– И почему же, скажите на милость?

– Никто не забыл о том, что случилось! – отрезала она. – Они все думают, что я – шлюха. Что я должна… делать, когда кто-то говорит это мне? – Ее отвага растаяла как снег, а глаза наполнились слезами.

– Отчитайте такого, – произнес Куин уже спокойнее, страстно желая стереть слезы с ее глаз. – Но не валите их на пол.

– Вам легко говорить. Никто не осмелится произнести что-то подобное в вашем присутствии. Не вам приходится иметь с этим дело.

Куин вздохнул. Она была права, и он был слишком самонадеян, считая, что его имя обеспечит ей защиту.

– Это не оправдание.

– Меня это не заботит, я хочу уйти.

– Мы не можем уехать после этого маленького представления, устроенного вами. Мы должны остаться и вести себя так, словно ничего не произошло. Пойдемте и найдем мою мать.

Она упрямо остановилась, и он напрягся, приготовившись к очередному представлению.

– А как насчет моей чести?

– Что вы имеете в виду?

– Тот человек оскорбил меня, а все, о чем вы заботитесь, – это чтобы никто ничего не заметил. Вы именно то, чем я вас считала.

Куин не знал доподлинно, кем она его считала, но ему не понравился подтекст. Особенно потому, что она, возможно, была права.

– Это моя вина, – пробормотал он. – Мне не следовало оставлять вас одну. Я больше не покину вас, Мэдди. Обещаю.

Если бы не облегчение, которое он испытал от того, как гладко прошла ее первая встреча с Элоизой, он бы понял, сколь глупо было оставлять ее одну. Куин коснулся ее подбородка, подняв лицо вверх, затем торопливо опустил руку, когда мимо прошла леди Грэнвиль.

– Извините, – повторил он.

Она выдержала его взгляд, затем кивнула.

– Все в порядке?

Мэдди снова кивнула, затем торопливо взяла его под руку. Он повел ее обратно в ложу.

– О Боже, молчаливая Мэдди Уиллитс, – тихо поддразнил он ее. Наконец-то Куин сделал правильное замечание, но он даже не догадывался об этом.

Герцогиня уже сидела на своем месте, нетерпеливо дожидаясь их, но, когда он отрицательно покачал головой, она воздержалась от расспросов. Куин сел сзади и принялся изучать профиль Мэдди. Очевидно, она все еще не готова к тому, чтобы вращаться в светском обществе, если была так обижена напоминанием о ее прошлом. Она слишком впечатлительна и эмоциональна, и убедить ее не обращать внимания на оскорбления было практически невозможно.

Надо отыскать другой путь помочь ей. Чем скорее они с Элоизой найдут ей приятного, спокойного, скромного джентльмена в мужья, тем лучше для него самого. Куин нахмурился. Тем лучше будет для Мэдди.

Элоиза Стоуксли сидела рядом с матерью, леди Стаффорд, и смотрела на театральный бинокль у себя на коленях. Они с Куином Бэнкрофтом были обещаны друг другу с самого ее рождения. Эта идея никогда не тревожила ее. Наоборот, маркиз Уэрфилд был уважаемым, очень богатым и красивым, как греческий бог солнца, джентльменом. Все друзья знали, что она должна выйти за него замуж, они завидовали ей и восхищались ею.

Поэтому когда в прошлом году он спросил, не будет ли она возражать, если он отложит официальное объяснение на один год, она согласилась. Собственность Бэнкрофтов была столь велика, что потребуется несколько месяцев, чтобы его отец и когорта нотариусов решили, какие дополнительные земли должны отойти к нему после женитьбы. И это давало ей еще один сезон, чтобы пофлиртовать со своими многочисленными поклонниками и порадоваться грядущей свадьбе.

Она посмотрела поверх оркестра и менее состоятельной толпы внизу. Ложа Бэнкрофтов находилась почти напротив ложи Стоуксли, и в наступающей темноте Элоиза могла видеть всех троих, сидящих в ней. Герцогиня, Куин и она. Элоиза поднесла к глазам бинокль.

Мэдлин Уиллитс. Элоиза помнила ее как отъявленную кокетку, которая улыбалась каждому, кто занимал ее, не важно, сколь низкопробны и испорчены были эти джентльмены. Неудивительно, что она заработала себе репутацию легкомысленной и фривольной. И так как она была очень хорошенькой, неудивительно, что она завладела вниманием Куина. Элоиза направила бинокль на своего суженого и прищурилась.

Он сидел в тени, и его взгляд был устремлен не на сцену, а на девушку, сидящую перед ним. Выражение его лица, когда он изучал Мэдлин, казалось забавным, но и весьма заинтересованным, В тот момент, когда Куин приехал к ней и попросил помочь ввести мисс Уиллитс в свет, Элоиза заподозрила, что его мотивом было не только сострадание. Теперь уже у нее не осталось никаких сомнений на этот счет.

Однако женщины не один год безуспешно вешались на шею маркизу Уэрфилду. Она знала, что в прошлом у него было несколько любовниц, но они не угрожали ее положению, и ни к одной из них он не был слишком привязан. Эта же девушка была иной. Куин никогда прежде не водил своих любовниц в оперу и не прибегал к услугам матери в качестве дуэньи.

Элоиза опустила бинокль, чтобы кто-нибудь не заметил ее растерянности. Нужно что-то сделать, чтобы вернуть все в прежнее русло. Как будущая герцогиня Хайбэрроу, она была кровно заинтересована в том, что происходило в семействе Бэнкрофтов. А Мэдди Уиллитс не принадлежала к их кругу.

Мэдди взглянула на подъездную дорожку Бэнкрофт-Хауса и, выругавшись, нырнула за куст роз в саду герцогини.

Куин ехал на Аристотеле, возвращаясь в конюшню с утренней прогулки в Гайд-парке. Куин редко разговаривал с ней после посещения оперы, но по тому, как он смотрел на нее, было ясно, что маркиз что-то замышляет. Однако ей не хотелось знать об этом. Они сделали попытку и потерпели поражение.

Мэдди слишком долго находилась вдали от всей этой чепухи, и теперь ей трудно было снова приспособиться к ней. Да она и не хотела этого. Но теперь даже у идеи вернуться в Лэнгли-Холл были свои изъяны: там не будет Куина. Прошлым вечером, когда он обещал не покидать ее, ей так хотелось обвить его шею руками и поцеловать, хотя, скорее всего он и не подозревал, что для нее значили эти слова.

Девушка нагнулась, чтобы вырвать из земли сорняк, и бросила это оскорбляющее взгляд растение в ведро, висящее у нее на руке. Она была благодарна герцогине за то, что та дала ей работу в саду. По крайней мере, теперь ей было чем заняться.

Со стороны конюшни донесся жуткий шум, и Мэдди резко обернулась, с тревогой думая, не ударил ли Куина независимый Аристотель.

Подхватив тяжелое ведро, она поспешила туда. Когда Мэдди обогнула зеленую изгородь, из дверей конюшни, словно молния, вылетел Аристотель, на котором сидел человек в черном. Сразу вслед за ними появился Куин, весь в соломе и с вилами в руке.

– Остановите его! – зарычал он.

Всадник увернулся от одного из конюшенных и помчался по дорожке мимо Мэдди к улице позади дома. Действуя инстинктивно, девушка размахнулась и изо всех сил ударила его деревянным ведром. Удар пришелся на плечо, и он, громко вскрикнув, упал с лошади.

Он покатился по земле, затем тут же вскочил на ноги, отряхнулся и сердито направился к ней. Мэдди встревожилась и отступила, загораживаясь ведром.

– Черт, как больно! – сказал молодой человек, потирая левое плечо.

– Не приближайтесь, иначе будет еще хуже, – предупредила Мэдди. Она услышала, как сзади подходит Куин, и отступила в сторону, надеясь, что он все еще вооружен вилами.

– Где моя проклятая лошадь? – спросил маркиз, сохраняя удивительное спокойствие, опираясь на вилы и тяжело дыша.

– Ты имеешь в виду мою проклятую лошадь, – ответил человек в черном и приложил два пальца к губам. Резкий свист удивил Мэдди. Еще удивительнее было увидеть, как Аристотель вернулся с дорожки и остановился возле своего похитителя.

– Целое представление, – пробормотал Куин.

Худощавый, с волосами песочного цвета человек потрепал жеребца по шее, и тот ткнулся мордой ему в плечо.

– Кто твоя натренированная убийца, Уэрфилд? – спросил он, глядя на Мэдди и усмехаясь. Длинный узкий белый шрам пересекал его левую щеку от скулы почти до подбородка, придавая ему пиратский вид.

– Вы – Рейфел, – прошептала Мэдди, побледнев. Итак, она чуть было не убила брата маркиза. Боже, знакомство с ней дорого обойдется семейству Бэнкрофт.

Он отвесил ей поклон, его светло-зеленые глаза искрились.

– Вижу, моя репутация конокрада опережает меня. Но это мое животное!

– Рейф, мисс Уиллитс. – С неохотой Куин улыбнулся, представляя их друг другу. – Мэдди, мой брат-идиот Рейфел.

Рейфел Бэнкрофт выглядел так, словно был старшим братом, хотя лицо у него было худее, чем у Куина, и обветрено, как после долгого пребывания на открытом воздухе. Он был чуть ниже маркиза, но оба отличались гибкостью и силой.

Мэдди поставила ведро на землю и протянула руку.

– Рада познакомиться.

Он пожал ей руку, рукопожатие было твердым и дружеским.

– А знаете, вы беспощадны, – засмеялся он, вновь потирая плечо.

– Извините. Я услышала, как орал Куин, и…

– Не нужно объяснений, – сказал он, глядя на брата. – И где же вы встретили Куина?

Она услышала, как он подчеркнул имя, и покраснела.

– Это очень длинная история, – заявила девушка, не решаясь объяснить свое присутствие еще одному непредсказуемому Бэнкрофту.

– Она жила в Лэнгли как компаньонка Малькольма, – сказал Куин, обходя брата, чтобы взять Аристотеля под уздцы. – Помоги мне помириться с этой моей чертовой лошадью, и я расскажу тебе всю историю целиком.

– Это моя чертова лошадь, Уэрфилд.

Мэдди наблюдала, как они шагают обратно к конюшне, понимая, что о ней забыли, и думая, какую еще историю сочинит маркиз о ее присутствии в Лондоне. Ему лучше заранее рассказать ей об этом, если он решит что-то приврать, так чтобы она случайно не попала впросак.

– Она – что? – переспросил Рейф, облокотясь о дверь конюшни.

– Она ударила его кулаком, – повторил Куин, вешая на гвоздь упряжь Аристотеля. – Уложила его на пол одним ударом.

– Невероятно.

– С ней чертовски много беспокойства. – Маркиз взглянул на младшего брата и покачал головой. – Она просто олицетворение беспокойства.

– Тогда тебе не стоило целовать ее. – Рейф усмехнулся. – Но я не осуждаю тебя. Она – бриллиант чистой воды.

– Что отнюдь не помогает мне!

– Из того, что ты рассказал мне, Куин, похоже, она знает, чего хочет. Ты уверен, что Лэнгли не лучшее место для нее?

Куин сам неоднократно задавал себе этот вопрос. И ответ был один и тот же. По крайней мере, тот ответ, который ему хотелось произнести вслух.

– Ее оклеветали. Если она захочет вернуться обратно – это прекрасно. Но у нее должен быть выбор. Я не позволю каким-то прощелыгам изгнать ее из общества.

– Это справедливо, но если она будет расправляться с каждым повесой, оскорбившим ее, она все равно здесь долго не продержится.

В голове Куина начал складываться новый план. Но он должен обдумать его, прежде чем осмелиться представить на суд Мэдди.

– Как там в Африке?

– Там полно сердитых голландских поселенцев. – Рейф пожал плечами. – Жарко, как в аду. – Он отступил назад, когда брат вышел из стойла. – Так именно поэтому ты не остановился в Уайтинг-Хаусе? Я сидел там сегодня в засаде два часа, пока не заговорил с твоим конюхом, и он сказал, что ты здесь.

– Я пытаюсь быть буфером между отцом и Мэдди. Он уже знает, что ты здесь?

– Нет. – Рейфел замолчал, пропуская перед собой Куина из конюшни. – Ты еще не назначил дату помолвки с Элоизой? Хотя это не мое дело, у тебя, видно, была другая причина поселить Мэдди…

– Ты прав, – резко произнес Куин. – Это действительно не твое дело. И я еще не говорил с Элоизой о нашей свадьбе.

– У нас получилась прекрасная встреча, брат, – спокойно заметил Рейф. – Думаю, отец устроит мне нечто подобное.

– Он хочет, чтобы ты вышел в отставку, – сообщил Куин, благодарный за то, что они перешли к более безопасной теме. – Если тебя примут в Колдстримский гвардейский полк, ты будешь квартироваться в Лондоне, а не в Африке.

– Но это идея Принни. Думаю, он устал от того, что меня охраняют бережнее, чем его.

– Чепуха, – возразил Куин. – Ты пошел добровольцем, заявив, что хочешь отправиться в Африку.

– Его светлость не желал, чтобы я находился в Бельгии. Я получил за это славную сверкающую медаль.

– Тебя чуть не убили. – Куин указал на лицо брата. – И его светлость не хочет, чтобы ты по-прежнему рисковал своей шкурой.

– И что я там буду делать?

– Не знаю, – ответил Куин и замедлил шаг, увидев Мэдди, появившуюся из-за кустов роз. Его сердце забилось сильнее, что случалось каждый раз с тех пор, как он впервые ее увидел. – Что-нибудь менее опасное.

– Да, вижу себя в духовном сане, – ответил Рейф. – Мисс Уиллитс, надеюсь, от вас не потребовали работать в саду в обмен на комнату и стол в Бэнкрофт-Хаусе?

– Я люблю заниматься садом, – сказала она в свою защиту.

– Вы – роза среди сорняков, – с пафосом произнес он, забирая у нее ведро.

– Спасибо. – Мэдди улыбнулась.

– Не обращайте на него внимания. Он любит пофлиртовать, – сообщил ей Куин, хмурясь.

– Это приятно, когда с тобой флиртуют, – застенчиво призналась Мэдди, взмахнув ресницами. – Со мной этого давно не случалось.

Рейфел фыркнул.

– Тогда вас, должно быть, окружали идиоты. Уверен, что в конце светского сезона вы захотите, чтобы все вас покинули, и можно было заняться садом.

– У меня на этот счет есть идея, – признался Куин.

Выражение ее лица менялось – от удивленного до смущенного, потом недоверчивого – так быстро, что Куин не был уверен, что действительно видел это.

– Относительно работы в саду или того, чтобы меня оставили одну?

– Я объясню позже.

Рейф поднял руки:

– Не хочу прерывать ваш разговор. Пойду и дам льву еще один повод порычать.

Беспечным движением он бросил ведро помощнику конюха и зашагал к дому.

Мэдди повернулась к Куину и скрестила руки на груди.

– Так какова ваша идея?

– Вы должны научиться оскорблять, – с удовлетворением произнес он.

– Простите?

– Оскорблять. Вы позволили Ламли оскорбить себя и уйти с этим.

– Я ударила его, – возразила Мэдди, вспыхнув.

– Это не считается. Вы не должны поступать подобным образом, ведь может попасться кто-то, кто ударит вас в ответ. Не говоря уже о том, насколько это нецивилизованно. Вам надо убивать их так же, как они вас, – словами.

– Что мне следует отвечать, когда… мужчина называет меня шлюхой и предлагает стать его любовницей?

– Именно это мы и должны придумать.

– Вы сошли с ума, – заявила Мэдди и повернулась к нему спиной.

Куин усмехнулся:

– Теперь вы понимаете.

Пожав плечами, она снова повернулась к нему лицом.

– Что?

– Что вам необходимо иметь ответ на все – на любое оскорбление, которое вам могут бросить.

– И как же я должна это делать?

– Мы будем практиковаться. Мы назовем это… курсом борьбы против повес и распутников. – Куин старался не рассмеяться, наблюдая за подозрительным выражением ее лица. – Мы превратим это в состязание.

– Курс борьбы… Вы сумасшедший.

Но чем больше он думал об этом, тем заманчивее ему представлялась его идея.

– Нет, я не сумасшедший. Это блестящая мысль! Когда мы подберем подходящий ответ для каждого неподходящего замечания, вы станете непобедимы и неуязвимы для оскорблений.

– Ладно, а теперь оставьте меня одну, Уэрфилд.

– Почему я – единственный человек в Лондоне, который этим занимается? – спросил Куин.

Он увернулся, и ее кулак угодил ему в плечо. Куин схватил ее за руку и притянул к себе.

– Драться не разрешается, – предупредил он. – Уничтожьте меня своим умом, девочка.

Она освободилась.

– И что хорошего из этого выйдет? Вы же знаете, как быстро распространяются слухи здесь, в Лондоне.

– Когда повесы с сомнительной репутацией поймут, что именно они будут выглядеть дураками, они перестанут оскорблять вас. И начнут уважать. Или – бояться.

Мэдди прищурилась.

– Вы уверены?

– Абсолютно уверен.

– Хорошо, но мне все это кажется смешным.

Пусть так, зато у нее будет материал, над которым стоит подумать, помимо воспоминаний, как ее вчера вечером обидели. Куин улыбнулся ей вслед, когда она пошла к дому. Если он узнал еще что-то о Мэдди, так это то, что она любит хорошее сражение. И он надеялся, что предоставил ей такую возможность.

– Что за глупая идея, – пробурчала Мэдди.

Она сидела в гостиной вместе с герцогиней, ожидая, когда мужчины семейства Бэнкрофтов окончат свою послеобеденную беседу и присоединятся к ним. Разговору них шел на повышенных тонах, что было свидетельством его окончания или предвестием кровопролития.

– Какая глупая идея, дорогая? – Ее светлость опустила книгу и посмотрела на Мэдди.

Девушка покраснела.

– Ничего, ваша светлость. Извините, я говорила сама с собой.

– Это не подобает молодой леди.

– Не думаю, что у меня вообще есть необходимые привычки, – согласилась Мэдди.

Герцогиня закрыла книгу.

– Как чувствовал себя Малькольм, когда вы оставили его? Мне следовало бы спросить об этом раньше.

Мэдди не знала, как отнестись к неожиданному сочувствию со стороны герцогини, но, кажется, хозяйка дома начала относиться к ней немного терпимее.

– Он достаточно хорошо двигает левой рукой и говорит, что уже чувствует покалывание в ногах. В последнем письме он пишет, что сделал сам три шага, прежде чем упасть на Билла Томкинса.

– Кто такой Билл Томкинс?

– Лакей мистера Бэнкрофта.

Герцогиня кивнула.

– Вы пишете ему? Малькольму, я имею в виду.

Мэдди отложила вышивание, радуясь представившейся возможности побеседовать.

– Да, три раза в неделю.

– И о чем же вы ему рассказываете?

– О погоде, о том, что все идет хорошо, и как я развлекаюсь здесь в Лондоне.

Легкое любопытство проснулось в темно-зеленых глазах герцогини. Она встала со своего места и присела на кушетку рядом с Мэдди.

– То есть вы лжете ему.

– Не совсем, – заколебалась Мэдди. – Он хотел этого для меня, и я не должна волновать его.

– Кого волновать? – спросил Куин из дверей.

– Твоего дядю, – ответила ее светлость прежде Мэдди. – Где Льюис?

Вошедший с ним Рейфел упал на кушетку рядом с матерью.

– Он сказал, что собирается в свой офис написать письмо королю Георгу с просьбой освободить меня от армии, пока меня не съели мерзкие африканские аборигены.

Герцогиня подняла бровь.

– Хорошая мысль, дорогой.

– Его светлость тоже потрясен. Пока Куин не произведет на свет наследника, я нахожусь в запасных. Так что не след мне окончить жизнь в желудке какого-нибудь зулуса.

Мэдди наморщила носик, разрываемая чувством тревоги и одновременно забавляясь.

– О, перестаньте!

Куин, не обратив внимания на шутку, продолжал смотреть, на Мэдди, пока та не опустила глаза, притворяясь, что ее отвлекли герцогиня и Рейф. Он всегда смотрел на нее так, словно пытался заглянуть в душу. Это не смущало ее, но выбивало из колеи – потому что ей это нравилось.

– Так каковы ваши планы, Мэдлин? – поинтересовалась герцогиня.

Куин выглядел таким же удивленным, как и Мэдди, при первом искреннем интересе, проявленном леди Хайбэрроу.

– Ничего определенного, ваша светлость. Думаю, я слишком долго пользуюсь вашей любезностью.

Маркиз нахмурился, но ее светлость улыбнулась:

– Насколько я помню, это была не ваша идея.

– Почти насильное похищение, судя по тому, что я слышал, – поддержал мать Рейфел.

– Даже при этом у меня нет причины оставаться в Лондоне без опекуна. – Мэдди взглянула на Куина, затем отвела глаза в сторону.

– У вас есть опекун, – сказал тот, передавая брату бокал портвейна. – Вчера я говорил с Элоизой. Она горит желанием предложить свою помощь. Мы должны были встретить ее сегодня за ленчем, но она прислала записку, прося отложить встречу до завтра.

– Элоиза? – удивленно переспросил Рейф.

– Да, Элоиза. Ты не устал после своего длительного путешествия?

– Из Бристоля? Да нет. – Рейфел взглянул на брата, затем встал, предложив герцогине руку. – Мне нужно наверстать упущенное и узнать все светские сплетни, моя дорогая, – сказал он, когда она поднялась. – Не люблю смеяться не над теми людьми.

Они вышли из комнаты, хотя герцогиня нарочно оставила дверь приоткрытой. Куин несколько секунд смотрел им вслед, затем сделал глоток портвейна и повернулся к Мэдди.

– Итак?

– Что – итак?

– Вы позволили Рейфу уйти, оставив безнаказанно его откровенный снобизм, в то время как я не могу даже взглянуть на четвертого лакея лорда Баттона без вашего осуждения, если не знаю его имени и есть ли у него дети.

– Я не такая уж плохая, – запротестовала Мэдди, удивляясь, почему ей и в голову не пришло рассердиться на Рейфела.

– Вы именно таковы.

– Нет. – Она встала. – Я собираюсь отправиться спать. Спокойной ночи.

Он молчал какое-то время, глядя в сторону окна.

– Спать? – наконец повторил он. – Я думал, ночь будет только прологом.

Мэдди бросила на него взгляд исподлобья, и сердце ее опять забилось как одержимое.

– Что вы имеете в виду?

– Я думал, что поздно вечером вы и начнете принимать своих почитателей. – Выдержав ее озадаченный взгляд, он шагнул к ней. – Мужчин-визитеров, – добавил Куин.

Неожиданно она поняла, что он имел в виду.

– Перестаньте, Куин. Я думала об этом, и это – глупая затея.

– Не думаю, что у вас есть выбор. – Он поднял руку и коснулся ее щеки. – Надеюсь, что могу быть первым вашим визитером сегодня вечером.

Мэдди вздрогнула от его прикосновения, затем шлепнула его по руке.

– Я не шучу, Куин. Оставьте меня в покое.

Он схватил ее за руку и притянул к себе.

– Я ведь предупреждал вас относительно недопустимости физических действий, – проворчал он. – Оскорбите меня.

Она быстро вздохнула, рассерженная и одновременно испытывая подъем.

– Я ожидала, что вы джентльмен, милорд. Очевидно, я ошибалась, думая, что вам свойственны угрызения совести.

Куин поджал губы.

– Полагаю, это только начало. Вы можете выступить куда лучше.

Он был прав. Если оскорбление – единственное оружие, которым ей дозволено пользоваться, нужно придумать что-нибудь похлеще.

– Я попытаюсь собраться, милорд, – сказала она. – Но сегодня я устала.

Куин пристально вгляделся в ее лицо, затем слегка поклонился.

– Как хотите, но мы еще не закончили. Я не собираюсь сдаваться.

Поднимаясь в свою спальню, Мэдди размышляла, относились ли слова Куина к ее затруднениям или к ней самой, и не знала, на что надеяться.

Возможно, для Мэдди Уиллитс светский сезон начался неблагополучно, но у Чарлза Данфри дела обстояли еще хуже.

Мистер Уитинг из английского банка дважды приходил в Данфри-Хаус и во второй раз даже не удосужился проявить элементарную вежливость. Чарлз прекрасно понимал, что, если удача за карточным столом или в коммерции в самом скором времени не повернется к нему лицом, вся его собственность перейдет к банку.

Он с большим интересом прочитал записку от Элоизы Стоуксли. Он ничего из нее не понял, но тот факт, что дочь графа Стаффорда написала ему, привлек его внимание. Он не имел представления, что означали слова «предмет взаимного интереса», но горел желанием выяснить это.

Чарлз планировал нанести визит лорду Уоллингу, чтобы попытаться убедить старого дурака простить хотя бы часть карточного долга за последний год по расписке в тысячу фунтов стерлингов. Вместо этого он надел строгую серую куртку и – с нетерпением стал ждать приезда леди Стоуксли.

Двадцать минут спустя домоправительница ввела Элоизу Стоуксли в его убогую гостиную. Чарлз встал и взял ее руку.

– Миледи, должен признаться, что это неожиданное удовольствие для меня.

Она освободила пальцы и села на конец кушетки, подальше от места, где он стоял.

– Уверяю вас, мистер Данфри, для меня это сомнительное удовольствие.

Он облокотился о камин, оценивающе рассматривая свою гостью.

– Тогда чем я могу помочь вам, миледи?

Она сняла перчатки и аккуратно положила их на колени.

– Я буду откровенна с вами, мистер Данфри.

Чарлз кивнул:

– Прошу.

– Одно время вы были помолвлены с Мэдлин Уиллитс.

Он нахмурился.

– Да, был.

– Тогда вы частично виновны в этом несчастье.

– В каком несчастье, если я позволю себе быть столь же откровенным?

– Вы заставили ее странствовать, позволив ей красть мужчин и их состояния у других леди.

Данфри отошел от камина и присел рядом с Элоизой.

– Извините меня, миледи, но, черт побери, о чем вы говорите? Мэдлин Уиллитс исчезла или умерла. Туда ей и дорога.

– Интересный способ говорить о своей суженой. – Элоиза поиграла перчатками, затем вновь положила их на колени. – Она не исчезла и не умерла. На самом деле она живет в Бэнкрофт-Хаусе, с разрешения герцога Хайбэрроу.

Данфри посмотрел на гостью, и ошеломляющий холод смущения охватил его изнутри.

– Хайбэрроу? Дружелюбная, наивная маленькая Мэдди поднялась так высоко? Черт, жизнь очень несправедлива.

Элоиза кивнула:

– Сам маркиз Уэрфилд взял на себя труд вновь представить ее свету.

Все неожиданно обрело смысл.

– Я думал, Уэрфилд должен жениться на вас, миледи.

– Это так. И он женится. – Она откинулась назад; изящно повернув шею, чтобы взглянуть на него. – Мне показалось, что вам неприятно быть вдовцом.

– В каком смысле?

– Как бы это выразиться точнее… Вы истратили все деньги вашей покойной супруги и теперь – по уши в долгах. – Она выразительно посмотрела на ковер, который был протерт по меньшей мере, в десяти местах.

Данфри напрягся.

– Это вас не касается, леди Стоуксли.

– Болезненная тема? – вкрадчиво поинтересовалась она. – Уверяю вас, мистер Данфри, со мной вы можете быть абсолютно откровенны.

Данфри оценивающе посмотрел на нее. Бизнес не был его сильной стороной, но он умел пользоваться случаем. И он почувствовал, что этот неожиданный разговор с глазу на глаз обернется в его пользу.

– Этой весной у меня действительно не хватает наличных, – признался он. – Но какое отношение к этому имеет Мэдлин Уиллитс с вашим маркизом Уэрфилдом?

– Самое прямое. Куинлан помогает ей по долгу чести. Он хочет, чтобы она удачно вышла замуж, словно пять лет назад ее репутация не была окончательно погублена, по крайней мере, он так утверждает. Я даже пригласила эту дурочку к себе на ленч сегодня днем. – Она вздохнула. – Если вы публично простите ей ее дурное поведение, то сделаете возможным хороший брак для нее.

– И?

– И я заплачу вам тысячу фунтов за ваши услуги.

На его губах появилась улыбка.

– Боже, Вы действительно очень хотите выйти за него. Неужели он не стоит больше тысячи фунтов?

– Она больше не стоит.

Данфри сел на стул и скрестил на груди руки.

– Она стоила.

Элоиза нахмурила безупречные бровки.

– Что вы сказали?

– Ее отец, Халверстон, собирался дать мне три тысячи фунтов, чтобы сбыть ее с рук пять лет назад.

– Думаю, он дал бы вам еще больше, если бы вы женились на ней после того, как она была погублена.

– Именно об этом я и думал. Но эта чертова девчонка растаяла, так сказать, в ночи.

Элоиза пристально посмотрела на него и слегка улыбнулась.

– Вы сделали это нарочно.

Данфри пожал плечами.

– Странная пташка. Почему бы не выжать из ее отца еще немного наличных, чтобы компенсировать мне моральный ущерб?

– Но это не сработало, – предположила Элоиза. – Она убежала, прежде чем вы успели договориться с Халверстоном.

– Не большая потеря. Отец Патриции Джайлз дал мне собственность в Йорке за то, что я женился на ней.

– Насколько я помню, вы продали эту собственность восемь месяцев назад.

Она, очевидно, внимательно изучила его финансовое положение. Это означало, что ей было известно – тысяча фунтов будет отгонять ростовщиков лишь месяц, черт бы ее побрал. Ему нужно добрых пять-шесть тысяч, чтобы прожить год, закрепиться на плацдарме и вновь восстановить свое финансовое положение. Данфри встал и подошел к окну.

– Интересно, – пробормотал он.

– Что именно?

– Ее родители в Лондоне?

Элоиза покачала головой.

– Полагаю, их приезд состоится через неделю. Почему – о Боже… – вздохнула она, натянула перчатки и встала. – Меня не интересует, что вы будете с ней делать. Я просто хочу, чтобы она была подальше от Уэрфилда. И если вы сумеете это сделать, то заслужите мою благодарность.

– И вашу тысячу фунтов, – напомнил он.

– И мою тысячу фунтов. Удачной охоты, мистер Данфри.

– Того же и вам, леди Стоуксли.

– Я не хочу идти туда.

Куин стоял в дверях спальни Мэдди, где в последнее время, казалось, проводил большую часть времени.

– Мы приглашены.

– Вы ее жених. Я уже приглашена на чай сегодня с леди Эштон. Идите один. Я останусь здесь и позавтракаю с Рейфом.

Маркиз нахмурился:

– Я не помолвлен с ней – пока еще. И Рейф идет с нами. – «Хочет он этого или нет». – Будьте внизу через пять минут, Мэдди, иначе я отнесу вас на руках.

Куин зашагал через холл к бильярдной, где Рейф играл сам с собой. Маркиз минуту стоял, наблюдая за братом.

– Вернуться в Лондон после года отсутствия, остановиться в родительском доме и играть в бильярд? В одиночестве? Ты ли это?

Рейф взглянул на брата, затем сделал еще один великолепный удар.