные дни продвинется дальше, чем за столетия в былые времена.
— Я сдаюсь. Это очень важно, но…
— Ты спрашиваешь, зачем я трачу на тебя время, вместо того, чтобы решать проблемы человечества. У нас тут кое-что произошло.
— Я уже понял, — ответил Иво с легкой иронией. — Что именно?
— Мы приняли сигнал, который, похоже, является коммерческой трансляцией.
Иво разочарованно спросил:
— Так вы не можете отфильтровать помехи от земных радиопередач? А я думал, что вы работаете на другой частоте, или как это там называется.
— Это не земная передача. Искусственные сигналы в основном макронном диапазоне.
Наконец до Иво дошло:
— Вы установили контакт?!
— Односторонний контакт. Мы не можем передавать, только принимаем. Мы не знаем, как излучать макроны, но принимать-то мы умеем.
— Значит, какая-то цивилизация организовала бесплатный развлекательный канал. — Это звучало нелепо, но лучше Иво ничего придумать не мог.
— Это не развлекательный канал. Программа обучения в закодированном виде.
— И вы не можете ее расшифровать. Вот зачем вам нужен Шен.
— Мы ее понимаем. Она доступна для восприятия, хотя в необычной форме.
— Ты, конечно, не имеешь в виду все эти точки-тире, 2*2, изображения Солнечной системы? Мне не нужны подробности, но это с соседней планеты? Ультиматум? Нам предлагают сдаться?
— Сигнал исходит из точки на расстоянии четырнадцать тысяч световых лет, где-то в созвездии Скорпиона. Это не вторжение и не ультиматум.
— Но у нас не было цивилизации четырнадцать тысяч лет назад. Как же они могли нам что-то передать?
— Это сферическое излучение. Другая неожиданность. Мы привыкли считать, что в целях экономии энергии любая передача на большие расстояния должна быть направленной. По-видимому, это цивилизация II-го уровня.
— Не понимаю…
— Первый уровень — это масштабы потребления энергии человечеством или цивилизацией пробов. Второй уровень означает использование всей энергии, излучаемой звездой. III уровень — галактикой. До недавнего времени эта классификация была чисто теоретической. Вероятно, эта передача предназначена всем цивилизациям, обладающим макроскопом.
— Это же сознательный контакт между мирами! Потрясающий прорыв. Не так ли?
— Да, конечно, — мрачно согласился Брад. На экране бестолково суетились пробы. — Именно сейчас нам как никогда нужен совет от высшего разума. Теперь ты понимаешь, почему остальные применения макроскопа не так важны. Зачем обшаривать космос, если мы уже получили послание от цивилизации, на много столетий опередившей нас.
Иво уставился в экран.
— У пробов были макроскопы, и их программе было тогда не меньше пяти тысяч лет. Почему они не использовали его? Может, они по другую сторону, и сигнал их еще не достиг?
— Они его приняли. Мы полагаем, что его приняли и гуманоиды. Здесь-то и кроется часть проблемы.
— Ты говорил мне, что они забросили макроскоп. Это меня и удивляет — все равно, что научиться читать, а затем сжечь книги. Они же могли извлечь пользу из программы, как мы собираемся сделать. А может наоборот — нам конец, если мы начнем слушать советы высшей цивилизации?
— Нет, здесь, на станции, мы пришли к выводу, что ради бесплатного образования стоит рискнуть. Человечество всегда так действовало. Но, прежде всего, мы должны продолжать развивать науку самостоятельно.
— Что же останавливает?
— Греческий «элемент».
— То есть?
— Бойся данайцев, дары приносящих.
— Ты сказал, что лишние знания нам не повредят, а плату за обучение через четырнадцать тысяч лет никто требовать не станет.
— Боюсь, придется заплатить высокую цену. Они могут уничтожить нас.
— Брад, я наверное дурак, но…
— Точнее, наши лучшие умы. Уже есть жертвы. Это настоящий кризис.
Иво наконец отвернулся от экрана.
— То же случилось с пробами?
— Да, они так и не решили проблему.
— Значит, луч смерти, убивающий через сорок тысяч лет. Это уже что-то из комиксов.
— Может быть. Система защиты не пропускает опасные для жизни виды излучения — за всем следит компьютер, но она не может защитить наш мозг от опасной информации.
— Ну, не думаю. Было время, когда считали, что контроль над сознанием…
— Ты не прав, Иво. Препараты, позволяющие контролировать сознание, на самом деле существуют, и уже много лет. Но в этом случае макроскоп превратил гениев в полных кретинов. Они получили какую-то информацию, разрушившую их мозг.
— А ты уверен, что это не психическое расстройство? Перегрузка, нервный срыв…
— Мы уверены. Ну, как тебе это объяснить, на энцефалограммах…
— Слушай, ты мне все здорово растолковал про эту вашу чудо-ракету, Джозефа, затем про макроскоп. Все должно быть на уровне налоговой декларации, иначе я не пойму.
— Хорошо, оставим энцефалограммы в покое. Просто поверь на слово, хоть мы и не делали вскрытий, мы знаем, что внеземной сигнал вызвал деградацию мозга, в том числе и физические изменения. Причем, повторяю, никакого внешнего воздействия, только информация. Одно известно точно: существуют вещи, о которых развитому мозгу лучше не думать.
— Истинный механизм не известен? Просто эта информация вызывает дебилизм?
— Можно сказать, что так. Она состоит из этапов. Нужно идти шаг за шагом, как на уроках по математике. Сначала счет на пальцах, затем арифметика, общая математика, алгебра, высшая математика, формальная логика и так далее, по порядку. Иначе ты утратишь нить. Нужно усвоить материал самого первого уровня, прежде чем допустят на следующий, — это что-то вроде теста на интеллект. Все устроено так, что ты не можешь перескочить введение, программа всегда начинает с него, когда бы ты ни приступил. Это строгий экзамен, чтобы его пройти, нужно иметь интеллектуальный коэффициент не меньше ста сорока, хотя мы не знаем, какого коэффициента можно достичь по окончании программы обучения. Наши техники посмотрели и сказали, что ничего не понимают в этой модернистской чепухе. Руководители наоборот, были зачарованы программой и прошли весь курс за один присест. Как раз после этого они и отключились.
— И помочь нельзя?
— Неизвестно. Мозг умного человека не обязательно имеет больше клеток, чем мозг дебила, так же как цирковой тяжелоатлет имеет не больше мускулов, чем любой человек весом больше девяноста семи футов. Дело в качестве клеток. Клетки мозга гения связаны между собой большим количеством синапсов. Эта космическая информация вызывает разрыв многих синапсов — это происходит на уровне, недоступном стереотаксической хирургии.
Ожидая, что Иво опять не понравится технический язык, он остановился, затем продолжил:
— Как всегда, именно дорогие часы сильнее всего ломаются, если их уронить на бетонный пол.
— А дешевые часы начнут тикать. Я посмотрю и через пять минут начну зевать, а ты…
— Не думаю, что тебе стоит на это смотреть, Иво.
— В любом случае, по-моему, это полный тупик. Если ты дурак, ты не пройдешь; если ты умный, так станешь дураком.
— Да. Но вопрос в том, ЧТО ЗА ЭТИМ СТОИТ. Мы должны знать. Сейчас, когда мы почувствовали воздействие программы, мы не можем это так просто оставить. Если элементарная информация, отфильтрованная нашими компьютерами и представленная в визуальной форме, способна на такое, то можно только представить, какие нас еще могут ожидать сюрпризы. Мы не уверены, что вся опасность заключена в передаче. Где-то еще есть страшная западня, в нее-то наверное и попали пробы.
— Индуцированный идиотизм?
— Предположим, что кто-то выполнил программу, но в психике произошли изменения — ему кажется, что нужно уничтожить весь мир. На станции есть люди, которые могут это сделать, если захотят. Возьмем хотя бы Ковонова — он в чем-то умней меня и более опытен. С помощью макроскопа он может выведать все военные секреты, состав командования, — или, например, создаст невиданное оружие.
— Я начинаю понимать, зачем вам нужен Шен.
Брад снял шлем, взглянул на Иво и кивнул:
— Так ты сможешь…
— Извини, нет.
— Ты еще не убедился? Я тебе могу показать еще материалы. Мы должны получить доступ к информации, которую передает эта цивилизация II уровня. Мы опасаемся, что само человечество не сможет снизить уровень рождаемости или уменьшить население каким-либо другим цивилизованным путем; что оно никогда не начнет разумно использовать свои истощающиеся ресурсы. Проблема скорее социологическая, чем психологическая, и решения пока что нет. Мы должны получить материалы и технологии нового уровня, прежде чем начнем в прямом смысле пожирать друг друга. Земля себя не спасет. То, что ты видел в макроскоп, не нуждается в комментариях.
Иво все упорствовал:
— Хорошо, хорошо. Допустим на минуту, что я согласился. Но я все еще не уверен, что цель оправдывает средства.
— Не знаю, что тебе еще сказать, Иво. Шен единственный, кого я знаю, кто имеет шанс разрешить задачу. Мы даже не осмеливаемся работать в этом диапазоне, пока все не прояснится, а если хоть часть излучения распространится на периферические диапазоны…
— Я не сказал, что никогда не смогу помочь. Только сейчас у меня недостаточно информации. Во-первых, я хочу посмотреть на жертвы. Во-вторых, этот мозгодробительный сериал. А там видно будет.