Глава 8

Так, значит, Тристан думает о ней. Очень хорошо. Этого она и добивалась. Но Джорджиана сомневалась, что от него можно ожидать чего-то хорошего, и никто лучше ее не знает, что получается, если подпадаешь под чары этого развратника.

Может быть, Тристан и считает, что не делал предложения Амелии Джонс, но мисс Джонс думает, что он его почти сделал. И лжет он о своих обязательствах перед девушкой или нет, сердце ее все равно будет разбито. Несмотря на дрожь, пробегающую по ее телу при воспоминании о поцелуях этого слишком опытного виконта, Джорджиана не забывала о цели своего пребывания в Карроуэй-Хаусе. Больше никогда ее сердце не возьмет верх над разумом, о каком бы превосходном мужчине ни шла речь.

Шумный день закончился, и они с Эдвиной и Милли расположились в гостиной. Если бы она по-прежнему жила с тетей Фредерикой в Хоторн-Хаусе, то день был бы заполнен разборкой множества писем, ежедневно приходивших герцогине, и составлением ответов на десятки приглашений. Уделить час-другой увлекательному чтению казалось непозволительным грехом.

— Знаете, вам не обязательно тратить время, проводя здесь целый день, — нарушила молчание Милли.

Джорджиана подняла голову:

— Простите?

— Я хочу сказать, мне доставляет удовольствие быть с вами, и ваше общество — радость для нас, но вы, должно быть, находите нас, двух старых ископаемых, ужасно скучными по сравнению с вашими друзьями.

— Глупости! Мне здесь очень нравится. Если, конечно, вы не желаете избавиться от меня, — сказала она, стараясь, чтобы это прозвучало как шутка.

Ужасная мысль мелькнула в ее голове, и девушка резко выпрямилась. Вдруг они догадались, что это она виновата в купании Дэра, и только хотят найти подходящий предлог, чтобы вежливо отослать ее.

Эдвина вскочила с кресла и схватила Джорджиану за руку.

— О, никогда! Это просто… — Она взглянула на сестру.

— Просто что? — спросила Джорджиана с упавшим сердцем.

— Ну, Тристан сказал, что вы получаете письма от джентльмена. В нашем доме столько мужчин, мы подумали… может быть, этот джентльмен боится.

— Вы хотите сказать, что он, может быть, боится нанести мне визит в этом доме? — спросила с облегчением Джорджиана. — Если бы у него были серьезные намерения, я уверена, он бы так и сделал, невзирая ни на что.

— Так это всего лишь флирт? — предположила Милли.

На минуту Джорджиана задумалась: тетушки или Тристан пытаются узнать имя ее таинственного поклонника. Следует быть осторожной, пока она не удостоверится, кто именно. Она вздохнула:

— Да, боюсь, что так.

— А кто он, дорогая? Может быть, мы сможем образумить его.

Она перевела взгляд с одной на другую. Она никогда не расскажет им о своих истинных намерениях относительно Тристана. Это не только разобьет их сердца, они возненавидят ее, а она их искренне любила.

— Мне бы не хотелось обсуждать это, если вы не возражаете.

— О, конечно. Только… — Эдвина умолкла.

— Что? — с разгорающимся любопытством спросила Джорджиана.

— Ничего. Совсем ничего, дорогая. Всего лишь флирт. Временами нам всем нравится пофлиртовать.

Внезапно Джорджиана поняла, чего добивались тетушки. Они рассчитывали, что сосватают ее и Тристана, подумать только, Тристана!

— Флирт, конечно, лишь начало, — заявила она, принимаясь за чай, — Кто знает, что потом из этого получится?

Обе тетушки поникли.

— Да, кто знает?

Джорджиана почувствовала укор совести, но подавила его. Она могла бы обвинить во всем Дэра: он это начал. Во всем была его вина.

Даже если он ей почти нравился, иногда.

Когда вся большая семья Карроуэй собралась за обеденным столом, Тристан нравился ей уже меньше. Купание в пруду с утками нисколько не отразилось на его высокомерии, сквозившем в каждом его взгляде. Когда он отодвинул для нее стул, у Джорджианы возникло желание спросить, почему у него такой самодовольный вид, возможно, это как-то было связано с их поцелуем. А в таком случае его молчаливое торжество было, безусловно, лучше, чем громкое хвастовство.

— Ты бы видел меня, Тристан, — с довольным смешком сказал Эдвард, когда Докинз и лакеи разносили жареного цыпленка с картофелем. — Я заставил Грозовое Облако перепрыгнуть через огромное бревно! Мы были великолепны, правда, Шо?

Брэдшо проглотил кусок.

— Это была жалкая тоненькая веточка, в остальном Коротышка говорит правду.

— Это была не веточка! Это было… — Он умоляюще посмотрел на Эндрю.

— Здоровенный сук, — подтвердил брат, улыбаясь, — да еще с торчащими острыми ветками.

— Как дикобраз, — закончил Эдвард, выпячивая грудь.

— Потрясающе, Эдвард! — сказала Джорджиана, улыбаясь просиявшему мальчику. — А знаешь, если говорить о дикобразах, Тристан сегодня тоже столкнулся с дикой природой.

— Неужели?

— Расскажите, — попросил Брэдшо.

— Джорджи…

— Так вот, мы гуляли в Гайд-парке, — начала она, не обращая внимания на мрачный взгляд Дэра, — и я заметила у берега пруда утку, запутавшуюся в водорослях, ваш брат спас бедняжку…

— Но при этом свалился в воду! — закончила рассказ тетя Милли.

Все семейство, за исключением Роберта, разразилось хохотом.

— Ты свалился в пруд? — сквозь смех спросил Эдвард.

Лорд Дэр отвел взгляд от Джорджианы.

— Да. А ты больше ничего не знаешь?

— А что?

— Джорджи получает вонючие, надушенные письма от тайных обожателей.

Она невольно открыла рот.

— Не надо так говорить, — возмутилась она.

Тристан взял на вилку картофелину и неторопливо прожевал ее.

— Это правда. Очень вонючие.

— Нет!

— Тогда, Джорджиана, расскажите нам, от кого они.

Она густо покраснела. Все пятеро братьев Карроуэй смотрели на нее, четверо чуть насмешливо и с любопытством. Однако только выражение глаз пятого овладело ее вниманием. Сердце учащенно забилось.

— Тристан Майкл Карооуэй, — обратилась к нему тетя Эдвина с таким видом, словно он был мальчишкой, которого следовало отшлепать, — извинись.

Губы виконта дрогнули, но он не спускал глаз с Джорджианы.

— Почему я должен извиняться?

— Переписка леди Джорджианы тебя совершенно не касается.

Короткая отсрочка дала Джорджиане возможность собраться с мыслями.

— Может быть, мы обсудим вашу переписку, — набралась она храбрости, — или вы, возможно, чувствуете себя обделенным, не получая любовных писем?

— А вот я чувствую себя обделенным, — заметил Брэдшо, протягивая руку за бисквитом.

— И я тоже, — заявил Эдвард, по выражению лица которого было видно, что он понятия не имеет, о чем идет речь.

— А может быть, мне удается скрывать мои личные дела, — становясь более мрачным, проворчал Тристан.

— И в то же время вы считаете необходимым сплетничать о моих, — сказала она и побледнела.

Дэр только приподнял бровь.

— Откройте мне тайну, заслуживающую молчания, и я буду молчать. — Взглянув на слушавшую их с интересом аудиторию, он сделал знак Докинзу налить в бокал кларета. — А пока я согласен не обсуждать ваши ароматные письма.

Неужели он снова пытается внушить ей, что достоин доверия, или хочет выведать, что у нее на уме? Джорджиана чувствовала, что нельзя злоупотреблять своей удачей. Она перевела разговор на бал, который намечался в конце недели в Девоншире и считался главным событием сезона.

— Вы поедете? — спросила она Милли и Эдвину.

— Боже, нет, конечно. У герцога наверняка будет столпотворение. Я отдавлю всем ноги своим креслом.

— А я останусь дома с Милли, — твердо заявила Эдвина.

— Вы поедете, не так ли? — спросил Тристан, лицо которого утратило свое злое выражение.

— Я останусь с вашими тетушками.

— Глупости, Джорджиана, — вкрадчиво заметила Милли. — Мы с Эдвиной будем в постели еще до того, как начнутся танцы. Вы должны поехать.

— А я поеду, — сказал Брэдшо. — Там, вероятно, будет контр-адмирал Пенроуз, и я хочу добиться, чтобы…

— Чтобы он дал тебе собственный корабль, — хором закончили за него Эндрю и Эдвард.

Джорджиана увидела, как дернулась щека у Тристана, но этого никто не успел заметить. Независимо от того, заслужит ли Брэдшо звание капитана или купит его, это было дорогое предприятие. Она знала, что у семьи Карроуэй большие денежные затруднения, это было известно всем. Огромное бремя забот легло на плечи Тристана. И в связи с этим она подумала о другом. Ему, вероятно, и в самом деле надо жениться на богатой женщине, такой как Амелия Джонс, однако он мог бы относиться к ней получше. Жестоко заставлять бедную девушку чувствовать себя парией, даже если он не испытывает к ней никаких чувств.

— Значит, решено, — сказал Тристан. — Брэдшо, Джорджиана и я едем в Девоншир на бал. — Он взглянул на сидевшего в дальнем углу молчаливого брата, — А ты, Бит? Тебя, как ты знаешь, тоже пригласили.

Не то вздрогнув, не то содрогнувшись, Роберт покачал головой:

— Я занят.

Он встал из-за стола и, слегка поклонившись, вышел из комнаты.

— Черт, — проворчал Тристан так тихо, что Джорджиана едва расслышала его.

Он все еще смотрел на дверь, за которой скрылся брат.

— Что с ним произошло? — шепотом спросила Джорджиана, когда остальные увлеклись обсуждением предстоящего вечера.

— Кроме того, что его едва не убили? Не знаю. Он не говорит мне. — Виконт указал на бисквит, остававшийся на ее тарелке. — Вы будете это есть?

— Нет. А что…

Тристан протянул руку и взял его.

— Я рад, что ты едешь на бал.

Он отломил кусок сдобного хлеба и положил его в рот.

— Не понимаю, чему ты радуешься, — сказала она, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не слышит. — Я же воспользуюсь случаем помучить тебя.

— Мне нравится, когда ты меня мучаешь. — Он тоже, прежде чем ответить, посмотрел на сидевших за столом. — И мне нравится, что ты здесь.

Ее план начинал осуществляться. Джорджиана объясняла свое частое сердцебиение чувством удовлетворения.

— Временами мне здесь тоже нравится, — помедлив, ответила она.

Если она раньше времени растает перед ним, у него возникнут подозрения, и ей придется начинать все с начала.

— Временами? — повторил он, продолжая есть ее бисквит.

— Когда ты не делаешь глупых объявлений о моих письмах или о своей готовности сохранять тайны.

— Но у нас с тобой есть тайны, не так ли? — прошептал он.

Джорджиана опустила глаза.

— Лучше бы тебе не напоминать мне о них.

— Почему же? Это оставило незабываемые воспоминания, и ты сама не хочешь забывать об этом. Для тебя это хороший предлог не выходить замуж.

Джорджиана прищурила глаза.

— Нет, это ты — мой предлог не выходить замуж. Почему ты думаешь, что я захочу выйти за кого-нибудь замуж после того, как ты оказался таким неудачным примером? — резко ответила она. — Почему ты думаешь, что я захочу дать кому-то власть над собой, чтобы… — Она покраснела и умолкла.

Он задумался над ее словами.

Она вскочила с места:

— Извини. Здесь душно.

Под удивленными взглядами остальных братьев Кар-роуэй она поспешно покинула комнату. Докинз не успел подойти к входной двери, как она распахнула ее и сбежала вниз по ступеням в небольшой розовый сад у восточной стены дома.

Тихонько бормоча ругательства, она села на каменную скамью, стоявшую под раскидистым вязом. «Глупая, глупая, глупая!» — твердила она про себя.

— Что ты отвечаешь, когда тебя спрашивают, почему мы так сильно ненавидим друг друга? — раздался в темноте тихий голос Тристана.

Он медленно подошел и остановился, прислонившись к корявому стволу дерева.

— А что говоришь ты? — вопросом на вопрос ответила она.

— Что я не продвинулся дальше поцелуя, когда ты узнала, что я заключил пари и мне нужен твой чулок как доказательство. Тебе не понравилось, что ты стала предметом спора.

— Я говорила почти то же самое, только добавляла, что ударила тебя по лицу, когда ты попытался солгать мне.

Он кивнул, глядя на залитый лунным светом сад.

— Прошло шесть лет, Джорджиана. Есть ли у меня шанс, что ты когда-нибудь простишь меня?

— Весьма незначительный, если ты не перестанешь упоминать шансы и пари в моем присутствии, — рассердилась она. — Я просто не понимаю, Тристан, как ты можешь быть таким… бесчувственным. Ко всем. Не только ко мне.

Она посмотрела ему в глаза, темные и непроницаемые. Он выпрямился.

— Пойдем в дом. Здесь холодно.

Она судорожно сглотнула. Ей действительно было холодно в тонком вечернем платье, но сегодня что-то произошло. Впервые за шесть лет они с Тристаном не просто мирно побеседовали. Это «что-то» заставляло ее не сводить глаз с его чеканного профиля, когда он подошел ближе и подал ей руку.

Сложив перед собой руки, чтобы не поддаться искушению и не дотронуться до него, она встала и пошла к дому. Джорджиану беспокоило, что она не испытывает гнева, и она не знала, что сказать.

— А не поможет, — тихо произнес он за ее спиной, — если я еще раз попрошу прощения?

Джорджиана обернулась к нему:

— Прощения за что? За то, что заставил меня поверить, что любишь меня, или за то, что попался на лжи?

На мгновение его глаза гневно блеснули. Отлично! Теперь с ним проще, чем в то время, когда он не был таким чувствительным и внимательным.

— Я приму это как отказ, — сказал виконт, — но в ту ночь… я меньше всего желал обидеть тебя. Я не собирался делать этого и очень сожалею, что так случилось.

— Хорошее начало, — сказала она дрогнувшим голосом, поднимаясь по ступеням к двери. — Или могло быть началом, если бы я тебе поверила.

На следующий день прибыло еще одно письмо на имя Джорджианы. Тристан с отвращением понюхал его, но, видимо, тот, кто обливал письма одеколоном, потратил все флаконы на предыдущие.

Оглянувшись на дверь, он сломал восковую печать и развернул письмо. «Дорогая леди, — прочитал он, — несколько дней я обдумывал содержание этого письма. Несмотря на вашу…»

— Милорд?

Тристан подскочил от неожиданности.

— В чем дело, Докинз? — спросил он, опуская письмо на колени.

— Корзина для пикника готова, милорд, и коляска у подъезда, как вы приказали.

— Я сейчас выйду. Закрой дверь, пожалуйста.

— Да, милорд.

Взяв снова письмо, он взглянул на подпись: «Уэстбрук». Она действительно получала письма от знакомых мужчин. А он было подумал, что она пишет их сама. Раз уж он развернул письмо, следовало дочитать его до конца. «…Несмотря на вашу доброту, с которой вы приняли мои извинения за недостойное поведение в Риджентс-Парке, я считаю себя обязанным объясниться. Я давно наслышан о вашей неприязни к лорду Дэру и, боюсь, слишком поспешно бросился вам на помощь, когда случайно услышал его резкие слова, обращенные к вам».

Тристан недовольно взглянул на письмо.

— Резкие слова? Да я был очень любезен, свинья ты этакая, — проворчал он.

«Не сомневайтесь, я вмешался только потому, что питаю к вам глубочайшее уважение, и всегда буду уважать вас. Ваш покорный слуга, Джон Блэр, лорд Уэстбрук».

Значит, у Джорджианы был поклонник, которого не интересовали ее деньги. Тристан плохо знал маркиза, хотя несколько раз встречал его в клубе и в обществе.

Уэстбрук был более консервативен, чем он, в том, что касалось заключения пари, и за исключением случайных встреч их пути редко пересекались. Их политические убеждения также не совпадали. Но, кажется, у них нашелся общий интерес.

Тристан долго смотрел на письмо, затем снова сложил его. Поднявшись, он взял письмо за уголок и поднес к горящей настольной лампе. Бумага задымилась и съежилась. Когда она достаточно обгорела, он бросил ее в мусорную корзину, а сверху засыпал содержимым ближайшей к нему вазы.