Бесхитростный рассказ Даржа пробудил в сердце Грейс неожиданную тревогу. Аналогия показалась ей более чем прозрачной. Что, если и Бореас, идя по стопам своего божественного покровителя, тоже собирается оросить земли доминионов реками крови? Но Ватриса можно хотя бы понять: тот спасал свою страну от гибели. Бореас — на словах — хочет того же. Но вот о чем он мечтает на самом деле… Тяжело вздохнув, Грейс убрала деревянную фигурку обратно в карман.

— Я опять не знаю, как мне поступить, Дарж, — с грустью призналась она.

Рыцарь задумчиво погладил усы.

— А как бы вы хотели поступить, миледи? — задал он встречный вопрос, немало удививший Грейс.

— Больше всего я хотела бы не ошибиться. Но для этого я должна точно понимать, что происходит: кто угрожает доминионам и как с этим бороться? Только зная все это, я смогу принять правильное решение. — Сама того не заметив, Грейс подошла к далекой от медицины проблеме с позиции врача: сначала подробное описание симптомов болезни, затем анализ и окончательный диагноз и только потом — лечение.

Дарж надолго погрузился в размышления. Студеный ветерок из открытого окна безжалостно теребил закрывающие его лоб темные волосы. Наконец он поднял голову и сумрачно кивнул:

— Полагаю, миледи, настало время применить новую тактику. Сердце в груди Грейс забилось быстрее. Она подошла к рыцарю почти вплотную и заглянула ему в глаза:

— Какую, Дарж? Расскажи мне!

На следующий день весь Кейлавер облетел слух о том, что между королем Бореасом Кейлаванским и ее светлостью леди Грейс, герцогиней Беккеттской, произошла ужасная ссора. Эта новость распространялась по коридорам быстрее крыс или пожара, и уже к полудню все кому не лень оживленно судачили о причинах размолвки. Ни один из участников обсуждения, разумеется, не присутствовал лично при сем эпохальном событии, что нисколько не мешало им на ходу изобретать все новые и новые пикантные подробности.

— Во имя Зеи, Грейс, что случилось?! — не успев отдышаться, выпалила Эйрин, со скоростью ракеты влетев в спальню подруги.

Лихорадочно вспоминая все известные ей методы убеждения, Грейс усадила баронессу в кресло и спокойно сказала:

— Ничего не случилось, Эйрин. Просто я придумала новый способ помочь королю. Баронесса нахмурилась:

— А ты уверена, что на твоей Земле слово «помочь» не имеет прямо противоположного значения?

Грейс поняла, что с Эйрин никакие уловки не пройдут, и решила сыграть с ней в открытую.

— Сначала выслушай меня, а потом можешь высказываться, сколько твоей душе угодно, — сухо произнесла она, усевшись в кресло напротив. — До сегодняшнего дня ко мне относились как к союзнице и единомышленнице Бореаса. Не спорю, со мной охотно беседовали — кто из любопытства, кто из уважения, кто из желания побольше разузнать о планах короля, считая меня его доверенным лицом, — но никто и никогда не делился со мной действительно важными сведениями, справедливо опасаясь, что я тут же передам их Бореасу.

В глазах Эйрин засветилось любопытство.

— Продолжай, я очень внимательно слушаю, — кивнула она.

— Если же все будут думать, что я попала в немилость, сразу возникнет вопрос: чьим могущественным покровительством — вместо Бореаса — я попытаюсь заручиться? Полагаю, пока продолжается Совет, найдется немало желающих привлечь меня на свою сторону. — Произнося последнюю фразу, Грейс чуть не расхохоталась — настолько нелепой показалась ей мысль о том, что кому-то в действительности может прийти в голову искать союза с ней. — Разумеется, у меня нет ни власти, ни влияния, чтобы оказать воздействие на ход Совета и его решения, но об этом никто не знает. И если наши противники всерьез поверят, что мы с Бореасом окончательно разошлись, они перестанут таиться от меня, как таились раньше.

Прежде чем Эйрин успела что-то сказать, рядом с дамами неизвестно откуда возникла мрачная фигура эмбарского эрла. Баронесса удивленно захлопала глазами.

— Прошу прощения, ваше высочество, — почтительно поклонился Дарж, — но вина целиком лежит на мне. Это я уговорил леди Грейс испробовать новый план. Прошу вас передать королю, буде его величество пожелает получить удовлетворение, что я охотно понесу любое наказание, какое он соблаговолит наложить.

— Бореас вне себя, — сообщила Эйрин. — Я своими глазами видела, как три его мастифа с визгом улепетывали по коридору, поджав хвосты. Будь хвосты у королевских лакеев, они поступили бы точно так же.

— Отлично! — воскликнула Грейс, от души надеясь, что ее энтузиазм никому не покажется фальшивым. — Если Бореас так сильно разозлился, это играет нам на руку. Теперь никто не усомнится в истинности пущенной нами сплетни! Но рассказать ему правду придется тебе, Эйрин, — сказала она и с усмешкой добавила: — Сильно сомневаюсь, что сохраню голову на плечах, покажись я ему на глаза в ближайшие несколько часов.

Баронесса опустила голову и ничего не ответила. Глаза Грейс испуганно расширились.

— Я же пошутила, Эйрин, — проговорила она внезапно севшим голосом. — Это была просто шутка! Что же ты не смеешься? Неужели ты думаешь, он и в самом деле способен приказать отрубить мне голову?

Эйрин натянуто улыбнулась и кивнула.

— Я поговорю с королем, — пообещала она.

Баронесса сдержала обещание. Вернувшись к Грейс после свидания с Бореасом, она рассказала, что его величество по-прежнему рвет и мечет. Сообщение о тайном плане Грейс и Даржа не вызвало у короля восторга и было встречено в штыки — главным образом, как подозревала Эйрин, потому что с ним предварительно не посоветовались. Впрочем, Бореас быстро понял, что у него, в сущности, нет другого выбора и согласился подыграть хитроумному замыслу. Как бы то ни было, уже через несколько дней новая тактика, предложенная эмбарцем, начала приносить первые плоды. Никто не приближался к Грейс в открытую, но вечерами, после окончания заседания Совета, стоило ей пройтись по коридору, прогуляться по саду или просто присесть отдохнуть на скамеечку где-нибудь в укромном месте, как рядом неизменно оказывался тот или иной высокопоставленный сановник, желающий с ней побеседовать.

Грейс нисколько не удивилась, хотя, возможно, и следовало бы, когда первым из «случайно» встреченных ею иноземных вельмож стал лорд Ольстин из Брелегонда.

— Доброго утра вашей светлости, — раздался за ее спиной вкрадчивый мужской голос.

Грейс от неожиданности чуть не выронила из рук раскрытую книгу. Она сидела в кресле в библиотеке замка. Похвастать обилием литературы сие почтенное заведение никак не могло — обладая «фондом» всего из полусотни рукописных томов, — зато дало бы сто очков вперед другим библиотекам богатством убранства и обстановки, не говоря уже об украшенных драгоценными камнями и металлами переплетах. Грейс частенько сюда заходила, твердо решив самостоятельно изучить местный язык. Дело у нее продвигалось, но полностью отказаться от услуг монетки-переводчика, подаренной братом Саем, было бы пока преждевременно. Вздрогнуть же и сжаться заставил ее не столько голос, сколько неприятное ощущение липкой влаги на открытой шее — приветствовавший ее мужчина обладал скверной привычкой обильно брызгать слюной при разговоре.

— И вам того же, лорд Ольстин, — ответила Грейс, поворачиваясь к нему.

Тучный коротышка-советник, словно затрудняясь решить, с чего начать, смущенно провел пятерней по жидким волосам, которые так лоснились, что и без приглаживания намертво прилипали к черепу. Придворные куаферы при укладке обычно пользовались маслом или помадой, но Грейс втайне подозревала, что лорд Ольстин не брезгует применять с этой целью «подручные», так сказать, средства.

— Спешу сообщить вам, миледи, — собрался наконец с мыслями толстяк, — что его величество король Лизандир был крайне удручен, узнав о постигшей вашу светлость немилости. — С каждым словом изо рта Ольстина вырывалось омерзительное зловоние, создавая впечатление, будто его гнилые зубы разлагаются с невиданной скоростью.

— Как это любезно со стороны его величества, — лицемерно вздохнула Грейс; она бы дорого дала, чтобы никогда больше не видеть эту поганую рожу, но приходилось терпеть — как когда-то Морти Андервуда.

Брелегондец слабо повел рукой, блеснув золотом и камнями унизывающих пухлые пальцы перстней.

— Бореас — сильный монарх, — заметил он. — Никто не осмелится этого отрицать, но в то же время никто не решится назвать применяемые им методы утонченными.

Грейс мысленно усмехнулась, окинув взглядом донельзя пышный и столь же безвкусный алый костюм собеседника, но промолчала.

— А вот мой повелитель Лизандир, к примеру, — продолжал ободренный ее вниманием Ольстин, — всегда отдавал себе отчет в том, как важно иметь могущественных и — желательно — тайных союзников.

Этот самодовольный надутый болван, несомненно, пытался ее завербовать, но делал это так топорно и неуклюже, что Грейс почувствовала невыразимое отвращение. Подавив приступ тошноты, вызванный смрадным дыханием советника, она заставила себя наклониться ближе к нему и поощрительно улыбнулась:

— Продолжайте, милорд, прошу вас.

Битый час после этого пришлось Грейс выслушивать скрипучий голос Ольстина и его незамысловатые рассуждения, большая часть которых сводилась к перечислению причин — как реальных, так и мнимых, — по которым король Лизандир считал себя несправедливо униженным и обойденным вниманием другими участниками Совета Королей. Лишь в самом конце разговора Грейс догадалась наконец, куда гнет собеседник. Брелегонд образовался позже всех остальных доминионов и, будучи самым молодым, обладал наименьшим авторитетом и влиянием. Владения Лизандира находились далеко на западе и занимали по большей части пустынные и бесплодные земли. Ни один из производимых и экспортируемых Брелегондом товаров не имел стратегического значения для соседей, тогда как сами брелегондцы во многом зависели от импорта. И за шелухой претенциозных сентенций Ольстина не так уж трудно было разглядеть одну-единственную мысль.

Брелегондцы, в лице своего правителя Лизандира и приехавших с ним в Кейлавер приближенных, были смертельно напуганы.

Лизандир, даже не обладая особым интеллектом, все же был не настолько слеп, чтобы не видеть угрожающей доминионам опасности, и не настолько туп, чтобы не понимать ограниченности собственных ресурсов перед лицом этой угрозы. Ясно, что в таких условиях он готов был примкнуть к любому, кто поможет ему сохранить в целости свое положение и свои владения. Едва ли Эминде и ее советникам потребовалось долго убеждать Лизандира в том, что таким союзником может стать для него именно она. Уверовав, что находящийся на подъеме Эридан очень скоро займет главенствующее положение среди доминионов, оттеснив на второе место Кейлаван, брелегондский монарх без колебаний согласился прицепить свой вагончик к набирающему обороты эриданскому локомотиву.

Однако у Лизандира — или у кого-то из его советников — все же хватило ума не ставить все на одну карту. Из слов Ольстина нетрудно было сделать вывод, что Брелегонд, внешне полностью разделяя позицию Эридана, не прочь тайно заручиться поддержкой и других союзников. Речи толстяка заодно помогли Грейс получше узнать ходившие о ней самой слухи и легенды. По мнению большинства, она явилась в Кейлавер из одного из Вольных Городов на юге Фаленгарта, где занимала очень высокое положение и обладала неисчислимым богатством. Она якобы готова пожертвовать частью своего огромного состояния, чтобы оплатить услуги целой армии наемников и привести ее под знамена тому из правителей, кто согласится даровать ей в обмен высокий титул и соответствующий земельный надел. Как всем известно, жители Вольных Городов купаются в золоте, а вот со знатностью у них туговато — не то что в доминионах.

Грейс легенда понравилась, и она не стала разубеждать Ольстина, а, напротив, дала понять, что его догадки не лишены оснований. Однако, после того как брелегондец покинул библиотеку, заручившись туманным обещанием «хорошенько обдумать» его предложение, Грейс снова впала в уныние. Три года службы в госпитале научили ее, что чем больший страх испытывает человек, тем опаснее и непредсказуемее он становится. Страх порой позволяет людям совершать удивительные поступки: иногда невероятные, но чаще ужасные по своим последствиям. Одним он помогает в одиночку поднять руками автомобиль, чтобы извлечь из-под него пострадавшего ребенка, а других заставляет взять в руки автомат и открыть огонь по толпе посетителей универмага или закусочной. Страх подобен молнии: невозможно угадать, кого он поразит и чем это обернется.

За встречей с Ольстином последовали другие. Благодаря им Грейс существенно пополнила свои представления об истинных надеждах и опасениях правящей элиты различных доминионов. Лорд Ирренбрил, советник Соррина, короля Эмбара, отловил ее на прогулке во дворе, и они долго разговаривали, укрывшись от посторонних глаз в тени безлистной, но развесистой кроны большого дерева. Как оказалось, Ирренбрила куда сильнее беспокоила душевная болезнь его сюзерена, нежели реальная или мифическая опасность, грозящая самому Эмбару.

— Соррин так сильно боится собственной смерти, — сокрушенно говорил молодой лорд, — что ему теперь сугубо безразлично, выживут или погибнут его подданные. — И с каждым днем в нем крепнет убеждение в том, что он обречен. А это страшнее всего!

Грейс отлично поняла почти не завуалированную мысль собеседника. Перед владыкой Эмбара не стоял вопрос, к кому обращаться за помощью и обращаться ли к кому-то вообще. Понятно, что эмбарских советников пугало прогрессирующее безумие короля, вполне способное привести его к решению погибнуть вместе с подвластным ему доминионом.

Единственной не оставившей у Грейс ощущение тягостного предчувствия беды была встреча с Кейлин Голтской. Кейлин не только занимала пост главного советника короля Кайлара, но и была вдобавок его родной сестрой-близнецом. Она родилась всего на несколько минут позже брата и, по слухам, обладала в Голте такой же властыо, как и он. Об этом обычно упоминалось с оттенком недоумения или даже презрения, но у Грейс на сей счет сложилось собственное мнение. Уже после первых минут общения с Кейлин она поняла, что юный монарх не напрасно безраздельно доверяет сестре.

— Вы не представляете, леди Грейс, как огорчила нас с братом ваша ссора с королем Бореасом, — начала Кейлин, сочувственно глядя на нее своими большими карими глазами, придающими ее в общем-то некрасивому лицу удивительно симпатичное выражение. — Если вам вдруг потребуется помощь — в чем угодно: убежище, деньгах, лошадях и охране для возвращения домой, — одного вашего слова Кайлару или мне будет достаточно, чтобы вы ее получили.

У Грейс не нашлось слов ответа на столь великодушное предложение. Она лишь с благодарностью пожала протянутую ей руку принцессы, мужественно сдерживая наворачивающиеся на глаза слезы. Голт был самым маленьким и бедным из всех Семи доминионов и наверняка больше всех нуждался в поддержке, но Кейлин не просила помощи, а сама ее предлагала — искренне и бескорыстно. Возможно, у мира еще остается шанс, если в нем существуют такие люди?

А вот с тем из приближенных к царствующим особам советников, с кем Грейс хотелось бы поговорить в первую очередь, вышла осечка. Собственно говоря, ее совсем не удивило, что Логрен не ищет с ней встречи. Он был слишком умен и искушен в интригах, чтобы слепо клюнуть на придуманную Даржем приманку. Скорее всего Логрен раскусил затеянную ими игру в тот самый момент, когда впервые услышал о ее размолвке с Бореасом. Да и не тот он был человек, которым можно манипулировать, если только…

Нет, отпадает! Уж лучше вовсе о нем не вспоминать. И надеяться, что ему хватит соображения и выдержки, чтобы не запутаться окончательно в искусно раскинутых Кайрен сетях.

А в том, что зеленоглазая графиня Силезская что-то затевает, Грейс не сомневалась. Она пока еще плохо понимала, что именно, но ее определенно насторожила нескрываемая радость Кайрен по поводу ее мнимого конфликта с Бореасом.

— Я просто счастлива, что ты наконец-то прозрела, милочка, — откровенно высказалась графиня, встретившись с Грейс в саду для очередного урока. — Поверь, это даже к лучшему. Бореас — дурак. Ему без тебя не обойтись, а вот ты, сестричка, можешь прекрасно обойтись и без него. У тебя такой Дар, силу которого он не может и вообразить!

Нет, Кайрен, Бореас не дурак. Это ты дура, если не сумела понять, что я только притворяюсь. И продолжаешь считать короля тупым мужланом, которого можно без труда обернуть вокруг пальца.

С другой стороны, разве она сама не занималась вместе с Эй-рин тем же самым, скрывая от Бореаса свои занятия по овладению колдовством? Что скажет король, узнав о том, что они творят у него за спиной? Грейс знала, что поступает непорядочно, но уже не могла отказаться от целиком захватившего ее изучения волшебного искусства.

Впрочем, все это не имело никакого значения в сравнении с тем непреложным фактом, что реально изменить решение Совета в ту или иную сторону могла одна лишь Иволейна. Грейс прекрасно сознавала, что должна соблюдать крайнюю осторожность: проницательная толорийка мгновенно разгадает ее намерения, стоит только допустить малейшую оплошность. Грейс уже неоднократно пыталась исподволь выведать, почему все-таки Иволейна воздержалась при голосовании, но не преуспела. Как не сумела до сих пор разобраться в том, чьи интересы при этом старалась в первую очередь соблюсти королева — своих подданных или возглавляемого ею ордена колдуний? К сожалению, в последнее время Грейс почти не видела Иволейну и общалась в основном со своей «учительницей» Кайрен, а в те редкие моменты, когда королева все же удостаивала ее вниманием, ей ни разу не представилось случая завести сколько-нибудь продолжительную беседу.

Кончилось тем, что Грейс окончательно вымоталась и ей срочно потребовалась перемена обстановки. Вот тогда она и вспомнила о Трэвисе и об их договоренности вместе поискать отмеченные знаком Ворона двери. Трэвис сам открыл дверь. В его серых глазах за стеклами очков выразилось немалое удивление при виде нежданной гостьи.

— Извини, что я так поздно, Трэвис.

— Да уж, — усмехнулся тот. — Неделя прошла, не меньше!

— Неужели? — ахнула Грейс. — В таком случае приношу тысячу извинений!

Трэвис весело рассмеялся, а Грейс облегченно вздохнула. Слава Богу, он не сердился на нее за задержку. Ей по-прежнему с трудом давалось проникать в мысли и чувства окружающих, хотя следует признать, что за последние недели она добилась немалых успехов. Во всяком случае, в искренности его смеха сомнений у нее не возникло.

Взявшись за руки, они отправились бродить по замку. Трэвис взахлеб рассказывал о своих занятиях рунным ма-стерством. Грейс слушала с интересом, втайне радуясь за соотечественника, у которого тоже прорезался необычный талант. Однако сообщать ему о собственных успехах она пока что остерегалась.

— Сюда, — время от времени прерывала его разглагольствования Грейс, утягивая Трэвиса за собой в еще не исследованный боковой проход.

Они ходили так до позднего вечера. К концу дня ноги Грейс, несмотря на мягкие и почти невесомые сапожки из оленьей замши, притомились и гудели, как высоковольтные провода, а шея одеревенела от непрерывного верчения. Да и Трэвис заметно увял — видимо, проголодался, как без особых трудностей определила Грейс. Пора было заканчивать до сих пор безрезультатные поиски.

Повернув назад, Трэвис и Грейс оказались напротив ничем не примечательной дверцы, скрытой вдобавок полумраком глубокого алькова. Продолжай они движение в прежнем направлении, скорее всего ее бы просто не заметили. Позже Грейс так и не смогла с определенностью решить, что подтолкнуло их именно к этой двери — любопытство, интуиция или чистая случайность. Как бы то ни было, оба, не сговариваясь, шагнули в темную нишу и остановились перед дверью. Грейс первой заметила вырезанный в верхнем углу символ культа Ворона и две скрещенные линии под ним. Глаза ее встретились со взглядом Трэвиса, и между ними словно пробежал мощный электрический разряд. Усталость исчезла, уступив место лихорадочному возбуждению. Это была находка. Это была удача.

Как и первая, эта дверь тоже оказалась незапертой. Они вошли, и Грейс зябко поежилась, обхватив себя руками за плечи. В комнате царил ужасающий холод. Толстый слой пыли и плесень на стенах свидетельствовали о том, что ею не пользовались уже несколько лет. В узеньком окошке виднелась одностворчатая рама с торчащими осколками выбитого стекла. Единственным предметом мебели была деревянная кровать, такая ветхая, что грозила рассыпаться под тяжестью обычной подушки. В одной из стен чернело большое отверстие, в котором виднелась подвешенная на полусгнившем канате рассохшаяся камера с отделениями для закусок — нечто вроде ресторанного мини-лифта, доставляющего заказ с кухни в номера. Судя по обстановке, здесь раньше находилась подсобка для прислуги. Странно, что ею перестали пользоваться. Или просто забыли? Кейлаверская цитадель была достаточно велика, чтобы поверить в это.

После нескольких минут интенсивного обыска они жутко замерзли и перепачкались в пыли, но ничего достойного внимания не обнаружили. Покинув воняющий плесенью холодильник, Грейс и Трэвис поспешно закрыли за собой дверь.

— Вот ты мне ответь как врач, — пробурчал Трэвис, согревая дыханием ладони, — можно так отморозить пальцы, что они отломятся?

— Только если сунуть их в жидкий азот, — стуча зубами, еле выговорила Грейс.

— Я бы не сказал, что там теплее, — заметил Трэвис, оглянувшись на дверь.

Грейс тоже оглянулась. Ей вдруг почему-то показалось, что не только разбитое стекло явилось причиной жуткого холода, царившего в заброшенной подсобке. Хорошо, конечно, что им удалось подтвердить догадку Трэвиса о наличии в замке других отмеченных Черными Балахонами дверей, но в этой комнате, равно как и в предыдущей, увы, не нашлось ни одного вразумительного ответа на накопившиеся вопросы.

— Хотела бы я знать, затопили у меня служанки камин или не удосужились? — вслух произнесла Грейс и тут же пожалела о вырвавшихся у нее словах. Бог весть, что подумает о ней Трэвис: решит, должно быть, что она тут совсем изнежилась и нахваталась барских замашек. Но Трэвиса ее высказывание, похоже, нисколько не задело.

— Пойдем к нам, — предложил он. — Погреемся и по стаканчику вина тяпнем. Мелия поддерживает огонь днем и ночью — утверждает, что ее котенку нравится смотреть на пламя. Честно говоря, она сама ужасная мерзлячка, но ни за что в этом не признается.

— Ей бы еще научиться обходиться с людьми так же хорошо, как с кошками! — не удержалась от шпильки Грейс.

— Брось, не такая уж она злая, — попытался возразить Трэвис, избегая, однако, смотреть ей в глаза. — Пойдем, тут недалеко.

Грейс вдохнула и покорно пошла следом за ним. Ну почему она уродилась такой нескладехой? Со скальпелем в руке исцеляет раны, а стоит открыть рот, как сама же их наносит! Для нее эта чудовищная несправедливость представлялась не менее таинственной и необъяснимой, чем загадка помеченных знаком Ворона комнат.