Одна лампа все еще горела в холле, другая — на верхней площадке лестницы. Света было достаточно, чтобы благополучно добраться до своей спальни, и Джорджиана отослала служанку. Теперь ей нужно найти способ самой расстегнуть пуговки на спине, иначе придется спать в платье. Да ей и не хотелось снимать его.

Взгляд Тристана, буквально пожиравшего ее глазами, возбуждал ее. Она чувствовала, как по ее телу растекается когда-то такое знакомое тепло. Шесть лет назад она испытывала радостный трепет, ибо знала, что именно она привлечет его внимание и он будет смотреть только на нее. Господи, какой глупой и наивной она была! Да, до сих пор она испытывает эти чувства от одного его жадного взгляда или комплимента.

— Джорджиана.

От шепота, доносившегося из гостиной, у нее перехватило дыхание.

— Тристан? Что?..

— Иди сюда.

Сдвинув брови, она пересекла холл и подошла к дверям, в проеме которых увидела темную тень. Это был Тристан. Слава Богу, он не умел читать чужие мысли.

Взяв ее руку, он завел ее в комнату и закрыл дверь.

— Не двигайся, — прошептал виконт. Она чувствовала на затылке его теплое дыхание. — Я зажгу свет.

Через минуту лампа на столе вспыхнула, заливая комнату золотистым мерцающим светом. Тристан по-прежнему был в вечернем костюме, но уже без верхней одежды и перчаток. Он выпрямился, его глаза сияли.

— Уже поздно, Тристан, — так же тихо сказала девушка. — Говори скорее, что там у тебя, мне хочется спать.

От его обворожительной улыбки у Джорджианы пересохло во рту.

— Где ты взяла это платье?

— У мадам Перисс. Ты об этом хотел поговорить со мной?

— Оно словно соткано феями из паутины и капель росы.

Весь вечер она выслушивала комплименты, но ни один не тронул ее так глубоко, как этот.

— Когда я впервые увидела его, то подумала то же самое. Спасибо.

Он шагнул к ней:

— Потанцуй со мной. Я обещал тебе вальс.

— А музыка?

— Если хочешь, я буду напевать, но слушать меня я бы не советовал.

Она улыбнулась:

— Я могу отсчитывать такт.

Он был в прекрасном настроении. У Джорджианы мелькнула мысль, не сделал ли он предложение Амелии и та приняла его, но это вряд ли заставило бы его так улыбаться. Они с Амелией танцевали слишком сосредоточенно для влюбленных… по крайней мере пока. Размышляя о его отношениях с Амелией, она почувствовала что-то очень похожее на панику. Джорджиана перевела дыхание. Это смешно. Ничего не произошло, он еще не готов к женитьбе. Но даже себе она бы не призналась, что и сама не готова к тому, чтобы он женился на другой.

— Иди сюда, — повторил он, протягивая руку.

— Как тебе понравилось танцевать вальс с мисс Джонс? — спросила она, пряча за спину руки. Она была уверена, что стала мудрее за эти годы. Тогда почему ей так трудно устоять перед ним?

— Я бы с большим удовольствием танцевал с тобой, — по-прежнему очень тихо произнес он. — Ты дашь мне руку, Джорджиана? Я обещал тебе вальс.

— Ты и раньше давал мне обещания, но не выполнял их.

— Это было давно. — Зрачки его глаз сузились. — Теперь я выполняю свои обещания. Или стараюсь по крайней мере. А ты все немного усложняешь. Я хочу танцевать с тобой вальс.

Он неслышно и уверенно, ловко, как пантера, вплотную подошел к ней. О, она допустила ошибку! Ей следовало уйти, пока она не разрушила все, что было ею задумано. Оказалось, что она больше не способна ненавидеть его.

— Я хочу спросить тебя, — сказала девушка, пытаясь собраться с мыслями. — Я хочу знать…

— Почему? — подсказал он. Кажется, вопрос совсем его не удивил.

— Не надо лжи и витиеватых объяснений, Тристан, — решительно заявила она. — Просто скажи мне.

Помедлив, он кивнул:

— Во-первых, мне было двадцать четыре года, и я был очень глуп. Когда в клубе я услышал, как кто-то предлагает пари на поцелуй и чулок леди Джорджи, я охотно заключил его. — Он смотрел на нее, и в его взгляде не было привычного выражения уверенности и надменности. — Но не ради выигрыша. Просто воспользовался поводом.

— Поводом для чего?

Он наклонился и провел пальцем по ее щеке.

— Для этого.

Джорджиану охватила дрожь.

— Было время, когда я отдала бы тебе чулок. У тебя не было необходимости…

— Я и собирался попросить у тебя чулок. Но как только прикоснулся к тебе, мне захотелось большего. Я привык получать все, что хотел. А я хотел тебя, Джорджиана.

Она понимала, что он хотел этим сказать. И в те времена, и теперь его поцелуй молнией пронзал ее тело.

— Хорошо, я понимаю это. Но когда я узнала о пари, почему ты ничего мне не объяснил?

Тристан нахмурился и уставился на свои сапоги, как провинившийся школьник.

— Я не должен был делать то, что сделал, — поднимая глаза, ответил он, — каковы бы ни были причины для этого пари. Ты имела полное право сердиться на меня.

— Так где же мой чулок? — пересохшими губами прошептала она.

Неожиданно он улыбнулся:

— Я покажу, если хочешь.

Ее всегда беспокоило, что Тристан мог кому-то отдать чулок или бросить там, где его могли найти и, зная о пари, предположить самое худшее. Все эти годы Джорджиану не покидал страх, что ее репутация будет погублена.

— Покажи.

Взяв горящую лампу, Тристан сделал знак следовать за ним. Он повел ее по коридору, ведущему в западное крыло дома, и она заколебалась. Там были расположены его личные комнаты и спальня. Но если виконт надеялся, что она может простить его, то, возможно, он влюбится в нее и она успеет помочь Амелии. Осторожно ступая, Джорджиана последовала за ним, словно эта ночная рискованная прогулка ее совершенно не волновала.

Они остановились перед закрытой дверью. Оглянувшись, как будто желая убедиться, что она все еще здесь, Дэр открыл дверь, и они вошли в комнату.

— Это твоя спальня, — сказала она, нервно сглотнув, когда он закрыл и запер дверь.

Не отвечая, он подошел к комоду, стоявшему в углу этой большой темной комнаты, и выдвинул верхний ящик.

— Вот, — повернувшись к ней, сказал он.

Виконт протянул ей небольшую деревянную шкатулку почти такой же величины, что и футляры ее вееров. Нахмурившись, она подошла к нему и подняла резную крышку красного дерева. Внутри лежал аккуратно свернутый чулок. Она узнала его, потому что сама вышивала на нем цветы.

Джорджиана подняла глаза и встретила его пристальный взгляд.

— Значит, ты проиграл пари, — прошептала она.

— Я потерял большее. — Положив шкатулку обратно в ящик, он с нежностью взял в ладони ее лицо. — Джорджиана, я так сожалею — прошептал он. — Не о том, что я совершил той ночью, ибо этого уже не изменишь, а о том, что тебе пришлось пережить потом. Я бы все исправил, если бы смог.

Не дожидаясь ее ответа, он прикоснулся к ее губам. Огонь пробежал по ее жилам, но он не стал целовать ее, как она ожидала и хотела.

— А теперь, — улыбнувшись, сказал он, — за мной вальс.

Он медленно закружил ее вокруг постели перед горящим камином. Джорджиана даже представить себе не могла, что когда-нибудь она будет в тихом полумраке танцевать в спальне какого-то мужчины, тем более в спальне виконта. У нее кружилась голова и перехватывало дыхание, она знала, что ни с одним мужчиной, кроме Тристана, не осмелилась бы на такое.

Неслышная мелодия вальса звучала в ее сердце. Ее юбка шурша касалась его ног, Тристан слишком близко прижимал к себе Джорджиану, нарушая всякие приличия. Однако здесь они могли делать все, что им хотелось. Никто никогда не узнает.

— Подожди, — прошептала она.

Дэр остановился и ни о чем не спросил, когда, опершись на него, девушка наклонилась, сбросила туфли и швырнула их к камину.

— Когда ты последний раз танцевала вальс босиком? — спросил он.

— Когда мне было десять лет, в гостиной в Харкли. Грей учил меня. Он требовал, чтобы я сняла туфли, иначе я, как слон, затопчу его. Мама была в ужасе. — Они снова медленно закружились, и Джорджиана прильнула щекой к его груди. Его сердце сильно и быстро билось в одном ритме с ее сердцем. — По-моему, мама тогда предполагала, что Грей женится на мне. Как будто я захочу выйти за такого злюку.

— Он рассказывал о тебе в Оксфорде, — заметил Тристан, не прерывая танца.

Джорджиана закрыла глаза, слушая биение его сердца и звук его голоса.

— Полагаю, ничего хорошего.

— Он упомянул, что бросил тебя в пруд, чтобы ты не ходила за ним по пятам по всему имению.

— Да, головой вперед. Я всплыла с пиявкой на носу. Потом он еще долго уверял, что она высосала мои мозги. Мне было шесть, а ему четырнадцать, и я верила ему, пока тетя Фредерика не заставила его поставить пиявку ему на голову, чтобы доказать, что он лжет.

Тристан рассмеялся.

— Он всегда с нежностью говорил о тебе, большей частью о том, какая ты была упрямая, умная и самоуверенная. Почему-то я всегда представлял тебя расхаживающей в бриджах, с сигарой в зубах. Когда я впервые тебя увидел… — Он надолго замолчал, они медленно вальсировали по комнате. — У меня перехватило дыхание.

Джорджиана откинулась назад, так что ее бедра соблазнительно покачивались в ритм беззвучной мелодии вальса. Тристан наклонился, и его губы скользнули вниз к ямочке между ключицами. Их бедра соприкоснулись, и она почувствовала, что он готов овладеть ею. Она должна была бы рассердиться при мысли, что он после того, что произошло в прошлый раз, посмеет попытаться снова затащить ее в постель, но в охватившем ее возбуждении не находилось места для гнева. Так много времени прошло с тех пор, как она была в его объятиях.

— Почему бы тебе не распустить волосы? — попросил он хриплым от волнения голосом.

Если бы у Джорджианы оставалась хотя бы капля здравого смысла, она убежала бы так быстро, насколько позволили ее босые ноги. Но тогда он бы не целовал ее, а она жаждала его поцелуев. Она освободила руки и, подняв их к волосам, начала вынимать шпильки и заколки, бросая их на пол. Золотые волнистые волосы заструились по ее спине.

Они двигались медленнее и затем остановились возле камина.

— Боже мой, Джорджиана! Боже мой!

У него дрожали руки, когда он, перебирая ее волосы и любуясь, перекинул их через ее плечо.

Не ожидая, когда самообладание покинет ее, Джорджиана протянула руки к его голове и, наклонив, поцеловала виконта.

— Только дай мне одно обещание, — сказала она дрожащим голосом, пряча лицо на его груди.

— Какое? — спросил он, не отрывая рук от ее спины. Платье соскользнуло на пол прежде, чем она поняла, что он делает.

Господи! Она вспомнила неописуемое наслаждение, которое испытывала в его объятиях в ту ночь.

— Скажи, что ничего не будешь обещать мне.

— Обещаю. — Он снова искал ее губы.

Дэр снял фрак и швырнул его на пол рядом с ее платьем. Не отрываясь от ее губ, Тристан расстегнул жилет и тоже отбросил его в сторону.

— Я так скучал по тебе, — прошептал он.

Все ее существо откликнулось на его слова. В одно мгновение Джорджиана развязала его галстук.

— Ты же часто видишь меня, — с трудом проговорила она, чувствуя как его руки притягивают ее для нового поцелуя.

— Но не так, как сейчас.

Она дрожала от прикосновений его горячих губ и языка к ее полуобнаженной груди.

Его страсть немного пугала ее. До сегодняшней ночи степень близости, до которой они могут дойти, определяла Джорджиана. Сегодня виконт превратился в летнюю грозу, неуправляемую, мощную и готовую унести ее в бурном вихре, противостоять которому не было сил.

Она приподняла его рубашку и погладила теплую гладкую кожу его живота.

Твердые мускулы подрагивали от ее прикосновений.

— Я все такой же? — тихо спросил он.

— И да, и нет. На этот раз я уже знаю тебя.

Он поднял руки, и она, через голову стащив с него рубашку, бросила ее на пол.

Тристан, прижимая ее к спинке кровати, продолжал целовать.

— Джорджиана, — шепотом повторял он.

Сквозь тонкую ткань сорочки Тристан дотронулся языком до ее груди. Под легким шелком он чувствовал ее отвердевшие соски. Не сдержав стон, Джорджиана запустила пальцы в его волосы, притягивая к себе.

Тристан опустился перед ней на колени. Длинные пальцы скользнули вверх по ее ногам, прихватив за собой вверх и сорочку. На мгновение ей стало страшно. Нет! Она не позволит так поступить с ней еще раз.

— Тристан!

Он поднял глаза.

— Я не буду давать никаких обещаний, Джорджиана, — тихо произнес он, — но…

— Нет. Все хорошо. — Она не желала вновь услышать, что он любит ее, не оставит ее, будет рядом, когда утром она проснется, или что она не пожалеет о том, что сделала. Сегодня она не хотела думать о том, что будет потом, когда пройдет эта ночь.

— Ты уверена?

Его слова заставили ее вздрогнуть.

— Да!

Он снова начал гладить ее ногу, пока не добрался до края чулка, который медленно стал спускать до пальцев, после чего снял и молча протянул ей. Джорджиана сжала его в кулаке, не выпуская, пока виконт не снял и второй.

Он хотел придать этому жесту какое-то значение, но девушка отказывалась понимать его. Сегодня — это сегодня. Ни вчера, ни завтра не имели значения. Не спуская с Тристана взгляда, она бросила оба чулка в кучу лежавшей на полу одежды.

— Теперь твоя очередь, — неуверенно сказала она. — Снимай сапоги.

Тристан прислонился к спинке кровати и стянул один блестящий черный сапог, затем второй и швырнул их в темный угол.

— Хочешь, чтобы я снял что-нибудь еще?

Он опять передавал ей власть, и это немного успокоило ее. Хотя потом ей будет труднее оправдать себя. Но это потом. Джорджиана шагнула вперед и расстегнула верхнюю пуговицу его панталон.

— О да!

Этот маленький жест вызвал целую бурю чувств. Тристан обхватил ладонями ее лицо и жадно и грубо впился в ее губы, вонзая язык в глубь ее рта, не давая дышать.

Она расстегнула остальные пуговицы, и его панталоны упали на пол.

Она не смогла удержаться и, оторвавшись от его губ, посмотрела вниз. Легкая поросль темных вьющихся волос на груди сужалась на его плоском мускулистом животе, притягивая взгляд еще ниже.

В двадцать четыре он был красив. В тридцать стал совершенно неотразим — настоящий мужчина атлетического сложения с четко обрисованными чертами лица и проницательным умным взглядом.

Джорджиана дотронулась до теплой гладкой кожи мужской плоти, и его мускулы напряглись. Осмелев от сознания, что Тристан стоит совершенно голый, а на ней все еще шелковая сорочка, она обхватила его рукой. Медленно гладила, пока он неподвижно не встал перед ней, прекрасный, словно изваянный из мрамора, но теплый, живой и мощный.

— Тристан, — прошептала она, глядя в блестевшую голубизну его глаз, — я, кажется, еще не совсем раздета.

— Это не беда.

Он опустил с плеч бретели ее сорочки и осторожно потянул вниз. Джорджиане пришлось помочь ему спустить сорочку с талии, и она упала к ее ногам.

Он погладил ее ключицы, затем обвел ладонями ее груди и соски.

— Я тоже помню тебя, — прошептал Дэр, приникая к ее левой груди.

У Джорджианы перехватило дыхание, только столбик кровати, о который она опиралась, не позволил ей опуститься на пол. Тристан чуть прикусил ее сосок, и у нее подкосились ноги.

Тристан подхватил ее, поднял и поднес к середине кровати. Откинув одной рукой простыни, Дэр опустил ее на середину мягкого ложа и лег рядом. Ее тело напряглось от все возрастающего возбуждения, она знала, что будет дальше. Он продолжал губами ласкать ее грудь, а его руки скользили по ее животу, опускаясь все ниже. Он проник пальцем внутрь ее, и она вздрогнула.

— Ты меня хочешь? — снова целуя ее, тихо спросил он. — Ты хочешь меня там, внутри?

— Да, я хочу тебя.

Удовлетворение и желание смешались в его взгляде.

— А я не думал, что захочешь.

Тристан раздвинул ее ноги и прижался к ней.

— У тебя никого не было, кроме меня, или был? — спросил он, приподнимаясь на руках и снова целуя ее.

— Никого.

В прошлый раз он был терпелив и нежен. Сегодня же не сдерживал себя, и она выгнулась навстречу ему, когда он входил в нее. Джорджиана вскрикнула, но не от боли, а от наслаждения. Тристан зажал ей рот поцелуем, заглушая стоны. От ритма его движений качалась кровать, как будто они вдвоем исполняли какой-то экзотический танец.

Желание внутри ее становилось невыносимым, ей казалось, что оно убьет ее. Джорджиана впилась пальцами ему в плечи, вжимаясь в него, чтобы слиться с ним, чтобы сгореть вместе в охватившем их пламени страсти.

— Произнеси мое имя, — задыхаясь, пробормотал Дэр, целуя ее в ушко.

— Тристан. О, Тристан.

Она содрогнулась, чувствуя неразрывную связь с этим обнимавшим и любившим ее человеком.

— Джорджиана!

С последним стоном он глубоко погрузился в нее, а затем его тело обмякло, и голова упала ей на шею.

Ей доставляло огромное наслаждение чувствовать на себе его теплое тяжелое тело. Казалось, что прошла целая вечность с тех пор, когда она была половинкой их двоих, а не чем-то отдельным. В тот раз, проснувшись, она увидела, что он ушел из ее спальни и один чулок исчез. «На память», — думала она тогда, пока не узнала о пари.

Дэр, все еще оставаясь внутри ее, подхватил Джорджиану под ягодицы и перевернулся на спину так, что она оказалась на его груди. Они долго лежали молча, и Тристан нежно перебирал ее волосы. Наконец Джорджиана обрела способность нормально дышать, приподняла голову и посмотрела на него.

— Я такая же, как и раньше?

— Нет. Ты стала соблазнительнее.

С насмешливой улыбкой виконт погладил ее ягодицы.

Она вздохнула. Действительность по-прежнему находилась за темным балдахином его кровати, и она была бы счастлива, если бы могла оставаться за этим пологом подольше. Джорджиана с нежностью провела рукой по его груди, и замерла нащупав небольшой шрам у левой ключицы.

— Этого не было, — сказала она. — Что это?

— Три года назад меня сбросила лошадь, и я упал на камень. Чертовски болело. — Он отвел волосы с ее лица и чуть приподнял голову, чтобы видеть глаза. — Ты так хорошо все помнишь, что заметила этот шрам?

«Я помню все», — хотела сказать она, но передумала.

Ей было приятно вот так, уткнувшись в его плечо, лежать в его крепких объятиях. Джорджиана готова была никогда не просыпаться. Однако…

— А как же Амелия Джонс?

— Я разберусь с ней позже. Поговорим о чем-нибудь другом, моя прелесть.

Она собиралась задать еще несколько вопросов, но глаза сами собой закрылись, и она уснула под звуки его тихого дыхания и спокойного биения его сердца. Когда Джорджиана проснулась, серый рассвет пробивался сквозь синие занавеси. Она лежала, не шевелясь, чувствуя как под ее щекой медленно поднимается и опускается его грудь.

Уходить ей не хотелось. Но оставаться она тоже не могла. Осторожно сняв его руку со своего плеча, она села. Тристан пошевелился, повернул к ней голову, но не проснулся. Ей хотелось поцеловать его в щеку, но усилием воли Джорджиана заставила себя сдержаться.

Он в конце концов уступил ей, решив, что он прощен. Ну, она простила… и не простила. Но все это не имело значения, потому что она никогда не доверит ему свое сердце. То, что произошло ночью, было всего лишь вожделением, вызванным чувством неудовлетворения, накопившимся за шесть лет вражды.

Его секретер был открыт. Джорджиана, обмакнув перо, набросала короткую записку, которую вместе с чулком положила Тристану на подушку. Сделав это, Джорджиана вынула из комода шкатулку, открыла ее и тоже положила рядом с запиской.

«Он заслужил это», — упрямо твердила она себе, стараясь не смотреть на него.

Она неслышно собрала свои вещи и выскользнула из комнаты, закрыв за собой дверь. Если повезет, она выберется из дома прежде, чем он проснется. Если повезет больше, она сможет вернуться домой в Шропшир до того, как он решит отомстить ей. Если удача будет огромной, она сможет без слез покинуть Карроуэй-Хаус.

Джорджиана вытерла скатившиеся по щекам слезы. Удача совсем не казалась ей удачей.