Чем больше масса, тем легче. Теперь насчет людей — вся эта технология позаимствована из главного внегалактического канала. Почему-то только этот канал передает сведения такого рода. Фактически, в этой программе нет ничего, кроме информации, связанной с перемещением в пространстве c помощью гравитационного коллапса, хотя раньше мне казалось, что охвачены и другие области знания. Кстати, известная нам деструкция — один из этапов такого путешествия. В программе говорится, что живая материя способна пережить весь цикл трансформаций, если будет подготовлена должным образом.

— В прошлый раз они нас не обманули, — заметил Гротон.

— Выкладывайте все, — мрачно сказала Афра.

— Хорошо. Сначала идет превращение в жидкость, столь хорошо нам знакомое. Затем отделяются клетки, и происходит что-то вроде испарения.

— Дело в том, что в газообразной среде легче восстановить молекулярные связи после формирования молекулярной структуры, — заботливо растолковал Гротон.

— Отвлекаясь от деталей, можно сказать, что распределение потенциала остается тем же во время компрессии, только изменяются масштабы, — продолжил Иво.

— То есть, создается специальное поле, которое фиксирует положение каждого атома и придает всей системе устойчивость, так что всевозможные флуктуации, неизбежные во время коллапса не изменяют структуру. Это похоже на то, как рисунок на шарике остается тем же, даже если шарик спустить, если, разумеется, в нем нет дырки. После прыжка и обратного расширения это поле сохраняет распределение своего потенциала, и выключается только когда все возвращается на круги своя. Для неживой материи все здорово проходит, но для живых существ необходимы некоторые усложнения. Вы ведь не можете просто включить и выключить жизнь, словно лампочку.

— Так вы говорите, чем больше сопутствующая масса, тем легче идет процесс? — спросила Афра. По всему было видно, что она заинтересовалась всерьез. После успеха деструкции и освоения Тритона сумасшедшие идеи воспринимались гораздо проще. — Не означает ли это, что вы хотите привязаться каким-то образом к Шену и пройти сжатие вместе с ним?

— Основное вы поняли. Но ведь у нас имеются объекты помассивнее Шена, и есть возможность создать необходимое оборудование. Ведь чем больше масса, тем все технически проще, так как степень сжатия меньше. Таким образом…

— Собственно Тритон? Может, это и проще, но смахивает на гигантоманию.

— Нептун.

Афра даже не удивилась.

— А вы знаете, где мы выскочим?

Иво посмотрел на Гротона и пожал плечами:

— Не знаем. За три миллиона лет карты сильно изменились, ведь расширение продолжается. Даже если петли и остались теми же, то перемещались галактики и звезды. Нам нужна современная версия карт — но в макросфере такая отсутствует.

— Значит, прыгать придется наугад?

— Да. После нескольких попыток нам, по-видимому, удастся составить собственную карту и мы будем иметь некоторое представление обо всей Вселенной.

— А если мы окажемся внутри звезды?

— Исчезающе малая вероятность. Но даже это, кажется, предусмотрено. Материя отталкивается от материи, если они встречаются после прыжка. Путь наименьшего сопротивления означает, что гораздо легче прыгнуть в незанятую точку пространства, нежели внутрь звезды, планеты или даже пылевидной туманности. Так что не следует об этом особо беспокоиться.

— А если мы заблудимся?

— Мы не заблудимся, коль скоро у нас есть макроскоп. А если и заплутаем, то не так уж далеко. Может статься, что галактика нам покажется незнакомой из другой точки пространства, но, думаю, расположение звезд будет не сильно отличаться от того, что мы имеем сейчас.

— Вы так думаете? — спросила Афра. — Неужели вы забыли о том, что прыжок на четырнадцать тысяч световых лет, а это как раз то расстояние, которое нужно преодолеть для достижения разрушителя, эквивалентен прыжку на четырнадцать тысяч лет в будущее? То, что мы сейчас видим — фрагмент истории Вселенной. А ваше «современное расположение звезд» никак не поможет вам точно определить координаты.

— Но у нас всегда будут передачи — большинство из них исходят из нашей галактики. И, разумеется, всегда будет сигнал разрушителя. Мы будем идти как бы против ветра — если мы хотим достичь разрушителя, то его сигнал будет нашим маяком.

— А почему вы думаете, что разрушитель один?

Опять Иво и Гротон переглянулись.

— Ну, в крайнем случае, мы всегда сможем сориентироваться по Солнечной системе, — сказал Гротон. — Мы хорошо умеем это делать. Расстояние мы можем определить, посмотрев, что творится на Земле, а захватив изображение Земли, мы определим направление. А зная азимут и измерив…

— При всем моем уважении к вам, джентльмены, — резко прервала Афра, — вы не представляете себе реальной ситуации. Вероятно, вам просто не удастся обнаружить старую добрую Солнечную систему с расстояния четырнадцать тысяч световых лет. Расположение объектов в галактике будет совершенно иным, а яркость Солнца не такая уж большая, я уж не говорю об ослаблении света межгалактической пылью и газом. Именно поэтому в оптические телескопы мы видим лишь одну тысячную часть звезд центра галактики, а на краях и того меньше. Конечно, используя макроскоп, можно…

— Все это означает, — сказал Гротон: — «Мужчины несут вздор, и мы вскоре просто заблудимся в дебрях галактики».

Беатрикс улыбнулась ему, но, что удивительно, улыбнулась и Афра.

— А что предлагаете вы? — обратился к ней Иво.

— Прежде всего, я выбрала бы хороший галактический ориентир, например, галактику Андромеды. Это около двух миллионов световых лет от нас, и уж если мы прыгнем дальше, то нам уже не нужно будет беспокоиться о таких мелочах, как разрушитель. Еще я бы выбрала типичную для нашей галактики конфигурацию цефеид, — скажем, в тысяче световых лет от Солнца. Если бы удалось обнаружить Полярную звезду, мы бы знали, что находимся не далее ста парсеков…

— Андромеда, это такая же галактика, как и наша, — пояснил Гротон Беатрикс. — Мы ее увидим отовсюду, так как ее плоскость параллельна плоскости нашей галактики. Переменные цефеиды…

— Я сама все объясню, спасибо, — перебила Афра. — Цефеида — это яркая звезда, которая периодически меняет свою яркость, будто у нее есть пульс. И чем больше период — то есть, чем больше времени проходит между самой яркой и самой тусклой фазой — тем больше средняя светимость звезды, то есть, ее реальная яркость. Следовательно, все что нам нужно, это измерить ее яркость в нашей исходной точке, и с учетом фазы колебаний светимости, мы сможем определить, насколько далеко мы прыгнули. Потому что чем дальше звезда, тем меньше света доходит от нее и тем более тусклой она кажется.

— Да, действительно, — радостно подтвердила Беатрикс, — теперь все понятно.

Иво ничего не сказал, так как стыдился признать, что он не имеет представления о том, что такое переменная цефеида и как с ее помощью можно определить местоположение в галактике. Он действительно способствовал технологическому прорыву на Тритоне, и с его помощью Гротон создал машины и аппараты, принципы действия которых не способны даже понять специалисты на Земле. За это время Иво познал многое, но, фактически, он выполнял функции СТОНОГРАФИСТА. Он совершенно не представлял, как все это устроено. Он СДЕЛАЛ все, но не ПОНИМАЛ ничего. Результатом явилась чрезвычайная осведомленность в одних областях на фоне полного невежества в других. Он мог рассуждать о гравитационном коллапсе и не знать, что такое переменная цефеида.

Но его осенила мысль — ведь вся земная цивилизация в этом в чем-то походит на него. Действия без понимания — даже на краю пропасти.

— Когда же мы отправимся? — спросила Беатрикс.

Это был месяц очень напряженной работы, изнуряющей как физически, так умственно и эмоционально. Но они снова были все вместе, и это уже было хорошо.

Они по-прежнему жили и работали в комфортных условиях, но темпы работы были бешеные. Никто уже не выполнял вручную работу по дому, в условиях такой спешки это было бы непозволительной роскошью. Беатрикс отвечала за аппаратуру жизнеобеспечения и остальные могли не отвлекаться от основной работы. Она так же освоила управление аппаратами по автоматической распайке и сборке электронных схем и технологию контроля качества готовой продукции.

Иво обшарил с помощью макроскопа всю галактику в поисках необходимой дополнительной информации, так как интергалактическая программа предполагала знание некоторых технологий, по этой же причине пришлось расшифровывать огромное количество записанных ранее данных.

Афра получала этот материал и проводила многие дни за компьютером макроскопа, проверяя допуски, вектора и критические индексы. Она уже смирилась с тем, что понять эту науку — выше ее возможностей, и просто использовала конкретные рецепты для их конкретных нужд, проверяя результаты с помощью вычислений.

Гротон, в свою очередь, получал ее результаты, уяснял свою задачу и выдавал соответствующие инструкции роботам. Он также тщательно исследовал весь Тритон в поисках места для постройки невиданного сооружения. Если бы планету посетил турист, он бы решил, что на ней начался индустриальный бум. В некотором смысле, это так и было.

Они вышли на уровень сверхнауки, науки цивилизации III уровня, но никто из них не представлял, что находится за его узкой областью специального знания. Первые неуклюжие роботы были заменены громадными механическим монстрами, которые, казалось, уже сами распоряжались на Тритоне, компьютеры, гораздо сложнее компьютера макроскопа, управляли теперь самыми рутинными операциями, но последнее слово все же оставалось за человеком.

Иво, Афра, Гротон — каждый был занят своим делом и они не виделись целыми днями, довольно часто их встречи выливались в ссоры, так как все были на пределе. Беатрикс, со своим неизменным дружелюбием, умудрялась примирять их, и это было далеко не последней ее обязанностью.

Проект был настолько сложен, что никто не мог взять на себя руководство, все они были простыми исполнителями. И все же Иво смотрел на работу с нескрываемой гордостью и был уверен, что остальные чувствуют то же. Он знал, что Земля уже почти забыла об их грандиозном похищении — информация об этом все-таки просочилась в прессу и они на время стали «знаменитостями». В одном он был уверен — по завершении их проекта у земных астрономов и физиков глаза полезут на лоб от удивления.

Вид работ изменился. Теперь экскаваторы вгрызались в литосферу Тритона в месте, в котором гравитационной линзой было скомпенсировано поле притяжения планеты. Шахта углублялась с каждым днем, стены ее укреплялись толстостенными металлическими трубами. Бурильный комбайн продвигался со скоростью чуть больше десяти миль в сутки, выработанная порода — куски скал, щебень, — подымались каменным гейзером в нулевой гравитации и оседали на границе с нормальной гравитацией, образуя огромный вал вокруг шахты.

Вскоре шахта, имевшая шестьдесят футов в диаметре, достигла своей предельной глубины. Металлические сплавы не выдерживали уже давления окружающей породы, к тому же, на этой глубине поле планеты было малым и гравитационная линза работала неэффективно.

Машины сделали свое дело и ушли. На некоторое время активность уменьшилась. На Тритоне наступило затишье.

Силовой экран, сохранявший земную атмосферу вокруг пирамиды, был снят. Чужеродная для Тритона атмосфера вырвалась на свободу и тут же осела легким снегом из замерзших газов на землю и на мертвые растения. Осталась одинокая пирамида. Из нее вышла фигура, облаченная в скафандр. Она остановилась возле мерзлой могилы, затем направилась к планетному модулю и забралась в него. Из сопла ракеты вырвалось пламя, она взлетела. Тритон обезлюдел.

На Шене тоже произошли перемены — к Джозефу вновь был пристыкован макроскоп. Ледяная спайка расплавилась, и корабль медленно отчалил от спутника.

Ракета вместе с макроскопом начала спускаться в колонну с нулевой гравитацией, навстречу все усиливающемуся потоку газообразного кислорода и азота атмосферы Тритона.

У поверхности Тритона их встретили сильные завихрения газа, настоящий торнадо из обломков породы, пыли и снега. Корабль двигался носом вперед, выставив шар макроскопа навстречу ветру, маршевые двигатели работали на малую мощность.

Со скоростью три фута в секунду корабль вошел в шахту, которая завершала этот колодец ветров. Газы, вытекающие в пятифутовый промежуток между ракетой и стенками шахты, поддерживали корабль и препятствовали небезопасному касанию корпуса корабля и стенок. Со скоростью четырнадцать миль в час ракета вошла в недра планеты. Через три дня она остановилась. Колонна с нулевой гравитацией исчезла, поднятые потоками газа пыль и щебень осели. Затем включились двигатели, теперь уже на полную мощность. Металлические ребра, созданные специально для этого случая, расплавились, металлическая труба потеряла устойчивость, сплющилась, часть шахты обвалилась. Волна обвала пошла вверх, и вскоре корабль был надежно захоронен в толще планеты на глубине в тысячу миль.

После этого включились мощнейшие гравитационные генераторы. Образовались три колонны с нулевой гравитацией, торчащие в стороны, как зубья трезубца Нептуна. Атмосфера Тритона, вперемежку со многими кубическими милями перетертой в пыль породы начала извергаться в космос, через десятимильные окна в гравитационном поле.

Три мощных двигателя тормозили Тритон, и он нехотя замедлял свой бег по орбите. Постепенно он перешел на спиральную траекторию и, набирая скорость, с каждым витком помчался к Нептуну.

Нептун захватил Тритон своим чудовищным притяжением и потащил его в газообразное чрево. Гравитационные возмущения, вызванные спиральными движениями спутника, породили настоящую бурю в атмосфере бога морей. Крошечная ледяная луна — Шен — пропала в этом бурлящем океане газов и больше не появлялась. Тритон утратил свой спутник незадолго до того, как исчез сам.

Прошли предел Роша, пройдя который любой спутник на стационарной орбите уже развалился бы — Тритон содрогнулся, но остался цел. Все происходило слишком быстро для того, чтобы приливная сила успела разрушить его.

Контакт. Тритон пропахал борозду во внешних слоях бурной атмосферы гиганта. На пути Тритона тепло, вызванное трением, буквально взрывало кристаллики аммиака. Сзади за ним тянулся турбулентный след, шириной в пять тысяч миль, где аммиак вновь замерзал, превращаясь в белую вьюгу.

Через пять часов Тритон прошел верхние слои атмосферы и полностью погрузился в слой водорода, на скорости четырнадцать миль в час он пробуравил атмосферу и пошел на следующий круг. На третьем витке он чиркнул ледяную поверхность Нептуна, которая тут же превратилась в пар. Фонтаны воды и аммиака мгновенно превращались в ледяные столбы в милю высотой, которые разбивал в пыль метановый ураган. Лед, пар, метан перемешались и бурлили вместе в дикой свистопляске — картина, не виданная на Нептуне никогда ранее.

На четвертом витке Тритон дошел до ядра Нептуна. На скорости три тысячи миль в час камень встретил железо, шар Тритона заскользил, покатился по ядру, за ним следовала волна кипящей лавы и драгоценных металлов.

Наконец, каменный шар остановился в озере расплавленного металла, он был шесть тысяч миль в диаметре, но оставался цел. Глубоко в его недрах, как червяк в яблоке, покоился корабль в металлической капсуле.

Но представление еще не окончилось. Из этой капсулы начало распространяться силовое поле III уровня технологии, сначала оно охватило планету и спутник, теперь уже навсегда сплавленные вместе, вскоре оно заполнило сферу диаметром в двадцать тысяч миль, проникая в каждую частичку пыли, в каждую молекулу газа, в каждый атом. Это поле надежно зафиксировало положение всех атомов по отношению к целому.

Затем включилось другое поле, начался процесс сжатия всего объема, охваченного первым полем. Подпитываемый энергией, высвобождающейся при дефляции, процесс ускорялся.

Нептун сжался, его бурная атмосфера замерла. Все начало быстро уменьшаться. Стороннему наблюдателю показалось бы, что он удаляется от планеты со скоростью сто тысяч миль в час.

Нептун был уже как Земля, затем стал размером с Луну, затем — как астероид Цера. Вот он уже не больше мили в диаметре — но масса планеты и ее спутника сохранялась все той же. Пройден гравитационный радиус. Планета сжалась так быстро, что, казалось, она просто исчезла. Пройден горизонт событий. Через долю секунды планеты уже не было.

В пяти миллионах милях крошечная Нереида — второй спутник Нептуна — стал самостоятельной планетой и получил в наследство орбиту гиганта. Но он находился в противофазе и у него не хватило скорости лечь на новую орбиту, вместо этого он потерял устойчивость и, в конце концов, обрел свой новый дом на орбите Урана.

Началось освоение Вселенной человеком.